Марья Трофимовна с утра чувствовала себя неважно. Ломило спину, крючило суставы, ну а главное, кружило и стреляло голову. «Ничего, - думала она, - главное сейчас до дому добраться, затем отлежусь, и всё как рукой снимет. И угораздило же меня пойти к Нюрке в гости. Чего понесло-то? Сидела бы дома, а сейчас Нюрка стоит, словно глухонемая, лыбится и не хочет её выпускать из дома. Сама виновата – загостилась. Пришла вчера, думала на минуточку, а всю ночь проговорили, сейчас домой бежать через всю деревню. Как там дети? Не испужались ли, что мама долго не приходила? Всё, домой. Больше не пойду в гости, пусть даже не зовёт. Голову-то как кумарит. По дороге найду лопух, ко лбу приложу, головокружение мигом снимет, а то вон как заносит».
-Нюра, ты чего меня держишь-то? Пошто не выпускаешь из дому? Меня же дети голодные ждут. Открой! Выпусти! Чё глумишься-то надо мной?! Отпусти! Вон коров уже гонят. Кто Марту-то встретит? Ещё же печку топить надо. Выпусти меня, домой пойду. Нюра! Отопри двери. Зачем заперлась-то?! Подсоби во двор выйти. Ну вон какая красивая стоишь. Румяная вся. Ты же Митрофанова дочь. Я вот Митрофану всё расскажу, что ты над старым человеком изгаляешься. Кормить-то меня будешь? Три дня ничего не ела. Хлебушка хотя бы дай в дорогу. Ты чего хлебушка-то жалеешь?! Ко мне придёшь, я тебя накормлю до отвала. У меня щи свежие стоят. Пойдём ко мне. Чего улыбаешься и молчишь. Дверь хотя бы открой, я тихонько выйду во двор и уйду. Не стыдно тебе: улыбаешься, а бабушка голодная!
Мария Трофимовна не сразу поняла, что хлопнула входная дверь. Сразу посвежело. В комнату кто-то вошёл.
-Мама, не потеряла меня? Я же только на рынок съездила, да пока в пробках простояла, ну а ты опять с зеркалом разговариваешь? Нашла себе подружку и целые дни с ней сплетничаешь. На минуту тебя оставила, а ты опять обмочилась. Дверь в туалет не нашла? Я же её специально не закрыла. Нацепила на себя покрывало и три юбки натянула, вырядилась прямо как девочка. Ну давай снимай всё!
«А это ещё кто? – затревожилась Мария Трофимовна, - поди Нюркина тётка, скверная баба, злющая на язык и падкая на самогон», - но в слух это не сказала.
-Зачем с меня шапку-то стаскиваешь и полушубок? Бесстыдница! Со старого человека вещи-то снимать! Молодая, а наглая!
-Давай, мама, всё снимаем и переодеваться будем.
«А может и не Нюркина тётка, - засомневалась Мария Трофимовна, - уж та до нитки, бесстыдница, старого человека разденет», - но на всякий случай уточнила:
-А ты чья будешь?
-Совсем меня не узнаёшь?
-Припоминаю малость, знакомая вроде. Давно тебя не видела.
-Ну давай вспоминай!
«Видно хорошая женщина», - и тут Марью Трофимовну как в лоб ударило, голова прояснилась, она воскликнула:
-Ты соседка-молочница, молоко приносишь.
-Ну вот, мама, я у тебя уже молочницей стала! Я же дочь твоя, Татьяна!
«Всё-таки Нюркина тётка. Вон, еле на ногах стоит. Опять с утра нализалась, бессовестная. Как меня к ней занесло?», - загрустила бабушка:
-Какая ты дочь?! Тьфу на тебя! Ты же старая! А дочь моя в школу собирается. Выпусти меня. Она же голодная. Выпусти меня, пойду её покормлю на дорожку.
-Выросла я, мама, а ты и не заметила! Забыла всё. Всю свою жизнь забыла. Словно и не жила. Ничего в памяти у тебя не осталось, как ластиком всю память у тебя стёрли. Забыла, как в войну голодали, жёлуди собирали и варили. Как меня в школу наряжала: юбку свою перекроила и отправила. А потом как в институт поступала. В чемодан картошки с луком наложила, чтобы я не голодала, я его еле до общежития дотащила. Парень мне тогда помог, Николай. А через год я к тебе уже с Николаем приехала летом. Чтобы тебя не огорчать, не сказали, что уже расписаны, а ты, словно материнским сердцем чувствовала, всё мне на живот смотрела, да ждала, что я тебе признаюсь, что уже ребёночка жду. А через полгода внучка у тебя родилась, Алёнка. На тебя похожая: волосы тёмные, глаза карие. Крикунья – свет таких не видывал. С годика с тобой жила. Привязалась. Как ниточка за тобой кругом бегала: и на ферму, и в лес, и на сенокос. Мамой тебя называла. А когда папу-то похоронили, то ко мне в город переехала. Зачем тебе одной в деревне зимовать? Морозными ночами вой ветра в трубе слушать? Никого уж в деревне не осталось. Стоят дома заколоченные, и продать их некому и жить никто в них не хочет, все в город перебрались. А в эти выходные Алёнка с мужем приходили. Обрадовали, что девочка скоро родится, правнучка твоя. Уже придумали, как назовут - Марией. Радоваться надо, а ты не радуешься. Вот, Николай мой, царство ему небесное, умер три года назад – он бы обрадовался. А сейчас мы с тобой вдвоём живём. Ты старая из ума выжила совсем, да и я старая, ноги не ходят. Я твоя дочь, Татьяна. Вспомнила?
Слова тяжёлыми, ледяными булыжниками переваливались в голове Марии Трофимовны, вспыхивали лица, которые казались до боли знакомыми, но кто они были в её жизни, то ли родными, то ли случайными попутчиками, она не знала. Через какое-то время лица в памяти потускнели и вновь погрузились в темноту.
- Ты моя дочь разве?! Да, вспомнила. Всё вспомнила сразу. Ты мне сказала, я сразу и вспомнила. Спасибо тебе, дочка. Что-то голову мне сегодня кумарит, печку вчера закрыла рано. Ну пойдём тогда домой, дочка. Что мы с тобой в гостях-то сидим. Дома же нужно ужин варить, корову подоить.
-Некуда уже идти – десять лет как ты у меня живёшь, а корову я уже и не вспомню, когда ты держала.
-Продали корову что ли?
-Давно уже продали. Давай будем переодеваться. Вот не хочешь памперсы одевать и ходишь мокрая.
-А корову-то продали, деньги куда дели? – заволновалась Мария Трофимовна.
-Деньги на книжку положили.
-А мне немного денег дай, я себе хлебца куплю. Двери тихонечко открой, я в ограду выйду, да домой посягаю. Меня же дети маленькие ждут.
-Куда ты, мама, пойдешь? На улице зима. Снег по колено навалил. Летом тепло будет, съездим к тебе в деревню, дом посмотрим, на кладбище заедем, могилки поправим.
-Дак ты чё меня не пускаешь-то? Отпусти! Я тебе денег дам. Пряников себе купишь.
-Ах, мама-мама, что же мне с тобой делать? Пойдём на кухню. Я ужин приготовлю, а ты рядом посидишь.
-Некогда мне с тобой сидеть, домой надо идти! – заупрямилась бабушка, но через некоторое время смягчилась. – А ты, дочка, меня накормишь?
-Покормлю!
-Кашей покормишь?
-Кашей тебя покормлю!
-Рисовой кашей покормишь?
-Да, рисовой кашей тебя покормлю на молоке, ещё хлеб с маслом да чаем дам.
По всему телу пробежала сладкая истома, Мария Трофимовна окончательно почувствовала, что утренний кумар рассеялся, в голове прояснялось, события выстроились в голове ровными стежками: «Ну вот и славно сходила. Сейчас ещё кашки сладкой рисовой на молоке поем», - но вслух этого не сказала.
-Спасибо тебе! Давай покорми, а то же я совсем голодная. А я сразу поняла, что ты знакомая. Ты же Нюрка, да? Вот, Нюрка, меня покорми, а потом я домой пойду. У меня дома дети голодные.
Фотография с Интернета