Дженни...

               

                Крейзи Дженни - так звали меня в прошлой жизни. Я жила в приюте для  сирот.  В квартале, рядом с цехом, где красили шерсть анилиновыми красителями в черный цвет. Вонь от шерсти  и  анилиновой краски стояла везде. Люди, живущие в квартале, уже не замечали ее...  Когда из больших круглых чанов выливали жижу, похожую на черную бычью кровь, испуганные  вороны с криком взлетали  с деревьев, растущих неподалеку.
                Пар поднимался над окрашенной в черное - землей и мы, приютские  девочки сшибали его синеватые облака палками, с намотанными на них тряпками. Тряпки падали и, тут же, окрашивались в черное. Мы вытягивали их из земляной жижи и  продолжали  разгонять облака пара. Казалось, что земля  варится. Обычно опорожняли пять котлов. Рабочих было трое. Двое вытаскивали котел с раствором от которого шел пар, держа его  рваными, грязными рукавицами, а один  поддерживал котел сзади, когда они его переворачивали.
В тот день я стояла близко... с палкой  наизготове.
Мне не хотелось собирать земляную жижу. Нужно было постараться как можно быстрее окрасить ткань на палке, пока  рабочие выливали красящий раствор.  Если бы у меня все получилось так,  как я хотела, то в Рождество, у меня была бы новая юбка.  Черную ткань  я раскроила бы  и сама сшила  из нее простую , широкую юбку с поясом на резинке.Но ты помешал мне. Ты помешал мне, не думая о том, что я могу не получить на Рождество эту чертову юбку!
             В тот момент, когда я двумя руками  силилась удержать палку, с быстро намокающей тканью, один из рабочих не удержал свой край котла и он рухнул на землю. Кипящее варево выплеснулось  мне на руки. Боль была такая, что казалось, ядовитая, черная краска - растворяет мою тонкую кожу  и скоро  покажутся белые кости. Я, тут же, потеряла сознание, от боли и истощения.
            Когда я очнулась и стала кричать, рабочие  бросились поднимать меня. Они суетились рядом и как будто не знали, что им делать.  Боль была нестерпимой.  Я каталась по грязи, махала руками и дула на них.  Наконец, один из рабочих догадался  принести воды. Но вода оказалась почти горячей. Охлаждать ее было некогда.  И у этого великовозрастного дурака хватило ума полить  мне обожженные руки горячей водой. Это стало причиной  второго обморока. Из него так быстро я уже не вышла...

-Как тебя зовут, девочка... Твое лицо  казалось мне расплывшимся шаром с глазами и носом, справа от  которого поблескивал монокль...

-Крейзи Дженни, - пыталась выговорить я, настолько громко, насколько  хватило сил.

-Как? - переспросил ты, потому что ничего внятного не расслышал в моем хрипе .

-К-рей-зи  ...Дже-нниии - протянула я со стоном.

-Прости,дорогая,  знаю, что  тебе сейчас очень больно...Я наложил повязку с лечебной мазью и  скоро боль утихнет. Ожоги пройдут, Дженни. Нужно только немного времени. Ты согласна потерпеть?

Я кивнула головой. Терпеть я умела. Терпеть приходилось всю жизнь. С самого рождения, когда  меня  избивал пьяный отец, по поводу и без. Какой повод был нужен для избиения маленького ребенка? Любой!  Плач.... Падение на ровном месте. Испачканная одежда. И  самый главный повод - его похмелье.
Позже, когда родители отправились на небо и меня определили в приют для сирот - пришлось терпеть еще большее. И боль была не самым  страшным испытанием.
 
-Вот и умница, девочка. И ты погладил меня по волосам.
 
-Хочешь, я тебе  молока принесу?
 
Я попыталась приподняться.Но сделать это без помощи рук было сложно. А опираться на культи было очень больно.

-Нет-нет-нет! Лежи-лежи, дорогая!  Тебе нельзя пока вставать! Обмороки в твоем возрасте очень вредны. Тебе, ведь, лет двенадцать, да, Дженни? - спросил ты, подкладывая мне под голову подушку.

-Пятнадцать, сэр .

-Не утруждай себя излишней вежливостью, улыбнулся ты , - называй меня просто Энди. В конце - концов, я не так уж, стар.  У меня есть два ученика, с которыми я  занимаюсь по средам и мне достаточно того, что они  бесконечно галдят: Сэр-сэр-сэр.
 
-Скажи, Дженни, ты ведь, из приюта Магдалины? Рабочие сказали,что ты пыталась красить ткань, держа ее на палке. Почему ваша мать - монахиня разрешала вам делать это?
 
-Мы не только для себя красим ткань, но и для нее, и для других монахинь.
Наша основная обязаннность стирка. Мы все работаем в прачечной, но иногда монахини заставляют нас выходить на покраску. Сразу, за один раз, ткань окрасить невозможно.
Ее сушат и выходят во второй раз... и так, пока она не станет достаточно черной. Эта ткань нужна нам для юбок.
(мой голос окреп после молока, которым ты поил меня, держа фарфоровую чашку в одной руке, другой поддерживал мою голову, чтобы мне удобнее было пить)

 -Отдавать ткань в покраску - дорого.  А, рабочие цеха - выливают остатки раствора в канаву. Вот монахини и заставляют  нас красить ткань, держа палки в руках.
Не только  я обожглась. Многие девочки обжигались паром. Обжигали и ноги, и руки, и лицо. Позавчера две молодые женщины из Дублина уронили бак с кипятком на себя. Их некому жалеть. Они падшие. Все это знают . Таких у нас много в приюте. Есть  и те, которых испортили в детстве. Кого отец, кого брат. Эти девочки  все немножко не в себе. Такие же, как я.
Говорят, что и меня не пожалел отец. Но я ничего не помню. Маленькая была. Какие - то обрывки. А потом все черное. Поэтому я и попала в приют. Только там,  все  то же самое. Всех некрасивых девушек  и девочек определяют в прачечную. А красивых  время от времени освобождают  от стирки и уводят  куда-то.
 
Те, кто возвращался, рассказывали... что  с ними делали  монахини или священники. Или те  мужчины, что обслуживают приют. Даже те богатые джентельмены, которые дают деньги  настоятелям на содержание воспитанниц, не гнушаются  наших "постирушек".
 
-Ты не должна вспоминать это, Дженни. Я могу устроить так, что ты больше не вернешься в монастырский приют. Я могу удочерить тебя. Ты ведь, полная сирота? Ты хочешь вернуться туда, Дженни?

Нет...я не хотела туда возвращаться...
 
Ты смотрел на меня своими мягкими и теплыми, как мед глазами и мне казалось, что я тебя знала уже давно-давно. Даже твой монокль я знала. И бородку видела... и  то, как ходит по горлу кадык, когда ты говоришь, я тоже видела раньше.
 
И я уже знала твой запах.
Ты пах вкусно. Молоком, табаком, крепким чаем, и нафталином.
Ты хранил свой костюм в шкафу и оставлял в карманах, нафталиновые шарики.   А я очень хорошо умела их различать!
 
В прачечной мы быстро научались отличать запахи друг от друга...
 
Запах пятен от вина и виски, крови и пота, дерьма и застаревшей мочи...

 Я даже, знала как пахнут бело - желтые пятна на мужских кальсонах.  Девушки, которые поступили в приют на перевоспитание с улицы, смеясь и кривляясь,  объясняли, тем кто младше, что значит каждое пятно.
 
-О! - это наверняка, подштанники  господина О, Рейли -  управляющего городской почтой!

Жена не стирала ему их со  дня свадьбы! Этот старый скупердяй носит их и летом и зимой, не меняя! Посетители почты, убегают в ужасе, когда  он выходит из своего кабинета в общий зал!
-А эти пятна - явно принадлежат - мяснику Галлахеру. Эта скотина всегда был вымазан коровьей кровью. Одно из двух, или он еще раз лишил девственности свою худосочную жену, или несчастную коровку!
 
-А эту рубаху я узнаю с закрытыми глазами, смеялась  одна из новеньких девушек,- Это мой первый клиент - вонючка редкая! У него под мышками было мокро так, что  даже фрак промокал  и белые разводы  соли были такие ,что можно было соскребать их  и солить  пищу!

Они смеялись и смешили нас - маленьких девочек. Но за это нас сурово наказывали. Нам нельзя было разговаривать в течении дня вообще. Работать и все.
А те, кого  матери - монахини  заставали с открытым ртом - подвергали наказанию.
Их сажали  в холодный карцер на ночь. С босыми ногами. А мы знали,что в карцере бегают крысы. Одна девочка, которую наказали и посадили в карцер,  была очень худая и слабая. Она  умерла от страха  ночью. И крысы съели ей все лицо и грудь.
 
Мы плакали на следующий день. А матери - монахини  били нас по щекам и заставляли опять работать.
 
-Тебе трудно вспоминать это. Или ты хочешь выговориться, потому что долго молчала, Дженни? - спросил ты и поправил прядь волос у меня на лбу.
И тут же, в волнении, стал щупать мне лоб:

Ох,  что-то ты мне не нравишься! Кажется,  у  тебя  начинается жар! Только бы не инфицированная рана!  Полежи пока без меня, я  схожу к провизору кое-что прикуплю для тебя из лекарств и сладостей из кондитерской. Ты будешь умницей? Не  падай больше  в обморок, ладно?!

И ты  потрепал меня по щеке, теплой ладонью.
      
             Когда ты вернулся, я опять была в обмороке. Теперь уже от жара. Началась инфекция. 
Обожженные участки кожи на  руках ты осторожно открыл и стал обрабатывать каким - то раствором. Брызгал на кожу из пульверизатора и предупреждал меня, что будет больно и нужно терпеть .
Я терпела, как могла. Потом ты ссыпал горькие порошки в ложку и мне в рот, и давал запить теплой подслащенной водой, чтобы не так горчило. А потом, сразу же запихивал  кусочек пирожного из кондитерской О, Доэрти, что на углу между  шляпной мастерской и магазином  ошейников и поводков для собак.
 
У тебя тоже была собака. Смесь ирландского волкодава и дирхаунда.
 
Это косматое чудовище обладало наредкость добрым нравом. И имя  у него было  добрейшее -Мирта .
 
Мирта - была девочкой . Ты взял ее щенком и, так же, как и меня вырастил в породистую суку.
Кажется, так ты называешь теперь меня за глаза?

Я получила это хлесткое имя через десять лет, после того, как ты привел меня в свой дом. Девочкой - из монастырского приюта. В  свое царство книг, журналов и  склянок со всевозможными лекарствами.
 
Я быстро пошла на поправку тогда. Девочка - репейник, мои жизненные силы при твоем уходе и внимании - быстро окрепли. Когда  я смогла  что-то брать в руки, я попыталась взять в них кусок мыла.

-Зачем тебе мыло? - спросил ты .

-Я постираю тебе сорочки...

-Не выдумывай, пожалуйста, Дженни!

Твои руки больше никогда не будут возиться в грязной воде! Я  отношу белье прачке, а мелкие вещи, типа платков - стираю сам.
 
Я разучилась стирать белье очень быстро. За год  я забыла что такое удушающий запах щелока и грязного чужого белья. Ты пах одеколоном , кофе и чем - то неуловимым, от чего  у меня полыхали щеки и уши. И даже увеличивалась грудь...

Мне кажется ты замечал это. Ты не мог не замечать  метаморфоз  происходящих в теле  шестнадцатилетней девочки.... Почти девушки. Но для тебя, я все еще была  ребенком.
 
К тебе по - прежнему приходили  заниматься по средам ученики. Два дурашливых щеголя. Старше меня года на три - четыре. Они  поглядывали  с нескрываемым интересом, но ты не видел этого. Или делал вид, что не видишь.
 
Иногда, вечером ты устраивал ужин  и приглашал две семейные пары.  Мы играли в вист.  Вы пили вино, а мне ты предлагал  такого же цвета гранатовый сок.
Сок был кислый и мне не хотелось от него так же весело смеяться, как вам от вина. И однажды я  подменила бокалы, пока раздавались карты.

-Что - то Херес кислит сегодня - сказала одна из дам.

-Не придумывай, дорогая, Херес никак не может кислить!- ее супруг продолжал пыхтеть сигарой.

Я, тем временем,  торопливо  осушила свой бокал. Вкус Хереса приятно удивил своей сладостью Я  выпила его на одном дыхании.

Пока вы сдавали карты, то же самое незаметно проделала и с другим бокалом.
 
-Да, ты права, родная...Херес кислит и это странно!

Когда ты отпил из своего бокала сладкого Хереса,  и внимательно посмотрел на мое разрумянившееся лицо, ты  сразу  понял, почему кислил Херес...

-Дженни, детка , можно тебя на минутку? - и ты вывел меня из зала.

-Что это значит ?  Подыши на меня , пожалуйста!
 
Я  дохнула тебе прямо в нос, легко коснувшись его  губами и еще... и еще, а потом сама ткнулась тебе в губы  неумелым ртом и  разревелась:

-Я...Я...Я... пыталась что-то сказать, но никак не могла выговорить  единственное  слово, которое выражало то безкожее, бестелое, нематериальное...что маялось  пятируким,  трехголовым и шестиногим  чувством внутри меня...
С того самого момета, когда я увидела над собой твое  лицо, после обморока.
Каждая из этих голов, смотрела во все глаза, куда и с кем ты уходишь, когда ты собирался  вечером, предварительно орошая себя одеколоном.
Каждая из пяти рук - выглаживала бархат старого кресла, собирая невидимые частички твоего запаха на батистовый носовой платок и любовно прятала под подушку. А ночью накрывала лицо  и опускала по шее  до груди и ниже... Пока он не ложился на холмик лобка... И   приминала волоски, наполняя  его моим ароматом. А утром -  делала тебе подмену. Ты знал, что происходит с твоими платками?  Неужели, ты не чувствовал, как шесть моих ног  раздвигались ради одного платка?

- Лю...лю...люб...  Люблю тебя! - наконец, смогла выдохнуть я.
 
Понимаешь? Лю - блю! - и я прижалась к тебе, обняв всеми пятью руками и вцепилась в твои глаза, с темными радужками - всеми шестью глазами!

Ты должен был ослепнуть ! Я испепеляла тебя взглядом...

-Скажи... Ну, скажи! Что ты молчишь!- стала трясти я тебя , как сонную куклу...
Херес придавал  силы и  смелости.
- Скажи,  кто я?  Я  ребенок, да? Ребенок?

Маленькая глупая девчонка? Ты только это видишь? И больше ничего?
 
Твои  ученики,как бы невзначай, уже задевают своими мокрыми ладонями мои бедра, а ты  так и будешь мне  совать под нос гранатовый сок, вместо Хереса?
 
Ты молчал и  пристально смотрел мне в глаза.

И тут,  я изрекла  нечто, повергшее тебя в гомерический хохот:

-Я читала твою книгу, с голыми женщинами! Читала! Ты забыл ее убрать в сейф!
 
Ты же,  все прячешь от меня в сейф. Пистолет, сигары, лекарства, морфий, шприц и  эту книгу.
Но ты все таки, оставил ее однажды не убранной!
Скажи, а почему ты никогда не прячешь от меня свой бумажник? Ты так доверяешь мне? Ты доверяешь мне деньги, но не доверяешь мне самое себя? Оригинально!

Мои последние  слова утонули в приступе твоего смеха.

Это отрезвило меня. Я, как будто,  пришла в себя.  Отстранилась и, слегка пошатываясь,  пошла в свою комнату... Ты пытался придерживать меня за руку, но я вырвала ее.

-Дженни, не сердись!  Я не знаю, почему я смеюсь...
Ты рассмешила меня  не своими словами, поверь,  это  нервное.

Мне даже хочется сейчас  выпить чего-нибудь.  Ты оставила  Хереса, дорогая, или все опорожнила одна ? - опять рассмеялся ты .

-Думаю, тебе стоит  лечь спать, а я вернусь к гостям, неудобно оставлять их так надолго одних.

Ты уложил меня в постель и поцеловал в щеку. Я пыталась подставить губы, но ты не промахнулся...


-Спокойной ночи, детка! Завтра поговорим...- и ты ушел к гостям.  Когда за тобой закрылась дверь, я сняла с себя всю одежду и стала танцевать голая.
 
Без музыки... Я напевала себе, услышанную  из окна  соседнего дома, фортепианную пьесу... Мне было легко и весело. Херес действовал !

Я так развеселилась, что  стала напевать  слишком громко, не боясь, что меня услышат...наверное, я хотела, чтобы ты услышал меня.
 
-Дженни, ты не спишь? - ожидаемо-неожиданно ты вошел в комнату...

Я даже не пыталась прикрыть свое обнажение... Стояла  перед тобой, как перед расстрелом. Опустив руки  и смотрела прямо в глаза...

Если бы ты смутился тогда и спешно прикрыл дверь, то я не была бы сейчас "породистой сукой"... но ты не  смутился и не вышел...

Ты медленно подошел ко мне. И, сняв, фрак, закутал в него и поднял меня на руки.

Мое сердце колотилось как у Мирты, когда она умирала, отравившись крысиным ядом, который разбросал, где попало, мясник у своей лавки.
 
Мне казалось, что я сама умираю... Твое лицо было так близко, ты дышал неровно...чувствовался запах Хереса и сигар. Ты пах ГРЕХОМ... Держал меня на руках и, как будто, не знал куда деть эту ношу...
 
-Что ты напевала, Дженни, какая красивая мелодия - попытался повторить ее...

Но голос выдавал твое волнение...Ты врал безбожно...Тогда, я стала напевать вместе с тобой ...Но мой голос больше напоминал срывающийся, птичий писк... Моя уверенность вмиг куда-то улетучилась. Я молила бога, чтобы ты поставил меня на пол и ушел...Но бог не слышал моих просьб...

В окнах соседнего дома погасили огонь. Уличные фонари тоже погасли. Темнота на улице делала комнату, со слабо горящим фитильком лампы - теплой и таинственной...

Я прижалась к тебе. Обвила шею руками и дотронулась до каштановых волосков бакенбардов. Они были мягкие и я стала накручивать их на указательный палец.

-Ты не сердишься на меня, за подмену Хереса, Энди? Мне тоже хотелось смеяться с вами.
Ты смеешься  всегда над глупыми шутками этой  рыжей леди Коннер! А она  и рада стараться, готова из юбки выпрыгнуть, чтобы рассмешить тебя!
-Какая ты глупышка, Дженни! Это просто  мое гостеприимство!- и ты закружил меня с такой силой, что перед глазами все поплыло...
 
-Нам весело вдвоем, правда? - спросила я.

-Правда!

-И нам никто не нужен, да?

-Абсолютно!

-А что с гостями?

-Я проводил их... Все ушли...

-Мы одни?

-Одни?

-Совсем-совсем?

-Да, моя девочка -   


 ***


Спи...моя сладкая...

***
 
И мы уснули ...на десять лет...
 
А когда мы проснулись... Я была уже породистой сукой...И снова – крейзи  Дженни, из приюта.
 
Как быстро это произошло...Странно правда?