Держись казак, атаманом будешь!..

Николай Бутылин
------------------------------

Первое то, что отложилось в моей памяти, это как Виктор Филимонов, меня трехлетнего, посадив верхом на лошадь, со словами: «Держись казак - атаманом будешь!», шел сбоку лошади с двумя пустыми ведрами для воды и коромыслом в левой руке, а правой придерживал маленького наездника. Чтобы не ходить лишний раз за водой, лошадь водили на водопой к ручью, которая выпивала более двух ведер за раз. В отличие от солощей на любые добавки к питью коровы, она их не терпела и пила только чистую, холодную воду.

Тропинка была, очень узенькой и Виктор, оступившись, провалился одной ногой, по колено в снег и завалился на бок. Я тоже полетел в рыхлый, сыпучий от мороза, снег, вслед за ним. Мне кажется, что я и испугаться-то не успел - всё случилось так неожиданно. Виктор поднялся, поднял меня, отряхнул от снега, и посадил снова на лошадь. Я не возражал, не возмущался по детски, потому, что, так приятно было ощущать под собой мощный, теплый круп сильного животного, и хотелось продолжать, до бесконечности, ехать и ехать. Правда, было слегка страшновато, и немного захватывало дух от высоты, но желание проехать ещё, хотя бы немного, пересиливало этот страх. Наука держаться на лошади и, даже падать с неё, потом пригодилась мне в жизни. Когда я подрос, то пришлось ездить на большом количестве лошадей, в седле и без него, падать с них, и, иногда, «летать», через слишком «мудрые», лошадиные головы…

Запечатлелись в памяти отдельные эпизоды, и то только наиболее яркие, когда над нашим домом, сомкнутым строем пролетали эскадрильи больших и маленьких самолётов. Гул подлетающей армады самолетов слышился задолго до их появления. Свои это самолеты, или чужие – по гулу не определить, и наши маленькие сердца замирали в ожидании появления ревущих громадин. И, наконец-то, они грациозно выплывали, как огромные, сказочные птицы, из-за верхушек вековых елей и берез, на сравнительно небольшой высоте. Огромные самолеты страшно ревели. Нам казалось, что даже земля, вместе с домом дрожит от мощного, самолетного рева. Маленькие самолеты летели почти бесшумно, догоняя и обгоняя большие воздушные корабли. На общем фоне грозного гула больших самолётов, мы не могли расслышать работу моторов, этих юрких и подвижных самолётиков. На крыльях всей воздушной армады ярко выделялись красные звёзды. Самолётов с крестами я не запомнил, кроме одного случая, ибо помнить стал, примерно с 1943-44года.

Однако, страх, при приближении грозного гула самолетов, овладевал нами всегда, и угнетал до тех пор, пока зоркие, детские глазенки не начинали различать опознавательные знаки, на крыльях подлетающих машин. И вот тогда, когда взорам удавалось разглядеть пятиконечные звезды, страх сменялся восторгом и, зачастую, окрестности оглашались радостными криками всей нашей ребятни, сбившейся в кучку, около порога лесного жилья. Самолетов было очень много и, часто мы наблюдали, когда головные машины уже пролетали над поляной и скрывались за лесом, а конца «хвоста» этой вереницы самолетов, не было видно. И, наконец-то хвост показывался, и, постепенно, уходил на север, в сторону Солнечногорска, видимо, вся эскадра направлялась в сторону Ленинграда. Гул самолетов становился всё слабее, а затем совсем ослабевал, и наступала долгожданная тишина. Хоть и радостно видеть в небе эскадрильи своих самолетов, но когда гул в небе затихал, на душе становилось гораздо спокойнее.

Сохранились в памяти и трещотки с консервными банками, которые подвешивались на провода - изгородь, как охранная сигнализация, проходившую по всему периметру прожекторной части. Эта часть, появилась на нашем хуторе после того, как немцев отогнали от Москвы, на большое расстояние. В части, кроме прожекторов имелись спаренные, крупнокалиберные пулемёты. Прожектора «шарили», частенько по небу, а пулемётные очереди звучали не часто. Редким фашистским стервятникам, к тому времени, удавалось прорваться к Москве.

Но однажды, один из них появился над Булковской поляной и был атакован нашими пулеметчиками. Фашисту пришлось срочно, сбрасывать свой смертоносный груз, куда придётся, и спасаться бегством. Все сброшенные бомбы разорвались в лесу, но одна из тех авиабомб, упала на край поляны. В результате взрыва образовалась огромная воронка на опушке леса. Других появлений гитлеровских самолетов, в небе над нами, в моей памяти не сохранилось.

В цепкой памяти ребенка, сохранился эпизод, когда по нашей горнице ходил высокий военный и постоянно посматривал в окно. Даже фамилию этого военного запомнил – Клочков. И уже, когда я писал эти строки, то позвонил сестре Лиде и спросил об этом.
- Да это же дядя Петя Клочков, командир прожекторной и зенитной части, которая находилась у нас в Булково. Он, как раз и крестил тебя, вместе с тетей Полиной Волковой,- сказала сестра. – Так, что он был твоим крестным. А то, что ты запомнил, это когда прожекторная часть уезжала от нас, а он ходил и наблюдал, как идут дела по сворачиванию объекта (сестра была женой полковника ВС СССР и от него научилась выражать свои мысли военными терминами). Ну, а потом, попрощавшись, уехал и мы его больше не видели. Война-то еще не закончилась и его, наверное, отправили куда-нибудь, поближе к действующему фронту, – удовлетворила сестра моё любопытство.

Думаю, что этот человек, если остался в живых после той кровавой, человеческой мясорубки, скорее всего, объявился бы в Булково после войны - крестный всё-таки! Выходит, что дожить до победы ему не удалось! А, может быть, забыл? Лучше бы последнее…

-------------------------