Сказка для взрослых.
Декабрь, 2008г.: редакция 2019г.
(фото из инета)
____________________________
«Как мало счастья на земле!» – услышала в своей голове чужие, неизвестно откуда пришедшие, мысли Надия. «Словом СЧАСТЬЕ называется всё то, что есть наизамечательнейшего в судьбах человеческих. Счастье это птица! Прекрасная птица! Как свободен полёт её!».
...Очнувшись от сторонних мыслей, Надия снова увидела чёрного мужика, который следил за ней всю дорогу, пока она разгуливала по незнакомой безлюдной деревне. В этот момент она находилась на холме, у маленького заброшенного собора, вокруг которого в беспорядке расположились несколько отцепленных трейлеров, старая резная кибитка, под стать музейному экспонату и, нечто похожее на шалаш, покрытый брезентом, но людей не было и тут.
Мужик двигался в её сторону. Девушка настороженно огляделась, подождала, когда наблюдающий за ней спутник приблизится, и первой обратилась к нему:
– Скажите, крестят в этой церкви?
Надия не знала, зачем она спросила такое... Неизвестно, кто он там был, этот маленький, взлохмаченный, неопределенного возраста индивид с густой бородкой, с хитрыми глазками, но, напустив на себя важный вид, весь он застыл перед ней, будто упёрся обеими ногами в земной шар – это насмешило девушку. «Рога бы ему!» – съехидничала она про себя.
– Крестят,– с напускной кротостью, сложив на животе руки, ответил местный,– но сегодня ты опоздала. Приходи с утра в любой другой день.
Как только Надия кивнула в знак благодарности, мужик нырнул в раскрытые двери собора. Зачем ему туда, удивилась девушка? Чувство настороженности пропало; пожав плечами, она стала спускаться от собора вниз. Это поселение и декабрьская сырая промозглость надоели ей, она решила вернуться в город, который утром как-то неожиданно для себя покинула.
Деревня, в которую по велению души приехала девушка, была в две улицы, расположенных крест-накрест, и походила на заброшенный хутор. Дома её так состарились, что фундаментом вросли в землю – казалось, дунь, плюнь, и они упадут. Три коротких линии перекрещивающихся улиц продолжались просёлочными дорогами, уходящими в три разных направления, и лишь четвёртая упиралась в собор. От собора можно было спуститься к спрятанной в камышах речке Узячке и, далее, к железнодорожной станции.
Деревня называлась Дэ Девелески – необычное название для придонских земель – сон привёл девушку в неё... Ни приусадебных огородов, ни курятников, ничего живого кроме пары-тройки распряжённых телег и этого лохматого индивида Надия в странном поселении не увидела. Люди в домах были, но никто не выходил. Девушка почувствовала себя чужаком и её насторожили мелькающие в окнах жилищ тени – за ней явно наблюдали!
Спустившись с горы, на которой находилось поселение и собор, она вспомнила «о награде» в своём сне… Тут в глаза ей ударило яркое, много дней скрываемое тучами солнце, и девушка восхитилась: «В сегодняшнем сне была какая-то НАГРАДА!»
С места, где проходила девушка, сорвался ветер... Показалось, зазвенели колокола. Душу её подхватило и понесло обратно к собору – она обернулась. Вслед за ней с горы спускался сильный, молодой, высокий человек...
Рок надвигался на неё!
Шло нечто непредсказуемое, нежданное и непредвиденное!
Человек смотрел ей в глаза... Пусто было в душе его – пусто и свободно! Девушка онемела.
– Что стоишь? Идём со мной,– сказал человек и прошёл мимо.
Ветер прошёл вслед за ним... Каштановые кудри девушки рванулись, желая объять необъятное, и тихо осели на плечи. «Чёрт!»
– Как тебя зовут?! – неожиданно громко бросила вдогонку Надия.
Человек остановился, резко обернулся и двинулся к ней. На солнце налегла туча. Испуганно раскрыв большие синие глаза, девушка отшатнулась. Порыв ветра обогнал человека и кинулся ей в лицо. По телу её пробежал лёгкий озноб – за спиной громыхнуло – и Надия вздрогнула.
Человек приблизился и выразительно спросил:
– Боишься незнакомцев?
Девушка молчала... Человек щёлкнул пальцами правой руки у неё перед носом, и губы его улыбнулись:
– Ты городская?! На электричку? Я тоже. Идём.
У девушки отлегло: «Что это я впадаю в мистические бредни, двадцать первый век на дворе?»
Молодой человек развернулся и, двигаясь размашистым шагом, свернул с дороги в заросли высохших серо-жёлтых камышей; на вид ему было лет двадцать семь. Запахло болотной тиной. Он пошёл по краткой тропе мимо речки Узячки, одет был в голубые джинсы и чёрную «Аляску» с лисьим мехом, в руках была спортивная сумка и чётки. Надия поспешила следом. «Я старше его года на три»,– прикинула она.
– Слышала гром? Это дождь, – сказал парень.
– Какой дождь – конец декабря?! – разглядывая серое небо, возразила Надия. На ней была бежевая дубленая коротенькая куртка, чёрный шерстяной шарф и расклёшенные к низу вельветовые штаны. Она едва поспевала за парнем...
Громыхнуло ещё раз, но уже не за спинами, а впереди. Парень обернулся, поднял вверх указательный палец, и тут – на них полило! Парень втянул голову в плечи и побежал, Надия побежала следом.
Дождь пошёл сильный и ледяной. На головах у бегущих не было шапок, они моментально промокли. На горизонте показалась электричка. До станции оставалось метров триста. Поскальзываясь, они неслись по тропинке в камышах, не разбирая дороги. Парень то и дело оборачивался и они улыбались друг другу. Через речку перебежали по деревянному мостику, и это развеселило!
– Не успеем,– крикнула Надия.
– Тут близко,– оглянувшись, ответил незнакомец. Правая нога его поехала по скользкой земной жиже, он замахал обеими руками как мельница и рухнул в эту жижу навзничь. Надия, споткнувшись, налетела сверху. От шока они замерли.
В одежды их стала просачиваться мерзкая холодная влага. Они принялись разбирать кучу-малу из собственных тел, но сделать это оказалось непросто. Парень брыкался обеими ногами и требовал, чтобы девушка немедленно встала, а то они и вправду опоздают. Надия представила, в каком виде они сейчас войдут в вагон электрички и её начал душить смех. Она стояла на карачках над парнем, утопая ладонями и коленями в грязище, и не могла сдвинуться ни с места.
– Ты накаркала, накаркала! Все вы женщины такие, – запричитал парень. Он беспомощно распластался на тропинке, по которой ручьём стекала грязная дождевая вода, в руках у него были всё те же чётки и сумка. Вода текла ему за ворот. С неба стали падать большие лохмотья мокрого снега.
– Снег пошёл, ещё лучше! Вставай уже!
– Встаю, но мне придётся взяться за твою куртку... Я испачкаю её.
– Испачкаешь?! Это шутка?! Вставай как-нибудь, холодно в луже!
Пока они выбирались из грязи, к станции тихо подкатила электричка. Вагоны её мерно отворили свои двери, обождали минут шесть, и так же мерно и равнодушно затворили их, а потом пятивагонная громадина, медленно разогнавшись, умчалась вдаль, оставив в грязном поле опоздавших пассажиров.
– А меня Костя зовут,– глядя вслед вагонам, сказал парень. Секунду его лицо не выражало никаких эмоций, а потом он тоже засмеялся.
– Здорово! И что ты делал в этой деревне, Костя? – огорчённо спросила Надия.
Парень задумчиво осмотрел девушку чёрными, как смоль, глазами и мило улыбнулся:
– Бабулю перед Новым Годом проведывал, она у меня замечательная! А ты?
– Я? Да, как сказать?– Надия хотела почесать затылок, но руки были в грязи. – Понимаешь, сегодня двадцать седьмое декабря – у меня день рождение. Утром мне приснился сон, будто я сажусь в вагон, еду на какую-то станцию, а там «награда»! Я так и сделала. Села, поехала куда попало; вышла, где понравилось, смотрю – деревня. Побродила тут – ничего интересного, дико и страшно – и пошла домой. А там мужик у церкви, как чёрт!.. А потом, ты… Ну, и вот,– она показала парню грязные руки и они засмеялись.
– Так ты в сны веришь?– парень задумчиво осматривал грязь на своей одежде.
– Ну, нет. Просто, сон сказочный! Толком не помню, но столько всего в нём было: чёрт, изба, бабка и какая-то награда! Под Новый Год всегда так чуда хочется!– восторженно вставила девушка, ища понимания.
– Да, чудо! Что-то в тебе есть такое,– всматриваясь в лицо Надии, сказал парень. – А, да! Поздравляю с днюхой!
– Спасибо,– поблагодарила Надия.
– Так! Ладно, следующая «голубая стрела» через четыре с половиной часа пойдёт. На станции холод в три стены, мокрые мы замёрзнем. Придётся обратно, в деревню…
– У меня там никого нет,– засуетилась девушка.
– Да. К бабуле пойдём, она нас высушит,– парень сунул в карман чётки.
Молодые люди побрели в деревню, с одежды их стекала грязь, на мокрые головы налипал снег. Когда они поднялись на гору и подошли к собору, парень спросил:
– Где твоя поклажа?
– Я налегке. Я ведь за чудом!…
– Ах, да. Значит, не нашла в нашей деревне чуда?
– Здесь и людей-то нет, не то, что чуда. Только черти вот и бродят...
Рядом с церковью у дороги стоял всё тот же бомжеватого вида мужик.
– Зачем ты эту гауджо* обратно привёл? – обратился он к Косте.
– Электричка ушла.
– Веди её из деревни.
– Видишь, мы промокли,– Костя улыбнулся мужику и потянул Надию за рукав. Чёрный странник стоял как вкопанный, казалось, такой и прирезать может.
– Кто это? – дрожа от холода, тихо спросила девушка.
– Дьяк.
– А чего он такой? Пьёт?
– Он цыган. Пошли скорей, вон изба,– парень указал на огромную глиняную мазанку с соломенной крышей.
– Ух, ты!– вскрикнула девушка. – Старинная изба, да?! Я её не заметила.
– Как, говоришь, тебя зовут? – спросил парень, ловя грязной рукой белые хлопья снега.
– На-ди-я,– по слогам проговорила девушка, разглядывая дальнее строение.
– Именно На-ди-я, проще нельзя?!
– Нельзя. Слушай, я же ещё не говорила имя.
– Сейчас вот сказала.
– Да. Вообще, я родилась на востоке. Мой папа был дипломатом, ездил за границу.… Мать я не знала – она из Дели, умерла в родах, и отец привёз меня в Россию. Меня назвали в честь моей восточной повитухи, и я уже устала всё это людям объяснять.
– Из Дели, ничего себе! А где сейчас твой отец?
– Отец тоже умер – сердце; а меня к себе забрала тётка. С семи лет в здешних краях живу.
– Понятно. А меня не Костя зовут, а Ждан, Костя это городское имя.
– Как это? – спросила девушка.
– Мать моя – цыганка – сбежала с русским. Цыгане сначала отреклись от неё, но два её брата погибли, не дав потомства, поэтому, когда появился я, бывшие соплеменники стали родниться с матерью, привозили дорогие подарки и попросили её назвать меня Жданом – это было важно для рода. Мать просьбу цыган выполнила, а русская моя бабушка считала, что это не правильно. Раз отреклись, значит, мать больше не цыганка, и цыгане в нашу жизнь вмешиваться не должны. Она дала мне имя Костик. В городе меня так и зовут, но по паспорту я Ждан. Я пошрат – полукровка. Это цыганская деревня.
– Цыганская?!– удивилась Надия, оглядываясь по сторонам. – А почему важно тебя так назвать?
– Шувани, это значит – колдунья… Так вот старая шувани племени сказала моему деду, что я вырасту, вернусь в табор и принесу им «свежую кровь». Сказала, что она видит это через мою «невесту», которую я приведу с собой.
Надия остановилась, не решаясь идти дальше, а парень пристально всмотрелся девушке в глаза, и по её коже пробежал озноб.
– А что значит Дэ Девелески? – спросила смущённая девушка, чтобы скрыть замешательство.
– Дэ Девелески – Божественная Мать.
– О! Красиво! А гауджо что значит?
– Ну, это значит «не цыган – чужак».
Молодые люди подошли к порогу избы, и парень громко позвал:
– Пуридаи!– так цыгане называют самую уважаемую пожилую женщину племени. Пока промокшая парочка соскабливала с башмаков грязь, на порог вышла старая седая женщина в цветастых одеждах, перевязанная тёплой пуховой шалью. Руки у неё были в муке, она оглядела пришедших и негромко сказала:
– Я знала, что вы опоздаете. А что Дьяк?
– Ничего, стоит там,– с безразличием ответил парень.
Старуха скрылась за дверью, Ждан последовал за ней. Надия замялась – ей было неловко, её не пригласили, но холод заставил девушку переступить порог цыганского дома. Когда она вошла внутрь, на неё устремились пятнадцать пар смоляных ребячьих глаз! Девушка смутилась ещё больше.
Изба была просторная, дети сидели вкруг на тёплых цветастых коврах, в центре сидел мальчик постарше; пахло хвоей, возможно, ею топились. В дальнем левом углу избы было темновато, но там запела скрипка! Музыканта видно не было, кажется, это был подросток, и рядом с ним стоял сундук. В другом углу пылала раскалённая печь, стоял Ждан, он стащил с себя мокрые вещи, чем-то обтёрся, и надевал сухие. На нём уже была чёрная лёгкая рубаха и чёрные штаны. Он застегнулся и стал наматывать вокруг талии широкий бордовый пояс с золотыми вензелями.
– Проходи, Надия,– громко проговорил парень. Скрипка умолкла. Девушка, ошарашенная звуками этого инструмента и всем увиденным, не решалась на какие-либо действия. Парень повторил:
– Проходи же, Надия!
– Мне не во что переодеться,– разглядывая грязь на одежде, сказала девушка.
– Лялька, дай ей бирюльки,– попросил Ждан.
Из толпы цыганчат выскочила растрёпанная курчавая девчушка лет пяти и кинулась в тёмный угол к сундуку, крышку которого ей помог поднять скрипач. Девчушка порылась в нём, достала тонкую блузку, самую широкую юбку, узорную шаль с длиннющей белой бахромой, красные ботинки с золотыми подковками в виде бляшек, и подала всё это Надии.
– Это самые красивые ботиночки на свете! – умиляясь, сказала девочка.
Наряды и впрямь были шикарными, из дорогой нежной ткани с тонкой вышивкой, по которой шли россыпи драгоценных камней. Надия залюбовалась их переливами.
– Это семейное достояние! – с гордостью сказал Ждан.
– Лялька, положи на сундук,– скомандовала старуха. Девочка положила и счастливая уселась рядом.
– Я не могу это надеть,– растерялась гостья.
– А больше ничего нет! – всплеснула руками девочка. Она плотней придавила крышку сундука и насупилась. Парень, глядя на малышку, засмеялся:
– Надевай, красиво же!
Ждан взял ведро с чистой водой, стоявшее у печи, вылил содержимое в деревенский умывальник, накинул на широкие плечи валяющийся на ковре узковатый дряхлый ватник, снял с головы одного из мальчуганов потёртую кепку, накинул на себя и вышел.
«Какой он хороший!» – подумала девушка и стала снимать верхнюю одежду. Потом подошла к умывальнику, смыла грязь, обтёрлась висящей на умывальнике тряпицей, слегка подсушила волосы, потом направилась к сундуку и посмотрела на скрипача, взглядом умоляя его отвернуться.
– Раздевайся. Он слепой,– сказала бабка. Всё это время она месила тесто на столе у окна.
Пока Надия перебирала поданные вещи, – а они оказались велики, – пятнадцать пар глаз продолжали наблюдать за девушкой. Серебряного оттенка блузка из натурального шёлка с большими клиновыми листьями нежно ласкала стройное худощавое тело, но её пришлось завязать под грудью на узел, а тяжёлую голубую юбку с рисунком, изображающим море, они с Лялькой закололи булавкой. Булавчатое безобразие Надия прикрыла белой шалью с фиолетовыми цветами, повязав её на бёдра. После этого она отошла от сундука к свету печи, взмахнула юбкой, покружилась, блистая камнями, и робко спросила девочку:
– Ну, как?
– Лулуди! – вскрикнул мальчишечий звонкий голос.
– Лулуди – цветок! Лулуди!– подхватили остальные. Лялька от этого восклицания взвизгнула, залезла на сундук, поднялась во весь рост и с ликованием запрыгала, топоча ногами.
В дом вошёл Ждан. Он поставил ведро с водой на пол, оглядел девушку, присвистнул, защёлкал пальцами обеих рук, считая по-цыгански: «йек, дуи, трин!» И стал энергично нахлопывать в ладоши какую-то мелодию. Зажигательный мотив подхватила скрипка. Ребятишки все разом подскочили, засмеялись и пустились в пляс.
– Танцуй, Лулуди! – крикнула Лялька.
– Я не умею, Лялечка, – ответила Надия.
Скрипка звучала громко!
Маленькая цыганочка соскочила с сундука, схватила гостью за рукав и весело побежала с ней по кругу. Из глаз девушки брызнули слёзы, и она засмеялась. Ждан, любуясь девушкой, подошёл к бабке, та взглянула на внука, улыбнулась, махнула головой в сторону Надии и сказала:
– Красивая!
Душа Ждана запела!
В самый разгар веселья дверь избы отворилась, и вошёл какой-то цыган. Скрипка умолкла, танцующие замерли. Цыган что-то грозно сказал бабке по-цыгански, а потом добавил по-русски Ждану:
– Дьяк послал за тобой, иди в Бендер.* Барону совсем худо, он желает видеть тебя. Ромалы там собрались.
Ждан послушно и как-то обречённо, не сняв своего смешного наряда, направился за посыльным. Надия, почуяв неладное, спросила бабку:
– А кто такой Дьяк?
– Не бери в голову.
– У вас не будет проблем из-за меня? Может я или Костик нарушили какой-то цыганский обычай?
– Запомни,– резко оборвала её старуха,– моего внука зовут Ждан и он не простой ромал, он внук цыганского барона. Единственный внук! Хочешь быть с ним, помалкивай.
– Да вы что?! – выпятила вперед грудь Надия. – Я вашего внука совсем не знаю! Я в вашей деревне случайно, я по глупости сюда попала. Я сейчас почищу вещи и уйду.
Надия нервно кинулась перебирать брошенную у сундука одежду, но одевать её не было никакой охоты. Дети наблюдали за ней. Одежда была мокрая и грязная. Подошла бабка, собрала в мешок её и Ждановы вещи и отдала их мальчугану, который сидел в центре круга. Она что-то сказала ему неразборчиво и занялась своим делом. Мальчишка оделся, выскочил с мешком из дома и убежал. Дети присели на ковры.
– Завтра в город поедите,– заключила старуха. На вид ей было лет восемьдесят, но телом она была жилистая и крепкая.
«Я, кажется, влипла», – подумала Надия.
– Не влипла ты, красавица. Это – Судьба! Шувани про тебя давно нагадала. Сегодня новолуние, быть тебе женой цыганского барона!
Дети зашептали...
– Да, вы что! – выкрикнула девушка. – Я не цыганка! И ничего я здесь не понимаю, и знать я не знаю никакого барона!
– А кого это волнует?! Судьбе уж точно на твои доводы наплевать,– спокойно сказала седая пуридаи. В хате воцарилось тишина и Надия робко спросила:
– Вы что мысли читаете?
– И мысли и судьбы,– повернулась к ней старуха. – И тебя научу. Хотя, зачем? Ты ведь тоже умеешь. Ты сны, посланные судьбой, смотрела? Смотрела. Чуда ждала? Ждала. В Дэ Девелески приехала? Приехала. Вот тебе твоё чудо! Разве тебе, Лулуди, мой внук не по нраву? Лялька, а ну, подай ей дары! – махнула рукой старуха. – А вы, маленькие чавви,– обратилась она к цыганчатам,– бегите на улицу, скажите Дуввелю*, у Ждана невеста есть!
Чавви – по-цыгански дети – весело рванулись с мест и стали разгребать наваленную у стен одежду, потом шумно вывалили из дома. На улице начало темнеть, оказалось, ударил мороз и навалило снега. Надия хотела ответить бабке решительным протестом, но от нервного перенапряжения не смогла говорить. «Господи, боже мой, господи, боже мой», – шептала про себя девушка. Лялька подала ей тяжёлую реликтовую шкатулку:
– Открой, Надия. Там такая красота! – девочка улыбалась.
Девушка взяла дары. В это время вернулся Ждан и остановился перед своей бабкой. Старая цыганка глянула на него. Парень смотрел твёрдо, был серьёзен, но печать мученической печали лежала на его лице. Он снял ватник и кепку, взял из рук старухи противень с лепёшками, сунул его в духовку печи, и подмигнул Ляльке.
– Какой ты у нас славный! – прижав к щекам кулачки, шепнула малышка.
Лицо бабки как-то мгновенно осунулось, она сбросила с плеч пушистую шаль, укутала ею Ляльку, подхватила любимицу на руки и быстро вышла из избы. Молодые люди посмотрели друг на друга, парень кивнул на шкатулку:
– Видела, что там?
Надия стояла молча, гадая, что происходит, и что в шкатулке? Ждан усадил девушку на ковры, раскрыл шкатулку в её руках, захватил обеими руками большую горсть золотых монет, рассыпал их по голубой юбке и, глядя прямо в глаза, спросил:
– Что ты обо всём этом думаешь?
– Это зо-ло-то,– удивлённо глядя на юбку, ответила Надия.
Двое сидели близ печи, в лица им дышали раскалённые угли поддувала. Парень отложил шкатулку в сторону и взял девушку за руки.
– Я не о золоте спросил, я о Судьбе.
– Значит, Дьяк – твой дед и барон?
– Нет, что ты, Дьяк не барон,– ответил парень. – Он отец молодой цыганочки, которую прочили мне в невесты. Барон сидит перед тобой, Надия.
Девушка была в замешательстве. Ждан набрал воздуха в лёгкие и с жёсткостью в голосе произнёс:
– Я теперь Барон! Мой дед только что умер.
От сказанного оба напряглись.
– Пойдёшь за меня, Надия? – собравшись с силами, выговорил Ждан.
– Что?!
Девушка схватила ртом воздух и отвела потрясённый взгляд в тёмный угол избы. Она думала с минуту, а потом спросила сама себя вслух:
– Стать баронессой? Вот так – просто?! Какая странная награда! За что?!
– За веру в Судьбу,– послышалось из тёмного угла. – Судьба – это суд Божий, кому что ссудит, тому с тем и жить. Так пойдёшь за него, Лулуди?!
Надия вспомнила про слепого юношу у сундука. Она вспомнила про своего отца... про снег... про собор на холме, про город… Потом взглянула на молодого барона искрящимися от слёз глазами и сказала:
– А что! И пойду, нежданный мой Ждан! Куда мне от Судьбы деваться?!
Лулуди и барон улыбнулись друг другу. Из тьмы, несмело ступая, вышел слепой скрипач, он интуитивно подошёл к своему ватнику, интуитивно нащупал его, одел и вышел наружу. За порогом запела скрипка...
«Как мало счастья на земле!» – пела скрипка. «Словом СЧАСТЬЕ называется всё то, что есть наизамечательнейшего в судьбах человеческих. Счастье это птица! Прекрасная птица! Как свободен полёт её!»
…У хаты с соломенной крышей, в которой находились молодой барон и его невеста, резвилась детвора. Вдали, где-то у собора оплакивали покойника. От железнодорожной станции с названием Дэ Девелески отошла последняя электричка. С неба спускался лёгкий-лёгкий снег…
-----------
* Бендер – лёгкая палатка для детей. Там же проходят роды, туда же помещают находящегося при смерти человека. Роды и смерть не должны осквернять дом цыгана.
* Дуввель – цыганское слово для обозначения Бога, который ассоциируется скорее с луной, небом, тучами, звёздами, нежели с человеческим существом. (См. Рэймонд Бакленд «Цыгане. Тайны жизни и традиции»).