АУТ. Бомжи и нищие
Среди многочисленных достопримечательностей нашего города есть две шокирующие — бомжи и помойки.
Горы мусора вокруг вечно переполненных помоек давно уже никого не удивляют, кроме приезжих, которых при их виде берёт оторопь. Все привыкли и к бомжам, появляющимся возле помоек с сумками через плечо и с палками в руках, которыми они ковыряются в содержимом металлических контейнеров и гоняют своих конкурентов — бездомных кошек и собак.
Нищих в городе нет, как будто мы продолжаем жить при социализме. Они появились несколько лет назад ненадолго возле магазинов, но вскоре исчезли, убедившись, что в этом городе им не прокормиться.
Горожане не проявили той щедрости, на которую они рассчитывали, и остались равнодушными к горестным плакатикам, зовущим помочь отставшим от поезда или потерявшим всё на пожаре.
Нищие были до революции. Если верить великой русской литературе, это были странники, божьи люди, следовавшие от деревни к деревне, и заходившие в богатые дома и помещичьи усадьбы. Там их принимали с чёрного входа, усаживали за стол, расспрашивали, кормили, оставляли переночевать, давали в дорогу еду, одежду, деньги. Городские нищие просили милостыню возле церкви, прихожане верили (в большинстве своём), что, помогая этим бедолагам, они зарабатывают для себя вечную жизнь.
Общество относилось к нищим с сочувствием и пониманием.
После революции положение нищих изменилось. С провозглашением принципа «Кто не работает — тот не ест», они потеряли право на существование. Поэтому тех, кто оказался без крыши над головой, был не способен или не хотел трудится, постепенно осуждали за бродяжничество и тунеядство, сажали в лагеря или отправляли за 101-й километр.
С победой демократии исчезли из уголовного кодекса статьи, нарушавшие права и свободы человека, и, как следствие на улицах появились бомжи «в законе».
Сегодня общество смирилось с их существованием, и просто-напросто не замечает; отказывая им в праве называться людьми. Никому не придёт в голову разбираться, почему тот или иной человек превратился в бомжа; никто не желает помочь им вернуться к нормальной жизни; никто не предпринимает ничего, чтобы как-то облегчить их участь. Власть, по-моему., не считает нужным строить для них ночлежные дома, где эти парии могли бы находиться в более-менее человеческих условиях. Где можно было бы помыться в душе, съесть тарелку супа, переночевать, посмотреть телевизор.
...Я спускаюсь по лестнице. На площадке между вторым и первым этажом лежит бомжиха. Выглядит она как старуха. В чёрной, лоснящейся от грязи одежде, с немытыми лицом и руками, со спутанными распущенными волосами, она страшна, как пришелец из потустороннего мира. Я вижу, что она до крайности слаба. Может быть больна, а может быть приползла сюда, чтобы умереть среди людей.
Я хочу нагнуться к ней, чтобы спросить, чем ей помочь, но меня опережает сосед, поднимающийся снизу..
-Ну что ты тут разлеглась? - спрашивает он. -Пошла вон отсюда. Разносишь заразу по подъезду...
Я молча прохожу мимо и, пока иду к выходу, слышу его крик:
-Поднимайся и ползи отсюда, а то я буду тебя пинать!
Мне жаль эту несчастную и жаль соседа... У него всё в порядке: жена, дети, недавно сделал евроремонт в квартире. Он думает, что так будет всегда, с ним ничего не случится.
Я насмотрелся на бомжей несколько лет назад, когда работал в коммунальном хозяйстве. Они выбирали для ночлега самые грязные подвалы, затопленные канализацией, откуда их не выгоняли жильцы.
Однажды я шёл по подвалу в болотных сапогах, освещая свой путь фонариком. Какой-то человек лежал на трубах у стены, поверх разлившегося вокруг зловонного озера. Он был в пальто и ботинках. Это была картина, достойная фильма ужасов. Он не пошевелился при моём появлении и я подумал, что он мёртв.
Я подошёл к нему и посветил в лицо фонариком. Незнакомец зажмурился и отвернулся.
Я видел нищих в Москве 15 лет тому назад - они были отвратительны. Это были какие-то человеческие отбросы. Безногие и безрукие они валялись на полу в подземных переходах, безразличные ко всему. Людской поток шёл мимо, не задерживаясь. Никто не смотрел в их сторону. Я подумал что, наверное, какие-то криминальные структуры раскладывают в подземных переходах эти человеческие обрубки.
Настоящего нищего я встретил возле одной подмосковной церкви, куда привёз крестить своего сына. Нищий с седой непокрытой головой стоял около церковных ворот в чистой, выгоревшей на солнце рубашке и в выстиранных штанах. На лице у него было написано смирение, а вид свидетельствовал о сытом благополучии. Он выглядел как картинка из очень далёкого прошлого.
Этим летом у нашего городского парка я встретил мать и дочь, кативших тележку, гружёную отбросами, собранными возле помоек. Нет нужды описывать их жалкий вид. Все бомжи похожи друг на друга. Я остановился и с некоторым любопытством рассмотрел ту что помоложе.
Почему она выбрала помойку, предпочтя ей автотрассу и шоферов-дальнобойщиков? - подумал я, наблюдая за её миловидным лицом, покрытым грязными разводами. По-видимому это влияние матери, всё-таки удержавшей дочь от такого, совсем уж неразумного решения. Впрочем, быстрее всего, самое худшее у этой юной особы ещё впереди.
Среди городских бомжей есть один, которого я хорошо знаю. Он бывший детдомовец. Зовут его Игорем.
До развала нашей организации он короткое время работал слесарем. Молодой, застенчивый паренёк, он запомнился тем, что не пил, не прогуливал и был безотказным. Через некоторое время после того, как наши пути разошлись, он стал попадаться мне с синяками под глазами и, наконец, я увидел его с сумкой через плечо у помойки.
История его падения банальна. Во времена дефолта, когда люди месяцами не могли получить зарплату, он уступил настойчивым уговорам обменять комнату в общежитии на неблагоустроенную квартиру с доплатой. Я не знаю всех деталей этой сделки, но в результате её он оказался на улице без денег и без крыши над головой.
После Нового года я повстречал его на Лесной улице. Игорь тащил по дороге железное медицинское кресло. Он шёл сутулясь и озираясь, втягивая свою вихрастую голову в плечи.
Поравнявшись с ним, я поздоровался.
Грязная, помятая одежда с чужого плеча, опухшее лицо с нездоровым румянцем и мешками под глазами, стоптанные кроссовки красноречиво свидетельствовали, что передо мной изгой общества. Чистое лицо и чистые руки говорили о том, что ему есть ещё куда падать.
Я давно не видел его так близко. Мне было интересно, как живут люди, подобные ему, что они чувствуют.
Я спросил, сколько в городе бомжей, как давно он сорвался в нынешнее состояние?
-Сейчас немного осталось, - ответил Игорь. -Раньше больше было. Многие умерли. Одного недавно убили. Наверное, что-то украл. Просто так не убьют...
Бичую года два-три, - продолжил он.
Я думаю, что значительно больше. Может быть пять, а может быть и все восемь лет. Наверняка он не знает, какой сегодня день и какой год. Время для бомжа летит незаметно. Дни похожи один на другой, и они не задерживаются в памяти.
Он никого не обвинял. Считая своё положение естественным. Быть несчастным — написано у него на роду. Мать продала квартиру и уехала, у неё другая семья, он ей не нужен. Раньше были друзья, теперь они его избегают.
Я спрашиваю, помогают ли ему люди, знает ли государство о его существовании?
-Женщины иногда помогают. Выносят покушать. Одна дала мешок с одеждой, иногда останавливается милицейский УАЗ. Милиционер спрашивает: -Ты всё ещё жив? - и протягивает чистый лист бумаги, чтобы я расписался.
Этот бывший детдомовец закончил художественную школу; говорит, что у него есть диплом. При этом он оживляется, и я замечаю в нём скрытую гордость:
-Могу рисовать, лепить, вырезать из всего, из чего хочешь, из любого материала.
На мой вопрос, собирается ли он возвращаться к нормальной жизни?
Игорь говорит:
-У меня нет паспорта. Украли в общаге. Чтобы выдали новый, нужно много денег. Триста рублей. Летом хочу добраться до Валаама. Говорят, там принимают на реставрационные работы без документов.
Я даю ему пятьдесят рублей.
-Зачем так много? - спрашивает он сконфуженно.
Он не изменился, всё такой-же стеснительный и по прежнему не умеет врать. И когда я спрашиваю, выпивает ли он, Игорь говорит:
-Бывает иногда...
Осуществится ли его мечта о сказочном острове Валаам, где принимают на работу без документов?
Этого я не знаю. Может быть ему помогут чиновники?.. Может быть они обязаны заботиться об этих отверженных и просто в суматохе дел подзабыли об этой обязанности?
Я не знаю, кто такие чиновники. Я с ними никогда не общался. Говорят, что они чуть ли не сплошь коррупционеры, но я в это не верю. Потому что иногда вижу их в торжественной обстановке. Они произносят умные, красивые, возвышенные слова, после которых не остаётся сомнений в их патриотичности и верности долгу.
Недавно я встретил у Ч.Диккенса, классика английской литературы XIX века, такое определение чиновников:
«Это те, кто носят светло-коричневые сюртуки и накрахмаленные галстуки; мелкие, ограниченные, самоуверенные людишки, которые ужасно важничают и неизменно довольны собой.»
Я думаю, что наши чиновники лучше и не похожи на своих английских предшественников. Во-первых они не носят светло-коричневые сюртуков и уж тем более накрахмаленные галстуков.
Наши чиновники любят устраивать горожанам праздники, видя, наверное, в этом своё предназначение. Они занимаются этим с таким энтузиазмом, как будто праздники — это единственное, для чего стоит жить.
Например, встречу Нового года они превратили в грандиозное шоу с массовым ночным веселием горожан на площади под грохот салютов, забывая про то, что это действо проходит в разгар православного рождественского поста.
А с какой помпой отмечался недавно День города? Они с лёгкостью отбросили предыдущую часть истории нашего поселения, начав отсчёт с советского периода. С последнего года кровавого сталинского террора, с 1938 года, совершенно игнорируя, к примеру, общеизвестный факт, что визитная карточка города — железнодорожный вокзал — появился на свет в 1916 году. И это означает, что нашему городу значительно больше лет.
Впрочем, чиновники тем и отличаются от обычных граждан, что раньше других умеют уловить назревающие перемены и вовремя преобразиться в соответствии с новыми требованиями.
продолжение следует (тематика АУТ: Зэки в деревне)
( примечание: автор Алешъ не бывает в сети. Он живёт в другом городе и не пользуется компьютером )