Подъехав к бабушкиному дому, мы весело вывалились на улицу. Обойдя какого-то пожилого по пояс раздетого мужика, обкашивающего литовкой бабушкин палисад, дружно поздоровались с ним. Мужчина кивнул нам в ответ, дружелюбно улыбнулся, и пригладив короткий ёршик седых волос, продолжил косить траву.
«Наверное, к соседям какой-нибудь дальний городской родственник приехал», - подумал я мельком, оглянувшись на совсем незагорелое тело незнакомца.
Бабуля встретила нас с глиняным горшком хлебного кваса.
- Нате, попейте холодненького. Упарились, поди? Вон как печёт. Не иначе, как ночью дождь будет.
- А где дед? – не обращая внимания на бабушкины слова, спросил я.
- Да, где же твой Карабас Барабас? – вопросительно смотрел на меня Геннадий.
- Вот и верь ему после этого, - разочарованно глянула Клава на Соню.
- Так вы же мимо него прошли, - засмеялась бабушка.
В воротах появился тот пожилой мужчина с косой в руке и со смехом спросил голосом деда Никанора:
- Какому Буратине нужен Карабас Барабас?
Некоторое время все молча переглядывались. Дед подошёл ко мне, поднял мою отвисшую нижнюю челюсть.
- Ну, так что рты пораскрывали? Карабас Барабас перед вами.
- А где твоя борода? – первым опомнился я.
- Бабушка тебе из неё носки на зиму свяжет.
- А длинные волосы? А мохнатые брови? – я потрогал седой ёршик старика, - Бабуль, - повернулся я к ней, - что ты наделала? Верни нам доброго волшебника. Что люди про меня подумают?
- Трепач ты, Анатолий, - непреминула вставить Клава, и подошла к деду с протянутой для рукопожатия рукой, - Клавдия, - представилась она.
- Зовите меня дедом. А вообще – Никанор Иванович.
Он поочерёдно пожал руку Соне и Генке. Довольный произведённым впечатлением, широко улыбался. Бабушка, показавшая мастерство цирюльника, рядом с ним выглядела старенькой мамой.
- Ну, вы и фокусники! – всё ещё удивлялся я.
- Весь фокус в том, что взяться за меня некому было.
Старик, попивая с нами ядрёный квас под раскидистой черёмухой, своими шутками и прибаутками, всё больше завоёвывал авторитет нашей компании. Я постепенно привыкал к его новому облику. Потом незаметно для себя перевели разговор на предстоящую рыбалку. Дед сразу как-то преобразился, стал ещё моложе, его незагорелое лицо вдруг порозовело, он оживился ещё больше.
- Тыщу лет не был на рыбалке. Может, и меня с собой возьмёте? Как соскучился по природе Матушке. А то всё сижу в парке, дышу выхлопными газами.
- Давайте, давайте возьмём дедушку с собой, он такой хороший, - радостно захлопала в ладоши Клава.
- Конечно, возьмём, - согласился я.
Под общее веселье определили старика костровым, а бабушке предложили вакантное место в группе – лекаря, но она, кокетничая, вежливо отказалась. Мы для вида её поуговаривали, но особо настаивать не стали.
Через полчаса все были готовы в путь.
Старик, устроившись с девушками на заднем сидении у окна, развлекал их своими побасёнками, на что Соня тут же на ходу сочиняла весёлую частушку. Мы, время от времени оглашали округу хохотом.
Гладкая просёлочная дорога резво петляла под колёсами автомобиля, повторяя траекторию течения реки Журки.
Слева, за рекой, на обрывистом берегу, тёмной стеной стоял хвойный лес. По правую сторону простирались поля, которые местами вплотную подбирались к воде. Кое-где на них виднелись силосоуборочные комбайны.
Генка расчехлил своё фоторужьё и на ходу из окна сделал несколько снимков работающих комбайнов КСК – 100 с тракторами, идущими рядом под загрузкой зелёной массы на фоне берёзовой рощицы.
- Разве началась уборочная страда? – таких комбайнов дед в свою бытность не видел.
- Да, сенаж уже вовсю заготовляют, - пояснила Соня. – А скоро и кукурузу на силос будут убирать.
- А я уж было подумал - зерновые. Красота-то вокруг! – удовлетворённо вздохнул он, продолжая любоваться окрестностями.
Всюду летали косяки разноцветных бабочек, мелькали стрекозы. Тёплый, напоённый ароматами трав и цветов воздух, врывался в раскрытые окна, трепал волосы. Иногда с размаху закидывал внутрь салона попавшего в его течение паута или шмеля. Непрошенных гостей тут же выпроваживали на волю. Один раз в шляпу старика угодил крупный шершень. Ударившись с налета о соломенную тулью, он недовольно ползал по полям шляпы, приходя в себя. Пытался взлететь, но у него не получалось.
- Хорошо, что у него мозгов нет, - смеялся Генка, - а то точно сотрясение мозга было бы.
- Ты прямо, как о себе говоришь, - вставил я.
- Что вы смеётесь, ему же больно. – Клава потянулась к насекомому, будто хотела подуть на больное место, и тут же отпрянула с пронзительным визгом, - Он хотел мне на лицо запрыгнуть.
- Это оттого, что от тебя цветочными духами пахнет, - дед аккуратно снял шляпу.
Шершень, пошевеливая усиками, осторожно переполз в подставленную ладонь старика и прямиком направился в сторону Клавы. Та, придвинувшись ближе к Соне, замерла от страха, готовая в любую секунду оглушить всех своим визгом.
- Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что это у нас тут за аленький цветочек? – приговаривал старик.
- Ам! – резко напугал её Генка, хватая за колено. И порция визга заглушила весь окружающий мир.
Я отпустил руль и заткнул уши. Генка схватился за баранку.
- Ты так не шути, - довольно смеялся он.
- А ты не пугай человека. Сиденья ещё от купальников не обсохли.
Дед, что-то пошептав над ладошкой, поднёс её к окну, и шершень, расправив крылья, погудел натужно, и исчез из поля зрения.
- Дедушка, а что вы ему сказали? – спросила отошедшая от страха Клава.
- Я сказал ему, что ты хоть и цветочек, но ему ты не по зубам. Вот он и улетел.
Я посмотрел в зеркало заднего вида и встретился со взглядом Сони. Она улыбнулась и смущённо опустила глаза.
«Наверняка бабушка говорила со стариком обо мне, о Кате, о Соне», - подумал я, переведя взгляд на старика, который, как ни в чём ни бывало, о чём-то ворковал с Клавдией. Генка перебирал аудиокассеты, намереваясь включить музыку. Соня опять ловила мой взгляд в зеркале. Я резко поднимал глаза и ловил её. Она снова с улыбкой отворачивалась. Так мы играли почти всю дорогу. Нам эта игра нравилась. Иногда, после такой поимки её взгляда, она ложила свою руку мне на плечо, нежно сжимала его пальцами или игриво толкала меня в затылок, дескать: «что ты меня смущаешь»?
Наши переглядки не ускользнули от внимания деда, но он ничем не выказывал своей наблюдательности. И только он один знал, что я, нет-нет, да и вспомню о Кате.
«Ну, что Катя? Боюсь я её! – впервые за время нашего знакомства с ней я признался себе честно. – Да, боюсь! А Соню не боюсь. Соню люблю! Люблю? Да! Люблю! - таким образом, утвердившись в своих чувствах, я снова глянул в зеркало… - Не могу же я любить сразу обеих!»
Генка, оставив музыку на потом, опять повернулся к сидящим сзади:
- Во! Анекдот вспомнил. Рассказать?
- Валяй, - поощрил его дед.
- В мастерской художника молодая красивая натурщица. Тот вдохновенно её ваяет.
- Чего он её делает? – со смехом перебила его Клава.
- Рисует. Двоечница.
- Так и говори.
- Так я и говорю – двоечница. Не хорошо перебивать, когда старшие разговаривают. Ну, в общем, кончился у него пыл. «Пойдём, - предлагает ей, - по бокалу вина выпьем», и, открывает свой шкафчик, где у него краски и кисти хранятся, вытаскивает оттуда бутылку. Натурщица накидывает халатик, подходит. И вдруг звонок в дверь. «Быстро раздевайся, - просит он её, - жена пришла».
- Вовсе и не смешно, - обиделась за «двоечницу» Клава.
- Ну, почему же, очень даже смешно, - заступился за Гену дед, - А ты не обижайся, он же в шутку.
- Да я и не обижаюсь на него, - тут же отошла она, - мне же послышалось, что он её валяет, вот я и подумала, для чего художнику валять натурщицу? И в чём он её валяет?
Тут уже засмеялись все.
Дед Никанор с Генкой продолжали смешить дам. Один рассказывал юмористические житейские истории, позволяя второму вставлять в них свои шутки. Получалось, что Гена становился неким персонажем дедовских рассказов. Самое интересное то, что они с полуслова понимали друг друга, будто давно были знакомы.
«Сколько в нём энергии, - удивлялся я старику, - И ведь не подумаешь, что ему около сотни лет. Скажи девчонкам – не поверят. К тому же он ещё и хохмач. Смотри, как он их к себе расположил. Не каждому сверстнику дано найти в своей среде общий язык, а он будто и не чувствует с нами своего возраста. И нам с ним интересно, и ему хорошо».
Проскочив мост через Журку, сразу выехали на лесную дорогу. Под колёсами затрещали сухие ветки. Повеяло прохладой. Лучи солнца, пробиваясь сквозь увесистую тень деревьев, запрыгали по капоту весёлыми бликами. Вместе с ароматами лесной чащи в открытые окна влетали наглые комары. В салоне стало свежо.
- Поднять паруса! – скомандовал Геннадий и первым приподнял боковое стекло, - А мазь от комаров кто-нибудь догадался взять?
- Догадался, - пропела Клава и с готовностью достала из сумки тюбик, - На, возьми, пока они из тебя всю кровь не высосали.
- У него и так дурной крови много, - засмеялся я, - И тебе хватит.
- Тоже мне, шутки у тебя, Толя. Я ведь не кровопийца.
- Меняй объектив, - предложил я другу, - и будь готов.
Тот немедля последовал моему совету. Поменял «Таир» на «Гелиос» и стал настраивать фотоаппарат.
- А я квасу напилась, - непосредственно завопила Клава.
- Понял, - остановил я машину, - девочки направо, мы налево.
- Вы только нас не фотографируйте, пожалуйста, - она увидела фотоаппарат в руках у суженого.
- А зачем тогда я его взял? – улыбался Генка, прикурив сигарету.
- Ты что, с ума сошёл? Толь, ну скажи ему, а то я сейчас описаюсь.
- Да иди же. Не будет он тебя фоткать.
Старик, беззвучно смеясь, ловко, словно молоденький, вышел из машины и с удовольствием озираясь по сторонам, стал разминаться.
Оправившись, мы собрались возле капота, и Геннадий стал щёлкать затвором, ловя нас объективом фотокамеры.
Потом отдал «Зенит» мне и я ещё поснимал всех вместе и поотдельности на фоне буйства лесной зелени.
- А воздух! Воздух-то, какой! – восхищался старик.
- Заяц! – восторженно крикнула Клава.
Я резко обернулся, но косого только уши мелькнули, а в кадре появилась рыжая плутовка. Я нажал спуск, и лиса, нервно тряхнув роскошным хвостом, растворилась в кустах.
- Успел? – накинулся на меня друг.
- Успел, - заверил я его.
- Молодец! Здорово! – хлопнул он меня по плечу. И мы пошли рассаживаться по своим местам.
- Вы все молодцы, - радовался дед вместе с нами, - Как вы говорите? Клёвые ребята?
- Нет, дед, мы принципиально не говорим на жаргонах, - ответил я, - русский язык и без того засорён иностранными словами. Да ещё если мы его будем коверкать…
- Ну, тогда вы просто молодцы. Я рядом с вами лет на шестьдесят помолодел.
- На сколько!? – удивлённо пролепетали в один голос Соня и Клава.
- Да уж точно, если не больше, - подтвердил тот.
- Так сколько ж вам лет?
- А сколько дадите?
- Лет шестьдесят бы и дала, - Клава всё ещё удивлённо смотрела на деда.
- Милая моя, - приобнял её старик, - мне уж скоро сто лет будет.
- Нет. Я б вам столько не дала.
- Клав, - смеясь от души, повернулся к ней Генка, - да он и не вы держал бы столько под твоим напором.
- Ну что ты, Ген, - обиженно стукнула она его по плечу, поняв намёк - я же серьёзно. Мне что, вообще молчать, чтобы ты не придирался?
- Да шучу я, Клав. Анекдот такой есть.
- Хватит твоих пошлых анекдотов. Ты их рассказываешь, а потом сам же и смеёшься. Дай и нам поговорить, - она снова повернулась к старику, - Дедушка, ну скажите, сколько вам лет?
- Девяносто один год вчера исполнился.
- Ура! – Клава радостно обняла деда и поцеловала, - Сегодня мы празднуем день рождения дедушки!
В это время мы выехали на поляну, где мирно паслись косули. Я толкнул Генку, умилённо наблюдавшего за своей Клавой. Тот, встрепенувшись, немного запоздало высунул фотоаппарат в окно и стал лихорадочно снимать грациозно улепётывающих косуль.
- Кадры получатся отменные, - радостно оправдывал свою медлительность друг, когда опушка опустела.
- Жаль, что они так быстро убежали, - вздохнула Соня, как бы поддерживая Геннадия, - Как было красиво с ними. Я никогда так близко не видела столько лесных животных в дикой природе.
- А здесь медведи, случайно, не водятся? – неуверенно спросила Клава и с опаской посмотрела на Генку, - Прошу, только не пугай меня, а то я снова в туалет захочу.
- Нам только медведя не хватает для полного счастья, - парировал её возлюбленный, держа наготове камеру.
- Мне и с лосём близко не хотелось бы встретиться, - добавил я.
- Ну что вы меня запугиваете? И так страшно.
Дальше дорога шла колеистая, местами на легковушке просто нельзя было пробраться. Мне приходилось ехать то над левой, то над правой колеёй, а то и объезжать дорогу сквозь кусты и поросль мелколесья. Пассажиры притихли, следя за искусством моего вождения. Ветки то и дело хлестали по приоткрытым окнам. В салоне смачно запахло лесными клопами, но запаха никто не замечал, пока на это не обратила внимания Клавдия:
- А они, хоть, не кусаются? – оцепенело смотрела она на ползущего по её рукаву мелкого насекомого, намереваясь выбросить его в окно.
- Да ты не бойся, - морально поддержал её Геннадий, - ты что, клопов ни разу не видала?
- Сто раз видала. Но я всё равно их боюсь.
- Не выбрасывай. Знаешь какая приправа к ухе будет, пальчики оближешь.
- Фу, какая гадость! Как у тебя язык поворачивается…
Через некоторое время, наконец, миновав сырую низину и густые заросли, мы снова выехали на гладкую дорогу.
- Скоро приедем, - успокоил я пассажиров.
- По такой дороге теперь можно и не торопиться, - изрёк Генка, удобно устраиваясь в кресле.
Я мельком глянул в зеркало заднего вида. Глаза Сони говорили: «Скорей бы приехать на место, да уединиться с тобой хоть на минуту». «Потерпи чуток, - успокаивал я её так же молча, - у нас впереди целая жизнь».
Она опять смутилась и опустила глаза. Просунув левую руку назад, я наткнулся на Сонину ногу, и стал гладить её чуть выше щиколотки, насколько хватало руки. Ей это было приятно, но она не хотела, чтобы кто-то это вдруг увидел, и стала убирать ногу. Когда попытка не удалась, она, слегка подавшись вперёд, молча начала разжимать мои пальцы.
- Ты что пыхтишь? – обратила на неё внимание Клава.
- Да, что-то с ногой.
- Отсидела, что ли?
- Понять не могу.
- Толь, остановись. Соне бы размяться, - тронула она меня за плечо.
- Да мы уже приехали, - улыбался я Соне в зеркало.
Продолжение - http://www.proza.ru/2011/11/25/107