На фото мой второй экипаж перед погружением в подводную лабораторию, уже установленную на глубине 24 метра. Слева направо: Ю.Калинин, В.Усольцев, А.Ломов, В.Николаев. Палуба нис "Акад.Л.Орбели". 1969 год.
Приказ о моём назначении на новую должность был подписан А.С.Мониным 01.07.69 года. Одновременно им был подписан приказ о моём утверждении в качестве начальника штаба по проведению эксперимента «Черномор-69». Имя «командующего экспериментом», как и в предыдущий год, в приказе не упоминалось, но подразумевалось, что им является А.С.Монин.
В течение всех лет работ с подводной лабораторией он обеспечивал финансирование этих работ, ему представлялась на утверждение комплексная программа океанологических и медико-физиологических исследований. С ним согласовывались все принципиальные организационные решения.
Штаб эксперимента осуществлял оперативное руководство работами по обеспечению деятельности акванавтов, и, в первую очередь - по обеспечению безопасности этой деятельности. Эти работы выполнялись медицинской, технической и водолазной группами, в которые входили сотрудники лабораторий подводных экспериментов ЮО и техники подводных исследований Института, а также прикомандированные сотрудники нескольких других учреждений.
Началась самая насыщенная событиями пятилетка моей работы. В июне 1969 года существенно модернизированная подводная лаборатория, получившая наименование «Черномор–2», была вновь опущена плавкраном на воду.
К началу работ сезона 1969 года наряду с модернизацией систем самой подводной лаборатории в Голубой бухте была практически заново создана береговая база обеспечения работ с ОПЛ, в частности, была установлена стационарная декомпрессионная камера. К этому времени Институт океанологии приобрёл судно, которое можно было использовать в качестве плавбазы работ с подводной лабораторией.
Это было судно типа среднего рыболовного траулера с названием СРТ–4213 «Сестра». До появления в Институте океанологии оно много лет занималось промыслом сельди в суровых водах Северной Атлантики. Его слегка переоборудовали и установили на его палубе декомпрессионную камеру. По моему предложению судно было переименовано в нис «Академик Л.Орбели», в честь известного физиолога, занимавшегося вопросами водолазной медицины. Сезон 1969 года от предыдущего сезона отличался ещё и тем, что в Южном отделении института появился штатный водолазный врач спецфизиолог.
Им стал демобилизованный подполковник медицинской службы В.А.Гриневич, много лет прослуживший в должности главного водолазного врача спецфизиолога Черноморского флота. В 1955 году В.А.Гриневич был руководителем службы медицинского обеспечения водолазных работ по обследованию линкора «Новороссийск», бывшего «Джулио Чезаре», взорванного итальянскими подводными диверсантами и затонувшего в Севастопольской бухте.
В штате ЮО ИОАН появился и опытный водолазный специалист И.А.Раевский. В прошлом Илларий Андреевич, по слухам, тренировал подводных диверсантов. Его личный стаж работы под водой составлял более 15000 часов.
Летом 1969 года на глубине 12 и 23 метров работали два экипажа, проводившие технические испытания систем ОПЛ, и два экипажа, выполнявшие на таких же глубинах океанологические, медико-физиологические и психологические исследования. В сумме четыре экипажа работали под водой 29 суток, при этом за бортом подводной лаборатории - 131 час.
МОЙ ВТОРОЙ ЭКИПАЖ
Последний из экипажей этого сезона, жил и работал на глубине 24 метра 17 суток. Я был командиром этого экипажа и занимался гидрооптическими измерениями. Точнее говоря, занимался регистрацией флюктуаций солнечного света в воде, вызванных волнением на поверхности моря.
Измерители освещённости и яркости были закреплены на мачте, стоявшей на дне моря (на глубине 24 метра) и поднимавшейся над поверхностью моря. На этой же мачте закреплялся датчик волнения. Мачта шарнирно крепилась к якорному массиву и имела хорошую плавучесть в своей верхней подводной части, созданную поплавком из пенопласта. Сигналы от измерителей по кабелю передавались в подводную лабораторию, где регистрировались на шлейфовом осциллографе.
Мачта, оказавшаяся удобным устройством для размещения приборов на разных глубинах, была сконструирована А.С.Сусляевым, замечательным инженером, потомственным геленджичанином, хорошим и очень удачливым человеком. Главная его удача заключалась в том, что, пройдя от начала до конца всю войну, ему удалось живым вернуться домой.
Во время монтажа приборов на мачте мне посчастливилось сделать интересную находку. Я медленно погружался вдоль мачты, установленной на глубине 24 метра, осматривая размещённые на ней приборы и идущие от приборов кабели. И в какой–то момент опёрся рукой о дно.
На этой глубине дно в районе Голубой бухты песчаное, но я почувствовал под рукой что– то твёрдое с неровными краями. Немного раскопав песок, увидел фрагмент предмета, за который можно было взяться рукой. Потянул за него. И у меня в руках оказался крупный обломок верхней части большой амфоры.
Когда через некоторое время я вернулся на берег, там, как по заказу, меня ждал опытный эксперт по амфорам. Это была Н.А.Онайко, сотрудница Института археологии АН СССР, много лет занимавшаяся изучением древнегреческих поселений в районе Геленджика и Новороссийска, и случайно оказавшаяся в тот день на берегу Голубой бухты.
Между прочим, именно Надежда Анисимовна Онайко установила место, где располагался древнегреческий городок Торикос. Она сказала, что возраст моей находки составляет примерно 2500 лет. А что касается того места, где я нашёл обломок амфоры, то оно в надежде на новые находки в ближайшие дни вдоль и поперёк было перерыто нашими энтузиастами - аквалангистами. Но амфоры больше не обнаруживались...
«Мой» экипаж работал на глубине 24 метра с 27 сентября по 13 октября 1969 года. В состав экипажа входили научный сотрудник Слава (Станислав Всеволодович) Курилов, бортинженер Юра Калинин, старший водолаз Виктор Усольцев и второй водолаз Саша Ломов.
Любопытно, что мы, пять членов экипажа, оказались представителями пяти разных городов. Тесный мир подводной лаборатории за относительно короткий срок хорошо проявляет характер, жизненный опыт, знания, умения и увлечения каждого члена экипажа. Об этом напоминает мой стишок того времени:
Свистят норд - осты...
Ревут зюйд - весты...
И - будь не прост ты -
Здесь виден весь ты !
СЛАВА - ЮМОРИСТ
Самой неординарной личностью в этом экипаже, конечно, был Слава Курилов. Вскоре после окончания Ленинградского гидрометеорологического института он стал работать в Ленинградском отделении Института океанологии. Причём, не по специальности, а просто водолазом. Был у него и диплом судоводителя. Но казалось, что его не устраивает ни один из этих трёх возможных видов деятельности. Он поступил в аспирантуру Ленинградского университета - по кафедре философии.
Слава был большим юмористом. Так водолазов, признающих только вентилируемое водолазное снаряжение, он называл «эти медноголовые», имея в виду не только медный шлем снаряжения. А о декомпрессионном заболевании («кессонке») говорил так: «мы раньше не "кессонили", потому что такого слова не знали». Слава, как выяснилось, очень основательно занимался йогой, и достиг вполне серьёзных результатов. Например, он мог внушить себе, что ему совсем не холодно в холодной воде.
Для исследования микротурбулентности в толще морской воды он должен был снимать на киноплёнку распространение введённого в воду красителя на фоне масштабной сетки. Краситель находился в пузырьке из очень тонкой резины, закреплённом в центре масштабной сетки.
Слава должен был аккуратно, не создавая в воде искусственной турбулентности, приблизиться к резиновому пузырьку, иглой проколоть его, также аккуратно отойти к кинокамере, установленной на специальной опоре, и вести киносъёмку распространения красителя.
В гидрокостюме сухого типа очень трудно выполнить в воде такую тонкую работу, а костюмов мокрого типа у нас тогда не было. И поэтому на глубине 24 метра в воде с температурой 8 градусов по Цельсию Слава работал в плавках и майке! Работал, шевеля только кончиками пальцев.
Мы, остальные члены экипажа, начинали дрожать сами, наблюдая из тёплой лаборатории через иллюминатор за этой работой. Опустошив акваланг, Слава входил в водолазную шахту и, стоя примерно по плечи в холодной воде, в то время как его шея и голова находились в очень тёплой атмосфере подводной лаборатории, снимал с себя пустой акваланг, передавал его нам и просил подать ему полный.
Мы пытались уговорить его войти в лабораторию и отогреться, но он говорил, что ему совсем не холодно. И возвращался, только опустошив и второй акваланг.
При грудной клетке совсем не впечатляющего размера Слава имел самую длительную в экипаже задержку дыхания. Был он очень начитанным человеком. Нельзя сказать, что Слава был активным антисоветчиком. Но он с желчной иронией относился ко многому в советской системе.
СЛАВА - ОТЧАЯННЫЙ БЕГЛЕЦ
Можно предположить, что он ещё смолоду решил, что эта система - не для него. Наверное, и поэтому он многие годы оставался холост. Некоторые считали, что он - слегка сумасшедший. Что ж, ещё Горький славил безумство храбрых.
Во всяком случае, я не удивился, услыхав по «Голосу», что некий Станислав Курилов прыгнул за борт советского круизного судна и почти через трое суток доплыл до берега ближайшего из группы Филиппинских островов. (Судно совершало круиз - из Владивостока во Владивосток с привлекательным названием «Из зимы в лето». Но без захода в иностранные порты!)
В результате своего совершенно безумного поступка Слава добился того, чего добивался - свободы. Впоследствии он работал в нескольких странах, стал легендарной личностью в Израиле, уже в пожилом возрасте женился (по моему, впервые) и немного лет тому назад трагически погиб во время работы под водой в Тивериадском озере.
Примечание. Через несколько лет после того, как были написаны приведенные выше строки, мне довелось ознакомиться с книгой Славы Курилова "Один в океане", опубликованной его вдовой. И почти одновременно я посмотрел документальный фильм - с таким же названием.
ЮРА КАЛИНИН, москвич, был сотрудником лаборатории техники подводных исследований ИОАН, одним из участников разработки систем жизнеобеспечения ОПЛ. Это был физически очень сильный человек, из тех, что руками разгибают кованые подковы. Уравновешенный, неконфликтный, любивший классическую музыку, он был в полной мере удовлетворён тем, что ему довелось поработать в подводной лаборатории.
Завершив свою очередную 4-часовую вахту на дежурном посту, Юра, потягиваясь и посмеиваясь над собой, обычно говорил: «Ох, что–то я устал сегодня. Пожалуй, прилягу, отдохну немного.» И спал до тех пор, пока его не будили для какого–то дела, в котором было необходимо его участие.
Водолаз первого класса ВИКТОР УСОЛЬЦЕВ приехал для участия в работах с подводной лабораторией из Владивостока, взяв отпуск за свой счёт на судоремонтном заводе, где он работал. Он очень добросовестно выполнял всё, что ему было поручено. А если поручений не было, всегда сам находил себе работу.
АЛЕКСАНДР ЛОМОВ, водолаз первого класса из Волгограда, был очень неоднозначной личностью. Саша родился в Сталинграде в ноябре 1942 года в небольшом доме, где в то время располагался штаб генерала В.И.Чуйкова, будущего маршала. Окончив среднюю школу в Волгограде и пройдя срочную военную службу в Венгрии, Саша получил водолазную квалификацию в водолазной школе при ЦМК ДОСААФ в Москве.
В.И.Чуйков и через годы не забыл неординарного для штаба воюющей армии события, считал Сашу своим крестником, и впоследствии, бывая в Волгограде, навещал его. Саша любил рассказывать о том, как он, простой водолаз, вдвоём с маршалом Чуйковым ловил рыбу на Волге, а два генерала наживляли червяков на крючки их удочек. Саша был очень горд своей профессией и любил повторять: «не путайте: мы - не водопроводчики, мы - водолазы!»
В споре со Славой Куриловым Саша не признавал аквалангистов полноценными водолазами. Он считал, что настоящим водолазом можно считать человека только после того, как тот в процессе, например, «выравнивания постели» для укладки бетонных блоков под водой сотрёт на коленях не менее двух - трёх рубах вентилируемого снаряжения.
И всё–таки оба водолаза, и Виктор, и Саша, используя акваланги, успешно и с удовольствием работали как на полигонах для исследования динамики микрорельефа дна и современного осадкообразования (по программе Н.А. Айбулатова), так и на мачте, где они по команде, полученной из ОПЛ по телефону, ориентировали яркомеры в требуемом направлении. Ни того, ни другого они не смогли бы сделать, работая в снаряжении вентилируемого типа.
С окончанием работы нашего экипажа программа работ эксперимента «Черномор–69» была завершена.
СКВЕРНОЕ ОТКРЫТИЕ
Обеспечивая работу с подводной лабораторией, медики сделали неприятное открытие. Оказалось, что воздух курортного города Геленджика порой содержит повышенное количество окиси углерода (угарного газа). Эти ситуации возникают при северо-восточном ветре. Объясняется такое явление очень просто.
В этих случаях на побережье с Кубани приходят воздушные массы с повышенным содержанием окиси углерода, образованной над кубанскими нефтепромыслами при сжигании попутного газа. Поэтому и в 1969–ом и в следующем, 1970–ом годах воздух в воздухохранители плавбазы мы набирали, выйдя далеко в море, и только при ветре со стороны Анатолийского побережья Турции, где практически нет промышленных предприятий, загрязняющих воздух.