Безвестный и никому не нужный на всём белом свете художник держит свои рваные и запылённые холсты – единственные свидетельства его былого таланта – в тёмной каморке, подальше от насмешливых человеческих глаз.
Иногда к нему заходит бывшая жена, дородная и беспощадная в своей доброте дама, приносит бутылку пива или несколько домашнего приготовления пирожков. Она сострадательно, с усталой укоризной смотрит на его вылинявшие штаны, дырявые тапочки, худую небритую шею, а он, обычно, смотрит в окно, за которым буйствует весна, взрываются фейерверками умопомрачительные запахи, ходят длинноногие, уверенные в собственной неотразимости девушки, - но всё это уже не для него.
Он открывает бутылку пива и выпивая неторопливыми глотками живительную влагу, вспоминает гадючник на троллейбусной остановке Первой Хуторской.
Там, по утрам, ожидая открытия вожделенного места времяпровождения быстротекущей жизни, он топтался у входа в компании таких же, забывших позавтракать мужчин, и покинутых богом и любовниками женщин.
Мимо проходили люди, и кое-кто из них, наверно, думал: «Несчастные существа, как глупо они прожигают свою единственную жизнь. Жаль, что им невозможно ничем помочь.»
Так думали и проходили мимо.
А потом-потом, через много лет, кто-то из них, этих добропорядочных людей, сам топтался у входа в гадючник на Первой Хуторской, ему хотелось кружечку пива, и он уже не думал о спасении душ.
Бывшая жена смотрит на своего бывшего мужа-художника, вовсе не думая о нём. Ведь он пуст и прозрачен так, что сквозь него явно просматривается немудрёный узор на поблекших обоях. Она думает о своих, известных только ей, заботах и горестях и, может быть, ещё о том какая она добрая.
А гадючника больше нет. Деловые люди построят на его месте новое здание, в котором начнётся другая, светлая жизнь.
Бывший художник почти всё время сидит дома и, наверно, скоро умрёт.
Его холсты выбросят из каморки на мусор, чтобы поставить на их место банки с вишнёвым вареньем.
14.03.85 ст.ж.д."Харьков"