Из Москвы мы вылетели в воскресенье утром, и в Нью-Йорк прилетели в это же воскресенье и, тоже утром, что в большей степени позабавило моего друга. В аэропорту нас уже ждал автофургон «Форд» с водителем и двумя грузчиками в красивой голубой униформе. Пройдя необходимые таможенные процедуры, Григорий Петрович оперативно организовал погрузку нашего багажа. Пока грузчики делали свою работу, наш организатор о чём-то переговаривался с водителем на английском языке, чем немало нас удивил. Мы пытались помочь грузчикам, но они вежливо нас отстранили, дескать, это их работа, и лучше их никто её не сделает. Потом шофёр махнул куда-то в сторону, мы с Генкой, как по команде, посмотрели туда же, но увидели только разномодельный ряд легковых автомобилей и человек восемь с видеокамерами и фотоаппаратами.
Вскоре у нас под носом, оказалось по нескольку микрофонов, и вопросы градом посыпались на наши головы. Кто что спрашивал, понять было невозможно.
- Тихо! – заорал Геннадий. – И откуда вас столько понабежало? – уже более спокойно спросил он в наступившей тишине.
Замолчали не только журналисты, но и группа туристов, находившаяся неподалёку.
- Ты чего орёшь? – возмутился я, - а если они заикаться начнут.
- А вот теперь задавайте свои вопросы, - невозмутимо попросил он.
- Скажите, что вы ожидаете от выставки? – сходу, на чистом русском спросила молодая журналистка.
- Только успеха, - улыбаясь на камеру, как ни в чём не бывало ответил Гена.
- А у вас были уже выставки за рубежом?
- У нас и в России-то выставок не было, - глуповато хихикнул товарищ.
- Ты чо мелешь? – ткнул я его в бок, - А во Дворце Культуры?
- Ну да, была одна, - тут же поправился он, недовольно кося в мою сторону, - перед отъездом в Америку в нашем городе.
Тем временем, проводив фургон, Григорий Петрович помахал кому-то из ряда автомашин и к нам подкатил шикарный «Лимузин».
- Всё, господа, интервью окончено. Приходите на выставку, там пообщаемся. – Григорий Петрович открыл дверь авто и пригласил нас внутрь салона, а сам, на английском вежливо прощался с журналистами.
- Нисебе чего! – присвистнул Геннадий, усаживаясь на просторном диване - Это что, для нас?
- А вы как думаете? Всё для вас, – довольно улыбался наш сопровождающий, - Это только начало. То ли ещё будет!
Внутри салона всё блистало роскошью и богатством. Пахло дорогой кожей и тонким парфюмом. В панели, расположенной за водительским сиденьем, был вмонтирован телевизор, а саму кабину от салона разделяло тонированное стекло, под которым располагался бар со всевозможными напитками.
- Так это же жутко дорого! – не унимался друг.
- Для вас-то, без пяти минут миллионеров? Чего уж тут мелочиться.
- Какие же мы миллионеры?
- Послушаем, что ты скажешь через месяц.
- Вашими бы устами, Григорий Петрович, да мёд пить.
- А вообще-то, всё это, - он окинул взглядом салон, - за счёт организаторов выставки. И дорога оплачена ими. И отель, в котором будете жить, и питание, и фуршеты.
- Да вы что? – округлил глаза Геннадий, - Я-то думал, что с нас потом за всё взыщут.
- Зачем? - улыбался Генкиной наивности Григорий Петрович, - Американцы же не дураки, они всё просчитают наперёд, прежде чем что-либо сделать. Эта выставка за месяц принесёт им такие барыши, что вам и во сне за всю жизнь такая сумма не приснится.
- Григорий Петрович, - наклонился к нему Генка, - а как вы думаете, мы-то, что поимеем с этой выставки?
- Я, конечно, не эксперт в области художественного творчества, но, судя по количеству и качеству ваших работ, думаю, после торгов вы обогатитесь не меньше, чем на «пол-лимона» долларов.
Генка опять присвистнул от удивления, не в силах повторить эту сумму вслух.
- Не свисти, денег не будет, - сказал я совершенно спокойно, продолжая через окно любоваться красотами мегаполиса.
Геннадий же ничего этого не замечал. Он уже в уме подсчитывал, на что же можно потратить такую уйму денег. Но, по тому, как бегали его округлённые глаза, видимо, он так ничего и не придумал.
Григорий Петрович по-отечески улыбался, глядя на него.
- Вот это, да! – только и вымолвил Гена.
Вопреки нашим ожиданиям, вместо выставочного зала музея Метрополитен, нас привезли сразу в отель Челси, где нас встретили как старых добрых знакомых. Петрович (так мы называли между собой нашего сопровождающего), проводил нас в шикарный номер из двух комнат на последнем этаже, из окна которого открывался прекрасный вид на город.
- Ну, что, ребята, в вашем распоряжении джакузи, бар, полный холодильник закусона. На кухне есть чайник, микроволновка, соковыжималка…
- Здесь есть ещё и кухня? – удивился Геннадий.
- Здесь даже и туалет есть, - засмеялся Григорий Петрович, - а вообще, этот номер оборудован специально для вас, чтобы вас ничего не отвлекало от творческого процесса. В этих двух чемоданах, - он указал в угол комнаты, - находится всё необходимое для того, чтобы вы не скучали без дела. Краски, кисти, этюдники… Короче говоря, подбирали специалисты. Всё самое дорогое, высокого качества. К концу третьей недели вы просто обязаны выдать по нескольку нью-йоркских пейзажей. Это заказ, на который уже есть несколько очень богатых конкретных покупателей. Всё понятно? Так точно. Ну и молодцы. Пока можете делать зарисовки с балкона, потом будем выезжать в город. Я знаю немало хороших мест для ваших будущих работ. Думаю, вам захочется запечатлеть частичку Америки. А? – и сам же ответил, - Да, я и не сомневался. Вобщем, разберётесь тут сами, что где находится. Много не пить, завтра чтобы были как огурчики, при бабочках и в костюмчиках. В каждой комнате по телефонному аппарату, справочник на русском языке, можете позвонить домой. Там все российские коды обозначены. Американцы – народ предусмотрительный. За свои произведения не беспокойтесь, с ними работают специалисты. Да, вот ещё, прошу вас, если вам по телефону предложат девочек, вы должны в вежливой форме отказаться, иначе неприятности вам будут обеспечены. Кроме всего прочего, без моего разрешения из номера не выходить. Везде буду сопровождать вас я, потому что я за вас отвечаю. Это, во-первых, а во-вторых, я знаю язык, без которого вы просто потеряетесь в этом городе, и, в-третьих, я старше вас почти вдвое. Так что, будьте любезны доверять мне во всём, и слушаться меня, как старшего и более опытного товарища. В общем, я на вас полагаюсь. Эта командировка в Штаты у меня не первая, и даже не десятая. Вопросы есть?
- Да, а вы разве не с нами? – спросил, совсем растерявшийся Генка.
- Мой номер располагается по-соседству с вашим, но до вечера меня здесь не будет. Хотя, может быть и до утра. Я должен проконтролировать ход подготовки выставки к завтрашнему открытию.
- Так, а мы разве не будем участвовать в подготовке?.. – заикнулся было Геннадий.
- Нет, там и без вас достаточно помощников. Утром я вам позвоню. Постарайтесь хорошо отдохнуть и выспаться до восьми. Завтрашний день будет не из лёгких. Ещё вопросы?
Геннадий снова открыл рот, но я его опередил:
- У матросов нет вопросов. Спасибо вам, Григорий Петрович. Что бы мы без вас делали.
- Это вам спасибо. Вы, и такие, как вы – это моя работа, мой белый хлеб с маслом. И, если вопросов больше нет, тогда гудбай. Располагайтесь, осваивайтесь, будьте как дома, но не забывайте, что в гостях, - он дружески пожал нам руки и вышел.
- Классный мужик, - с уважением произнёс Гена, когда за тем захлопнулась дверь.
- А что ты хотел у него спросить?
- Хотел спросить, почему его до утра не будет?
- А тебе это надо? Захотел бы, сам сказал. Не будь ты таким любопытным. В конце концов, это не этично.
- Да ладно, понял я. Просто, думал посидит с нами, поговорим о том о сём, как, да чего. А так, толком ничего и не сказал.
- Что нужно, то сказал. А что не досказал, завтра доскажет.
Тем временем, Генка вышел на балкон.
- Красотища-то, какая! – невольно восхитился он, - Прям, как на другую планету попали. Смотри, Толян, у них тут небоскрёбов, как у нас опят в лесу, сегодня же начну делать зарисовки, - и запел: - Небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой.. Кстати, где-то в этом городе живёт Вилли Токарев.
- Может быть, увидим его на выставке. Думаю, многие русские эмигранты захотят посмотреть на наше творчество.
Смущало, почему Григорий Петрович не взял нас с собой в Метрополитен, чтобы мы могли принять участие в подготовке своих картин к выставке.
- Слушай, Толь, а может, ну его, этого Петровича, - возмутился Генка, - возьмём такси, скажем таксисту: ну-ка, брат, давай-ка в Метрополитен, и вперёд. А?
- А ты знаешь, где этот Метрополитен?
- Мне-то, зачем знать? Таксист должен знать.
- Таксист-то, может быть и знает, да только вдруг этот музей на другом конце города. Сколько мы с тобой проездим? А туда приедем, нас с тобой не пустят?
- Почему это нас не пустят.
- Потому что нас там никто не знает. По-английски мы ни в зуб ногой. Начнём объясняться, а нас за русских бомжей примут. Чего доброго в полицию угодим. Тогда точно скандала не избежать. Так что бери этюдник и на балкон, выполнять заказ Петровича. Или прижми задницу и смотри телек.
- О! – вдруг воскликнул он, - Смотри, смотри, нас уже показывают. Молодцы журналюги, оперативно работают.
Мы с нескрываемым удовольствием посмотрели короткое интервью с нами, затем какой-то комментарий, вероятно о нашей творческой деятельности на родине, потому что на экране замелькали знакомые картинки улиц родного города. А потом показали сам музей Метрополитен и зал, где копошились люди, развешивая на стенах наши картины, и на фоне этой деловой суеты в кадре появился Григорий Петрович со своей речью на английском.
Всё это заняло не более пяти минут.
- Ты только глянь! – восхищался Геннадий, - как они это умеют преподнести! И как это у них всё организовано толково! Одним словом – цивилизация. Уверен, завтра народу будет толчея!
Как и обещал Григорий Петрович, выставка проходила как по маслу. Каждый день приносил нам небывалый успех, какого, возможно, никогда бы не было у нас на родине.
Первую неделю мы целыми днями честно пропадали в выставочном зале, устраивали фотосессии и брифинги, общаясь, с журналистами и телерепортёрами, политиками и бизнесменами, с разного рода знаменитостями и простыми посетителями. Газеты и журналы пестрели снимками с нашей выставки.
По вечерам, порой до глубокой ночи мы трудились в поте лица над новыми работами. Что не успевали зарисовать с натуры, доделывали в номере с Генкиных фотографий. Потом, когда ажиотаж вокруг нас поутих, и не предвиделось встреч с важными персонами, Петрович нас отпускал на целый день, а то и два, чтобы к концу выставки преподнести американцам сюрприз в виде картин с изображением узнаваемых мест города Нью-Йорка.
Особую популярность мы приобрели у русских эмигрантов. Одни из них, подходили, искренне выражали свою благодарность, желали творческих успехов и продолжали наслаждаться деревенскими пейзажами и российской действительностью в ярких красках, другие, просто липли, притворно восхищаясь, пытались попасть вместе с нами в объектив фотоаппарата или видеокамеры, чтобы хоть кусочек славы урвать себе. Третьи, то и дело надоедали с расспросами о России, о коррупции, о мафии, о продажности милиции и прокуратуры…
Геннадий, однажды, не выдержав такого натиска, послал самого дотошного приставалу на три русских буквы. Тут же сбежались журналисты и телерепортёры. Этот инцидент сразу попал в вечерние газеты и на телеэкраны, чем ещё больше подогрел интерес к выставке русских художников. А в одной жёлтой газете рядом с репортажем об этом случае было ошибочно помещено моё фото. Через день, правда, корреспондент передо мной извинился за дезинформацию, и, исправляя свою ошибку, всё-таки рядом поместил довольно улыбающуюся физиономию Генки. После этого любители русской живописи приходили на выставку скорее для того, чтобы посмотреть на самих художников, нежели на их творчество.
Геннадий, чувствуя себя на пике славы, с привеликим удовольствием раздавал интервью налево и направо, а вечером за рюмкой бренди радостно комментировал своё изображение на экране телевизора.
В один из таких насыщенных дней, мы с Геннадием при посредстве Григория Петровича общались с известным американским актёром Шварценнегером, который удостоил нас чести своим посещением выставки. Беседа была очень интересной и содержательной, как вдруг в самом разгаре разговора, Генка весь преобразился, заволновался, и, окончательно потеряв интерес к собеседнику, устремил свой взор куда-то мимо актёра. Шварценнегер заметил это и оглянулся. Тут мы заметили, что в нашу сторону направлялся любимый певец моего друга Вилли Токарев.
- Ам сори, - только и сообразил извиниться Геннадий, и двинул навстречу музыканту с протянутой для рукопожатия рукой и со счастливой улыбкой во весь рот. Вилли просто не мог пройти мимо него.
Шварценнегер понимающе улыбался, глядя, как художник тискал в объятиях пышноусого дядьку, думал, что тот встретил здесь своего старого друга. Потом они подошли к нам, Токарев крепко пожал руку каждому. В это время к Шварценнегеру подошёл мужчина, тоже актёр, в сопровождении двух молодых актрис и они, вежливо распрощавшись, покинули нашу компанию. А к нам присоединилось ещё несколько новых знакомых русских американцев, знающих Вилли близко и мы несколько часов гуляли по павильону за Вилли и Геной, которые так подружились, что со стороны казалось, будто они знакомы всю жизнь.
Потом весь вечер по приглашению Токарева мы провели в русском ресторане Одесса на Брайтон Бич. И если бы не Григорий Петрович, Генка бы веселился там до утра, но, слава Богу, он даже не успел как следует напиться. Мне даже не пришлось тащить его на себе к машине. Правда, в лимузине он уснул, что мы его потом кое-как растолкали. Зато утром проснулись в гостиничном номере.
Продолжение - http://www/proza.ru/2011/11/25/224