Всё оставшееся время до отъезда мы с другом усердно готовились к выставке. Спать приходилось три-четыре часа в сутки. Перекусывали на ходу или в соседней со студией кафешке, попутно открещиваясь от вездесущих журналюг, со своими каверзными вопросами. Конечно, в другое время мы с удовольствием с ними пообщались бы, но до субботы оставались считанные дни, и дорога была каждая минута. Спали тут же в студии.
В пятницу вечером, когда у нас всё было готово, в студию приехал Григорий Петрович на грузовой «ГАЗели». Он распорядился отвезти весь наш багаж в аэропорт, а нам приказал отсыпаться дозавтра
- Машина за вами придёт к двенадцати, - сказал он напоследок и, попрощавшись, ушёл.
Друг последовал за ним, а я остался наводить порядок в студии.
Проконтролировав погрузку багажа, Геннадий вернулся в хорошем расположении духа:
- Ты прикинь, Толян, мы с тобой два года пахали как каторжные, ночами подрабатывали грузчиками на станции, в магазинах, на складах, подметали улицы, парки, скверы, сторожили на стройке, таскали кирпичи и раствор, а днём покупали самые дешёвые краски, холсты, багеты. И творили, творили. Спасибо ещё твоим родителям, не дали нам умереть с голоду. Ведь они мечтали вместе с нами, что и на нашей улице будет праздник. А мы верили в себя. Мы целенаправленно двигались вперёд, преодолевая все препоны. И вот этот праздник настал. Мы заслужили его. Теперь всё изменится.
А мне почему-то не хотелось в эту минуту ни думать, ни слушать, а просто спать.
- Ну, ты что, брат? Всё же хорошо, - не унимался друг, - Или ты всё ещё думаешь о своих красавицах? Да брось ты, всё утрясётся. Ну, с кем не бывает. А что будешь делать, если в штатах влюбишься в какую-нибудь американочку?
- Ага, в негритяночку. Привезу её сюда для экзотики. А вообще, Ген, если честно, я уже сплю.
Утром нас разбудила Клава, приехавшая на первом рейсовом автобусе. После приветствий и поцелуев, она повисла на шее у Геннадия и, без всяких переходов, завопила по-бабьи:
- Генечка, родной мой, на кого же ты меня оставляешь? Как же я без тебя бу-у-ду-у?
- Что ты, что ты, милая, я ведь ещё живой, и помирать пока не собираюсь, - пытался он её успокоить.
- Ага, бабы в деревне говорят, что вы обратно уже не вернётесь. Что многие так делают. Вроде бы как едут в творческую командировку, а сами просят политического убежища. А-а-а, не пущу! Никому не отдам! Я же люблю тебя!
- Да успокойся ты уже, наконец! Никуда я от тебя не денусь. Через месяц приеду, и поженимся, – он начал нервничать. Пытался разжать её руки, сцепленные вокруг его шеи, но у него не получалось. Тогда он, глазами и жестами обратился ко мне, дескать, что делать-то? Помоги.
- Клав, какие бабы? – подошёл я поближе к ним, - Ты что, не знаешь наше «сарафанное радио»?
- А ты, вообще, помолчал бы, предатель, - она освободила Геннадия и тут же накинулась на меня. Глаза её влажно сверкали от злости, от горя и какой-то безысходности. - Сонька целыми днями ревёт, как белуга. Почернела от слёз. Исхудала, как палка, одни глаза только и торчат. Непонятно, душа только в чём держится? Как же ты мог, Толя? Я же тебя так уважала, а ты подлецом оказался. – Она повернулась к Генке, - Я не хочу, чтобы ты стал таким же.
- Ты когда вчера звонила, - пошёл на хитрость друг, усаживая её на колени, - обещала пирогов напечь. Напекла?
- Ну, конечно, напекла, - продолжала она шмыгать носом, - я всё положила на стол.
- Что всё?
- Пироги с опятами, с яйцом, с фаршем, ватрушки, яйца варёные вкрутую, картошка, печёная с рыбой, - Клава тут же забыла о слезах, - курицу я в фольгу завернула, её в первую очередь нужно съесть. А ещё огурчики солёные, грибочки маринованные. Лук я класть не стала, думаю, в самолёте ведь полетите, изо рта пахнуть будет. Вот если бы в поезде ехали, там хоть окно можно открыть. Да, ещё хлеба домашнего положила…- она сделала паузу, - Вроде бы всё. Думаю, дня на три хватит. Не известно ведь, сколько дней будете добираться до Америки. Ну а приедете раньше, там еду покупать не надо будет. Да и какая там у них еда, ещё неизвестно.
Пока Клавдия говорила, я представлял, как мы это всё будем уплетать в самолёте. Меня так и подмывало сказать, что зря не положила лук, а ещё лучше – чеснок. Генка старался не смотреть в мою сторону, чтобы не расхохотаться.
- Короче, ребята, я такой голодный, пойдемте, поедим, - вскоре нашёлся он, обнял Клаву за талию, и они направились к столу, - солнышко ты моё заботливоё, как же ты всё это дотащила?
- Да совсем и не тяжело, - радостно сообщила та, будто и не было никаких слёз.
- Ты давай у меня, смотри, - словно отец строго напутствовал он, - Тебе сейчас беречь себя надо. Ты теперь не одна. Не дай Бог, что случится, я не переживу.
- Да ты не беспокойся, всё же хорошо, - с любовной преданностью посмотрела на него.
- И нервничать тебе нельзя. Думай о малыше, обо мне думай и никого не слушай. Поняла? Если я сказал тебе, что люблю, значит это так. Я, как ты знаешь, врать не умею, кто угодно тебе подтвердит. Вон и Толян тебе скажет.
Они обернулись и остановились.
Смешно было смотреть на них со стороны. Будто папа с дочкой.
- А ты что стоишь? – возмутился Геннадий, - Есть не хочешь?
- Что-то не хочется, - улыбнулся я, - Вы уж давайте там без меня, а я пока сумку упакую, деду позвоню, родителям, чтобы не волновались.
- Толь, ты что, обиделся на меня? – миролюбиво спросила Клава.
- Нет, не обиделся. Ты во многом оказалась права…
Я ещё хотел добавить, что Соня мне очень нравится, а люблю я Катю, но вовремя передумал. И очень правильно сделал. Иначе это послужило бы поводом для обсуждения. А мне не хотелось обсуждать свои чувства с Клавдией. Не потому что она, по сути, ещё ребёнок, а потому что она обязательно передаст наш разговор Соне, которой мне не хотелось оставлять никаких надежд, поскольку, втайне, я сам питал надежду встретиться с Катей. Вместо этого я продолжил:
- Надеюсь, мы с Соней останемся хорошими друзьями.
- Ну, не обижайся на меня, пожалуйста, - она подошла, взяла меня за руку, и потащила к столу, - просто Соньку жалко. Она тебя так любит, а ты…- не договорив, Клава села рядом со своим суженым, положила свою голову ему на плечо и притихла, наблюдая за нашей трапезой.
Тем временем Генка уже разделил курицу и принялся уплетать за обе щёки, не забывая нахваливать свою заботливую хозяйку:
- Ай, да Клавушка! Ай, да молодчина! Ну, какая же вкуснятина! Всю ночь, наверное, не спала – готовила?
А та лишь только блаженно улыбалась.
Съели мы малую толику из того, что привезла Клавдия. Вернее, только курицу. На другое нас просто не хватило. Всё остальное, Геннадий, поблагодарив и поцеловав свою подругу, аккуратно завернул обратно в пакет и сказал:
- Попроведаешь деда Никанора, угостишь его своими вкусностями. Вот он обрадуется. А нас с этими продуктами в самолёт не пустят.
- Как это не пустят? – возмутилась она, - Возьмите хоть по нескольку пирожков.
Пришлось взять, чтобы не обидеть.
- Ладно, в аэропорту съедим, - согласился Генка.
Через час мы вызвали такси, чтобы отправить Клавдию к деду Никанору. Пока они прощались, таксист заметно нервничал, видимо, куда-то торопился, а Генка, надо отдать ему должное, терпеливо-любовно внимал её детскому лепету насчёт того, чтобы по Америке не ходил в одиночку, потому что там живут одни бандиты и гангстеры, и чтобы кошелёк спрятал подальше, и чтобы с бабами не связывался, потому что все они через одну болеют или СПИДом, или сифилисом…
Возможно, они прощались бы ещё дольше, но за нами подошла «Волга» от департамента Культуры и я с облегчением вздохнул, уже в который раз подумав: «Бедный Генка, как же ты с ней жить-то будешь»? Ему, естественно, я ничего не сказал, поскольку знал, что любит её такую, какая она есть.
- Ну и что? – словно прочитав мои мысли, посмотрел он на меня с укором уже в машине, - Ну, непосредственная, наивная, но зато такая душевная и заботливая. Я ведь, пока её не встретил, думал таких людей в природе не существует. А эта детская наивность, пройдёт с возрастом.
- Ты что, Ген, я разве что-то сказал?
- Да видел я, как ты стоял, ухмылялся.
- Во, даёт! Идиот! Да я же радовался за вас, - немного слукавил я.
- Что, правда?
- Ну, конечно.
- Тогда извини. Я не хотел тебя обидеть.
«Да уж, как они похожи своей наивностью, - невольно подумалось мне, - два сапога – пара». Вот этой-то своей непосредственной простотой они и притягивают к себе.
Продолжение - http://www.proza.ru/2011/11/25/218