Ночью я долго не мог уснуть. Из головы не выходила Катя. Мысленно просил прощения у Сони. Снова возвращался к Кате. Генка храпел в кресле в соседней комнате. Я встал, сходил на кухню, в надежде найти спиртного, но вернулся ни с чем. Снова улегся на диван, и только под утро уснул.
- Ты её любишь? – разбудил меня тихий голос Сони.
Я открыл глаза. Соня сидела на краю дивана, плакала.
- Можешь не отвечать, я это поняла задолго, как её увидела. Ещё в деревне. Мне нужно было её увидеть, чтоб утвердиться в своих предположениях. Ты прав, её нельзя не любить. Если б я не приехала, она бы осталась. Прости, что так вышло.
Поднявшись, я сел рядом и взял Сонину руку.
- У неё был билет на самолёт, - зачем-то соврал я.
- Это ничего не значит. Я видела её глаза. А что такое глаза любящей женщины, мне известно. Главное, мы с ней поняли друг друга. Она уехала, чтобы ты разобрался в своих чувствах, но она вернётся, поверь мне. Это я не смогу вернуть тебя, потому что твоё сердце занято ею. Да мне и не надо таких жертв. Просто я была слепа своей любовью.
- Сонечка, милая, - я прижал её руку к груди, - прости меня, если можешь. Я не знал, что так бывает. Я ведь и тебя успел полюбить всем сердцем.
- Тебе показалось, что ты полюбил меня. Это была любовь к ней. Только ты выплеснул её на меня. Не вини себя, я сама дала тебе такой повод. Передо мной ты ни в чём не виноват.
Соня хотела казаться спокойной, но у неё это плохо получалось. Сопротивляясь какой-то неведомой силе, она старалась держаться ровно, изредка свободной рукой смахивая слезинки. И всё-таки, в какой-то момент что-то в ней сломалось, словно, где-то внутри лопнула пружина. И, потеряв управление, какой-то механизм, сдерживающий её душевное равновесие, пошёл вразнос. Уронив свою голову мне на грудь, она зарыдала:
- А мне-то, что делать со своей любовью? Толенька. Милый! Родной мой! Как же я без тебя? Ведь вся моя жизнь – это ты. Господи! Да за что же мне такая любовь-то? Чем же я тебя прогневала?
Это было то, чего я больше всего боялся. У меня у самого всё ещё сердце было не на месте от расставания с Катей. А тут ещё ком к горлу подкатил, парализовав мою речь. И я, не находя нужных слов, прижимал Сонину голову к груди, гладил её плечи, пытаясь как-то успокоить, а сам, мысленно просил прощения у Сони, у Кати, у Бога.
- Дура! Какая же я дура! Я же всё чувствовала. И всё равно поддалась своей слабости. Ну, зачем же ты меня пожалел? Нет. Нет, прости меня, Толя, я одна виновата со своей любовью. Я только не знаю, зачем мне всё это? – Она уткнулась мокрым лицом мне в шею и притихла.
- Прости меня, Соня, - произнёс я сдавленным голосом, - Я, и, правда, тебя полюбил. Но Катю, похоже, полюбил раньше. Я не совсем осознаю, что говорю, но вы мне обе дороги. Мне какое-то время нужно побыть одному, чтобы во всём разобраться. Единственное, о чём я прошу тебя, не держи на меня зла. Прости за всё.
- Милый, - Соня, немного успокоившись, посмотрела на меня смиренным взглядом, - о каком зле ты говоришь? Я благодарна тебе за всё, что между нами было. Мне с тобой было очень хорошо. Просто мне тяжело расставаться с тобой после всего этого. Я вижу, тебе сейчас тоже не сладко. Но я верю, ты разберёшься в своих чувствах. Знай лишь одно: я всегда рада тебя видеть и слышать. А если ты надумаешь зайти ко мне просто так, на чашку чая – я буду счастлива. Я люблю, и этого никому не дано у меня отнять.
Она поднялась, и направилась к выходу.
- Погоди, Соня, - я вскочил следом за ней и преградил ей путь.
- Соня, ты очень дорога мне. Помни об этом. Я не хотел причинять тебе боль. У меня у самого душа болит…
- Толя, - уже совершенно спокойно произнесла она, положив свою руку мне на грудь, - а ты помни, что за двумя зайцами, то бишь, зайчихами погонишься, ни одну не поймаешь. – Поцеловала меня и вышла.
Вернувшись на диван, я сел и схватился за голову. Горький осадок першил в горле. Как мне было плохо – знал только я. И только один я знал, как мне была дорога Соня, и как сильно я любил Катю.
«Катя, милая Катя. Сонечка, родная моя, прости меня, - гонял я одни и те же мысли, - Катя вчера ждала меня. Да, она всё решила. Она хотела остаться со мной. А я заявился с Соней. Какой же я болван! Я навсегда её потерял. А как же Соня? Как же она без меня? Она же меня любит. Да что же со мной происходит? Мужик я, или хвост собачий? Давай уже, приставай к какой-то одной пристани».
Геннадий вошёл тихо и, оперевшись плечом о косяк, встал в двери.
Я почувствовал его присутствие. Поднял голову.
- Генка, ну что же мне делать-то?
Тот сел рядом, приобнял меня за плечо:
- Ну что тебе, брат, сказать? Жизнь, это рулёжная дорожка перед взлётной полосой. Пока не вырулишь сам, не взлетишь. Вот тебе весь мой ответ.
- Как Соня? – кивнул я в сторону дедова дома.
- Ну, что Соня. Ревут с Клавкой у деда на груди. А тот их успокаивает.
Мне хотелось разозлиться на деда за его идею свести Соню и Катю вместе, за его радушное приглашение в гости девчонок. Но я не мог на него даже обидеться, потому что он всё сделал по мудрому. Расставил все точки над «И», и был прав, потому что без всего этого, я запутался бы ещё больше.
«У бабушки слепая ко мне любовь, а дед Катю – просто любит. Всё просто. Любовь Сони тоже слепа. Любовь Кати – просто любовь. Получается: все друг друга любят, а в итоге – замкнутый круг. Но Генка прав, кроме меня, этот круг никто не разорвёт».
- Хоть, ты-то, меня понимаешь?
- Хоть, я-то? Понимаю. Но, в первую очередь, ты сам должен понять себя. Я думаю, всё образуется. Съездим в Штаты, развеемся. Приедем другими людьми. Жизнь мудра, если трезв с утра.
- Ты-то, хоть, не умничай. Отвези девчонок домой, - попросил я, - Приедешь, займёмся сборами.
- Ладно, брат, не раскисай, - он взял ключи, ткнулся своей твердолобой головой мне в висок, и ушёл.
Сейчас мне хотелось только забыться. Только ни о чём не думать.
В открытую форточку мне было слышно, как Генка выгнал со двора машину. Как они разговаривали с дедом. Упомянули моё имя. Старик что-то сказал напоследок, и машина уехала. Наступила тишина.
Выйти из дома и проводить их у меня не хватило сил. Я безвольно упал на диван и провалился в сон.
Когда я проснулся, весь дом был наполнен ярким солнечным светом. Я тупо смотрел на секретер, полный тех же книг на верхней полке, с библией, и, по бокам, за резными дверками, той же хрустальной посуды. И, вдруг, мой взгляд остановился на гимнастке из белого мрамора. Я встал, подошёл ближе, и сделал открытие: да она – копия Кати. Как же я, художник, не разглядел этого сразу? Это же и есть Катя. Кто-то очень талантливый воплотил её в мрамор. У меня зачесались руки – мне тут же захотелось написать её портрет, но не было под рукой ни холста, ни красок, ни самой Кати. Обессиленный от одних и тех же дум, я снова сел на диван. Тоска заполнила меня всего. Куда бы ни упирался мой взгляд, мне везде виделась Катя.
Немного погодя я встал с дивана и пошёл по комнатам, зачем-то открывая дверки шкафов и ящики комода и секретера. Не знаю, что я хотел найти – письмо, записку, какой-то знак… даже зашёл в спортзал, но, ничего не найдя, стукнул со всего размаха по груше, и, вернувшись на диван, уставился в секретер.
Долго сидел в задумчивости, глядя на мраморную статуэтку гимнастки Кати, и что-то так тревожило мне душу. «Да что же это такое»? – спрашивал я её. И вдруг, опуская взгляд ниже, я увидел тех же белых фарфоровых лебедей, которые не давали мне покоя в первый день нашего знакомства. Меня бросило в жар. На шее одного из них в солнечном свете, золотом сверкало обручальное кольцо.
В изумлении, я откинулся на спинку дивана. Мне было трудно понять эту милую, обаятельную и очень любимую мной женщину. Однако, прозрение было где-то рядом. Вот он, знак, который я искал. Это мне и записка, и письмо. Мало того, что она мне оставила всю мебель, всю посуду, постельное бельё, свои награды, она оставила своё обручальное кольцо. «Значит, оно для неё ничего не значит», или это говорит о том, что она ещё вернётся, и скорее всего, насовсем.
- Вот оно что! Если бы я приехал без Сони, она не стала бы продавать дом. И сама никуда не поехала бы. Она меня ждала, чтобы я раз и навсегда решил её и свою судьбу, соединив их в единый союз двух любящих сердец. Но, ситуация изменилась. Такого она от меня не ожидала. А Соня? И Соня не ожидала. Эх, Толя, Толя, жил ты спокойно без этих женщин. Довольствовался бы мелкими интрижками. Не-ет, любовь нам подавай, да не одну…
- Ты с кем тут разговариваешь? - в дверях показался Генка.
- О! Братишка! А я тут с ними со всеми разговариваю.
- Ты пьян?
- Да нет. Я просто уже одурел от своих мыслей. А где дед?
- Дед у бабки остался. Сказал, приедет автобусом. А ты, значит, всё мерекаешь, как жить дальше?
- Представь себе.
- А я, представь себе, уладил все организационные вопросы. Во вторник загранпаспорта получим…
Вдруг раздался телефонный звонок. Я, не дослушал Геннадия, сорвался с места и поспешил в прихожую.
- Катя? – сорвал я трубку с аппарата.
Но там послышался голос Жени:
- Привет, Анатолий. Что, Кати нет дома?
- Нет, - растерялся я, - а, разве… То есть, она вчера улетела к тебе. Ты что, её не видел?
- Я с работы звоню. Дома ещё не был. Звонил домой, трубку не берёт, может в ванной – не слышит. Ну, ладно, если что, перезвоню. У тебя как?
- Да всё хорошо.
- Ну и прекрасно. Поздравляю тебя с покупкой.
- С какой? – не понял я сначала, - А-а, ты о доме?
- Ну, конечно.
- Женя, ты извини, я отказался покупать дом.
- Ты серьёзно?
- Да. Не знаю, что на меня нашло…
- Толя, ты пьян?
- Хотелось бы напиться...
- Ну, будь здоров. Потом перезвоню, из дома. Сейчас долго не могу разговаривать, - в трубке послышались короткие гудки.
- Женька звонил, - сообщил я Геннадию, - похоже, Катя не доехала до него.
- Да ладно тебе, Толь, пусть сами разбираются.
- Лишь бы с ней всё было в порядке.
- Толян, - серьёзно посмотрел на меня друг, - зная тебя, я могу тебя понять. Ты натура неординарная. Тебе несколько месяцев не надо было ни одной женщины. Сейчас у тебя их две. И ты готов их любить обеих, но они не готовы делить тебя. Так?
- И?
- Я скажу тебе… - Он не спеша, встал, подошёл к открытой форточке и закурил, - скажу, брат, нужно тебе определиться.
- Я люблю Катю, - как-то не очень уверенно произнёс я.
- Ага, а спать буду с Соней, - саркастически продолжил за меня Генка.
- Ну, что ты такое говоришь?
- А что я говорю? Правду говорю. Разве я не прав?
- Да, - вздохнул я, - Соня мне тоже очень дорога.
- Братан, - Генка наливал второй стакан, - ты же всегда был реалистом, но сейчас ты утратил чувство реальности. Не пора ли тебе спуститься на землю? Оглянись вокруг. Тебя не смущает тот факт, что мы с тобой сейчас сидим в чужом доме?
- Ну что мне делать? Как мне быть? Как теперь жить? – я схватился за голову, упёршись локтями в столешницу.
- Главное, не раскисай, жизнь - она, как есть, штука мудрая, она и выведет тебя на чистую воду.
Я неподвижно сидел в том же положении и тупо разглядывал замысловатый узор на скатерти. Говорить о чём-либо мне не хотелось. Всё казалось пустым и напрасным. Катя, Соня – всё перемешалось во мне. Думая о Кате, я почему-то представлял Соню, и наоборот. «Наверное, я просто схожу с ума».
- Пойду, посплю, - я встал из-за стола и, словно в тумане, направился в сторону дивана.
Проснулся я от каких-то звуков. На кухне приглушённо разговаривали дед Никанор и Геннадий. Я прислушался, в надежде услышать голос Кати, но её там не было.
- В том-то всё и дело, что любит она его, - говорил дед.
- Так ведь и Соня-то его любит, - вторил Генка.
- Да, им сейчас всем троим не сладко. Лишь бы он не запил с горя.
- Вообще-то с ним такого не случалось. Я всегда считал его сильным.
- В жизни и не такое случается.
Я нехотя поднялся и направился на кухню.
- А, вот он и сам проснулся, - встретил меня с улыбкой старик, - Мы тут как раз о тебе рассуждаем.
- И что же вы тут обо мне рассуждаете? – прикинулся я, будто не слышал никакого разговора.
- Катя звонила недавно, - сказал дед.
- Меня словно кипятком ошпарило, но я постарался быть спокойным:
- Как она добралась?
- Хорошо добралась. Всем привет передаёт. Работу нашла через институтского товарища – записалась в какую-то геологическую партию. Во вторник вылетают на Ямал. Месяца на два. Хотела с тобой поговорить, но я не стал тебя будить.
- Что-нибудь просила передать, - затаил я надежду.
- Просила, чтоб вы пожили в её доме, пока её не будет.
- Так мы же сами скоро уедем, и неизвестно насколько.
- Ты спросил, я ответил. Возможно, по приезде, твои планы поменяются. А пока вы будете гулять по Америке, я пригляжу за домом.
"Она вернётся. Она обязательно вернётся. Она не может не вернуться" - пульсировала в голове одна мысль.
Продолжение - http://www.proza.ru/2011/11/25/213