Глава 17. Я был раздавлен

Сергей Лебедев-Полевской
    Катя прибиралась во дворе и, как только услышала шум подъехавшей машины, выбежала за ворота. Я понял, она ждала не столько нас, сколько – меня.
    - Куда же вы пропали? – выпалила она вместо приветствия, - Я уже беспокоиться начала, - тут Катя заметила Геннадия и девушек. Её радостный взгляд вдруг потух. Но не теряя гостеприимного тона, она вежливо познакомилась с гостями. Старика, без растительности на лице, она упорно отказывалась принять. Но все вместе мы её убедили, что это, действительно, дед Никанор. Немного повеселев, она пригласила всех в дом.
    - Женя уехал, а я сижу, не знаю, чем заняться от скуки, - говорила она, пропуская девчонок вперёд себя, видя, как те нерешительно переглядываются, - Девочки, проходите. Думала, вы и сегодня не приедете. Могли бы позвонить, предупредить, что задержитесь, - укоризненно глянула в мою сторону.
    - Во всём виноват Анатолий, - хитро съязвил дед, и тут же поправился, - Но мы с удовольствием разделим его вину. Правда, девчонки?
    - Правда, - скромно подала голосок Клава.
Пока Катя варила кофе, дед Никанор обстоятельно, во всех подробностях расписывал Кате о наших приключениях так, будто побывал в другой стране. Девушки скромно поддакивали, а Генка с радостью дополнял стариковские рассказы.
    - У меня всё на плёнке зафиксировано. Жаль только – косой не попал в кадр.
Рассказ получался ярким, красочным. Катя всё время улыбалась, но похоже, она улыбалась каким-то своим мыслям и была далеко от того, что рисовал ей старик. Я это видел. И ещё я заметил, что между Катей и Соней образовалась некоторая отчуждённая натянутость. Они украдкой поглядывали друг на дружку. Иногда их взгляды встречались, и они, безмолвно переговаривались глазами.
    Мне вдруг так захотелось уйти прочь, покинуть этот дом. Навсегда избавиться от двойственности.
    - Анатолий, - заставил меня вздрогнуть голос Кати, - я подготовила документы на дом. Нам только нужно с тобой съездить к нотариусу…
    - Катя, - только и смог произнести я.
    - Да, я подумала, это надо сделать сегодня, потому что завтра у вас не будет свободного времени.
    - В каком смысле? – что-то заподозрил смекалистый Генка.
    - Так вы, вроде, в Штаты летите?
    - Когда?
    - Насколько мне не изменяет память – в следующую субботу. По радио утром в новостях передавали.
    - Да ты что? Это же здорово! У нас есть полторы недели, – Генка соскочил с табурета, - Катя, где у вас телефон? Толян, я тебе говорил, надо радио слушать.
    Катя удивлённо смотрела на нас.
    - Так вы не в курсе? – она проводила друга в прихожую, и вскоре оттуда доносился его возбуждённый голос.
    Некоторое время все слушали разговор Геннадия с неким Григорием Петровичем, который уже и билеты купил на самолёт, осталось только получить загранпаспорта, оформить визы, упаковать и доставить картины в аэропорт.
    - Ну и дела, - наконец подал голос старик, - Ладно, вы тут обсуждайте свои коммерческие вопросы, а мы с девушками пойдём с Никитой знакомиться. Надеюсь, он не умер у меня с голоду.
    - Я кормила его, - сказала вслед Катя.
    Дед увёл Соню и Клаву. Мы с Катей остались вдвоём лицом к лицу. Она смотрела мне в глаза и молчала. Её синие глаза были полны печали. Она грустно улыбнулась:
    - Ну, вот и всё, Анатолий, через каких-нибудь полчаса дом будет твой. Надеюсь, ты полюбишь его так же, как и я. Всё, что мне нужно было, Женя отправил багажом. Всё остальное оставляю тебе вместе с мебелью – всё это входит в стоимость дома. Деньги переведёшь на мой счёт, когда сможешь. – Она помолчала и добавила с той же грустью, - А Соня хорошая девушка. Она тебя любит. Береги её.
    Катя положила свою ладонь на мою руку. Я прикрыл её руку своей ладонью. Меня уже не радовал этот дом. Не радовала весть о поездке в Америку. Единственное, чего я хотел сейчас, это чтобы осталась Катя.
    - Ты чем-то расстроен, Толя?
    - Не знаю, что со мной творится. С тех пор, как я тебя увидел, я ни на минуту не могу тебя забыть, - я уже не понимал, о чём говорю, но меня неудержимо несло в пропасть, - Катя, я не хочу, чтобы ты уезжала. Я понимаю, с моей стороны это подло по отношению к Соне, к Жене, но я ничего не могу с собой поделать…
    - Толя, спокойно… - пыталась она охладить мой пыл.
    - Нет, ты не поняла…
    - Я всё поняла. Но я так решила. Нужна какая-то перемена в моей жизни. Пусть это будет перемена места жительства…
    - Ты пойми, мне не нужен этот дом без тебя, без твоей любви к нему. Катя, я люблю тебя. Я только сейчас понял, как я тебя люблю.
    - Нет, Толя, у меня есть муж. А ты любишь Соню. И она тебя очень любит.
    - Катя, мы же потом не сможем себя простить…
    - Вы будете счастливы, - она не хотела меня слушать.
    В кухню вошёл Геннадий. Его глаза светились детской радостью. Я встал ему навстречу:
    - Потом, Гена, потом. Иди к девчонкам. Я сейчас…
    Я выпроводил друга, пытавшегося что-то донести до меня, вернулся на кухню, снова взял Катину руку в свои:
    - Катя, я отказываюсь от твоего дома.
    - Здрассте. Вот и договорились.
    - Ты никуда не уедешь.
    - Понятно, - она посмотрела на часы, - Отказываешься?
    - Отказываюсь, - решительно заявил я.
    - Ну и отказывайся. Сейчас ты не отдаёшь отчёта своим действиям. Лети спокойно в Америку. Вернёшься, мы этот вопрос обсудим в более трезвой обстановке. А сейчас я прошу, отвези меня в аэропорт, если тебя не затруднит. Я ещё успеваю на тюменский рейс.
Я был раздавлен. Я потерял её навсегда. «Как же так? – мучил меня один вопрос, - Она была так близко. Теперь отдалилась от меня настолько далеко, что невозможно было представить – на сколько». Всё произошло так скоро.
    Всю дорогу до аэровокзала я молчал, чувствуя всю бесполезность ранее сказанного и свою беспомощность. Я казнил себя за то, что у нас случилось с Соней, за то, что не мог раньше разобраться в своих чувствах, за то, что вообще живу на этом свете.
    - У деда Никанора есть ключ от моего дома. Живи в нём до моего приезда. Я уверена, при следующей нашей встрече твои взгляды на жизнь поменяются.
    - О чём это ты?
    - Не обижайся на меня, но мне кажется, что тебе не хватает взрослости. Ты просто большой ребёнок, Толя. И, чтобы вырасти, повзрослеть, тебе необходима встряска. Я желаю тебе этой встряски в хорошем смысле слова. Пусть эта ваша творческая командировка в Штаты принесёт вам удачу.
    Катя пыталась казаться весёлой, говорила что-то успокаивающее, но я-то знал, что и у неё кошки на душе скребли, и лишь одна мысль не давала мне покоя: «Она улетает».
Она купила последний билет.
    - Вот видишь, - показала его мне в подтверждение своих слов, - это судьба.
     - Катя, ты же меня любишь, - пытался я ухватиться, словно утопающий за соломину.
    Она улыбалась, но глаза её выдавали непреодолимую тоску. Только потом я понял, она не могла говорить, чтобы не разрыдаться. Я был готов встать перед ней на колени, но не сделал этого, лишь поцеловал её в щёчку.
    Объявляли посадку на её рейс. Она молча обняла меня на прощанье, оттолкнула, чтоб я не успел прижать её к себе, и без слов пошла прочь.
    - Катя! Я люблю тебя! – крикнул я вслед.
    Во мне ещё теплилась надежда, что она передумает, обернётся, побежит мне навстречу, кинется мне в объятья, и мы поедем обратно.
    - Я объясню Соне. Она поймёт. – Невнятно бормотал я, но меня никто не слышал.
    Катя обернулась, и, улыбаясь, помахала рукой. Её глаза были полны слёз.
    Я шагнул навстречу, но она уже скрылась в толпе.
    - Что же мы с тобой делаем? – говорил я вслух.

    Самолёт давно улетел. Я словно потерянный, бродил по аэропорту. Потом неизвестно сколько времени сидел в машине и ещё чего-то ждал. Хотелось кричать от бессилия, плакать. Хотелось провалиться сквозь землю.
    Подходили какие-то люди, что-то спрашивали, я только отрицательно мотал головой, и они отходили.
    Словно туман рассеялся перед глазами, когда я увидел ворота Катиного дома.
    - Что случилось? Ты в порядке? – кинулась мне на шею Соня, - Тебя четыре часа не было. Я уж не знала что и думать.
    - Рейс задержали, - соврал я ненароком, стараясь сохранять спокойствие.
    Соня сразу заметила во мне перемену. Тяготилась ею. Хотела как-то помочь мне, пытаясь заговорить, но, получая в ответ односложные фразы, опускала глаза. Ей было нисколько не легче. Все всё понимали, но никто не знал, что нужно делать, чтобы разрядить обстановку.
    Одному Никите было всё безразлично. Разместившись поудобней у Клавы на коленях, он благодарно мурлыкал ей свою кошачью сказку.
    Вечер тянулся бы неимоверно долго, если бы не всёпонимающий старик.
    - Я думаю так, - спасительно начал он, - ребятам нужно многое обсудить, вижу, Геннадию уже не терпится. Вот вам ключ от Катиного дома, - вручил его мне, - идите ночевать туда, а девочки у меня лягут.
    Я автоматически поцеловал Соню в макушку и пошёл к выходу. Она так и осталась сидеть на месте.
    В Катином доме Генка пытался заговорить со мной о предстоящей поездке за границу, о перспективах… Но я его не слушал. Я всё ещё мысленно находился с Катей. Ему надоела игра в одни ворота, и он не выдержал:
    - Да, братец, хорошо она тебя зацепила, - сочувственно произнёс друг.
    Ему хотелось общения, но я хотел только забыться. Говорить о чём-то не было никакого желания.
    - Не обижайся, - сказал я ему, - пойду, прилягу на диван, а ты ложись на кровать.


Продолжение - http://www.proza.ru/2011/11/25/201