Время кончилось, и наш путь подошёл к концу. Я стоял на берегу свинцового моря. Тяжёлые волны с грохотом разбивались у моих ног, отзываясь гулкой болью в голове. Я закашлялся, и почувствовал, что на руке осталось липкое. Ржавчина. Вытер ладонь об одежды, оглянулся. Она была мертва, и что-то сжалось у меня в груди. Очередной вал разбился о берег, обдав твёрдыми холодными каплями. Они впитали в себя тяжесть прошедшего дня и тоску старого солнца.
Мы шли сюда так долго, что давно забыли зачем и почему пустились в путь. Что-то ведь сорвало нас с места, погнало вперёд, заставило двигаться. Война? За всю дорогу мы не видели ни одной живой души. Лишь ржавые, клубящиеся пылью скалы и камни. Я снова закашлялся. В груди болело, но теперь это не имело значения. Я хотел вспомнить, что заставило нас идти, но в глубине души и сам понимал, что всё потеряло смысл. Возможно, мы любили друг друга? Я снова посмотрел на недвижное тело позади себя. Наверное, она считалась красавицей, эта женщина. Грубый ветер трепал локоны её волос. Кто она? Я попытался поднять из глубин своего существа какие-либо чувства к ней, но лишь снова закашлялся. Даже её имя, короткое и прелестное, как звон колокольчика на весеннем ветру, даже оно выветрилось из памяти. Зачем она шла со мной? Почему умерла?
Вдалеке, у вздыбившейся линии горизонта занимался шторм. Из воды поднимались свирепые воронки, массивные волны набирали высоту, чтобы штурмовать мёртвый берег. Я сел на землю. Наверное, весь мир скоро перестанет существовать. Я не сводил глаз с огромной волны, неумолимо двигавшейся навстречу. Её ещё не было слышно, и лишь ветер отрывал от земли ржавые пласты, ревел в ушах, пытаясь сбить, сломать. В глаза бросало пылью, и я увидел рядом с собой бесконечную вереницу людей, тянувшуюся из тех краёв, откуда когда-то пришли и мы. Они были нагие, и их тела несли на себе отпечаток страшных болезней. Кажется, они ничего не чувствовали, не слышали, не понимали. Их глаза разъела пыль. Они молча шли к обрыву. Я видел, как их тела неуклюже застывают над пропастью, чтобы через мгновение исчезнуть в бушующих водах.
Я снова закашлялся, и видение пропало. Это всё пыль, ржавчина. Я посмотрел туда, где видел всех тех людей. Остались лишь неглубокие следы. В глазах более не было нужды, и я закрыл их. Я видел волну и без помощи зрения. Ветер срывал с ушей кожу, но и они мне были более не нужны, чтобы слышать нарастающий гул.
Капли стали обжигать, и я понял, что сейчас всё кончится. Волна была уже совсем рядом. Ветер сорвал мои веки, и некоторое время я вынужден был смотреть, как дряхлое солнце медленно и неуклюже заваливается в океан.
Женщина, что лежала сзади, осторожно села рядом со мной. Она совсем не боялась смотреть на моё изуродованное тело. Я хотел сказать ей, что она мертва, но горло было забито ржавчиной. Она сказала, что должна любить меня. Наверное, всё это значило, что я тоже умер. Я ещё посмотрел, как пыль разъедает её тело, как ветер заметает последние следы ржавчины. Всё это время она наблюдала за мной со спокойной грустной улыбкой. Затем я, по привычке видеть, повернулся к океану. Волна наконец-то достигла берега. Она должна любить меня. Почему-то это было очень важно.