Все свои. Черновик. Отрывок

Антон ТЮКИН

ВСЕ СВОИ

(социально - фантастическая, очень грустная повесть)

Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! Ты Мне соблазн!
потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое.

Евангелие от Матфея
* * *
Мы все - люди, не участвующие в грабежах правительством народного богатства -
не чиновники и вместе с тем люди не невежественные, знаем хорошо,
что наше правительство живет неправдой, насилием, одурением народа.
Это мы знаем со времен Радищева, декабристов и уже совершенно ясно
со времен Николаевских и Александровских...   

Лев Николаевич Толстой
* * *
Еще не большая мудрость сказать укоризненное слово,
но большая мудрость сказать такое слово,
которое бы, не поругалось над бедою человека,
придало бы духу ему, как шпоры придают духу коню, освеженному водопоем.

Николай Васильевич Гоголь
* * *
Потому что во многой мудрости много печали;
и кто умножает познания, умножает  скорбь.

Книга Екклезиаста или, или Проповедника, 1:18

ПОГИБАЮЩИЙ МИР. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ОБЛАКА НАД ПРОЛЕТАРКОЙ

Пролетарка... Десять... нет... побольше краснокирпичных, грязноватых, огромных домов, словно просмоленных кораблей, вдаль плывущих через бурное море времен, а верней прокопченных фабричными трубами и без малого за сто лет уже беспокойной и шумной, словно кем - то (волшебником, магом недобрым?) неестественно долго растянутой жизни огромнейшими, мутными окнами чуть зловещего, фабричного "модерна" безнадежно - угрюмо смотрели на мир. В их давно не промытых глазах, только что разлепившихся от тяжелого, страшного сна после долгой, холодной зимы старых стеклышках, изредка ломаемых веселой желтизною острого луча, ну а чаще - в серых, боязливо и наискось  потрескавшихся уже в давний, январский мороз (в день вот тот, а вернее - в тот вечер и ночь, когда по всему району отключили отопление) и спасенных - залепленных наскоро скотчем прозрачным, кое - где уже вздувшимся пузырьками воздушными, то есть прилепленным неумело, неровно и в спешке и страхе пред холодом (на дворе свирепел та - а - кой мороз...), а еще в темноте полукромешной ( при карманном фонарике или вовсе при свечке,  в день аварии на теплотрассе отрубали и свет) отражалось разорванное, все в клочьях низких и косматых, и лохматых, и стремительно гонимых бесприютными ветрами облаков раннее апрельское, бледноватое, словно бы несчастное - больное, такое неяркое, русское небо. Грязновато - размытое небо с уходящими вверх, в бесконечность куда - то серыми и черными полосками от фабричных дымов. Копоть, сажа и красный, тюремный кирпич. Стрельчатые арки, улетающие в нутряную, природную хмурость. Полукружия древних окон. Полуобвалившаяся жутковатая мозаика с почти что адскими колесами изразцами горит на фасаде бывшей купеческой конторы. Мелочи членений полусгивших, облупившихся, облезлых и рассохшихся, вытертых ветрами времени и судеб минувшего, бурного века всех этих дверных  филенок и рам будто - бы причудливо - влекуще - величавы и одновременно неуместно, незлобно - глупы. Вот они - сотни сотен застекленных провалов в человеческий злой муравейник то серят отражая в себе равнодушно - безмолвное небо, то вдруг словно разрежут простор ломким лучиком света и залижутся голубизной, отразив в зрачках мутных глаз бедный воздух тяжелой провинции, и замечутся вдруг будто бы испуганно, бросая в наш  холодный, безрадостный мир отражения скользкие, зыбкие и угловатые, преломленного света, будто искр от случайного смысла, от нездешнего, и от тех неожиданно упавших вниз на землю незаслуженных даров Небес.
Угловая башня - с хвостатым драконом, распластавшемся грозно под крышей казармы - Один. Вот Один. За ним - номер Два. Корпус Три. И рядами они побежали. Номерами - один за одним в середине квартала. По краю их параллелепипедом - двором огромным замкнутым точно же такие корпуса. Как тюрьма? Или лучше - как замок...   Такова уж была модерновая для минувшего, грозного века в его самом начале. ВЕКА из железа и ЖЕЛЕЗА, века СТАЛИ - из стали, нефти, электричества и... и... Строчная застройка за стеной Пролетарского гетто. Санитарное нововведение - радость докторов в очках - пенсне. Так что и за стенкой жить не очень мрачно. Вот и дворики между домов, вот уютный детский садик. Ну и что, что за стенкой? Привыкли...  Вот училище, вот техникум старинный и старая школа. Все в едином, безрадостном, вернее в готическом - псевдо - сумрачном духе. То ли замок, а то ли тюрьма? Нет, обычная жизнь трудового народа.
Красно - прокопченный бред старых стен улетающих в небо. И глаза больные, серые у бедных стен - окна. Сколько их? Их сотни... И во всех но в различное время - то розово - разливно и рассветно, то закатно и желто, но скорее и чаще - серо... Мутный взгляд близорукий скользит но стеклянным, обветренным гладям, чая проникнуть в холодные, бедные комнатки. Не проникнет. Где закрытые, плотные шторы, а где просто черно.  Только вата клочками слежавшимися между древних рам, только гиблые, мертвые мухи засохшие. Да еще паутина и серая пыль. Пыль и прах... И вагонный, скрежещущий грохот, рвущий душу и сердце долетающий и колотящийся тут - от товарной, близкой станции. Вековечно - зловеще свистяще - орущие, рыдающе - плачущие  голоса тепловозов в тревожной ночи, дробный стук колес по стыкам быстрых рельсов, оглушительный скрежет, глухие удары межвагонных сцепок, хриплый ор диспетчеров в ошалевшие радиорупоры посреди стального бессонья грубо вспоротого слепящими и мертвыми светилами суровых железнодорожных фонарей. Чад, и ад, и грохот, и сама смерть на быстрых и безжалостных колесах рвущая простор бесконечный могучим гудком.  Это - миг Пролетарки. Это - век Пролетарки. Это - час Пролетарки.  Это - быт  Пролетарки. Это - жизнь Пролетарки. Наша с Вами суровая, русская жизнь.
* * *
Псевдоготические контрфорсы по крышам бредовых, бедовых, словно и правда веками бессонных рабочих казарм. Ржавый бред отшумевшего века, как отрыжка а может огрызок от той самой нестерпимо тяжелой промышленности, кои некие дурни назвали давно и бездумно, и нагленько "легкой". Впрочем, и с тяжелою в Устьрятине - беда... Никаких тебе модернизаций и о - нано..., и прочего... Пара - тройка предприятий на полсилы шумит и кряхтит. Ну, еще и мелкий есть, и торговлишка, и рынок... Человеческие толпы по утру на автостанции. Человеческие толпы лишних охотно глотают отходящие к Москве взвизгивающие толи от восторга, а толи от скорости века зеленые и злые электрички, унося устьрятинцев по утру и выплевывая их к ночи - отжатых великой Москвой, расползающихся от вокзала по норкам. "День прожили и ладно - бормочут они засыпая - Будет чем детей кормить, а потом..." Но "потом" им думать не за чем и не когда. Быстрый сон уносит из в забытье на несколько часов. А назавтра - звонок. И - перрон - электричка - дорога - работа... А потом - все в обратном порядке. Год за годом, и одно десятилетие - за другим. Без конца и без смысла. Но они почитают и это за счастье, потому как рядышком за стенкой - нищета. Рядом кто - то за стенкой кричит, умирая от рака. У подъезда - слепая старуха. Возле церкви - ватага бродяг. И еще на вокзале и автовокзале - спят на мусоре, соре и стреляют на "бомики". Пьяные. Ну, а может и мертвые? Впрочем всем все равно. Какая жизнь - такие песни... Поел, поспал и - на работу. Без смысла, без начала и конца. "Вот только дети... дети... " - скребет серым мышоночком мысль, убегает теряясь в лабиринтах засыпающего мозга.      
* * *
Ржавое железо дребежащее на ветре. Оторвалось от кровли. Гулко скрипнула дверь сквозняком. Двое вышли из сырости и темноты на свет. Потоптались, закурили и закашляли, недовольно ворча и гундя.   
- Халявщики крышу покрыли... - заворчал первый житель. - Управляющая наняла каких - то идиотов, вот они и расстарались кое - как.
- Ничего не умеют. - добавил второй в свою очередь. - Сами разучились работать за двадцать лет. Ну а молодых - то нынче кто научит? - поддержат разговор соседи.  - ПТУ и те теперь... не те. И не ПТУ, а какие - то "лицеи царскрсельские"...
- Вот уж это - идиотизм...
Скрип облупленных, давно не мазанных, полуразбитых качелей. Изувеченные тополя - обрубки, инвалиды весенней войны. А над этим и под этим, и близ - только красный и дымный кирпич городских замков бед Пролетарки, в половину проеденный тлением кислотным - щелочным  ядовито - холодной испариной липкой блестящей на жирном и припудренном лице областного оазиса, - центра, на который с периферии недальней его день и ночь гонит волны вонючей отравы на небо и язвит  на источники вод потекущих к нему химическо - стальной Костобарановск... Ну, про тот Костобарановск - разговор особый... Ну а здесь, в Устьрятине как? Начальство уверяет народ, что он "самый зеленый в России". Здесь обитель отдыха и рай... Так что все замечательно и относительно... А в двенадцатом году будет просто... Просто лучше некуда... Поверим? А что еще делать? Только с безденежья вешаться или - в те электрички, и на автовокзал, где бомжи, и цыгане, старухи, безногие... Их не видя, не слыша - на Москву, на Москву, на Москву...   
* * *
Словно детские дворцы сложенные из пустых катушечек без ниток потерявшись в городе и мире стоят  башни - казармы взгромоздившись ужасными, полутюремными стенами над лоскутками, бедными сиротскими что лежат виновато пред ними то неровно - кривыми заплатами топтаных газонов, то широко разбежавшимися меж подъездов неухоженных скверов c уродливо, грубо порубленными по весне тополями. Вот глядят эти старые, полуживые, истерзанные злыми бензопилами деревья то в широкие окна учебных классов, то стоят пугливой, словно бы обглоданной кем - то огромнейшим стайкой, сгрудившись пред клубом "Пролетарий" - "двором",  что стоит уже два десятилетия без малейшей "культуры" (потеряшейся ныне или просто не бывшей тут и вовек?)... Потерявшийся мир, словно правда пропавший в  лабиринтах размотанных юрким котенком истории, того самого  великого клубка - перепутья железных и просто дорог, убегающих вдаль между серыми, больными, бедными и мокрыми от снега и дождей среднерусскими безмерными равнинами... Меж равнин среднерусский и стоял этот город, и замок, и мир. И вернее, гетто - Пролетарка... Пролетарского Вала район.
* * *
Самое большое и самое красивое и благоустроенное здание на Пролетарском называлось "Париж". Место забытья ночного и подпития семейного и праздничного, как средства - способа и убегания от забот тяжких и от трудов, и пристанище полу - и нищее для бессмысленных, недолгих, непрочных  людских жизней оно распласталось близ посыпанной угольной пылью и пеплом, чуть порошенной по верху мусором бумажным и другим - серою золою и смоляной, веселой, сосновою щепкой, политой разлитой не раз и не два из железных бочечек соляркой, и хулиганской вонючей мочой, черною нефтью, и... товарной станции ж/д. Бедный,  зачумлено - больной индустриальный пейзаж простирался за периметром из красных зданий. Вид угрюмый и жалкий одновременно. Канавы, рытвины, переплетение каких - то труб, то в черном рубероиде перемотанным алюминиевой проволокой, то в чудовищных полусдернутых металлических кожухах из под которых темно - желтыми клочьями торчали куски стекловаты. Горы из строительного мусора и россыпи его - бытового. Серые картонные коробки, драные покрышки, россыпь осколков стекла, и бутылки, банки, обрезки пластика и грязная бумага и... над все этим липкая, удушливая вонь. Запах тления, распада и гниения. Отравленный, загаженный, нечистый и смердящий городской прижелезнодорожный край большого, областного города.
Скорбный вид испохабленной, бедной земли,  нагло  вспоротой по самому брюху как убийственным ножиком ржавым железом из нутра этих куч торчащих арматурин и проволок, словно бивней - клыков неведомых ныне на нашей планете исполинских безжалостных тварей. Вот под горами из дряни и из гнили дырами на сожженной земле зачернели проплешины кострищ , огромных, как пожарищ. Место отдыха местных бомжей или место приземления НЛО, о котором писали в газете "Вечерний Устьрятин" полгода назад в рубрике про "очевидное - невероятное". Впрочем, да не все - ли равно? 
Грешная, печальная земля, мокнущая глинистыми, рыжими канавами и колеями по дороге разбитой в хлам  самосвалами и грузовиками - королями поразъезженных, русских дорог. Омуты бездонные со стоячей, тяжелой водой меж расползшимся, мокрым и ржавым - умирающим и гибнущим, грязным и желтым, скользким и колюще - кустистым и жухло - желто - травяным... Только небо над этим местом пока относительно чисто. Только небо, но ведь и его отравляют ядовитым, гадким дымом. Вот один хвосток, вот второй и вот третий, уходящий нечистой дорогой в бесконечный, небесный простор и теряющийся в беспримерной, небесной выси.  Грязный след человека уходил в безразмерное, беспредельно - широкое, бедное небо или все - же в оконце Господне из которого Сам иногда косит глаз людей? Вот по этой бескрайности, оку - окуляру и оконцу то вдруг серому и белесому днем, черно - звездному ночью, но сейчас по весне вступающей в Устьрятин наш в апреле и по - весеннему уже синейшему проплывают грядой облака. Белые - белые, чистые - чистые. Проплывают торжественно, медленно, словно это льются Господние слезы.    
* * *
Вот летят они вдаль бесконечной грядою то разорванных клочьев, то воздушных чудовищных гор, погоняемые вдаль потоками жестокого, резкого, словно режущего мир до основания напополам упруго - могучего воздуха, проплывая в беспредельной своей вышине над землей с городами, мирами - веками. Проплывая в небесах не спеша над империями, над верами, вождями и войнами. Над печалью, над радостью, над болезнями, рожденьями, трудами и над смертями. И над праздниками, и над бедами... Так  течет, и струится по небу над недолгими жизнями нашими бесконечная река времен. Протечет, как вода наша жизнь исполняя предначертанное свыше судьбою и исчезает совсем канув в Лету, растворясь там без  следа, не оставив и малейшей памяти, а потом откуда - то, из дальнего далека просочится каплями и снова подчинившись воле величайшего круговорота времен польется, проникнув живою, бойкою водицею своей в уже иные времена и иные неведомые нам дни и годы... Дни протекают за днями, и одни тысячелетия гонят другие тысячи лет прочь, без задачи видимой для нас  маленьких и грешных человечков и без цели сливаясь в ту чудовищную и бескрайне - жуткую иллюзию которую зовем мы просто - "время". Эту странную субстанцию вечно убегающую от людей и теряющуюся из вида совсем в неизбежно наступающий для всех живущих неминуемый и сметный срок там и тогда, где уже "никогда", "никуда" и... Нет оттуда пути и дороги... Льет - течет бесконечное время и течет у нас над головами человеков глубочайшая небесная река с взбаламученного дна которой  вниз порою косит на  планету непонятное Око Господне. Равнодушно взирает  на мир. Ни тревоги, ни гнева, ни ярости... Что же дальше грядет?...
* * *
"УЧИТЕЛЬ"

- Может быть и правда к Богу нам Неведомому улетают они в бесконечную даль? - так подумал он когда - то, глядя на грустный свой мир с истертого, растрескавшегося парижско - устьрятинского подоконника - Или все просто так... Ведь облака - одна холодная и мертвая природа? Ведь учили же в школе. Вода и пар, и ничего там более. Только мертвые версты ледяной атмосферы.  И тогда - ничего?.. Никого там над нами? Или где - то еще? В беспредельности? В черной дыре? Хоть... в другом измерении не нашем? В том другом, где и осей координат не три и не четыре как у нас, (а четвертая ось наша - есть "время"), а хоть сколько?.. Невозможно и жутко так жить... - так еще не с мольбою, но со странной, неведомой ранее юности нам и тоскою сосущей, жутчайшей, и с тревогой, томлением бедного сердца бросал взгляд в небеса и мучительно думал Андрей, сидя на окне своего знаменитого в районе Пролетарки  Четвертого корпуса.
Крайняя комната на четвертом этаже "Парижа". Подоконник. Начало апреля. Голубое небо. Облака. И страшнейшие слова про то, что "Бога нет ..." заученные в школе.
- Говорили не раз, что "доказано"... - начинал на себя сам сердиться Андрей. - Вот ведь глупости и суеверия одни... Просто дикие люди не знали природы. Испугались грома, молнии... и придумали разных богов. Так нам говорили не раз и не два на истории. На обществоведении нам затвердили про "опиум". Маркс, и Энгельс, и Ленин все и всем доказали... и вот... Отчего же мне врет мое бедное сердце? Отчего в смятении мой разум и душа? Отчего мне так нестерпимо то мучительно страшно, а то сладко вглядываться в эту голубую теплоту апрельских небес? Отчего я жду там встречи с Истиной и встречи с Другом?.. Немыслимо...   
* * *
- Бога нет... Бога нет... Бога нет... - кололась теперь тошнотворно - ужасным, колючим испугом наскоро затверженная, еще такая безразличная для него совсем недавно "прописная истина". Это была самая жуткая жуть которую он мог себе представить. Словно грозная субмарина военная всплывшая теперь на  поверхность сознания, а еще совсем недавно мирно залегавшая на дне, как в засаде, ныне она, серая, холодная, стальная, смертоносной угрозой полного в не таком уж и далеком для него, Андрея, грядущем и будущем абсолютного уничтожения, то есть просто - напросто небытия  жутко пугала его, приводя молодого человека в тот нешуточный трепет, что высасывает страдающую душу а на сердце делает так нестерпимо жутко, так пусто и так холодно...
- Все вранье это... Ведь Бог есть! Его просто не может не быть!.. Ну, особенно после той истории - с историей. Верней, c учителем истории - жирненьким Витькой Семеновичем... Бог - есть! Не может не быть Бога! Если Бога нет - то все бессмысленно! Все, что думаем мы - просто фарс. А все, что мы делаем все на планете - просто уж гадость и дрянь.  - думал Дюша, глядя на белесые горы и клочья, словно бы и вправду ватные, пролетающие у себя над головой.
- Снеговые горы, летучие... - задирал Андрюша голову повыше и стараясь разглядеть с подоконника Четвертого корпуса всех этих "слонов" и "верблюдов", и "рыб" решил в сердце своем - Врет, проклятая "наука". Грош цена и науке, и школе такой, как у нас... Все обман, все неправда, все ложь, все цинизм и притворство. Лицемерие... и одно лицемерие.  "Школа - лучшая в мире" - твердили на раньше... Ну, спасибо тебе за урок, жирный Витька!.. Кстати, дело тут ни в "социализме" / "капитализме". Просто такая страна...  Я - то знаю уже без заминки, что в России и средняя школа, и техникум, училище любое, да и даже любой универ, наш, не наш, любой или любая... - есть лишь школы насилия над личностью и лжи, школы подлости, жестокости, цинизма ...   
* * *

- В начале жизни, школу помню я...
  О школа, колыбель моя,
  Любил ли кто тебя,
   Как я?...

-  усмехнулся Андрей снова горьковато скривясь от отвращения и обиды, неожиданно сам для себя вытащив теперь из глубин молодого, иронически - резвого мозга сатирические вирши - ироничную пародию, сочиненную когда - то по мотивам такого избитого уже до смерти педагогическим "совком" неплохого, в общем, русского поэта Николая Некрасова. Усмехнулся, спрятав в уголочки рта всю обиду и горечь и  припомнил тот недавний случай с "историческим  Жиртрестом", толстячком", "уважаемым" Виктором Семеновичем. Вот как будто вчера это было... C той поры прошли, минули годы. Кончилась мучительная школа. И до середины добежал Политех - универ... Но пред ним все это стоит очень живо и свежо, ну, совсем как вчера. 
Кабинет истории и обществоведения. Полукружия промытых окон с  тонко - затейливыми переплетами стиля "модерн" радостно вливают свет в наш просторный класс. Справа - галерейка огражденная цепью квадратных столбов с нешироким проходом - у стендов. Вот "Два мира - два детства" - с тощеньким,  полузаморенным, чумазым мальчуганом то намывающим чужой автомобиль в дорожной пробке а то и вовсе просящим подаяния с протянутой рукой на паперти большущего, явно не русского храма... и широко смеющимся, мордатым пионером в развивающемся гордо по ветру красном галстуке то остервенело - радостно отдающем кому - то салют, то самодовольно и нагло грызущим огромное, желтое яблоко... Вот "Учение о прибавочной стоимости К. Маркса" - со светящей прожектором в "завтра" и палящей по вражескому Зимнему "Авророй" и со скукой - тягомотиной - "Решения-ми ХХVII Съезда КПСС - в жизнь!".
- Вот она - "суровая правда" о "силе нашего строя" и "нашего образа жизни" - с неприязненной насмешечкой кривился Андрюша в десятом глядя на этот незатейливый, лубочный, глуповатый балаган наскоро скроенных Витькой - учителем стендиков - "солянок" из давно надоевших всем цитаток и штампиков. 
* * *
Вот перед тремя рядами зеленоватых парт провалом адовым зловеще чернеет доска с нацарапанной на ней кое - как скучной темой нудного урока. Прямо над доской - огромное, цветное фото президента Михаила Горбачева. Справа от него - экономист и философ Карл Маркс, слева  - друг и соратник марксов Фридрих Энгельс. Бородаты, усаты, ребята, что твой греческий Зевс на картинке в черненьком учебнике шестого класса. Философские немцы в позолоченных рамах на белой стене - словно два суровейших, божественных Зевса - бога - грозных громовержца, окруживших с обеих боков, словно взявших под руки слабоватого, пузатого и лысого, с черной плешью на широкой, беспокойной голове президента полуживого Союза... Тумбочка с разбитым телевизором, по которому за все годы учебы никогда так ни разу ничего нам и не показали. Ни одной, ни единой учебной программы по истории школьной или хоть по другому какому предмету, что катили все дни аж до года девяносто второго - горючего по Второму каналу - учебному.
Рядышком с лакированным ти - ви - белый бюстик товарища Ленина. Хитренький прищур грязноватой сахарной головки, чуть скуластого козлобородого деда из папье - маше... Вот по этой головке для того, чтобы "проверить" ее черно -  зияющую бездной пустоту, в тайне от учителей естественно, многие "продвинутые" парни времен  перестройки и гласности не раз и не два пальцем стукали, а потом уже после школы многозначительно кривя ухмылочки, пересказывая во дворе и по убогим своим комнатам - квартиркам очередную "крамолу", вычитанную, выловленную из московской "Комсомолки" или с "Даугавы" рижской, из ленинградской "Невы" или из толстого "Нового мира"... 
* * *
Андрей бросил взгляд за окно, за которым на красном, кирпичном фронтоне напротив белели цифирки в аккуратном венчике: "1907 годъ". Покусал легонько за конец прозрачной, заграничной ручки. Писать конспект урока не хотелось.
- Да и глупо это так... За Витькой Семеновичем то записывать зачем? Все равно все в учебнике есть. А оригинального и сверх программы он ведь все равно не скажет. Не способен что - ли? - с раздражением подумал он. - Видно это ему ни к чему?..
А надо заметить, что учебники в те давние от нас уже поры и мальчишкам в такой жаркой, шерстяной, синей, "морской", и девчонкам - в гимназической, "монашеской", коричневой, то обыкновенной, обыденной сиротски - траурной, а то по праздникам - расцветавшей вдруг белым передником и воротом, у иных и кружевным,  всероссийской школьной форме строго обязательной к ношению в стенах довольно средних заведений учебных Союза ССР выдавали каждый на год и абсолютно халявно - бесплатно...
Вот и толстенький Витька - историк сипит у доски... Кстати, кличка у учителя - "Жиртрест" или "Жирный", и еще - "Свинья в ермолке". Кстати, последнее - явный привет Николаю Васильевичу Гоголю (стоит - ли упомянуть, что никто из советских детей абсолютно не знает, что "ермолка" - часть традиционного еврейского костюма, а поэтому не видит тут  антисемитской колкости?)... 
Вот он - толстенький, заплывающий розовым жирком человечек стоит подле чернеющей доски, как раз посередке меж Марксом и Энгельсом, трясет своей указкой и отчего - то нам совсем неведомого очень сильно потеет. Вот как после изнурительной пробежки  задыхавшись он вначале переводит дыхание, а потом яростно хватая большим ртом спертый воздух тщетно старается наладить уже основательно сбившееся дыхание. Наконец это ему удается. Виктор Семенович расстегивает серый пиджачок и достав из кармана большой клетчатый платок утирает им блестящее каплями пота лицо и большущую лысину. Снова переводит дыхание и шумно сморкается... и снова пытается что - то сказать ошалевшему в конец и пораспустившемуся десятому "А".   
Вот Семенович вновь и вновь грозя бешено кому - то длиннющей указкой тщетно пытается навести самый элементарный порядок в основательно взбесившемся после "физ - ры" десятом. Но беднягу Семеныча почти никто не слушает. Почти - почти никто. Только Дюша, да и то лишь потому, что "очкарик" дальше  первой парты в классе сидеть не могущий. Так случилось по воле судеб...
Кстати, Дюша действительно любит  историю. Нашу, отечественную и еще - зарубежную. Ну, и обществоведенье - в придачу.
- Тоже - вещь полезная... - считает он - Интересное время теперь. Перестройка, гласность, съезды депутатов и выборы... Раз такое время на дворе, то не грех - бы во всем разобраться. Теперь самая любимая профессия в Союзе - журналист и юрист, ну, и историк, конечно - же...    
* * *
- Вот история... - думает он. - Раньше вся наша история была почти что и... без людей. Ей - ей, правда! Одни классы - формации и революции. Расскажу после внукам, так они ни за что не поверят. Скажут дедушке: "Врешь!"... Просто схема какая - то мертвая была, а никак не история. Так преподавалась мировая - от Французской революции и далее, и история СССР, конечно... От царизма - в Февраль и Октябрь. Дальше, ясно, Гражданская - наша победа! Образование Советского Союза - победа! После - индустриализация, коллективизация и... как ее там? - чуть запнулся Андрюша - революция культурная - вспомнил он - и полнейший триумф! Дальше - ВОВ - и триумф - и победа! Восстановление народного хозяйства, образование социалистического... лагеря, и целина, и космос, и кругом - победы, победы, победы! А потом уж - развитой социализм пришел - и полнейший триумф в сказке розовой!.. А теперь - только "белые пятна". А вернее - черные - пречерные, как горелые дыры. Где кричали: "Триумф!", теперь в пору говорить с укоризной: "Позор!", а еще вернее: "Преступление!.." Так по доброй воле одного Горбачева нам открылось вдруг всего столько негативного, но правдивого, черт побери! - сжал парнишка кулак от такой верной мысли. - Нет теперь на земле той истории старой, "советской", а, простите, есть "антисоветская", то есть настоящая, которая на свете была, а не кем - то придумана чтоб дурить простаков легковерных. Вот в ней и люди уже разные имеются, совсем как в жизни. Вот - подробности прошедшей реальности... Хорошо быть историком! - считает "очкарик" Андрей, наблюдая близорукими, серыми глазами из - за стекол железных очков поздне - перестроечный, закатный Союз. - Правду говорить и легко, и приятно! - думает десятиклассник в синей формочке. - Это знают в стране очень многие, и особенно - молодые, как я. Вольно, гордо, свободно дышать полной грудью и рубить правду - матку с плеча. Потому теперь почти все хотят работать в прессе - такой смелой. Ставить разные проблемы актуальные на газетных полосах или в журналах. Ну, а как по - другому? Мы ведь тут - все свои! И страна эта - наша, и время! Время выбрало нас... Так чего - же бояться, стесняться и жаться? Мы - не овцы. Мы - идущие на битву с вековой неправдой и насилием молодые и гордые львы!
- Эх, - вздыхает он сладко от одних только мыслей о прекрасном будущем своей меняющейся прямо на глазах страны, и вообще - от всего взбаламученного переменами большого и сложного мира. - Сколько нового стало вокруг? Не припомнить всего враз, не счесть... Вот телемосты с Америкой. Встречи президентов - нашего Сергеевича и их - Ронни. Процесс разоружения начался со встречи в Рейкьявике... А еще - разрешили рок - музыку!.. А еще - не глушат больше "голоса"... Да зачем нам теперь "голоса" их? Не нужны... Ведь теперь почти уже все, что они бы прочли нам в микрофон, например, в той же самой передаче литературной "Поверх барьеров", их потенциальный слушатель в СССР... может прочитать вполне легально на журнальной бумаге. Если взять хотя - бы одни толстые и полутолстые журналы, то сколько там теперь всего - то ранее совсем - совсем немыслимого!  Вот Анатолий Рыбаков в "Огоньке" у Коротича. Вот Варлаам Шаламов и Василий Аксенов, Владимир Войнович и Евгения Гинзбург - в молодежной "Юности" московской. Вот Александр Исаевич  Солженицын в ленинградской "Неве"... Говорят, в декабре в "Новом мире" у Залыгина напечатают полностью и без всяких купюр "Архипелаг ГУЛАГ", за распространение которого еще совсем недавно сажали по семидесятой - "за антисоветскую"... Впрочем, и без Солженицына мы и так довольно много знаем. - уверял себя он. -  Ведь мелькают по страницам уже нашей и действительно самой свободной печати и Бухарин, и Сталин, и Рыков, и Троцкий, и убитый злодеями Юровским и Свердловым русский царь Николай Александрович Второй... 
* * *
Надрывается, криком кричит и  краснеет бедный Витька Жиртрест. Вот он снова вытирает своим клетчатым бледную, мокрую от набегающего пота плешь и смахнув капли со лба наконец - то снимает со своих нешироких,  покатых, сутулистых плеч серый, не новый  пиджак.
- "... власть... одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной." - говорит он безнадежно глядя в пустоту немигающим, подслеповатым взглядом. - Так написали они в  религиозно - философском сборнике "Вехи", в России, в девятьсот девятом году... До Великого Октября, до грядущего в России и во всем мире величайшего социалистического переустройства жизни оставалось всего то каких - то восемь лет... Не понимая, верней не принимая всей остроты напора народной борьбы и классового противостояния эти представители российской интеллигенции оказались очень скоро на задворках так сказать, будучи сброшенными в историческое небытие с большого парохода современности... - говорил Жиртрест в никуда и при этом словно бы чеканя такт своим словам легонечко стукал тыльной стороной указки по столешнице. 
* * *
- Год девятый... - остановил Андрей взгляд на белевших на красном фронтоне цифрах и задумался. - Это было всего через два только года, как построили на Пролетарке наш "Париж"... то есть мой многострадальный, раздолбанный дом... Бедный Витька. - с тоскою и жалостью к учителю думал тогда Дюша. - Как - же он похож на Горбачева... Впрочем, Виктору Семеновичу к бесчинствам на своих уроках не привыкать... - наблюдает он по бокам и сзади себя довольно бесстыдное ерзанье,  разговоры и шепоты, и уже не в полголоса. Потому как любая безнаказанность к бесчинствам ученическим в здешней школе, нежелание или неумение учителя "держать класс" и заставить школяров "соблюдать дисциплину" всегда переходила в полный беспредел вначале тихого, а после - бурного безделья -  беснования. Это Дюша знал - изучил за девять минувших годочков прекрасно... Кто - то с кем - то отчаянно спорит, кто - то шлепает линейкой об столешницу, кто бросает записочку с ряда на ряд, кто и вовсе плюется бумажными, малыми шариками, приспособив как оружие прозрачную ручечку "БИС"... 
- Впрочем, все забавы юных негодяев и негодниц в десятом - рядовое явление. Витьке нашему Семеновичу не привыкать. - думает Дюша с тоской, глядя на краснеющего, взмокшего Жиртреста, что - то там старающегося яростно кричать в окружающий его бесстыдный бедлам.
- Просто жалко человека. - решает Андрей - Он мужик - то в общем - то не вредный, и не злой. Уж совсем не как наша Тамара Васильевна... Вот уж это - настоящая, злая мигера. И дисциплину на уроках она держит - зашибись! Чуть чего - встать, замечание в дневник, выйти из класса, к директору!  Да и по предмету, по литературе у Тамары Васильевны хрен забалуешь!.. Вот надумала раз проверять в прошлый год, в девятом, кто "Войну и мир" читал всю полностью... Ну, да разве это мыслимо для школьника? - думал Дюша. - Пацаны - то обычно читают "войну" - это им интересно. А девчонки - "мир". Там у них и любовь - морковь, и первый бал Наташи Ростовой... Ну, а все это и вместе - никакого времени нет. Ведь еще математика, физика, химия есть. И надо задачки решать. Есть английский язык. Там опять - таки переводы - "тысячи". Диккенс из приложения и статьи из "Москоу ньюс". Тоже ведь не фунт изюма, между прочим... Ну а Тамара давай вести допрос. - Какого - говорит она - цвета были панталоны у Пьера Безухова в эпизоде разговора с Элен? Отвечайте!
* * *
- Бедный Витька  старается... но его тут не ценят... - с состраданием посмотрел на учителя Дюша. - И нигде таких не ценят. - думал он и на самом дне душе начинала ворочаться жалость.
- Жалость унижает! - вспомнил он заученную фразу писателя Горького, от которой на душе стало зябко, гадко и нехорошо. - Ну а может и взаправду - унижает? Может Витька и сам во многом виноват? Виноват, ну хотя - бы вот в этом самом своем почти сорванном нагло уроке? Ведь известно, что "Жирный" даже в нашей учительской, то есть среди своих - почти изгой. Слишком мягок и слаб Виктор наш Семенович... Как ему обидно, наверное, и жить, и работать вот так... Никто тебя не любит. Предметом не интересуется. Даже лишнего вопроса - то тебе хотя - бы ради вежливости и поддержания разговора никто не задаст. Вот какая жизнь у Витьки гадкая. - словно бы узнал всю подноготную учителя Андрей. - Ну, а что тут поделаешь? Надо орать ему на нас, да лепить "двояки" и "неуды"?.. Впрочем, при отсутствии большого опыта "укротителя зверей" это может выйти учителю боком, так что обойдется дороже себе. Без достаточно суровых показательных репрессий к отдельным ослушникам, выхваченным чисто для острастки из общей толпы негодяев чуть - ли не наугад может начаться ровно то, что у них в учительской зовут просто - "снижение баллов общей успеваемости класса". Вот за такое то дело Витьку точно по головке не погладят...
- А еще говорят - вспоминал Андрей, глядя на несчастного лысого человечка у школьной доски - что до нашей школы Виктор Семенович вообще в каком - то  ПТУ работал. Строительном что - ли? Забыл... Там вот там в ПТУ тех все вообще "на ушах" почти ходят и... с ножами - через одного. Чуть чего - поножовщина. Старшие деньги у младших отнимают. А в минувшем году в ПТУ строительном в коридоре один идиот даже старого учителя пырнул ножиком... Мне на УПК пацаны из зареченской школы рассказывали... Ну, конечно, милиция, суд... - вспоминал Андрей все подробности того давнего своего разговора на самойловском хлебозаводе. - Пацана - в колонию на малолетку отправили. После - и во взрослую зону пойдет - досидит. А учителя того, старичка, сперва в травму спровадили, на Советский в больницу. После бедолагу из - за инвалидности попросят уволиться из этого училища.  Верней, торжественно отправят доживать свой век на полунищую учительскую пенсию...
* * *
- Потный грузный, ... - почему - то сменил свою милость на гнев он, бросив взгляд на "Жиртреста". - Жаль его, дурака... Как он все таки похож на Михаила Сергеевича в Верховном и на Съезде народных. - пронеслось у Андрея неожиданно. - Вспоминаю, и как то неловко. - думал он и почти что слышал снова вот все это навязшее в ушах крикливое - Первый микрофон... Второй микрофон... Соблюдайте регламент... И стук молоточка ведущего... Вот выходит первое лицо державы и -  "нАчать" - говорит оно и - "мы'шленье"... Вот смехота. От такого вот "мы'шленья" не одна мышь в Кремле захлебнулась от смеха?  Сколько лет в Москве товарищ, ну а говорить по - русски правильно он так и не научился. Только и умеет разводить руками в стороны разные пассы: "У нас на Ставропольщине... И пойдет, и пойдет..." Вот уж колдун еще тот... Одно слово - то - "ученый агроном - экономист", что звучит  почти как "кот ученый" из сказочки Пушкина...
* * *
- М... да, учитель... Разве это "учитель", - то ли с жалостью уже уходящей, а скорее всего с раздражением и даже отчего - то с нахлынувшей ненавистью косился из подлобья  на пузатого Виктора Семеновича Дюша - раз авторитета никакого, а вернее он у нашего "Жиртреста" стремится к полному и круглому, как учительское брюхо нулю?.. Вот "учитель"... - чуть ли не качал он головой укоризненно, задавая вопрос сам себе и трагически не находя ответа на вопрос - Кто мой учитель? Кто учитель мой в жизни, не в школе, коей, как Андрей уже знал, грош цена? Кто же это? Кто? Кто? Кто?..
- Ну, журналы, ну книги конечно же! - отвечал он сам себе в тот год. - Журналисты, писатели разные... Депутаты - "Межрегионалы"... Тот же Ельцов, Собачник и Попов, которые на Съезде депутатов... Вон как здорово они все говорили вчера у Курковой на "Пятом"!.. Или вот те ребята из московского "Взгляда". Политковский, Листьев и... еще... Как его? - вспоминал и давил Андрей из закоулков памяти - Любимов...
- Ну, а в жизни то реальной? - слегка растерялся Дюша. - Рядом - то кто?  Нет такого человека - настоящего учителя. Нет среди друзей. Нет в семье... - Может, это мой отец? Мой папа? - задал он себе вопрос и тот час брезгливо сморщился.
- Ну, уж нет... - как от боли скривился Андрей - И какой же мой отец - учитель? Просто он всю жизнь работал, вроде и честно... хотя на Руси воровать - и не грех. Ведь в России - все воруют.  Начальники берут "на лапу", рабочие тащат с завода а колхозники - прямо с полей. Кто - то спекулирует на рынке, кто - то водку продает из - под полы, как таксисты вечером... А  иначе у нас не прожить. Хочешь жить - умей вертеться!.. Вот так все всей страной огромной и тащат себе в дом. И пусть кто - то скажет, что это "неправильно"? У воды - то быть, и не напиться? Ведь и так живем хуже, чем в развитых странах, хотя раньше кричали в три горла, что "мы в мире - лучше всех". Вот мы воровством и компенсируем, так - сказать, недостачу большого дохода...  Да, такая уж жизнь... и не мы ее придумали. - припоминал он с детства слышанные им житейские формулы.
- А еще отец после работы иногда слушает "их голоса", и еще Володю Высоцкого - с  друзьями по советским и семейным праздникам - под водочку, и еще Окуджаву Булата, его песни про дружество нежные, про любовь и про верность... но его - одного... Да, еще он вечно бранит то высокое начальство, что в Кремле. И новое, и старое начальство, любое... Брежнева ругал, ругал Андропова, Черненко, а теперь и Горбачева не жалует. Ворчуну все едино. Знай себе - ворчит на несовершенство суетного мира...
- Иногда отец читает книги. - припоминал Андрей, безнадежно силясь вспомнить про родителя хоть что - то выдающееся -  Достоевского читал, Салтыкова - Щедрина, Ремарка... и чего - то там у них на страницах как видно крамольное все отчеркивал зеленым карандашиком так то - о - оненько... Но ведь что - бы он там не находил в этих вот книгах - все равно той мудрости, наверное, уже - то грош цена. Ведь теперь в стране такое... Настоящая гласность, а он - со своим Щедриным, со своим карандашиком... 
- Ну, и что - же, что он там что - то такое свое думал и в "застой", и сейчас - то, наверное, думает? - подводил итог Андрей под разборкой родителя. - Все равно, не диссидент он, не герой, а послушный "совок", в лучшем случае - одинокий инакомыслящий, в худшем - трусоватый мужик, который хоть и "все понимает", но не делает почти что ничего...
* * *
- Может быть мама моя?.. Но какая она героиня? - думал Дюша. - Просто ходит на работу, просто готовит и просто стирает белье, просто штопает, моет полы, и стоит в очередях часами за всем тем, что "выбросили"... Но ни про политику, ни про высокое искусство она и слушать не хочет... Раз давал ей почитать роман Булгакова про Мастера и Маргариту, а ей - "скучно" и ... "ничего не понятно". Так она говорит... И Стругацких она тоже "не понимает". - думал Андрей с печалью. - Зато разную дрянь детективную: однодневки братьев Вайнеров или Юлиана Семенова сказку вздорную про Штирлица - Исаева - только и подавай... Дал ей "Наутилус" на кассете послушать, дал "Кино", дал Гребенщикова Бориса и Кинчева - и... "не нравится" - она говорит. - "Это - шум... Вот когда я в Ленинграде училась Городницкий и Кукин пели хорошо и понятно, ну а эти новомодные твои..." - говорит мне мама... Дал ей посмотреть репродукции с картин Дали и Малевича, и Кандинского из журнала "Огонек"... Посмотрела и снова: "Не понятно"... "Не понятно" - говорит...  Даже Галича Сашу и Володю Высоцкого она все - же не очень - то жалует, говоря про Володю, что "его, в основном, мужики только и любят, ежели особо уже приняли на грудь...", ну а Галич по ее словам "слишком интеллектуален"... И тут ей не угодишь. - c горечью думал Андрей, в глубине души стыдясь неинтеллигентности родителей. - Кстати, и первый, и второй должны быть ей и близки, и приятны. Первый Александр Аркадьевич - еврей, а второй - всесоюзный Владимир Семенович - полукровка по - папе... Где же знаменитое  "братство по - крови"? Неужели не работает и оно... Своего признавать не хочет? Или просто до сих пор боится своего еврейства, как ночного кошмара, как позора позорного?.. C детства вбито в голову было, что "евреем быть нехорошо"?.. Кстати, Эрнста Неизвестного на дух не приемлет с его малой пластикой. Говорит, что "это некрасиво". Хорошо, хоть "педерастом" не ругает, как Никита в Манеже...
* * *
- Бедные, несчастные "совки" - сокрушался искренне Андрей - с их мещанскими, дикими вкусами... Вот они - диковатые "советские люди", почитающим и до ныне образцами безупречной эстетики безобразнейшие - "утюги" на Горького и тот самый прянично - витой и шпильно - звездный университет на Ленинских...   Джойсом, Кафкой и Уорхолом ни отец, ни мать не интересовались в принципе. Мать когда - то слышала про них чего - то там на лекции в своем Герценовском и с тех пор говорит, что "они - сумасшедшие были"... - "Ну, а Маяковский? Он - то как?" - всовываю я тогда вопросик. - Он - то числился  тогда, когда Вы сами школьниками были и "лучшим", и "советским", и вообще... как научил когда - то всех товарищ Сталин..." А она мне: "Бабник твой Маяковский, да еще и психопат, как и новые - эти... Эти самые, которых вот теперь нам узнать разрешили... Маяковский и сам - то не знал, что ему от жизни надо, жил на всем готовом, по Европам - Америкам шлялся сперва за народные деньги, сто любовниц имел, жопу власти вылизывал, а потом ... застрелился с тоски..."
- Ну и вкусы у них! Ну, и взгляды у них, убеждения!.. У отца - хоть какие убогие есть - то немножечко, а у матери - сплошная безыдейность! - негодовал в сердцах Андрей на "предков". - Девятнадцатый век? Нет! Двенадцатый!.. Консерваторы? Нет! Хуже! Реакционеры!..
- И отцу, и матери моей в нашей новой жизни, как впрочем, и в старой, прошедшей - все неладно, и все...  Жизнь не понимают старики, оттого и искусство - то тоже... А оно еще и посложнее жизни может быть. Вот, к примеру, Ротко или Шнитке... Ну, а если и держатся хоть чего в нашем бурно меняющемся и оттого им страшном мире, то уж больше нафталинного и тараканно - старого... Вот и маменьке моей - думал он с невеселой усмешкой -  нравится странная, и довольно, извините, но глупая песенка про какую - то там "королеву" и какого - то там пошлого "пажа"... - чуть не дергало его от отвращения. - "Это было у моря, где лазурная пена..."  - покривился Дюша над ее наивной простотой,  припоминая незатейливость манерно и вычурно - столетних  слов. - Ну, Вы знаете?.. Извините, но пошло, и пошло. Никуда не годится... А кем писано было? Неужели Ахматовой? Или все - же Гумилевым?.. Вот, забыл... - хмурил лоб и сердился Андрей на кого - то, говоря недовольно - Забыл... - и в конце судил сурово, что - У классиков тоже были неудачи в творчестве... как в реальной жизни здесь - на Пролетарке...      
* * *
Кто учитель и где он есть?.. Я пока что его не нашел. Не нашелся учитель... - думал Дюша, бросая быстрый взгляд за окно. А несчастный Витька "Жиртрест" и "Свинья" все потел и надрываясь из последних сил тщетно старался привить школярам Пролетарского Вала основы Государства и Права Союза ССР и Социально - Политической Истории Двадцатого трудного Века, разрывая беспомощной яростью  забавного шутовства бесконечно - тягучую, словно и правда резиновую тягомотность урока, барабаня указкой и надрывно крича в пустоту. -
- Ермина... ах ты... опять... Сядь прямо... Один неглупый человек заметил... Афоня... Не вертись! Штаны протрешь... зараза! - колотил он указочкой яростно и чуть - ли не плевался в класс. - Ты меня не слышишь, Афонасьев?!.. Слушай, а то на экзамене... - увещевал он безнадежно и снова продолжал успокоясь насколько это было можно.
- Существует - выпер, выкатив Витька свои круглые, слезящиеся, красноватые и почти нечеловеческие, а как - будто поросячьи глазки из долины между низким лбом и дутыми щечками, вперив их куда - то в даль, подальше последнего ряда - давняя, так называемая - хмыкнул, хлюпнул он носом - идеалистическая теория права. И согласно ей - собирался уж течь он спокойной, холодной рекой - человеческое общежитие, якобы, построено все на взаимности... Да чтоб пусто тебе было!  - вдруг истошно заорал он вновь в разверзшееся перед ним мировое пространство и погрозив кулаком  пробурчал под короткий, курносенький нос, что теперь был увенчан по верху массивной, роговой оправой с толстыми стеклами, как чело короля неприличное словцо - Засранцы...
* * *
- Вот засранцы... - покачал головою Семеныч - "Свинья" и бурча - Вот... петля по таким идиотикам плачет... Нет... психушка... - продолжал учитель исторический урок. - Отнимите взаимность - говорит та теория - и право становится ложью... - переходил несчастный поминутно то с истеричного крика на спокойный, человеческий тон, то бежал обратно - в бурную истерику, как корабль в спасительную гавань.
- Вот  тот самый господин, говорит она, который в эту минуту проходит за моим окном по улице, - скрипел зубами несчастный учитель от злобы - имеет право на жизнь только лишь потому и лишь постольку, - забарабанил вновь указкой Витька по столу - поскольку он признает мое право на жизнь... Но если он захочет вдруг меня убить, - вскрикивал отчаянно мученик Виктор Семенович так, словно это его лично вот хотели убить. - Ермина... Афонасьев... Я к директору Вас, подлецов, сейчас всех отправлю! Живо полетите соколами, как у Горького Максима в песне!.. то никакого права на жизнь я за ним не признаю! Не приз - на - йу  - у! - уже выл, как от боли зубовной несчастный. - Это универсальное правило относится и к отношениям в области собственности, и к сфере международных отношений... Отноше - ний, скоты! Да чтоб Вас всех!.. Мухина... Афоня... Я с родителями вызову! Не беспокойтесь! Всех и всех!.. - разъярился педагог под конец. - Иначе мир станет звериным бегом в запуски, - говорит идеалистическая теория права - где погибает не только слабейший, но и, якобы, благороднейший... Но все это не про Вас!  Не про Вас, зверьки Вы!.. Мир должен быть, якобы,  миром круговой поруки. Если жить, то всем поровну, и если погибать, то всем поровну... Вы слышали, что я сказал, идиоты? Ермина!.. Ну, ты у меня допрыгаешься... на экзамене! - безнадежно и глупо грозил Витька снова и снова. -  Но нет такой этики и нет такой морали, по которой жадному полагается есть досыта, а кроткому - погибнуть. Так считали философы "золотого века" европейской философии... Все мы знаем, что работы великого немецкого философа  Гегеля, несмотря на всю их идеалистичность, гениальный основоположник марксизма - ленинизма Карл Маркс называл основами, сформировавшими...
* * *
Оглушительный звонок радостно - безбрежной трелью разорвал спертый воздух. И тот час бесновавшиеся и до того школяры стали вскакивать со своих мест и с оглушительным грохотом, с громовым топотом, с визгом, с писком крысино - мышиным, с вознею и давкой в дверях повалили толпой в коридор.
- И это - " наш учитель"? И таковы почти все "наши учителя"?.. Да, они такие. - думал Андрей, мрачно собирая сумку и опять на последок взглянув на "тысяча девятьсот седьмой", маячивший за окнами.
Взмокший, несчастный толстяк Виктор Семенович нервно протирал очки и, совсем как ученик, нервно рылся в тяжелом портфеле.
-  Уважаемый Виктор Семенович, - решил Дюша ободрить вопросом уже сломленного и морально униженного сверх всяких сил педагога, показав свое не равнодушие к теме - вот Вы нам говорили про право... Ну, а как - же тогда революция, раз есть право? Право - хорошо! Право - это мы понимаем... про право. Но ведь тот - же Карл Маркс, он хоть и того - же вот Гегеля хвалит и чтит, но в основе марксизма - другое. Так мне кажется... - излагал Андрей свои мысли слегка путано.
- Ведь что есть "революция"? - говорил Семеновичу Дюша. - Революция - ведь и есть нарушение права на жизнь, на свободу, на собственность, и не только "правящего класса", но и решительно всех. Мы это видим на примере революции во Франции, да и в нашей России... Но с другой стороны, как писал тот - же Маркс: "Революции - есть локомотивы истории" и "революция - есть праздник угнетенных..." Так какой - же тут, простите, "праздник" и "локомотив", когда одним победа, а другим - беда?.. Я, конечно, понял, что одни "угнетенные", а другие - "угнетатели", и одни - "эксплуатируемые", которые хотят "эксплуататоров"... ограбить и вообще после дела убить. Но уж очень быстро потом на месте одних "врагов народа" появляются другие, абсолютно новые "враги". - продолжил умничать Андрей, хоть прекрасно знал, что  "у  нас в школе шибко умных - не любят ". Но его уже несло.
- Так бывало и во времена безумств в Париже, - говорил он Витьке - когда палачи сами рано или поздно лишались головы на гильотине... Или в нашу революцию. Только вчера крестьяне жгли усадьбы "бар" - дворян и делили меж собой их имущество, скот и землю, а потом, всего  то десять лет спустя, миллионы тех же мужиков и баб в коллективизацию были объявлены "кулаками" и "врагами народа", и посажены в лагери, или в лучшем случае высланы на поселение в Сибирь... Ровно так было в тридцать седьмом, когда новые большевики тридцатых из НКВД уничтожили "старую гвардию" Ленина, до того ох, как много и охотно стрелявшую в тех - же самых ЧеКистских подвалах "разную белую и поповскую контру" ... Люди попирают право ближнего, и оттого и происходят на планете подобные ужасы...
Неужели невозможно просто  всем договориться мирно жить и трудиться на общее благо? Пусть один будет начальник, а другой - подчиненный. Пусть один - капиталист, а другой - рабочий. Но это - естественно. Это есть всего лишь разделение труда при сложном производственном процессе. Ведь общественный организм был довольно сложен даже и в середине Девятнадцатого века, то есть в марксовы  - то времена. А теперь - и подавно... Посудите сами. Ведь это - так естественно. - все настаивал он на своем. - Ну, вот армия, к примеру, у нас. Она тоже похожа на общество...  Есть простые солдаты. Над солдатами есть офицеры. Выше - только генералы и главнокомандующий. И у каждого - своя функция и своя ответственность в общем для всех деле. Слитность целей и поставленных задач. Так сказать, - вспомнил он модное слово газетное - "корпоративность"...   И в семье хорошей - так же. Всякий сверчок - знай свой шесток... Есть отец, есть мать, есть дети... Или даже и у высокоразвитых животных  - говорил Семеновичу школьник - организация всей стаи хищников, а мы люди - несомненно хищники, так как потребляем мясо в пищу, - пояснил Андрей -  а потом отдельной пары из двух особей - самца и самки, например хотя - бы у волков, строится именно так.
Это - самая естественная структура, данная самой природой. - не унимался Дюша.
- Кстати, сам  Маркс не раз в работах своих цитировал фразу из "Фауста" Гете -

- Суха теория, мой друг,
   Но древо жизни вечно зеленеет...

Неужели - спрашивал он - так уж трудно достичь компромисса?.. И вот если это все таки возможно, то зачем - революция, и зачем кого - то непременно убивать и грабить, разрушать и вести террор и войны, например, революционные войны Франции, на которых и возрос Наполеон?..
Отчего гильотины в Париже? Не от глупости - ли? Не от фанатизма - ли дикого и неуживчивости нашей людской? - загонял он умело учителя в угол логический -  Да по мне пусть бы и король Людовик Шестнадцатый жил на свете, хоть и "эксплуататор", конечно - же он,  и Мария его... самая эта что... Антуанетта..., и герои - Дантон, и Сен - Жюст, да и сам Максимильян Робеспьер - "Неподкупный", если бы, конечно, он никого своей "неподкупностью" никого не тиранил... Ведь как просто - всем договориться - и все живы... Незачем делать "угнетенным" никакую революцию! Незачем "праздновать" и... ненавидеть кого - то, отнимать чужое добро, убивать!.. Незачем! Все разумные люди, Виктор Семенович! Или я не прав? Растолкуйте мне, пожалуйста. Или Ваш марксизм - есть чистейшее варварство и тогда он - торжество "права сильного", но тогда как - же с правом так сказать естественным, хотя - бы на жизнь и свободу? Ведь откат он? Откат в дикость первобытную, или ... как понимать? 
Или вот еще. Читал в "Юности" Бердяева Николая Александровича. "Смысл... русской революции" - статья. Там и про Петра говорится, и про большевизм - хорошо и много... - начал он рассказывать учителю свое новое, горячее, взволновавшее душу.
- Как Вы думаете, уважаемый Виктор Семенович, может наша склонность к насилию - есть  национальная, и чисто русская природная черта и беда? Или это беда, так сказать, мировая? Что Вы сами - то думаете? Иль отрыжка эта петербургская, Петрова, и еще в придачу - психология вчерашнего крепостного, раба, того самого, что то "на конюшне засечь", а то "из грязи -  в князи" поставить возможно, как когда - то Александра Меньшикова, или это явление вообще присущее всем людям на Земле?.. Ведь живут же в Северной Америке без революции, и вообще на Западе, в Европе живут довольно хорошо и мирно, хоть по Вашему Марксу все там сделано "не правильно" и "призрак грядет"... А у нас - упивался Андрей своей собственной смелостью -  еще шут придворный при Анне Иоанновне, в Восемнадцатом то есть  веке, в поры те, когда та была еще совсем - совсем девочкой, судя по рассказам очевидцев часто говаривал,: "Нам, русским, хлебушка не надо, мы друг друга поедом едим." Ведь насилие - совсем неплодотворно, и в России, и в мире, везде... И любая революция, кроме нравственной, которой мы не видели с времен, пожалуй, одного лишь Христа обречена на полнейший свой провал. Старого "эксплуататора и угнетателя" быстро заменит новый, порой еще и хуже прежнего, а "угнетенному" в обществе без компромисса все равно ничего не достанется. Тогда стоит - ли тогда, уважаемый Виктор Семенович, весь "революционный огород городить"?
* * *
Обливающийся жарким потом, запыхавшийся и одуревший в конец, насмерть замученный, истерзанный, издерганный уроком жирный Витька нервно протирая очки удивленно смотрел на Андрея, пожевав своими толстыми губами и сперва как будто спросоня выдавил из горла с огромным трудом - Ну, знаешь, парень... Если в обществе есть антогонистические общественные силы... ну, одни эксплуататоры, а другие, значит, эксплуатируемые... то тогда все правильно. И "праздник" там, значит,.. и "локомотивы" они вот эти самые то - "революции". Раз Маркс так написал, значит все правильно, верно. Поумнее нас с тобой разбирались ребята. Ленин и другие, к примеру... - показал он ручонкой куда - то в пространство. - Вот и материалы нашей Партии нас учат, а писали их, к примеру, не такие уж и дураки... Да в Москве - произнес педагог с чуть наигранным пафосом - целый Институт марксизма - ленинизма имеется. Огромный домина такой на проспекте Вернадского. И сотрудников там сотни, если уж не тысячи. Доктора, профессора, кандидаты различных наук. Философия, политология, политэкономия, этика, эстетика, история Партии... - стал перечислять учитель разные науки, коими он занимается. -  И вообще марксизм - ленинизм - наука... страшная. - вдруг осекся толстячок и замолчал испуганно.
- Да, уж точно, "страшная". - иронически заумничал Дюша - раз заместо мира и развития, и движения ко всеобщему разумному благу подбивает людей драться, изводя в бессмысленной борьбе и людские жизни, и материальные ресурсы планеты. 
- Э... - отваливалась челюсть у в конец растерявшегося Витьки, понимавшего в это мгновение, что все, ровно все, что было вбито в его лысую голову чуть - ли не с детского сада и казавшееся вот до этого нелепого разговора с каким - то мальчишкой и бесспорным, и ясным, светлым, и логически - выверенным и морально - безупречным, уезжает от него теперь со скоростью железнодорожного экспресса и теряясь навек в непроглядной и черной дали шлет ему на прощание лишь последний отсвет от кроваво - красных фонарей самой задней вагонной площадки. Вот так "истинная вера" оставляет порою своего слугу и своего безмерного радетеля, бросив предательски беднягу на совсем то ранее неведомом ему логическом, далеком полустанке, затерявшемся посреди таких ему новых и, казалось, ранее, абсолютно неживых, необжитых никем, то есть вроде - бы безжизненных равнин.  Вот беспечный пассажир, кажется, только минуту назад вышел из уютного купе на воздух - покурить и прикупить что - нибудь из съестного на бетонном перроне. Но замешкался чуть, отвернулся, задумался, не успел оглянуться вовремя, а поезд пошел и  - тю - тю. Не догонишь ты поезда... Вот стоит он растерянный, бедный и воистину уж "нищий духом", как Евангелии,  оглушенный пришедшей нежданной бедой, без тепла и без крова, без друзей по купе, без удобных и быстрых дорог к милой цели, то есть вот без своих удобнейших блистательных цитаток из классиков  бойко тараторенных им ранее по поводу, и без,  прописных, пошлых истин в последней инстанции, и вообще как будто уж и без всего, потому что все - в купе осталось. Ну, и где теперь оно?.. Вот стоит он, озирается испуганно, словно бы и правда заглянув в грозно и жадно чернеющую бездну, словно бы уже приговоренный быть брошенным живьем в смертоносный, львиный, рыкающий ров, как пророк Даниил в Вавилоне,  или быть оставленным голым посреди жутко голосящей в небесный мороз воющей стаи  голодных волков.   
* * *
- Мне кажется, - говорил Виктору Семеновичу Дюша - что революция - есть только самый крайний случай преодоления какого - либо кризиса, и вообще отнюдь, не лучший способ выхода из тупика - исторического, идеологического, либо культурного. Тут продуктивней постепенное развитие, чем качественный скачек, приводящий к болезненной ломке ранее наработанного, а потому и безусловно ценного. Короче, речь должна идти не об революции, а об эволюции, что опять - же естественно для живой природы, частью которой и является органично человеческий социум... Просто нам, землянам, нужно наконец - то нужно научиться понимать биосферу во всей совокупности. Это просто и гениально одновременно, согласитесь? И не надо ничего придумывать. Нужно просто научиться подражать свойствам вечно живой и вечно меняющейся биологической материи... Довольно естественно, - продолжал он - что система, в основе функционирования которой лежат принципы саморазвития и саморегуляции сама найдет в случае чего оптимальные выходы, как и писал в журнале "Наука и жизнь" член АК СССР академик Капитонов Андрей Дмитриевич... Именно благодаря развитию современной кибернетики и новейшим методам математического прогноза и планирования в СССР, пишет он, разработанными нами в Новосибирском отделении АН, мы скоро преодолеем  те негативные кризисные тенденции, которые на сегодняшний день ясно ощутимы в экономике Советского Союза... Вот, смотрите... Вот у меня этот номер... - развернул Андрей перед потным Семеновичем принесенный номер с очень смелой, явно антимарксистской  статьей.   
- Э... Эх... - яростно махнул рукою в ответ Витька - Жиртрест, чем дальше, тем менее охотнее слушая Дюшины речи. - Ты все это, - вдруг сказал негромко Андрею он - лучше... никому не говори пока про это. А то - мало - ли что... - заговорщически скосил глаза учитель, покрутив своей жирной ладошкой в воздухе. - А то - живо далеко пойдешь далеко,.. пока милиция не остановит. И, меня - дурака, чего доброго за компанию с тобою загребут...
- Вот ты думаешь: "свобода", "то да се"... Но... не все так просто. Осторожнее надо быть. Чай, уже не маленький. - погрозил он Дюше коротеньким, толстеньким пальцем. - А сейчас иди... Ну, иди! - чуть толкнул Семенович его в плечо. - У Вас что там сейчас по - расписанию? НВП?.. Ну, и собирайте свой Калашников, учите свою... "дегазацию" и "ядрё'ные взрывы"...
- Да катитесь Вы все от меня... хоть армейской "полосой препятствий", хоть в тот тир - под мостом!.. Да отстаньте же все от меня! Все отстаньте! И вот ты - отстань! Отстань! Отстань! - неожиданно, резко и как  с цепи сорвался Жирный Витька. - Ничего я не знаю, да и знать ничего не хочу!.. - говорил, словно булькал задыхаясь толстяк. - Вот ломаюсь тут перед подонками, словно шут гороховый за каких - то сто двадцать... Перед подлецами, перед су - у - чками... - взвыл несчастный учитель. - И... жена на меня волком смотрит. Говорит: "Вот у Ирки Лёнька - то - кооператор! Портки вареные на рынке продает, майки с Микки - Маусом, с Мадонной и еще хрен знает с кем! И, денег у них - говорит - до х...я!"  - быстро вылетело из учительского рта непечатное, русское слово. - Говорит: "Зря я замуж за тебя пошла. Думала, что умный ты, ну а ты - учитель..." Вот лахудры - бабы! - стукнул Витька кулачком об стол. - Только за деньги и любят! ****ёшки!.. Ну, а ты... Дурачок... - пробурчал он себе под нос.
- А зайдешь  в магазин... Ни хрена! - голосил бедный Витька опять плюясь белой слюной на Андрея, истерично - крепко сжав ладошки в кулачки. - Ни хрена! Перестроились, гады! Ничего! Хоть шаром покати по сусекам... Сок березовый в трехлитровых банках, есть авоськи из ниток и еще вот - ножики консервные. Ни салаки, ни крупы, ни сахара. "Беломор" - по талонам. Туалетная бумага есть - по записи. А штаны... А штаны в "Центральном" - голосил белугой несчастный "Свинья" - продают только раз в году к дню рождения по специальным приглашениям с заводов!.. Довели страну, ****и, сволочи! Да и ты тут еще, со своими вопросиками лезешь!.. - бесновался и дальше "Жиртрест". - Что за нация такая, а?.. - закатил он глаза к потолку словно в муке - молитве, не забыв при этом холодно, расчетливо и больно, безжалостно колоть "неарийскую" частицу Андрея. Недовольно смерил сверху вниз юношу мутным, замученным взглядом и сказал как - бы искренне жалея неразумного. -    Тебе что, больше всех надо в стране? Нет? Ну, тогда - иди! Иди! Иди, иди отсюда!.. - принялся гнать он Андрея из класса. - Иначе я сам за себя не отвечаю!.. - говорил Семенович раздраженно - Вот доведут вначале, гады, учителя до белого каления, а потом, наверняка, обсуждают меж собой, да в кулак над ним давятся! Ну, иди!.. Иди! - распахнул он дверь перед Дюшей. - А не то, опоздаешь на свое эНВэПэ.   
- И не доставай никого в школе больше! - буркнул Виктор Семенович уходящему в спину. - А не то, не все такие сдержанные люди. Могут в случае чего и ... Да и стукнуть кой - куда - легко и тоже...    
* * *
- И вот это - "учитель"? Эх ты, Виктор Семенович, Виктор, блин, Семенович... Плешь на полбашки, голова - два уха... Нет и нет, не учитель наш Витка ... Просто он... такой несчастный, он такой завравшийся, а еще навек напуганный, нелюбимый, бедный человек... - так с тоскою подумал Андрей, выйдя из душного класса. И чем больше он думал о Витьке, и не только о Витьке одном, но и о других, подобных учителю несчастных и маленьких людях, тем сильнее его душу сдавливало свинцовой тяжестью какого - то внешне - то даже невидимого как - бы, но такого теперь ощутимого не уходящего и тяжкого горя. Словно нырнув теперь в глубокий омут с серой, мертвой, стоячей водой  ощутил он теперь тот великий гнет трагической, и грозной неправды, которая плотной, упругой, но властной окружала людей в этом мире, властно отрезая им малейшие пути к другому, ближнему, обрекая их на одиночество, и как следствие - лишь на воинствующий эгоцентризм, и в конечном итоге превращала их жизни в пустую череду из никому не ненужных, даже им самим, бессмысленных звеньев из  цепи прожитых времен, персональных событий и дат.   
- Да, единственный то более - менее нормальный учитель у нас на всю нашу школу только один военрук. Николай Степанович по кличке "Лысый".  Он хоть добрый, веселый и ловкий мужик... Не учитель, а бывший военный. Просто отставной майор. Крепкий человек со здоровым и радостным складом души. Но, отнюдь не философ... - думал с тоскою Андрей.  Остальные педагоги Пролетарского Вала явно не тянули даже на такую похвалу.
- Не учителя, а какие - то чиновники. Настоящие "люди в футляре", как в рассказе Чехова. Или " души чернильные " Гоголя? Или "души слепые", или "души немые", или "души прожженные", как вот те - из великой пьесы Шварца? - тосковала и билась в груди человеческой молодая и горячая душа вопрошая Кого - То Неведомого, Того Самого, который лишь один способен был теперь ответить на трудный вопрос - Где ты есть, в этом лживом и хитреньком, лукавом мирке настоящий, не лживый учитель?
Где учитель? - тосковал и стучался в равнодушный купол черепа молодой и изъеденный мыслями мозг, так и не удовлетворенный сперва ни скороспелыми ответами на последние, такие роковые и такие русские вопросы  ни от незнаемых ныне недавних "прорабов", никем и не поминаемыми теперь, кроме разве профессиональных историков "смутных, последних времен", и ни обстоятельными, но одновременно и такими противоречивыми, путанными, мутными - от той религиозной, разрешенной уже русской философской классики, чьи статьи стародавние начала века были неяркими строчками, рассыпанными по листам сероватых страниц либеральных журналов последней, немощной милостью погибающей власти брошены на ветер безумного, заходящего уже за горизонт, словно умирающего  Двадцатого века и были им унесены в красно - кирпичные джунгли, изъеденные дымной сажей - грязью лабиринты, дворы и каморки - квартиры - тупички мрачноватой устьрятинской Пролетарки. А потом...
А потом наступила такая пора, в кою ни до книг, ни до газет и ни до мыслей ни чужих, ни порою, даже и своих, своих собственных не осталось никакого ни времени, ни прока и дела. Девяносто второй наступивший на горло январским, жутким холодом быстро остудил до того казалось, такие горячие и горящие святым и чистейшим горением огненным молодые сердца, растоптав, разрубив и разбив их об лед повседневной и мелкой, торгашеской пошлости безжалостно. Со смехом, c гиком, с визгом торжествующего хама жестоко уничтожал этот год их прекраснодушные мечты, взлелеянные, словно дети в тиши и тишине благородных замыслов еще в те, давние, навсегда минувшие и мирные годы, когда им казалось, что вместо "нельзя" станет чуточку "можно" и - рай...
Да, и пришел этот год. Он топтался по скользкому миру, и топал, и рвал, врал, метал, и блудил. Словом, этот год вел себя, как хозяин. Он без стука врывался в дома, где обманом, где хитрейшим и грязненьким подкупом, то маня калачом, то грозя непокорному плеткой. Гнал на паперть, на улицы - в торг, гнал в зашей в сокращение с работы. Вытрясая карманы и души опоганил, запакостил, замусолил, заплевал и замусорил этот серый, безрадостный мир. Торговал, предавал, убивал и калечил новые, и новые и новые души, жизни, пуская их то под нож, то в угар, то в распыл, то в распил, во славу  безнадежно - минутной торгашески - нечистой целесообразности и затем уносил уже выжатые, словно дольки лимона, пропащие, пропавшие, полупустые и полу- и зря- порастраченные жизни своих слуг, своих жертв и детей  своего беспокойного времени попадавших охотно и нет в тот огромный сачек и удилище, вернее, валящихся в пропасть, в то безмерное, жадное жерло бездонной воронки что ведет  в невозвратный провал "никогда". Лед отчаянья, страха и мести, жажды жить, жажды жрать, жажды греться  горько сковал на года эту бедную землю вновь и вновь безнадежно - жестоко пытающих судьбы и не чающих выжить людей. Всем казалось в те годы, что отчаянье, темень и лед, навсегда обступили эти нищие, красно - кирпичные громады, кои стали мрачны, холодны, и дики даже в самый радостный и солнечный день. И еще - этот вой заунывный, этот рев, этот стук, этот промельк отчаянный, быстрый, от которого сминается робко душа, от которого рвется в груди и истаивает горестное сердце... Мимо окон, провалов, в безнадежность, в отчаянье, в слезы, в сумрак, в голод, в болезнь, словно мимо витрин в бесконечность, в эту монотонность дней сводящих с ума, в грязь, в мучительство - садизм и пьянство, и скандалы - в мужское, в жертвенное самомучительство непрожитой, неузнанной, ненайденной и несостоявшейся - женское - жизни, словно распятой между сказочно - ясным и светлым в иллюзиях снов промелькнувшим "вчера" и туманнейшим "завтра", через испохабленное "сегодня" пролетая, завывая утробно уносились по рельсам стремительные, словно пули  охотников и неумолимые, как мор и смерть боевые электрички, голося истошным, волчьим воем все одно, и одно, и одно. Вот мелькнут и приблизятся два желтеющих глаза вдали. Миг, и сыплются мимо, и мимо, и мимо блики, блики, и блики вагонов. Вот задергались нервно, испуганно задребежали жалобно звеня оконные, старые стекла. Наполняя мир жутчайшим трепетом и страхом мимо старых домов бьет  стальную чечетку пролетающая, новенькая жуть только пущенных по древней ж/д чудо - юдо - "Сапсанов" и "Огненных стрел" выбивая в ритме рока -
- На Моск - ву - у... на Моск - ву - у... на Моск - ву - у...
* * *
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ

- Если Бога нет... то все бессмысленно. Если только действительно нет... - так откуда невесть наплывающей, жуткой волною наполнял его сердце холодящий ужас. Этот страх, страх противный, холодный и липкий, что терзал  давно Андрея то просто тоской, то пугавший его жуткой скорбью перед  неведомым и грозным, и не известным никому из живущих на свете - перед смерть.
- Смерть... Что может быть неотвратимее и ужаснее ее? - думал Андрей, замирая. - Бедный, несчастный червь земли, возомнивший вдруг себя "господином мира"... - думал он о человеке, и не раз. - Бедный раб обстоятельств, голый пасынок природы и невольник труда, наделенный Кем - То разумом, и от этого - еще более несчастный, чем любые неразумные твари, кои живут и не знают до смертного часа свою смертность.  Бедная ничтожность человека... Что ты можешь сказать? Ничего!.. Злобный рок оставляет тебе, отягощенному ненужным и суетным разумом падать ниц  перед величием окружающего мира. Мира в коем ты - ненужный и чужой. Ты - ничтожен перед Луною и пред Солнцем. Перед величием Вселенной ты - меньше, чем просто "ничто"... Но стоя на краю  неизбежной погибели - смерти, ты еще превозносишь себя... Ты - безумный!.. Что ты? Кто ты? Человек, опомнись!.. - словно бы неведомый голос говорил с Андреем в этот час всемирной, вселенской тоски - Ведь дорога твоя - только путь погибели, а твой жребий людской определен уже от века - пропасть без следа и без памяти, упокоясь в том месте, из которого больше не будет дороги назад... 
Зябкий холодок змеею юркою забирался Андрею под сердце, проникая в сознание, в мозг и, казалось ему в момент, что саму его душу начинает терзать, и сосать, и кусать бесконечно, безжалостно горькой обидой за свою никому по большому - то счету абсолютно не нужную, оскорбительно - мучительную и некрасиво - бессмысленную, жизнь, на конце которой его, вот такого, казалось ему, единственного и неповторимого для себя самого неминуемо, как и всякого живущего подстерегала  смерть.
Смерть... Вот та самая безвозвратная, бессмысленная бездна, что разверзалась всегда перед ним. Вот та самая грозная пропасть, заглянув в которую Андрей получал ответы на те самые последние и роковые вопросы, которые он не мог, не хотел ни принять, ни осмыслить, ибо принимая их невозможно было жить, невозможно дышать... Смерть - вот последний ответ на вопросы, делающий вмиг бессмысленным весь мир. Смерть - вот то, осознание чего  в миг лишало весь свет смысла, света и радости.   
* * *
Смерть, смерть, смерть... Сколько смертей он видел? - Много ли? Мало? Да не все - ли равно?
Вот она - мертвая, кровавая птица, растерзанная кошкой на газоне... Вот подохшая черная кошка в канаве, по бессильному, последнему оскалу которой и по выпученным в смертном ужасе зеленым и круглым глазам уже ползают огромные, сортирные мухи... Вот его родная бабушка, незадолго до смерти после резкого инсульта окончательно лишившаяся разума, бившаяся безумно полгода в квартире и... затихшая уже на век - посреди дождливого, серого дня в таком русском, неказисто - простом красном гробе. Красный ситец, черный креп, и совсем незнакомое и чужое лицо. В евроремонтном, свежем, чистом, ритуальном зале "Харона", словно уплывающее в мир иной посреди  огонечков и бликов тоненьких свечек и такой нестерпимо - мучительно долгой,  молитвы молодого, редкобородого попа. Тряска в продрокшем на ветру автобусе. И тот самый, тот последний, тот прощальный поцелуй в ставший чужим и холодным восковой, желтый лоб. Челюсти, подвязанные ситцевым, белым платочком и бумажка с крестиком черным на лбу. Чувство горечи, неловкости, обиды, словно осознание того самого огромного обмана, супротив которого ты выступить не можешь, потому что мал и очень слаб... Громкий стук забиваемых в крышку режет уши. Мужики с веревками над свежей ямой... Странные картины, словно пришедшие к нам ниоткуда. Словно ведущие нас в никуда... Ухнули красное - в яму. И деловито и спешно принялись сперва сматывать белые вервия... Комья рыжей глины бьют по красному ящику. Все бросают по горсти. И Дюша, и Дюша бросает... Кто - то берет Андрея за плечо, говорит - Не надо больше, пошли... Ну, пошли же... - тянут и тянут его. Он отходит и послушно бредет до автобуса. Снова тряска, и тряска, и тряска. И невкусная кутья в арендованной школьной столовой с зеленоватыми, облупленными столами и стульями... и дурацкими мультяшными героями, грубо намалеванными поверх казенной, синей краски стен... Всего через полтора года в больнице во сне умер дед и все повторилось по - новой.         
Да, вот так это было... Так безжалостно, и вот так роково и властно сама смерть не спросясь и вторгается в нашу суетную жизнь.
* * *
Уже с позднего детства, а вернее с отрочества смертный, мучительный ужас вызывал у Андрея настоящий трепет до такой порой степени, что в двенадцать - тринадцать годов он боялся вдруг уснуть на ночь и... потом не проснуться, умерев отчего - то во сне. Иногда хоть - бы и устав, и утомившись за день, он боясь, как можно дольше откладывал момент засыпания, лежа в постели своей смежив глаза и при том напряженно вслушиваясь в окружающую его тишину квартиры, словно бы заступая в незрячий дозор в темноту, из которой, казалось в те годы ему, и глядит сама смерть. Иногда он лежал так в постели по полночи, напряженно и стараясь почти не дышать. Иногда такой странный дозор продолжался час или другой, пока сон и усталость окончательно не перебарывали детский страх и ненужную, смешную взрослым осторожность Андрея.   
Повзрослев, Андрей и сам будет со смешком вспоминать себя - вчерашнего. А тогда почему - то засыпая каждый раз он вполне серьезно считал, хоть никто о том ему не говорил никогда, что проваливаясь в сон ночной, он уходит словно - бы от мира земного, нашего, людского и понятного в тот совсем другой, запредельный и странный, и какой - то неведомый, непонятный, жуткий, но ... манящий отчего то... и  еще - вполне реальный, как он и догадывался, и знал, мир как - бы абсолютного небытия, в коем всем живым предстоит раствориться, навсегда и навеки лишившись своей собственной сущности, и чрез это погибнуть как самость, а потом превратиться во что - то, и... и... Даже страшно представить... Но он - представлял. И душа у него холодела в груди, и холодный пот проступал от ужаса.
Хотя странные игры Андрея как - бы в умирание вечером, и затем в воскрешение, как в пробуждение из мертвых утром длились относительно недолго, всего год или два, но они, именно они, а еще те странные воспоминания мертвых и кладбищ, трупов разных животных и птиц, похороны, а еще больше - мысли, никому высказанные, дабы не прослыть посреди "жизнерадостных хамов" не могущих по его тогдашним размышлениям "осознать весь трагизм существования любого мыслящего" и
"идиотию повседневности" сладостно терзли его душу.
Кстати, вот такими "хамами" Андрей по юности своей числил очень многих вокруг - в школе и в университете. Но прослыть средь них "больным", или "странным", или хуже всего - "сумасшедшим", что уже есть несмываемое на Руси клеймо, еще больше вкладывали в его душу этот жуткий страх смерти. Кстати, и с годами в зрелой юности смерть для юноши становилась уже и не только, и не столько той жутчайшей и неумолимой природной сущностью, но одновременно и тем, что как будто несет те же самые но уже почему то так сладко молодых манящие, новомодные, "готические" темы. Те дразнящие воображение фантастические кошмары, завораживающие ныне очень многих словно пребывающими где - то неразгаданными тайнами. Манящие в те чернеющие провалы в почти что ничто, в глубине которых словно - бы горит какой - то там огнь неугасимый... Жуть и ... жуть полная. Но, зато как красиво!..
Вот так смерть будто бы сама и шла за ним, то грозя вдруг Андрею неминуемой погибелью и лишая его с  юных  лет силы, смысла, что дает людям волю продолжать такую порой уж ненужную, нелепую, напрасную борьбу с неласковой и злой судьбой, которая сильнее нас, но и привлекала, но вела куда - то  словно к себе привязав...
К чему она влекла? К чему она привязывала?..  Этого Андрей до поры не ведал, не знал...
* * *
- Если Бога нет... то зачем мне жить на свете? И зачем всем жить, особенно вот тут - на Пролетарке? Жить вот так - бессмысленно и глупо... - думал, а верней, твердо знал Андрей лет с семнадцати лет. - И особенно так, так некрасиво, позорно... - и от мыслей своих НАСЛАЖДАЛСЯ.
Да, Андрей наслаждался. Наслаждался Андрей той неведомой (или все - таки ведомой?) многим в России садомазохистской, сладкой мукой, коей и горела ярко вот та самая девочка Лиза из великого романа Достоевского, в тот момент, когда та говорила монашку Алеше о  неком "жиде", что "младенчику все пальчики обрезал".   
- Да, страдать, находить в страданиях сладость особую, быть виновником своих собственных бед, знать про это в тайне и... публично объявлять виновным в них кого угодно, любого, только вот не себя, не себя. Это - наше. Это - так по - русски. - выводил Андрюша в юной голове универсальную, русскую формулу. - Да, не только страдать, но и страданием упиваться. И не только насиловать, но и насилованным желать быть... То, что для других народов либо просто болезнь, либо явная глупость - для нас - сахар и мед? Ведь, по - моему, именно так. - покривился брезгливо Андрюша.
- Упиваться болезнью и гордиться безмерно бедой... И вот это - тоже наше! И вот это - все русское, непонятное, дикое в нас чужеземцам, тщетно, зря, нелепо и глупо гадающих веками и веками над "славянскую, русской душой", скроенной безжалостно историей зверскою нашей из кипящей смеси мазохизма жалкого и садизма самого кровососущего одновременно... - знал он как - бы и гордился своею догадкою, словно величайшим историческим открытием в мире.      
- Оттого и Иван Грозный для нас, русских - вечно свой. Оттого и Петр с его войнами, c Петербургом на костях человеческих, и всеми казнями, дыбами, и - вечно и вечно Великий. Оттого Екатерина - Великая тоже - крепостничеством, кровью и скотством безмерным своим... Оттого и та железная дорога, что была строена по - русски страшно, про которую мы знаем из стихов Некрасова, кои от года и в год долбят по школам российским. Оттого и "Преступление... " у Федора Михайловича. По старухе студент - топором... А от "Преступления...", от "Бесов" - и в семнадцатый год уж прямая дороженька, торная... Протоптали поколения "мечтателей" и "страдальцев о народной доле"... За кого страдали, дурачки? Вот за тех, кто Вас "бар" - топориком назавтра?..  Оттого и террор большевистский - рубка черни сперва против всех, обернувшийся против них же... Оттого и травля "слишком умных" - от художников - авангардистов, диссидентов и от Сахарова - и до школьника "ботана" - отличника. У, какая ненависть звериная! Вот уж воистину - больная нация, психически и нравственно больной народ!..  Оттого и портретики Сталина на коммунистических митингах, словно - бы самим коммунистам мало от него досталось. Словно просят они, словно молят - "Встань, отец! И добавь..! И убей нас - за химеру и ... так! Ибо нам от этого так сладенько! Так сладко!..
- Мрази! Мрази и мрази! - говорил он не раз, глядя из окна своего то на очередную драку пьяную в "парижском" дворике, то услышав соседский дебош и глухие удары, и крики у себя за стеной, то узнав про какое  еще безобразие на Пролетарском Вале. - Да и я - не лучше, чем Вы... - спохватывался он, смирив гордыню. - Потому как мы все - одним мирром мазаны. Все живем и все топчемся на одном забытом Богом пятачке.      
* * *
Стены красного, словно бы наполовину съеденного кислотой кирпича, продымленные, ржавые крыши и вот все эти нелепые башенки. А над ними - дым и дым... Дым, то серый, а то черненький, душный хвосток. Грязь внизу, и поверху - грязь и копоть... - снова кинул сперва он взгляд на проткнутое фабричными трубами небо а потом покосился на низ. На раскисшем  размокшем газоне желтой глиной огромного рова уже давненько вырытого, но так и не закопанного и до сих, в воронке зиял омут из мертвой, злой воды  в мутном зеркале которого отражалось весеннее небо, распластавшееся посереди двора самого большого в  несчастном районе Четвертого корпуса, словно в насмешку носящего громокипящее и праздничное имя - "Париж".   
- Если Бога нет - то все бессмысленно. Если Бога нет - то человек - есть просто самое несчастное и одинокое на всем свете, пусть даже и разумное животное. И одиноко оно, то животное в мире лишь оттого, что оно - разумно. Немного разумно, но и в том - ведь беда... Человек способен думать - и  вот это - то по - настоящему ужасно. - вдруг понял Андрей, затрепетав от догадки своей. - Потому что, если не думать вообще или хоть отчасти, то не надо так и страдать... Надо просто отдаться на Божию волю ... Или Кто там есть? - осенило вдруг снова его. - Потому и нужен Бог.  Впрочем - то и это - все равно. Есть Он? Нет Его? Да, какая нам в конечном счете разница? Если нет - придумать и баста! 
- Потому как неразумные звери не знают, что умрут, не знают звери те смерти до смерти самой. А боль и страдание они  сносят, просто как часть естества, - продолжала его мысль работу и сама уже просилась в тетрадь.
-  Оттого животные ничуть не боятся неизбежного. - выводила рука на бумаге. - А еще у них не личности. Ну, так значит, и от личности нам отказаться не грех. Раствориться в Боге - (реальном ли, придуманном - не все ли равно?) - вот единственный выход из того умственного тупика, в коем пребывает думающее человечество от века. Пусть безумие, пусть слабоумие, пусть слепое подчинение своей же фантазии. Но все  это все - таки лучше, чем  узнать наперед и позорно трепетать при  одной только мысли о грозящей неизбежности для всякого своей конечности от смерти, и ... и - погружался уже с головой в философию мрачную свою Андрей. И писал, и страдал, и ему было сладко и сладостно.
- И зачем же живет человек? - задавал новоявленный мыслитель роковые, самые последние вопросы - Для чего? Для чего ему такая мука? Не для счастья, потому что счастья нет, или счастье мимолетно и непрочно. Или счастье одних оборачивается тут - же горем и несчастьем для других, ибо всякая теплая батарея в любом нашем доме - это есть серый дым над Пролетаркой, а горящая лампочка - есть лишь оборотная и злая сторона полумертвых зеркал воды перед плотинами, смерть земли, смерть животных и птиц при авариях на нефтепромыслах, и радиоактивные следы в мясе гренландских тюленей. Так же и в плотской любви. Непристойная грязь и насилие акта. Низкая страстишка для двоих, порождающих несчастных разумных. И страдание от необладания чужим телом, чужой жизнью в конце - концов у любого отверженного и обойденного в этой буре нечистых страстей. - записал он в тетрадь, и опять бросил взгляд за окошко на разорванную в клочья проплывающую вату облаков. - Ведь все это - просто мука и мука. Мука, мука и мука. И без всякого смысла, если не забыться в неразумье Божием... Зачем?
* * *
НЕОБЫЧНЫЙ ТОВАРИЩ

- Эй, приятель, садись сюда! - замахал Андрею, припозднившемуся студенту местного УГУ здоровенный, высокий бугай с простоватым, скуластым, но приветливо - добрым лицом, подвигаясь на скамье и освобождая место. - Да скорее! - погонял он его. - Пока препод вышел покурить что - ли?.. Вот придет - и начнет тянуть тягомотину... Ну, садись скорее вот тут ... - улыбался ему здоровяк.   
- Я - Сергей. Сергей Воловин. Можно просто - "Серый" - крепко cжал он Дюшину руку. - А тебя как зовут?
- Меня Андрей зовут. Дома да и в школе меня часто называли "Дюшей". - представился студентик незнакомцу. И тут - же оттянул с гримаской руку. - Ой, крепко!
- Это ничего... Извини... - чуть замялся Сергей. - Просто я борьбой занимаюсь. Посмотри, какие мышцы! - согнул руку свою здоровяк. - На, потрогай!
- М... да, сталь. - пробурчал Андрей негромко, ткнув Сергея в рукав пиджака.
- Ты на этого историка и социолога сам записался? - не смущаясь ни капли принялся расспрашивать Воловин. - Мне - то надо, я ведь на ин - язе. 
- И у нас на архитектуре тоже - требуют. - чуть оттаял Андрей, для которого такая открытость и приветливость у незнакомца хоть и казалась весьма подозрительной, но тем не менее была ему приятна. 
- Я в Бывальнике живу, вон в тех самых новеньких сиреневых панельках. А ты - где? - снова стал выпытывать Серега.
- Я - в "Париже" живу.... - выдавил, смутясь Андрей свою горькую правду. И как - будто стыдясь и кося из под лба на Воловина сказал. - Это дом на Валу Пролетарском. 
- На Валу? У железной дороги? - почему - то ничуть не смутился его новый приятель. - Кстати, я там тоже иногда бываю в гостях у моей тетки Лидии Васильевны. - продолжал Воловин. - Тетя у меня там живет очень старенькая. Муж у тетки Лиды умер, а отцу моему - тому некогда к ней заезжать на авто. - хмыкнул он с нескрываемой, язвящей укоризною. - Вот я к ней один из всего семейства и хожу... Вот и  дом  потому я Ваш немного знаю.    
* * *
- Да, район у нас еще тот... - продолжал рассказывать Андрей негромко, чуть c опаской косясь на отчаянно затарахтевшего с высокой кафедры седоватого... и глупого профессора. - Вот недавно нам давали задание написать реферат про тот дом в нашем городе знаменитый, или про район (ну, уж это по выбору), где студент сам живет. Я, естественно, написал про нашу Пролетарку, хоть она и... - засмущался Дюша и достал из сумки стопочку исписанных бумаг. - Это черновик пока. - пояснил он и подал ее Воловину.    
- Вот десяток краснокирпичных домов по улице Пролетарского Вала, что были построены  лет сто назад известным предпринимателем давних времен Саввой Мимозовым, как общежития для рабочих его собственных фабрик. - гласил подзаголовок реферата - "Городок Пролетарского Вала".
- "В Девятнадцатом веке кирпичные дома у нас в Устьрятине были еще большой редкостью, - прочитал Сергей Воловин самые первые строки первом листе реферата - а многоквартирные - и тем более... Между прочим, тогда и в тех домах условия жизни рабочих мануфактуры были на приличном уровне. Ведь в то время даже в Петербурге и Москве далеко не каждая семья могла бы баловать себя душем или плитой на газе, пусть и общественными. И сама возможность переехать вот в  такие дома являлась для устьрятинцев  еще одним стимулом, чтобы пойти работать в товарищество Мимозовской текстильной мануфактуры.
* * *
- "Об истории мануфактур в Устьрятине" - пробежал он по строчкам выделенной отдельной рамкой "Исторической справки".  А там было - "В нашем крае так называемая "Большая мануфактура" была основана по именному указу Петра I почти 300 лет назад - в 1722 году. До Мимозовых владели ей устьрятинские купцы Затрапезниковы. Кстати, именно благодаря купцам этой фамилии в обиход вошло словцо "затрапеза" и "затрапезный"... Помимо "благородного", "богатого" текстиля мануфактура Затрапезниковых выпускала и очень дешевую льняную или пеньковую ткань, из которой, в основном, в ту пору шилась рабочая одежда - рубахи и прочие обиходные вещи. Именно вот эта ткань и получила в народе имя "затрапеза". 
В конце ХIХ века разросшиеся к той поре мануфактуры перешли купцам Мимозовым. Именно при них  предприятия становятся одними из крупнейших производителей текстиля во всей России. Так, в 1898 году на мануфактуре Мимозова было уже 225 тысяч веретен и 1614 ткацких станков. В этот год на семейство Мимозовых трудились десять тысяч человек. И производство все время росло... Набирали купцы Мимозовы, в основном, из местных. Но это вначале. Позже приезжало немало людей из соседних губерний. Вот поэтому и квартирный вопрос для лимиты встал довольно скоро и остро. 
Чтоб его разрешить - продолжал интересное чтение Серый - фабриканты решили начать строительство жилья для своих же работников. Вскоре, в начале ХХ века близ мануфактурных корпусов всем известной в городе "Большой мануфактуры" (эти здания близ железной дороги ныне брошены либо отданы под склады и депо) вырастают корпуса краснокирпичных рабочих казарм нашего "Мимозовского городка"... Вместе с ними в городе строятся и отдельные дома для служащих фабрики... Кроме всего прочего тут у нас на Валу Пролетарском (так район именуется ныне) сторится фабричная больница и бани, ясли для детей работниц фабрики, школа и реальное училище "для подготовления рабочих" (так указано в документе начала ХХ века). Кстати, при училище в ту пору был открыт читальный зал аж на 1500 (!) человек.   
* * *
В ту давнюю пору наш район был Устьрятине самым первым жилым массивом выстроенным с использованием регулярной планировки на практике. Это было новшество - город в городе со своею системой жизнеобеспечивания - хозяйственными постройками, общественными, культовыми, торговыми и бытовыми объектами и даже с садами и скверами. За его создание "Товарищество купцов Мимозовых" получило "Gran Pris" на Всемирной выставке в Париже в 1909 году. "За заботы о рабочих и учреждения для них." - так писалось в приложенной к золотой медали грамоте..."
Кстати, несмотря на свое благополучие, процветание и дальнейшее развитие текстильной промышленности, фабриканты Мимозовы в революцию 1905 года и позднее - продолжал Сергей скользить по строкам - горячо и  активно поддерживали большевиков. Потому не удивительно, что именно наши дома становятся первыми в Устьрятине коммунами. Совершенно стественно, все это случилось уже после 1917 года...   
В результате пролетарской революции Октября 1917 года старинное купеческое семейство Мимозовых потеряли свою фабрику, которую при советской власти переименовали в фабрику - "Пролетарка". Тогда же перешли во владение советских городских властей и национализированные жилые дома знаменитого рабочего поселка на Пролетарском Валу. Пролетариат и при новой власти, как равно и при старой соглашался охотно на условия жизни там, потому что жить в Мимозовском городке было по - прежнему очень уютно"...
- "Вот на нескольких домах городка и до ныне висят мемориальные доски. - продолжал читать Сергей. -  Пролетарка вырастила достойных сынов, несколько из которых стали даже и Героями Советского Союза и Героями социалистического труда... Только все изменилось двадцать лет назад, когда фабрика текстильная закрылась, как и сотни подобных ей предприятий по всей нашей России. Люди потеряли работу, ну а местные власти просто как - бы плюнули на городок. Ведь теперь у нас в Устьрятине есть дела поважнее, например - грандиозный проект Технопарка, что расположится в районе Поганки, или стройка нового  ледового дворца "Педросс" под контролем губернатора и мэра Устьрятина... А на Пролетарке - то как? Капитальный ремонт последние лет сорок - пятьдесят здесь фактически ни разу так и не делали.
Сейчас наш Мимозовский городок - есть самый неблагополучный район города. Иногда сюда приезжают редкие любители архитектуры, но и они стараются быстренько пробежать по нашему району, желательно  до наступления темноты и уехать как можно скорее, не вступая ни с кем в разговоры и тем более споры - расспросы. Были случаи, когда просто богато одетую публику местный люд принимал за начальство и пытался "наезжать" на него и требовать чего - то с кулаками. А ведь могут и морду набить, и ножом пырнуть чего доброго... Но при этом жители района - не плохие люди, как подумают некоторые.  Просто местные мимозовцы немного угрюмы и вообще - чужаков здесь не любят. На их лицах ты почти никогда не встретишь улыбку, да и к чему улыбаться местным жителям, когда они даже не живут, а просто - выживают? Но самом деле я могу Вам сказать, что, несмотря на все неимоверные тяготы наших дней, жители Пролетарского Вала - есть самые обычные люди, такие же, как и другие устьрятинцы. Кстати, все они удивительно легко идут на контакт, особенно если их при этом угостить немного алкоголем, рассказывая о своей нелегкой, безрадостной  жизни. А их жизнь давно уже находится просто за гранью "плохой" и "очень плохой".  Условия ее по - настоящему чудовищны"...
* * *
- "Вот и обычный коридор самого обычного мимозовского дома. - продолжал Сергей читать странички с пониманием и со знанием дела кивая. -  Все комнатушки по двенадцать метров. В них живут большие и дружные семьи. Это дети и внуки, сестры и племянники, есть молодые и пожилые пары. Потому все дети Пролетарки с самого рождения привыкли жить по двенадцать человек в одной комнате - с мамами, папами, бабушками, дедушками. Удивительно, что при  всей тесноте численность жильцов кирпичных казарм неуклонно растет. Может быть от тесноты, ибо люди спят на полу и вповалку, и уже ничего не стесняются, даже взоров соседей, родителей, или тем более - детей?..
Очень часто, как я уже отметил, наши жители  набиваются аж по целых двенадцать человек в одной лишь комнате. Хорошо ли Вы, господа и дамы, представляете себе, что такое один метр личного пространства?.. Одна кухня - одна на этаж. В ней четыре газовые плиты и два умывальника. Плитам тем на вид не меньше тридцати годков. У нас  уже были аварии, связанные с утечкой бытового газа, например отравления на смерть. Но вот взрывов - то пока что, к счастью, не было...
В Пролетарке на кухнях три раза в день строятся очереди, чтобы сготовить еду. Но на плитах не только готовят. На плите на Валу также кипятят белье, так как стиральные машины на нашей Пролетарке есть, мягко говоря, далеко не у всех. Иногда стиральную машину здесь все - таки покупают, но на несколько семей, и в складчину. Даже если у какой семьи и найдутся здесь деньги на собственную, это не имеет никакого смысла, потому как занимать и без того под завязку забитую комнату еще и стиралкой - есть непозволительная роскошь, а из коридора ее могут утащить наши местные воры, коих на Валу - предостаточно... Потому жильцы покупают машину тут сразу на две, а то и на целых три семьи. Вот постирали одни в коридоре согласно очереди и вот так же, по установленному ранее расписанию, унесли стиралку в свою комнату... Кстати, просушить белье в своей комнате людям на Пролетарском Валу также практически не представляется возможным, потому каждый приспосабливает себе место для сушки на коридоре, на железных самодельных растяжках у чуть теплых батарей. И хотя, например, в нашем доме есть отдельная сушилка, переделанная лет двадцать назад из бывшей каморки вахтера, которого сократили естественно тогда, когда закрылась фабрика,  вещи могут из нее легко украсть выше означенные жулики, мерзавцы и воры, коих на районе - пруд пруди. Часто наши жильцы выставляют в дозоры дежурных по графику, чтобы те стерегли их трусы, их бюстгальтеры, их пододеяльники и простыни. Но и это еще не все трудности. Ведь когда - то довольно давно по нелепым и непроверенным мной слухам был на нашем этаже даже свой отдельный санузел с туалетом и с (о, Боже!) душевыми кабинами и с горячей водой... К сожалению, на нашем этаже душей теперь не осталось. На сегодняшний день на нем имеются пустые, и довольно крохотные, ни к чему не годные, но довольно обильно загаженные помещения...  Стоит ли при этом говорить, что и туалеты у нас просто уж не соответствуют никаким стандартам? Лучше уж, и в самом деле, сходить на улицу, особо в темноте, благо с фонарями тут - не густо. Это когда тебя никто не увидит, даже и холодной зимой... Это многие у нас на Пролетарке, к сожалению, делают. Утром выходишь во двор или паче на лестницу - на дороге навалены мерзкие кучи. Так что главное - не вляпаться в них"... - ухмыльнулся Воловин Сергей, но заметив недовольный взгляд товарища быстренько убрал с лица улыбку.               
* * *
Вот типичная картина жизни бедной семьи Пролетарки. - продолжал он читать реферат - Зашел в комнату одной семьи... Всего в комнатушке этой живет двенадцать человек. В небольшом помещении этом располагаются два раскладывающихся дивана и имеются еще два надувных матраца. Их кладут на ночь на пол. Так и спят жильцы тут, словно сельди в бочке, аж по три человека на койке. И обедают они тоже - по очереди... Между прочим, этой вот семье городские власти предлагали недавно переехать с Пролетарского Вала с малогабаритную "трешку" на окраине нашего города, но жильцы комнаты считают, что условия жизни в "трешке" будут не сильно и лучше. Ведь им обещали разместить двенадцать человек в одной квартире на пятидесяти метрах. Но зато, если бы они все же согласились на переселение, ничего другого им бы уже никогда не предложили век. Потому и сидят, и ждут, как у моря погоды... А ведь кто - то согласен на любые условия, лишь бы не остаться здесь, на Пролетарке. Но другие жильцы до сих пор ютятся по своим комнаткам... Кстати, уходя с общей кухни наши люди всегда забирают с собою персональные газовые конфорки. Их частенько крадут, и сдают в металлолом местные забредающие в наш район с окрестной помойки бомжи, и свои алкаши и ханыги. А еще у нас бомжи тырят крышки с водосточных люков и трубы с подвалов, часто вырезают даже и кабели...
Зачастую вонючий народец с кувалдами (местные бомжи) никого не боясь, не стесняясь ломает металлические конструкции где только может, в том числе добираясь порой и до опорных металлических столбов, кое-где сохранившихся чугунных леснииц, кованных элеменов декора. Жулики дерут железо с крыш, грузят на грузовики и увозят на пункт сдачи металла. А ведь для правоохранителей не состваляет большого секрета, что такой вот пункт есть у самой железной дороги, в двух шагах от нашей Пролетарки. Сколько мы обращались в полицию - но, как говорится, "воз и ныне там..." 
Недалече от охотниками за металлом возятся, копаются и другие их товарищи. Тоже ведь искатели "чего-нибудь нужного." Ну, хоть бы кирпича... Вот характерная картинка из жизни  района Пролетарского Вала: без малейшего стеснения, среди бела дня, зло, упорно и  сосредоточенно двое хмурых мужиков ломами долбят крыльцо нашего закрытого училища. На вопросы: зачем?.. - дышат перегаром говоря, что "какой - то иностранец приказал им искать здесь ... очень старое, ценное дерево для ... изготовления хороших скрипок" (!). Разумеется, бомжи врут абсолютно безбожно. И управы на них нет никакой. 
* * *
В части брошенных ныне хозяйственных построек межэтажные перекрытия рухнули от подобных забот. В целом ряде домов по району давно содраны металлические козырьки над входами. Но все это снаружи. А внутри? А внутри помещений, в том числе и жилых, куда лезут подобные варвары со своими ломами царит тоже такая же страшнейшая разруха...
- Не в клозетах, а в головах... - вдруг припомнил Воловин. - И точно...
А еще в изобилии местную фауну - продолжал Серый чтение - окромя таких типов (бомжей) представляют бродячие псы (благо - рядом помойка), и бездомные кошки, и крысы, и мыши, тараканы, клопы, муравьи...
- Молодежь - усмехнулся Сергей кривовато - нашего района все считают почему - то уж особенно какой - то "неблагополучной", хоть она не лучше и не хуже любой другой в Устьрятине. Но что им - молодым, здесь на Пролетарке еще делать, как не воровать, не драться, как и не пить и не ширяться дозами, если в школе или, скажем, в лицее - училище во много раз приличнее, чем дома? Очень часто молодые люди и девушки не желают сидеть в тесных комнатках набитых старой рухлядью, где лишь старенький ти-ви, еще советский, показывает только три канала, да и те с трудом, а о существовании компьютеров и Интернета их родители знают лишь из рекламы, перебиваемой чудовищными помехами от рогатой, комнатной антенны (централизованную, по воспоминаниям старожилов, у нас "свистнули" на втором году "радикальных экономреформ")? Общая антенна не работает все те же двадцать лет... Кстати, местной и весьма пикантной подробностью является то, что у нас очень многие бедные семьи, многодетные или имеющие безработных (а таких, извините, навалом) экономя деньги на общественной бане либо моются в тазиках в своих комнатах, либо не моются месяцы и тогда уже воняют, как козлы... Кстати, еще на счет бани... - писал Дюша.
- Ближайшая баня от нас расположена на улице Ленина. Типовое здание, построенное в шестидесятые годы прошлого века. Казалось бы, оно не совсем еще старое. Но вот состояние его, особенно с наружи, глаз не радует. А внутри и просто - угнетает. Неуютно, тюремный помывочный пункт, да и только! И вокруг здания - просто таки свалка. А вот цены на помывку - кусаются. До шестнадцати часов в воскресенье и в субботу моют за сто рублей с одного тела. Детский билет - пятьдесят. А с шестнадцати часов, когда в бане есть парилка - цена билета резко взлетает аж до ста шестидесяти пяти рублей. Недешево, при таком похабном сервисе! Кстати, в другие недели эта баня не работает вообще."
* * *
- "Самый большой и красивый дом района нашей Пролетарки называют "Париж". А название он свое получил из - за причудливого архитектурного стиля "модерн", очень модного в самом конце Девятнадцатого и в начале Двадцатого века... Этот самый большой дом жилого комплекса на Пролетарском Валу, часто называемый еще - "Четвертый корпус", где я и живу с родителями, был построен в 1907 году. А еще "Париж" - самый комфортный дом в районе. В семьдесят третьем году в нем проводили ремонт в ходе которого из коридорно - общажного он частично стал  квартирным, по три квартиры на этаж. К сожалению, денег в те "застойные" годы хватило лишь на два самых первых подъезда. Там  у жителей появились свои собственные туалеты, ванные и кухни. К сожалению, моя семья живет в другом подъезде. 
А еще рядом с нашими домами пролегает железная дорога. Мимо Пролетарки ежедневно летают "Сапсаны" и различные "Огненные стрелы" - гордость и краса модернизации России и те зримые плоды реформ, за которые мы очень благодарны партии "Педроссов", лично президенту России, премьеру и всему нашему правительству, ведущему нас самой верной дорогой в ВТО. Скорейшее вступление России во Всемирную торговую организацию - вот зов нашего времени! Может ли быть на сегодня задача для правительства важней? Надо ли ему отвлекаться по различным пустякам? - Нет, нет, нет!  Кстати, очень многое то, что сегодня у нас не так - лишь один пережиток советских времен. Так у нас на заднем дворе нашего дома "Париж", как раз между дровяными сараями, где иные самые трусливые жители все еще хранят дрова для "буржуек", опасаясь нового прорыва теплотрассы, есть убогий парк, а вернее - скверик с давненько развалившимися гипсовыми статуями - жалкими "приветами" из былых времен. Это - некий одноногий пионер с переломанным горном, безголовый шахтер с молотком отбойным на своем мускулистом плече и босая доярка с подойником  во всего одной, единственной, правой руке. Есть средь них еще один восседающий на стуле мужик с бакенбардами. По рассказам старожилов - это Пушкин А. С., установленный во дни столетнего юбилея злодейского убийства русского поэта в 1937 году... Между прочим, именно по состоянию этих статуй нам теперь прекрасно видно то подлинное отношение трудящихся в СССР, которое они питали к официозной, тоталитарной, примитивной пропаганде советских времен. Ведь их состояние говорит нам само за себя... Некогда поставленные тут, в самом трудовом районе города эти жалкие скульптуры вызывали у местных такое отвращение и гнев, что были искалечены без всякой к ним жалости"... - завершали такие вот мудрые выкладки очередной абзац рефератика.    
* * *
- Да, все правда. Все правда... но меньше - бы официоза. Эко ты его им напустил! - улыбался Андрею Сергей. - Впрочем, без "Педроссов", президента и премьера нынче рефераты не пишут... Да, еще ты забыл написать, что как раз большинство жителей то вашего "Парижа" - это одинокие пенсионеры. Когда - то им давали квартиры вот тут, в этих самых двух первых, шикарных, сказочных для других Пролетарцев подъездах. Впрочем, давно это было... - уточнил Сергей. -   С тех времен  большинство родственников их, что моложе или переехали куда - то, или просто раньше умерли, так что деваться тем несчастным с "Парижа" решительно некуда... А еще высота потолков в этом Вашем "Париже" - даже более четырех метров. Из - за этого подъем на этажи по лестнице для несчастных стариков превращается в настоящую адскую муку. Ну а лифта, естественно, там нет и никогда не будет...
Вот я зашел в гости к Лидии Васильевне в самый первый раз. Кстати, живет моя тетка на самом верхнем этаже. У нее течет крыша, потому на всех стенах - и плесень, и грибок, а у самой старушки - жестокая астма... Зашел и ... обалдел! - продолжал рассказ Воловин. - Первое, что я увидел у нее на квартире - были новенькие пластиковые окна. На секунду промелькнула мысль у меня: "А вдруг ей все - таки помогли, ну хоть те же "Педроссы"?.." А потом она мне и рассказала, что купила их сама на свою малюсенькую пенсию. Копила бабушка почти целый год, и все равно хватило ей лишь только то  на два окошка, что в кухне и в большой комнате - "зале". Окна в спальне у нее все по - прежнему. Там по - прежнему  старые, деревянные рамы, до семнадцатого года сделанные с теми же огромными щелями, которые старушка затыкает ватой и драными тряпками.
- Я ведь дочь репрессированного. - говорит мне Лидия Васильевна как - будто невзначай. - Так что мне не привыкать. - И смеется беззубо. 
- Мама умерла еще до... - шевелила старушка губами. - Папу моего - говорит она - посадили в "ежовщину". А потом... А потом, - чуть перевела дыхание - я скажу. Только это - секрет. - говорит мне шепотом.
- Да какие секреты? - отвечаю я ей. - "Культ" давным - давно разоблачили в чистую, а Ежова - того и вообще расстреляли аж в тридцать восьмом. Правда, после был Берия...
- Это хорошо, что расстреляли Ежова того. - говорит она мне, а потом продолжает. -  Ведь возможно иначе, папа мой никогда бы не вышел из лагеря. И еще - если бы не один такой случай... - продолжает старушка.
- Заболела дизентерией жена у начальника лагеря. Врачи то ничего и сделать не могли, а папа мой - тот вылечил ее конским щавелем, который в изобилии рос в тех местах невольничьих... В благодарность и по ходатайству руководства тех мест был он послан в штрафбат. А тогда как раз и война началась летом - с немцами... Как сказал ему начальник лагеря, "это все, что я могу для тебя сделать"... После в боях под Ленинградом отец мой был ранен тяжело. И хотя все врачи обещали ему жизнь короткую, ведь внутри у него было несколько осколков, прожил папа мой до восьмидесяти семи лет. Жил со мной, на Пролетарке. А мужик мой умер еще раньше... - И сегодня - прижимает старушка стыдливо платочек к покрасневшим глазам - их уже нету вот с нами. - Царствие Небесное им. - шепчет старая перекошенным, беззубым ртом и мелко - мелко, словно робко крестится.
Мыться Лидия Васильевна ходит к соседям на первый этаж. - говорит Сергей - Вода горячая до нее не доходит, так как мощности насосов не хватает в доме. А вот подниматься наверх ей смертельно трудно. За продуктами она правда отправляется сама, с тележкой. Оставляет тележку на первом этаже, а потом соседи добрые помогают поднимать ее наверх... Нее почти никого не осталось на свете. Один сын, дядя мой давно умер, а отец ходит редко. Только я и хожу из семьи... Ее самый большой и вот чуть - ли не  единственный на Пролетарке друг - это большущий, рыжий кот по кличке "Чубайс". Кот шипит на чужих, защищая от людей незнакомых хозяйку... Ее брат погиб в Великую Отечественную и недавно ей прислали распечатку  базы данных "Мемориала" о том, что он был погребен в братской могиле где - то в Польше. Лидия Васильевна очень хотела бы съездить туда, на могилу, но ведь для этого у нее нет ни денег, и ни сил... Один раз я спросил ее о возрасте, а она мне ответила на это: "Завтра мне исполняется семьдесят пять годков. Я почти что такая же старая, как и наш пролетарский "Париж"". А еще перед тем, как зайти к ней в гости снова, - говорил Воловин - я обычно захожу в магазин продовольственный. Покупаю для бабушки продукты и еще иногда - такой маленький - маленький торт. - растопырил он огромные ладони.
* * *
Пошатались в фойе. Свистнули с газетной стойки синий номерок дармового "Студента". Заглянули в неопрятный и бедный буфет. Потоптались в хвосте и уселись с киселем и рожками за ободранным столиком.
- Вот таким веками целыми сиротски - несчастным, - говорил Андрей Воловину, ковыряясь алюминиевой, погнутой вилкой - а теперь, в последние десятилетия и вовсе зачахшим предстает пред миром промышленный центр нашей нелепой России.  Нашей огромной страны, не некогда, но совсем еще недавно огромнейшим, зловещим, розоватым пятном, словно вздувшейся на теле шарика земного злокачественной опухолью, распластавшейся на одну шестую часть  его неласковой и беспокойной тверди, пугала она мир, а теперь - умирает...
- А теперь наступает конец вот и этому старому, страшноватому человеческому, пошлому, многостолетнему зверинцу. - хлопнул друга по плечу Сергей задорно. - Впрочем, стоит ли о том сожалеть? Вот припомни хотя - бы "Париж". Вот оно - настоящее темное царство из старого, темно - красного кирпича и железа, затерявшееся посреди грязного асфальта разбитых - убитых дорог и глубоких рытвин со стоячей, холодной, зловещей, тяжелой водой... Вот она - Россия Двадцать Первого века... Да, она умирает. Но на смену грядет...
Оглушительная трель звонка не дала завершить им их начавшийся, горячий спор. 
* * *
- Попрошу, попрошу, кол - лега! - улыбался седоватый профессор социологии и психологии, историк Козицын, приглашая жестом взойти на высокую кафедру молодого, тощего хлыща в сероватом костюмчике с лошадиным, длиннющим лицом. 
- Это мой аспирант - Дмитрий Ана - тольевич Бар - суков. По - прошу лю - бить и жа - а - ловать! - театрально - наигранно,и слегка хитро - подленько  улыбался молодому в сером Иван Иванович по кличке "Бес".
* * *
- Господи, как это глупо! И как все это надоело! - подумал Андрей, развернув свой номерок "Студента" и побежал глазами по строкам. Первый разворот газеты занимала большущая статья с горделивым,  пафосным именем -  "ДОРОГОЙ ЛОМОНОСОВА"...
* * *
- Тема моей лекции сегодня, - начинал трепаться серый хлыщ чуть взойдя на кафедру - это ТЕОРИЯ ПОКОЛЕНИЙ. И так, я с Вашего то позволения начну? - обернулся Дмитрий Анатольевич к профессору.   
- Начинайте! - одобрительно махнул ладошкой тот. - А мы уж послушаем. Верно, ребята? - зыркнул старый черт мутными глазами на притихшую аудиторию.
- И...и, так - стал сперва заикаться серенький Дима - сегодня я расскажу Вам о своей работе, которую я подготовил на кафедре, изучая материалы прессы и иные данные... Дело в том, что ученые, сравнивая самые разные поколения людей, оценивают их по сравнению друг с другом. Свои выводы изложенные кратко, я сейчас  предлагаю Вашему вниманию.
Теории этой в мире двадцать лет от роду - чуть окреп и звучал уже зычней, чуть уверенней его надтреснутый и неприятный голос.  - В тысяча девятьсот девяносто первом году ее опубликовали американцы - Хоу и Штраус. Основа их теории - есть разница в ценностях выделенных ими поколений людей... Это -  "беби - бумеры", то есть те, кто родились на свет в сорок третьем - шестьдесят третьем годах. Поколение "Икс", то есть рожденные в шестьдесят третьем - восемьдесят четвертом годах. Поколение "Игрек" - это восемьдесят четвертый - двухтысячный год. И еще - поколение "Зет", то есть все рожденные на свет уже после двухтысячного года. - перевел он немного дыхание и взглянул на студентов сурово.
- Теория была основана на гипотезе о цикличной повторяемости определенных черт психологического портрета поколений. - Кто же мы с вами? - театрально развел он руками -  Наступило время рассказать о себе, чтобы поближе познакомиться с самим собой...
* * *
Под большим заголовком помещалось фото со счастливо улыбающейся группой, в основном, не молодых людей. Ниже фото синели газетные строчки. 
- "С большим размахом - было написано там - отпраздновали юбилей со дня рождения основателя первого российского университета М. В. Ломоносова студенты и преподаватели МГУ. Торжественному, финальному  заседанию предшествовала большая череда  научных мероприятий, посвященных наследию великого ученого, а также молодежная акция "Дорогой Ломоносова".
* * *
- "Бэби - бумеры" - говорил студентам серый Дмитрий - это дети бума рождаемости, начавшегося сразу после окончания Второй мировой. Многие представители этого поколения начинали как революционеры и радикалы, а впоследствии - поднимал он пальчик к потолку и многозначительно смотрел на коньчик - становились успешными бизнесменами или создателями новых направлений в поп - культуре. Именно они принесли политкорректность, которая так характерна для нашей России, расовую терпимость в США, где теперь президент - чернож... негр... ой, простите - замялся он - афроамериканец Абама и   сексуальную свободу, -  захихикал новоявленный препод - да и многие другие, ставшие уже привычными, ценности. Представители его - это и  Владимир Пупкин, и Билл Гейтс,  это покойный Майкл Джексон и доселе живая певица Мадонна.
- Поколение "Икс" - продолжал он слегка успокоясь - сформировалось в обстановке так называемой неоконсервативной революции в США и в странах Запада. Одновременно, к сожалению, - посмотрел он на студентов чуть - ли не пустив слезу -  распадался и Советский наш Союз. Потому и считается, что для поколения этого характерны цинизм, но одновременно наблюдается у него отсутствие особого карьерного драйва - напрягся Дмитрий Анатольевич, став мгновенно похожим на борзую, приготовившуюся к бегу -  и стремления вверх любой ценой. Люди поколения "Икс" - это Ума Турман и Леонардо Ди Каприо, Мила Иовович, Михаил Ходор - ковский, - обернулся он к профессору, словно ожидая окрика, но его не последовало и довольный своей смелостью Дмитрий дочитал скороговоркой список -  Владимир Потанин, Роман Абрамович и... и...
* * *
- Студенты и аспиранты МГУ - говорилось в газете - всего за неделю преодолели путь из родного села выдающегося русского ученого в Холмогорском районе Архангельской области, где был ими зажжен символический факел с "Огнем знаний". Факел пронесли по маршруту, которым Михаил Васильевич добирался в столицу. На протяжении всего маршрута студенты и аспиранты имели остановки в городах, где читали студентам и школьникам популярные лекции, посвященные выдающейся роли... Ух... - отодвинул Дюша нудьгу и хихикнул, толкнув в бок Сергея. Зашептал  - Факельное шествие... за знаниями, блин. Ничего дурнее, дубы, не придумали...
- То ли они - олимпийцы, то ли немецкие "нацики"... - понимающе бросил Воловин. - Впрочем, что нам ждать посреди новейшего "застоя"?..
- Посреди всего этого, - продолжал пикировку Андрей - где один день повторяет точно день другой. И где год уходящий глядит на новый год, как в зеркало. Одно десятилетие в стране гонит в шею другое, и является новое, а все то же, все те же... Вот удушье безвременья...
- Тс - с... - приложил ко рту Серега палец и украдкой показал на аспиранта, недовольно посмотревшего на возню в вернем ряду аудитории. - Не буди лихо, пока лихо тихо. Не желаешь слушать - читай...
* * *
- Поколение "Игрек" - вещал им Анатольевич - это поколение 2000 года. Оно росло в период формирования новых коммуникационных технологий. Это первое "цифровое поколение". Вот они - наши герои - Лив Таилер и Анна Курникова, Бритни Спирс и Кира Найтли.
Поколение "Зет" - это следующее поколение, которое "построит"... конец света. - засмеялся он. - Это шутка такая, кто не понял! - пояснил он. - Просто так и на Западе принято. В США рассказывали мне - говорил аспирант - на всех лекциях профессора анекдоты травят. А иначе и ходить не будут...
- И так, - вдруг снова посерьезнел Дима -  однако до тех пор, пока оно, это самое "Зет" не вышло в свет, сегодняшним миром начинаем править мы - поколение "Игрек". То есть все, кто имел счастье родиться от двадцати до тридцати лет тому назад. И с этим приходится считаться... - самодовольно улыбался он.
* * *
Андрей перевернул номерок и на самой последней странице "Студента" под заголовком "Выходной день" прочел, что так "ХОЧЕТСЯ ПОВЕРИТЬ, ЧТО ВСЕ МЫ - РОДСТВЕННИКИ". Ибо именно так называлась статья. Удивительно, но она оказалась интересной.
- "Необычный вернисаж - говорилось там - открывается сегодня в юго-западной башне Устьрятинского Кремля. Он знакомит зрителей с оригинальным видом творчества - историческим фотопортретом. Автор его - Екатерина  ПРИСПЕШНИКОВА, приблизила к нам многие известные картины художников - классиков, оживив их лицами наших с Вами современников.  Эта выставка, уже сотая по счету у художника, показывает нам девяносто пять ее работ".    
* * *
- Молодые, но ответственные, - говорил с упором Анатольевич - деловые, но наивные, и по уши погруженные в виртуальную реальность, умеющие делать несколько дел одновременно...
- Например, воровать, врать и брать взятки - одновременно... - подсказали ему жарким шепотом с первого ряда какие - то оболтусы, и Дима сверху вниз презрительно скосился на них, желая запомнить мерзавцев, чтобы уж на семинаре отомстить.
- Однако - продолжал он не смутясь ни капли - не делающие из работы культа, так как карьера для нас не приоритет вообще. Работа не должна мешать личной жизни и самореализации.
- Следующие вещи, - упивался он купаясь в лучащейся наглости - отличающие нас от предшественников.  Это и мобильный телефон, и глобальная сеть - Интернет. Это видеотелефония, виртуальная реальность ... почти что всего, - сам не понял, что сказал Барсуков - ноутбуки и всевозможные "аськи", "квипы", "скайпы".
Это наше поколение тратит бешеные деньги! - почти что орал аспирант. - Это для нас - гипермаркеты и супермаркеты. Ведь это, в первую очередь, места для развлечений...
- Люблю повеселиться - особенно пожрать! - подсказали ему сзади, и студенты "грохнули".
- Да, да, да! - не унимался серый Дима - В супермагазин идут теперь большой "тусовкой". Ведь там можно покататься на коньках, и сходить в кино, и перекусить в "Макдональдсе", и ...
- Послушать красивую музыку и еще - объявления, если денег не густо. - вновь подсказывали ему.
- Мы предпочитаем бренды, - говорил им препод - проповедующие универсальность устройства, минималистский дизайн, экологическую чистоту, имиджевую оторванность, ненапряжность и вообще - прикольность...
* * *
Ниже между колоночек текста помещались гламурные фото, из которых крайнее левое в верхнем ряду представляло зрителям и саму Екатерину Приспешникову в виде... и в костюме прародительницы рода человеческого Евы, чуть прикрытой одеянием из ниспадающих прядей длиннейших, и будто окрашенных хной,  огненно - рыжих волос. В руках  у Катерины было знаменитое надкушенное яблоко, которое она и держала пониже пупка и повыше колен... На соседнем фото помещался завитой не в меру и потому смотревшийся, как пудель, некто опознаваемый, как "Пушкин". Вид у "Александра Сергеевича" был  безмерно надменный и одновременно глупый... Поправей от "Пушкина" словно перепуганная на смерть смуглая черняшка "Гончарова" выкатила в зрителя белки огромнейших глаз. 
- Х...м. Да они - ж, дворяне - то российские до конца, почитай, Девятнадцатого века и вообще не загорали на солнце. Просто не принято было у них. И особенно - среди женщин.... Оттого и звались они "белой костью", что не только ничего руками грязного не делали, но берегли белизну кожи, как - бы тем возносясь над своими крестьянами, и над прочей простонародной массой - "чернью". - вспоминал Андрей где - то вычитанное. - Ну а тут - "под развесистой клюквой"... Да взглянуть на такую картинку разок - и уже подумать можно, что в губернских  дворянских собраниях были и ... солярии, и фитнес - клубы!..
* * *
- Еда обязана быть не только вкусной, - причмокивал и щыкал зубом, словно предвкушая удовольствие от сытного обеда серый Дима -  но еще и полезной, с минимумом калорий и максимумом всего остального. Если ты читаешь на этикетках все эти проценты жирности, содержание витаминов и минералов, энергетическую ценность продукта и прочее - то скорее всего, ты из поколения "Игрек".
* * *
- "За двенадцать лет, что Екатерина Робинзоновна занимается фотографией, - продолжал читать Андрей - ею выполнено 2500 портретов, объединенных в 30 проектов. Среди них - "Частная коллекция. Не для лохов", "Алсу - ассоциации", "Женщина, мужчина и другие животные", "Голубые грезы детства", "Братья & Сестры", "Моя родня", "Неоклассика", "Новые русские сказки" и другие.
- Желание фотографировать, рассказывает автор, выросло из детской любви к рисованию. Результате меня не радовал, ибо рисовать я - ничуть не способна, а запечатлеть, что понравилось, мне так хотелось... Считаю, что моя деятельность имеет и воспитательное  значение. Надеюсь, что, посмотрев выставку, кто - то будет больше интересоваться живописью или историей". - говорилось в статье.
* * *
- На времена нашего поколения - дудел самодовольно аспирант - пришелся выход в широкие массы таких выдающихся и всеми любимых картин, как "Гарри Поттер", "Властелин колец", "Город грехов" или - хихикнул он снова - "Горбатая ... ды.., извините - гора". А мульты - те стали просто таки приобретать культовый статус. - заговорил он взахлеб, да так, словно бы ударился в детство. - Вспомним эти шедевры -   "Губка Боб - квадратные штаны" или "Шрек". А еще бывают злостно - нецензурно - издевательские анимационные сериалы - словно говоря большой секрет доверительно понизил голос Дима. - "Южный парк" и "Симпсоны". В общем - все ши - карно!
* * *
- "Разглядывая знаменитые портреты, видишь, как протягивается ниточка сходства через поколения и догадываешься, что есть некое сходство, хотя разных людей отделяют порой 200 лет... Получается, что все мы - родственники. Но одно дело - знать, а другое - видеть перед собой доказательства." - прочитал в статейке Дюша.               
- "Вот мы представляем читателям два самых волнующих россиян портрета А. С. Пушкина, работы Ореста Кипренского и Н. Гончаровой - Александра Брюллова (брата великого Карла Брюллова). Их духовными родственниками выступили в наши дни всем знакомые, замечательные мастера российской эстрады. Это - выдающийся певец Александр Буйнов и воистину легендарная обладательница бриллиантового голоса России, чудо - певица Алсу.
- Конечно, работа это весьма непростая. - продолжал читать он. - Нужно ведь не только щелкнуть один раз затвором фотокамеры. Вот что говорит нам мастер: - Когда человек дает согласие, начинается работа над костюмом и гримом. Несколько часов длится подготовка к созданию образа, и лишь 10 - 15 минут - фотосъемка. А затем - месяцы фотоработы обрабатываются на компьютере. После этого идет распечатка фото на холсте...
* * *
- Вот по музыкальной части мы оказались такими же всеядными, как и наши предки. - принялся под конец подкупать студентов Барсуков, расстегнув пиджачок и изображая раскованность и креативность "своего парня - в доску".
- Это и хип - хоп, - говорил он. - Это и альтернативный рок, и всевозможный метал - кор, и поп - панк, и рэп. Немаловажный пласт культуры обхватили в наше время  такие субкультурные новации, как "готика" и "эмо". В литературе символами сегодняшнего дня стали Джоан Роулинг и Чак Паланик, Хантер Томпсон и Брет Эллис, Виктор Пелевин и Владимир Сорокин.
- Ну да, - поддержали студенты ехидно. - "Сало" - то, оно ведь "голубое"...
* * *
- "Беззащитность и одухотворенность... - пробегал он по медово - льстивым строчкам, снова с отвращением видя то гламурно - глянцевую пошлость в виде Пупкина - "Наполеона" или Саабянина - "Барклая де Толли", Охлобыстина - "Толстого Льва" или режиссера артиста Табакова - будто - бы "Михаила Кутузова"...
- Все эти удивительные образы, - говорилось в газете - что с таким мастерством и любовью воссозданы Е. Приспешниковой, ценят и редакторы, и читатели многих популярных  журналов, например таких, как "Карнавал с историей". Их героями стали наши самые любимые артисты, певцы, писатели, тренеры и даже  руководители нашей страны. Среди них есть Владимир Пупкин и Владимир Спиваков, Елена Образцова и Людмила Гурченко, Лайма Вайкуле и Ирина Алферова, Василий Аксенов и Дарья Донцова, Татьяна Устинова и Владислав Третьяк, Татьяна Тарасова и многие другие яркие личности, которых мы имеем счастье увидеть на фотополотнах Е. Приспешниковой.
- Какие же у автора планы на будущее? - спросили мы у удивительного фотохудожника.
- Сейчас в работе новый проект. Это - создание фотоодежды. - отвечает нам Екатерина Робинзоновна. - На шелке и трикотаже напечатают пейзажи и различные графические изображения, а потом из этого сошьют эксклюзивные вещи. Полностью коллекцию вот такой необычной одежды мы планируем выпустить следующим летом... - интригует нас фотохудожник.
- Пожелаем же Екатерине Приспешниковой вдохновения и удачи, понимающих зрителей!" -  завершалась статья - "ХОЧЕТСЯ ВЕРИТЬ, ЧТО ВСЕ МЫ - РОДСТВЕННИКИ".
- Журналист Анна КАРЗАНЦЕВА - пробегала по низу последняя строчка.
Дюша дочитал статейку и мельком взглянув на часы прислушался к тому, что вещал серый лектор.
* * *
- Но помимо всех перечисленных благ, у нас имеется еще и масса нерешенных проблем. - чуть смущенно признавался Дима. - И самой большой проблемой теперь стало раннее взросление, и связанное с ним раннее употребление алкоголя, и психотропных средств, и подростковое ожирение, вызванное обилием суррогатной пищи.
- Пить надо меньше... А чем закусывать?.. У кого обилие, а у кого - наоборот... - снова вставляли оболтусы с первого ряда. Но наш Дмитрий Анатольевич видно сил на своего конька, и как токующий глухарь никого не видел, не слышал.
- Политические игры и разоблачения - говорил он - вместе с постоянным насилием на теле- и киноэкране породили социальную апатию как защитный механизм психики у счастливого поколения "Игрек"... Кстати, за образование Вашим детям придется платить гораздо больше, чем Вам, и чем Вашим родителям, но и получать его они будут стремимся ровно в столько же раз больше... - "порадовал" аудиторию аспирант очередной своей "мудростью". 
- Ни одно поколение, родившееся в Двадцатом веке, - прокричал он чрез трели звонка - так и не повторило ошибок своих родителей. Но ведь каждая новая де... ,извините, генерация - замахал он руками студентам, умоляя оставаться на местах и дослушать - предпочитала наступать на свои собственные грабли... Мы попытались - прокричал он безнадежно и яростно, словно раненный зверь сопровождаемый оглушительным грохотом крышек столов и лязгом откидных сидений - рассмотреть психологические и социальные портреты поколений, потому как "принадлежность" к какому - либо из них - побежали мимо его чьи - то быстрые ноги - важная часть самоидентификации и представления о себе каждого образованного человека! А - а! - окончательно выдохся серенький Дима, тяжело свалившись в кресло подле сидящего тут же за столом Ивана Козицына - "Беса".   
- Ты - такой молодец! Ничего, что они тут... артачатся. Ничего - привыкнут. Ты построже, построже! - сдвинул "Бес" кулаки. Пусть он на экзамене тебе Лазаря поют! Сразу будет видно, что ты есть аспирант самого Козицына! - ободрял его Иван Иванович.   
Громко хлопали крышки столов и студенты сыпали и сыпали все мимо и мимо, и мимо... Ибо пробил час и натужная и лживая комедия была окончена. Так окончен был позорный час, отданный казенному притворству и досадной, глуповатой лжи, а значит - настала пора уходить. Убегать прочь и прочь - в шум и гам коридора. До поры - обязаловки новой, формальной, пока снова не поймали тебя обществоведы, не загнали в эти стены, как в тесную клеть, не прибили на час к этой самой скамье - сиди, слушай. 
Неукротимая отливная волна утекала от Барсукова и Козицина. Вот они идут мимо. Молодые, здоровые. Всею силой не растраченной молодости устремляясь из той их тишины, тесноты и из спертости кисловатого воздуха и совсем неживого, как в прозекторской, белого, и чуть режущего света - в ширь земли, в шум большой и такой сложной жизни за этими стенами, в птичий гам на вершинах высоких деревьев - вон в Кировском сквере, и в движение никем  командами армейскими и полицейскими свистками не регулируемое в делах и заботах, а еще - в яркий солнечный свет ранней осени, а верней - окончания лета. Вернее, того самого, так называемого недолгого "бабьего лета", чье нежнейшее  дыхание  теплыми, ласкающими струями проникшее через настежь отворенные, большие окна словно бы омывало от скверны теперь и студента Андрея, и его приятеля Воловина, все маня и маня их скорее убежать с нудных лекций на волю, вырвавшись наконец - то из противного плена старых, мрачноватых стен УГУ.
Стояла ранняя, ясная, сентябрьская теплынь. И серебряные нити невесомых паутинок проплывали и кружилось пред ними в радостно - звонком, прозрачном, словно хрустальном воздухе.   
* * *
СЛУГИ БЛАГОДАТНОГО ОГНЯ

- Ну и лажа... Да, устал я чего - то... - широко улыбался Сергей и шутя ударял нового приятеля легонько по плечу. - Бокс, бокс, бокс... А ты теперь меня, как? Что, не хочешь? Учись!.. - подзадоривал Воловин  только что обретенного друга. - Или лучше - пошли на крыльцо. - предложил он Андрею - Постоим, покурим за компанию.
- У меня ведь сигареты есть. - радостно схватил Андрей. - "Мальборо", красная пачка.
- Да ты куришь, негодник! - засмеялся Воловин. - Впрочем, что еще ожидать с пацанов из Мимозовского то городка? Место Ваше то там гиблое. Вот и на пачках пишут: "Минздав предупреждает - курение вызывает рак и прочие заболевания... половых органов"... Ну, не дуйся. Не дуйся. - снова стукнул он приятеля легко. - Бокс, бокс, бокс... Посмотри лучше на эту осень. Чудо - не осень. - сощурился довольненько он, выдыхая колечки дыма изо - рта. - Ты вот так не умеешь... 
- Я ведь не курю... совсем. - пробурчал Андрей чуть под нос.
- И я, и я не курю. - поддержал Сергей. - Просто раз такое дело, то ведь надо чем - то заниматься в месте. - засмеялся Сергей. - Пить, курить, волочиться за дамами что - ли?.. - предлагал он забавы на выбор. - Да не сутулься ты. Ну, погляди, какая осень! В золоте! И девчонки в мини - юбках. И какая теплынь... - расплывался в широкой улыбке Воловин потягивая "Мальборо" из Андрюхиной пачки при том только что не урча и не мяукая вот так тихо - тихонечко от нахлынувшей внезапно сонной неги, как пригревшийся на солнышке хозяйский, жирный и пушистый кот. 
* * *
- Ну, а это кто там? - ткнул Воловин окурком в яркий, солнечный простор ранней - ранней осени.
- Что там еще? - оживился Андрей. - А, какие - то ребята... - разглядел теперь и он с высокого крыльца УГУ беспокойно снующие в толпе фигурки. - Раздают прохожим то ли газетенки какие, то ли листовочки мелкие. Наверняка, обыкновенная реклама. - потянул неспешно он и отвернулся.
Неожиданно из невидимых еще динамиков благодатно - звенящую, радостно - хрустальную, теплую тишь паутинной, ранней осени взорвала громоподобная музыка.   

- Этот день, этот день,
   Cотворил Господь, cотворил Господь.
   На радость нам, на радость нам,
   На спасение, на спасение...

- выводил недалекий голос,  сопровождаемый раскатами электрических гитар, глухим стуком барабанов и звяканьем медных тарелок.   

- Этот день сотворил Господь,
   На радость нам, во спасение.
   Этот день, этот день,
   Сотворил Господь!

- выводил голосок, долетавший до крыльца УГУ из совсем недальнего сквера - Кировского.

- Я так рад, что спас меня Иисус!
   Я так рад, что спас меня Иисус!
   Я так рад, что спас меня Иисус!
   Я так рад, что спас меня Иисус!

- подхватили вслед за ним довольно слаженные голоса будто бы из хора, сопровождающие каждую строчку выпеваемого религиозного гимна ритмичными хлопками.
- Что еще за чертовня? - приложил ладонь к глазам по - морскому Воловин, тщетно попытавшись разглядеть с высоченного крыльца УГУ, что же там происходит, за оградой и за тем кольцом высоченных, разлапистых деревьев, что стеной окружали главную, центральную площадку сквера.   

- Я так рад, что спас меня Иисус!
   Я так рад, что спас меня Иисус!
   Я так рад, что спас меня Иисус!
   Я так рад, что спас меня Иисус!

- никак не унимался хор и продолжил со звоном и стуком -

- Пойте с нами: "Алиллуйя!"
   Спас меня Иисус!   
* * *
Неожиданно скуластая девочка - легконогая, юркая, словно весенняя вода, коротко остриженная, чуть - чуть раскосая,  большеглазая, и большеротая, в чем - то воздушном и необыкновенно - розовом быстрой молнией взлетела на крыльцо и остановилась перед ними. Чуть помедлила и тут - же принялась говорить, как по - писанному.   
- Необыкновенный фестиваль! - говорила совсем не знакомая девочка и совала им в руки цветные бумажки. - Только сегодня и только у нас! Необыкновенная феерия огня! Чудо - шоу "Наверху"! Вот это - да! Такого Вы еще не видели! Нет, никогда Вы такого не видели! Потому что это - не просто огни! Это - есть огни, нисходящие от Духа Святого!
- Это есть огонь Святого Духа! - снова повторила она и подала газетки. - Проходите в сквер! Мы уже начинаем!
- Ну, что? Может, сходим - посмотрим? - ткнул Воловин в бок Андрея. - Все то лучше, чем на лекциях киснуть в такую теплынь. Насидимся потом...   
- Ладно уж. - согласился с ним Дюша. - Поглядим, - с кривоватой ухмылкой заметил он - что еще за "огни" и какого они у них там "духа"? 
* * *
Протолкались с трудом через все густевшую толпу из прохожих - зевак и студентов, они встали у самого края площадки, на которой сперва выступали  два длиннейших и необыкновенно прыщавых парня, которые сперва просто так бренчали на своих гитарах, а потом запели -       

- Иисус, о, мой Спаситель,
   О, мой Учитель,
   Чудный Господь!   

   Эммануил - Бог с нами!   
   Благословенный, в Слове живой!

Две последние строки этой странной песни они повторяли раз двадцать. При том парни зачем - то безумно закатывали глаза к голубому, сентябрьскому небу, и блаженнейше - глупо  при том улыбались, словно увидав там нечто для других невидимое, скрытое. После того, как эти чудики наконец - то окончили номер, здоровенные парни в черной, клепанной коже сперва  вынесли из расположившегося за деревьями синего микроавтобуса "Фольсвайген" новенькую, ударную установку "Ямаха", а потом... А потом они взяли гитары и ударив по струнам начали "жарить", начали "жечь" металлический рок.   

- Мир умирает во зле!
   Мир утопает в дерьме!
   Мир - это полный дурдом!
   Мир, провонявший козлом!..

- Бэ - бэ - бэ - бэ! Бэ - э! - изгибался солист - металлист в черной кожанке с намалеванными страшными,  явно оккультными знаками, поминутно то выкидывая зрителям "козу", то вдруг наставляя себе рожки. 
- Это он изображает черта... - покривился Серега Воловин.
- Нет, не "черта". Это он изображает дьявола. "Сатана тут правит бал" - все понятно? - точно также с усмешкой отвечал Андрей.
Вот певец схватил электрическую гитару и разразился душераздирающим гитарным соло -

- Эй Вы, рабы сатаны!

- заорал и оскалился он - 

- Не напрудите в штаны!
   Я Вас хочу поиметь!
   Я принесу Вам смерть!

- Смерть!
- Смерть!
- Смерть!
- Смерть! -

- закружились по кругу вкруг него отчаянно горланя, и гримасничая, и воздевая вверх свои страшные, словно бы перемазанные кровью и грязью лапы омерзительные маски, изображавшие демонов ада.
* * *
- Ну как, страшно? - усмехнулся Сергей, искоса посмотрев на Дюшу.
Но Андрей ничего не ответил. Как завороженный смотрел он теперь вот на этого провинциального, бесновавшегося клоуна - рок... потому как мгновенно тот самый, тот, казалось, уже полузабытый им, давнишний и детский, но вдруг оживший теперь жутчайший страх перед абсолютной неизвестностью жизни - нежизни за гробом, и перед самим умиранием - смертью, противной, скользкой змейкой заползал в его душу.   
- Эй, ты чего? Ну... А...Расслабься! Ребята просто так - прикалываются...  - тормошил его Сергей Воловин - Бокс - бокс - бокс... Эй, погляди на меня веселей... - Но Андрей так и не ответил ему, и глядел во все глаза на сцену.
* * *
Вот на середину площадки вышли двое. Седоватый мужчина с необыкновенно кустисто - густыми бровями на широком лице, смугловатом, почти бронзовом и почти обезьяньем, напоминавший Андрею отчего то в тот момент одного старого киноактера Голливуда, и та самая щуплая девушка в розовом.
- У Здрав - ствуй - тэ! - с очень плохо скрываемым англо - саксонским акцентом произнес он в микрофон. - Я ест... это... как? - обратился он к девушке.
- Пастор. - подсказала она, глядя на седого снизу вверх.
- Ох, да! - хлопнул себя по лбу бровастый и расплылся в широкой улыбке. - Я ест пастэ'р!.. Руски язык ест очен тру... Ес?  Как? - снова бросил он взгляд на девчонку.
- Тру - ден. - подсказала она снова.
- Ню, да! Ес! Трю - де'н. - согласился тот. - Сорри. Ай эм пастор Глен Рабчинск. - продолжал говорить человек по - английски. - Ай эм сорри, бат ай вэри бэд спик фо рашин...   
- Его имя - Глен Рабчинск. Он недавно приехал в нашу страну из Канады. - стала переводить синхронно вслед за седым розовая. - Пастор глубоко извиняется, но он пока еще очень плохо говорит по - русски. Понимает почти все, только сказать пока он - не может...
- Ну, почти, как собака... - бросил остроту Сергей, надеясь рассмешить товарища. Но Андрею теперь почему - то было не до шуток. Он смотрел на розовую девушку. И чем дольше он смотрел на нее, тем сильнее она ему нравилась.
* * *
- Сегодня у нас такое маленькое шоу. - щебетала она вслед за пастором. - Наше шоу называется довольно просто. Шоу "Наверху!" Почему наверху? - спрашивала розовая девушка, чуть поспевая вслед за трещащей без умолку, махающей по сторонам руками и кривляющейся наглой и самодовольной стариковской рожей. - Просто с нами Вы всегда и везде будете наверху! Наверху - на земле! Наверху - в самой вечности, с Господом на Небесах - и в самой вечности!   
- Вот моя жена Мярч... А вот - мои дочери. Старшая Шерелин и моя младшая - Нетелин. - переводила розовая девушка вослед за стариком, когда тот потащил на середину круга сначала высоченную, худющую даму в простоватом макси, с глуповатым, но добрым лицом, а потом - двух девочек. Первая была чуть повыше и старше, а вторая - ниже и младше. Обе девочки выражением бесхитростных лиц напоминали мать и выглядели в общем - то очень похоже.   
- Май фэмэли из ноу вэри биг... Бат ай кноу, май чертч... - говорил он смеясь.
- Моя семья небольшая. - говорила девушка, поспевая за ним по пятам. - Но я думаю, что моя церковь скоро станет большой в Вашем городе.
- Хау из нэйм маст тзис таун? - обратился он к розовой.
- Устьрятин. - подсказала она чуть смущенно.
- Йес! Уст - ря - нИн! - хлопнул себя по лбу седой и широко оскалился. - Йес, йес, йес! Ауэ чертч из...
- Да, наша церковь "Орудия Господа" счастлива сегодня иметь... э... быть в Вашем замечательном городе Устьрятин, в России! Я приехал из Канады, потому что я вэри лав - очень люблю Россию - повторяла розовая девушка синхронно - и еще я надеюсь, что довольно скоро я буду счастлив видеть Вас на богослужениях в нашей церкви "Орудия Господа"! - засверкал золотыми зубами седой. - Кстати, там совсем - совсем не скучно. Много музыки, песни, танцы, вечеринки и феерия огней! Приходите - не пожалеете!.. А сейчас у нас - шоу! - закричали они вместе и взмахнули руками! 
В ту же самую минуту на площадку принялись выскакивать молодые ребята и девушки в ладной, спортивной форме. И под завывания рок - музыки прямо на глазах у обалдевшей толпы начали зажигать клочки пакли на длиннющих шестах и вращать их в воздухе. 
Золотые искры летали, кружились, рассыпали горящие искры. Слаженные движения натренированных тел и феерия огней, порхающих по воздуху летучих стрел и змеев завораживала публику. Вызывая завистливый и сладкий страх заставляла неотрывно, жадно есть глазами небывало - завораживающее - гипнотически - чудное диво.   
- Ох, ты! Ну, б...я, это - здорово! - принялись охать - ахать в пораженной невиданны зрелищем, стихшей в изумлении толпе. 
- Это шоу Огней Святого Духа! - переводила вслед за стариком розовая девушка. - Да, такого Вы еще никогда - никогда не видали...
- Дело в том, что это - не простой огонь. - замахал руками, как мельница и оскалился Глен, как собака. - Просто мы - хранители огня Святого Духа, исходящего с Небес от Господа. - продолжала говорить вслед за ним переводчица.
* * *
- Вам понравился номер нашего шоу? - улыбалась в микрофончик розовая.
- Йес? Ор ноу? Ху маст дуин ит тзис шоу - гэк? - стал орать старый Глен что было мочи.
- Да! Хотим! Это круто! - принялись голосить из толпы. - А за деньги у Вас там, или как?! Можно я приду со своею подругой?! А с приятелем - можно прийти? Это как - для русских, или вообще для всех?! Вы нам бы адрес Ваш. Вы скажите, а уж мы...
Неожиданно в толпе возле самого круга и еще по периметру  хищно заблестели объективы телевизионных камер. Вот уже пять - шесть жадных, внимательных  глаз, появившихся как - будто бы и ниоткуда, словно  возникнув на этом месте по мановению волшебной палочки, уже зорко следят за небывалым в провинции шоу.  Две - три камеры направлены в круг, на артистов. Остальные - скользят по толпе. Еще миг - и зажглись рядом с ними софиты. Раз - микрофоны поднялись над толпой.      
- И так, наше необыкновенное шоу продолжается! - радостной улыбкою лучилась розовая. - Все мы, надеюсь, рады поприветствовать на нашем замечательном празднике представителей свободной устьрятинской прессы? Поприветствуем, господа и дамы, журналистов! Будем же доброжелательны к ним - неусыпным борцам за правдивую информацию о жизни нашего города и нашего края! - прокричала она и звонко, радостно захлопала в ладоши.   
- Хау - дую - ду! - закричал и принялся жать руки журналистов Глен Рабчинск. - Зэ либерти пресс ин Амэрика из э вэри гуд вок... Энд ай хэппи... Энд олл май атист ту...
- Да, это ведь не просто артисты! - упивалась девчонка. - Это - члены нашей церкви "Орудия Господа"! Это - спасенные Господом Богом из плена грехов, господа! Вот, пожалуйста... Да, спросите любого, как он до жизни дошел такой... - принялась она вдруг подводить к микрофону парней и девчонок. 
- Да, - чуть замешкалась она немного после того, как старик наклонившись прошептал ей что - то в ухо. - Я еще не представилась?
- Нет! - закричала толпа. Каждому и каждой в ней не терпелось оказаться нынче вечером "в городском телевизоре". 
- Мое имя - Наташа! Я - Наташа ПИНГовая! Нет, это никакая не фамилия. - пояснила она. - Просто "пинг" - по - английски значит "розовый". И так, я для Вас - Пинг - Наташа! - закричала она и запрыгала на месте бешено маша руками. 
- Пинг На - та - ша! Пинг На - та - ша! Пинг На - та - ша! - принялась скандировать, танцевать и махать в такт помпонами неожиданно возникшие средь публики группы девочек - болельщиц в полосатых топиках и гольфах. - Пинг! Пинг! Пинг! - заводили они публику. - Вперед, Пинг! Мы - это сделали!..      
* * *
- Этот человек говорит мне сегодня: "От меня за километр несет... керосином. И это - правильно!" - тарахтел в микрофон длинный парень. - Прямо сейчас в нашем городе проходит грандиозное, воистину невиданное ранее в Устьрятине шоу - огненное шоу "Наверху!" Только что перед нами выступили совсем еще молодые ребята и девушки. Эти мужественные и беззаветно влюбленные в огонь люди показали нам всем свое опасное искусство, показали ловкость, силу духа, смелость и выносливость. Так и хочется крикнуть в восторге: "Вот какие возможности есть у тебя, человек!"
* * *
- Нас считают порой не от мира сего. - чуть потупясь и смущенно при том улыбаясь говорил в микрофон, переминаясь с ноги на ногу простоватого вида белобрысый, стриженный под горшок молодой паренек, на вид напоминающий монашка. -  Только мы способны терпеть побои от шнуров и цепей, подпаленные волосы и многочисленные синяки. - стал закатывать он рукава перед камерами - И все это - во имя любви к Господу. И еще, конечно, нашей любви к Благодатному Огню нисходящему чудом с Небес, и всему, что с ним связано.
* * *
- Да, мне нравится - говорила в захлеб молодая, высокая девушка с деревенским, открытым лицом ... на котором нескладно сидел длинный, горбоносый нос явного кавказского типа - этот нежный и сладковатый запах кероса...
- Что - что? - что? - потянули микрофоны к ней "не догнавшие" мысль журналисты. 
- Керосина. - пояснила она. - Ах, как только я слышу это нежное "чик" зажигалки или "вшшш..." легкой спички о шершавую поверхность коробка, это такое знакомое мне, но всегда новое, манящее потрескивание огня, то как - будто настраиваюсь в голове, в черепной коробке на волну Господа нашего... Но мы знаем прекрасно, что и это не всем у нас нравится. Просто многие люди у нас в городе, да и вообще у нас в стране - в России такие еще недоверчивые. Некоторые люди всегда и везде ищут только подвох. - говорила она и вздыхала. - Вот мой парень  упрекает меня в том, что от меня за километр несет... нет не перегаром. Керосином!.. А ведь раньше я курила! И еще - я пила! Пила пиво! Пила водку, вино и шампанское! Я пила и коньяк, и джин - тоник, и другую такую заразу! Ну, Вы знаете?.. А еще один раз я курила анашу и - перевела она дыхание зардевшись - и даже, даже мы с девчонками героин вдыхали. Это - в нос через трубочку. - пояснила девушка. - Как припомню все - аж дурно становится... Вот такая я дура была!.. Хорошо, что теперь я в "Орудиях Господа"! Хорошо, что на свете есть пастор Глен Рабчинск. А еще есть Мярч, есть Нетелин и Шерелин, и наша Пинг  Наташа!   
* * *
- Все мы - слуги Благодатного Огня - говорил солист в косухе. - Кстати, все что мы делаем - мы делаем не за деньги. - подчеркнул он. - А только из любви к нашему Господу. Мы - есть новая церковь Иисуса Христа. Церковь Нисхождения Благодатного Огня Святого Духа или просто - "благодатцы". Наш устьрятинский филиал называется "Орудия Господа", ибо все истинно верующие - есть орудия в руках Господа Бога, служащие для прославления дел Его...   
- Но ведь подобные шоу довольно опасны... - стали возражать ему. - Были ли у Вас в религиозном сообществе несчастные случаи, увечья, cожженные за живо люди? Ведь подобные фокусы - дело рискованное. Не секрет, что артисты - файершики в цирках в конце - концов губят здоровье и... и... 
- Успокойтесь, господа и дамы! - зычным басом заорал рок - солист. - Мы - "Орудия Господа", и сам Бог защищает нас от бед! К тому же, - говорил он минуту спустя снова рассудительно и тихо -  cегодня сообщества файерщиков - "благодатцев" есть почти что в каждом крупном городе. Это значит, что мы делимся друг - с - другом и Словом, и опытом служения Всевышнему... Кстати, - продолжал он. -  прежде чем взять в руки наш Благодатный Огонь, наши люди - "горынычи" - вот так наши "благодатники" в шутку себя называют, - усмехнулся он - должны некоторое время потратить на то, чтобы научиться крутить тренировочные пои. Сперва "горынычи" вращают просто - напросто разнообразные жезлы, снабженные диодными лампочками. Вот такие дальние родственники настоящих Святых Огней абсолютно безопасны. Вращать настоящие пои с Благодатным - зажженные фитили или разные грузы, прикрепленные к шнуру или цепи, - файерщик - "горыныч" начинает приблизительно через месяц после начала тренировок в церкви "благодатников".
- Да ведь мы не против... - словно по невидимой, властной команде схлынул прежний негодующий напор. - Мы отлично понимаем Вас - людей сильных и мужественных, и по - настоящему влюбленных в пламя. То, что Вы делаете - есть настоящее чудо. Прямо на наших глазах происходит дивное сплетение хореографии, мелодичной, истинно духовной музыки и огня - источника тепла и символа света и жизни -  в главной роли. Не удивительно, что ваше замечательное шоу "Наверху!" привлекло столько почитателей страшной и в то же самое время притягательной, грозной стихии. - заливался соловьем какой - то ушлый малый, оттеснив чуть в сторону остальных своих коллег.
- Мастерство кручения пои пришло к нам от аборигенов Новой Зеландии. Говорят, именно они привязывали грузы на короткие веревки и вращали их в разных плоскостях, вырисовывая в воздухе причудливые фигуры. - говорил солист. - Обычно файерщики крутят в руках по два факела, но самым высшим мастерством считается жонглирование тремя или более горящими предметами. В силу некоторой опасности, о которой тут упоминалось ранее, и большой эмоциональной нагрузки представление файерщиков во Имя Господа нашего длятся от пяти до пятнадцати минут.
* * *
- Среди файерщиков - "благодатников" есть много представительниц слабого пола. - говорила Наташа. -  Наши девушки не боятся Благодатного Огня. Наоборот, все они получают настоящее удовольствие от общения с ним. Ведь такое общение - есть своеобразный разговор с Господом нашим... Файерщики - "благодатники" не раз включали в свои шоу даже более сложные акробатические элементы, чем Вы могли увидеть здесь и сейчас. В настоящее время мастерством "горынычей" в Москве и Питере является умение не только пускать изо рта, как - бы "выплевывать" живой огонь, но и перепрыгивать тот час через него. Во время таких трюков файерщики рискуют здоровьем. Порой, от ожогов "благодатников" не спасет одежда. Но любовь наша к Господу - жертвенная. А ведь любой искренне верующий обязуется отдавать хоть что - то. Время, деньги, часть себя или - перехватило у нее дыхание - даже себя - без остатка. Ибо сказал один мудрец: "Светя другим, сгорай ты сам." 
* * *
- Главный секрет файер - шоу в зале на богослужении во время Праздника Нисхождения Благодатного Огня - говорил паренек - "монашек" - есть отсутствие дневного света. Во время Праздника и сам зал, и церковная кафедра утопает во мраке... Некоторые неопытные  одиночники - файерщики или даже целые театральные труппы хотят точно повторить то, что делаем мы - "благодатники". Но напрасно. В лучшем случае они  для своих порой весьма бездарных "огненных спектаклей" могут использовать отдельные самые простые элементы настоящих файер - шоу Огней Святого Духа. А все - почему?
- Почему? Почему? Расскажите! - приставали к нему представители свободной прессы.
- А вот потому что - поднял белобрысый палец вверх - что на все такое прочее надобно иметь благословение Божие. Ибо сказано:   

Не две ли малые птицы продаются за ассарий?
И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего;
у вас же и волосы на голове все сочтены;
не бойтесь же: вы лучше многих малых птиц.

- кончил он, сверкнув в черную камеру набежавшими слезами. 
* * *
- А теперь, когда Вы уже знакомы с нами - снова в центре круга оказалась переводчица Наташа и старик Глен Рабчинск - на минуту закройте глаза. И послушайте сердце свое.

- Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое,
    там Я посреди них.

- говорил людям пастор. - Так говорит Господь. - и в тот миг струи тихой, умиротворяющей, словно обволакивающей человека и уносящей его далеко - далеко сладкой музыки полились из динамиков.   
- Господа и дамы, из уважения к этому месту Святому, посреди которого - Господь - лепетала рядом с ним Наташа - лишь на миг закройте глаза. Дух Святой легким дыханием подул на нас. Ведь так, Глен? - обратилась она к старику.
- Йес, оф кос, Ната - ша'. - засверкал золотыми зубами канадец.
- И кто знает, - стала повторять за ним синхронно розовая вкрадчиво, ломая руки, c придыханием - может быть и сам Иисус уже стоит среди нас в неузнаваемом пока человеческом облике?
- Йес, оф кос... Йес, оф кос - подтвердил старик два раза и сверкнув в очередной разок сперва зубами а потом и словно - бы налившимися слезой глазами немного на выкате вытащил откуда то огромную, черную книжищу. Сперва потряс ей весьма театрально перед публикой. А потом раскрыл на середине, словно бы и вправду действуя по неведомому зрителям натию, вслепую или просто наугад. Неожиданным порывом налетевший ветер вдруг затрепал, задергал тоненькие белые листы папиросной бумаги. 
- О, Холли Спирит, ит кэн... - запрокинул голову и поднял руку к небу иностранный поп, словно бы пытаясь рассмотреть меж русских облаков Лицо Божье. 
- Пастор говорит, что сейчас, вот прямо сейчас, на этом самом месте он так ясно ощущает присутствие Духа Святого. - то ли пела, то ли ласково шептала в микрофон Наташа Пинг. - Дух нисходит с Небес на Устьрятин. Дух благословляет Вас. Господь любит всех людей в России. И все, все, все вот прямо сейчас, прямо вот на этом самом месте могут получить благословение с Небес... Только на минуту, на одно лишь краткое мгновение прикройте глаза, уважаемые господа и дамы. Ведь Господь любит Вас. Закройте глаза, и почувствуйте теплое дыхание Духа Божьего ровно так, как ощущаем его мы - спасенные Иисусом Христом. Мы - спасенные от бед и болезней, от одиночества, от горестей и... - говорила Наташа. 
- Энд хэ - э - эл... - вдруг как раненный зверь закричал Глен Рабчинск.
- И ада. И смерти. И вечной погибели в море огня. - стала говорить девчонка твердо чеканя слова. - Дух дышит, где хочет. Теперь Дух посреди Вас. Почувствуйте Его присутствие, прикрыв глаза на несколько мгновений.
* * *
ОБРАЩЕНИЕ

Наконец то роковое, страшнейшее слово, слово - "смерть" посреди этих толп, до поры только праздных, только привлеченных к месту небывалым в Устьрятине зрелищем было сказано, вернее повторено вновь. Вот оно снова  грозно и четко громом небесным, грохочущим прокатилось и над Андрюшиной несчастной головой и ужасом небытия в грядущей, бесконечной, черной вечности захолонуло молодую душу. Нет, это было ужасно. Так ужасно, что казалось, что страшнее ничего не может быть на целом свете.   
- Вот ведь смерть. Она - одна всему и предел, и провал, и... - наплывали вдруг в голову мысли. А потом и еще словно из каких то дальних уголков сознания, словно насмехаясь над ним, хихикая выплыло давно где - то вычитанное -

- И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя - смерть;
   и ад следовал за ним.

- И ад следовал за ним! - насмехалась и гримасничала строчка - АД...  СЛЕДОВАЛ... ЗА НИМ... А "за ним" - это за тобой, мой дружочек! - словно бы издевалась она.
Нет, вынести все это было немыслимо и вообще невозможно. Да, ему так хотелось сейчас повернуться и  уйти прочь от проклятого места. За спиной у Андрея плотной стеною стояла толпа. Это значило, что незаметно ускользнуть отсюда ему не удастся. А проталкиваться, продираясь через море людское просто яростно работая локтями, как в автобусе, было никак не возможно.
Смерть... - вот она и настигла Андрея. Вот он стоит оглушенный. Стоит в самом первом, самом ближнем к пастору и розовой девчонке ряду. Вот он глядит перед собой ничего не видящими от нахлынувшего ужаса глазами. И как хочется ему тотчас обернуться, уйти - но толпа. За спиною - толпа И нет сил больше. А его ноги, как ватные, как неживые. И в груди свело дыхание.  Тяжело дышать стало. Жить больно. Это он ведь и ранее знал. А теперь и вовсе нету ни малейших сил жить больше. Невозможно стало. Потому как все напрасно. Все мучительно... И в тот час нестерпимой, дикой, режущей боли вот от этого накатившего в душу смертельного ужаса для того, чтобы хоть на минуту более не видеть все что перед ним сейчас - эта розовая и пастор, и люди эти, и динамики, или вернее только вот неожиданно сам для себя вдруг решась попробовать словно бы провалиться в бесчувственность, ибо он ныне понял, что ему, Андрею, и судьбой, и жизнью своей не дано осилить  весь трагизм существования рода человеческого на тяжелой и скорбной земле, он смежил глаза.            
* * *
Удивительно, но зажмурившись Андрей почему - то сразу успокоился. Словно бы кромешная тьма или слепота была ему привычней надоевшего, дневного зрения.   
- Странно, но похоже это успокаивает. - неожиданно подумал он. - Да и мысли дурные уходят. Даже странно. И не страшно, мне теперь абсолютно не страшно вот так стоять тут, и с закрытыми даже глазами, пусть и в первом ряду. Все равно ничего не видно. Только музыка и только голос. Голос, музыка и кругом чернота... 
Вот из черноты наплывают два голоса - резко. Русский - молодой и звонкий девчонки, и английский -  старческий, дребежащий, глуховатый. И вот они оба согласно, уже слитно и едино вторят из надмирной черноты говоря Андрею то, что таким неведомым ему ранее, но целительным бальзамом проникает в самую душу.   

- Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного,
   дабы всякий верующий в Него, не погиб,
   но имел жизнь вечную.

- сказано в Евангелие от Иоанна, главе третьей, стихе шестнадцатом.

- звонким голоском вещает девочка, еле поспевая во след старику -

- Но Бог Своею любовь к нам доказывает тем,
   что Христос умер за нас,
   когда мы были еще грешниками.

- говорится в Послании Святого апостола Павла к Римлянам, глава пятая, стих восьмой. И так, - наплывал из черноты девичий голос - Бог любит Вас... Бог Вас любит. - говорит розовая. - И поэтому, именно сегодня, именно сейчас Он решил спасти Вас от Ваших грехов, а значит и от смерти, и от вечных мук в адском озере огненном... 

- Потому что все согрешили и лишены славы Божией. -

- говорится в главе третьей, стихе двадцать третьем Послания к Римлянам, и еще говорится в десятом стихе

- Как написано: нет праведного ни одного...

- Ибо возмездие за грех - смерть, - продолжала она -

- а дар Божий - жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе Нашем. -

- говорится там же в главе шестой, стих двадцать третий. И еще об этом же говорится у Иоанна в Евангелие, глава первая, стих двенадцатый -

- А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божьими.

- И еще. В Первом послании Святого апостола Павла Коринфянам, в главе пятнадцатой, в стихе третьем - четвертом говорится -

- Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть,
   что Христос умер за грехи наши, по Писанию,
   и что Он погребен был, и что воскрес в третий день,
   по Писанию.

- Вот она - единственная Ваша надежда на спасение от греха и смерти. - словно бы ему одному в целом мире говорила Наташа, заползая вот такими чудными, давным - давно наскоро и бестолково читанными, но так до поры и не понятыми, и потому позабытыми вскоре словами не в уши, но, казалось, что в самую душу.

- Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь,
   войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною.

- сказано в Откровении Святого Иоанна Богослова, в главе третьей, в стихе двадцатом. И еще - говорила Наташа вдруг казавшимся Андрею из своей минутной, добровольной слепоты таким абсолютно неземным и чудесным голосом - в Послании к Римлянам Святого апостола Павла, в главе десятой, стихе тринадцатом сказано -   

- Ибо всякий, кто призовет имя Господне, спасется.

* * *
- Пришло время решать. - говорил голос розовой все настойчивей, строже. - Не обманывайтесь. Ибо все согрешили и лишены славы Божией. Пробил час признаться не людям, но Самому Господу в совершенных грехах, чтобы получить прощение и жизнь вечную. Совершенных вольно и невольно. - повторила девочка два раза. - Ибо праведного нет ни одного. А дорога всякого нераскаявшегося грешника ясна. Пряма. Это - гибель и вечная мука в озере огня. Ибо сказано в Писании - Где червь их не умирает и огонь не угасает. - говорила она. - Ибо написано - Там будет плач и скрежет зубов...
- Неужели Вы хотите такое в вечности? - почти что рыдала она в микрофон. - Все, кто хочет покаяться обретут жизнь вечную. Не стесняйтесь. Ведь Господь Вас любит. Ну, и что ж Вам с того, что вокруг Вас столько незнакомых Вам людей? - Не обманывайтесь: - говорила она, - Бог поругаем не бывает... Лучше поднимите Вашу руку и выходите смелее вперед...
- Нет, дальше было не возможно так... - застучала кровь в голове у Андрея. - Ведь и в самом то деле так гадко. Вот так все в жизни безнадежно, глупо. Видимо, Сам Бог не на нашей стороне? - лезли в голову смутные мысли появляясь на короткий миг и мгновенно теряясь, лишь стремясь стремительно скользнуть по поверхности провалясь в темноту, затерявшись там в бороздах и извилинах юного мозга. - Нет, действительно, надо бы выйти. Ну и что, что "неудобно"? Засмеют знакомые?.. Сергей?.. Да, плевать я хотел на Сергея! Можно подумать, что я один - такой?.. Нет. - говорил он себе. - Ведь почти что каждый человек  сделал в жизни своей что - нибудь, о чем стыдно признаться. Вот и розовая говорит - Все де мы согрешили и лишены славы Божией. - Ведь так? Так что кто уж как хочет, а я - выйду! Пусть хохочут! Хрен с ними! Если есть хоть какой - то там шанс изменить хоть немного чего то, и тем более... Смерть. - вспомнил он это страшное слово. - И тем более озеро огненное... Червь вот этот самый ... не умирающий никак. Мало мне проблем на этом свете? Мне нужны загробные муки - на том? Нет уж! Плевать на публику! Тем паче, добрая половина толпы - подлецы и придурки, которым в озере - самое место. Выхожу... - подумал Андрей и не открывая глаз подняв вверх правую руку делая шажок вперед.         
* * *
И в тот самый миг он почувствовал, как какие - то незнакомые руки властно ложатся на плечи ему. И какой - то мужской тихий, вкрадчивый голос близко говорит из темноты, залезая почти что в Андрюшины уши.   
- Нет, не надо открывать глаза. - говорил этот голос. - Потому что сейчас мы помолимся вместе. Ранее большинство из Вас никогда в своей жизни не произносили Господу молитву покаяния. Потому наши братья - "благодатники" и сестры из церкви "Орудий Господа" помолятся с Вами. Не пугайтесь, что люди взяли Вас за плечи. Не смущайтесь незнакомых звуков и наречий, которые Вы услышите прямо сейчас. Верьте нам и доверьтесь в сей час Всемогущему Господу! Ибо только Господь помогает смыть грехи и обрести жизнь вечную, избежать страшнейших мучений и смерти, озера горящего огнем и зубовного скрежета. Он поможет Вам обрести друзей, счастье, мир, благополучие, процветание! Потому что Господь любит Вас! - щедро, не скупясь рассыпал обещания он.      

- Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного,
   дабы всякий верующий в Него, не погиб,
   но имел жизнь вечную.

- зазвенела розовая и в динамиках тот час заскрипело и оглушительно скрипнуло.
- Не так громко. Не подноси близко... - вдруг чей то яростный шепот одернул ее так, что это услышали все, потому как динамики и микрофон... Но ничуть не смутившись Пинг Наташа продолжала звенеть и звенеть голосочком как ни в чем не бывало бросая в добровольно ослепленную толпу вокруг площадки -   
- Вот теперь Вы решились! Молодцы! Но есть правило. Некоторые думают, - говорила она - что призвать Господа нашего Иисуса Христа можно как - бы и не говоря при том не слова. Но так не пойдет! - закричала Наташа и в динамике снова стало яростно хрипеть и хрюкать. - Ибо в Послании к Римлянам Святого апостола Павла, в десятой главе, девятом стихе говорится -   

- Ибо если устами твоими будешь исповедывать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать,
   что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься,
   потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению.

- Ибо Писание говорит: всякий, верующий в Него, не постыдится. -

- говорится в стихе одиннадцатом. - заключила она. - А в Евангелии от Иоанна, в главе пятой, двадцать четвертом стихе сказано следующее -   

- Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит,
   но перешел от смерти в жизнь.

И так, всех прошу повторять за мной, ровным счетом ничего из произносимого не меняя и желательно не пропуская. Готовы? Нет или да? Отвечайте скорей! 
- Да... да... да... - понеслись чьи - то негромкие, словно бы из сдавленного горла вырывающиеся голоса.
- Не слышу! Громче! Еще громче! - закричала розовая девочка.
- Да! Да! Да!.. - стали говорить из темноты какие - то незнакомые Андрею мужчины и женщины.
- Лучше! Много лучше! - засмеялась Пинговая в микрофон и динамик вновь оглушительно, яростно хрюкнул.
- Готовы?.. И так, - стала выпевать она слова необычайно торжественно и строго - я признаю себя грешником перед Богом...
- И веря, что Господь Иисус умер за мои грехи на кресте... - совершенно послушно, словно бы находясь в расслабляющей волю нирване говорил Андрей.   
- О, лан - лан - лан - дар - ри - и! Риба ши - ин! - цепко схватили его за плечи какие то руки воющих невесть что странных людей. - О, лан - лан - лан - дар - ри!! - бесновались они и легонько трясли его.
Преодолевая усилием воли безвольно - тягучую, полусонную расслабленность  только на секунду поглядел сквозь узкую щелочку век на какого - то трясущегося рядом "монашка", впершего мутный взгляд прямо в серый асфальт под ботинками. 
- Как баран... - пронеслось у Андрея в голове и погасло. Провалилось опять без следа и без памяти в черную, ночную бездну.
- И воскрес для моего оправдания, - наплывали на него слова, которые он и повторял вот сейчас во весь голос -  я принимаю Иисуса Христа и признаю Его своим личным Спасителем! 
- Аминь! - громко закричала девочка. - И, да будет так!
- Аминь! Аминь! Аминь! - закричали с боков от Андрея радостно какие - то парни и девки, мужики и бабы.
 Вот их глупые, но счастливые лица с зажмуренными до поры глазами начали одно за другим расплываться в широких улыбках.  Посмотрев на таких можно было бы только гадать: Чем же их осчастливили прямо сейчас? Что ж такое хорошее приключилось в жизнях этих людей вот на этой площадке?  Сбросили ли они в тот миг тонны груза с натруженных плеч? Или  выиграли во мгновенной лоторее крупный денежный приз?.. Впрочем, этого они не знали толком. Люди просто стояли и слушали. И чему то улыбались ... хорошему. А чему улыбались они? Почему? Что такое случилось с ними? - Этого они не знали. И уже не хотели узнать. Просто все они были вместе. Просто им вот сейчас от чего - то на душе и на сердце становилось светло. Становилось вот так радостно и так солнечно, как бывает лишь в детстве. В раннем детстве, в том еще почти что бессознательном, когда лето, и солнце, и белый песок. Мир велик и огромен. Но ведь это не страшно. Потому вот рядом и твои папа и мама. С колыбели знакомые лица.  Ласковые, заботливые руки которые тебя поднимут непременно, даже если ты упадешь. Вытрут нос и промоют а потом забинтуют и вылечат все - все - все порезы и ссадины, и раны. Вот ты - маленький. И вокруг тебя - полдень. И вот ты спешишь навстречу этим любимым рукам...         
- А теперь все ОБРАЩЕННЫЕ - произнесла звонко розовая незнакомое, странное слово - могут, наконец, открыть глаза. Просим Вас - не уходите так, сразу. Мы хотим познакомится с Вами. Поговорить и вручить Вам от "Орудий Господа" небольшие, но довольно важные подарки! - говорила Пинг Наташа.
Вот Андрей разлепил до тех слов ее почему то такие безмерно тяжелые, сонные веки и приятный, золотисто - теплый свет ранней осени отчего то так больно ударил ему по глазам.
* * *
БРАТСТВО

- Так и ты, и ты вышел? - изумился Воловин.
- Вышел. Но ведь ты то - тоже... - смущенно, нехотя отбивался Андрей. - Просто на меня нашло вот что то такое странное ... Как бы тебе объяснить? Просто мне показалось, что не выйти было уже невозможно. Вот и сейчас еще немного режет... -  тер руками он свои красные глаза, на которые все время набегали слезы. 
- Эк тебя, брат, развезло. - пробовал шутить Сережа. - Вот уж, и глаза у него на мокром месте. Меньше нервов, товарищ! К черту неврастению! Бокс - бокс - бокс! - бил шутливо он Андрея в плечо, натянув на лицо натужную, чуть циничную белозубую улыбочку. 
- Это действие Духа Святого. Дух Святой изливался на Вас тогда, когда Вы приняли Иисуса, как Спасителя. - стал встревать в разговор "монашек".
- Ну, не знаю... - покосились на него друзья. - Говорить можно все, что угодно. Даже то, что мы вышли вперед - ведь еще не значит ничего ровным счетом. Розовая попросила нас "из уважения" - вот мы ей и подчинились. Зачем спорить? Попросили - закрыли глаза. Попросили выйти - пожалуйста. Пару - тройку слов сказать - тоже язык не отсохнет... - стали вдруг отбиваться они.
- Нет, Вы ничего не понимаете! Просто так тут на шоу никто не выходит! - начал возражать белобрысый. - Кстати, я - Вадим. - протянул он руку. - Я студент музыкального техникума. Играю в "Орудиях Господа" на гитаре во время прославления на богослужениях, и "Наверху", конечно же тоже. Кстати, тут у нас есть еще гитаристы. Слышали, как наши пели гимн?      
- Это какой же? Вначале? Это вот тогда, когда два прыщавых одну строчку гоняли раз по двадцать? - начал хихикать Сергей, которому отчего то уже не терпелось сбить многозначительный флер с напыщенного, как ему тогда казалось, странного "религиозника". 
- М... да. Но ведь внешность - не самое главное. - не обиделся парень. - Между прочим, один из тех самых пареньков с гитарами - будущий пастор Сергей Голубков. Видели того, с длинными, как у гориллы, руками? Переводчик и любимец пастора Глена. Не сегодня - завтра он поедет организовывать наш филиал в Ястреб... Ну, а песни... - мялся он смущенно. -  Просто так мы славим нашего Господа. Вот и все. И слова в них простые, от сердца... Кстати, как нам наши металлисты? Понравились? - оживился "монашек", пробуя нащупать то, за что можно было зацепиться, чтобы дальше продолжать разговор.
- Эти - в клепанной коже? Ништяк! - улыбнулся Сергей. - И солист у Вас классный! Это тот чувак, что черта нам изображал!
- Стра - а - ашно, аж жуть! - ловко попробовал Дюша ввернуть  строчку из песни Высоцкого.   
- Не "черта", а "дьявола - властителя ада и тьмы". - поправил парнишка. - И вообще - это наши главные звезды. - расплылся в широкой улыбке Вадим. - Слава Хватов и Миша Трусанов. Славка с фиксой во рту. Ему в драке зуб выбили, - пояснил он - когда он был еще грешником. Это теперь у него - золотой на том месте...  Хотите, познакомлю Вас, а? - предлодил парнишка услужливо и продолжал - Между прочим, раньше Миша, как и Сергей Голубков были такими же, как Вы сейчас самыми обыкновенными студентами. Только не в УГУ, а в УГПУ - в нашем Педе. На ин. язе учились. А потом к нам в Устьрятин приехал Глен Рабчинск из Канады. Приехал со своей семьей. То да се... - продолжал молотить языком музыкальный студент - Ну, конечно, надо ему церковь открывать. Первым делом решил он с народом знакомиться. Ну, а как? Языка он русского почти не знает. Труден ему наш язык. Ведь наш Глен, если честно, почти что старик. - снизил Вадя заговорщически голос, хитро и опасливо поведя по сторонам. - Хоть и молодится, конечно же... Ну так вот. - продолжал он рассказ. - Пришел Рабчинск в Пед, к "педикам" то есть... - захихикал он в кулак покосясь боязливо вокруг. - Заходит себе на ин - яз. - Хай! Хау - дую - ду! Ай эм амэрикэн... ох, сорри, мистер, сорри, мэм... ай трэй энд гоу ту ю ин канадэн ... Ну и ля - ля - тополя. Пятое - десятое... А они и рады: "Иностранец! Пастор! Мир - дружба - сувениры! Водка - селедка - матрешка!" Всем охота с иностранцем задружиться. Думают: Ежели он еще, черт такой, и богатый, то не ровен час от щедрот своих барских приглашение в Америку пошлет. А вернее - в Канаду. Приезжайте, мол, ко мне, гости дорогие! Дом, машина и все прочее имеется! Словом - пей, гуляй, веселись! Заграница!      
- Да, такому теперь каждый рад... - закивали понимающе ребята. 
- Ну, приходит он в аудиторию! "Хай!" - говорит. А ему в ответ студенты: "Хай, Гитлер!" Дело то как раз после того скандала вокруг Косово было. Ну, понятно, рядом с ним - переводчица временная из ин - язовских теток. Та - вся красная. Рожу кривит и кулак студентам изподтишка показывает: "Дождетесь де Вы у меня на экзамене! Я Вам, подлюкам, такого "Гитлера" на экзамене организую - Бухенвальд пионерлагерем "Артек" покажется!" И на пастора косит виновато. Чего, де, со студентов возьмешь? "Перезагрузку" не знают и вообще - чистая Азия - с...   Но наш Глен и тут не растерялся. Кстати, он к тому  моменту то пару - тройку слов уже выучил. "Камунист", "медвед", "превед" и "бонба"! Вот, значит, даже целых четыре слова знал человек. Услыхал знакомое и орет: "Пре - вед, рашинс камунистс Сталин - Берия - ГУЛАГ! Ай эм из э нот Солженицын! А эм амэрикэн пастор ин Ка - на - дА! Май нэйм из... " Ну, и так далее... - засмеялся белобрысый Вадя. - Вот так, шутками он аудиторию купил! Кстати, Рабчинск хорошо это умеет. А что делать? Демократия... - покривился он. - Бездуховное общество потребления и сплошная конкуренция идей. Народ в церкви ходит мало, потому доходы у общин резко падают. Люди стали корыстны, скупы, жертвовать на храм ни только доллара - лишнего цента уже не желают. Говорят: "Чем попа по воскресеньям слушать - в храме Божьем глотку драть да штаны на скамье протирать - лучше всем семейством отправиться в "Малверт - Молл". Там тебе и жратвой на неделю затариться можно. И кино про Бонда под поп - корн и колу взглянуть... И к тому же - не дорого." Вот подумала канадская община, и помолясь Господу нашему раскрутила глобус и ... ткнула раз пальцем... Россия! И второй - тоже! Третьей, правда Индия была,... но чего с них возьмешь! К тому же все они за редчайшим исключением - язычники. Поклоняются медным статуям многоруких богов и богинь то со слоновьими башками, а то - с десятком рук и ног и ожерельями из черепов на шее. Дикари!.. - продолжал рассказывать Вадик. - То ли дело мы - русские! Настоящие христиане, хоть и православные, немного. То есть поклоняемся мы нарисованным на досках то реальным историческим, а еще и чаще и вовсе придуманным людям, хоть, конечно, к нашей то национальной чести песья башка получилась у всего одного нашего исконного Святого. Только я забыл теперь, как его звать?.. Да, еще к чести нашей надо бы заметить, что хотя с индусами мы все - таки хоть и в чем - то немного не схожи, но однако, также, как и они в своей массе народной Святую Библию за последнюю тысячу лет так прочитать и не сподобились... Хорошо, что Глен Рабчинск проповедует нам Слово Господа! - так сказал он, протянув каждому небольшую, но довольно толстенькую книжечку в плотной коленкоровой обложке.
- Вот, держите! - говорил им студент - музыкант. - Это подарок от "Орудий Господа" за смелость. Наш Господь любит честных и смелых, и так хочет Вам помочь. Бог Вас спас. Он Вас любит. Приходите к нам в церковь, ребята! У нас - много интересного! То же шоу "Наверху!" Те же "горынычи" - файерщики!.. Кстати, и жизнь личную тут возможно устроить. Вот - снова снизил он голос - Славка то Трусанов пришел педовским студентом. Если честно - сказал он слегка снизив голос - ну, дурак дураком прямо был!.. А теперь - потянул он с почтением - же - них до - че - ри пас - то - ра а - ме - ри - кан - ца! Без пяти минут сам - пастор! А ни сегодня - завтра он - тю - тю - и там! Прощай, Россия - мать! Привет, Америка! Вот так - то!               
* * *
- М... да. Заманчиво. - ухмыльнулись чуть завистливо друзья. - Так, наверное, стоит к Вам  прийти что - ли? Может, и женимся там у Вас на каких - нибудь американочках - то? А?
- Приходите! Приходите! - стал легонько хлопать по плечам товарищей и хватать их за руки "монашек". - Там у нас еще и Нетелин свободна! Правда, она для Вас, парни, еще маленькая. Да к  тому же, "если что" - пастор Глен Вам собственноручно голову открутит...   
-  Или хотя бы головку. - завернул сагбезность Дюша.
- Так что лучше не пробовать. - говорил Вадим. - Все таки она одна при Глене и Мярч до поры останется... Да, вообще то, мало ли у нас хорошеньких девчонок!..
- Например, Пинг Наташа. - заметил Сергей.
- И Наташа, и Таня, да мало ли... У нас весело в "Орудиях". Кто поет, кто играет на гитарах, кто играет в разных сценках - в шоу "Наверху!" А на следующее лето мы вообще поедем на конференцию "Орудий" в Голландию, в Зволле. Многие хотят поехать, только деньги есть далеко не у всех. А вообще то говорят, что там - здорово. - тяжело вздохнул Вадим. - Собирается много народу, все поют и молятся. Файерщики - "благодатники" вертят свои факелы, демонстрируя новые трюки. Представляете, - чуть уже не рыдал от восторга и ... боли "монашек" - стадион огромный весь во тьме. А на поле - слаженно, рядами "горынычи". Все, как один. Все синхронно - синхронно - синхронно. Каждое движение отработано до миллиметра, до секунды, до... - на его глазах блеснули слезы. - Я бы сам поехал, да пока что никак. Денег нет. - признался он ребятам. - Не у всех же папа - полковник полиции, как у нашей Пинг... Кстати, приходите к нам на изучение Библии. Оно проходит раз в неделю в нашей группе - у нее дома. Кстати, не забудьте взять с собой сегодняшние Вам подарки - Библии. Ну, и чего - нибудь прихватите и к чаю...
* * *
- И все таки, я как то не очень то верю, что все Вы читали такую немалую книжку... - потянул Воловин с недоверием, взвешивая на руке плотный томик.
- Все. - подтвердил ему Вадя. - Ибо сказано -

- Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос,
Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его.

- так говорится в Евангелии от Иоанна, в главе двадцатой, тридцать первом стихе. 
- Эко ты сказал... Неужели ты все это наизусть вот так и помнишь? - не поверил Андрей. - Ну, а что, если я тебя вот сейчас прямо проверю? - принялся листать он лихорадочно тончайшие листы папиросной бумаги. - И верно! - удивился он.   
- Ай да, Вадя! Ай да, молодец! - ободряюще похлопал "монашка" по плечу Воловин. - Ты, наверное, все это специально ночами зубрил?
- Нет. Ну, что Вы?.. - засмущавшись стыдливо зардел паренек. - Просто в церковь хожу регулярно. Ну, а там и Глен, и Наташа при нем, и Сергей Голубков, и Трусанов, и Хватов... Вера то она ведь - от слышания Слова. Про то в Библии не раз сказано... Для того спасенные и ходят в храм "Орудий" - слушать Слово Божье.   
- Да, ходить регулярно на службы - это как то... пафосно что - ли. - стал скептически кривиться Воловин. - Верно, Дюша?
- М... да. Немного. - потянул Андрей. - Впрочем, огромное спасибо Вам за приглашение. Мы непременно как - нибудь заглянем к Вам. Кстати, где Вы там располагаетесь?
- Мы сейчас арендуем наш зал на четвертом этаже, в здании, где коммерческий банк "Устьрятинец". Это - такой огромный желтый дом. Раньше там была какая - то проектная контора. Вход - прямо с площади, напротив городского универмага "Центральный". Рядом с входом в офисы - расположена дверь в ресторан - кафе "Арбат". Расписание наших служений - есть на штампике, на обратной стороне обложки... - принялся растолковывать Вадя. - Приходите! И -

- ... возрастайте в благодати и познании Господа нашего и
Спасителя Иисуса Христа. Ему слава и ныне и в день вечный. Аминь.

- Ибо так сказано во Втором Послании Святого апостола Петра, главе третьей, восемнадцатом стихе. - тряс он руки Андрею и Воловину. - И добро пожаловать в братство!.. А теперь мне надо бежать...  - кончил он и в припрыжку побежал догонять единоверцев - "благодатцев", суетившихся у микроавтобуса. 
* * *
ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ФИЛЬМ

- Проходите! Проходите поскорее! Занимайте получше места - у экрана! Поближе!.. - поторапливал студентов аспирант Барсуков Дмитрий Анатольевич, необыкновенно суетясь и дергая своей длинной, лошадиной мордой так, словно бы его колотила падучая. - Вот сегодня мы, то есть я, и наш многоуважаемый Иван Иванович - с необыкновенным пиететом пропел, обернувшись в почтительном полупоклоне к важно восседавшему Козицыну -  приготовили Вам хороший подарок...   
- Что еще за подарок такой? Заболеть что ли решили? - бросил из толпы студентов шуточку какой то парнишка, и с пяток девчонок на передних рядах аудитории тут же покатились со смеху.
* * *
- И так, тема сегодняшней лекции - ТЕХНОЛОГИИ БУДУЩЕГО. - распалялся во всю аспирантик. - Вот сегодня, вот прямо таки сейчас мы находимся в начале уже второго десятилетия Двадцать Первого века.  Век Двадцатый - за нашей спиной. И пока разные ученые мужи - социологи и историки, политологи и экономисты еще подводят итоги прошедшего века,  футурологи, то есть специалисты, в чью задачи входит непосредственное прогнозирование будущего, видение его угроз нам и вызовов делают свои научные доклады. 
Через несколько минут Вы посмотрите документальный фильм, созданный британской теле - радиокомпанией "Би-би-си", в котором его авторы не оглядываются назад, а наоборот - как бы решили заглянуть вперед лет на десять - пятнадцать, и выяснить, что произойдет с нашей медициной, энергетикой, с Интернет и мобильной связью, и другими - разводил руками Дмитрий Анатольевич - жизненно важными отраслями в самое ближайшее время. И так - смотрим на экран. - заключил он и вдавил свой палец в дистанционный пульт. 
Вот под потолком и по стенам большой аудитории неестественно ярко пыхнули  и тот час же мгновенно погасли надоедливые лампы надоедливо - мертвого, ртутного света. И в то самое мгновенье темноту прорезал острый, яркий луч, заплясавший, забегавший перемежающимися полосами из света и тени по белесой простыне киноэкрана.    
- Би-би-си филм... Зэ Сайнс энд Лайф...  - побежала строка по экрану.
- Телекомпания Би-би-си представляет - принялся вещать вроде как бы даже мужской, но одновременно с тем какой - то уж слишком бесстрастный и еще вроде бы неестественно - металлический голос. 
- Таким голосом в детских фильмах советских времен говорили разве что роботы... - ухмыльнулся иронически Сергей Воловин и шутя толкнул Дюшу в плечо - Бокс - бокс - бокс... Вот сейчас поглядим, что за лажу британскую нам суют Барсуков и Козицын?   
- НАУКА и ЖИЗНЬ. - продолжал вещать из боковых динамиков то ли человек, а то ли робот. -  Еще совсем - совсем  недавно многие явления жизни, политические и культурные предпочтения и взгляды, сексуальная ориентация да и просто самые обыкновенные бытовые  вещи из тех, что окружают нас сегодня, казались бы не только нашим собственным родителям, но и нам - сложными, ненужными, нелепыми, невероятными. - говорил он - и на белом полотне, как в чудовищно - безумном калейдоскопе то вдруг возникали, то опять пропадали, бесконечно менялись и двигались лица всех народов огромной Земли - белые и красные, черные и желтые. Вот огромные сверх - города с небоскребами. Токио, Нью-Йорк, Москва, Пекин, Сидней. Блеск стеклянных витрин. Розоватый закат отражаясь в гигантских торцах стеклянных параллелепипедов рассыпает ослепительные искры янтарного света. Панорама огромнейшего морского порта. Стрелы кранов и моря из разноцветных контейнеров. Свист локомотивов над сплетением железнодородных путей.  Корабли, яростно гудящие перед входом в гавань... Вот авиалайнеры с колоссальным ревом поминутно то взлетающие в небо, то садящиеся вниз - на многокилометровую бетонную полосу, освещенную многими сотнями посадочных огней. И ракеты, рвущиеся в космос... Бесконечные просторы полей с мерно колосящейся пшеницей. Вот сельхозкомбайны идут мерно в золотых морях хлебов. Километры теплиц с наливающимися соком помидорами. И сады - то в весеннем цвету, а то - в радостном осеннем золоте. Улыбающиеся люди срывают с веток плоды... Автострады с бесконечно текущими реками быстрых авто... И автозавод - целый город c километрами цехов, площадок готовой продукции и автотреков. Вот и главный конвейер. Ловкие движения сборщиков. Брызги сварки. Вот одно движение, второе, третье - и готовенький авто своим ходом выезжает из ворот гиганта... Вот строители повисли на остром, железном каркасе... Клерки за компьютерами в офисах, за огромными окнами которого - то замысловато - средневековые шпили, по блестящие в лучах зеркальные, многоступенчатые, словно сами рвущиеся в небо коробочки... Вот врачи колдуют в операционной... Вот регулировщик посреди ревущей улицы... Скоростной экспресс, пулей пролетающий мимо пасторальных  лугов с мирно пасущимися тучными стадами... Вот народный праздник с танцами. Парни и девицы водят хороводы и поют... Вот шагающий экскаватор в карьере... Вот огромная плотина, через створы которой плещет и плещет вода. Гладь гигантского водохранилища - в лучах заката... Флегматичные верблюды, бедуины в арабских платках и довольные туристы - на фоне Великих Пирамид...               
- Вот таков сегодня наш мир! - констатировал голос. -  Чудеса науки и техники!.. Да могли ли все это хотя бы вообразить люди, жившие всего то лет двести назад? Нет! Это - наш век! Это - наша поступь! Наша музыка! Наши достижения и гордость за них - тоже наша!
* * *
- Да, несомненно сегодня население планеты в огромной своей человеческой массе живет много лучше не только, чем сто, но даже чем всего пятьдесят лет назад. - говорил робот бесстрастно. - Прямо сейчас мы расскажем Вам о том, что же все - таки получит  человечество в плане техники и науки в самые ближайшие десятилетия.  И так -
- 1. МЕДИЦИНА - замелькали по экрану рассыпаясь искорками розово - оранжевые кругляши. - Основной  тренд сейчас - говорил студентам человеко - робот - Люди станут жить дольше, а устаревшие части тела будут заменять на механические.
И так, тенденция к увеличению срока жизни - утверждал он на фоне наплывающих то лабораторий, то аудиторий и операционных - уже несколько десятилетий просматривается в большинстве стран мира. Ключевую роль в этом играет развитие медицины. Так, прогресс в этой области уже дотянулся до многих достижений, которые мы знаем еще только по фантастическим книгам и фильмам. А ведь всего то через двадцать - тридцать лет, если экстраполировать нынешние достижения, люди приобретут новую физическую форму биокиборгов.
- Это точно! Ты то, дядя, уж точно железный! - захихикали громко какие то парни и смешливые девушки прыснули.
- А ну, прек - ра - тить безо - бразие! - заорал рассерженно профессор Козицын. - А то фильм выключим мигом, да устроим Вам всем зачет проверочный - с тестами! Будете знать у меня!
- Успокойтесь, дорогой Иван Иванович. Волноваться вредно... - успокаивал коллегу Барсуков.
- Негодяи. Ничего не ценят. Думают - раз образование теперь у нас платное, то что хочу - то и ворочу. У, сволота... - заворчало сердито светило науки. - Ломаешься перед мерзавцами - и за такие вот смешные деньги...
- Так, за счет электронных компонентов - продолжал голосок - будут расширяться способности мозга.
- Ну, тебе такое точно не грозит! Расширять нечего! - снова бросил из заднего ряда какой - то смельчак.
- Мол - чать! - взвился петушочком Дима, но через секунду словно убоявшись своего же собственного крика стал упрашивать. - Ну, имейте хоть остатки совести. Уважайте меня и Ивана Ивановича, и вообще... остатки от академической науки. 
* * *
- Органы и части тела - говорил электронный мужик - будут массово выращивать в лабораториях. Но они будут не только компенсировать потери, но и добавлять новые функции. А биодизайнеры будут предлагать заменить себе, скажем, уши или средний палец левой ноги просто из эстетических соображений. Так что пирсингом бровей, шрамированием и сплитом языка наших потомков будет удивить трудно. Вершиной подобных разработок сегодня является бионическая рука "И - лимб" компании "Тоуч Бионик". Она сильнее обычной, хотя пока еще с трудом совершает мелкие движения - впрочем, завязать шнурки ей вполне по силам.
Через десять - пятнадцать лет - гудел в уши студентов металлический голос - пройдут клинические испытания и непременно станут доступны массовому потребителю антиоксиданты, которые решают главную проблему старения - окисление ДНК, липидов и белков в клетках. Известнейший российский академик Владимир Скулачев в результате долгих изысканий на протяжении семи лет синтезировал вещество такого типа "ЭсКаКу - Один". Хотя в данный момент вещество все еще находится в процессе испытаний, но оно уже показало свою удивительную эффективность. Так, по мнению Игоря Артюхова, главы Института биологии старения, через несколько лет сложные лекарства станут разрабатываться индивидуально для каждого пациента с учетом его особенностей. Это означает, что медикаменты будут действовать более точно и эффективно. И еще. Генетическое тестирование можно будет провести самостоятельно, а процедура его проведения будет не сложнее, чем тест на беременность. Технологии воздействия и манипуляции с генами также разовьются самым широчайшим образом, это поможет сохранять здоровье людям и продлевать им жизнь.
И так, вывод - УЖЕ ЧЕРЕЗ ДЕСЯТОК ЛЕТ УСТАРЕВШИЕ ОРГАНЫ МЫ БУДЕМ ЗАМЕНЯТЬ НОВЫМИ - МЕХАНИЧЕСКИМИ. - поползла по экрану строка.
- 2. ПРОДУКТЫ - сыпала зеленая заставка. - Тренд тут будет состоять как раз в том, что известная всем  фраза - "еда - это лекарство" - приобретет буквальный смысл, ибо овощи и фрукты в будущем смогут заменить для нас прививки и выполнять роль настоящих медикаментов.
- Всем хозяйкам сегодня известная надпись - "без генетически модифицированных организмов" - побежали по экрану огромнейшие лотки с самыми разнообразными продуктами в торговых залах супермаркетов - прекрасно помогает маркетологам продавать консервы, овощные соусы и колбасу, однако человечество давно употребляет генно - модифицированные продукты. Так, японские генетики выяснили, что еще десять тысяч лет назад древние люди смешивали различные штаммы риса, чтобы создать идеальную версию этой культуры. - на экран полезли рисовые чеки Азии - Да и традиционные эксперименты садоводов - любителей по переопылению и прививанию груши к яблоне - говорил мужик и поля, залитые темною водою с узкоглазыми людьми в широкополых шляпах, радостно орудующих тяпками на экране сменили лица фермеров, держащих в мозолистых руках  налитые плоды - чем не генетическая модификация?
- Сегодня ученые - на экране корпуса лабораторий, люди с микроскопами, с ретортами и с блестящими  никелированными бактериофагами - уже научились менять генетическую программу растений так, чтобы они синтезировали различные вещества. На экране - международная группа исследователей из Китая, Канады и США. Она так генетически изменила обычный рис, что он начал вырабатывать человеческий альбумин. Это - основной белок в плазме крови человека, - пояснял механический голос - невероятно востребованный препарат, применяющийся при производстве лекарств и в лечении больных с тяжелыми ожогами, геморрагическим шоком или циррозом печени. Уже расшифрован геном картофеля, бобовых и других самых разнообразных растений. Манипуляции с генным кодом помогают увеличить урожайность, повысить сопротивляемость вирусам и вредителям, получать продукцию с заданными свойствами, к примеру, молоко особой жирности и полезности.
- 3. УРБАНИСТИКА - покатились голубые искристые шарики. - Тренд - говорил железный голосок - в том, что роль крупных городов возрастет, а села и деревни опустеют. - И во весь экран - небоскребы городов - миллионников, бескрайние жилые районы из железобетонных пластин - высоток... Вот гигантские висящие фермы мостов через реки. И бескрайний поток из автомобилей, автобусов и мотоциклов - на дороге, внизу. А с боков - толпы, толпы и толпы людей. Люди на улице, в магазине, на заводе и в офисе. Играющие дети в тенистом сквере. И мамаши с колясками. Вот беременные женщины в белоснежной палате. Вот свидание влюбленной парочки. Двое - под желтеющей, спелой луной шепчутся о чем - то под шум волн, мерно набегающих на берег, лижущих белый песок океанского пляжа. Набережная. Небоскребы, отели, кафе...   
- Население Земли, по самым свежим оценкам Фонда народонаселения ООН, - говорит железный дядька -  буквально на днях превысило семь миллиардов человек. По сравнению с тысяча восемьсот четвертым  годом жителей на планете стало больше в семь раз. И хотя темпы роста этого показателя замедляются, но к две тысячи пятидесятому году на Земле будут жить уже девять миллиардов человек. Причем по количеству жителей первенство у Китая уверенно теперь уверенно отнимет Индия... На сегодня свыше пятидесяти процентов мирового населения проживает в городах. Ожидается, что в дальнейшем, к две тысячи тридцатому году их число возрастет до шестидесяти процентов. Так согласно прогнозам, число мегаполисов, то есть городов с десяти миллионами жителей и более к две тысячи тридцатому году вырастет до тридцати и более. Поток людей, мигрирующих из сельской местности в города, не иссякает уже много десятилетий... Так количество городских жителей, согласно данным "Эриссон", увеличивается на 5 миллионов каждый месяц. "Независимо оттого, какой путь экономического развития выбрала страна, урбанизация остается неизбежным результатом этих усилий", - говорится в докладе ООН "Стэйт оф зэ Волдс Ситис" две тысячи десятого - две тысячи одиннадцатого года. Этот тренд означает, что власть городов возрастает. В соответствии сданными "МакКейн Глобал Инститьют", шестьсот крупнейших городов мира распоряжаются более пятидесяти процентами всего мирового ВВП, при этом в них проживает всего двадцать два процента мирового населения. Развитие городов ставит новые задачи перед теми, кто ими управляет. Требуется отвечать на растущий спрос по развитию инфраструктуры, создавать общественные сервисы и службы. Координация комплексных систем, использующихся для управления мегаполисом, становится неординарной задачей. Кроме привычных функций города в будущем станут выполнять и совершенно новые задачи. Так, британские исследователи из Гарварда предсказывают, что сельское хозяйство вскоре переедет в мегаполисы... Кстати, уже довольно давно разрабатываются проекты так называемых "вертикальных ферм" в небоскребах, прямо в городах. Это, по мнению специалистов, и позволит решить проблему дефицита продовольствия, а также поможет разгрузить транспортные магистрали, сократив перевозки    продуктов питания. - И в ту же минуту - на экране небоскребы то в каких - то лианах, то с деревьями на плоских крышах и висящих над зияющей бездной переходах, терассах и мостиках. Группа архитекторов обсуждает проект. Чертежи, макеты, фотографии. Люди огромных, цветных мониторах рассматривают свежие проекты городов - садов Двадцать Первого века.    
- НАРОДУ В ГОРОДАХ БУДЕТ ЖИТЬ ЕЩЕ БОЛЬШЕ - побежала по экрану резвая строчка. А железный человек все дудел -
- 4. РАБОТА - поскакали и попрыгали серенькие карамельки - монпансье - Тренд - Развитие технологий спровоцирует появление новых профессий. Например, межпланетных дизайнеров ландшафтов и ученых - этиков. - сказал он и в экран поползли бесконечные клерки. Клерки в офисах и дома - у своих персоналок.
- Молодые британские футурологи - продолжал безбожно врать студентам робот - изучили все дальнейшие перспективы рынка труда и выделили целых двадцать направлений, каждое из которых в потенциале может предоставить сотни тысяч рабочих мест. Так, с развитием Интернета - от души издевался мужик -  появятся виртуальные адвокаты, педагоги, ассистенты и психологи. И еще. В самое ближайшее время  освоение человечеством ближнего космоса также займет работой множество людей. Космический туризм уже совсем скоро создаст рабочие места для астронавтов, космоэкскурсоводов, внеатмосферных стюардов.
- На экране - ракетные старты и запуски - посадки "шаттлов"... Вот стюарды и стюардессы идут меж рядов во салонам авиалайнеров... Астронавты на Луне и в открытом космосе. Люди за компьютерами в Центре управления полета, в офисах и дома...   
- Кроме того, американские ученые давно строят планы по заселению Марса: в этом случае в моду войдет профессия космического архитектора, а суть работы ландшафтного дизайнера сильно изменится.
Поскольку наука в целом шагнет далеко вперед, этические вопросы исследований станут особенно важными. Решения о том, каким научным направлениям можно давать зеленый свет, а какие могут привести к катастрофическим последствиям, будут принимать специалисты новой профессии - ученые - этики. Их появление - есть вопрос уже ближайшего времени...
В области управления климатом - обещает студентам железный - будут трудиться миллионы людей, ведь эта сфера требует огромного количества человеческих ресурсов. Представьте масштаб проекта по покрытию участков океанического дна металлом или установку гигантских зонтиков. - на экране появляются самого футуристического вида огромнейшие конструкции. - Так в будущем - говорит комментатор -  корректировать погоду станут во всех густонаселенных местностях. И вопросы, где быть дождю, а где солнцу светить, будут решать соответствующие специалисты.
- 5. БЕЗОПАСНОСТЬ - разлетаются по сторонам огненно - красные шарики. Вот на экране - бравого вида наряд полицейских. Стремительно уносится в беспроглядно - темную ночь хищного вида машина с бело - сине - красными мигалками. Черные куртки с жетонами, кожаные кэпи с серебряными орлом и единорогом. "Хранить и защищать." И свет от карманных фонариков... -  Тренд: Неприкосновенность личности? Мы не знаем, что это. - бросил металлический голос парадоксально - странную фразу и принялся ее объяснять, говоря -
- В наше время количество информации о каждом человеке, которая потенциально доступна злоумышленникам, увеличивается с каждым днем. Мы сами оповещаем всех, кому интересно, о том, где мы сейчас находимся, через средства геолокации вроде сервиса "Фоурсквэа". Друзьям мы спешим сообщить то о смене работы, то о своем текущем занятии или о привычном времяпрепровождении. Но не только близкие нам люди могут раскопать о нас полнейшее досье. А скрытая "под замком" информация уже столько раз выкладывалась на всеобщее обозрение, что об этом методе защиты уже можно забыть. Так, за сыном бизнесмена Евгения Касперского похитители следили через его страницу "В Контакте"...
Сегодня злоумышленникам запланировать подобную акцию стало совершенно просто. С развитием технологий у правительств разных стран появляется соблазн проводить тотальную слежку в целях безопасности. Но даже самые защищенные ведомства типа Пентагона многократно становились порой жертвами хакеров. Сегодня взлом аккаунта в "Фэйсбук" или электронной почты - не редкость. В самом скором будущем преступники станут угонять не единичную "аську", а виртуальную личность пользователя целиком, в комплекте с электронными средствами доступа к банковским счетам и сканом паспорта... Однако, для любого действия всегда найдется противодействие. Так, футуролог Гаррет Джонстон уверен, что в уже ближайшие десять лет станут востребованными услуги специальных фирм, умеющих обеспечивать анонимность хотя бы в течение ограниченного количества времени. Этого будет достаточно, чтобы, к примеру, тайно посетить любовницу или спрятаться на недельку от конкурентов. Услуги по сокрытию или изменению части информации о человеке также станут массово востребованными. Ведь никому не захочется, чтобы грехи молодости вдруг стали достоянием  "Аш - Эр" - службы их работодателя.
- ДО СИХ ПОР ПОНЯТИЕ "КРАЖА ЛИЧНОСТИ" ВСТРЕЧАЛОСЬ ЛИШЬ В ФАНТАСТИЧЕСКИХ ФИЛЬМАХ, НО БЛИЖАЙШЕЕ БУДУЩЕЕ ПРИГОТОВИТ НАМ НОВЫЕ ВЫЗОВЫ - побежала по экрану строка, на котором - снова какие то офисы и компьютеры, компьютеры, компьютеры...
- 6. СВЯЗЬ И ИНТЕРНЕТ - заплясали, заискрились желтые, лимонного цвета шары. - Тренд - Уже через пять лет восемьдесят процентов населения Земли будут иметь доступ к Интернету. - утверждал человек со стальным голосом. И продолжал - 
- К две тысячи шестнадцатому году, по оценкам компании "Эриссон", более тридцати процентов населения Земли будут жить в городах с плотностью населения более тысячи человек на квадратный километр. Эти агломераты будут занимать менее одного процента поверхности планеты и при этом они будут генерировать около шестидесяти процентов всего мобильного трафика данных. При этом к две тысячи шестнадцатому году свыше восьмидесяти процентов жителей планеты будут иметь доступ к высокоскоростным сетям "Три Джи - АшЭсПиАй". Основным драйвером роста станет передача видеоконтента. Отмечается также, что очень высокими темпами будет расти трафик от мобильных устройств - телефонов и смартфонов. Кстати, только за две тысячи одиннадцатый год его объем в мире утроился... Так что скоро не останется ни одного места на планете, где нельзя было бы выйти в Сеть.
Лео Апотекер, нынешний глава компании "АшПи", прогнозирует, что лет через тридцать в Интернет будет ходить не только наш холодильник, чтобы заказать продукты, но и стакан, чтобы рассказать маркетологам, как его используют, и даже наши волосы, чтобы записаться на стрижку к нашему парикмахеру. Большинство футурологов склоняются к тому, что необходимость в персональных устройствах связи, которые нужно носить в сумочке или в кармане, отпадет. Потому что роль коммуникаторов будут выполнять различные поверхности окружающих предметов. Например, стол в ресторане, витрина в магазине, рекламный стенд на улице. Идентификация при этом будет происходить автоматически по биометрическим параметрам. Кроме того, контент станет более персонализированным. У каждого будут собственная радиостанция, телеканал и лента новостей, доступные из любой точки земного шара и транслирующие только то, что интересно данному пользователю.
- 7. ТРАНСПОРТ - сыплются фиолетовые шарики - Тренд - Авиация выйдет за пределы атмосферы. - звучит с экрана. На экране - пролетают сверхскоростные поезда, реки авто текут по оживленным трассам. Огромнейшие лайнеры принимают туристов на борт. "Боинги" заходят на посадку. Взлет громадного "Аэробаса". Снова люди за компьютерами. Странные космические "шаттлы" крутятся на околоземной орбите.   
- Не так давно компания "Вирджин" наконец то достроила свой первый космолет для космического туризма, - говорит студентам человеко - робот - но внеземными путешествиями ради развлечения наши потомки явно не ограничатся. Орбитальные "шаттлы" гораздо быстрее, чем сегодняшние самолеты, смогут доставить бизнесменов с одного континента на другой. Для посадки на них можно будет использовать космический лифт, вытягивающийся на сверхпрочных тросах из нанотрубок до орбиты. Межконтинентальным путешествиям будут служить также и сверхзвуковые самолеты.     
Несмотря на досадный провал проекта "Конкорд", в настоящий момент инженеры не хотят забрасывать эту плодотворную идею раз и навсегда. Всего несколько лет назад конструкторы британской компании "Реакшион Инглиш Лимитед" представили свой концепт сверхзвукового пассажирского самолета "Эй - Ту". В качестве топлива инженеры предполагают использовать жидкий водород, что абсолютно не несет ущерба экологии планеты. Конструкторы новой машины считают, что их "Эй - Ту" когда - нибудь даже сможет превысить скорость Пять Maкс. Кстати, выйти на серийное производство летательный аппарат может уже в ближайшие двадцать пять лет. Правда, стоимость полета будет довольно высокой - сопоставимой с суммой в семь тысяч долларов по нынешнему курсу.
И еще. - продолжал железный комментатор свой рассказ. - В качестве одного из способов разгрузить городские дороги британские ученые из Гарварда видят перспективы в развитии подводного и воздушного транспорта. По их мнению, летающие автомобили могут стать реальностью уже через пару десятилетий. Неудивительно, но работать они будут исключительно на альтернативных источниках энергии. Концепт летающе - плавающего автомобиля "Ауди Шарк" разработал дизайнер Казим Доку. Он предусмотрел в кабине своего аппарата всего два места - для водителя и пассажира, расположив их друг за другом... Впрочем, некоторые ученые работают сейчас над тем, чтобы в автомобилях будущего вообще не было водителей, а только одни пассажиры. Управлять движением такое транспортное средство будет самостоятельно, в автоматическом режиме направляя его по самому что ни на есть оптимальному маршруту. Для того, чтобы уверенно отправиться в дорогу, владельцу такого авто достаточно будет лишь задать конечный пункт назначения. Все остальное будет, как говорится, дело техники.
- ПРОВЕСТИ ОТПУСК В КОСМОСЕ? У НАШИХ ПОТОМКОВ БУДЕТ ТАКАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ. - радостно бежит по экрану строка.
- 8. ЭНЕРГЕТИКА - бьются - крутятся белые шарики. - Тренд - Возобновляемые источники энергии все же придут на смену традиционным. Но нескоро. - утверждает закадровый голос. На экране сменяя друг друга проплывают корпуса тепловых и атомных станций. Мощная плотина встала могучей стеной... Хлопающие крыльями ветряки над просторами Балтийского моря. Фотоэлементы сотен тысяч солнечных батарей на крышах японских домов.
- Энергетики уже давно бьют тревогу по поводу необходимости поиска полноценной замены углеводородам в качестве топлива. - утверждает железный. - Но это совсем не быстрый процесс. Так Антон Чернышев, эксперт программы "И - Эф - Си" по развитию возобновляемых источников энергии (ВИЗ) в России, рассказывает, что европейские страны к две тысячи двадцатому году планируют увеличить долю ВИЗ до двадцати процентов от общего объема генерации энергии, а к две тысячи пятидесятому - до пятидесяти процентов... В современной России доля ВИЗ в настоящее время составляет менее одного процента. Но эксперт все же полагает, что Россия в самом ближайшем времени будет постепенно отходить от нефтяной экономики. В соответствии с прогнозами международных аналитиков в энергетике, в частности "Герман Адвистори Консул он Глобал Ченч", к две тысячи пятидесятому году резко возрастет доля использования ВИЗ на базе солнечной энергии. В частности, она может составить до двадцати процентов совокупной генерации электроэнергии в мире от всех источников. К две тысячи сотому году в соответствии с этим прогнозом аналогичная доля солнечной энергии может составить уже семьдесят процентов.
Следует отметить отдельно, - говорил металлический голос - прогресс в солнечной энергетике. В конце прошлого века стоимость одного киловатта установленной мощности в этой отрасли доходила до ста долларов. Но сейчас благодаря развитию современной науки себестоимость его уменьшилась в двадцать пять раз. Солнечная фотовольтаика постоянно развивается, и не исключено, что в ближайшее время и в России появится первая крупная солнечная электростанция. - утверждал он.
- ПЕРВАЯ В РОССИИ СОЛНЕЧНАЯ ЭЛЕКТРОСТАНЦИЯ МОЖЕТ ПОЯВИТЬСЯ УЖЕ В САМОЕ БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ - резвилась бегущая строка под картинкой с огромными зонтообразными фотоэлементными пластинами, растянувшимися по лугам среднерусских просторов.
* * *
РАЗГОВОР О ПОЭЗИИ

- Обыкновенная мультипликация "Три - Дэ". На компе нарисовано классно. - усмехнулся Воловнин Андрею в ответ на его недоуменный взгляд. - Не бери в голову! Ничего не будет! Пропаганда!.. Вот уж лучше - бокс - бокс - бокс. Да пошли, да пошли же скорее на улочку. - потянул он за собой товарища, только  аудиторный звонок разрубил тишину и толпа повалила на выход. 
- Да не в первой, не в первой сказки то нам слушать такие...
- Раньше - были другие. Про "коммунизм - светлое будущее всего..." - хмыкнул Дюша скептически.
- Это когда же? Когда был папа маленьким?
- С кудрявой головой... - улыбнулся Андрей вспомнив старые вирши про товарища Ленина в детстве.
- Точно, точно...

   Он тоже бегал в валенках,
   По горке ледяной...

Плавали - знаем! - продолжал Воловин вынимая сигаретную пачку из широкого кармана на крыльце УГУ. - Только в наше то время и про тот "коммунизм" молотили языком уже не часто. Я имею в виду наше детство советское. Там все больше на "реальный социализм" и его "достижения", и "завоевания Великого Октября" упирали. Помнишь Брежнева то?
- Помню. - отвечал Дюша. - Помню день, когда Брежнев умер.
- Это было в ноябре. Вроде, где то ... десятого что ли? В восемьдесят втором. Мне в ту пору было восемь. А тебе? - почему то горячо заинтересовался Воловин.
- Мне? Мне - еще семь. Помню старое, обрюзгшее, почти обезьянье лицо старика с густейшими, мохнатыми бровями на телеэкране. Все эти вяканья - кряканья. Все эти "сиськи - масиськи"... Как тогда все смеялись над ним! Как над ним издевались! А какие анекдоты травили...
- Анекдотчики хреновы. - хмуро выдавил Серый. - Съезды, пленумы, речи дурацкие на шесть часов, что пускали по всем двум каналам ти-ви не нравились? А сейчас: что? Лучше?.. Да сейчас на обычную зарплату хрен нормально и проживешь. - распалялся Воловин. - Вот пропагандисты нынешние, вон такие платные вруны вроде наших же Барсукова, Козицина говорят, что две трети народа живут лучше, чем в эСэСэСэР. Врут! - говорил он уверенно. - Не моргают и врут! Нынче эти самые две трети живут хуже, чем в каком - нибудь не самом - то удачном - девяностом. И прошло столько лет! Посуди!.. Да страна всеми переменами случившимися в ней брошена на десятилетия назад. Лет на тридцать, а то - и на целых полвека.   
* * *
- У вас в доме анекдоты травили? - спрашивал Андрей.
- Травили. У нас в школе травили еще. В первом классе. Как сейчас помню - приезжает Брежнев в Индию... - вспоминал Серый.
- Знаю, знаю. - Уйди бур - ён - ка, а то - в кал - хоз ат - дам! - с характерным брежневским вяканьем и невнятным говорением в нос перебил его Дюша. - И... знаешь, при нем то, то есть при этом самом Брежневе многие уже не боялись.    
- Ну, не все. Не все. Вот, к примеру, моя тетка Лидия Васильевна - дочь репрессированного. Так она года так до девяносто шестого, примерно, до тех выборов Ельцова все ждала, когда старая власть возвернется. Думала, что сажать непременно начнут. И за "перестройку" с "гласностью", и за "либеральные реформы" Гайдара и прочих жи... Ой, прости... - извинился Воловин. - Сам не знаю: как вырвалось? Злые мы. Злые. А ведь это не есть хорошо.    
- Ну, раньше: что? Все добрее были? - покачал скептически головою Андрей. - Не верю... Впрочем, чем поганее жизнь человечеcкая, тем очевидно и люди - хуже.   
- Ну, такое и слышать, да и читать - отнюдь не ново. Ведь такое еще в школе учили - на литературе. Сам  то помнишь? Или ты уже - "человек эпохи ЕГЭ"? Вас на тестики, поди, натскали - и все. Вся премудрость.   - усмехнулся Воловин. - А у нас учительница была очень даже еще ничего. Говорила даже с нами иногда по - простому. 
- Матом что ли? - хихикнул Андрей вспомнив стиль разговора у большинства парней - старшеклассников на Пролетарке. 
- Зачем? - не понял, или сделал вид, что не понял Воловин. - Просто по - людски. А ты думал: не возможно такое? Среди них, то есть среди этих самых учительниц - учителей тоже ведь люди бывают.
- Иногда... - горько хмыкнул Андрей вспомнив Виктора Семеновича... - И чему она Вас там учила в Бывальнике?
* * *
- Мы вначале ее не понимали. Издевались, стреляли из трубочек, хамили. Кнопки пробовали ей под задницу подкладывать, хрюкали, мяукали... А девицы наши те - вообще. В мини на уроки ходили. Помню - чулки сетчатые наденут, сядут перед ней нога на ногу. Ногти черные пилками точат, а глаза - до ушей. Или вот еще - достанут из сумок помаду и красятся публично перед ней. Это, значит, чтобы нашу Софью Павловну злить. Провоцировали на скандал, на крик, на двойки. На директора и на замечание в дневник... 
- А она? - так и не понял Андрей суть рассказа - Что она то делала?
- А она дело свое делала. Говорила сквозь ор наш. И с нами... Знаешь, но нам почему то потом и самим надоело вредничать вот так, что ли. Кто то стал ее слушать. Ну, один, другой. А потом - большинство таких стало. Сами стали дергать тех, кто мешает Павловне. И - все. Мы ведь и сами не поняли, как все это случилось.   
- Просто чудо какое - то. Тихий ангел пролетел. - хмыкнул Дюша все еще недоверчиво.
- И по черепу огрел... - разрядил благоговейную обстановку Воловин. - А вообще то она - самый обыкновенный человек. Только правильный что - ли?   
- Ну, и что говорил Вам этот "правильный человек"?
- Говорил, что в литературе русской существует два подхода к человеку. Есть подход Льва Толстого - свой,  и подход у Федора Достоевского - и тоже свой. Первый был железно уверен, что человек в основном все - таки хорош, ну а если и плох - то только от плохой и несправедливой внешней жизни. Оттого у Толстого и Андрей Болконский, и старый князь, и Наташа Ростова - идеалы. Тихон Щербатый, и Платон Каратаев, и Кутузов, и народ yfi русский - все - все - все хороши. Ну, почти идеалы. Не совсем, но все - таки... Вот  тут болт подкрутить, подвинтить одну гайку бы надо... Надо рассказать об Иисусе Христе людям "правильно" ...
- А что, до Толстого все рассказывали и все понимали Иисуса "неправильно"? - хмыкнул недоверчиво Андрей припоминая новоявленных, мимолетных знакомых - белобрысого Вадима и Нату - Пинг, Глена Рабчинска, Шерелин, Нетелин, Мярч... 
- По-толстовски, - вывел его снова из задумчивости Серый - ну, и Царствие Божие уже готово на земле... А у Достоевского: как? У него ж - все не так. У него люди - люди грешные и порочные существа. Вспомни хоть того же студента Раскольникова. Или все семейство Карамазовых, средь которого даже идеальный Алеша страдает и мечется, или Грушеньку, или Настасью Филиповну, Лебядкина, Верховенского и Ставрогина... Да у Достоевского все герои, или уж почти все - есть грешники. Потому и покаяние героям Достоевского, и Бог много нужнее, чем героям Льва Толстого. Потому они и знают, что не будет им ни Царствия Божьего на земле, где "тернии и волчицы", ни прочного мещанского, сытого "счастья". Вечный бой и мука в сердце. Понимаешь? Бог и дьявол борются... Но герои Достоевского все же имеют надежду на будущую мировую гармонию через крестную муку Христа... В это можно не верить. Это может быть даже ... и смешно. Вижу, как ты улыбаешься... А что тогда "не смешно" в этом мире? Ты ведь сам вышел из круга тогда. Помнишь? Значит, и до тебя дошло? Нет? - стал напоминать от другу.
- Ну... Да ну тебя... - замахал рукою Андрей -  Это все - ненужный пафос... И еще, прости, - литература, пусть хоть и великая. Нам то до нее - не дотянуться. Да, там есть и "космос души", и "страстей роковое горение".  Но ведь так не живут. Жизнь - есть анекдот. И он даже не смешной порой, как те, что мы вот сейчас вспоминали про "дорогого Леонида Ильича", а уж просто злой и глупый. Пример? Ради Бога!
Папа мой весь "застой" слушал "их зарубежное радио". Все эти их "голоса". Ну, там "Голос Америки", "Свободу", "Свободную Европу", "Би - би - си" из Лондона, "Немецкую волну" из Кельна...
- И из Франкфурта - на - Майне... - подсказал Воловин. - Мой родитель тоже вертел ручку. Я помню... Через треск, через вой глушилок... И еще "Ватикан" - в Рождество и на Пасху, хоть и не верует, вроде. Сам не верует, а зачем то крест носит. То - наденет его, то - снимет. "Тяжела ты, шапка Мономаха"? Так? И не спросишь. Тут - личное дело.      
* * *
- Да уж - "дело личное". - покривил губы Андрей. - Все... ну, не все, так довольно многие радио то  слушали. Мой отец, твой отец, наш сосед дядя Коля Ермин, что работал инженером по технике безопасности на мебельной - на "Прогрессе". Помню: как к нему в выходные не зайдешь, а "дя Коля" - так его мы детьми называли тогда... ну, в "Париже" то нашем - над "Спидолой" своею замызганной "Беломором" иль "Примой" смолит. Пальцем нам грозит и смеется - Это Вам - не положено! Эх Вы, юные ленинцы!..   
После - "все положено" стало. "Перестройка"... Пустые надежды. Свобода?..
Все "свободу" хотели. Получили "свободу"? Или просто сами себя годы и десятилетия дурили? Думали, что мир - цветной, а он, черт возьми, черно - белый насквозь. Как те старые карточки фото на которых мама - папа еще молодые, а мы - маленькие. Мы - маленькие, а мир - огромный и ... страшный.
Да, он и действительно страшный. И еще он - нас обманул. А за что? Что ему мы, такие маленькие сделали плохое, ты, ответь? Убивали? Грабили мы? Чем же мы виноваты? За что?
- Э, да ты - философ. - улыбнулся Сергей. - Думать брось. А иначе - попадешь в сумасшедший домик. И привет. А там, знаешь, как? Мне одна медсестра знакомая сказывала: хуже чем в тюрьме. Там больных за людей вообще не считают. Просто обколют какой - нибудь гадостью и на койку бросят. Будешь добиваться правды - и слушать не будут. Ведь псих! А буянить примешься - навалятся санитары, натянут смирительную и ремнями к кровати привяжут. Или в простыне в ванну ледяную тебя. Или в душ Шарко и тоже - в холодный. В колющий, в режущий направленными струями. Чтобы до костей тебя... После этаких вот процедур многие от пневмонии умирали. Мне та медсестра говорила: Если родственники есть у больного - трупы выдаем. Но за деньги. Морг у нас денег стоит. Да и главврачу то нашему раз в год в Турции или там в Греции, Египте отдохнуть, ох, как хочется. Отпуск у него не малый - шесть недель. И все - оплачиваемые... И еще говорила, что такие вот процедуры применялись при Брежневе к диссидентам в спецбольнице при Институте судебной психиатрии имени Сербского... Ну, не только такие. Еще и ... этот... дай Бог памяти... - морщил лоб Воловин - "галоперидол"... Вроде так? Ну, и электрошок. А еще - лоботомия... Вот так из абсолютно здорового человека режим спецлечения за неделю сумасшедшего делал. После этих несчастных даже и иностранцам показывали. Говорили: Вот он такой - то и есть. Говорите - "инакомыслящий", а он - псих. Правой от левой руки не отличает товарищ. Но мы - лечим, стараемся...       
- Да, "хорош" же был "веселый" Брежнев. - покачал головою Андрей. - А мы - анекдотничали... Хоть и строгостей то при нем особых не было вроде бы. Не Сталин... Помню - умер Леонид Ильич. Объявляет нам учительница в классе, что де умер "верный сын" и "пламенный борец за дело", а один наш пацанчик ей и говорит: Брежнев умер - ну, и хрен с ним. И... немая сцена, как в "Ревизоре" у Гоголя.
После эта самая учителка бегала домой к тому мальчику. Делала внушение отцу и деду его говоря: Вы тут треплетесь, а они - повторяют. Так что уж, я Вас прошу, что б не при ребенке "такое". Хорошо? Вот и славно. Чтобы без эксцессов, без обид. К чему ж нам неприятности лишние?
- Так и сказала: "неприятности лишние"? Классно! А что, бывают еще и "нужные" кому - то неприятности?.. Впрочем, все есть - анекдот. Только не смешной, а такой, какие теперь в "Телесемь" на странице сзади. Злые, пошлые и ... не смешные. Как вранье. Кто такие и придумывает? Глупо... 
* * *
- Сама жизнь, как вранье и как глупость. - продолжал затянувшись Андрей - А вранье - есть сама жизнь. Кажется, что все, что вокруг - нереально. Словно сон. Понимаешь ты? Нет? Ну, как фильм вот хоть бы и английский он, и "документальный", что показывал нам Барсуков.   
- Все - вранье! Вранье наглое! - согласился охотно Воловин. - Ни хрена такого, как в кино не будет. Все это - одна только пропаганда. А рассчитана она на дураков... Нашей то стране не привыкать, а вот англичанам на режим наш работать - стыдно.
- Да они и не знают, поди, как их кино тут в России пользуют. - покачал головой Андрей.
- Так смотреть надо бы за своим то добром "Би - би - си". Не маленькие... Ишь, распелись про "достижения". Про свои то - ладно. У них, может, и будет? А у нас?.. Только выделят деньги в Москве на какую - нибудь вот такую солнечную станцию,  их же сами чиновники и "попилят". - начал говорить Сергей Воловин долго и горячо .   
- Есть такая профессия - Родину расхищать. - хмынкул Дюша. - Не парься. Все украдено до нас. Они ж нам ничего не оставят. Может быть и ... страну? И Россию? Все - в распыл? - догадался Андрей холодея.   
- Да, похоже на то. - грустно хмыкнул Воловин. - Крысы... Раньше при коммунистах люди то хоть дело какое то делали, а сейчас... Каждый - сам для себя. Нация жуликов и воров и нечисть разная - по - другому не скажешь...   
Вот возьми к примеру хоть бы мою тетку - Лидию Васильевну. Дочь репрессированного, а говорит: При прежних то властях - было лучше. - Материально? - спрашиваю. - Ой, не только. - отвечает мне тетка. - И духовнее как - то. Да и дело делали в народе. Пьяниц было меньше, хулиганов, воров... Хотя лжи и тогда то хватало, милок.   
- Хулиганы и пьяницы - расплодились от безделья. И еще - наркоманы. - хмыкнул Дюша. 
- Ну, последние просто - чума. Там у Вас на Пролетарке - место то такое - наркоманское. Шприцы уж не только по подвалам - подъездам, по площадкам детским валяются... Что, не так?
- Так и есть. - хмуро согласился Дюша, слушать которому от чужого почти человека "такое" про родной район было мягко говоря не совсем приятно.
- А все: почему? Потому что дело надо делать, ну а дела то - нет. Только трескотня, показуха и ложь. 
- Раньше было все то же. - отмахнулся Андрей. - Это - наша Россия. Ничего не попишешь. Менталитет, как говорит наука...
- "Литет мента", говоришь? - усмехнулся Сережа. - А, впрочем ты прав. Вот рассказывала Лидия Васильевна. - продолжал Воловин - что и при Сталине, и при Сталине - говорила - так было. Трескотня. То же самое, что и сейчас. А спроси: где они? "Достижения" - при пустых то полках... Очередь за хлебом занимали с ночи. Но - "победы", "победы",   "победы"! По радио - марши! Речи! Вот тебе и ложь. И вранье без конца. Приучили народ... Но то люди хоть работали. Ну, и  достижения, конечно же, были в стране настоящие - немного. Больше врали. Врали больше, чем делали! "Для поднятия духа" - говорят мне иные. Не знаю... А, по - моему, чтобы истину скрыть понадежнее...
- Ну, теперь и достижений нет. Ни одного. - ввернул Дюша. - Хорошо, если в футбол хоть у каких - нибудь  словенцев, хорватов раз в году выиграем. Ликование - на месяц. А так... ничего.   
* * *
- И его, и его расхваливали! - продолжал рассказывать Воловин. - Говорила тетка Лидия Васильевна: Как сейчас помню - вот все "Сталин" да "Сталин" по - радио... - и вот так - без конца!  Даже вон и стишата - сказал он смеясь -  раз  припомнила и сказала такие, которые во всех газетах "тискали".
- Какие стишата? Скажи - интересно ведь очень. - дернул за рукав Андрей товарища.
- Сейчас скажу. Не спеши. - легонько шутя стукнул его в грудь Волынин. И добавил свой излюбленный - Бокс, бокс и бокс...
- Сколько лет то прошло, - говорила она - а стишата - в уме. Вот послушай. Оцени халтуру. И, так - с напускной торжественностью, c важностью почти петушиной принялся читать друг Воловин -

- Для нас открыты солнечные дали,
   Горят огни победы над страной.
   На радость нам живет товарищ Сталин -
   Наш мудрый вождь - учитель дорогой!

- или вот еще - широко улыбался Сергей -

- Мой Сталин, любимый учитель и друг,
   К тебе миллионы протянуто рук,
   Ты первый из первых в труде и в борьбе,
   Все лучшие чувства приносим тебе!   

- Ну, таким то нас не удивишь. Такой вот бездарнейший официозик. - улыбнулся Андрей. - Помню, как мы  в школе на уроке пения горланили что - то похожее. Только без "Сталина". Вот -

- Пролетят словно голуби - годы!
   Нас героями сделает труд!
   Ждут нас фабрики,
   Ждут нас заводы,
   И планеты далекие ждут...

- Не дождутся никак... - со смешочком заметил Сергей.
- Это точно, А, впрочем, не перебивай меня...

Не перебивай меня,
Не перебивай...

- вспомнил Дюша слова новомодного шлягера группы "Свистящие" и засмеял в душе от того, как он ловко ввернул эту глупую фразу из песенки в их разговор. - Вот, послушай дальше. Дальше так -  - продолжал он с напускной, наигранной торжественностью словно бы пытаясь передразнить Воловина, переиграть и пересмешить его. -   

- Нашим славным отцам, нашим дедам,
   Мы торжественно клятву даем,
   Что великое знамя победы,
   Мы смелее вперед понесем!

- Обычная совейская песня! - со смехом заметил Сергей. - Мы ведь тоже такое горланили. Как сейчас еще помню -

- То березка, то рябина,
   Куст ракиты над рекой.
   Край родной, на век любимый!
   Где найдешь еще такой?

- Где найдешь еще такой? - придуряясь подпел вторым голосом Дюша давясь.
- Э, да ты знаешь и вот это? Молодец! Бокс, боксб бокс. - засмеялся  Сергей и легонько стукнул Андрея в плечо. Ну, а как там дальше?

- Солнцем залиты долины,
   И куда не бросишь взгляд,
   Край родной, на век любимый,
   Весь цветет, как вешний сад!

- Весь цветет, как вешний сад... - промычал Сергей закуривая. - Ну, и?.. Сигарету прими... - протянул он Андрею раскрытую пачку.

- От морей, до гор высоких,
   Посреди родных широт...

- забурчал Андрей под нос закуривая, но вдруг неожиданно взорвался начав говорить с остервенением
- Да ну, в баню всю эту сталинскую хрень! Ну, какие там дурацкие "дороги" "посреди родных широт"? Что за бред! Ну, куда что "бежит" и "зовет"? Чушь собачья вся эта их "кремлевская звезда" с "золотым детством" вместе, что "светлее с каждым днем..." Для кого? Для того, кто в ГУЛАГе, или для того, кто без выходных и без отпусков ломит аж с сорокового года? И ломил так аж до самого пятьдесят третьего, пока этот упырь не подох... А язык?  Жуткий, отвратительный, примитивный набор из совковых штампов! Настоящая муть голубая! Гадко - гладко, мило, лживо и бездарно. И еще - кроваво...
- Кроваво?.. Это - да. Это, ты, брат, верно заметил. - покачал головою товарищ выпуская дымок изо рта. - Настоящая "мотусовская ошань". - 

- Приехал я на родину,
   Стоят березки стройные... 

А на березке той - "враг народа" висит... Чего ж хочешь? "Культ личности" - в школе проходили поди? "Лакировка действительности" и "самое массовое оболванивание широких народных масс". Помнишь формулировки из учебника Амоса Фромера? Как сейчас? Кстати,... - продолжал Серега - неужели для учебника "Русской истории" в Министерстве образования в Москве так и не нашли русского историка? Ах, там у них уже "Агентство по образованию"? Тогда что за "агент" и какой разведки это выдумал? Не израильской ли?.. Э... да ты рожу не дуй! Не дуй рожу - это ж я не про тебя! Не про твоих же родных...
Вижу, что ты - еврей. Внешне похож. Догадался...
Ты ведь по - матери? Так? Все правильно? - говорил Воловин. - Это я говорю для того, чтобы между нами размолвки и непонимания не было... Да не дуйся, что раскрыл твой "секрет Полишинеля". Я то ведь не расист какой. Мне то все едино - мексиканец ты, чукча или, скажем, хоть негр. 
Ох, как любите Вы, евреи, - продолжал он - все на свой личный счет принимать. А потом - рожу дуть, Извини... И совершенно зря. Вот, к примеру, скажи итальянцу: "итальянская мафия". Он и ухом не поведет. Мафия и мафия. И Бог с ней. Он то тут при чем?.. А скажи: "еврейская" еврею - что будет? Крики! Драка! Скандал! И стандартный набор обвинений в "антисемитизме". 
* * *
То ли у Вас, у евреев, а особенно почему то у полукровок - то ли "испанская гордость", то ли какие то глупые комплексы в головах сидят? От "черты оседлости" остались? А зачем? Вы же не "мальчики Моттлы"...
Я в чужой монастырь со своим уставом не хожу, но для меня именно такое отношение к любой критике очень удивительно. Не нормально оно. Не согласен?.. Да, не думай ты про меня дурно! Не дуйся! Никто Вас, евреев, не трогает. И я, и я никакой тебе не "антисемит". Просто мне обидно, когда кто - то из граждан моей страны дураков делает... - говорил Воловин новому товарищу. - Ты прости, Андрей, если я взболтнул что по - дурости лишнего. Не бери в голову. Но уж лучше я тебе скажу, чем другие. Кстати, знаю, что у Вас община сильная. Вот бы и одергивали вовремя своих... нехороших. Всем бы было от этого лучше...
От услышанного в голове у Андрея мутилось. Вот стоит наш Андрей как оплеванный и не знает: кто теперь пред ним? Друг? Иль враг? "Русский патриот - погромщик", тот "фашист" - со страниц "Комсомолки", которым усиленно пугали людей сходной с ним биографии, а вернее - только происхождения еще в "перестройку", или... Или этот парень прав? Прав в чем то очень главном? Но... так нельзя. Ведь его учили не так. Учили, что есть только "черное" и "белое". "Черное" - это "погромщики" и "националисты" непременно "жаждущие крови" и "голов", мечтающие день и ночь о "погроме" и "новом Освенциме". И есть "белые" - "либералы и демократы", "защитники прав человека" и евреев вот от этих "черных" извергов. Правда находящиеся при этом у власти вот эти самые "белые" почему то согласно стойкому убеждению публики, ну, того самого народа ради которого якобы все и делалось его "грабят".
Раньше Андрей часто спорил об этом с отцом. Защищал этих вот "белых" от напрасных, как казалось ему, разных нападок... Удавалось ему это плохо. Факты жизни - воровство, коррупция, роскошь в жизни одних и изнуряющий труд и бедность других стойко и безжалостно свидетельствовали против "белых".   
- Пусть они даже такие - эти новые власти. - порой думал Андрей. - Но, зато не погром, не Освенцим. Потому что если "белые" все же уйдут - придут "черные". "Патриоты"... - с нескрываемым отвращением думал он о своих виртуальных врагах. А сегодня повстречал одного. И ... он долго казался ему вполне адекватным и даже приятным.
* * *
- Бери в рот... - кривовато выдавил Дюша которому нечего было сказать, вспомнив старую шуточку из того неприличного, но довольно забавного анекдота "с бородой". Анекдота знакомого, наверное, всем в Устьрятине еще со школы.
Вот стоит он перед Сергеем Воловиным и недюжинным усилием воли пытается погасить ту волну из сомнений и злобы, что нахлынула в душу. 
Погасил. Волна схлынула. Откатила назад. Голова просветлела чуть - чуть.
Вот он взял сигарету. Закурил,  затянулся и опять, как минуту назад был готов продолжать рассуждать обо всем. Как ни в чем не бывало. Только вот осадок все равно остался какой то на дне. То ли зябко слегка? То ли тошно, противно? Не понять.
- М... да. "Культ" он и есть "культ"... - говорил отстраненно Андрей выпуская дымок. - Люди слепые в те года были - вот и все. Или вот - притворялись от страха. Согласен?
- Было от чего. - замечал сурово грустно глядя на летящий вниз пепел Сергей. - Ведь НКВД, ГУЛАГи... Солженицына то с Шаламовым теперь в средней школе проходят - на литературе.
- Да, на литературе... - потянул Андрей задумчиво у которого хоть уже отлегло, но еще легонько сосало. Холодело, тащило в душе сквознячком опасения и недоверия - Кстати, мне абсолютно понятно: почему притворялись тогда? За себя боялись люди. Кто не за себя - тот за родственников, за детей, за знакомых... А сегодня: зачем? Врут зачем? И так много...
- Как: зачем? - усмехнулся Серега в ответ. - Да сегодня "не зачем?" вовсе, Андрюшка, а "за сколько?". Врут сегодня из выгоды... Впрочем - некоторые то, как тогда врут - исключительно из страха перед начальством. Вот любым Барсуковым - Козицын. Над Козицыным - декан. Дальше - ректор. И выше... Все выше, выше и выше, как в песне. Вертикаль - одним словом. И все думают: так спокойнее жить. К чему жизнь себе портить? Плетью обуха не перешибешь. Подло так вот? Да! Подло - но зато удобно! Жить и воровать...
Кстати, - бросил Воловин улыбаясь хитро - в нашей стране то почти что монархия. Ты знал? Все - знают! "Королева - белая вошь" - это было вчера. А сегодня "королева" - это ложь. Голая, как в той песне Высоцкого, что украла все - все - все у чистой правды.   Зачем лукавить? Монархия! Прекрасно. Но тогда так и объявите подданным. Не играйте в "демократию". Не за чем. Провозгласите уж "царя" и - баста. 
- Представляю: "Очень приятно, царь!" Ну, совсем, как в той кинокомедии. - усмехнулся Андрей.
- Жалко, очень жалко, - заязвил Сергей Воловин - что наш главный го... простите, гимнописец Маха'лков так безвременно от нас ушел, усоп. Девяносто всего было дедушке...
- Больше было. - заметил Андрей.
- Ну, тем более. Я уверен, - развивал мысль Воловин выпуская дымок сигарет в синь небесную - что в архивах у сего весьма плодовитого автора хранятся варианты нашего государственного гимна аж на все возможные случаи жизни. Представляю хотя бы такой вариант. Музыка Александрова, автор - все тот же. И, так -

- Россия - монархия наша Святая,
   И самодержавия грозный оплот... 

Ну, и дальше, рифмы с окончаниями на слова вроде "шагая", "сметая", и слова ровно такие, как "народ" и "вперед", естественно.
- Естественно, как наша государственная глупость. - поддержал собеседник. - И еще - словно подлость. Самая обыкновенная. Банальная. Впрочем: нам ли привыкать?.. Вот она идеология: "воруй и торгуй", как часто говорит мой папка... Грубо? Да! - продолжил  Дюша. - И еще - обидно. Не за себя. За всех нас! Прямо плюнуть хочется...  Как же не противно всем вот так жить? Годы? Нет, уж целых два десятилетия к единому ряду ...
- Э... - взял товарища Сережа за плечо - Экий, ты, нежный! Ничего. Привыкай. "Се - ля - ви", как говорят французы... Да не будь же ты таким смурным. - тормошил Сергей Андрея. - Улыбнись! Ну, вот так... Так... пошире, пошире... А теперь - бокс - бокс - бокс этой жизни. Бей ее! Не жалей! Она этого не стоит... 
* * *
- Да, стихи у Маха'лкова того - мне еще в детстве не нравились. Вроде бы понимаешь мозгами, что де "все хорошо" в них, "все правильно", но... какие то они... ненастоящие. - выдыхал вместе с дымом Андрей.
- М... да. Не фонтан стишата то. Ты тут прав. Даже и для детей писал как - то грубовато слегка наш покойничек. Особенно, вот этот всем известный "Постовой - регулировщик Митрофанов Михаил..." - соглашался охотно Сергей. И добавил как - будто смеясь - А что ты еще знаешь то? Наизусть рассказать чего: можешь? Или это тебе самому то слабо? Вон и тетка старая Лидия Васильевна то кой - чего еще помнит. Хоть и "культовое".
- Да поэты... Да я... Я ведь много читал... - вдруг разгорячился Андрей чувствуя как больно наступил ему вдруг этот самый Воловин на "любимую мозоль". И кому? Ему - в прошлом члену многолетнему школьного клуба КВН, "знатоку"... хоть и не имевшему никогда слишком уж большой популярности в их кругу школьном. Ведь на их Пролетарке интеллект не ценился особо... 
- Вот послушай, я сейчас тебе из книжки припомню... - говорил он Сергею. - Слушай сам, что писали молодые еще будущие классики поэзии аж в тысяча девятьсот восемнадцатом. Это все будет из книжки "Весенний салон поэтов". Я ее у букиниста раз нашел. - принялся тарахтеть торопливо Андрей словно больно ужаленный в сердце игривым и насмешливым тоном Воловина. -  Ну, в том самом магазине... Его, этот самый "Букинист" уж давно закрыли. Только книжка - жива. Он, тот магазин  был тогда на улице Мира, у пролома на рынок. Ты помнишь?
- Это там, где теперь эМТээСовский офис? - неожиданно засерьезнел Сергей. - Точно, был такой магазин. Был, да сплыл. - покачал головою приятель. - Книги старые теперь не в чести. Новые не знают, как продать в магазинах. Только денег у народа нет на книги, да и времени нету теперь. И особенно уж в нашей то провинции. У кого есть и время, и деньги есть - те имеют занятия по - жизни много интереснее. Ездят по курортам там. Турция, Египет, Греция... Или просто ходят в кабаки. Вон их сколько! Ресторанов и баров в Устьрятине - нынче то чертова прорва. В центре города - чуть ни через дом... Или "делают шоппинг". Вон недавно у нас на Пошехонском "Вавилонскую Башню" открыли. А еще есть новый супер - дискаунтер "Сковорода" на Ленинградской. Не бывал? Сходи! Пальмы в кадках, березки пластмассовые в атриуме аж на шесть этажей, эскалаторы с боковинами из оргстекла, панорамные лифты - прозрачные. Музыка. Вивальди? Впрочем, пес поймет... А еще один пластик, пластик и пластик.   
- Тоже мне - "рай" на шесть этажей. - усмехнулся Андрей. - Да не дай Бог пожар случится - живой то никто не выбежит. Не спасется из такого "рая". Стопроцентное нарушение всех строительных правил и норм на лицо...
- Взятки дали - вот и построили что хотели! - засмеялся Воловин и легонько хлопнул по плечу товарища. - Так дела в России  теперь только и делаются... Так что там ты про поэтов говорил? Рассказывай дальше. Забыл? Или про книги вообще. Я вижу, что ты книги то любишь. 
- В наше время выходишь к помойке, - продолжал Андрей - смотришь - а там книги лежат. И хорошие книги. Даже и из тех, что "дефицитными" в народе считались... Помню, как обменивали книги. Как их на моей недолгой памяти продавали разные барыги из под полы и в три дорога естественно на толкучке у рынка. А как двадцать килограмм макулатуры на талоны книжные сдавали: помнишь? Нет? Мы в свое время сдавали. На "Двенадцать стульев" и "Войну миров". Все это было еще при той, старой власти.  Ну, при коммунистах, естественно... - объяснял он Сергею очевидное, как маленькому. -  Видно, люди квартиры то продали, или, может, умерли в квартире какой старики, а их молодые наследники ремонт делают. И выносят "старый хлам" долой. Хорошо, когда люди книги в грязь, в контейнер не кидают... Вот возьмешь, принесешь эти книжки домой, оботрешь аккуратно обложки, на окошке просушишь и, ей Богу, чувство на душе такое, словно ты живое существо какое спас. Ну, хоть там... щенка или котенка...   
А про эту книжку - сейчас расскажу. - закачал головою Андрей - Вот, представь себе, друг, книжка та была издана в тысяча девятьсот восемнадцатом году. На обложке издательство - "Зерна", по - видимому это - еще частное издательство. Не успели большевики тогда поголовно все национализировать. Руки не дошли пока и до литературы. Все - таки ... гражданская война в начале. А верней - братоубийство. Ну, а до того - гибель и распад тысячелетней Российской империи. Вот такие дела... На обложечке двухсотстраничной книжки рыжеволосая дева манерно ступает по весенним лужам в модных туфельках. 
- А написано то там чего? Что там за стихи? Что за авторы? - стал расспрашивать Сергей у Дюши.
- Разные. Самые разные. - продолжал он рассказ. - Есть там Анна Ахматова и Марина Цветаева. Есть там  Блок Александр и Борис Савинков. И  Владимир Маяковский, и Константин Бальмонт, Николай Гумилев и Вера Имбер. Есть Георгий Иванов и Валерий Брюсов, Елизавета Кузьмина-Караваева и Сергей Есенин.  Северянин Игорь и Мандельштам Осип, Иван Бунин и Борис Пастернак... Сборник открывается списком участников антологии. Словом, весь "серебряный век" в полном почти что составе... Пройдет всего то несколько лет, и пути тех, кто мирно соседствует в одной этой книге, навсегда разойдутся. Одни авторы погибнут за свои убеждения. Другие окажутся в вынужденной эмиграции - в изгнании. Третьи авторы останутся на Родине, чтобы разделить все горести со своим народом, а четвертые в ослеплении воспоют новую партийно - советскую власть... В предисловии - строчка: "Новые стихи благодаря теперешним трудностям почтовых сообщений взяты только у поэтов живущих в Москве".
И так, большевикам было пока не до поэзии, - говорил Дюша - а потому книги выходили пока без цензуры, и поэтам можно было честно свидетельствовать перед людьми, историей и Богом. Но... порою - пожимал он плечами - почему то мне кажется, что книга эта собрана под каким-то... гипнозом что ли. Или ... по нeгласному договору авторы, не все, но многие словно бы согласны на то, чтобы делать вид, что в России ничего не происходит. Никакой трагедии. Все, как прежде - до семнадцатого года ...
Вот строки с самых первых страниц: "Потекут в осеннем хмеле, как крепкий мед, веселые недели..." Или вот - припоминал Андрей -  "Нет ничего в душе моей, чтоб людям рассказать...". Или вот еще - "И кто ни победит, победа будет наша...". И - "Я не смею больше молиться...", "Но забыли мы слова для призыва и молитвы...", "Не настало время молиться...". И так - без начала и без конца.
Читаешь это и глазам своим не веришь. И до слез, до горючих слез становится жалко мне тех, кто писал и читал эти строки. Так и хочется крикнуть туда, в восемнадцатый год: как же так - "не настало время молиться"?! Четвертый год идет в мире Мировая война, вот и брат ополчается на брата, Родина - Россия Мать у Вас, господа и дамы, уходит буквально уже из - под ног, а молиться то еще совсем не время?
И  еще. Убедился, - усмехнулся Андрей - что еще тогда жил да был у части "культурных" наш "великий" лозунг нынешний: "Возьми от жизни все! Не дай себе засохнуть!". Вот он и заглушал у иных и мысли горькие, и чувства. Потому что так же, как сегодня, люди при деньгах лечились от хандры и депрессии "шопингом", если что на прилавках лежало. Восемнадцатый все - таки год... - хохотнул он невесело. - Вот пример припомнил. Оцени -

- Часто тянет отдаться
   радостям вздорным,
   Влечет магазинный,
   лоскутный рай...

Столько есть великих, легендарных имен в этой книжке, но лишь несколько стихотворений в ней, в которых есть охи и вздохи не о себе - любимом, а о гибнущей Родине. Вспоминается вот такое -

   Низко-низко небо пустое,
   И голос молящегося тих:
   "Ранят тело Твое пресвятое,
   Мечут жребий о ризах Твоих..."

Это Анна Ахматова. Или вот еще стихи -

- Что-то в мире происходит.
   Утром страшно мне раскрыть
   Лист газетный...

Это Александр Блок. И у него же, у Блока -

   От дней войны, от "дней свободы"
   Кровавый отсвет в лицах есть...

"Дни свободы" тут взяты в кавычки и уже говорят о ... прозрении автора - частушечника, опечаленного автора "Двенадцати". Но это прозрение упавшего духом. Это - есть обреченность поэта. И еще -

- Как тяжело ходить среди людей
   И притворяться не погибшим...

И все это - Александр Блок... А вот и совсем другой автор. Николай Гумилев пишет так -
 
- Та страна, что могла быть раем,
   Стала логовищем огня...

Да, туда, в восемнадцатый год, нам не докричаться и никого, ни чем уже не предупредишь. Ну, а мы? - говорил Андрей Сергею - Нам то самим не поздно ли еще понять: что же с нами то самими происходит? И не скажут ли о нас потомки: "Почему наши деды и прадеды были так слепы и глухи?! Почему они так бездумно играли словами? Почему они так уж ... не любили самостоятельно и смело думать? Где и на каких путях, они теряли веру - в Бога, в Родину, в самих себя? Как они могли прятать голову в песок, когда все было уже так очевидно?.."
Мало смелых - всегда. - продолжал горячась и водя сигаретой по воздуху Дюша. - Мало, ох, как мало. Как немного ж было и их в тот же год - восемнадцатый на страницах вот этого сборника. Их, может быть, трое?.. Вот пишет еще девятнадцатилетний Георгий Адамович -

- Опять, опять лишь реки дождевые,
   Польются по широкому стеклу,
   Я под дождем бредущую Россию
   Все тише и тревожнее люблю...

Кстати, может ли поэзия в нашем "замечательном" обществе "инноваций и потребления"  быть, ну хоть каким - то камертоном времени, отзываться сердцем на происходящее? Скажи, есть ли сегодня в России вот такие поэты?
* * *
ТИТАН

- Любишь, значит, поэзию? - улыбался Воловин в ответ.
- Да, люблю. - отвечал Андрей ему с вызовом, словно бы с ним спорили.
Нынче он говорил горячо, убеждено. Его словно прорвало... Почему то Андрей не стеснялся нисколько теперь так признаться не только товарищу, но любому на улице ровно в том, в чем стеснялся бы утром еще откровенно признаваться даже самому себе. 
Почему?
Потому что любить "всякую такую глупость", как, к примеру, "какие - то книжки" в их поселке на Пролетарском Валу было мягко говоря "неправильно". Было стыдно с точки зрения общественности, и особенно уж "пацанов". Большинство из тамошних местных, а особенно учащаяся и работающая - полубезработная молодежь, вечно пьяная и полупьяная, наглая, орущая и злая, как голодные, бездомные псы в своих темных головах и душах искренне причислило "всякие такие стишки" в лучшем случае к "девчачьему делу". Да признайся Андрей во "грехе" ну, хотя бы в школе - и не избежать ему бы было присвоения "высокого звания" гомика.
- Гомик! Гомик! - орала бы в след и в лицо ему вся их молодая, злобная, хмельная Пролетарка... Абсолютно понятно, что в подобном случае избивали бы также регулярно, жестоко, до крови, а быть может и телесных увечий... 
* * *
- А кого любишь больше? Ну, какого поэта? - вывел из оцепенения чуть задумавшегося Дюшу друг Сергей сунув в рот очередную сигарету и прикуривая.
- Больше Мандельштама Осипа. - отвечал как будто чуть отстраненно товарищ - Особенно мне нравятся стихи из "Воронежских тетрадей" тридцать пятого года. В этот год поэт был ссыльным в Воронеже. Знаешь?
- Знаем. Проходили по - литературе. - пробурчал Сергей сквозь дым. - Ты прочти что - нибудь. Ну, что помнишь, конечно. - попросил он Андрея.
- Сейчас вспомню... Ну, вот хоть это. - начал Дюша. - Послушай, вот хоть это -

- Пусти меня, отдай меня, Воронеж:
   Уронишь ты меня иль проворонишь,
   Ты выронишь меня или вернешь, -
   Воронеж - блажь, Воронеж - ворон, нож.

- Здорово. - выдохнул Сергей. - Это, брат мой, слишком уж здорово! Вот они - настоящие то стихи! Как ножом по сердцу, ей Богу. Это уж не то, совсем не то, что тот тетки Лидии "культ".
* * *
Так стояли они. Мимо них текли студенты, студентки и преподы. Прозвенел звонок, но друзья не двинулись с места. Длинноногие студенточки и прышавые парни все куда то спешили, сновали вокруг, лишь они все стояли, смотрели, говорили, курили выпуская горький дымок в эту яростно горящую прощальными, яркими красками среднерусскую, еще теплую осень. 
Подъезжали машины и уже почти взрослые, то как будто бы грубые, наглые и бульдогообразные, а то - просто солидные, в основном, почему то довольно мордатые парни... нет, уже мужики, и солидные, статные девушки - дамы бодро хлопали дверцами  и сбегали резво на высокое крыльцо УГУ. Пропадали, теряясь из вида за вахтой. Лишь Андрей и Сергей никуда не спешили, не шли
- Да ну, весь этот УГУ! Еще насидимся тут вдоволь в морозы и слякоть! - говорил Сергей Воловин. - "Воронеж - нож" - это здорово! Здорово, брат мой! Ох, как здорово!.. Кстати, - оживился он - и не грех бы нам отметить знакомство то наше. Кстати, тут пивная есть недалеко. Пойдем?..   
- Где это? - спросил Андрей, для которого перспектива попить свежее пиво с товарищем показалась много привлекательней, чем  поход на очередную дурацкую лекцию или уж тем более на семинар или на лабораторную работу.
- Это заведение, что на улице Мира. От вокзала всего в двух шагах. Ну, ты знаешь, наверное? "Погребок" - называется. "Бар - кафе Погребок". У гостиницы "Устьрятин" расположено. Это в том же доме, где "Школьник". - принялся объяснять Сергей Воловин. - Там еще с правого боку - ломбард. Кстати, тех ломбардов сейчас в Устьрятине - ровно столько, сколь и кабаков. Навалом...
- Это в той силикатной домине, что на самом закате "перестройки", году так в девяностом выстроили? Хорошо, что успели, - скривил он улыбку - а то дом во дворе до сих пор недостроен. Сколько лет прошло - никак...  Кстати, там еще на верху мастерские, для художников строили. Я там был у реставратора Рыбаченко в гостях. Был давно. Ты ведь слышал про Рыбаченко? Нет? Странно - странно... Так вот это заведение под - "Сувенирами", возле Красного клуба. Помню, помню. Пошли. - радостно откликался на заманчивое предложение Андрей. - Только вот,... - чуть осекся парнишка - денег  у меня то, Серега, не густо. - сказал он словно извиняясь перед товарищем. - Ты мне в долг то не дашь? Я - отдам после...
- Что еще тут за глупости? Какой долг? У меня есть деньги. Угощаю сегодня... Так что держи, Дюша, пистолетом хвост. - оборвал и ободрил Сергей друга. - Вот так и только так. Никогда не вешай нос. И гляди молодцом... Молодец!.. Если в жизни что не так, то всегда применяй к ей, поганке, мой бокс...
- Бокс, бокс, бокс... - засмеялся Андрей соглашаясь и шутливо легонько дубася приятеля по плечу. - Это так, хорошо!
* * *
Обогнули край Кировского, завернули на Ленина и пошагали в горку все дальше и дальше мимо старых домов. Вот таким был их путь от реки "до города". "В город", "в центр" - ровно так было принято выражаться в Устьрятине. Миновали перекрестки Дзержинского, Орджоникидзе... Вот уже и здание УГУ скрылось из вида.
- Ну, и крут же спуск, черт дери. - говорил Сергей Воловин. - Вот уж точно имя то дали. Настоящая "Ленина". И характер, совсем как у "вождя мирового пролетариата". 
- Это все ничего. Ты вот на своих в горку идешь и устал. - откликался Андрей - Слышал ты, как в Гражданскую, в девятнадцатом, вроде, году в бочках с гвоздями - остриями внутрь, местные ЧеКисты своих жертв по этой самой Ленина спускали вниз, самокатом? Кстати, тогда улица была еще Степановская...    
- Нет. А это - правда? Не врешь? Быть такого не может... - ошалело поглядел на товарища Серый. 
- Может. - отвечал ему Дюша. - У нас все может - легко. Слышал ты про крестный ход в восемнадцатом. Нет?.. Это было как раз после того самого декрета об отделении государства от церкви. Тогда наш облисполком устьрятинский разрешил крестный ход от Митрофановского монастыря к Алексиево - Акатову. Люди вышли с хоругвиями, с иконами и крестами, и ... их расстреляла "боевая рабочая дружина" - предшественница местного ЧеКа. Это было при Выдрове, том самом, которого тоже... Но уже в тридцать седьмом... А вон там - вытянул Андрей свою руку в сторону Герцена - знаменитый "Серый дом". На углу Володарского. Знаешь? Был построен для управления эНКэВэДэ. Дом с глухим двориком и, конечно, с внутренней тюрьмой. Без нее - никак. Нынче в доме полиция и ФээСБэ... Дом без мемориальных досок чтобы не знали: кто - и - чего. Кстати, многие его работники тоже подверглись репрессиям. В "Сером" выбивали показания следователи, там же вершила свой неправый суд знаменитая "тройка", заседала коллегия военного трибунала. А совсем рядом буквально за стенкой гулко хлопали выстрелы и шуршали шинами крытые грузовики с телами. По ночам, конечно... А еще на Дзержинского, там... - там селили партийных работников и начальников разных... Около семьсот пятидесяти человек были, якобы, замешаны в подготовке неких "банд" из "повстанцев" под Сталинградом и в военных заговорах где-то на Дальнем Востоке. Многие были расстреляны... Из состава обкома, избранного летом тридцать седьмого года репрессировано больше половины. А вот, - показал Дюша в сторону красивого здания всем известной бывшей семинарии -  старая редакция нашей "Коммуны". В те же годы весь редакционный состав посадили. Как и из управления нашей железной дороги, потерявшей множество руководящих работников. Про преподавателей в то время пединститута мимо строго корпуса которого мы прошли я уже не говорю...      
- И откуда ты все знаешь? - ошалело заметил Сергей. - Я вот живу, как дурак, и не знаю. Читаешь, наверное, книжки специальные?
- Я ведь на архитектуре учусь. У нас курс по истории родного края и архитектуры - спаренный. Экспериментальный курс. - отвечал Андрей. - Кстати, посмотри направо. Обрати внимание вон на то интересное здание в стиле русского барокко. Вон какие картуши, лепнина... Нравится? То - то! Это - Тихвинско - Онуфриевская церковь. Это - бывший концлагерь... А вон там стоит еще одно интересное здание. Здание бывшего Александринского приюта возле Каменного моста. Его можно увидеть даже на коробках конфет, что обычно дарят гостям города. У него по традиции останавливаются новобрачные - через Каменный мост женихи проносят невест на руках... Между тем в годы "культа" и Большого террора этот самый приют стал детоприемником для детей репрессированных. Страшный дом. Хотя камни - сказал Дюша - ровным счетом ни в чем не виновны. Интересное, по - настоящему изящное, старое здание А вон там на Октябрьской, а теперь снова, как и до семнадцатого года на Дворянской - бывший "Клуб ЧеКистов". Знал? Там в шестидесятые открыли всем известный Театр юного зрителя. Мы там были. И ... они отдыхали тогда ровно там. Представляешь: кино "Волга-Волга" и "Цирк", вот буфет, а там - пиво и раки, танцы с девушками в том огромном фойе, и ... Новогодняя елка ... Или что там у них могло быть? Первомай, Ноябрьские, Двадцать Третье февраля...      
* * *
- ... а в Дубовке то, - говорил он - это на окраине - и того больше. Пятьдесят с лишним коллективных захоронений. И во всех черепа - с аккуратными дырочками. Было перезахоронено более двух тысяч человек. Но судя по рассказам свидетелей, схронов должно быть порядка двухсот. Если в каждой могиле в среднем тел сорок, то всего там - восемь тысяч расстрелянных. Но могилы отыскать не просто. Кругом - лес...
- Да... от этих твоих рассказов и в жару как - то зябко. - покачал головою Сергей. - Вот уж, верно: и не ведаем, что по могилам то ходим.  Да не по могилам даже - по отверсты как будто гробам... Через "город" вечером теперь пойду - всякая мне чертовщина и ужасы начнут в голову лезть. Бр - р... Зачем это? - и добавил еще чуть спустя - Лучше ты никому не рассказывай это... вот так откровенно, открыто. Были, были репрессии. Да. Все знают. Знаю, скажешь мне: все что рассказал - есть правда! Пусть бы так. Но зачем же людям в душу лезть, настроение портить? Ведь жутко. Больно, словом все это. Не понял еще?.. В книжке то про это все прочитает не каждый. Лекция... Как студенты на лекции ходят и как сдают: ты и сам великолепно знаешь. В одно ухо влетело, в другое - вылетело. Но... ведь все это так вот узнать - то, и жить не захочется! Зачем? Как же жить с таким грузом? Как гулять нам по таким вот кровавым путям все - все зная про улицу Ленина, скажем, вечером с любимой девушкой? Страшно и невозможно так... Не понял?..   
* * *
Миновали рекламную тумбу с плакатом на котором наверху было размашисто написано - ТИТАН МЫСЛИ - 2012. Ниже надписи помещался постер с полуголой блондинкой нажимающей тонкими, наманикюренными пальчиками на сверкающий, переливающийся интерактивный экранчик смартфона. Справа от девушки было - ТИТАН - 2012. Спутник Сатурна, 22-й элемент таблицы Менделеева, бог из древнегреческих мифов, а теперь еще и смартфон! Titan - это есть самый мощный из доступных в России смартфонов на базе Windows Phone 7.5.
- Посмотри. Замечательно. - указал на красотку Сергей. - Всюду жизнь. Так что оставь наконец ради Бога все подобные ужасы. Ну, вот те, что ты только что мне говорил. Посмотри - ка на девочку лучше! Симпатюля - ля - ля. А бикини какое! Лифчик, трусики!.. Да и этот самый сматфончик то у нее - ничего! Вот и анотация: корпуса разнообразных цветов - синий кобальт и платина, благородная охра и черный под южную ночь... Вот тут прямо так и пишут: "под южную ночь..."   
- Эх ты, "кобель синий"... - засмеялся Андрей и легонько ударил Сергея в плечо. Принимай, дескать, свой бокс - бокс - бокс. - Вот уж верно заметил великий Эйнштейн: Лишь две вещи бесконечны - это наша Вселенная и еще - человеческая глупость. Хотя я на счет Вселенной - не уверен. - говорил Альберт. И зачем тебе этот смартфон? Что ты делать с ним будешь? У тебя есть сотовый. Есть комп дома...
- Но в смартфоне еще интернет, социальные сети... Да, он стоит деньжищ, но ... но перед людьми без него - не удобно. Сотовый? А что "сотовый"? Сотовый теперь у любого лоха в кармане, не то, что смартфон.
* * *
- Да ты сам посуди: на кой он тебе сдался? - говорил Дюша Сергею тогда, когда приятели уже начали спускаться по довольно крутой, неширокой бетонной лесенке в "Погребок". - Ты за интернет сколько в месяц платишь? Минимальный тариф - двести пятьдесят рублей?.. Ну, пусть даже он у кого - то поменьше - все равно двести в месяц за сеть. Это минимум. И еще ровно столько же ты будешь платить за интернет если включишь его на смартфоне. И того: от четырхсот до пятьсот рубликов за оба устройства в сети. Ты ведь домашний интернет выключать не будешь? Не удобно. Ну, и я - тоже, как ты... Современная экономика - говорил Андрей - вся на том и стоит. Для начала ей надо кого-то заставить всеми правдами - неправдами приобрести... абсолютно ненужный товар. Можно даже в кредит. Чем дороже - тем лучше. А потом - посадить потребителя на своеобразную "наркоманскую иглу" различных услуг... Самолюбие, погоня за "престижем" вынуждает потребителя все больше и больше транжирить, сорить деньгами. Но кредитные "блага" надо отрабатывать, и... и вот это и именно это вынуждает людей больше, больше и больше работать. Вкалывать не по восемь часов, как когда то, а по десять - двенадцать. Зачем? Чтобы что - то себе и другим "доказать"? "Чтоб не хуже" - но как у кого? Как у Ротшильда что - ли?       
Весь этот глупый обман, вся эта игра на самых примитивных страстях человеческих позволяет вертеть экономические маховики системы. Капитализм - и другого не дано! Так учат нас сегодня, хоть вчера говорили совершенно обратное! Помнишь? Там - "волчьи законы", а тут был - "мир, дружба, всестороннее развитие личности и постепенный рост благосостояния всего народа". Так? 
- А,... оба хуже они. - стукнул кружкой о столик Воловин. И скомандовал - Хватит трепаться! Пришел пиво пить - так сиди, пей! 
* * *
Убаюкивающий, мягкий полумрак принял их в свои уютные объятия. Деревянные массивные столы и диваны с красными и черными дерматиновыми спинками, несколько рогатых вешалок у входа, одинокий охранник задремавший как будто, или лишь притворившийся спящим у дальнего столика. Свесил голову на себе грудь. Спит или просто глядит на смартфон или на новомодную электронную книгу? Не ясно.
Далекая барная стойка с зеркальною стенкой за ней. Отражения бесчисленных бутылок. Кофеварка. Полноватая блондинка в белоснежной, крахмальной наколке. Ярко - красный плакат "Кока - Колы". Перемигивание нервных огней цветомузыки, шарик сыплет острые блики осколками зеркал, подле стойки - ряд из табуретов - на железных шестах...
Почему, почему то все это казалось Андрею необычным и даже таинственным, привлекательным, манящим, почти сказочным? Словно грезы из глупых фантазий про каких то дурацких "пиратов" и "клады", "бригантины", "таверны", "пиастры" и прочую чушь. Словно недоиганные игры и недослушанные им давно приключения и небыли - сказки       
Три носатых и тучных кавказца через столик от них мирно и степенно вкушали чего то. Расстегнув воротник рубахи самый толстый из них что - то говорил не громко двум другим на своем языке. Те внимательно слушали иногда, по видимому, аккуратно вставляя то одну, то другую фразу. Иногда эти трое смеялись и жуя сосредоточенно, размеренно пригубляли темно - красное вино. Непрерывно курили, и дым, сизый дым поднимался к потолку и окутывал бесконечно колеблемый воздухом шар сизым облаком... Нервный ритм посреди полумрака. Монотонная, резкая, хоть и не громкая музыка ударяла по нервам, мерное мелькание теней и бликов разлетающихся острыми иголками по стенам, потолку и углам отупляло и как - будто вводило Андрея в какой - то не неведомый ранее транс.   
Кожаные куртки. Резкий ритм будто бы с огромным трудом вырывающийся из черных провалов динамиков. Ворот белой рубахи и смуглые, толстые шеи. Складки жира и жир. Жир на пальцах с печатками. Брови. Брови черные, густые, нерусские. Хитрые, настороженные глаза и смех. Приглушенный. И губы сочно пригубляющие и жующие их желваки, словно бы снующие мелкие звери.      
Вот девушки. В чем то топиково - брючно белом запорхнули, как бабочки с улицы. Подведенные глазки, курносые носики. Милые головки на высоких шеях. Острые ключицы. И грудки. И ручки - в браслетиках. Пальцы чертят по воздуху, роются в сумочке. Все - нашли... Запорхнули - и к стойке.
- Желаете кофе? Нет? Ликеры желаете?..
Расторопный напор... Щебетанье... Но не слышно, не слышно. Лишь губы шевелятся лепестками накрашенных роз. Серьги длинные мерно качаются И еще эта музыка, музыка, музыка...
Сели. Ждут у ближайшего столика против зеркального бара. Вот барменша и принесла им два кофе и еще что - то там. Сигареты и пепельницу.
Курят? И щебечут, и тянут из чашечек. Ловко смахивают пепел ноготком. Раз - два. Ловко. А потом - губки к чашке беленькой. Глотнули. И опять щебетать - щебетать...
- Прямо - птички. Залюбуешься... И собою как они хороши. - смотрит Дюша на них и его сердце тает от нахлынувшей нежности...   
* * *
- Видел? - говорит он Сергею. - Может, подойдем, присядем? Познакомимся? То - да - се. А то - признается Андрей - одному мне всегда ... не удобно. 
- Ты... Да ты... - засмеялся Сергей оторвавшись от кружки - ты не знаешь, что за место тут? Нет? Ну, ты тогда еще совсем ре - бе - нок... - потянул со смешочком товарищ. - Посуди ж сам, дитя, - говорил он негромко, склонившись к Андрею губами еще в хлопьях пены, подвигаясь поближе, чтобы эти девицы никак не услышали б их. - Это ж, б...и.    
- Б...и? А почему? Как ты знаешь? - не поверил Андрюша ему. - А, по - моему, просто девчонки. Я пойду - познакомлюсь. И все. - чуть привстал он с места.
- Сиди! - дернул за рукав его Серега. - Не смеши народ! Ты хоть их - не смеши!..  Девки то на работе, а ты - с глупостями к ним полезешь, дурак. 
- Да, они не похожи на... шлюх - еле выдавил Андрей из глотки ужаснувшись сам тому, что сказал. - Как ты это... все понимаешь? Да нельзя ж ничего так узнать про другого, чужого совсем человека. - зашипел он на Воловина сердито. - Мелешь... Вот сейчас подойду... - порывался подняться Андрюша опять.   
- Да сиди ты, сиди, дурачок! -  за руку схватил его Серега и схватив за плечо усадил. - Тут гостиница рядом, вокзал... Знаешь, - говорил он - сколько тут таких вот девиц вечерами? Пруд пруди! Сам сходи, посмотри, коль не веришь! Может ты вот и этих тут встретишь!..
* * *
- Э, да я вижу расстроил тебя? Не кручинься - то жизнь. - говорил он отвернувшемуся от него товарищу. - Вон, смотри - и кавказцы подходят. Подсаживаются. Вон один. Вон второй. А тот главный - на выход пошел. Ждет в машине или ловит такси?.. Смотри - деньги, деньги достают, считают. Сейчас - на хату поедут они... А ты тут - со своей то "любовью"! Смешно!   
- Смешно?! - резко поворотясь зашипел на него через слезы Андрей. - Это разве "смешно"? Это - гнусно! - ударил он кружкой по столику. - Да за это - убивать надо их!
- Да кого? - засмеялся Сергей. - Девок что ли? Или этих кавказцев? За что?.. Девкам деньги нужны. А кавказцам нужно ровно от них вот то самое, что тебе и мне нужно было бы от них тоже. Так за что ж убивать, шут гороховый!
* * *
- Не до жиру - быть бы живу! Ведь, знаешь? День прошел то - и ладно. - говорил хлебая пиво Серый. - Каждый думает сам за себя. Или на Пролетарке все не так? Нет? - стал подкалывать Воловин друга. 
- Но... Послушай, да как же так жить? Если так - то и не за чем, коль такая продажность - всеобщая? Мы - порабощенная страна. И еще - тут как будто,.. не смейся, не смейся - отвечал ему нервно Андрей - будто бы какой - то ну, заговор что ли? Или я не то, что то не то говорю? Но ведь чувствую я точно так... 
- Это точно,.. - заметил Воловин со смехом - "заговор" на лицо. И участвует в нем ровно все население нашей страны.
Присосавшись губами, утонув в хлопьях пены добавил - Бери выше - и целого мира! Тут "и целого мира" то - "мало"! - со смешком он вспоминал рекламный слоган оторвавшийся давно от "бондонианы". - Да, не дуйся, не дуйся! Применяй бокс - бокс - бокс...    
* * *
- Да пойми, да пойми же ты, наконец, - говорил Сергей Воловин - что на свете то многие ровно так недовольны. Что толку? Сколько было разных революционеров - бунтарей. Ну, и что ж? Сделали они нy, хоть немного жизнь лучше? Ответь? Вот, к примеру, какой - нибудь там Фидель Кастро, или даже сам Че... Что они совершили? Выгнали диктатора Батисту. Это - да. А потом? А потом сами сели на место Батисты и диктаторствовали точно также. Только под другими лозунгами: "во имя народа". Хорошо? 
- Да, но Эрнесто Че Гевара - отвечал ему Дюша - где то там еще после сражался. Вроде, где - то в Боливии? Я не помню. И погиб за свои убеждения. Это ли не пример? Говорят, что человек предавший Че после сам повесился, ну, как библейский Иуда. А индейцы из местных племен до сих пор почитают его, как Христа... 
- Как Христа? - засмеялся Сергей. - Хорошо любить мертвых. А живых? Не фига! Что ж они его живого то не поддержали тогда? Отвечай! Отвечай! - тормошил он Андрея. - Знаю, каждый из таких, как Че Гевара думает про себя: "я - титан"! Я - крутой, я лучший! Ну, как тот телефон - смартфон на рекламной тумбе. И, чего? Не проходит полгода и в тираж выходит новая модель - еще круче! И вот он уже и не "титан", не "алмаз", а какой - нибудь банальный графит карандашный. Вот так то!
* * *
- Ты пойми - мир устроен подлейше. Примеры? Ты не знаешь? А вот - ради Бога! Вот, к примеру,.. - начинал Сергей будто бы извиняясь, негромко - есть такое всем известное государство Израиль... Да не дуйся ты! Я ведь также и про других расскажу. Просто тут пример красноречивый... И, так еще с давних от нас аж пятидесятых годов этот самый Израиль на вооружении имеет ядерное, атомное оружие. Ядерный реактор в те года по - контракту построила Франция. Израиль завладел конвенционный вид вооружений,  чем открыто, нагло нарушает все международные соглашения о нераспространении в регионе Ближнего Востока такой смертоносной заразы. Но и это не все. Руководство Израиля обнаглело настолько, что и  сам этот факт не скрывает. Более того - многие израильские политики не раз бравировали им в открытую, вполне нагло грозя применить смертоносную дрянь против ближних соседей. А еще? А еще всем давно и прекрасно известно, что обогащение урана для бомб происходит на ядерной станции в Димоне, что стоит в пустыне Негев. А еще? В тот Димон неоднократно выезжала официальная комиссия от МАГАТЭ. От того  знаменитого агентства при ООН по контролю над ядерными технологиями. Выезжала... И, что ж? Ничего не нашла! - горячился Воловин Серега. - Не фига!  Думаешь, что вру? - ударял он по столу кулачищем. - Тогда сам почитай книжку  Фромера - израильтянина под названием  "Солнце в крови". "Призма-пресс" напечатала в девяносто шестом. Там тот самый израильтянин потешается ну, над всем то мировым сообществом! Он над нами потешается! Над вами! Я и ты, дорогой мой Андрюша, для него - дураки и тупицы прямо таки непроходимые!.. Кстати, этот самый Израиль - не "овечка" - страна. Это - "волк" в регионе. Это есть одна из самых последних, чисто расистских, чисто, если можно так сказать, колониальных стран. Государство нагло угнездившихся аж на семидесяти процентах оккупированных, то есть нагло отторгнутых у соседей земель и держащее в фактически бесправном состоянии, даже и без паспортов, и без всяких гражданских и самых элементарнейших человеческих прав более чем два миллиона человеческих душ - все арабское население на Западном Берегу Иордана и в Секторе Газа...  Да, об этом все знают, и ... не знает никто! - пригубил Сергей пиво и белесая пена окутала губы. Отнял кружку, и снова -  США бомбило Сербию за геноцид албанцев в Косово, а за геноцид арабов в Палестине Конгресс американский, где сидит, между прочим, совершенно огромное лобби еврейское, каждый год гонит в тот Израиль безвозмездно десятки и сотни миллионов долларов, отрывая их от своего же американского народа. Своего? Или не своего?. - хитро щурился парень. - Ведь Израиль тот не способен прожить без экономической внешней помощи - безвозмездной не недели, ни дня! Страна та просто нерентабельна экономически... И все это - только крошечный пример из картины мирового обмана,... где все вроде бы правда и одновременно все - ложь.  Более подробно об этом есть у Достоевского Федора Михайловича в знаменитых "Бесах". Ты ж читал? 
- Я читал... - подтвердил Андрей. - Но, там...
- Там как раз и говорится про такой вот мир. Кстати, при его внимательном анализе и рассмотрении люди умные руководствуются принципом: "Солгавши раз - ну, кто ж тебе поверит?" Так гласит известная всем русская, народная пословица по которой легко отличать в этом мире лжецов от ну, хоть немного порядочных людей. Впрочем, где же сегодня "порядочные"?
- Были, да все вышли. - подтвердил Андрей. - Ты прав.
- Да, я - прав! - заявил Воловин и опять заказал кружки пива. - Этот самый пример про оружие ядерное - к слову. Ведь пойми, мир, целый мир то - таков! Что на Западе, что на Востоке - все примерно везде одинаково. Про то римляне хорошо говорили: "Что дозволено Юпитеру - не дозволено быку!" И сам знаешь... А писатель Достоевский наш, Федор Михайлович в знаменитейших "Бесах" сладкими устами Верховенского Петруши говорил и такое: "Мы Вас поведем через абсолютную, ничем не ограниченную свободу в абсолютное рабство!" Вот так! Вот такая главная бесовская программа в мире. Подумай! Не вчера она была подмечена человеком умнейшим...
- Но, Европа... Но, культура... Но, сама цивилизация тогда... - слабо пробовал возражать Андрей приятелю.
- Ничего не стоят! Ни - че - го! - усмехался Сергей. - Где те самые "священные камни Европы", про которые твердил наш Федор Михайлович? Нет их! Вместо их - пухнущие гетто арабов и негров и еще вот - пресловутая "политкорректность"... Кстати, если нам в России поступать по - их, то есть по - европейски и вводить "политкорректность" у себя, за один лишь "антисемитизм" можно "смело" подвергнуть запрету книги Чосера и Вильяма Шекспира, Пушкина и Гоголя, и того же Достоевского, а еще и Диккенса, и - Конан Дойла... Подумай!.. Дальше - больше. Аппетит то он, как известно, наступает во время еды... Не запретили Библию в Европе? Ничего - запретят! Запретят из за книги Иисуса Навина - "за пропаганду геноцида". Запретят Илью Пророка - "за религиозную нетерпимость" Ильи к служителям тех идолов -  Астрат и Ваалов! Так ведь? И Деяния Святых Апостолов и все Письма Апостола Павла - туда же! В запрет их! И под замок за "нетерпимость к язычникам"!
Это ли не настоящий "либеральный фашизм"? Кстати, видел я на днях книгу вот про это в продаже. Книгу с анотацией Латыниной Юлии - очень "правого" обозревателя радиостанции "Эхо Москвы"...
Да, я знаю прекрасно в каком мире живу. Знаю, что любые взгляды - политические или хоть моральные абсолютно любого человека можно изменить до неузнаваемости, а любого инакомыслящего засадить в тюрягу. Для того достаточно подбросить человеку этому пару грамм наркотиков или лишь один патрон в карман брюк! Легко! Да полиция сделает это - бедняга и не заметит, а потом же сама ту "улику" найдет!
Или вот еще легче. Можно просто объявить сумасшедшим противника, засадив в спецпсихбольницу несчастного. Ни суда, ни следствия, ни тюремного срока. И свиданья ему не положены, и общения с внешним миром нет. Как удобно!
- Да, в Союзе был раньше такой Институт судебной психиатрии имени Сербского. - вставил реплику Дюша. - При СССР при Хрущеве и Брежневе в психбольницы сажали за критику. Поступали так с иными диссидентами, даже и со знаменитыми людьми. В частности, с известным генералом Петром Григоренко.
- Кстати, не в Союзе эСэСэР и не коммунисты первыми придумали объявлять своих противников "психами". Всем известно, что еще император Николай Первый объявил "сумасшедшим" критика абсолютизма - философа Чаадаева... А Европа... - продолжал Воловин - Со своей "политкорректностью" старая Европа - есть "Страна Чудес" не слабее России то матушки! Вот, хоть книжки снова запрещенные припомним. Ну, там за "пропаганду", "разжигание" разное и за прочую дрянь. И, чего ж?  Вот "Майн Кампф" Адольфа Гитлера запрещен а, к примеру, "Государство и революция" Ленина Владимира Ильича, сам Мао или даже убийца Пол - Пот - не фига. Почему? Нет ответа? Или нам ответа того не дают?
Хотя коммунисты убили людей больше чем национал - социалисты... Да, тот Гитлер - злодей, а Наполеон, а Чингизхан - кто ж есть? Неужто "просто душки"?.. Да злодеи они, может, еще больше его, но портреты их печатают на почтовых марках всех стран! И еще - им ставят  памятники посреди городов! Где же логика? - спросишь ты. А.... ведь ларчик то открывается просто. Все элементарно, Ватсон, как нам говорили в старом, советском кино! Дело в том что в наше время пресса находящаяся в руках... как бы это сказать по - точнее - вдруг замялся Сергей - "космополитического" что ли, вот так... правящего класса который, к примеру,  никогда не даст свободную трибуну никаким национальным силам, если они предлагают ну, хоть что - то, что мешает им богатеть. Например, предлагают некие "правые" сократить приток мигрантов. Но влиятельным верхам сие не выгодно.  Ведь мигранты нужны им для поддержания демпингового уровня зарплат у местных жителей. Не заметить это в пору экономического кризиса на Западе нельзя. 
- Кризис! Кризис! Все орут про тот "кризис на Западе" - пресса, телевидение и радио. Вон программа "Времена - с" и известный Мишико Блевонтьев только и живописуют нам, как там скверно у них, как там страшно и как "тяжело трудовому народу"... А у нас то - и "не тяжело"? Так ведь? - хмыкнул Дюша. - Скажи...   
- Так. Цинизм и бесстыдство полнейшее. И стена, глухая, тупая стена. - продолжал мысль Воловин. - Говорят: "террористы", "фашисты" и "Брейвик"...
- Был еще и другой. Ну, тот самый араб, что во Франции в детей стрелял. Не в французов, а в израильтян. И еще в каких - то солдат - африканцев из Иностранного легиона, вроде...
- Да, все это - на наших глазах. Но никто не задумался: почему происходит "такое"? Или просто молчит, так как трусит. Ведь в Европе теперь и сказать про подобное жутко. Всем нужна "политкорректность".
* * *
- Неужели власти Запада не знают, что десятилетиями не решая самые насущные вопросы, затыкая рты инакомыслящим они сами загоняют политически активных людей в маргиналы и террористы? Им история наша - не в прок? Кстати, так же поступало правительство царской России, породившее эСэРовский террор ровно тем, что в России не было реальной демократии и все - все процессы брожения, критики и нормальной политической борьбы шли во многом подспудно. Власть царя тоже ведь, как Европа сегодня горячо надеялась на свою полицию, тюрьмы. Тоже думала переловить, пересажать всех "брейвиков". Не вышло. Все закончилось Февральской революцией! - стукнул кулачищем Сережа об стол так что кружки зазвенели протяжно и жалостно и девица за стойкой посмотрела с испугом на наших друзей. А мгновенно пробудившийся охранник поднял голову. Потряс ей и прищурился хищно: не драка ли?..   
- Оно ветку рубило на которой сидело - продолжал Воловин - и сгубило себя и страну! Понимаешь ли?.. Но все это - вчера. А сегодня?   
А сегодня и само положение с теми самыми легендарными для нас в семидесятые "правами человека" "добренькому" Западу, да и СэШэА в современной России не интересно нисколечко! И не интересна им ничуть даже и история недавняя, самая горячая для всех - с фальсификацией выборов президента эРэФ! Почему? Элементарно, Ватсон! Сказать?
Современная Россия может "угрожать" в военном отношении странам Запада ровно так, как, скажем, Мексика или Бразилия может "угрожать" ... США! То есть ровно никак! Не понял еще? Неужели?
Для меня абсолютно понятно, - горячился Воловин - что циничный Запад "проявляет озабоченность" только в том случае, если задеваются чьи - то меркантильные интересы или интересы безопасности Западных стран. Это минимум... Сам подумай. Вот, к примеру, злобная, жестокая политика мелкого немецкого диктатора и завоевателя - неудачника Адольфа Гитлера задевала интересы Рокфеллеров, Ротшильдов, Гугенхеймов и Дизраэли, да и прочих настоящих владельцев земного шара, коих даже с президентом великой страны, хоть бы и СэШэА - не стоит путать. Гитлер задевал их интересы ... и за то объявлен настоящим дьяволом. Сатаною в человеческой плоти за прочтение книжки которого "демократы" бросают в тюремную камеру - и на года! Вот за это, за это он объявлен "нечистым" и "чертом", а совсем не за то, что кого - то он там убивал.
Пусть все - правда. Пусть злодей Адольф Гитлер погубил эти шесть миллионов евреев. Поверим. Пусть еще миллиона три военнопленных на немецкой совести. И того - девять. Ведь так?  Но Иосиф Сталин погубил - тридцать пять. Я привел минимальную цифру. А "великий кормчий" Мао? Этот зверь заморил только голодом миллионов так сто. А головорезы Пол - Пота? Да они прирезали в Камбодже аж каждого третьего. Но, однако для "культурнейшей" и "либеральной" Европы плох один только Гитлер. А все: почему?
Потому что другие тираны - говорил Сергей -  не задели интересы европейских и американских правящих элит, и ничем им до поры не угрожали. Ну,  по - крайней мере, до какого то времени...
* * *
- Кстати, - вставил Андрей чуть уже захмелев - в те же самые тридцатые годы сам товарищ Сталин в пору Первых Пятилеток бросил лозунг: "Американская техника - большевистские темпы!" А что это значит, а? - спрашивал он у товарища и сам себе охотно отвечал. - Да вот ровно то, что у той же Америки есть чему поучиться. Так?
В наши дни никто не скрывает уже, - продолжал Андрей - что почти что ровно все советские заводы - "первенцы от первых пятилеток": тракторные, или если откровенно, то - танковые, и автомобильные, например - Сталинградский и Харьковский, Челябинский, Ростовский, реконструированный Кировский, бывший Путиловский завод в Ленинграде, а еще и - Горьковский, и знаменитый "ЗИС" в Москве строенные по патентам от самого Генри Форда, и еще тот самый легендарный Днепрогэс проектировала и строила даже некая американская инженерная Кана...
- Кан - еврейская фамилия. - сказал Сергей. - Кстати, это к делу не относится, но о "космополититческой" верхушке - говорит... Да, не дуйся! Не дуйся, чудак! - говорил ему Серый.
- Я не дуюсь! Что я им: родственник что ли, тем Канам? - возмутился Андрюша.
- Хорошо, что не дуешься! Пива! Еще пива нам - пару кружечек! - крикнул барменше Сергей Воловин.
* * *
- Вот в уплату за свои услуги Запад тот и брал в СССР лес из лагерей Беломоро - Балтийских, золото из Магадана. Это - все продукция ГУЛАГа, - говорил Дюша - а еще и зерно из тех самых раскулаченных и голодающих деревень Украины, Урала, Казахстана и Русского Севера... Только на одной Украине от того Царь - Голода, или как говорят там "голодомора" умерло свыше шести миллионов крестьян. Вот тебе и второй "холокост". Правда что "незамеченный" всякими их Шоу и Уэллсами!.. Брали нефть из Баку, брали из эСэСэСэР молигден и вольфрам, алюминий, марганец и никель... Дело дошло до того, что в тридцать шестом году два советских писателя Ильф и Петров пишут на пару а потом издают в Союзе огромнейшим тиражом в самом главном издательстве "Правда" книжечку "Одноэтажная Америка". Книжечку до краев восторженную, повествующую о почти что райской жизни в СэШэА.  И за это их ... не преследуют даже и в кровавом тридцать седьмом году. Не сажают их, не стреляют. Почему? Потому что их действия - взаимовыгодны той и другой стороне. Так ведь, Серый?
- Так и есть. - согласился друг. - Политика Запада, да и России - советской или хоть "демократической" - есть политика двойных стандартов. Вот еще один яркий пример - c Солженицыным.
До поры Солженицын Александр Исаевич очень нужен был Западу, ну и нашим "родным либералам" со своим исследованием "Архипелаг ГУЛАГ". Но совсем не как борец за какую - то "правду". Эти в "правду" - не верят. - заметил Сергей. - Ни за "светлое завтра" в России, а как фомка, как отмычка для вора нужна. То есть исключительно для слома многолетней коммунистической диктатуры в СССР.
Что придет после, на ее "свято место"? То для них неинтересно было ничуть... Но пока Солженицын был им нужен, потому он был для них - всем хорош.
-  Запад боялся советской военной угрозы и поэтому так "боролся за права человека в СССР" чтобы ослабить противника. - догадался Андрюша. - Как ловко!
- Точно - точно. - закивал головою Воловин - После того, как Советский Союз развалился, Солженицын вернулся в Россию и , о чудо, стал критиковать политику уже тех "либералов" российских...
- Хороши "либералы"! Расстреляли парламент в девяносто третьем! Погубили море жизней вместо того, чтобы честно и достойно идти на выборы! - поднял кружку Андрей. - Сам то помнишь?
- Вроде, но так... смутно. Ведь о том не говорят правдиво. - продолжал говорить товарищ. - Все надеются власти на короткую память народа... Я ж еще про Исаевича то не дорассказал.
Вот он стал критиковать этих гадов... Что тут началось? Шум! И крики! Проклятия!
- Реакционер! - заорали все воры России... Выгнали Александра Исаевича с голубого телеэкрана.
- От того что год от года - "голубей" и "голубей"... - хихикнул Дюша. - Вот уж верно, как в песне: "Как Вы яхту назовете, так она и поплывет..." 
* * *
- После написал Солженицын не книжку а книжищу толстую, аж два тома - по еврейскому вопросу - обстоятельно. Называется труд - "Двести лет вместе". Читал?.. Он там много неприятного, но честного пишет. Пишет о террористах - эСэРах и о боевиках - сионистах провоцировавших погромы в Российской империи. Пишет о евреях-большевиках и зверях ЧеКистах...
Усомнился он вот там же, между прочим, и в легендарной, всем известной и никем недоказанной цифре - шесть миллионов жертв нацизма со стороны евреев... Что еще?
Поругал немного Галича за "приватизацию лагерной темы". Сам - то уважаемый Александр Аркадьевич не сидел же ни дня. Не при Сталине, ни при Брежневе. Но о зэках писал он много и охотно... Вспомнил Солженицын и тех сталинских холуев от культуры. Всех тех блантеров и цфасманов, и дунаевских... То есть написал человек интересную и вполне объективную книгу!
И что началось? Опять шум! И скандал! И проклятия посыпались!
- Антисемит! Реакционер! Черносотенец... хуже Гитлера! - вот что орали ему "либералы"...
После для чернения Солженицына этой сволочью были написаны уж не только статьи, но и целые толстые книги полные до краев всякой грязью и небылицами переписанными, между прочим, у советского агитпропа "застойных" времен... Вот как мир современный устроен! Учись! - покачал Воловин кружкой в сизом, дымной, прокуренном воздухе. - Так давили великого. Это мертвого Солженицына власти "сильно любят". А живого? А живого - боялись!..
- Абсолютно понятно, что, к примеру, любого муравья из каких - нибуть там террористов, что пойдет безумно "против течения" - раздавят. Его будут давить, а слепые и разные дурни будут радоваться. Как же: идет "смелая борьба с фашизмом"!.. Кстати с Гюнтером то Грассом была этакая точно история. - вспомнил Дюша.
- А кто это? - оживился Сергей. - Вроде, имя знакомое. Что то было в "Новостях" когда то. А чего? Не припомню.
* * *
- Это знаменитый лауреат Нобелевской премии по литературе, выдающийся немецкий писатель, уроженец города Данцига - сказал Андрей. - Знаешь, - говорил он - был на свете такой замечательный, славный и старинный, ганзейский город - немецкий... Был, да весь, как говорят в народе, вышел. Теперь это - польский город Гданьск. Родной город того самого усатого пана - электрика Леха Валенсы и его профсоюза - "Солидарность". Ну, c той самой верфи имени Владимира Ильича Ленина...
Только Гюнтер к тем полякам отношения никакого не имеет конечно же. Он - наследник тех восточнопрусских крестьян - кошубов, от которых следов не сыскать в том краю.
- Почем же так? А? Где они? - спрашивал Воловин и Андрей рассказал ему все.
* * *
О "ЭСЭСОВЦЕ" ГЮНТЕРЕ ГРАССЕ

- И так, жил да был Гюнтер Грасс. - начал Дюша рассказ. - И писал он до поры до времени разные романы, ну, позорящие, так сказать, их немецкий национал - социализм. Написал себе он "Жестяной барабан" - а ему и Нобеля в Стокгольме, и кино от режиссера знаменитого. Написал "Собачьи годы" - и тут Гюнтеру почет и уважение от антифашистов разных. Хвалят, хвалят они Гюнтера, не нарадуются - Ай да Гюнтер! - говорят антифашисты - Ай да, ты, хороший партийный наш, "красный" товарищ! Рот - фронт! - говорят - Так держать!
Ну, и сыплют ему в рот, значит, от своего фронта все евро да доллары. Хорошо ведь?
- Хорошо. - согласился Серега. - Нам бы так...
- Но "испортился" для них товарищ Гюнтер Грасс. - продолжал Андрей - Дернул черт его, не иначе, написать один роман. "Траектория краба" - называется книга, где была им показана только малая часть той великой трагедии которую пережил немецкий народ в Восточной Пруссии и вообще в Восточной части  Германии при "освобождении" этой самой "Германии от фашизма победоносной Красной армией" русских коммунистов, "освобождавших" попутно многих немецких гражданок от чести - многих и группово, и до смерти, а всех прочих немцев - от имущества и жизни - по - расположению и по "благородству" этого "освободителя". То есть описал товарищ Гюнтер геноцид сталинистский. Геноцид от которого бежало тогда в сорок пятом году немцев так ... - чуть задумался Дюша - миллионов, примерно, двенадцать - из Восточной Пруссии, Померании, Силезии... Геноцид не виданный Европейскими народами со времен, пожалуй разве что, нашествия Атиллы - легендарного "бича божьего" - варвара, что ходил на Древний  Рим в первом, что ли, веке Новой эры...
Что тут началось? Понятно, что - Крики, угрозы, проклятия!
- Ты - нацист! - орут "красные" Гюнтеру. - Ты, собака, всех евреев в Европе своими руками убил! Все шесть миллионов, черт возьми! А кого не убил, того вместе с бесноватым фюрером убить пытался...
Стали рыть под него компромат и ... нашли "криминал"! Верите? Нашли! Нашли что наш Гюнтер Грасс в возрасте аж семнадцати лет в пору своего житья в еще не отнятом у немцев том городе Данциге был призван ... в части противовоздушной обороны! А те части числились, как "войска СС"! То есть, говоря по -русски, - уточнил Андрей - были образцовые. Ну, гвардейские те части были в их немецком вермахте. Понятно?
- Ясно, ясно... - закивал головою Воловин. - Давай дальше.
- Дальше... - говорил Андрей. - А что: дальше? Дальше всем известно, что Нюрнбергские мудрецы официально признали эти самые "СС" - "преступной организацией"!.. эНКэВэДэ или, скажем, хоть СМЕРШ перестрелявший наших то солдатушек не меньше, чем их войска СС - хрен кто такими признает, а тут тебе: "пожалуйста"... Ну, и стали донимать старика. Принялись орать ему прямо в лицо, пуще прежнего - Ты - старый эСэСовец! - орут. - Ты евреев руками душил! Кровь детей вытачивал и мясо человеческое ел! - и принялись книги Гюнтера тащить из немецких библиотек публичных на помойку.
- Да... Германию бомбили... Да, во время авианалетов Союзников погибло аж три миллиона Ваших соотечественников - женщин, стариков, детей... - глупо и нелепо оправдывался перед этими ничтожествами старый немецкий писатель. - Вспомните трагедию города Дрездена...
- Ничего не знаем! - голосили пламенные антифашисты. - Ты - фашист и поэтому - враг всего человечества! Ты - против коммунистов и евреев был! Ну, а кто, ну, а кто обидит последних - жить не будет! - заходились в негодовании они. А потом маршировали стройными рядами по Берлину в ночь с зажженными факелами на Первое мая - свой законный "пролетарский" праздник. Так они боролись с немецким фашизмом!.. Вот и все. И все это - есть чистая правда...
* * *
-  Хорошо, - помолчав чуть добавил Андрей - что мальчонка Грасс Гюнтер дезертировать сообразил во время из своих "войск СС". Вот спорол он, солдат - желторотик, руны "зиг" с шинельки и дал деру. А иначе... Иначе бы "славные освободители" живо бы пустили пацана в расход. Но... и  это - еще не самое страшное, что могло бы с парнем приключиться...
- Что ж страшнее смерти то? - пьяно вдарил кулаком Воловин по столу. - Неужели есть такое в мире?
- Да вот попади он в русский плен, - поднял кружку Андрей - и  поехал бы тогда наш мальчик Гюнтер, ровно как "член преступной СС" "искупать вину" на "великие стройки коммунизма" в ШТАЛАГ для "военных преступников". В наш Союз нерушимый поехал бы в телячьем вагончике. А чего? Надо ж лес кому - то рубить, рубить уголь, строить жилые дома и заводы, дороги мостить и плотины на великих наших реках ставить, к примеру, в далекой Сибири... Смертность в нашем  ШТАЛАГе была хоть - бы и все - таки меньше ГУЛАГовской, но была и она. И совсем уж "недетской", говоря откровенно. Так что вовсе не факт, что не помер бы мальчик наш Гюнтер, так до года, - чуть задумался Дюша - так до одна тысяча девятьсот пятьдесят пятого. Именно в тот год по договоренности между Аденауэром Конрадом и Никитой Хрущевым  из Союза ССР стали отпускать на родину всех "немецких военных преступников"... Думаю, что Гюнтер Грасс десять лет на сибирском морозе мог бы и не протянуть...
- И свободная их, их подлинно демократическая Федеративная Республика Германия имела бы сейчас ровно на одного Нобелевского лауреата по литературе меньше... - хмуро продолжил Сергей. И махнул рукою барменше - Дай ка нам, любезнейшая, водки! Больно мне! Душа горит!..    
* * *
ПОЧЕМУ ЕЩЕ ЖИВЫ? ЗАЧЕМ?

- Господа, - говорил Сергей обращаясь как - будто в пространство, то есть словно ко всем на земле, но глядя на Андрея конкретно - Вы никогда не задумывались над простым, элементарнейшим вопросом: почему вы все еще живете на земле? Почему землю топчете? Почему еще воздухом, хоть бы и не свежим, но дышите? Не "зачем". Этого то Вы не знаете, да и знать не желаете совсем. Вы не думаете "так высоко".   Нет. Я про другое: кому жизнью обязаны? Сказать? Только чур - без обид и без воплей истеричных: "Воловин - нехороший человек..."
Простите, друзья, - говорил пьяный парень - но своею жизнью дурацкой на планете Земля Вы обязаны... Гитлеру Адольфу Алоизовичу и еще - Лаврентию Павловичу Берия. Объяснить? Объясняю.
Гитлер... что? - закивал головою Сергей. - Он напал на Советский Союз двадцать второго июня сорок первого года. Ведь так? И что это значит?
Значит это, дорогие друзья, - поднимал он рюмку "беленькой", что тем самым сорвал планы "великой, красной империи", как сказал бы товарищ Проханов, изготовившейся к броску для "освобождения народов Европы от фашизма и капитализма". Вот тем самым этот гад спас в дальнейшем, сам того не желая, хоть -бы часть Европейского континента от "великого красного проекта". А иначе - косил он глазами - и ... Франция, и Испания напоминали бы сегодня нам ... Молдову, а город Лондон - город Ленинград времен "застоя". Да и то - в лучшем случае...
Сохранился так называемый "свободный мир". Пусть и со всеми своими пороками, но хоть так...
- Не до жиру... - заметил Андрей.
- Западная Европа и Северная Америка - продолжал разоряться Воловин - и все эти малые и подконтрольные им страны и территории - Африка, Латинская и Южная Америка, Азия.
- Азия - с... - поддержал его поминутно косеющий Дюша.
- Человечество избежало мирового ГУЛАГа. - говорил Сережа - Этакого "счастья по-советски"... Да те европейцы памятники гаду Гитлеру ставить должны бы,..
- ... из чистого золота и бриллиантов, - ловко ввернул Дюша.
- ... а не хулить его постыдными словами... Почему то Наполеона или даже Чингисхана - никто не хулит? Я, по крайней мере, не слышал! А ведь тираны и убийцы они были еще "те"...
- Да, одна наша знакомая - родом из стран Средней Азии... Родила недавно... - говорил запинаясь Андрей. - Вот мы к ней: как де сына то назвала? А она: Тимур! В честь того, значит, Тимура, что ходил и ... всех резал не хуже Атиллы. Вот возьмет Тимур город и - всех под корень. Истребление - совершенно полное! Но... для них то он - вроде как Наполеон для французов! Повод для национальной гордости. "Среднеазиатский Бонапарт"... Ему там памятники ставят, улицы в его честь называют. Была улица "Ленина", стала - "Тимура"! Хорошо?
Как  то раз - рассказала она - очень надо было посмотреть Тимуру поле боя сверху. А холма нет. Место ровное. Что же делать? А вот: что?
Привели к нему пленных - немало.
- Заколоть! - командует изверг. - В гору трупы сложить! Так, хорошо, хорошо...
Закололи несчастных людей его воины. Трупы бросили горкой и Тимур взошел по их трупам - смотреть на поле битвы! Вот такой был Тимур. И что Гитлер, что Сталин по - сравнению с ним? Гуманисты, интеллигентики мягкотелые, ведь, право...
* * *
- Что касается Лаврентия Берия, - говорил Воловин - то ведь именно он и дал приказ своим людям отравить Сталина Иосифа, что планировал начать Третью Мировую не позднее пятьдесят четвертого года. О том Ракоши - диктатор Венгрии коммунистической открыто пишет. Войну с масштабным применением ядерного оружия в Европе. Для того и Жуков гонял через эпицентр ядерного взрыва войска на Тоцком полигоне. А конфликт... он вокруг Берлина Западного и всей этой их ФээРГэ разгорелся б в момент. Кстати, и Хрущев ведь хотел за Берлин тот подраться. Проходили мы в школе шестьдесят первый год: почему стену ту строили? Знаем...
Ну, в Азии? В Азии война в Корее уже шла. И была та война, как начальная только завязка для большой, для ядерной бойни. Так что не хулить Лаврентия то Павловича мы по - чести должны,  а поставить памятник "великому сыну своего отечества и всего прогрессивного человечества".
- И, желательно, не меньший по размеру, чем те каменные бабы у "застойного" скульптора Вучетича что стоят в Волгограде на Мамаевом Кургане и на Днепровских Кручах в Киеве! - засмеялся Андрей. 
* * *
- Да уж, если честно говорить про нас, то есть ровно про то, что мы представляли из себя в сорок первом, то без всякого преувеличения можно говорить, что для всего цивилизованного мира мы были тогда ровно тем, чем какая - нибудь там "Северная Корея" предстает перед нами сегодня. Абсолютным злом и "страной дураков." - говорил Андрей. - Это - правда!..
Да, у всех воевали деды. У тебя, у меня... Ну, и что? После этого надо "не знать", что почти что все немецкие солдаты принимавшие участие в войне против эСэСэСэР искренне считали, что походом своим на Восток они спасают европейскую культуру и цивилизацию от самого большевистского дьявола. И ведь были правы, черт возьми... Про участие на их, немецкой стороне тысяч белоэмигрантов и тем более про участие более чем миллиона "бывших советских людей" я уже и не говорю. И мотивы их "коллаборанства" и "предательства" в наши дни "не ясны" лишь законченным совейским дебилам...
- Слишком многим привычнее не думать, просто прятать голову песок, как глупый страус.

   Я - маленькая девочка -
   Играю и пою!
   Я - ... Пупкина не видела,
   Но я его люблю..."

Вместо "Пупкина" можно поставить по вкусу "Ленина", "Сталина" или хоть "Брежнева". Вкус у "блюда" будет ровно тот же! "Не допустимо искажать историю..." - криво усмехался Сережа Воловин - А кем? КэГэБэ? ФэЭсБэ или ПУРом? Да нас и переписывать нечего! Есть художественная литература - Бунин, Гиппиус, Шмелев, Солженицын, Шаламов и прочие. В ней содержится некий и довольно большой процент исторической истины. А каких историков Вы еще, дорогие россияне, знаете? Суслова? Или Роя Медведева? Так один другого стоит ведь, ей Богу!
- А кого сие волнует? - волновался Сережа. - Разве кого то волнует, что такие примитивные, дикие фильмы - комиксы, как, к примеру, "Шпионыш" появляются в прокате? Да, почти что никто... Редкая халтура по сценарию полуофициального писателя халтурщика Кукунина. Для кого ж он пишет, а? - хрякнул водки Воловин. - Для того самого "дерьмократического, офисного хомячка" у которого в голове одна только извилина, да и то - прямая? Или это вот такой новый, официальный патриотизм - казенный?
Да, у Брежнева для лизания жопы у андроповского КэГэБэ был Семенов Юлиан. Для прославления эМВэДэ того, щелоковского - братья Вайнеры. А сейчас - лишь Кукунин с его сказочным Эразмом? Не богато! Впрочем, чем богаты - тем и рады! - язвил парень. - Нынешних то ГэБистов и ментов и показывать народу стыдно! Вор на воре и убийца на убийце. Вот и промышляет наш Кукунин своими эразмами...
А - о кино "Шпионыш"...  Никого, никого в России у нас не смущает весь этот мерзостный "гламурный сталинский совок"?.. Да какие телевизоры, какие там еще приборы ночного видения, разговоры по скайпу и эМГэУ на Ленинских горах быть могли в сорок первом году? Бога побойтесь, как глупо!
- Я и сам то читал, - поддержал его Дюша - что в тридцать шестом году в городе Москве ... "лошадей  было больше, чем автомобилей". Это из  воспоминаний дочери посла СэШэА из тех самых предвоенных лет.
- Да сними кто - нибудь в сегодняшней Германии - принял снова Сережа на грудь - кинофильм про их Третий Рейх где сам Гитлер и с ним все нацисты не едят вдруг на завтрак еврейских детей, или даже  их штурмовики не линчуют бедных гомосексуалистов, пацифистов и коммунистов прямо таки "не отходя от кассы" - так такого режиссера если и самого не линчуют публично, то уж точно затравят ловко организовав компанию в "свободной" прессе. После этого его вовсе лишат всяческой работы и средств к существованию соответственно! И это - "свобода"? И это - есть "антифашизм"? 
- Помню я историю про одну вот тетку, - поддержал его Дюша - тетку с их телевидения, которая всего то и сказала в эфире что - то типа: "Во второй половине тридцатых годов в Германии государство оказывало хорошую помощь материнству и детству..."  Это было - чистейшая правда... И что с ней стало? Знаешь? Объявили "проклятой нацистской" и поперли ее с "волчьим билетом" с работы. То же происходит в оккупированной до сих пор войсками СэШэА их Федеративной Республике практически с любым независимым и элементарно честным историком. Ведь чтоб быть беспристрастным, то есть чтобы освещать не с коммунистической и не с сионистской точек зрения трудную историю своего Отечества - надо сильно рисковать головой. Это - подвиг на который способен не каждый. А особенно когда за полуправду и полную ложь предлагают карьеру, помощь в издании книг и немалые гранды...
- Кстати, в современной Германии - как бы вспомнил Сергей - даже и само это слово - "Отечество", что по  их, по - немецки звучит: "фатерланд" провозглашено "нацистским" и чуть ли уже не запрещено строжайше! Сказал немец раз "Отечество", "Родина", "земля предков" - и все! Для "антифашистов" он - уже конченый "наци"! Он - убийца шести миллионов евреев... Кстати, многие не знают - засмеялся он -что и цифра то эта - условная. Цифра чисто "ритуальная". Не дуйся! - крикнул он на Андрея. - И не вороти лицо! Смотри правде в глаза! Цифра та была придумана Сталиным и Союзниками специально для суда в Нюрнберге. Почему "шесть", а не "пять" и не "семь"? Это просто! Шесть лучей у Звезды Давида - символа иудейской религии... Кстати, - засмеялся Сергей - сказал бы наш Иосиф Виссарионович тогда: "четыре" - и тут бы с ним ровно никто не стал спорить. Сталин нуждался в Израиле тогда, в самом начале Холодной войны, которая должна была перетечь рано ли, или поздно в Горячую, только как в стратегическом плацдарме для дальнейшего сокрушения капитализма, потому и игрался до поры с сионистами... пока те его не кинули с их "израильским социализмом".
- Дальше было знаменитое "раскрытие псевдонимов" и "борьба с космополитизмом". А под занавес "культа" и "дело врачей"... Вот откуда у истории той "растут ноги". - признавал полнейшую и безоговорочную правоту Воловина Андрей. А Сережа Воловин говорил, говорил, говорил...
-  У союзников дела - говорил Сергей Воловин - при их капиталистическом раскладе были еще проще, чем у коммунистов в Советском Союзе. Были Ротшильды и Вандербильд, Гугенхейм и Рокфеллер. Вся Нью -Йорская биржа, весь Уолл Стрит, Голливуд и вся пресса... Это там - у них... А у нас?.. А у нас в киношку на каких-нибудь "Американских недоносков с пирогом" ходят ... вот точно такие же убогие. Жрать поп - корн и под юбки девкам лазать. Вот для них - и кино "Шпионыш" сняли! "По заказу" публики... Так и родное эНКэВэДэ прославить можно распилив чуть бюджета "на патриотизм". И развлечь пацанов и пацанок так в свободное время от секса - не грех. Да и бабки стрясти с идиотиков! Это ж - главное! Молодцы, словом, авторы фильма! Это все - по-нашему, по-советски!..
- Вспомнил между делом - загундосил пьяный Дюша - я слова атамана казацкого того ... ну, ... Петра Краснова одним словом... Да, того вот самого, который воевал в союзе с немцами в тe Вторую Великую войну против "красных", то есть против советских уже... А слова эти самые из его романа "За чертополохом", и по - еврейскому вопросу между прочим... Там один герой, - вспоминал принимая на грудь очередную малую рюмашку - человек приехавший с их "гнилого" Запада в нашу новую, нашу сказочную, монархическую Россию очень удивляется, когда он узнает, что ровно все народы в ней живут очень мирно, и даже нас... - чуть запнулся Андрей - то есть именно евреев и полуевреев никто и никогда не притесняет. Вот он спрашивает там у одного человека: А у Вас евреи живут? - Живут. - отвечает ему человек тот: Только они нами не правят!..       
А то что выходит? В чьих руках в современном мире находятся информационные ресурсы ведущих стран мира?.. Отрицать - это глупо... Один Позер и Арнст, только вот Ларрик Кингстон и тот самый Муди Вафлен... Братцы Коэнцы и ...
- И имя им - легион. Ты - не парься! Ты же наш, устьрятинский пацан с Пролетарского Вала! Плюй им в морды! И бокс им всем! Бокс, бокс, бокс! - положил ему Сережа на плечо свою большую руку. - А история, да еще "объективная"? Черт с ней! Есть литература, и того - достаточно. Ведь так?.. Так что к черту и в печку все учебники истории - новые, старые. Будем думать и читать все и сами. Без поводырей и без манипуляторов - разных там барсуковых - козицыных...Для начала слово хоть бы и художественное умных, русских людей. А потом, Бог подаст - и до честных публицистов, и до непрофессиональных историков, может, дойдем и найдем. И не будем сердиться на тех, кто намерен защищать сказки вздорные. Это ведь - так глупо!..
* * *
Утопая губами в белой пене он приник к желтизне янтаря, но вдруг словно вспомнив про что - то важное резко отстранился и поставил запотевшую кружку на стол.   
- Но все это, но все это, ... - начинал Андрей - говорит только: как? Ну, как жить? Понимаешь? А зачем? А зачем нужно то все это, скажи? Или "не за чем"? - говорил он откинувшись на дерматин диванчика. - Если "не за чем", так тогда, может, лучше и не жить? Зачем в грязи то купаться? Где тут смысл? Я - не вижу. Ответь...
- Э... Вот ты как? Для тебя просто "как" - не интересно! Ну, ты "фрукт"! - стал грозить ему пальцем Воловин. - Все тебе и скажи. - усмехался Сергей. - Думаешь, я - знаю. Ну, а я - не знаю ни фига. - засмеялся он пьяненько. - Так то, парень.
- Нет. Ты тупишь... Отвечай мне... - снова стал подступать к нему Дюша.
- Ну, это самое... Раньше как говорили? Надо воспитать всесторонне развитую ... это...
- Личность, что ли? - догадался Андрей.
- Ее, к бесу. - согласился Сережа. - Только извинти, но хрен один... - захихикал он снова. - Хоть воспитывай, хоть не воспитывай - коммунизма то не будет никогда...
- Почему? - стукнул кружкой Андрюша. - Как так, блин, без коммунизма то? Ну, а коль я так хочу?
- Ни хрена не получится. Потому что любой из нас - есть сволочь. - закивал головою приятель. - Не подходим мы для коммунизма. Сознайся...
- Да почто? Почто так?
- Сам не знаешь, Андрюша? Ведь тебе, и мне, и кавказцам вот тем, девкам, барменше, охраннику, нашим преподам и нашим "предкам" их "рубашка ближе к телу". Так? А что тот "коммунизм"? Отвечай!
- Что? - не помнил Андрей. -  "Ликвидация всей частной собственности на средства производства"? - выдавил он из своей головы невесть как сохраненную, еще школьную формулу.
- Ни фига. - заявил ему Воловин. - Это ты про социализм, а не про коммунизм! Вот так то! Понимать бы надо, грамотей... Коммунизм - это... - принялся размахивать руками он - это счастье! Ты - понял? Это я вот тебе, и ты - мне, как друзья, не за деньги, а так... Все работают, а потом - отдыхают. И счастье. И вот так - каждый день! Не понял?
- Понял - понял. - закивал головою Андрей. - Только так... не бывает, чтоб все, и что б - вместе. Это ж надо тогда, ну, любить надо что ли друг - друга... - догадался вдруг он. - А за что? Да... ведь не за что! Потому все это и есть одна лишь сказка, что не за что друг - друга нам любить. Как же, будет тебе вон та барменша наливать тебе пиво бесплатно. Никогда. - заязвил он противно. - Или хоть тот охранник - ты ему не заплати, так он и драку в заведении вот этом разнимать не полезет. Больно ему надо - "по любви". Дураков в мире нет...
- Ну, а как же мужчина и женщина? - не отступал Воловин. - Люди подвиги всякие не раз свершали и вообще... Неужели все "по - расчету"?
- Не всегда. Хотя ты то видал эти "подвиги", или только о них в разных книжках читал? Да, бывает, бывает. Ты прав... - соглашался Андрей. - Но, пойми. Тут - другое. Тут - эрос. То есть тот биологический инстинкт продолжения жизни, что заложен природою в нас. Мы ведь "любим глазами". Биология. Поиски самки. И - все понятно!.. Да, при этом важны общность интересов, характеры... Но и только. Как там у кого то сказано? - чуть замешкался он - Вроде, даже у Зигмунда Фрейда: "Эрос и тонатос правят миром." Слышал ты такой? Эй, ответь! - тормошил он Сергея.      
* * *
- Так то, так то... - закивал головою Сергей. - "Эрос" - знаю. - словно бы проснулся он. - А этот... а "тонатос" то что такое, Дюша?
- Это,... - стал припоминать Андрей - это, вроде, как "страх смерти". Так сказать то можно. А точнее мне не объяснить. Греки древние смерти боялись, а мне что, отвечать? - пробовал он обратить все в какую то шутку чувствуя, как липкий ужас зябким холодом вновь вползает под сердце ему.
- Точно - точно. - улыбнулся так и не поняв состояние друга Сергей. - Это верно подметили греки. "Все там будем", так? И какой уж тогда "коммунизм"? - потонул Сергей в пене. - Даже и "социализм" по - барабану, раз по - Фрейду этим миром правит жажда мужика спать с бабой, бабы - с мужиком, а еще - смертный страх. Страх перед небытием страшит любого. Про то еще ведь и Гамлет, принц датский...   
- Какой там "Гамлет", а? Какой там к черту "Гамлет", - ударил кулачонком Андрей, - когда все бессмысленно? Мышеловка, понимаешь ли ты? Мышеловка... Целый свет - мышеловка, где мышка - ты сам.
* * *
- Эт... ты прав! - выдавил Воловин. - Слушай. - поманил он Андрея и горячо заговорщически ему через стол зашептал. - Слушай, - говорил он - хочешь, я тебе секрет сейчас самый военный скажу? Только ты уж никому не говори! Согласен?
- Да, согласен, согласен... - пьяно замотал башкой Андрей. 
- Ну, так слушай. - начинал не торопясь Серега. - Тут мы толковали о чем? О личности, о смысле жизни да о счастье людей. А знаешь ли ты, что вот может быть скоро и... людей на планете ничуть не останется? Ну, врагов то России уж точно... - чуть поправился он.
- Как это? - обалдел Андрей. - Термоядерная что - ли будет? Нет, ее не допустят. Это же - всему конец. Ни одно правительство в мире никогда не решится на такую войну.
- На такую то, может, и "нет". Ну, а на другую - "да", решится. Вот отец мой в знаменитой "Грозе" - инженером. Проект "Гром и молния" - ты не слыхал? Нет? Значит, тебе и не надо... пока. Знать не надо, пока не обжегся. Человека ... не будет. - заявил Сергей. - То есть, я не тело имею в виду. Духа, духа не будет. Или, как там ее? 
- Души? - догадался Андрей.
- Ее самой! - подтвердил Сергей Воловин. - Э... да что там "пули"? Что "ракеты"? Фигня. Вот послушай, о каком новом оружии идут разговоры сегодня?
- О каком?
- Лучевом, геофизическом, волновом, генном, психофизическом... - стал перечислять он - Совершенно экзотические виды оружия. И все это - только в нашей армии. Прикинь...
Я сам своими глазами брошюрочку видел. А там - черным по - белому ясно: "В реализацию Госпрограммы вооружений на две тысячи одиннадцатый - двадцатый годы заложены вот такие задачи..."
Эти новости уже наделали немало шума во всем мире. Шума то... конечно, "не для всех". Но кто слышал, тот и понял. Некоторые зарубежные СМИ даже обвинили Россию в попытках создания оружия, "запрещенного международными конвенциями". В ответ на это ряд наших отечественных экспертов, наоборот, на зло им заявили, что де "наши иностранные партнеры" путаются в терминах, а заявленные ими виды вооружения якобы разрабатываемые нашей страной - есть "плод больного воображения, пережиток сознания Холодной войны".
Я спросил у отца, а он уклончиво - Истина то где - то рядом. - говорит. А потом...
А потом батя выпил и рассказал. Говорил, что все перечисленные виды оружия не подпадают ни под какие запретительные конвенции. Парадоксально, - говорил отец - но биологическое оружие строго запрещено, все его запасы и все мощности по производству болезнетворных бактерий и вирусов и в СэШэА и еще в эСэСэСэР были уничтожены. А вот гораздо более страшное по своей сути воздействие на геном человека, любого живого существа и растений - вполне допустимо. Генная инженерия и генная модификация с целью улучшения сортов растений и видов животных относятся к так называемой научно - прикладной деятельности. Активно этим занимаются и в СэШэА, и в Западной Европе. Нынче от улучшения породы, к примеру, свиней до улучшения породы человека - один шаг. Чем не "обыкновенный фашизм"? И еще не ясно - говорил отец - не стали ли известные всем вспышки атипичной пневмонии или свиного гриппа прямым или побочным эффектом использования генной инженерии?
Стоит уточнить, - говорил мне папаша - что на Западе исследования в этом направлении на протяжении второй половины Двадцатого века шли весьма интенсивно. Продолжаются они и сейчас. А в Союзе генетика долгое время была "продажной девкой империализма", и к ней относились с презрением. Но все это - раньше. А сегодня?
А сегодня в России на серьезные генетические исследования денег не было и нет. Возможно они и найдутся. Но в любом то случае от мирового уровня наши ученые отстали уже навсегда.
А насчет "лучевого, волнового и психофизического" оружия, - говорил мне папан - здесь нам можно посоревноваться. Более того, - хвастал он - по целому ряду боевых направлений еще недавно наши специалисты опережали намного тех же американцев.
- Вирусы, бактерии... - понятно. - потянул Андрей. - Заболел солдат и помер. Ну, и это - работает также?
- Нет, нет. - замахал рукой Воловин. - Ты пока ничего еще не понял. Я тебе расскажу. Вот, послушай.
Действовать на человека можно ведь не только пулей или ядом, бактериями но и разного вида излучениями. Это пытались осуществить на протяжении всего миновавшего уже Двадцатого века... Дело в том, - продолжал Сергей - что клетка любого живого организма имеет два электрических полюса: "плюс" и "минус", представляя из себя некий типичный колебательный контур, по законам физики способный излучать и улавливать электромагнитные волны определенной частоты. Многие, даже солидные ученые в самом начале Двадцатого века были твердо уверены, что если определить точную "жизненную частоту" конкретного чисто человека или его внутренних органов, например головного мозга, то возможно творить настоящие чудеса.
- А именно? Что? - заинтересовался Дюша. 
- Что? - засмеялся Сергей. - Да передавать информацию непосредственно в мозг! Можно сделать обычным явлением то, что называется телепатией и ясновидением! Вот "что"! Хорошо? Да вояки о таком мечтают! Ни тебе радиосвязи, ничего...!
Надо бы сказать, - говорил мне батя - что вот человек хоть бы наш, российский и является, говоря так образно, просто таки приемопередающей антенной, то есть ритмы его электрического биополя вроде бы довольно хорошо изучены, уподобить гомо сапиенс - рус обыкновенному, простому радиоприемнику не получилось, к сожалению, до сих пор. Это Бог, возможно, так хранит свое творение земное от слишком уж грубых посягательств на его душу! - смеялся он не раз.
- А если серьезно? - хлебнул горького хмеля Андрей.
- А серьезно, увы, нарушать нашу хрупкую психику и даже убивать человека при помощи направленного электромагнитного излучения определенной частоты наши чудо - ученые все - таки уже научились. Но вот только... здесь в экспериментах проявилась зловещая закономерность. Те, кто создавал и использовал психотронные "генераторы смерти" у них на "Грозе", сами быстро поумирали, всего чаще от рака. - Есть, наверное, темы, запрещенные для познания самой Природой. - говорил мне про это отец.
Кстати, генераторами этими и другим оборудованием воздействующим своими полями - лучами на психофизическое состояние какого-нибудь индивидуума, занимались в основном спецслужбы. КэГэБэ а потом ФээСБэ, ГэРэУ... Слышал про последнее? Не читал Суворова?.. Но в Генштабе армии тоже не спали.  Там пошли своим путем к овладению абсолютным оружием. И уже подошли совсем вплотную.
- Если, конечно, они там не врут... - захихикал над пивною кружкою Андрей. 
* * *
- Там у них засекречено - все. Хрен кто догадается. Даже эти... шпионы. - разорялся Сергей. - Батя говорил мне раз в подпитии, что еще эСэСэСэР стал первой страной в целом мире, где, особенно не афишируя и не претендуя на разные их буржуйские Нобелевские премии, смогли практически применить ту полулегендарную "теорию единого поля", которую вроде бы понимал, но так и не осознал до конца Альберт Эйнштейн...
- Он марксизма-ленинизма то не знал, вот и не потянул, бродяга. - ухмыльнулся Дюша.
- Э, да ты... Я тебе серьезно, как тайну. А ты... - чуть обиделся Серый. - Раз не знаешь не фига, так не мели. Опираясь на эту теорию сам Никола Тесла чудеса творил. Все работы по психо - энергетическим полевым системам, объединявшим ровно то, о чем говорилось раздельно были строго засекречены...   Лучевое, волновое и психофизическое оружие...Но не только потому, что в случае реализации оно обеспечивало полное превосходство над противником, но и потому, что входило по своим физическим принципам действия в критическое противоречие с официальной наукой, для которой, например, такое вот понятие, как "эфирное пространство", было лишь поэтической аллегорией, а не физической реальностью оно было в свое время "задвинуто под сукно". А потом...
- Что "потом" то? - недоверчиво кривился Дюша.
- А потом - распалялся Сергей - спецприказом от самого начальника Генштаба генерала Моисеева аж еще в уже далеком восемьдесят шестом году была создана лаборатория...
- Тоже "спец"... - хмыкнул друг.
- ... которую возглавил полковник Михаил Бажанов. Или просто "Мишка" - говорил мне отец.
За короткое время этой самой конторой были достигнуты просто таки невероятные по эффективности результаты. Так, их полевые генераторы оказались способны очищать от любых загрязнений огромные акватории воды и даже землю. Эксперимент проходил тогда в Чернобыле. Злые языки до сих пор говорят, что тот этот взрыв на АЭС с небывалым выбросом рентген проходил в рамках новых испытаний их "Грозы" на пересеченной местности. Думали, очистят быстро. А потом генератор заглох. Ну, и вышел хвост на Польшу - Швецию тогда в апреле...   
Это же военные, пойми. Оттого убивать и крушить им привычней, чем чистить и строить... Вот, к примеру,   сделать самый чистый источник воды непригодным для питья - это можно. Это им - легко. "Мертвая вода" - не слышал? Только в сказках? Ну, ну... Такая вода не становится отравленной, сохраняет все видимые физико - химические свойства, но живыми организмами просто не усваивается. Страшно?
А вот еще. Интересные эксперименты были проведены на "Грозе" с нефтепродуктами. К примеру, дизтопливо после облучения генераторами могло усиливать свою энергоотдачу, что вело к повышению мощности двигателей и значительной экономии горючего. А могло, после облучения, но уже другого, c измененной частотой поля, вообще потерять любую способность гореть. Сказки? Ну - ну... На одном из армейских полигонов провели тогда эксперимент. - говорил мне отец. - Тогда после облучения колонны танкового батальона вот таким генератором, находившимся в неприметном, скрытом месте аж за много километров от места расположения этих машин, все дизели одновременно заглохли.
Союз эCэCэР обошел скачкообразно СэШэА по созданию оружия, использующего действительно так называемые "новые физические принципы". Да завершись перестройка надлежащим образом, - говорит папаша - и Советский наш Союз стал бы вовсе непобедим без любого ядерного оружия, а вот Штаты Америки быстро растеряли бы все сверхдержавные признаки.
Но случилось, что получилось... - стонет папа - Вскоре после девяносто первого все работы по полевому оружию в нашей России закрыли. Многих специалистов тогда на устьрятинской "Грозе" уволили а документацию почти что уничтожили. К счастью, что не всю.  Часть секретов из Устьрятина через всем известный тогда "фонд Цореса" ушла за океан. Потому по мнению папаши именно с начала девяностых в СэШэА все работы по различным видам "пучкового", "лучевого" и "психофизического" оружия были резко ускорены. Там достигли таких результатов, - говорил под водку батя - что и российские наши сверхспециалисты не могли не озаботиться вот таким растущим дисбалансом в новых видах оружия.
* * *
- Все слова - слова - слова... - говорил Андрей Сергею. - Ты то сам, Серый, действительно веришь в то, о чем говоришь? Или нет?
- Да ты... Да ты - Фома Неверующий - вот ты кто! - взволновался Воловин. - Судишь сам, а не знаешь "о чем". Тем не менее -  тайна номер десять тысяч ноль ноль три - еще наша. Вот послушай, послушай...
Да, помимо этой самой нашей легендарной лаборатории Бажанова при Генштабе существовала еще более секретная часть  номер десять тысяч ноль ноль три, которая была тогда уж настолько закрыта, что даже и министры обороны эСэСэСэР ничего о ней практически ничего не знали, поскольку подчинялась она напрямую непосредственно самому Начальнику Главного Штаба.
Создал часть и бессменным командиром ее был еще в Союзе некий генерал - лейтенант Алексей Савин. Там ему удалось собрать уникальный в мировой истории сверхсекретный коллектив, который в короткие сроки и с блеском решал любые поистине нерешаемые задачи. Ну там "бином Ньютона", "квадратуру круга"... Слышал? Так вот это все - сущие "семечки"...
Одним из ведущих направлений в той части была так называемая боевая парапсихология. Но при этом от прошлых попыток действовать на чужой человеческий мозг посредством психотронных генераторов Алексей отказался. Там они под руководством Савина разработали концепцию солдата будущего - не как их буржуазного "биоробота - убийцы Терминатора", а как нашего "воина духа мира и социализма Ильи Муромца", что ли. Понятно? Ну, удалось вроде бы им найти алгоритм подготовки, позволявший обычному советскому человеку, пареньку от сохи, от станка открывать у себя сверхвозможности. Но лишь с применением марксизма-ленинизма. Это для зомбирования было надо...
- А без зомбирования то можно? - улыбнулся недоверчиво  Андрей.
- Без него - никак. Устаревшая технология, а что делать? Сейчас то, конечно, вот такое - нельзя. Разве можно теперь за бюджетные деньги коммунистов плодить? Кто ж позволит? 
Испытания провели в девяностом. Три бойца "Ивана Муромца" против роты обычных солдат ВэДэВэ. Из обычных - не выжил никто. Все потери были списаны на "горячие точки", ДэТэПэ, "дедовщину"... А потом...
А потом - дальше - больше. Вот такие суперВоины "Иваны" с большой буквы становились практически непобедимы ну, в любом бою. Даже там, где применялось бы это самое новейшее оружие, основанное "на новых физических принципах". Кажется невероятным, - говорил отец - но специалисты, овладевавшие сверхсекретами системы, которую позже назвали "системой особою, русской", или сокращенно "СОР", например, могли не только уклоняться от так называемых "лучей смерти", но сами были способны усилием воли выводить из строя вражескую систему управления, даже построенную на новейших цифровых технологиях.
А других те же самые лучи убивают, ломают, лишают всяческого разума и превращают в рабов. Страшно? Говорят, что такие вот "суперВоины духа" - будет новой элитой России! А когда завоюем Америку - то и мира всего! Все под нами ходить будут еще, если живы останутся! Так что отомстим, отомстим еще - разошелся Серега Воловин - мы америкосам на все наши унижения "лихих"! Так ведь, Дюша? Гордишься Россией?
- Ломать - не строить. Ума не надо. - хмыкнул Дюша. - Да и врешь ты все! И папаша твой тоже того... привирает. Ты уж извини... Ведь коль верить подобным то сказкам, то Россия может пресекать внешние угрозы даже на каком то там уровне ...  как бы запредельных понятий. А на деле? Закупаем за границей десантные суда и вертолеты. Свои "СУ" не способны продать даже в Индию. Не берут. Уж какая там телепатия?
* * *
- Нет, ты все таки не понимаешь. - убеждал его Воловин. - Мне отец говорил: Спешить надо. Настоящих специалистов - говорил - осталось в живых уже немного, да и те уже в солидном возрасте. Главное0 - не потерять сейчас школу научную, где доминирует не подавление души и духа, а раскрытие таких возможностей человека, которые делают его по - настоящему непобедимым. И настоящим патриотом. Только вот без марксизма - никак. Пробовали вариант "Пу" и "Ме" - не подходят пока. Вот и буксуют на своей "Грозе"...   
- Да ничего они не делают! Все это вранье! Один развод лохов, пыль в глаза и пиление "бабок"! - звонко вдарил по столу пивною кружкою Андрюша. - Одумайся, ты! Что за чертовня? Что за сверхтехнологии могут быть в стране нищих! Ничего у них нет!..
- Но, коль так - то надеяться не на что. - сразу сник почему то Сергей.
В полумраке мигали огни цветомузыки и вертящийся шар резал блики по стенам, швырялся лучами отражаясь в боках кружек с недопитым пивом на массивном столике утопающем в густом сигаретном дыму.
* * *
- Но тогда и надеяться не на что... - говорил Воловин снова нервно закуривая. - Верно? Раз уж, как там у Бродского? Ты еще говорил...
- Не страны, ни погоста... - сбросил ловким щелчком пепел Дюша верча сигарету в руке.
- Точно, точно. И тогда: на что надеяться? И зачем нам жить? Безнадега... - взвыл Сергей. - Депрессуха...
- Слушай, - вдруг припомнил Андрей. - А давай как - нибудь к "благодатникам" сходим? Хоть развеемся! Давай! - начал он подначивать товарища.
- А давай! - согласился Сергей. - Кстати, там и девчонки хорошие. Ну, особенно эта их Пинг! Рещено! Сходим к ним в этот самый "Устьрятинец".
И друзья со счастливыми улыбками на разгоряченных, потных лицах снова сдвинули желтые кружки. 
* * *
ВРЕМЯ ПРОЗРЕНИЯ. БРЕМЯ ЧУДЕС. ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПАРА СЛОВ ПРО ОДЕРЖИМОСТЬ ДЬЯВОЛОМ

- По утрам муж превращался в настоящего зверя. - говорила маленькая женщина в высокий микрофон дрожащим голосом - Так, поднявшись в доме раньше всех, еще затемно, он крадучись подходил к окну и, притаившись у занавески, настороженным взглядом пытливо прощупывал сумрак там, за стеклом, опасливо вслушиваясь в шумы распластавшейся улицы. Когда с наступившим рассветом гул просыпающегося города нарастал: было отчетливо слышно хлопанье подъездных дверей, доносились обрывки разговоров самых первых прохожих идуших по улице, звук шуршания шин, трель трамваев и визг тормозов, - он,  мой Толя, уже был не способен, не мог сдерживать все больше и больше растущего в нем напряжения и вот тогда то он и начинал лихорадочно мерить нашу полупустую залу резким и тревожным шагом, и эта взвинченность мешала собираться нам: мне на работу, а Соне и Павлику в школу.
- Э... а по'- том? - закивал своею лошадиной головою изгибающийся, расфранченный Глен, предварительно сумев кой - как напялив на лицо вежливо - сочувственную маску.
- Глаза мужа, - говорила несчастная - чаще мутные, начинали вдруг возбужденно блестеть, ноздри прямого, короткого носа Толи дико раздуваюсь, словно, втягивая свежий утренний воздух, он мог уловить некое сокрытое и тайное, нам неведомое, страшное, и мы, мы страшась - на глазах ее блеснули слезы и расстоенная женщина принялась размазывать их ладонями по щекам - этой вот звериной чуткости, почти опрометью убегали из нашей квартиры. Всего два пролета узкой лестницы вниз - и свобода! Но все был обман...
- Это был самообман... Только Сам Иисус может принести свободу... - зашушукались кивая головами в переполненном, маленьком зальчике на четвертом этаже в том же огромнейшем, офисном здании в центре, где и ныне расположен всем известный "Устьрятинец". 
* * *
- ...Будто такой вот побег мог действительно принести избавление. - продолжала она
- Нет, не мог... Ничего он такого не мог... - зашептались люди, искренне желая подсказать бедной женщине дорогу ко спасению. 
- Чу - ут ти - хо', плиз... де - ти' ... - покривил свое обезьянью широкую рожу Глен Рабчинск и насупив седые, густющие брови с притворной строгостью вглянул на зал. 
Зал испуганно стих, как курятник пред бурей. Поскочившая к сухому старику рововая, щупленькая девочка сунула ему в ладони в микрофон. 
- Ай маст... Ю дуин ит дэй... - начал он дуть - свистеть в микрофон.
- Пастор Глен просит Вас тишины. Он надеется, что такой ... э... решительный... знаменательный дэй... день станет для всех нас решительным... знаменательной датой... событием... - начала переводить Наташа силой послевая за болтающим без умолку, изгибающимся, рубящим руками воздух пастором.
- О, Холли Спирит! О, сэнкью, сэнкью вэри мач, ас ю гоуин ин май чертч ит вумен... - заходился в истерике он то закатывая в низкий потолок глаза с накатившимися на них слезками, то водя руками в спертом воздухе, как мельница -  Ай си ас... Санта Крос энд... Нолли Байб инспириентс Санта Готт энд Сан Джудист Крайст ченчинг... ливс вэри мэни пипл, вери мэни мэнс энд вуменс... Итс а вэри гуд дэй. Ай си эт... май айс... - вдруг завыл словно волк пропорвдник канадский.   
Потеряв надежду окончательно догнать бурный, убегающий речевой понос Розовая Пинг решила - Будь что будет. Буду впредь переводить по - смыслу. Все равно Глен не знает по - русски почти ничего. Не проверит. А свои? Свои Глену не выдадут. - так решила она для себя,  продолжая при том непрервно чесать язычком - Дух Святой. - говорила девушка отрешенно - сорванно - бесстрастным голосом. - Спасибо, спасибо тебе большое,  что ты привел в церковь эту женщину... Я всжу, как Святой крест и Святая Библия инспирированная ... - чуть задумалась Ната подумав: Слово все - таки дурацкое... И выдавила пересохшим, искуссанным, девичьим ртом - Вдохновленная Святым Богом и Сыном Иисусом Христом меняет жизни очень многих людей... Это есть самый отличный денек... Мои глаза видят сегодня это... Так помолимся же все. Всей церковью. Все - все - все. - говорила она в микрофон взмохшей, маленькой ручкой сжимая чуткое жерло, или чуть хрипяще - свистящего из провалов черного динамика этого... - Зверя... Или радиозмея - неожиданно вползла в ее головку эта жуткая мысль. 
- Не сейчас. Не сейчас. Кыш. Пошла прочь. Убирайся отсюда... - стала гнать ее Ната, но она не желала уйти. - Я же на работе, сволочь! - чуть не закричала в микрофон Наташа Пинг, но сдержалась. - Ну, пошла. Ну, пошла из башки. Милая, хорошая, родная... - стала уговаривать ее девчонка. - Так, так, так. Хорошо. Цыпа - пыпа. На выход, на выход...
- О - лан - лан - лан - дари - риба - шин ... Лан - лан - лан... - начинали голосить прихожане приподнявшись на ноги и зажмурив глаза. 
- Глупо. Глупо и глупо. - снова заворочалась в голове у Наташи неизвестно откуда запозшая, дикая мысль. Курам на смех! - смеялась она. - Посмотри. Вон Вадим белобрысый старается. Тянет руки в потолок, как солдат в той самой кинохронике немецкой сорок первого, где боец наш русский сдается эСэСовцам в плен. Не похоже? А вон там твоя подруга горбоносая Таня. Руку тянет вперед. Не одну, а две руки. Будто бы абсолютно слепой шарит в непроглядной, ночной черноте. Не похоже? А вот там - Голубков, Трусанов, Хватов с желтой фиксой во рту. Рожи круглые, сытые да наглые. Рады то - радешеньки, что работу здесь у "благодатников", у "благодатцев" в этих самых "Орудиях" отыскали не пыльную. Ты ведь и сама про это знаешь, а? Вон и Миша уже пристроился за Шерелин, зять. А Сереге и Аньки хватает. Кстати, кто там проповедует, что "до свадьбы то - нельзя"? Не Серега ли эт самый Голубков? Проповедует, а ... квартиру они в завокзальном снимают. На двоих снимают, и что? Они там не живут? А чем вместе знимаются до свадьбы? Богу молятся вместе или, может, в шахматы играют, а?.. А ты - дура. - стал корить ее голос. - К тебе клеился Тошка, а ты, сучка, ему от ворот - поворот? "Вера - это святое" - захихикала мысль. - Вот и жди непонятно чего. И переводи за Гленом на перегонки его самые разнообразные глупости.       
* * *
- Отойди от меня, сатана!.. - приказала Наташа зудевшему голосу, но сомнение не уходило. - ... Вот тогда то все это началсь. - говорила несчастная. - Ну, с той самой находки то первой у нас дома. Страшной той находки.
- Ка - ко'й на - ху... Ес, так есть мой говорит'? - обратился к ней Глен.
- На - ход - ка. - c раздражением произнесла Наташа поражаясь почему - то пасторской вот такой неспособности к русскому. И мгновенно сама устыдилась подумав - А заставить бы тебя то по - китайски пошперхать. Спикаешь фор инглиш вэри литл энд вэри бэд, бат гордишься, мисс Ната, во всю! Не гуд! Очень бэд ит из, особенно фор христмас герл диа, мисс Ната. Вэри - вери ит из бэд...
- Ви нэ ест беспоко - ит... - начал снова ломать свой язык пастор Рабчинск
- Бес - по - ко - ить - ся. - помогала ему Пинг Ната одолеть "великий и могучий".
- Cэнкью, вэри мач, диа герл. - улыбнулся ей старик заморгав отчего то своими глазами.
Неожиданно, совершенно для себя нечаянно Пинг Ната  заметила, что в глазах старика блеснули слезы.
* * *
- Вот однажды, - говорила эта нелепая женщина крепко сжав микрофон мертвой хваткой мангуста наконец то схватившего за шею своего врага - смертоносную кобру -   как сейчас я помню... это было в начале всего этого кошмара, вроде бы перед майскими праздниками... Муж мой Толя отправился в магазин. Ну, в ликеро - водочный, в "Конюшню", что стоит на Ворошилова. Вы знаете? - доверительно снизила голос несчастная -  а я надраивала в это время паркет в спальне. Надо ж к празникам то подготовиться, ведь так? - словно бы чего то просила она у людей собравшихся в этом зале - Я старалась добраться тогда до... до самых дальних уголков, - вдруг перехватило у нее дыхание, но она продолжала с трудом. -  Я присела на корточки, приподняла покрывало, застилающее ложе наше супружеское, и оробела. Неожиданно луч света, ворвавшийся в тыльные подкроватные глубины, заскользил по холодной поверхности длинного, стального клинка. "Что за черт?" - вдруг подумалв я. После потянула за краишек свернутого старого ковра, из которого выглядывало лезвие, и на пол со звоном вывалились два охотничьих ножа, морской кортик, стилет, шило и хирургический скальпель. Липкий пот вмиг покрыл мою спину и я ... тут же бросилась звонить свекрови.
"Девочка моя, только без истерик, пожалуйста! Ни тебе, ни детям Толик ничего дурного не сделает! Вам ровным счетом ничего не грозит! Скорее всего, он собирал весь этот арсенал для спамозащиты. С ним все это уже было.  Так... сейчас ничего не трогай, сделай вид, что не заметила, мы со всем этим разберемся позже!". - говорила она в телефонную трубку. 
"Ведьма..." бросила я ей в ответ и  уже через минуту позвонила своей маме.
Моя мама умеет сохранять хладнокровие в самые сложные моменты, - признавалась несчастная - и вот если бы не ее поддержка все это время, страшно даже представить, что бы со всеми нами было.
"Успокойся! Без паники, - повторяла она мне, - не накручивай лишнего! Ничего не понятно? Мы потом разберемся. Ты не знаешь: с кем он там связался в последнее время? Нет бандюг среди его друзей - приятелей?.. Нет. И слава Богу. Только без паники. Рад Бога - без паники".
Вот тогда я догадалась: что это такое? Это - одержимость самим дьяволом! - заявила маленькая женщина так безапеляционно, словно просто боялась услышать из чьих - либо усть что - нибудь иное. - Это - дьявол! - повторила она. - Помолитесь же за избавление моего несчастного Анатолия! Моего любимого, единственного мужа! - вскрикнула раненной птицей она отчаянно и ... неожиданно для всех начала валиться на бок.   
* * *
- Поднимай ее, Мишка... - заорал толстый парень в серой "тройке" и длиннющем, золотистом галстуке. 
- Славка, подержи тетеньке голову. Во... от так. - завозился парень в черном, жениховском костюмчике и начищенных до блеска дорогущих, германских штиблетах. 
- Принесите кто - нибудь ну, хоть стакан воды! - раздраженно крикнул длинный, тощий, необыкновенно прыщавый парнишка, на вид - только еще старший школьник, совершенный пацан с неприятным, длиннющим лицом с лошадиною челюстью.
- Вот вода. Вот вода, Сережа... - тут же зачастила услужливо суя юноше пластмассовый стаканчик прямо в руки  горбоносая, длиннная девушка с деревенским лицом.
- Спасибо, Таня. - выдавил пацан с натугой . - А где Пинговая?
- Пинговая побежала в офис. Там у Глена аптечка есть с нашатырем. А вот спирта,... - виновато дернула она плечиками - ты же знаешь, что нам - не положено...
- Знаю, знаю... Да ну, Вас, к монахам... - раздраженно ругнулся Сергей Голубков. - Хоть нашатыря принесите. А нето будет Вам "несчастный случай в Орудих Господа."
- "Злодейское убийство "благодатцами", членами "Орудий Господа" очередной своей жертвы..." - стал острить белобрысый Вадим, но никто не смеялся. Дело было и в правду серьезное.
* * *
- Вот вода. Вы попейте, попейте... - подносила Пинговая Ната пластиковый, беленький стананчик к пересохшему рту приведенной в чувство несчастной. 
- Благодарю. - произнесла она еле слышно уже сидя на кресле, будучи закутана в теплейший плед.
- Это плэд ин Скотланд. Понимай? Вам ест уже нэмного' итс э гуд?  - вновь полез к ней Рабчинск с микрофоном. - Все про'шу на ваш мест.  Эй, ты ест, снимай тетя ту холл. Понимай? - обратился он к кому то из парней и тот час ж четыре пары крепких и растропных ручищ подхватили кресло со страдалицей и держа его слегка поверх голов начали спускаться вниз.   
- Все со сцены! Со сцены! Со сцены! - закричали зычными и злыми голосами Славка Хватов, Трусанов Миха и Сергей Голубков гоня в стойло слегка перепуганное проишествием стадо. 
- И, так, после небольшой заминки, после маленькой технической накладки, так сказать, мы продолжаем наше шоу "Наверху"! - растянул корытообразный рот на прышавой, чуть пошленькой физии Сергей и легко взмахнув своей длинной, обезьяньей рукой снова дернул за занавес.   
- Представление должно продолжаться что бы не произошло до этого. Таковы законы жанра  - принялся орать Воловин прямо в ухо Андрею в тот же миг, когда грохот, топот, звуки рок и джаз и негритянской соул - музыки вновь заполнили маленький зал, ноздри зрителей вдохнули сладкий запах кероса, а в глазах зарябило от летающих, кружащихся в спертом воздухе зажженных факелов и поев.   
- Слава Господу Иисусу! - пели трубы и кричали электрогитары.
- Слава Господу! Слава! - подвывал им электроорган и стучали барабаны, и звенели начищенные до зеркального блеска горящие в лучах прожекторов медные тарелочки. - Хвалите...! На кивмалах... И еще... ну, хрен знает, хрен знает на чем!
- Славь - те! Славь - те! Славь - те! - били ритм каблучки "сети герлс" - длинноногих, спортивного вида девчонок в стилизованных гусарских курточках и восхитительно коротких мини - юбках то вдруг дующих в нестерпимо горящие расплавленным, веселым  серебром саксофончики, то синхронно жонглирующих мохнатыми помпонами, марширующими в ногу и поющими -   

- Нам нет преград для Господа с Иисусом!
   Как Моисей чрез море перейдем!
   Всех "благодатцев" - "Орудия Господа",
   Мы в Край Небесный скорей приведем!

- Всех "благодатцев" - "Орудия Господа",
   Мы в Край Небесный скорей приведем!

- начал тут же подпевать им зал едва заслышав знакомую мелодию. 
- Не хотелось ты туда до срока. - захихикал Андрей. - Но, уж если зовут, то отказываться то - грех. Так что все пойдем...
- Исключительно - вперед ногами... А мелодия и в заправду знакомая! - засмеялся Воловин Андрею. - Неужели не узнал? Дунаевский Исаак  Осипович. "Нам нет преград..."
- Да уж... - только и мог выдавить Дюша ожидавший услыхать на шоу "Наверху" ровным счетом любой рок - панк или соул, но никак уж не те самые сотни раз осмеянные еще в пору горбачевской "перестойки" маршевые песни тридцатых годов. 
- У них тут, наверное, и немецкие марши имеются. Тоже, поди, переложили старое -

  "Дойчланд арбайтен инс оргунг тройден нах.
   Гитлер дер либен итс ин дер диртнер швах,
   Ауст ист айснер, итс ауст ин дир. 
   О, дойче свайне, итс гросскомманир..."

- принялся вспоминать шуточное переложение нацистских маршей он яростно жестикулируя и вначале просто так кривляясь перед Андреем, а потом обхватив его за плечи принялся раскачиваться в такт, как в кино про "обыкновенный фашизм".
Тут же "благодатцы" принялись на них зашикать недовольно вертя головами, поминутно тыча друзей кулаками и пальцами то в хребет по спине, то хватая за руками с боков.

- "Итс либен Рейхе дрэк мильон путт.
   Ист Гитлер нахт ин шнелле капут..."

- Да заткнитесь же Вы... Заткнитесь... Здесь же Храм! Храм Огня Благодатного! Не понимаете? Или Вас на фиг вывести? - подбежал к Сереге Воловину толстячок в серой "тройке" и со скошенным немного на бок золотистым галстуком на потной бычьей шее и сверкнул из вонючего рта золотым.
- Это где? Здесь же "шоу"? А что есть это самое "шоу"? - привставая спросил у него Воловин сняв для верности курточку и обнажая бицепс. - Посмотри, какой! Пощупай! - предложил он ему. - Хочешь бокс - бокс - бокс? Нет? Тогда сядь, парнишка, на место. Инцидент сочтем исчерпанным, только после того, как ты сядешь ... на свое место. Хорошо, хорошо! - бросил он ему в след. - Так и надо. Вот - хороший мальчик.   
- Славка, ты сиди на жопе то прямо! - вдруг кто то пронзительно, высоко и весело крикнул в зале и ... будто сразу спрятался.   
- Кто это? Э, кто посмел то? - принялся озираться ошалело таращась в зал болван в сером. - Я ведь все равно узнаю. У... - начал он грозить кому то пробираясь к своему местечку чрез ряды видавших виды старых кинокресел и ворча без остановочно под нос - Вот узнаете Славку то Хватова. А еще хри... христиане. - дунул он в грязнющий платок и со скрипом и шумом наконец то уселся рядышком с лошадомордым Голубковым и с другим - уже замеченным Воловиным и Дюшей "женишком" нарядным, парнем ровно с точно такой же, как и Хватова наглой, лоснящейся от мерзкого самодовольства и жирка почти  что совершенно свинской рожей.   
* * *
ДЕВОЧКА НА ШАРЕ

- Дайте ж, дайте ж на Пинг посмотеть то, сволочи! После, после будете граблями махать! - снова вскрикнул тот же голос и спрятался.
И верно. Вот перед марширущими, ладно бьющими сапожками всеми этими "сёти" - подружками - "герлз" появилась она. Ната Пинговая в облегающей гусарской курточке и с длиннющим разукрашенным музыкальным жезлом cжатым маленькими, детскими ладошками в белоснежных, лайковых перчатках. Голубые глаза у Пинг Наты сияют. Золотистый парик... Или может серебрянный? Или вот снова черный, как воронье крыло? Все меняется в свете поминутно набегающих на сцену огней - огоньков. И ломается  в яркостных и ярких бликах.
Вот откуда то сверху на невидимой нитке спустился и зажегся как будто снутри, рассыпаясь на яркие лучики золотистый, серебрянный..., нет вороной... или синий... зеркальный ломающий и крушащий, словно раздвигающий пространство и трепещущий, почти что живой словно - бы волшебный шар. Вот спустился он и лег царственно и властно посреди сцены.
Вот прелестая девочка Ната так легко и свободно вспорхнула и ... тот миг покатилась почему то на месте быстро - быстро перебирая ножками в легких балетных пуантах. 
- Там внизу под шаром - ролики. Точно - точно. Я сам видел... - долетел до Воловина и Дюши горячечный шепот соседей. 
- Тс - с... Молчите уже... - вмиг зашикали на говорящего. - Ну, имейте же совесть...
Миг - и из за спины у Пинг Наты, как по мановению волшебной палочки появились настоящие, ну ...  почти настоящие белоснежные, белые крылья.
- Как у ангела... Как у лебедя... - покатился шопоток по замершему залу. - Здорово.
"Благодатники" знали, что что - то будет такое. Только вот не знали: что? Этого никто, ну, вернее, почти  никто не знал.
- Вот и дождались. Дождались в церкви ангела. - завздыхали восторженно многие. - Ах, как ладно на прелестной головенке сидит кивер. Ах, как мило ее маленькая грудка плотно стянута шнуровкой полушутовской псевдогусарской куртенки. Ах, как пляшет - прылает сине - черный шнурок с белой кисточкой. Ах...
Черный кивер резвится и пляшет, прыгает, бесконечно прыгает попадая в такт маршевого, бодрого, девичьего шажка позади. А она... А она ну, как будто спеша - никуда не спешит. Только знай - семенит себе стройными ножками. Чудо - чудное. Девочка - ангел.       
- "Бег на месте - общепримиряющий..." Помнищь, помнищь, как там у Высоцкого, а?.. Э, да ты, Дюша, совсем уж поплыл?.. - принялся толкать приятеля легонько Серый. - Ну, куда же ты смотришь? Думаешь: она меня полюбит? Фигушки. Девушка себе на уме - не для тебя. Тебе надо проще, Дюша. - стал советовать друг. - Ну, а впрочем, я тебя понимаю. - вдруг осекся Воловин добавив - Поступай, как знаешь. Но когда обожжешься, тогда уж не пищи. Я тебя предупреждал. Попробуй... Хотя это и безнадежно, наверное?..   
* * *
БЛАГОДАТНЫЙ ЧАЙОК

- А сейчас: всех прошу пройти к столу. Разбирайте печенье и чашки. Не толпитесь. Не хватайте с запасом. Кипятка, "Принцессы Нури" и печенья "Юбилейное" всем хватит. -  говорила прелестная девушка в микрофонное жерло. 
- Ты... Ви есть... ещь, так? - оборачивал к Наташе свою седую голову Глен Рабчинск и нахально, нагловато лыбился со сцены в зал поминутно чему - то хохоча и повторяя - Это ест... зэ гуд тиа. Амарикан теа из э вэри, вери гуд. Рашин пипл вэри лайк ... это, как? Нау зис синг?.. - посмотрел он на девочку.
- Халява. - подсказала Наташа. - Зис из презент фор рашин синг. Андестенд?
- Ес оф кос! Андестенд! - засмеялся Глен Рабчинск. - Сэнкью, Ната. Ит из э вэри гуд транслейт - герл. Ай эм из вэри мэни... - начал распаляться старикан поминутно бросая лукавые взгляды на девушку ровно так, словно бы этими взорами расстегнуть и стащить с нее все эти шутовские, гусарские тряпки.   
- Чай! Чай! Чай! Подходи - налетай! - заорали весело и зычно Серый Голубков, Славка Хватов и примкнувший к ним сзади Трусанов - в белых фартуках и с электрическими чайниками в руках. - Подходи - налетай! - голосили они. - Это вода Господа Нашего! Это - хлеб его за Вас ломимый! Будет и варенье сладкое... - обещали они разливая и суя в руки наполненные вазочки и блюдечки черничного.
- Наш Ииисус - Господь сладчайший! - заявил умильно друзьям Голубков в момент когда бухал им из трехлитровой банки черпачок вареньица.   
- А ну, поберегись, ребята! А нето - ошпарю к че...  к Господу! - то ли в шутку, а то ли всерьез вдруг оскалился Хватов наливая друзьям кипяток. - Да не дергайте ручками. И не жрите тут много... - показал он им из подтишка кулак и мгновенно как ни в чем не бывало улыбнулся растянув лживый рот до ушей.   
- Ну, и типы... - заметил Андрей. - Впрочем, ну их к монахам. Давай лучше походим - пообщаемся с пиплами. Заодно послушаем, что тут люди говорят, хорошо?
- Ну, к Нате твоей подберемся?.. - засмеялся Воловин. - А, чего? Мы не должны ждать милостыни от природы, как говорил Мичурин. Значит, бокс - бокс - бокс?!..
* * *
- ... Помню, как мы встретились впервые. - говорила маленькая женщина дрожжащим голосом нервно сжав в ладонях чашку чая так, словно бы ее хотели у нее отнять немедленно, а саму ее выгнать взащей. -  Помню - продолжала несчастная - эту вот любимую Толину присказку: "Ну кто - то ведь должен все это делать!"
Да, он был таким - совестливым, - прослезилась она сидя в круге сердобольных и ... бесцветных, рано подурневших женщин замотанных жизнью с "реформами" и тридцатилетних незамужних еще "благодатниц" - "девушек" (если их позволительно несмотря "на уже все" ровно так называть?). 
- Толя был открытым, - продолжала она - был веселым, когда я, девятнадцатилетняя еще, встретилась с его смеющимися голубыми глазами. Это было на дискотеке у нас, в педагогическом.
- Да, да, знаем... Только мы на дискотеки не ходим. - сунули ей тут же молодые, подбежавшие двадцатилетние мальчики, девочки.
- Это почему же? - чуть опешила женщина. - Ведь такие еще молодые...
- Потому что все это, дорогая тетя, грех! - заявила ей ни капли ни смутясь сунувшаяся в разговор Пинг Ната. 
- Грех. Это - грех. - подтвердила ни мгновения не смутясь подбежавшая горбоносая Таня. - Так и Глен говорит, и Сергей Голубков, и Миша, и Славка. Правда, Вадя? Скажи... - обратилась девушка к белобрысому подстриженнному под горшок пареньку.
- Точно так. - заключил музыкант глубокомысленно. - Впрочем, нам ведь и не надо в дискотеку ходить. У нас в церкви - все есть. Есть друзья, есть вот это шоу "Наверху". Вот тебе и музыка. Ведь так? Вы искали в дискотке. И где оно - Ваше счастье? Нет как нет, потому что искали мирского в миру... Впрочем, Вам о том еще и не понять. Ибо сказано в Писании: "Плотский мыслит о плоти, а духовный - о духе Божиием" Так? - обратился он к толпе.
- Так. Точно так... - заулыбались ему в ответ и умильно закачали головами. 
- Так то так... - улыбнулась горьковато женщина. - Только этот мирок ну, не кажется ли он Вам ... Как бы так сказать? - стала подбирать слова страдалица - ну, каким то искусственным что ли? Таким правильным, но совсем не натуральным, так? Ведь живете Вы, поди, как ... в аквариуме рыбы. - вдруг нашла она неожиданно для себя вот такой яркий образ. - Рыбы за стеклом? Или нет? Отгородились от жизни, да спрятались, а ведь жизнь то - сложна. От нее то Вам не убежать ребята.   
- Нет, послушайте, Вы нас просто не поняли. - говорила горячо и искренне Пинг Ната. - Да, мы не хотим участвовать в делах этого вот гибнущего мира там - за стенами. - ткнула она пальцем за окно. - Ну, и...? Это - преступление и бунт? Нет и нет... Мы мешаем кому - то не давая как свиньи валяться в грязи?   
- Ни фига... - закивали мальчики и девочки. - Наши сверстники творят "такое"...
- Наркомания и проституция, венболезни и СПИД... - стала загибать девчонка пальчики. - А в тюрьме сидит сколько? Сколько в травме сейчас на Советском - по глупости? Все эти "паркуры", выкрутасы с драками и прочее. Сколько в сумасшедшем доме с "белочкой"... Не верите? Поезжайте в Шексну и в Кувшиново - проверьте!.. Что же лучше? - вопрошала она. - Наша чистая жизнь с Господом Иисусом в рай или их беспутная дорога ведущая к скорейшей смерти и погибели? Думаю, что ответ очевиден. Ведь так?..
* * *
- Да Вы пейте, пейте чай! - улыбнулся ей Хватов подскочив к компании с электрическим чайником не забыв для приличия снова из под лба взглянуть на Андрея и Серегу Воловина. - Пейте чай, господа и дамы!
- Итс э гуд тиа... Итс э гуд рашин пирож.. ок. - улыбался проходя меж народных толп Глен Рабчинск повелительно, самодовольно шествуя под руку со своею глуповато - улыбчивой супругой Мярч. Позади меж толпы на манер эскорта, сзади чинно шествовали Михаил Трусанов вместе с Шерелин  и ее сестренка Нетелин - все с чашками. Шли, жевали кто печенье, кто как "царственная пара" невесть кем принесенные в Храм пирожки. Шли и слушали: что народ говорит? Или это только так казалось? Не знаю... Их никто не смущался, и они никого не смущались. 
И вот и женщина, та самая начала уже по - новой рассказ, говоря хорошо еще что не в полные равнодущьем пустоты
- Вот пришли мы туда с подружкой... Он  смотрел в тот вечер только на меня, шел за мной неотступно. Он был на четыре года старше, прошел армию, а вернее флот - не шутки. Атомная подводная - потому и залысины у него появились так рано... Он тогда крановщиком работал и учился на вечернем, а еще он играл на гитаре в ансамбле "Сантана". Мы тогда еще смеялись, говоря: "Сатана". Кстати, - словно б вспохватилась бедная - слышала, что такие ракеты в те годы стояли у нас. То есть официально назывались они по-другому, естественно. "Сатаною" их американцы звали и другие натовцы - вот так. Я потом сама у мужа спрашивала. Спрашивала: Не они у Вас там на лодке стояли?
- И чего он - тебе? - не сдержалась носатая Таня - Что ответил?
- Посмеялся... - ответила женщина - Говорит: А тебе то на кой? Ты чего, - говорит - не в шпионки уж записалася американские? Что стояло? А мы - знаем? Главное, - твердил мне Толя - что живой оттуда выплыл, потому что аварии там... Люди в штуке  такой под водой, а над ними - толщи и толщи. Давят и из банки той железной - ни - ни... Страшно. Ох, как страшно белый свет устроен. Если чуть подумать о том, то с ума сойти можно... - чуть запнулась, примолкнув женщина отхлебнув глоток из белого стаканчика. Пожевала и продолжила, потому как накопившееся в ней в бескончные годы молчания требовало выхода, рвалось теперь наружу.
А тогда - продолжала она - ну, весна, я студентка - второкурсница и щемящая сладость бесконечного, всем навязжего тогда в ушах "Отеля Калифорния". Почему - то именно в тот год эту песню крутили и у нас, и у них в общаге не переставая... Помню свежее кипение сирени в скверике за тем углом, героические, как потом узнала позже - завиральные во многом россказни из жизни подводников... Помню приторную нежность шоколадной, молочной "Аленки"... Ту "Аленку" Толик мне носил регулярно - настоящую, московскую. Тогда это дефицит еще был - времена стояли еще старые...
Ах да, о чем я? Да, "Аленка"? "Аленка"... - засмеялась она покривя сразу так постаревший, с набежавшими складками рот. -  Вспоминаю: когда я умудрялась перепачкаться уже успевшим подтаять за тот теплый вечер шоколадом, Толя - Толенька со строгой ласковостью вытирал мои пальцы и подбородок, щеки, нос и губы. Не платочком - губами. Понимаете, губами? - набежали слезы на ее глаза. И девчонки -  "благодатницы" притихли.
- Я влюбилась. - говорила она вытирая глаза, сотрясаясь всем телом. -  После мы поженились, получили от предприятия его комнату отдельную в малосемейном общежитии. После родилась у нас Сонечка, потом -  Павлик... После Толя бросил институт и мы взяли в кредит машину. - принялась вспоминать несчастная. - А еще?  Вечерами муж мой подкалымивал извозом.  В общем, дом наш был полной чашей, как тогда говорили. Так теперь говорят? Так не говорят? А как надо? - взволновалась она. - "На уровне"? "Упакован"? Пусть хоть так...
Это сейчас многие из Вас в Грециях и Турциях бывали... Это сейчас в городе у третьего машина... Может быть и не у третьего? - чуть задумалась женщина - Но у многих и ... много. Вот идешь по улице, а мимо - все машины. Машины, машины, машины... А в них люди - мужчины и женщины, дети. И все едут, спешат - без конца. Настоящая железная река. День и ночь, день и ночь, день и ночь... Хорошо живут люди. Пусть не все, но живут... хорошо. - выдавила эта женщина и хлебнула из белого стаканчика - Вот и мы тогда жили. Жаль, что на Болгарию мы тогда так и не скопили. Не поехали тогда. А теперь? Ну, какая же теперь "Болгария"?   
Вспоминаю все, как будто бы и не со мною было - продолжала она - Помню все, как в тумане уже. День рождения чей - то. Вроде бы Толин?.. "Ничего себе, как живет молодая семья!" - поражались гости глядя на достаток. Кстати, до беды то у нас гости не переводились. А потом? С фонарем не найдешь - никого. После я одна осталась с Толей. 
* * *
- Гром то грянет, когда его и не ждешь. - говорила она. - Так - то, девки. Так - то, девоньки...
Потом, после, ночами, просыпаясь на мокрой от слез подушке, я не раз пыталась вспомнить: может, в нашей прошлой жизни все же были ну, какие - то предвестники беды, что-то, что могло предупредить, насторожить? Ревность? Вспышки гнева? Подозрительность? Или что другое? Что?
В темноте я смотрела искоса на немолодое уже и одутловатое лицо мужа Толи, мерно, мирно и спокойно до поры храпящего, и понимала что нет. Ничего такого не было. Ну, тогда откуда? Знает Бог? Или ... черт и сам дьявол - сатана. Говорили про него: вот он и пришел - нечистый...
"Эгоизм и равнодушие к тому, кто рядом - есть самые верные признаки, "симптомы" сатанинской одержимости." - говорили мне потом про это знающие люди. А иначе: откуда все это? Ведь мой Толя эгоистом раньше не был. Ничто, ровным счетом ничего не предвещаю случившегося.
А потом. - продолжала женщина - А потом был тот самый день. День который нельзя позабыть...
В тот самый день мы поехали на дачу вместе с Толиным другом и его двумя дочками. Я купалась с детворой, загорала. А мужчины налегали на пивцо. Ну, в общем все,  как обычно...
Когда поздно ночью Толя с руганью ворвался в домик, где я только что уложила по постелям нашу ребятню, первое, что пришло мне в голову: "С пивом что - то не так!". Но все было страшнее.
А потом? А потом гляжу: Толин друг, прибежавший на крики, хоть и под хмельком, но почему то в полнейшем порядке. "Значит это не пиво!" - подумала я. А потом?
А потом увидав его, Толя мой почему то вконец взбеленился и принялся орать на нас диким голосом: "Ага! И штаны натянуть успел, сволочь! Ха - ха - ха! Предатель, - сатанински, страшно, в захлеб смеялся он, от чего мне стало тогда страшно. - Нет, скажи, - орал что есть мочи мой Толя - ведь она же сама начала тебя клеить? Соблазняла тебя?! Ты мне честно скажи, раз ты - друг...".
Мои скомканные, сквозь нахлынувшие слезы, зряшные - напрасные попытки объяснить, что я де занималась детьми, что де ничего такого и в помине не было привели моего обезумевшего в тот момент мужика просто в исступление: "Ага, юлишь! Отпираешься! Дураком меня считаете!.. - голосил безумец - Да я сам, сам, своими глазами видел, как ты, экая бесстыдница, забежала к нему в шалаш! И своими ушами слышал, как ты, ненасытная тварь, там резвилась!.."
Обалдевший в конец, через слово клянущийся, что де ничего такого не было да и быть не могло, что он де "ни сном ни духом", друг скорей завел легковушку и с детьми поскорее дал деру. От греха подальше, как в народе у нас говорят. А раздираемый страстями глупыми мой Толя, а вернее бушевавшей в нем в тот миг сам дьявол быстро бросил взгляд на насмерть перепуганных, жмущихся ко мне детей, грязно выругался матом и рванул во весь опор в сторону ближайшей железнодорожной станции. Вот тогда я поняла впервые - это дьявол!  - заключила она.
- Ничего... Все это - временно... - стали успокаивать несчастную горбоносая Таня и Ната. - Вы попейте чайку. Посидите, а потом мы помолимся за Вас и за Вашего Толю. Бог - он добрый! Он - услышит молитву, поможет! - стали успокаивать страдающую девушки. - Надо только верить крепко. Надо в церковь ходить и молиться. Будете молиться - и пройдет...
- Да я, девоньки, молилась. В церковь православную ходила, свечки ставила, даже с батюшкой раз говорила об этом...
- Ну и что - же тот "батюшка"? - кто - то хмыкнул скептически подле. 
- Батюшка то? - продолжала она не почуяв сарказма - Говорит: "Я де сумасшедшими не занимаюсь. На то есть доктора в Кувшиново - вот туда обращайтесь. А бесОв изгонять - это только в кино американском здорово умеют. Насмотелись телевизора и прибежали? Зря! Тут одна медицина и никаких таких чертей нет..."
"Как же - говорю враз - "нет", если сам Иисус бесноватых лечил. Ибо сказано: "Вышли бесы и вошли в стадо свиней..." Не так?" 
Ну, а он мне на это: "Это - притча. Духовный мыслит всегда о духовном, только плотский - о плотском. Не знаешь?.."
- Ну, и что же дельше? Дальше что? - закачали головами девушки. 
- Дальше "что"? Ничего! - с горькою остервенелостью заключила она. - Не помошники мне оказались отцы православные. "Мы не экзорсисты. - говорят. - Это Вам - в Голливуд. Обращайтесь... Или к доктору. Мы души лечим, а не мозгИ гражданам врачуем... " - так то. Так они мне ответили, и... И, - чуть перевела она дыхание - более я к ним не обращалась. Нет желания. Не тянет меня в их пустые, раззолоченные храмы! Так - то, девушки...
* * *
- Это правильно. Это все очень правильно... - подскочил к ним парнишка в жениховском костюме, в красном, узеньком галстучке, хмуря узенький лобик и в улыбке растягивая широченный свой рот. Суя узкую ручку костлявую - Сергей Голубков. Помошник пастора. - заскрипел он как несмазанный ворот. - Так сказать "пресвитер"... 
- Какой свитер? - растерялась тетка, но Сергей Голубков не терялся.
- Вы как сами узнали про "Орудия Господа"?.. Да?.. "Люди говорят... " - прекрасно... "Разное..." Да, про нас разное говорят. Между прочим, не все нас любят. Не все понимают. Многие зовут "сектантами". Что возьмешь? Темнота... Ведь и Иисуса гнали, знаете? "Не всяк призывающий Имя Мое..." - слыхали? "Много званных, но мало избранных..." - начал он разглагольствовать перед смертно уставшею женщиной говоря - Мы теперь Вам поможем. Верней, Бог поможет. Надо веровать, надо в церковь ходить... в нашу. А в какую еще? В православную? Ну - ну... Там Вам ведь не помогли. Что, и слушать не стали? Даже так!?.. Нет, в больницу не надо. Вы ведь наше Кувшиново знаете. Все Кувшиново знают. Не больница - тюрьма... "Социально опасен", "страшно за детей"... - ну, тогда еще стоит подумать. А то так - там его враз уморят, не лекарством доканают, так голодом! И не будет им за это ничего! "Псих ведь, а с него: что возьмешь?" Понятно?.. Говорю же Вам - там не лечат, потому что сие - невозможно. Потому что Один лишь Господь  Наш и Бог Иисус... Вот и оставайтесь. Приходите к нам "в лоно", пребывайте так сказать ровно там, где Вам рады, и где рады Вы. Аминь!..
- Это еще сейчас хорошо... - стала беспардонно приставать к несчастной одна тетка все твердя, а верней - воя в уши все свое и свое, что - то типа - Нынче вера свободна, а иные - не ценят. Не ценят! - возмущалась она - Вот я помню, как бывало то раньше - кошмар! Помню детство советское - потекла она воспоминаниями -  День апрельский тот помню, а за что? Я это и сама не знаю... Ничего как будто бы и не произошло в то пасхальное воскресенье. - задыхалась она от нахлынувших чувств. - Нет, Вы только послушайте! Вы, послушайте! - лезла тетка к страдалице в душу и жизнь со своим чайком с одноразовом стаканчике - Я вот в тот день стояла во дворе возле пахнущего свежей краской дощатого столика. Это там - на Куусинена. - указала она рукой в пространство - а через двор наш шли и шли старушки. Они шли такими вот боязливыми стайками и поодиночке, некоторые с внучатами. Белые платочки помню. Лица сморщенные, все в морщинах, почти черные. Как печеные картошки то, ей богу. Деревенские, а вернее колхозные бабки чудом после той еще войны за детьми подавшиеся в город... Помню, что руках почти что у каждой, в руках старых и страшно - огромных, почти черных и таких же задубелых на жаре и стуже,  сморщенных даже больше чем лица - узелок аккуратный, а у некоторых и цветы бумажные. Я стояла, смотрела. И вот эти старушки мне казались тогда непременной принадлежностью того самого струящегося в мире синего, лазоревого дня. А ... среди двора стояла группа пионеров с тетрадками - наготове. Вот они то проворно и радостно заносили в тетрадки свои имена и фамилии знакомых ребятишек, идущих в церковь, чтобы потом передать эти подлые списки в школу. Это их внеклассная, пионерская работа такая была в радостный пасхальный день. Как подло! Как же подло мы жили! - говорила она - Потому и твержу всем теперь, что "теперь хорошо", хоть иные у виска и пальцем крутят, и считают за "дуру".
Мне то это все едино, все равно. C ними кто? Никого. А со мной, а вернее с нами - Сам Иисус... Несчастные... Ведь и сами не знают, что пойдут в черный ад. Всем пытаюсь рассказать - не верят. Крутят пальцем, а впрочем, Бог рассудит... - говорила она горячо. - Помню и еще из детства. Вот уж скоро не за горами и Первое мая. Значит скоро будут и муку давать. Вдоль домов поползут огромнейшие очереди... Вот мы - дети скоро будем показывать друг - другу ладошки с фиолетовым, карандашным - химическим номером очереди и спорить, чей длиннее. Вот чернильный номер на детской ладони. Вот гудящая как растревоженный улей радостная очередь. Радостная даже не от того, что "много дали", а что просто "дают". Помню свое бедное чуть обсыпанное мукою пальто, прогул в школе и эту весну. Неужели, - вопрошала прежде наглая, неожиданно словно бы отплыв куда - то - всего этого  мало для счастья?..               
* * *
ЛЮТЕРАНСКИЕ СТРАСТИ

- Скромно там?.. - говорили в толпе - А почто? С наглостью то к Богу, так они считают в слепоте, и подступать никак нельзя. Но ведь это не наглость. Не наглость. - повторил он опять. - Это дерзновение. Вот так то... 
- Будто бы они Ему и не свои... - отвечали на это язвительно. - И к тому же они там зря вот так много стараются. Ну, и молятся они там, конечно. Ну, псалмы они разные Богу поют Может быть и хорошо поют? А толку? Где у них чудеса то? Где Огонь, например, Благодатный, говорение на ангельских языках, чудеса исцеления? Нет Огня и чудес - ни фига!
- Нет Огня и не будет! - нагло - высокомерым и презрительно - хмыкающим тоном сунул в разговор двоих Трусанов. - Потому что они сами то - без огонька живут! Вот, не то что мы! - засиял наглой мордою перед парнями без пяти минут "американский зять". - Сухари, одним словом! - заискрил растянув широко свой рот поперек всей рожи Миха. 
- Точно - точно - поддержали его пацаны. - Миха прав! В скромности - оно никак нельзя. - закивали башками стриженными пожимая широченную ладонь Трусанова, говоря с улыбками - Ты к Иисусу подстпай вот так: Даешь де чудес - и баста! Вот тогда и дело! Так?
- Так! - одобрил подход Михаил. - Сами знаете, что с дерзновением надо, а еще меня спрашиваете. А зачем?..
- Верно. С дерзновением, а как иначе? - закивали ему уважительно и чинно. Обступили костюмчиками серыми, в глаза глядели - кумир. Тоже ведь - помошник пресвитера, как и Голубков. Значит, без пяти минут - сам пастор...
- Кстати, - почесал затылок Миха чуть добавив не громко - все ли Вы, пацаны, в этом месяце то деньги сдали? Может кто не сдал, а? Тут - похлопал Трусанов - по школьной, выползшей из его пиджачного кармана тетрадке - все записано. Кто - чего... Вы поняли?.. "Десятина" - это десять процентов от дохода которые ты обязан как добрейший христианин давать на Храм. - принялся вычитывать Трусанов им мораль говоря - Наша доктрина о десятине - не есть наша с Гленом Рабчинским выдемка. Почитайте Библию - Ветхий Завет! Не читали? Ну, то - то... Деньги на священников и Храм Огня - есть дело святое. Не знаете? Ничего - узнаете! Узнаете! - пригрозил он размигая кулаки, говоря словно - бы напоследок - У нас как в России говорят? "Пока гром не грянет - мужик не перекрестится", ведь так? Кто на Храм свои бабки не гонит - тот обкрадывает Бога, пацаны! Так что всем советую искренне... - как то очень уж нехорошо посмотел он на ребят говоря - Мы ведь все и про всех теперь знаем. Сами адреса давали, номера телефонов и школ, группы университетов... Человека у нас не бросают. Никогда не бросают. Захромавшую овцу мы вылечим за раз ... - то ли с шутками, а то ли с угрозами лез Трусанов добавляя с улыбкой наглою - с любовью!   
- Эй, Трусанов Мишка!.. - высунулись из за занавеса рожи Голубкова и Хватова - Хватит там тарахтеть! Дело есть! - Финансы... - нагло растянул свой корытообразный роток тыча пальцем в часы "свитер" Голубков. 
- Ну,  это самое... Мне пора, ребята... У меня это - дела... - хлопал он по спинам пацанов. - Бегу...
- Я сейчас приду к Вам, мужики! Без меня - не делить! - рявкнул Миха через зал львиным рыком и с прискоком побежал, понесся по проходу вдоль спеша на сцену, поскорее скрыться за заветный занавес.   
* * *
- И,  ну, как на счет гвоздей да и прочих "чудотворных" реликвий? - тормошил паренька сорокалетний, мятый видимо жизнью, злой, небритый, грязноватый, очкастый мужик - Это просто же и вовсе смех! Помню, как нам в школе еще тогда, то есть при коммунистах - замахал он ладонью перед носом - сказывали, что сам Мартин Лютер писал, что "если бы собрать все берцовые кости Святой Бригитты, которые лежат, то есть, конечно, лежали по немецким храмам до начала лютеранской Реформации, - уточнил говорящий - то Святая Бригитта была бы ... настоящею сороконожкой..." Не помнишь?.. А все эии "щепки от креста Иисуса"... - засмеялся мужик говоря - Хотя вовсе не факт, что тот самый исторический иудей Иешуа - Иисус Христос из Назарета был распят  на кресте, то есть казнен по-древнеримски... А с какой это стати? - враз решил поразить и сразить интеллектом "зеленого" верующего бывший, видимо, советский ниженер говоря - Он же не был гражданин того Рима, как экс - мытарь Павел - Савл! Это значит, - продолжал мужик излагать свои смелые научные догадки - что тот Иешуа мог скорей всего быть "повешен на древе" по закону иудейскому. Вспоминайте, вспоминайте, молодой человек, ровно это из Завета Ветхого: Проклят всяк висящий на древе...". А еще "волоски от бороды Иисуса"... - все это Европа уже "проходила", и довольно давно... А Россия "лапотная", как всегда отстала. - захихикал мужик - На пятсот лет без малого! Не слабо?!.. Кстати, как на счет мироточения мощей Николая Второго? - хохотал он парнишке почти что в лицо. - Кости не мироточат! Не мироточат! - заходился наглец. - Значит это по - православному то их канону ровно то, что тот царь Николашка был не святой! Или как? Или не так? Или кости не те, господа?
- Да к чему Вы мне это все говорите? - отбивался от него вспотевший парень. - Мы же не православные тут. Мы тут протестанты. Вы хоть это то поняли?
- Вот и я говорю! Вот и я - все о том же! - заорал ему в самые уши полусумасшедший тиская его и плеская чайок пацану на костюмчик.   
- Осторожнее, дядя. - отстанялся пацан, но безумец все лез говоря без умолку.
- Вот и я им: одумайтесь, граждане! Это все - средневековье! - говорю - В христианстве, товарищи, что нам важно? Что ценно? Подумайте!.. Ценна нам всем прежде то всего эта вот моральная сторона вопроса так сказать, а отнюдь не "миллион китайских приседаний" выдуманных на каких - то нелепых Соборах разными там книжниками и фарисеями, пусть и сотни раз "православными" чисто формально... В свое время - говорил парню "бешеный" дяденька - сам Василий Блаженный раз и - кинул камень. Да куда ж? Да в икону Богородицы, черт подери! Его граждане - бить, а он им кричит что есть мочи: "Поскребите, поскребите иконку - то! Там - сам дьявол сидит!" И: чего ж? Поскребли - и под ликом Святым обнаружили рожу страшную черта иль беса, или там непонятно кого. Потому что та икона была так - называемая "бесописанная"... Кстати, публика из лохов не знает, а историки знают, что я правду говорю - стал впирать в потолок указательный палец небритый - Был такой средневековый феномен...
Поскребите - говорю я нашим православным отцам и мирянам - и Вы, судари мои, свою иконку то!.. Эх, - всплеснул он по - бабьи руками - жаль, как жаль, что Петр Великий не додумался, а верней не захотел потому что трусил помня прежний Раскол учредить на Руси нашу русскую, национальную реформацию! Бородатых бояр разогнал, а попов бородатых оставил - дурак!.. Был еще один шанс - "обновленцы" в восемнадцатом году, но не сумели - сокрушался чудак -  счистить с церкви мы "налипшие ракушки", да и все эти большевички уже мешали... Вот, живите - говорю православным - теперь нынче то со своими "волосками" смешными, c разными "костями - щепочками". Обижаетесь на "Пути Райтс", дурачки! Веру де они Вам подрывали - негодницы? Да они утверждали ее, как Василий Блаженный, ослы Вы такие! Сами то подумайте: чай поумнеете?
- А они: чего? - отбивался от чудика парень. 
- А они меня побить хотели. Я ведь в Храме Константина и Елены все это им открыто говорил. Обличал нечистоту их, ну как Сам Иисус в Иерусалимском Храме! Знаешь?.. Ну, я начал. Набежали охранники и за руки. Вмиг меня хотели с лестницы вниз скинуть. Чтобы на смерть, значит. Хороши?.. Я то вырвался из разбойничьих лап, сам с крылечка сбежал и ору: Кто душой не погиб - ай да, братцы, за мной! Думате: вы меня изгнали? Не фига! Не фига! - ору я и дулю, прямо дулю вот так и кажу. Нате де от меня, фарисеи и книжники! Все Вы врете, нету Бога Настоящего у Вас в дому! Не желаю сам я с Вами ум... ум... умо... - начал заикаться он давя - умоляться! Вот так! Не по мне это! Я - интеллигент российский. "Тростник мыслящий" - слышал? И мне это Ваше дикое де "живу в лесу - молюсь колесу" не устраивает!.. Часики то,  часики припомните, ироды - ведь они в интернете на фото висят, светят всем в полировке стола!.. А табак, а водочка то Ваша - это что ж? От простоты душевной да от детства в Вас такие завелись "тараканы"? Не хочу быть религиозным ослом и болваном, - ору им храмину - простите!   
- А они? - спросил парень небритого.
- А они: Пошел на хрен. Бог простит.
- Ну, так это еще ничего. Не убийственно. - отвечал ему тот. - Это Вы легко вот так отделались, раз и не били...
- Да мне чего ж? Я за веру христову готовый страдать! - пер на парня шальной мужичок. - Но все дело, чтобы вера была правильная, а иначе: зачем? У Вас: правильная? Правильная вера то у Вас? - принялся хватать он собеседника за фалды.   
- Правильная... Ну, пусти... Отпусти... У нас - самая правильная, дядя!
- Это хорошо! Хорошо! - заорал безумец. - А нето сколько ж можно? Куда только не приду - всюду врут, лукавые! Эти говорят: "У нас, а к другим - не ходи." И к другим заглянешь - та же песня... - возмущался мужик. - Враз приду - только гляну и вижу: не то. Все не то. Потому что все как - то не клево...
Ведь их, бесов сейчас - пруд пруди. И вот этих самых ... секций...
- Сект... - поправил парень.
- Точно - точно... - закивал головою мужик. - Враз куда приду, как гляну пристально и виду - искажают, искажают христово учение! Разве можно вот так? Разве можно? Нельзя, ой, нельзя! Это ж грех какой... - взвыл безумец - Даже больше, чем даже - чуть понизил он голос - с бабой трахаться в большие праздники. В Рождество там Христово, или в Пасху, к примеру... - захихикал он пошленько. 
- А Вы сами то... - засмеялся пацан но смутившись принял вид степенный продолжил вопрос - Где Вы были?
- Ой, где ж только я не был? Спроси. - отвечал ему дядька - Вот я раньше то жил, как слепой. Ничего не знал, потому как работал все время. А потом потянуло меня на духовное. И пошло, и пошло, и пошло... И что самое то, дорогой ты мой, интересное, я ведь ранее не думал - не галал, что в одном нашем Устьрятине этих самых пресловутых секций...
- Сект... - опять поправил парень.
- Да, да, сект, сект... Вот ведь черт, прицепилось... - заругался небритый в сердцах - Сект то этих прямо, как собак нерезанных - навалом. У вокзала, к примеру, есть "чашники" из "Неупиваемой Чаши." Это - трезвенники, люди ску - у - учные - протянул он словцо. - Потому мне с ними и не по пути. И к тому же они, сволочи, искажают Священное Писание. А как? Ты спроси меня: как?
- Как? - спросил его парень для которого весь этот бред сперва только докучливый и странный становился словно - бы цирковым развлечением.
- Как? А, вот так! Жопой - об косяк, головой об стенку! - так у нас в средней школе шутили - заметил помятый. -  Сам Иисус вино пил? Ну, ведь пил? Пил же, Матерь Его!.. И вино Иисус пил, и еще в Галилейской то Кане воду самую простую в красное винище превращал - потому и был пир, порому и свадьба, что все пьяные в жопу! Ведь так?! Так и есть! А они, а они - еретики и отступники от веры чего мелют? "Это де не вино... Это сок виноградный..." - говорит мне их поп - "Наш Иисус никогда бы не мог трудовой народ вот так спаивать. Это был неперебродивший, чистый сок..." Все бредни! - заключил говорящий. - У них там в Израи'ле - жарища, а у наших "чашников" на Паровозном у вокзала "не перебродил"! Ведь врут не моргая! Тьфу им всем! Чтоб они там сгорели! - чуть не плюнул он на пол. - Уж и  ноги моей там более не будет! - заключил мужичок. - Он еще, Наш Господь, c рыбарями и с блудницами на Пасху квасил! Вот так то! 
- Ну, а где ж еще? Где еще побывали? - подзадоривал парень. 
- Был в "Еффафа" за Вечным Огнем на Лермонтова. Это в Доме Профсоюзов вот такая вроде бы белорусская "фирма". А пастерит там некий Николай... - принялся загибать он большие, заскорузлые от грязи пальцы. - "Слово Жизни" еще. Это в том кинотеатре "Родина", что на Чернышевского. Не знаешь? Там кино то давно не идет. "Фирма" шведская из города Уппсулу. Здесь в Устьрятине управляется пацанчик Юра. Быстренький такой вот пацаненок, возрастом не старше Вас. Но при деле, при деле - пристроился. Не люблю я его - хитрожопый, пройдоха...
Есть еще "Пятидесятники Последних Дней" - чисто русские, без иностранщины разной, что у старика Аполлоновича на Набережной Седьмой Армии сидят. Сам старик у них там - просто авторитет непререкаемый. Почти местный их Бог Саваоф. Жаль, что тоже ведь еретики, потому как человеку вместо Бога поклоняются, "потому как естественное употребление... заменили противоестественным", - вспомнил он явно "не из той оперы" но продолжил - а посему - дорога таким в ад, прямо к черту в пекло и в зубы! Чтоб им пусто то было!.. - сделал выводы недобрый дяденька - Есть баптисты русские на Муднова. Тоже ведь не заете? Эх Вы, "темнота - друг молодежи"... Их молельный, старый дом расположен как раз по дороге на нашу городскую свалку. Ну, и вони там, а дымо - то, дыму... Есть "Свидетели Иеговы" со своим "Залом Царства Божиего" на Преображенского. Но уж это то - самая скучная во всем городе секта. Все журналы с картинками, книжки цветные мусолят и зубрят по абзацам - вопрос - ответ. Тупизм полный, армейский, даже более! И еще: по домам нагло шляются когда их не зовут. Их уже и собаками травили, а им - по фиг. "Весть благая" несется! Ха - ха - ха. Прилипалы! Раз пристанут и - все. Настоящая секция. То есть секта, конечно же... - чуть поправился он. - В "армии они не служат" и "от государства ничего такого не хотят" - стал передрезнивать небритый кого - то видимо из них. - Вот  когда их местные гопники с ГэПэЗэ стали бить - прижимать, рвать журналы и книжки у "непротивленцев злу насилием", те святоши живо стали обращаться в полицию. А зачем, раз вам "это - испытание" и вообще "все Бог дал во благо"? Фарисеи! Пищат, хотя сами то они и виноваты! К чему русский народ раздражать разными там заграничными штучками - дрючками? Русский Ваня все это не уважает. Он простой? - Да. Он скотина такая, свинья? - Извинте, месье, что уж есть! Только в песне у Ивана нашего поется так:

- Нас не тронешь - мы не тронем.
  А затронешь - спуску не дадим...

- затянул небритый дурным голосом сразу "дав петуха".

- И в огне мы не утонем,
   И в воде мы не сгорим!

- подхикивал в такт паренек.
- Есть еще у нас и Адвентисты Седьмого Дня - на Республиканской. Люди все они в своей массе, так сказать, степенные. Много старцев и стариц, что поют как - бы русские народные песни, а с другой стороны - как - бы и псалмы. Но вот только курить там нельзя, нельзя жрать порося, да и на счет субботы той - я тоже не больно согласен. - Надо соблюдать субботу? Кто тут спорит? И Иисус ее свято соблюдал... Только, - продолжал говорить мужичок - когда Господа распяли, Он был в ту субботу мертв и в аде, а воскрес - в воскресенье! Вот так - то! Съели? Съели, еретики! Тоже ведь неправильная вера! 
Есть еще методисты. - загибал пальцы он. - Эти на Пролетарской. Дом у них там такой хороший, аж о двух этажах. Две собаки - Иеремия и Захария - две овчарки на цепках. И пушистых кот - Ося. Это значит - Иосиф, Иосиф Прекрасный - библейское имячко. Ну, совем как товарища Сталина того жирного кота зовут. - засмеялся мужик и оскалился щербарым, дурно пахнущим ртом полным черных и желоватых зубов. 
- Кстати, пастором у них там - дама. И довольно нормальная такая дамочка. - покрутил он широкой падонью по воздуху сузив глазки. - И имя у нее такое подходящее к моменту - Вера. Только вот, - чуть осекся чудак - знаю я, что пастор - женщина христиан - это как - бы вот ... "не комильфо" считается. Не положено так. Потому и они... Хоть и все хорошо. Хоть и дама приятная...
- Ну, так что ж тебе, дяденька, надо? Ты вон сколько вер перебрал. Везде был. Ни одна не прельстила тебя... Может ты - атеист? Может, в Бога не веруешь? - стал подкалывать мужика молодой. 
- Как это "не верю"?! Что ты? - Я "не верю"? Это я то "не верю"? - Я - верю! Это все они, они меня все не устраивают. Понял? - взбеленился и встал помятый, как горячий конь на дыбы. - Я ищу чтобы правильно все. Чтобы не фанатики они были. Чтобы не запугивали зря народ адом и вечными муками. Чтобы можно было бы с людьми хоть разговаривать. Чтобы самому то среди них находиться не было позорно. А то с "чашниками" выйдешь в город - хоть Святых выноси. Ощущение сразу такое,  что дурдом сумасшедший погулять из Кувшиново выпустили.
- Ну, ты сам то тогда замути это дело, - посоветовал парень - раз не мало так знаешь. Будешь сам Саваоф на манер Аполлоновича. Или самому - слабо'? 
- Нет уж! Нет! - замахал руками мужичонка. - На счет разных новых сект я - пас. Все, что можно было создать - до меня уже создано - так думаю. Нетрадиционное что ли создать?  - чуть задумался он.
- Ага, точно. Это можно. Специально для педиков... - засмеялся парнишка.
- Нет уж! Нет! - взбеленился помятый. - Для них - точно уж - нет. И вообще я то сам, молодой человек, не не старушка - пророчица Элен Уайт, хоть с утра и выпивши. Но полгода уж никаих голосов, потому как в поселке был... Все болтают - а зря. А врачи у нас в Устьрятинской психиатрической - хорошие! Если болен не сильно, конечно же. Так что всем рекомендую. Рядом лес. А воздух сосновый... А птички... Так поют, и поют, и поют. И дорогу к нам в запрошлый год проложили прямую, хорошую, через кладбище... 
* * *
- Вот люблю я людей, но какой то странною любовью. Даже страннее, чем у Михаила Юрьевича. - говорил один старик другому в уголке.
- Это как же возможно? - расскажи мне неверующему. Вопрошал его другой.   
- А, слушай - отвечал ему тот. - Это просто, потому что Иисус всех велел возлюбить. Только некоторых типов возлюбить - чуть замялся старик - даже и такой законченный добряк, как я ровным счетом просто уж не в состоянии.   
- Кого это?
- Да, к примеру, хоть бы у нас - коммунистов. Ведь и по делам! Дряные люди! Сам когда - то ведь и я коммунистом был. Самому противно...
- И я - был. - застеснялся старик. - А еще кого?
- Педерастов я не люблю - извращенцы! "Левых" всех не уважаю на Западе за их этот - тот голимый коммунизм, да  и всех "сралинистов" - "педриотов" в России, как я уж говорил. 
- А в истории мировой и нашей - то: кого?
- Не люблю я русского царя Николая Кровавого. Да и Керенского я не люблю... Не люблю я Ленина и Сталина, Хрущева и Брежнева, Андропова и даже Черненко, хоть последнего - то вроде бы и не за что?! Не успел наураганить ровным счетом ничего - ни хорошего, ни плохого...
Не люблю я слишком раннего Юрия Трифонова и слишком позднего Василия Аксенова. Не люблю всех "деревенщиков" - писателей  и писателей - "перестройщиков" - тоже. Не люблю Евтушенко Евгеня - он конюнктурщик. Не люблю Коротича, Войновича - развалили Союз... Не люблю Израиль и сионистов. Я всегда выступал за свободу арабскому народу Палестины! - уточнил старчок свою мысль.
- Мао не люблю, а китайцев я просто боюсь. Азиатов, кавказцев - до кучи по Устьрятину шляется нынче. А зачем? - Чемодан - вокзал - на Родину! - вот мой лозунг! И кто мне скажет, что я де "не прав"?
- А еще? Еще?
- А еще я жутко не люблю КээНДээР и Кубу с мылом по талонам, КэГэБэ - эНКэВэДе. Или что у них там? С коммунизмом позорным, голимым! Уго Чавеса, Фиделя Кастро, Че Гевару за козлиную бороду, Ким Чен Ира, Милошевича, Ельцова и Саддама Хуссейна, хоть о мертвецах то, вроде, плохо и не говорят (?). Говорят! Зачем же нам лукавить?!.. Муамара Каддафи и художника американского Энди Уорхола - тоже, а покойного премьера Егора Гайдара я зло ненавижу.
- Ты же против коммунистов? Как же так?..
- А - до кучи всех. Ненавидеть - так скопом! Все равно! Они - гады - все - все - и все! К тому ж в Партии все они состояли, а потом ее бросили, предали. Оттого и наш эСэСэСэР развалился... Не люблю я рыжего - Чубайса! Ну, а Пупкина - просто терпеть не могу! Его друга Медвединского - лично я и за че... президента никогда не считал!
- Да ты - человек то опасный... - покосился на него собеседник - А еще?
- А еще Не люблю Пугачеву - богатая больно и Филипа Киркорова, потому что он всегда такой - "Педросович"... Не люблю "Пусть говорят" с Малаховым и "Давай поженимся" с этими четырьмя ненормальными - дурами... Михалкова уже не люблю и Патриарха Кирилла - слушал "Эхо" про них... Не люблю Собачник Ксюшу и Немцова, Кудрина, Касьянова и журналиста Караулова - к...ы... Не люблю  Михаила Леонтьева - сво.... Не люблю Диму Быкова - брюхо то отожрал, а писаит не умеет. Не люблю Чижову - психопатический автор и бездарь... Не люблю шансон - Шуфутинского и Вилли Токарева... Не люблю Шендеровича - он пошлый. Не люблю  Шафаревича - подстректель громил...
- И это все?
- Нет, что ты "все"? Не фига!.. Не люблю до дрожи я  Кандинского, Шагала и Малевича, Ротко, Пикассо и Поллака, Генри Мура... - словом, весь их модернизм за бесфигурность. Не люблю Глазунова - рисует комиксы, а простое ухо рисовать не умеет. Не люблю ни Шилова, ни Сафронова - больно сладкие - только "Мишек на бревне" для конфетных коробок им писать!.. Не люблю всех жирных, тех кто правит миром.   Моргана, Рокфеллера, Онасиса, Вандербильда и примкнувшего к ним Романа Абрамовича - больно уж богатые. А ведь как известно "от трудов праведных не наживешь палат каменных"! Не люблю нашего экс -губернатора, потому что он - вор. Не люблю губернатора нынешнего - не лучше! Стрелял бы своими руками таких!..
- А, к примеру, Жирика?
Ну, он еще потешный. Хрен с ним - пусть еще поживет. - отвечал старичок.
- И Зюганов?
- Бол...н и бол...н! Но у него же внуки. И не злой. Врать любит? А кто - нет? Ты, скажи...
- А еще?
- Не люблю русских фашистов и все антифа! Не люблю полицаев - этих бывших ментов и "каракулевую оппозицию" с теми самыми белыми лентами. Не люблю всех тех, кто с ведерками, и тех кто с мигалками - тоже...
- Такой список можно бы продолжать до Луны... - закивал головой собеседник.
- Ну, а что ты хотел? Мало ли под солнцем еще дряни ползает, и всех надо любить? Невозможно...
- Ну, понятно. Ты ж "широкий" такой. Так тебя бы тоже кто - нибудь и "сузил"? Так писал Достоевский. Не путаю?
* * *
РАЗГОВОР С ВАДИМАМИ О ГЛАВНОМ

- Мне и правда удивительно, - говорил Воловин белобрысому Ваде, -  что за эти то последние двадцать пять лет у нас стали все такие "православные", совсем как раньше "пионеры и комсомольцы". То есть двадцать пять - тридцать лет назад у нас в стране могли в морду дать "за Ленина", а теперь - "за православие". Нормально?.. При этом, что и четверть века назад бьющий морду "за Ленина" Ленина того абсолютно никогда не читал, да и толком про него ничего не знавал бы, если бы ни детский сад и школа, институт, телевиденье, радио. Точно также теперь некий "православный" - он и "Отче Наш" не знает, а не то что "Символ Веры" или даже Евангелие.
- Про всю Библию то я уж и не говорю. -  вставил Дюша свое.
- Но фанатик сей драться будет на убитье... - продолжал Сергей Воловин. - А все: почему?
- Почему? - глуповато улыбался музыкальный Вадим.
- Ты не понимаешь? Неужто? Это же элементарно, Ватсон!
- Не бином Ньютона... - вставил Дюша свой едкий, лукавый смешок.
- Просто потому что всего то четверть века назад - говорил Сергей Воловин - этот самый пресловутый Ленин Владимир Ильич был объявлен официальною властью "абсолютным добром", точно также, как, к примеру,  православие сегодня.
- Помню времена из моего школьного детства, - встрял Андрей, но уже с намерением объясниться всерьез -  когда на человека ходящего в церковь смотрели в лучше случае, как на какого - то чудака. Церковь при соввласти как - бы неофициально считалась местом для стариков и старух - "им скоро умирать - вот они и ходят - боятся..." - так считали почти все вокруг. Я ведь помню... Помню рассказы родителей о временах их юности. Тогда было еще все много "круче"...  Невозможно было представить любого учащегося - хоть студента хоть даже и младшего школьника с крестиком на шее не только в ВУЗе но и в начальной школе, в первом классе. Там же физкультура - ужас! Засмеют - говорили родители - и задразнят беднягу: "Отсталый! Наш Гагарин в космос летал - Бога там не видал!.." И отец, и мать рассказывали, что подобные травли были еще и на их памяти. Комсомольцы ведь, блин... Коммунизм при дураке - Никите строили. Кстати, этот самый дурак в свое время и хотел - продолжал Воловин - "показать последнего попа в эСэСэСэР" в году этак восьмидесятом! Это нам сейчас все такое - смешно. А тогда? А тогда было страшно, противно. Промывание мозгов каждый день и давление на личность такое.  Все эти безбожные, пошлые лекции, фильмы и стенды... - то есть все, вся та мерзость, что была еще с Вовы Ленина заведена в Союзе.
А теперь? - продолжал мысль Андрей - Теперь церковь, пусть она и не Ваша, а хоть трижды тридцать раз разправославная гонит, топчет несогласных с ней,  словно новая государственная вера? Вот хотя бы те же "Пути Райст"... Девки провинились да нахулиганили - это да... Дать им по пятнадцать суток да оштрафовать на пять тысяч рублей. И - привет. Инцидент исчерпан. Но и это то - в самом худшем для них случае...
- Но, прости, не  сажать же их за это на семь же лет в лагеря! Это же инквизиция уже какая то! - снова вспрял Сергей Воловин.
- Но святыня... Святыня поругана... - неумело и нехотя отбивал удары Вадим. - Это ж вера, поймие...
- Да при чем тут какая - то вера? - забасил Воловин коему сейчас нетерпелось дать противнику моральный бой под девизом "бокс - бокс - бокс" - Акция в Храме Христа Спасителя была чисто политическая! Они права не имели, да? А имеет право Пупкин и патриарх, и мулла, и раввин так легко манипулировать мнением рядовых избирателей в ходе выборов? Что: "Богу Богово, а кесарю - кесарево"? Так учил нас всех Иисус. А вот этот самый патриарх Его слушает? Нет, не фига! - распалялся Серега - Он, наверное, и в Бога то не шибко верит раз такое творит? Или что? Просто он - чиновник от государства же приставленный для голимого политагитпропа среди верующего и неверующего? Ну, как те комсомольцы - "травители" во времена эСэСэСэР, про которых мне рассказывали мои папа и мама?..
- Да, но это - тоже церковь. Пусть она другая, пусть она права не во всем, не всегда. Но тем не менее мы не в праве ее осуждать, потому что они - тоже ведь христиане. - стал оправдываться неумало Вадим.
- Христиане? Ничего себе "христиане"! - горячо заговорил Андрей. - Да не против мы и эРПэЦэ, и тем более не против "благодатников"! Не думай! Но мы против духовного насилия и нарождающейся нынче инквизиции, от кого бы она теперь не исходила... Да не отворачивайся, Вадя! Мы тебя то ничем пока не обидели. Ну, а если и обидели - прости!  Мы то  этого, ей - Богу, никак не хотели...
* * *
- Хорошо, давайте говорить уж совсем откровенно. - говорил ему Сергей шагая рядом с Вадей по вечерней улице. - Ты подумай то сам! Хорошо?.. Ведь любая организация, ровно как любая церковь на Земле или, скажем, партия состоит из людей. Из обычных людей с их порками. Что же это значит?
- А все это значит ровно то, что другие люди вправе ее критиковать. И если они их критикуют "за дело" или критикуют даже то, что для кого - то в силу ряда обстоятельств очень близко и дорого - все это совсем не значит, что де критикующие - есть "плохие люди". - вставил свое слово Дюша. - Вспомни хоть того же Лютера - тогда то еще монаха с его тезисами против  торговли индульгенциями!
- Мы согласны с тобой - есть, несомненно есть вопросы этики. - продолжал Воловин - Но, прости, ведь данные вопросы на пятнадцать суток только и потянут, да еще на пять тысяч рубликов...
- Кстати, Храм Христа Спасителя - уточнил Андрей - восстановлен был в тысяча девятьсот девяносто четвертом - девяносто пятом годах, извини, на государственные деньги, как мемориал Отечественной войны тысяча восемьсот двенадцатого года. И что это значит?
А все это значит - продолдал он - что тот Храм - не совсем уже "молельный дом эРПэЦэ".
- Сам то ты подумай! - продолжал Воловин - Ну, раз ты сам и твои родители, ровным счетом как и я, и мои родители и... еще сто сорок три миллиона россиян его восстановили на свои налоги. И, значит: что?
Значит, это ровно такое же публичное место как, прости, мой любезный, и Болотная площадь, и проспект академика Сахарова или там... Поклонная Гора, площадь Пушкина и иже с ними.  То есть ровно как те самые места для митингов самых разных людей самых противоположных, иногда просто таки антогонистическо - диамеральных  взглядов.
- Да, девки нарушили порядок проведения... - не унимался Андрей - Это всем понятно. Но сказать, что они "не имели право" заходить туда и так далее - нельзя. Храм Христа Спасителя в Москве - есть публичное место построенное не на деньги только прихожан эРПэЦэ, а на деньги всей нашей страны, даже и на деньги атеистов, притом - самых упертых! Точно также, как и почти что любой храм строенный в России до семнадцатого года был построен на деньги Российской империи, по - преимуществу.
- И сам Храм, и иконы, и утварь - говорил Вадиму Воловин - тогда просто должны по полнейшему праву считаться что ли... государственными.
- И лишь только как - бы врененно предоставляться государством эРПэЦэ для пользования... - замечал Андрей кивая головой согласно.
- Нет, немного не так... - не совсем согласился с ним друг. - Вещи эти и здания на деле должны им сдаваться как - бы в некую бесплатную, бессрочную аренду. - продолжал свои мысли Воловин - Ну, конечно, если сама церковь выполняет некие принятые всеми у нас в государстве "правила игры", "соблюдает контракт", в том числе - и не лезет в политику.
- Эти здания и эти иконы - не их. - убеждал Андрей Вадима - Это - всей России собственность. Иначе вскорости поволокут и Рублева Андрея, и самого Дионисия, и Феофана Грека из музеев в действующие церкви, в деревенские храмы и в курные избы да в сырые палаты и келии, где хранить их должным образом никак невозможно, нормально. Нор - маль - но! Ты, хоть это пойми! Там их просто загубят... Неужели это хоть кому - то из психически нормальных, из вменяемых то бишь не понятно, не ясно?
* * *
- Да они же просто попиариться хотели - засмеялся, замахал рукой Вадим говоря - Неужели Вы того и сами не видели? Да, руководители нашей страны не идеальны, - продолжал смущенно он - но ведь мы то - христиане. Потому и любую власть мы почитаем нисходящей от  Господа Бога. Не противимся ей, ибо сказано... 
- Я не знаю, как на счет "пиариться"... Уж, наверное и не без этого... - со смешочком перебил его Воловин.
- Кстати, дорогой ты мой человек, - загудел ему Дюша - сами то "руководители нашей страны, которые не идеальны" соделали просто - таки все, чтобы за все эти хрен то знает сколько лет без советской власти насадить в стране культ успеха и денег. Денег - больше, максимально больше и любой, любой ценой. Ни при Николашке Кровавом -  царе, ни попозже разложения такого еще не было ... видно.
- Кстати, царь то тоже был не идеален - сунулся Сергей Воловин - Вспомним, что рабочие - крестьяне во время оно работали аж по двенадцать - шестнадцать часов в сутки, детский труд был нормой жизни...
- А еще калеки и нищие, что сидели у каждого храма... - говорил Андрей.
- Ну, и государственная церковь - церковь финансируемая прямо из бюджета страны... И образование уж за исключением совсем начального было тогда платное - и гимназия, и реальное училище, и тем более  университет...
- Ну, а Ленский расстрел двенадцатого года... А пред тем и девятое января девятьсот пятого. Разве это все можно было простить и забыть? - продолжал настаивть Серый.
- А все эти неудачи в Первой Мировой войне. И притом, из за самого элементарного отсутствия снарядов и.винтовок на фронте... - вспоминал Андрей урок школьной, порядком забытой истории. - Да, при Николае царская из Россия не была "африканской страной", - вспоминал он фразочки такие уже давние, фразочки с уроков своего учителя, того самого - "Свиньи" и "Жиртреста" Виктора Семеновича и при этом уже сам того не ведая начинал копировать его манеру. - ... но быть на уровне Румынии для нашей России - тоже как - то обидно... - говорил назидательно и важно чуть набычась он.
* * *
- Неужели ты и сам не видишь ничего, Вадим? - говорил Андрей - Ведь ты же умный парень, не дурак какой - нибудь слепой?.. Везде ложь и фиглярство одно. Вот ты говоришь мне про "литературу" и "искусство", а мы знаем, что оно сегодня никому почти что не нужно. Не нужно оно уже ни замотанному нашему и порядком одичавшему народу, ни тем более власти. Никакая там "литература" нафиг ей сегодня не нужна. Ей нужно одно лишь кино. И, желательно, чтобы это был дубовно - примитивнейший "Шпионыш". 
- Но ведь кто - то процветает? Кто - то из таких вот "творческих" и на Рублево - Успенском живет?.. - не сдавался Вадим.
- Есть, конечно, такие, что и наловчились себя запродать. Вот, хотя бы, тот же Дима Бяков. Тискает в оппозиционную "Новенькую" свои стишки. И все так смешно, так смешно.
- Настоящий штукарь вот, ей - богу. - встрял Серега Воловин. 
- Человек идет по стопам куплетистов пятидесятых -

- Вечером - в газете,
   Утром - в куплете!

- засмеялся Андрей.

- Вся Америка в страшном смятении,
   Эйзенхауэр болен войной...

- подхватил Воловин. - Все смотрели фильм "Покровские Ворота"? То - то! Над таким барахлом хохотали в открытую уже в году восьмидесятом. Точно? - обратился он к Дюше. 
- Точно - точно. - подтвердил кивком Андрей. - Ну, а как не смеяться, раз такая, извините, пошлость?  "Порнография духа", "не искусство" - так писали про подобное в газетах если ... дело происходило в Европе - Америке.
- Пошлое фиглярство и ни грамма искренности. Кстати, чтобы посмеяться над таким от души - никакой "перестройки" было не надо. Все и так понимали. Я имею в виду - нормальные...
* * *
- Грузите меня Вы. Грузите... - замахал скептически рукой Вадим. - Никогда Россия хорошо не жила. И тем более - при старой власти. При советской то есть - чуть поправился он. -
- Пусть и не жила, пусть и не жила хорошо. - отвечал ему Дюша. - Это мы понимаем. Но ведь только слепой и дурак не увидит, что раньше то было как - то лучше. Человечнее что - ли, ровнее, ведь так?
- Так и есть. - соглашался потупившись Вадя будто сам был в чем - то виноват. - Только... нынче дела нету никому до другого. Нынче каждый - "себе голова". Каждый сам за себя и - привет!.. Плохо это, да? Понимаю, что - "да". - словно бы прорвало Вадю. - Но, ведь все забиты то в свои дела.
- Я предполагаю, что все трудности которые испытывает простой наш, трудовой народ - говорил ему Андрей - умудряющийся кое - как существовать на семь тысяч рублей специально инспирированы - вылезло откуда то нелепо - нерусское слово - властью в целях воспитания племени покорных рабов.
- Да, уж. Да, уж... - закивал головою Вадим - В нашем то музыкальном училище зарплата препода без степени научной - всего пять тысяч, с научною - доцент - аж восемь тысяч руб. И... и...
- И никакой там так - называемой "норковой оппозиции" в Москве и всем этим "успешным" с Болотной и Сахарова московским с их лентами, или тому же "Эху" до них и дела нетю Они там в Москве вечно "c Пупкиным борются", а на простых и бедных здесь в нашем Устьрятине им по - большому счету - плевать! - процедил Воловин и хлопнул Андрея по плечу - мол, не сердись, но и это - правда!
- И что сделает народ в случае чего такого, в случае заварухи какой? - продолжал Воловин излагать свои мысли. - Да прирежет, простите, и тех, и других - власти и такую оппозицию "прекрасную", и самое ужасное, что будет абсолютно прав! Как там в "Капитанской дочке" у Пушкина Александра Сергеевича сказано? "...нет, брат ворон; чем триста лет питаться падалью...
- ... лучше раз напиться живой кровью, а там что бог даст!" - говорит Емельян Пугачев - вроде, так? - подхватил Андрей. - Я помню. Помню... -  отчего то становилось ему радостно на сердце.
- Значит, не совсем еще учился зря в школе нашей голимой на Валу Пролетарском! - думал он загордившись собой, зная что иные не запомнили урока давнего, а потому не скажут. А вот он - запомнил, а вот он - сказал. Сказал!
* * *
- Понимаю и больщевиков, и национал - социалистов, и исламских террористов - продолжал шагая по вечерней улице трубить Воловин - Все явления эти - есть абсолюно исторически аналогичные. А кому сие не понятно - болван!  Те, другие, и третьи - есть законные продукты истории разных стран. Страны разные, разные истории - религии...
- А ведь люди то все, в принципе, одни. - дунул Дюша.
- От Адама и Евы. - закивал Вадим. - Все едино... Да?
- Точно так! - подтвердил Сергей Воловин. - "Грозные явления" - скажет про это иной и - "угроза". А откуда "грозные"? Почему "угроза", а?.. Ведь подобные явления жизни так, "от сырости" никак не заводятся. А подумать о причинах - страшно!..
-  Как учат историю в школе, в современной России или, скажем хоть, в сегодняшей Германии учат? - бросил Серый в костер спора новую охапку странных фактов вычитанных из журналов и газет - Учат де "жила да была замечательная, царская, великая Россия"... или так - "жила - была на свете молодая прекрасная, демократическая, веймарская Германия"...
Про повальную коррупцию, голод миллионов, безработицу в "эпоху кабаре - демократии и джаз - банда" в ФээРГэ сегодня публике и особенно уж молодой - гимназистам да студентам там предпочитают не рассказывать многого - "лишнего". Ибо "это на руку только нацистам" - так решили местные чудаки - "леваки"...
- М...даки... - бросил Дюша.
- "Было все хорошо", а потом "пришли бесы"... - вот такая сказочка для дурачков! - говорил Сергей Воловин. - И никто - никто не скажет им: Не верю! - Почему? - А страшно вот так вот сказать, даже и при их всей этой хваленой "демократии". Боятся граждане господствующего мнения! "Демократы" разорвут несогласного с  "антифашистами" и "прогрессивными, миролюбивыми силами", что твой Тузик - тряпку...

- Нынче среди "приличных людей" вообще как - то не принято говорить "о народе". И "не принято" теми, кто "народом" вот этим при прежнем порядке горячо и неистово клялся не раз. Раньше это было так красиво, так смело и престижно, особенно при "перестройке", когда все "защищали народ"...
- А на деле - ломали страну и судьбу народа. - сунулся с догадкой Дюша. - Доломали, поделили да захапали народное себе, вот и тебе и "неприличная, стыдная тема"...
* * *
- Я ничуть не оправдываю зверства наших большевиков. - продолжал разводить Сергей Воловин свою философию -  Но хотелось бы напомнить,  - говорил он шагая по вечерней улице - что англичане, и французы тоже ведь казнили своих королей в пылу великих революций. Так что коммунисты - и тут отнюдь не первые...  Да они ведь, ежели подумать, и не так плохи. Верней, они были разные...
- Ну, да? - недоверчиво бросил Вадим.
- Разные. Подумай сам, раз режим существовал на свете семь десятилетий, то как было ему не меняться? Пусть даже - говорил ему Серый - при товарище Ленине эта власть была варварская, а при Сталине была -  людоедская. Но уже при Хрущеве - то Савелья наша Власьевна была глупая и в чем - то уж очень наивная. Вся эта борьба за коммунизм, борьба их с религией...
- Все эти фильмы Марлена Хуциева... - сунул Дюша.
- Точно - точно... - закивал Сергей Воловин. - Пусть при Брежневе она была такая вот имперская и консервативная, но при Горбачеве то, при Михаил Сергеевиче она ж все - же стремилась стать "цивилизованной", обрести наконец то "общечеловеческие ценности"...
- Многие сегодня вспоминают горбачевкую эпоху, как какую то сказку! - начал вспоминать свою раннюю молодость Дюша - Вся эта свобода в повседневной прессе, "острые" газеты и дискуссии. Все эти журналы с Пастернаком, Cолженицыным, Михаилом Булгаковым... А разрядка наша международных отношений. Мы открывались миру. Мир открывался нам... А какие фильмы были острые, не помните? Неужели не помните? Забыли? "Маленькая Вера" и "Зеркало для героя", "Взломщик", "Асса", "Шантажист", "Плюмбум или опасная игра" и "Меня зовут Арлекино"... А еще у нас в Союзе разрешили тогда фильмы Андрея Тарковского и песни Гребенщикова, живопись Малевича и Кандинского, группы "Наутилус-Помпилиус" и Костю Кинчева, Энди Уорхела и роман Оруэлла, сюр Сальвадора Дали и певицу Жанну Огузарову, а еще - всего Высоцкого и... и ... и - всех, всего не перепомнишь! Это был настоящий культурный прорыв... - говорил Андрей. - А Съезды, Съезды эти депутатов народных в Кремле. Как там смело ругали... самого Горбачева - и в прямом эфире! И ведь он - терпел! Терпел будучи по - сути единовластным правителем эСэСэСэР!..
Горбачевская пятилетка - продолжал Андрей - это было такое необыкновенное, такое счастливое время! Время несбывшихся надежд на прекрасное, светлое, справедливое будущее! И все это при том, что тогда еще и все лучшее от тех прежних лет сохранялось в жизни страны. И бесплатное образование и здравоохранение. И строительство бесплатного жилья для нуждающихся - в очередь... Именно тогда  при Горбачеве ввели норму - аж шестнадцаит метров квадратных на одного человека! Не слабо?! Я то студент - архитектор - оттого и знаю. - заявил он. -  Да сегодня у нас миллилны ютятся в убогих конурках,  платят бешеные деньги за чужие углы. Или взяв ипотеку в кредит  только на квартиру и работают...
А еще в те годы повышали зарплаты бюджетникам...
- Чем частично разогнали инфляцию... - сунул Серый ему "острый ножик под ребрышко".
- А еще людям давали зарабатывать - появились кооперативы. - продолжал Андрей. - А еще появилась настоящая и без всяких кавычек свобода религии. Да, небольшой моральный психологический прессинг на верующих сохранялся и при раннем Горбачеве, но уж после празднования Тысячелетия крещения Руси в восемьдесят восьмом году он все уменьшался, уменьшался...
- Да, бывали и трудности... - подхватил рассказ Сергей Воловин. - Для того, чтобы совершить в стране переворот группа властных интриганов и ранообразных демагогов во главе с Борисом Ельцовым, Собачником, Поповым и прочими стали безответственно давать народу разные несбыточные обещания и тем самым и "раскачивали лодку". Вспомним хоть бы всю эту историю с "суверенитетом России" и "выходом РэСэФэСэРэ из состава эСэСэСэР" - это ж просто  безумие было...
Для того, чтоб создать недовольство в народе мафия припрятывала продукты и товары на складах или просто их уничтожала вывозя на городские свалки... А потом? Для того, чтобы ликвидировать гнездо этого вот заговора интриганов по негласному, сугубо тайному распоряжению самого Горбачева девятнадцатого августа девяносто первого года и был создан тот ГэКэЧэПэ который якобы его же изолировал от страны и от мира... Совершенно понятно, что после наведения элементарного порядка в стране Горбачев вернулся бы на место президента эСэСэСэР и, наверное, правил страной и доныне... К сожалению, история распорядилась по - другому. Из - за нерешительности и неподготовленности действий этот самый ГэКэЧэПэ проиграл. Горбачев сдал Янаева, Крючкова, Пуго, Стародубцева - просто отказался от них. А они прокляли его, как иуду... После этого развалился Союз. А потом?..
- А потом был смертный ужас "либеральных реформ" Гайдара в девяносто втором расстрел российского парламента в днвяносто третьем. - говорил ему Дюша. - Ты моложе меня, потому и не помнишь... Говорили про сотни, если даже не тысячи трупов в Москве в октябре девяносто третьего.
И еще миллионы жертв людоедских "реформ". Кто их вспомнит, исчислит? Всех тех нищих, бездомных - бомжей, безработных... А еще - война в Чечне и бои в Дагестане. Беженцы, гастарбайтеры, "бригады", воры, проститутки, киллеры...
- А еще квартиры стали не доступны, - продолжал Сергей Воловин. - Цены - дикие, высшее образование - за деньги - а потому не всем доступно... Так что, так ли плохо жили мы при советской то власти при том Горбачеве? Да ответ очевиден. Жили мы прекрасно аж до августа рокового девяносто первого. И могли - бы жить и дальше ровно так, если бы наши слепые и злокозненно им одурманенные люди меньше верили Борису Ельцову и всей банде "дерьмократов", как теперь их в народе зовут...
- Да у Вас ведь тоже получается "как в веймарской", да "как в царской России"? - захихикал Вадим. - От чего ушли - к тому пришли. Где же логика, братцы?
- Ну, да что с дурачком говорить! Вот уж верно говорят в народе: "Дурака учить - лишь портить..." - рассердился Волынин немного то ли сам на себя, то ли на вот этого Вадю. - Пришли. - говорил он приятелям возле путепровода. - Я в Бывальник, Андрюша - на Вал, и тебе куда, Вадя?
- На последний автобус до "Элмы"? - отвечал ему тот.
- Далеко... Ну, беги... - говорил ему Дюша проводая приятеля уходящего в тень и желтые блики ночных фонарей. 
* * *
- Эх, наговорил ты, друг с три короба. Ну, а впрочем, ты во многом и прав. И прав чертовски. - говорил Андрей почти что прощаясь с Воловиным. - Вот ведь  не было, - схватил он снова Сергея за пуговицу словно бы не пуская серьезно домой - вот такого  всеобщего царства аморализма плохо прикрываемого повальным ханжеством.
- Ну, мы - старше Вадима. Мы все это видим, много что понимаем. Мы еще "престройку" застали - "старички"... - отвечал ему Воловин. - Вот поэтому и надо бы ровно так говорить нам с "вадимами" этими о самом главном. А то так дураками и помрут, несмотря на всю свою самую что ни на есть веру искреннюю, прости Господи... Ну, я... - вырывался Сергей. - Мне пора.
- Нет, постой. - не пускал его Дюша. - Видел ты по ти - ви"Пусть Говорят" с Малаховым - передачу безобразную про этих "Пути Райтс"? Смотрел сам! Это - дурка!  Это просто уж какое - то средневековое судилище, других слов - нет. И особенно Максим Перденко старался... Все орал и орал, и орал. Негодовал так, значит. Ну, совсем как какой - нибудь бездарный плагиатор Шолохов, что вот так же распалясь на счет  Синявского и Даниэля голосил, что их де " мало посадить, их расстрелять бы надо!"
- Кстати, за "антисоветскую агитацию и пропаганду" Даниэлю и Синявскому в шестьдесят шестом дали всего - навсего четыре  года. - вспомнил Серый. - Это в том, еще в тоталитарном Союзе. А сегодня девушкам из "Пути Райтс" хотят вешать аж семь лет! И за что? "За богохульство"? Или просто Пупкина обидели? Верней, Пу так обидился на них.
- Между прочим, ведь и сам патриарх, и мулла, и раввин первые вначале в телепрограмме "Время" агитировали за Пу - Пу, пугая зрителей то "оранжевой угрозой", то "американским империализмом"... После этого девки пришли в Христа Спасителя со своими песнями плясками. Держу пари, что одно без другого не случилось бы... - говорил Андрей.
- Ну, да, да. Мне пора... - пожимал ему руку Воловин. - Убегаю. После, после обо всем договорим...
* * *
ЗВАНЫЙ УЖИН У ГУБЕРНАТОРА. РАЗГОВОР О НАРОДЕ ХУЭЙ.
ФИЛОСОФСКИЕ ДИСПУТЫ

- Вот один анекдот - с... Только... Только - того... - поветртел Иван Иванович пухлой ручкой и поставил бокал чуть запотевший фужер на блестящую полировку нарядного, ладного столика. - Ну, c, рассказывать мне, мужики? Или - с, дамы - с?.. - добавил Козицын обращаясь к раскрытым в смешочках растянутым ртам то ли злобно, а то ли беззлобно нынче скалящим то свои белоснежные, то уже - золотые, говоря  а вернее бросая в лицо этим мордам, как он сам их в душе называл, этим нагло - улыбчиво - самодовольным харям, средь которых особо услужливо нынче сверкало расплываясь харя барсуковская. 
- Вот, на днях в известном магазине электроники купил новую клавиатуру к компьютеру. - похохатывал он. - И, чего же Вы думали?
- В самом деле: "чего"? Ничего? Ничего... - зашушукались в веселой толпе подошедшие дамы предвкушая от Ивана Ивановича очередной анекдот. 
- А вот "что"... - продолжал он лукаво. - Притащил я ее домой. Ну, вот подключаю и пробую, значит. И чего же вы думали?
- Она вдруг взорвалась! Ха - ха - ха! - захихикали дамы поводя плечами и чуть - чуть пригубляя шампанское. - Так?
- Нет - с, не так! Все Вы врете, дурочки то Вы мои!
- Нет, не Ваши, не Ваши, не Ваши, дорогой Вы наш Иван Иванович! Никогда мы Вашими не будем. Вот, расскажем мужьям, что Вы тут... -  захихикали дамы - и Вас на весь наш департамент прославим...
- Страшно... Страшно, аж дуть... - принялся притворяться Козицын. - Так, гляди и с программ международных снимут? Голодать придется аж на восемь то тысяч! Вот жуть!
- А как будете себя вести, Иван Иванович? А как будете себя вести?.. - залучилась крупными алмазами поперек бледной шеи начальница Департамента народного образования области. - Экий ты! Позволять себе много! А у нас то таковских не любят! - загрозил старику женский пальчик в перчаточке и стоявшие рядом с начальницей барышни стали сыпать смешочный горох.
- Ну, так что же там с "клавой" китайской? Что не так - то? Скажи... - подступали к нему Барсуков и товарищи.
Было видно что вечер сегодня удался. Миллионы огней рассыпались по стеклам, иглы острые от электрических ламп бились бликами и плясали на огромной глади зеркал. На панели мореного дуба по стенам, на большие портреты областных "светил" - чиновников, на блестящий паркет - ламинад, на китайский фарфор и на старую бронзу династии "Мин" в кабинете. В моду резко входила "китайщина". На портьеры, зеленые пальмы и... и... наплывала волнами ресторанная, сочная, жаркая, музыка группы "Котэ". Группы, перекрещенной в "Скотэ" в рядах страстных и вечно хмельных, горячих поклонников.   

- По дороге да по столбовой,
   Я шагаю в этот час ночной.
   Впереди меня поток машин,
   Я бреду в ночи бухой - один...

- начинал заводиться мордастый певец в черном смокинге. 

- Мы бу - у - удем жить теперь по - новому!
   Мы будем петь теперь по - новому!
   Мы будем пить теперь по - новому!
   Ах, люди - люди - люди',
   Ах, люди - люди - люди',
   Ах, люди - граждане мои, - и - и - и - и!

- подвывала подпевочка из весьма легко одетых барышень в кружевах и дешевеньких блестках позади. Позади чудных девочек оркестранты во фраках рвали струны гитар, били яро в барабаны и тарелки сверкающей меди и давили на клавиши черно - траурных японских "Ямах".   
- Ну, так что же там? Что ж? - опять напомнили словно бы задремавшему Козицыну.
- Ах, да... - словно - бы очнулся Иван Иванович - Это самое... Того... Пробую ее я, значит, дома и  замечаю, что вот кириллические буквы на нескольких всего клавишах не совпадают со стандартным их расположением. Пригляделся и, смеялся долго: первые три клавиши были там помечены не "и", "ц", "у" ну, как обычно, а... - того... - покрутил он опять своей рученкой и потянулся к бокалу. -   В общем, составляли они, дорогие товарищи, то сакраментальное, русское слово из трех букв, то которое при прежней власти мальчики писали на заборах исключительно, а теперь при демократии у нас пишут и в интернете, и в газетах, и даже в разных книгах. И не обязательно, что лишь про "это дело".
- Ну, да что Вы говорите такое? - напуская на себя притворный ужас взмахнули ресницами барышни. - Ну, и что же? Стали жить Вы дальше то c "этим", или живо понесли обратно в магазин?
- А зачем? - засмеялся Козицын - Или Вы китайского не знаете?
- Нет, не знаем! Не знаем китайского! - засмеялся Барсуков с друзьями. - А что там?
- Ровно то, - продолжил Иван - что вот это упомянутое слово широко распространено в китайском языке. Не знали? Так, приличия ради принято у нас писать ну, хотя б - "провинция Хуэй" или вот - "народ хуэй", что не есть по - китайски правильно... И еще. Кроме всего, слово это - очень часто встречающаяся там у них фамилия. Так что если послали Вас в Китае к дяде Ху... - то идти, наверное, все - таки стоит. Именно такое расположение клавиатурных клавиш могло быть попыткой личной, авторской подписи сборщика.
- Дабы дать нам знать, так сказать, поведать потребителям российским: "Вот есть в Китае некий господин Xу..., собирающий для Вас в Устьрятине клавиатуры", и прославиться тем за границей. - захихикал Анатолий Дмитриевич.
- Точно, точно... - захихикали дамы. - У нас тоже в России любой Ху... о себе - большого мнения. Бесспорно! Ах, как остроумно, дорогой Вы наш человек...
- Помолчите уж все. - мрачновато давил из себя какой - то желчный господин за спинами у всех. - Века этак через полтора на планете будут жить одни китайцы. Вот тогда и наступит всем на "ху..." "пи - пи...". Притом - полный и уже окончательно.
- Есть еще одна версия: ху... ху... хулиганство. - продолжал Иван Иванович со смехом. - Это есть выражение высокой неприязни истинного ханьца к "высокомерным северным дьяволам". Наверняка "такое" учудил какой - нибудь довольно пожилой китаец, учившийся когда - то в годы нашей дружбы с Китаем в Союзе, а после клеймивший наш "советский ревизионизм" на собраниях у хунвейбинов.
- Ну, уж нет! Это мало вероятно! Ведь они нам - друзья. Вот и учения совместные на реке Амур показали во "Времени", вон и саммит в Пекине прошел. Говорил недавно президент: "Добрососедство России с великим соседом по евразийскому просиранству"? Так? - принялись возражать ему.
- И, как... как они - то в "евразийское пространство" влезли, когда в Азии еще, слава Богу, пока что целиком сидят? - вдруг заметила начальница. 
- А ведь влезут... - пошутили невесело рядом и смолкли.
- Третья версия тут: - засмеялся Козицын чуть хлебнув из бокальчика. - это добрососедство. Сами то посудите. Плохо знающий русский, но понимающий, что работает на большой российский рынок, простой китайский сборщик решил послать нам вот такой довольно добрый привет. Перед тем он спросил у первого попавшегося ему российского "челнока": Какое слово самое любимое в России? Тщательно его записал, а потом уже соответствующим образом составил клавиши.
- Ну, все это - маловероятно. Не совсем же китаец - дурак! Вот мы - умные, - захихикали дамы - тем не менее вся наша "великая Россия" не способна пока что сотворить ни... одного компьютера или, скажем, цифрового фотоаппарата, камеры.
- Камеры у нас пока что свои, собственные только в тюрьмах и есть. - замечал мрачно кто - то в толпе.   
- Ну, для "несогласных" то таких нам хватит. От советской еще власти - крепкие остались камеры... - пошутил прежний голос и тот час снова боязливо запрятался.
- Даже "мыши" ни одной ни производим! - зазвенели барышни забивая смешками неприятную реплику - Даже картириджей для принтеров не делаем! Хи - хи - хи!.. Ну, да что там "картриджи" свои, когда на свете есть китайцы? Вместе то со всей своей химической промышленностью не способны мы, говорят, даже краску для тех картриджей сварить! Хи - хи... - подкололи говорящего.
- А это значит, что и эта версия у нас отпадает. - пригорюнился Иван Иванович. - Тогда что ж остается? Диссидентство одно голимое? Значит, тот же пожилой китаец научившийся ругаться как сапожник в нашем эСэСэСэР из - под глыб тоталитарного своего государства так пытается дать понять русским братьям, как ему там плохо живется. Между прочим, эта версия подтверждается и другим фактом: - чуть погладил голову профессор, словно этот жест мог способствовать ему в воспоминаниях. -  как - то мой приятель показал мне раз пуховик, где на ярлыке, на котором должно было б значиться: "Мэйд ин Чайна", вместо слова "мэйд" стояло ругательство - "фак", то есть слово известное в английском языке не меньше, чем то самое злополучное слово с клавиатуры - на - русском. Это точно был диверсионный акт какого - то их китайского "несогласного". - засмеялся глуповато Иваныч и собравшиеся тоже захихикали. 
- И еще имеется пятая версия: культурологическая то, так сказать. - чуть повеселев от прянятого на грудь добавил он. - Есть такая гипотеза, что искомое слово как раз и пришло в наш русский именно из их - китайского. А основана она на том, - умничал перед гостями профессор психологии и социологии - на том, что китайское слово "куй", то есть - "черепаха" по - ихнему, носит явно непристойный оттенок, так само это странное животное и является у тех китайцев как - бы символом мужского детородного органа.
- Это почему это так? Почему? Почему это?.. - захихикали дамы.   
- Потому что вечно в панцырь прячется... - подсказали им мужчины. - Эх Вы, а еще "большие девочки"!..
- Слово это якобы на Русь принесли те китайцы, что входили в монгольское войско. - продолжал распаляться профессор. - Кстати, очень возможно, что некий их большой ученый, впавший в бедность, вынужденный подрабатывать сборщиком компьютерных клавиатур взял, и не удержал показать нам свою эрудицию вот таким образом напоминая нам в Росси о великой связи наших древних культур...
- Ну, и что ж, работаете Вы на такой вот диковинной "клаве"? - через приступы смеха выдавил из горла Барсуков.
- Нет, ну что ты? - замахал руками на него Иван. - Нет и нет, конечно. В тот же день я пошел в магазин и сменял там эту вот клавиатуру на другую, где все буквы расположены нормально и вполне традиционно. Потому как это сочеиание трех букв, а вернее данное расположение трех клавиш постоянно отвлекало меня от работы, то и дело повергая в неистовые приступы смеха и хохота.
- Покажи дурню палец... И особенно, если палец - двадцать первый. - пробурчал рядом голос. Но его, похоже, не заметили. А, верней, не придали ему значения. 
* * *
- Да уж... - говорил Козицын - Ведь прекрасно известно, товарищи, извините, - осекся Иван - господа и прекрасные дамы, что в глазах у раба и кнут выглядит пряником. Впрочем, каждый выбирает для себя - как в песне. Я не прав? Не прав? - Оспорьте. Я согласен, пожалуй. Но аргументированно, господа мои, аргументированно... А то что ж получается? - говорил он вертясь средь лощенных, гладко выбритых мужчин в дорогущих, добротных костюмах. -  Не успели мы вырваться из тоталитарного государства, как вот тут же норовим вернуться обратно. Ну, не мы, ясно дело. Не мы. А все общество. Об - щест - во. - потянул он словцо со смешочком. - Кстати, дорогой, милейший мой сударь Дмитрий Анатольевич, чем же можно объяснить вот такой парадокс социальной памяти?
- Да неблагодарные они и злые. Эти... То есть - народ... - скоро и почти что бездумно вывалил в ответ Ивану доцент Барсуков. - У них как? У них вечно, то есть ровно завсегда любая глупость овладевшая массами уже становится как - бы мудростью. Хотят "свободы" они? Это великолепно! Это просто прекрасно! Но... но... - чуть замешкался он и продолжил. - Кстати, они вечно лишь ее и хотят. Но "хотеть" - еще не есть "иметь", "обладать", "иметь право" и так далее...  Но и это - лишь начало. - начал возмущаться он - Послушайте, а потом они, эта чернь, эти с позволения сказать людишки начинают орать о какой - то "социальной справедливости"! Ха - ха! Где они ее увидели, а? Где же она есть на нашей планете? Разве, что в какой - то Швеции? Ну, да мы то тут, слава Богу, не шведы. Мы Полтаву не проигрывали. Мы ее выигрывали! Так то! И пусть все тогда знают... и... и...  Есть хотят? - продолжал разглагольствовать он - Но давно, давным - давно, господа, всем известно, и особенно то среди нас - людей культурных, что - "свобода - рабство ответственности". А в свое время -  "рабство - это свобода ни за что не отвечать." Я не помню: кто же это сказал? Но сказал же! Сказал! Я ж не сам это выдумал, черт побери...
- Да, теперь у нас рынок. Потому пускай ровно всякая тварь выживает, как может. Мы их с ложечки кормить не будем - не намерены. - закивал соглашаясь с другом Козицын. - Умирают? Значит, это ихняя судьба такая. Ничего не поделаешь. Ничего, господа, не попишешь. Рыночная экономика -  есть мудрость высшая! Это я с Гайдара нутром чую! - впер Иван Иванович указательный в высокий, лепной потолок новорусского, барского дома. - Это, как таблица умножения, как дважды - два. А таблица умножения уже сотни сотен лет не требует новых идей.
- А театр революции начинается с вешалки... - бросил кто - то острую шутку в толпу разнаряженной публики с бокалами и тот час пропал. Растворился среди хрусталя и горящий огнями зеркал. 
* * *
- Ох, уж этот нас русский мерзаваец... - говорил хлебнув шампанского Иван Козицын. - Как там сказано у Василия Розановв в "Уединенном"? - вспоминал профессор УГУ - "Русский вечно мечтает, и всегда одна мысль: как бы уклониться от работы." Так то. Так то, господа, друзья мои! - ликовал раскрасневшись старик ровно так, словно выиграл денежный приз в лотарею. 
- Нет уж. Нет уж, позвольте, позвольте... - подступил к нему молодой и довольно высокий, а вернее сказать - моложавый, рыжеватый и длинный мужик с неприятным хитрейше - подлешим лицом, чуть похожий на лиса, поглядев на которое  собеседника тут же одолевало странное желание в морду вот такому хлыщу. 
- В стране нашей есть огромный запрос на свободу. - утверждал молодой человек. - Будем спорить иль спорить не будем?.. И не надо, не надо... - улыбался он сладко - А то ведь вот так выступление самого президента последнее можно бы оспорить! Ай - йай - йай! Ай - йай - йай! - погрозил он Козицыну пальчиком нагло перед самым носом его, да ровно так, что Ивану Ивановичу тут же захотелось схватить за него и сломать ко всем чертям. Но он все же сдержался.   
- Политолог Травмин... Это же сам Травмин Борис... - зашептались в толпе. - Какая честь...
* * *
- Я, как политолог и как сопредседатель Европейской общественной лиги "Альянс-Рашша" в Устьрятине - начал он говорить - категорически не согласен с тем тезисом, что де русскому народу свойственно какое - то там рабское сознание, и что мы де на самом нутряном то есть уровне отвергаем свободу. Такое могут говорить только те, кто не изучал историю модернизации в других странах. - хмыкнул он. - Ну, вот Вы... А вот я, я то сам довольно много времени посвятил исследованию модернизационных процессов в Европе и поэтому могу сказать, что все проблемы, которые сегодня переживает Россия, Старый Свет уже преодолел много ранее. Просто мы эту стадию проходим немного позже, чем все европейцы...
- Все ж мудрено... Мудрено... - зашептали ему. - Вы бы это... попроще так, что ли?
- Что же проще то Вам? - захихикал Травмин. - Слушайте...  На мой взгляд, запрос на свободу в нашей стране действительно есть. И в первую очередь это относится к той части российской элиты, которая формально клянется в верности тандему, но на деле хотела бы получить более внушительные гарантии по защите собственности. Этим людям есть что терять, и свобода для них - необходимое условие для успешной предпринимательской деятельности. Ну, и Вам всем присутствующим тут на приеме в губернаторском доме, конечно. Понятно?
- Как еще не понять? - закивали с почтением к нему - Излагай, мол, и дальше, любезный, до кучи.
- В истории различных стран либерализации нередко предшествовала экономическая модернизация. То есть сначала создавалась более современная и сложная экономика, ну после чего политическая система начинала эволюционировать в сторону демократии. Понятно?.. Кстати, это в полной мере проявилось и в нашей стране в девяностые годы, как бы их не хулили начальство и чернь...
Я не склонен - продолжал молодящийся Борис - ну, хоть как - то преувеличивать демократичность ельцовской эпохи, но ведь именно тогда усилиями Гайдара и Чубайса Россия шла по пути модернизации и реформ.
- Хоть и по трупам шла?.. - вставил кто - то вопрос из топлы и притих.
- Пусть и так! Пусть и так! - как с цепи сорвался Травмин. - А Вы что же, "деткий садик" хотели? "Рай земной" захотели? Нет его и не будет! Вот так. И не надо подбрасывать! Надо было все ломать через колено - и ломали! Ломали! Ломали! Ломали! Потому что для того, чтобы что - то построить - надо что - то сломать! Это ж ясно? Вы - жалеете, Вы - "добрые"?.. 
- Ну, ломать - не строить. Ума не надо... - заметил скептически кто - то.
- Пусть Вы "добрые", а мы - "злые"! "Злые" и "злые"! - повторял политолог. - Почему ж так - то? - спросите. А все потому что - дело знаем!
- Ну, понятно. "Коза ностра", то есть мафия их итальянская в переводе с итальянского означает только всего лишь - "наше дело." Только так и ничего другого - захихикал все тот же насмешливый голос.
* * *
- А сегодня никаких уже важнейших реформ не проводится. - говорил он опять - Потому что наша экономика и всецело зависит от конъюнктуры на мировом сырьевом рынке. Поэтому неудивительно, что, когда цены на нефть в восьмом и девятом годах резко обрушились, Россия стала чемпионом "Большой двадцатки" по темпам падения ВэВэПэ в острую фазу кризиса...
Существует мнение, - вертелся он - что де либерализация противопоказана нашей стране еще и потому, что в случае проведения свободных и честных выборов к власти могут прийти националисты. Ну - с, ну - с, ну - с... - захихикал он глупенько. - Вот, к примеру, сторонники то этой точки зрения ставят в пример всегда нам - либералам Веймарскую республику, где после десятилетия хаоса и политической нестабильности в тридцать третьем году победили нацисты. Причем Гитлер и компания, как любят подчеркивать эти господа -  эксперты добились успеха на свободных выборах.
Мне такая точка зрения кажется ошибочной, - кривил губки господин либерал - и вот почему. Государства, в которых правящие режимы вечно "крутят гайки", во времена великих кризисов банально могут ну... не справиться с управлением что ли... Совершенно поятно, что именно в эти периоды отсутствие демократической культуры и толкает их в объятия всех страшных диктатур - коммунизма, нацизма... Мы, как либералы и как граждане этого никак не хотим! - петушком взвился Борис Травмин - Мы хотим то чего? Деньги делать! Ведь так? И хотим, чтобы нам не мешали!.. А  Германия... А  Германия та на всем протяжении всего то Девятнадцатого века не была демократической страной... Верней, ее вовсе и не было. А потом пришел этот страшный Бисмарк с Вильгельмом... Что, ее разбили? Слава Богу, туда ей и дорога была... Государство пало и: аминь! - говорил либерал но очухивался добавляя погодя еще. 
- К сожалению - пер на них политолог - весь период падения страшного, авторитарного государства и расцвет прекрасной Веймарской республики в глазах немецкого народа почему - то ассоциировался вот с такими неприятными явлениями, как гиперинфляция, безработица и великая депрессия? Вот слепота! Ну, конечно, конечно, - соглашался он нехотя - кое - что такое нприятное уж действительно было. Не без этого. Но за деревьями то надо было видеть лес! - поучал господин "глупых" немцев. -  Стоит ли удивляться, - продолжал Борис Травмин - что с таким негативным мироощущенческим опытом немцы выбрали национал - социализм? А отсюда вывод для нас: нужно целенаправленно и планомерно развивать в стране России демократию. Что б народ нас все... чувствовал правильно... 
- На твоей бы шкуре - то так... - вдруг возник снова голос.
- Только в этом случае, - говорил либерал - как мне кажется, и возможно свести к полному нулю риск прихода экстремистов к власти в либеральной, свободной России...
* * *
- Нет, послушайте, любезный господин... - протолкался через публику невысокий бородатый господин во фраке.
- Александр Дутый... Александр Дутый - философ... - стали шелестеть в толпе. - Тот самый...
Бородатый подскочил к Борису, протянул тому руку, но последний отстранился от него, сделав вид что так и не понял, что же он хотел. И вот, пробрчав себе под нос что - то типа - Ну, и хрен с тобою, либералишка, агент американского империализма... - Дутый стал говорить.   
- Я и сам политолог, а еще я - лидер Международного Евразийского Союза Четырех. - говорил господин отстраняя с усмешкой запоздалые объятия Бориса, говоря всем своим поведением, дескать: не фиг, поздно уже, раньше надо было лезть обниматься, ну а ныне мне - не надо этого...
- Крепостное право - загремел философ да так, что зазвякали люстры - было очень неприятным явлением нашей русской истории, и, как и славянофилы Девятнадцатого века, которые мне довольно  таки близки по духу, я в целом и полностью приветствую освобождение крестьян!
- Своевременно вспомнил, больше чем через полтора то  века. Очень актуально будет. Добрый барин нашелся... - захихикали, зашукали в толпе. 
- Но, другое дело, - говорил философ Дутый - что все авторы реформ шестидесятых годов Девятнадцатого века не учли наш общинный характер ведения сельского хозяйства. То есть та реформа была направлена на что? Да на то, чтобы крестьяне наши русские занимались индивидуальным фермерским трудом, о чем значительно позже и стал говорить господин премьер Столыпин...
Но условия, - гремел на весь дом бородач - чтобы крестьянские общины все - же сохраняли свой традиционнейший уклад, но вот только без той унизительной процедуры крепостного права, не были созданы. И вот это и есть то самое главное противоречие Великих реформ, - разводил он руками и тряс бородой - которые, по сути дела, обрекали крестьян русских то на пролетаризацию, то на индивидуальное хозяйство, и толкали к жизни, к которой большинство людей русских были не готовы в силу наших древних, исконных традиций.
Что касается того, что в сознании общества еще витает крепостничество, - продолжал философ Александр - с бородой - то все это - очень примитивный взгляд, господа и дамы, на наше, на русское общество. Так, славянофилы, и в частности Аксаковы, - поднял палец сей ученый муж - ведь писали относительно того, что часто мы понимаем под рабством просто недостаток вовлеченности в политические процессы. Так? Но, однако, сам то институт рабства, когда государство подчиняет все формы человеческой жизни, - это одно дело. А когда большинство людей просто не интересуются и никогда не интересовались сложными проблемами политики - это дело то совсем другое. Может быть, весь простой народ попросту сосредоточен на других вещах? Может быть, для них, то есть вот для этих то - простых - есть что - то более так - сказать дорогое и ценное, чем политическое управление? Бог, правительство, семья, Держава, царь?..
К сожалению, у нас порою не все задумываются над тем, что навязываемая сверху демократия или так - сказать либерализм - посмотрел он пристально на Травмина - зачастую просто на фиг не нужны всем тем, кому они так фанатически навязываются.
И вообще, - продолжал разглаголствовать Дутый - все это такое вот лобовое противопоставление так - называемой "свободы" и "рабства" - слишком уж примитивно и однобоко. Ведь в конце то концов, можно оставаться свободным, но чисто формально быть рабом. Кстати, древнегреческий философ Платон, которого продали в рабство, все равно был духовно свободным... и... Ну, а можно быть формально  совершенно   свободным   человеком, но при этом сохранять рабское сознание.
- Посадить бы тебя так на месяцок в тюрьму - формально. Что - бы ты тогда запел? - захихикал тот же голосок.
- ... Но все эти разговоры же о том, что де "Александр Второй освободил крестьян, а рабская психология у нас в России осталась", к счастью присущи лишь небольшому сегменту нашего общества - либерально - демократическим, западническим так - сказать элитам. Не понимают они народа русского, не понимают логики нашей истории, не понимают специфики нашего национального самосознания! - замахал бородатый рукой. - И поэтому то, что воспринимают эти вот слепые только, как покорность и полное рабство, на самом деле можно же понимать, то есть трактовать как нашу великорусскую созерцательность и особо - православную духовную сосредоточенность.
Нет, я не стремлюсь ни коим образом оправдывать лакейство. Нет и нет. Я и тут таких не вижу, несмотя на присутствие в нашем кругу уважаемого моего коллеги Травмина - отпустил он ядовитую колкость - И... и... Не народ является главным носителем так называемой, а вернее только так понимаемой кем - то "несвободы" и "рабства", а все эти холуи при власти, кои то поддерживают коммунистов, то вдруг Ельцова, то Владимира Пупкина, то Медвединского... Ныне они будут славословить Александра Второго - Освободителя, завтра же - если сменится конъюнктура политическая - станут почитать Ивана Грозного и Малюту Скуратова.
А народ? А народ у нас: где? Он каков? - вопрошал риторически Дутый. И себе же отвечал - Народ у нас очень - нежный, созерцательный, с чистой и глубокой душой. Вот так! И поэтому Вам, господа - либералы, наш народ не понять! Не понять!..
* * *
Зал тонул в бурнопенных овациях, как в лучах электричества рассыпаемого искрами хрустальных бликов. Пузырилось в бокалах шампанское. Белоснежные спины и плечи дам и пиджачные пары дорогого сукна отражались на зеркальных гладях. Кельнеры во фраках, маленькие бои из прислуги в красных курточках добавляли прекрасному балу особую прелесть своею готовной на прихоти гостя услужливостью. Только вот за дальнею колонною или в биллиардной средь клубов сигаретного дыма, стука кия и грохота катящихся шаров заскрипело негромко, скороговоркой, или даже полушепотом. Как досада и как жалоба на зубовную, странную боль -
- После девяносто третьего у нас самой популярной, то есть массовой идеологией тогда вот стал и теперь остается самый наш обыкновенный, бытовой оппортунизм - конформизм говорящий: пусть они наверху разбираются, а мы тут внизу то сами как - нибудь уж выкрутимся и с грехом пополам проживем.
- Вот уж правда - "с грехом"... - отвечали ему и пускали в потолок синий дым.
- Нет, послушайте, позвольте... - начинал гундеть опять откуда то знакомый рыжеватого лиса - Вот писали, что де "русское, то есть обычное право, право которым руководствовались все сельские общины, считало признание обвиняемого самым убедительнейшим доказательством вины. В созданных в шестидесятые года Девятнадцатого века волостных судах, в судах предназначенных для разбора всех гражданских дел и управляемых самими крестьянами, единственным и якобы надежным доказательством в большинстве случаев было признание подсудимого." Ну, и что ж? Это тоже - нормально?
- Да, нормально. Нормально! - возражал бородач. - Вот Вы тут за толерантность, то да се. А ведь Ваша то толерантность, сударь мой, хуже "демократизатора".
- Почему? Почему же? Отвечайте... - приступал к нему "лис". 
- Потому что, - хрипел бородач - что любая, даже самая хорошая идея способна превратиться в языческий фетиш, ежели ее вот такие, как Вы, наряжают в идеологические одежды. Причем, что характерно, подобного рода метаморфозы происходят не только в авторитарно - или тоталитарно и деологизированных обществах, но и в странах, вполне оправданно гордящихся своею так - называемой "демократией".
Почему так происходит? Не знаете? А я - знаю! Знаю! - настаивал он. - Думаю, именно потому, что людям всегда было свойственно превращаться в рабов собственных идей. Причем, даже в условиях так - называемой "демократии", - засмеялся Дутый - как показывает нам пример этой их "толерантности", это рабство оказывается сродни самому страшному деспотизму... Вы только попробуйте в этих их СэШэА подать женщине пальто или сказать о ком - либо "пожилой человек" вместо "поживший", или поинтересоваться, почему на вакантную должность университетского преподавателя приняли какого - то пи... , простите, - гея, хоть и квалификация у него пониже, чем у двух других конкурентов, и - всё, Вы -  есть "враг человечества" и "фашист", потому что Вы не соблюдаете де гендерного равенства, и не уважаете человеческое достоинство, и не чтите права сексуальных меньшинств, кои то по - сути есть привилегии для половых извращенщев... Что случится тогда? Вы не знаете, господин либерал?
В самом лучшем то случае сделают они Вам строгое замечание, как мальчишке. В худшем - превратят в изгоя, как великого Гюнтера Грасса за его стихотворения писанные им против захватнической и милитаристической политики Израиля на Ближнем Востоке...
И я - прав. И я - прав. Ну, а Вы, сударь мой, сами знаете, что не правы. Но упроствуете. Просто нагло упорствуете, совсем как мальчишка...
Бился кий и катились биллиардные шары. Стукал снова и снова. Траурные кельнеры и революционно - красно - шустрящие бои разносили по салонам пиво и шампанское.
* * *
ЗА СТОЛОМ

- И... и все - таки я их не понимаю. Я не понимаю их, хоть плачь... - разводил Иван Иванович руками обращаясь к коллеге. - Подумайте... Нет, ведь это и правда немыслимо! Сколько мы боролись за свободу! Сколько митингов, сколько... всего. - закачал головою старик. - А для них это - ноль! Полное зеро! Неблагодарные...
- Что же, Вы, хотите, дорогой? - успокаивал коллегу Барсуков. - Как там в песне у Владимира Высоцкого?

"Мне вчера дали свободу.
  Что я с ней делать буду?"

- Вот именно. Вот именно! - загорелся Козицын. - Послушайте, вот прогуливался я по городскому парку, радуюсь выходному, выпавшему. И вдруг вижу под ногами флайер небольшую такую листовочку, уже загаженную, затоптанную в грязь. Сквозь коричневые разводы на ней проступали отчетливо крупные, красные буквы: "ХОЧУ В СССР!"
Признаюсь, - сказал профессор пригубив из рюмочки и крякнув - был я ошарашен. Жуть!
"Эй, ребята! - крикнул я неведомым мне авторам - Что Вы там то забыли?! Что еще там не видали?! Что?!."  Но сообразил, что нынешние то молодые в самом деле многого не видели и совсем не знают, даже не подозревают, вот как плохо иногда живется нам на белом свете. Они ж не видели, к примеру, очереди за мясом, в которые надо встать аж в пять часов утра, когда на улице мороз жмет уже к двадцати градусам. И такое бывало даже не в восьмидесятые годы, а в конце шестидесятых, но не в столицах, тогда сравнительно благополучных, а в нашем славном городе Устьрятине... Сам отстаивал по два часа в очереди за - вяленой воблой. Несчастная, тощая рыбка была дефицитом и казалась деликатесом.
Да всего не хватало тогда - штанов и лифчиков, тапочек, ушанок, книг...Как я собирал в те годы по букинистическим отделам свою библиотеку - есть отдельный эпизод моей жизни. Пища так сказать духовная - разглаголствовал Иван Иванович - была тогда товаром еще более редким, еще более дефицитным, чем добротно пропеченный хлеб, и держали ее от народа, то есть от меня за семью замками.
Что же касается моральных качеств строителей пресловутого коммунизма, - захихикал профессор вновь приняв на грудь, зажевав из тарелки и выпив по - новой - все это напоминаю шутку, ходившую в эпоху "развитого социализма", что мол, у советских людей есть три главных качества - совесть, ум и партийность.  Но в каждом то отдельном человеке одновременно могут уживаться лишь два качества из трех.
- Про себя сказал? - засмеялся странный голос.
- Кто? Кого там?.. - встрепенулся Иван. - Показалось... - махнул он рукой. - А, это ты. - впер он взляд в Барсукова и продолжил свои эскапады -
- Почему же все - таки модно нынче горько вздыхать об утраченном том государстве? - говорил профессор. -  Чем же так привлекает человека современного этот вот "левиафан", развалившийся на одной шестой части земной суши?
- Думаю, прежде то всего уверенностью в завтрашнем дне, дорогой Вы мой Иван Иванович - робонько ответил Барсуков сам немного испугавшись своей смелости. Но... увидев, что профессор терпит и молчит решил уж - была - не была и принялся "рубить" смело правду - матку. 
- Эта самая уверенность - говорил Анатольевич - была присуща каждому, жившему в те благословенные почти для всех года, именуемые "брежневским застоем". Это был и взаправду застой... Жизнь стояла, не двигалась, затягиваясь ряской... В те года горевали одни, что де лучше не будет, а другие радовались, что де хуже не станет. Многим было довольно приятно существовать в таком вот болоте. И, правда? Люди приходили на рабочее место, становились к станку, к кульману, словно бы попадали в ячейку, приготовленную для них на все будущие десятилетия. Жизнь могла чуть повернуться к ним то передом, то задом, но в основном была понятна, верна и расчислена до заслуженного пенсиона. Дожил - так выходи на заслуженный отдых, покопайся на грядке, пялься ты на поплавок, попивай пивко, если ты его еще достанешь. Так вот и доплывешь до того до самого вселенского, смертного моря, что потопит всех и вся в своей пучине... Так?
- Так... - заметил Козицын. - А далее?
- Рухнул рай, рухнул и пропал земной Эдем, устроенный человеком в широтах, отнюдь не тропических... Почему? А причин тут, наверное, две. Во-первых, не хватило бы средств, чтобы долго поддерживать вот такую безмятежную игру в жизнь. Ну, а во - вторых, почему - то далеко не всем вот такая тягучая жизнь приходилась по вкусу. Многие мечтали в те года вырваться из - под глыб коммунистической системы.
- Ну, не много, не много их было то. - пригубил опять Иван Иванович бокал. - Так, процентов то пять в лучшем случае.
- Пусть и пять, пусть и пять... - разошелся Дмитрий Анатольевич - Даже пять процентов от двухсот миллионов - уже десять миллионов человек, а ведь это - есть существенная сила в любом социуме. Помню, как она хотела поменять курс советского еще неуклюжего корабля.
- Ну, "хотеть" еще не значит "мочь"! - захихикал Козицын. - Я и сам прекрасно помню те многолюдные демонстрации с плакатами: "Партия, дай порулить!", ну и прочее. И: чего? Где они? Их нету. Нету...  А прошло то всего двадцать лет. И куда ж подевались те пассионарии?
- На Болотной да в бизнесе? - робко отвечал ему друг Дмитрий  устрашаясь своей откровенности на грани фола. 
- Что еще? - не понял Иван. - А, впрочем, - продолжал Козицын - уже довольно таки давно немецкий философ и психиатр Карл Ясперс предположил, что в современном государстве есть два модуса существования: свобода и безопасность. Когда - то свобода и безопасность бывают противоположны друг другу, словно крайние точки колебаний социального маятника. Но почему же, но отчего же, спросил бы я мэтра, почему в одной из них мы застреваем куда как дольше, а?.. Впрочем, тут один из возможных ответов дал нам Достоевский. Помнишь? "Ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы!" - кричит Великий Инквизитор в прозаической поэме Ивана Карамазова. И я постоянно убеждаюсь в правоте этого вот мне то глубоко несимпатичного человека. - откровенничал он во хмелю. - Потому как, брат, оставшись наедине с собой, мы ведь и взаправду совершеннейше теряемся. И сами не знаем, как распорядиться собственной жизнью.
- Слава Богу, у нас на верху все спокойно, стабильно... - решил сгладить свою прежнюю дерзость доцент.
- Я уже сейчас почти твердо уверен, убежден, - говорил Иван Козицын - что та прежняя империя стремительно начинает восстанавливаться. Слишком уж велики в нынешней то нашей ситуации силы именно центростремительные. Социальная же жизнь очень мало зависит вот от нашего "не хочу". Однако и бояться тоталитарного государства у нас - тоже ведь не стоит. Более того - в нем нет нужды.
- Да, тоталитарное - оно воровать не позволит... - засмеялся чей - то голос.
- Что?.. - протрезвел слегка с перепуга Иван. - Ты сказал? - обратил он мутные глаза на Барсукова.
- Нет, Иван Иванович, не я. - отвечал ему Дмитрий. - Это Вам показалось... так. Нынче многим вот тут... Это все, наверное, погода?..
- Да, погода? Ну, подумайте ж... - почесал Иван седую голову. - Черти что творится тут с природой, господа. Ну, о чем там я? Ах, да... - стал он договаривать свое. - Авторитарная система у нас единственно возможна. Но лишь именно она по крайней мере и оставит в покое личную жизнь человека. Вся проблема в том, как в таких вот новых исторических условиях сохранить человеческое самостояние на уровне личном, интеллектуальном, этическом?
- Сам то он хоть понял: что сказал? - думал глядя на "косого" коллегу доцент. - А, впрочем, все бред... Все эти его псевдомудрые "каждый должен задать себе этот вопрос и решить его сам совершив самостоятельно свой выбор... " Все эти, ну... как сказал поэт... и прочее. "Каждый выбирает для себя"...
* * *
BACK IN USSR. ИНТЕРЕСНОЕ ВРЕМЯ

- Интересное все - таки время было. Вон - гляди, гляди... - разворачивал Андрей перед Воловиным свежий номер журнала. 
- Что там?.. - покосил Сергей глазом.
На распахнутой ярко - яростно - красной странице меж бесчисленных серпов и молотов горело золотом - "СДЕЛАНО В СССР" ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ. - резал взгляд заголовок - ИЛИ ТО, О ЧЕМ ТАК СОЖАЛЕЮТ БЫВШИЕ СОВЕТСКИЕ ГРАЖДАНЕ?
Ниже надписи помещались картинки. Вот большая картинка, как видно - рекламная, еще времени "позднего культа". Завтрак на траве - по - другому не скажешь. Широко улыбающийся муж, жена и красивая пятилетняя девочка сгрудились у белой скатерти со снедью. В центре их внимания - пестрый термос - "китаец". Позади пускает солнечные зайчики от блестящего хрома и лака аристократ - кабриолет - авто "Победа".
- Вот такое "семейное фото" как бы и должно было бы всем говорить: "Гармония, покой, достаток и уверенность в завтрашнем дне - вот что дает народу в Советском Союзе  советская власть!" - хохотнул Сергей Воловин. - Хороша картиночка. Только, видимо, на зарубеж была рассчитана? У нас еще долгие годы автомобиль был лишь предметом роскоши, а не средством передвижения...
Рядом помещались другие фото.
Рижская "Спидола" - обтекаемый, черно - желтый радиоприемник - голубая мечта "кухонного диссидента" из шестидесятых.
Лакированный гроб c клавишами по верху массивной крышки - "ВЭФ" - комбайн - стерео - "Рига - 110".
Уличный телефон - автомат в красно - белой, металлической будке. Серый ящичек антивандального, самого наигрубейшего "дизайна", а верней - отсутствие последнего в принципе. Эбонитовая, чернейшая труба на почти водопроводном шланге. Слева от монетной прорези - на болтах прикручен прейскурант. Три копейки - минута. Не дорого...
Вот кефир в невысокой стеклянной бутылочке с широченным горлом, с пробкой из блестящей фольги.
Молоко еще в тех, треугольных, поллитровых,  бело - красно - синих бумажных пакетах.
Желтенькая бочка "Квас" на черных, грузовых колесах. Рядом бочкой - прейскурант: "Магазин № 23 - гласит надпись - Цена 1 литр - 12 коп; 0,5 л. - 6 коп; 0,25 л. - 3 коп". Толстая бабуся в белом фартуке на колченогом стулике за складным столом, крытым линялой клеенкой. На клеенке - стаканы и кружки. Перед столиком - длинная очередь... - Сегодня вот  такая очередь с бидонами навсегда осталась для нас - россиян уже в далеком прошлом - писано под фотографией.
- Вот они - самые распространенные гаджеты той советской эпохи. - издевалась подпись под снимками.
- "Сделано в СССР" - говорилось в статье - Эту надпись в советское время штамповали на некоторых неплохих вещах на специальном пятиугольном значке. На вещах которые производились нашей промышленностью. Товары, где стоял этот вот так называемый "знак качества", были чаще всего действительно качественными. И сегодня, спустя почти что двадцать лет после распада СССР, мы решили спросить у читателей и у экспертов, о чем, потерянном "советском" они так сожалеют.
Ниже шел такой текст -
"ОЛЕГ ИЛЛАЕВ,
НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР:
- Давайте сразу договоримся, что в области, касающейся минувших политических реалий, ничего хорошего, извините, припомнить я не могу. А из собственной жизни? Был тогда так молод, были живы родители, я влюблялся и в меня влюблялись. А еще было Первое мая. Помню тот многоголосый шум толпы, смех и музыку. Помню те такие клейкие тополиные листочки. Замечательный праздник всех трудящихся был... Вот что мне не понятно, так вот это, почему его ж отменили? У нас что, совсем рабочих людей не осталось?
Вспоминаю потрясающие футбольные матчи "Динамо - Спартак" на стадионе "Динамо" и то голубое небо над Москвой, которого сейчас нет. Дымовая шапка над городом... И тот наш неподдельный, и не потому что модно, интерес к искусству. Часто заходил в те годы в Третьяковку, любовался передвижниками.
Да, мы читали много, но сегодня, перечитывая вот таких советских мэтров, как Кожевников, Фадеев и Симонов, я испытываю чувство неловкости от дичайшего количества лжи. Кстати, именно в советскую эпоху ведь творили и другие замечательные писатели: например, тот же Гроссман, Михаил Булгаков или расстрелянный при "культе" Бабель. Правда, их произведения не печатались при советской власти или издавались тиражами весьма незначительными...
ГЕРМАН ЛЫЧКО,
ЛЕТЧИК-КОСМОНАВТ, ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА:
- Один мудрец как - то сказал: "Для полного счастья человеку нужно славное Отечество". Из чего складывается такая слава? Я очень часто об этом думаю. Недавно спросил шестилетнего мальчика: "Кем ты хочешь быть?" Ну, какую профессию можно представить и понять в этом возрасте? Вы не поверите, но он ответил: "Банкиром". Понятно, что такие вот образцы ему внушают самые близкие взрослые. Вряд ли он сам понимает, какие блага принесет ему профессия. Зато, папа подскажет, что де будут деньги. А ведь единственное преимущество перед другими у советских космонавтов было в возможности работать "на космос". Работа у нас трудная и рискованная. Вся наша известность была очень ответственной, и ей соответствовать было порой трудновато. Не раз и мне самому приходилось принимать решение: идти вперед, или может быть, не до конца идти? Зачем шли мы космонавты? Только ради денег? Нет. Именно в те годы в СССР развивалась очень важна, чисто научная деятельность в космосе. Кстати, вся большая наука в Союзе в те года заслуживала большого уважения, а значит, и немалой славы.
Ниже помещалась колонка с заголовком - ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ -
ГЕРМАН, 50, МОСКВА, ИНЖЕНЕР - ТЕПЛОТЕХНИК - Мои родители жили в селе Шали в Чечено - Ингушской АССР. Отец мой - чеченец. Мама - терская казачка. Я застал СССР. Учился я в городе Грозном. О дружбе народов я знаю не по - наслышке, а вижу ее на примере своей семьи. При всех тех проблемах что были у нас именно Советскому Союзу удавалось на протяжении долгих десятилетий сохранять огромное многонациональное пространство и сохранять в этом самом пространстве мир. А еще я твердо убежден, что интернационализм - не просто идеологический лозунг, а реальность межнациональных отношений. Потому что это некая идея, которая стоит выше всех национальных различий. Вот она то и объединяла советских людей мечтой о справедливом устройстве общества, как его ты ни назови. К сожалению, идея успешности в потребительском обществе, которая сейчас у нас господствует, людей только разъединяет. - говорилось в интервью взятом у "простого челолвека" - Поэтому растут националистические тенденции. Поэтому и с межнациональными браками, которые были более чем возможны во времена молодости моих родителями, сейчас совсем плохо. Молодой человек вдруг решившийся образовать семью с девушкой другой национальности, ныне рискует столкнуться с гораздо большими сложностями, чем в советское время. В основном, со стороны родных, родителей и родственников. На Кавказе нынче это, мягко говоря, не принято... А тогда, когда  в середине 1970 - х мои будущие родители проживая в одном селе познакомились и решили создать семью, их решение тоже вызвало некую заминку среди родственников. Но все это пустяк по сравнению с тем, что ждет сегодня подобную им пару в селе Шали у нас в Чечне.
Дальше шли коротенькие строчки -
ОЛЬГА, Россия, САРАТОВ, 33, РАБОТНИК КУЛЬТУРЫ - Чиновники в Союзе ССР очень сильно. уступали в наглости и беспринципности нынешним.
ИВАН, РФ, САНКТ - ПЕТЕРБУРГ, 39, СФЕРА ФИНАНСОВ - Жалею об очень многом: о стабильности, о чувстве неподдельной гордости за свою страну, об очень низком уровне преступности, о социальных гарантиях и социальном равенстве, о хорошем бесплатном образовании и еще о очень многом - многом другом.
СТАНИСЛАВ, Россия, КРАСНОДАР, 28, УСЛУГИ В ОБЛАСТИ АУДИТА И ПРАВА - Жалею о великой идее, сплачивающей весь народ в достижении единой цели. Не жалею только о разрушившей страну бюрократии.
ГАННА, УКРАИНА, ОДЕССА, 38, КОМПЬЮТЕРНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ - Больше всего жалко, что теперь в наши дни вместе с СССР абсолютно потеряна совесть большинства людей.
СЕРГЕЙ, РФ, НИЖНИЙ НОВГОРОД, 41, СЛУЖАЩИЙ - В СССР все - таки контроль был лучше за чиновничьим аппаратом, лучше работали правоохранительные органы. Это чувствовалось по крайней мере, на бытовом уровне жизни самого обычного гражданина.
ВИКТОР, Россия, НОВОСИБИРСК, 22, СТРОИТЕЛЬНЫЙ РАБОЧИЙ - Жалею систему, которая показывала твой настоящий, подлинный уровень на занимаемой должности.
ЛИДИЯ, Россия, ПЕРМСКИЙ КРАЙ, 42, МУНИЦИПАЛЬНАЯ СЛУЖБА - Очень жалею об утрате единых, централизованных, всероссийских молодежных и детских организаций. По учебе в школе помню наши общешкольные, общегородские мероприятия. Все было прекрасно. Мало помню их идейную начинку.
АРТЕМ, Россия, КРАСНОЯРСК, 29, СЛУЖАЩИЙ- Откройте глаза, господа, по большому счету с тех пор ничего и не изменилось, разве что уровень подготовки специалистов, к сожалению, резко снизился.
ВЛАДИМИР, Россия, УЛЬЯНОВСК, 52, МУЗЫКАНТ, ЛИТЕРАТОР, ПОЭТ, В НЕДАВНЕМ ПРОШЛОМ - ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫЕ ОРГАНЫ - Жалею о потере Великой Родины, Великой Супердержавы - обители добра, мира и всеобщего счастья на Земле!
ЖАННА, Россия, КРАСНОКАМЕНСК, ЗАБАЙКАЛЬЕ, 45, УЧИТЕЛЬ - Жалею о значимости навсегда исчезнувшего того партбилета. Тогда чиновники не зарывались, боялись его в миг лишиться, оказаться не у дел.
СЕРГЕЙ, Россия, МОСКВА, 30, ФИНАНСЫ - Социальные лифты ныне абсолютно не работают. Те что есть - работают за деньги. Жалею о потерянном: о качественном бесплатном образовании, о той медицине, о той пенсии, о бесплатно распределяемом жилье. Жалею о гарантированной государством работе. Жалею о стабильности в нашей жизни и многом другом.
МИХАИЛ, РФ, ЕКАТЕРИНБУРГ, 37, ПРЕПОДАВАТЕЛЬ - Я? Я дико жалею о распределении после вуза, о предоставлении жилплощади молодым специалистам, о том, что не надо было совать свою шею в хваленое ярмо под названием "ипотека". Я жалею о том, что вместо педагогической или научной карьеры думаю о том, чтобы заработать денег на пропитание для своей семьи, о том, что реализоваться в профессиональном плане мне так никогда не удастся. Жалею, что вынужден жить совсем не в той жизни, к какой готовился до 1991 года."
* * *
- Довольно красноречиво? - спросил Дюша ткнув в статью. - Что скажешь? 
- Ну, не все так вот однозначно, как в журнальной подборке. - то ли возражал, то ли нет Сергей Воловин. - Сам ведь жил...Cлишком уж романтизирована та советская, наша прошлая жизнь у теперешней, особенно "зеленой" молодежи.
- Ну, не все тут "зеленые".
- Верно. Дело тут не в "зелености" даже. Дело тут в ностальгии. Иные ностальгируют по молодости, другие - просто страдают аберрацией памяти, третьи - нагло отрабатывают политзатказ.
- Но для молодежи жизнь тогда все - же была полегче. Легче в жизни было устроиться, определиться. - не сдавался Андрей.
- Это верно. - соглашался с ним Воловин. - Только труд в эСэСэСэР был, как впрочем и нынче также долог и гнусен, тяжел. Да, работала "еще та" самоедская, ужасная, позорная - а теперь то по - другому про нее и не скажут уже - экономика. Все эти ракетные заводы где, порою, под дулами "вольные, советские люди" "дерзали", "творили"... Но все это - чуть позже. А до того миллионы зэка строили советские высокопроизводительные домны... И все это - под бичами и со звероподобным рвением... Нормально?.. Вот такой "почет" это был. Вот такое "геройство"... Ты же сам с Пролетррского Вала. Сам все знаешь...
Представь - по всей нашей стране миллионы людей встают затемно, по звонку будильника, и... А потом - платформа, скажем, "Отдых". Или просто автобус. Какой - нибудь там, ну, четыреста сорок четвертый. Метро "Выхино"... Да и вечером - все же то же. На одну дорогу так - четыре - шесть часов... Полностью опустошенные морально добираются до дома. Хотя что есть "дом"? "Дом, как известно всем давно - это не стены, ни окно"... Спальные районы... Спальный город превращается в спальный мешок. Или просто в мешок. Это уж, как будет угодно. Понятно?
- Но ведь был же еще и быт? Обыкновенный, человеческий... Не так ли?
- Быт тот был - "совейский", - продолжал рассказ Воловин - из которого то, собственно, и складывается повседневная жизнь везде, в том числе и Союзе был тосклив и бесцветен. И особенно для молодежи. И особенно для молодежи культурной...
Все обязаны работать? Прекрасно! Но вдруг если ты не имел официального места работы - значит, ты тунеядец. А ведь это было уголовное преступление, за него в Советском Союзе судили. Помнишь Иосифа Бродского?.. Так что то, чем тебе заниматься, тогда решало государство. Оно и было по существу, единственный работодатель. Выбора у молодых особо не было. Или ты нанимался на тяжелую и малооплачиваемую черновую работу, или ты учился в вузе, обучение в котором после отрабатывал три года в глухой провинции за какие - то гроши. Это называлось тогда - "ехать по распределению". Потому желавшие жить творчеством трудились сторожами, дворниками или операторами котельных, чтобы в свободное время писать свои картины, книги, песни. Как, пример - Виктор Цой и еще тысячи других. Каждый из них мог бы заработать творчеством, только проводить "нелегальные" концерты за реальные деньги считалось "предпринимательством", и опять - таки в свою очередь каралось как преступление.
Молодежный досуг в эти годы тоже ведь имел свои строгие рамки. Можно было, конечно, вечером пойти в битком набитое кафе, где после получаса стояния в проклятой очереди тебе дали бы пирожное и кофе. И особо там рассиживаться никому не позволяли. Выпил, съел свое - проваливай, быстренько освобождай место для другого клиента. И вообще кафе и рестораны в эти годы были как - бы и не для посетителей, а для выполнения плана общепитом. Сама фраза "посидеть в кафе" - звучало тогда, как цитата из какого - то зарубежного фильма.
Посидеть можно было в пивном баре. Если там, конечно, на дверях не красовалась табличка "Пива нет!". Но коль пиво наличествовало, то всего лишь один сорт - "Жигулевское", весьма противное на вкус, подаваемое публике с обрезками копченой скумбрии и сушками. Раки в таком баре были величайшей редкостью! В ресторан или в винный бар очередь стояла три часа, и везло попасть туда далеко не всем. Все эти заведения закрывались не позже одиннадцати часов вечера. Никакой "ночной жизни" общепит в Союзе отродясь не знал.
Еще было кино. Но их западные фильмы доходили к нам далеко не все, ну а те, что просачивались сквозь цензурные фильтры, выходили в широкий прокат с купюрами. Иногда они были настолько большими, что просто невозможно было уловить сам смысл диалогов героев. Случались художественные выставки. Раз в два - три года дозволялось советскому народу посмотреть на авангардную живопись - на отечественную, либо на привезенную в Союз из - за рубежа.
Книжный дефицит угнетал читающую публику. Достать хорошую литературу - хоть в магазине, хоть в библиотеке можно было или по случаю, или, извини, из - под полы. А развлекательную -  как то фэнтези, романы женские и боевики - вообще не выпускали - "из - за их низкопробности". А еще за книжки Пикуля или, скажем хоть, Конан - Дойля надо было сперва сдать двадцать кило макулатуры, получить квиток и по нему уже выкупить нужный тебе том... Вся модная, молодежная музыка - скажем, "Битлз" - была только у перекупщиков. Одна пластинка "у спекулянтов" в те годы стоила с полсотни "рэ". И это при сторублевой  зарплате у молодого специалиста...
- Ну, уж это ты сгущаешь краски. - говорил Андрей. - Не может быть...
- Может. - возразжал ему Серый. - У меня отец ломил на оборонку. Там, конечно, больше им платили. Плюс еще давали премии. А так - те же девяносто рублей молодого и сто двадцать - зрелого специалиста - были самые обычные зарплаты.
В выходные можно было ехать в лес - но с палаткой. Гостиницы и кемпинги встречались редко, а те, что попадались, почти всегда отгораживались от "простых, советских" вывеской "Мест нет!". И турбаз было мало. И мест там тоже не было не много... Потому большинство трудящихся и предпочитало "отдыхать" на своем садовом участке, где работали люди с утра и до ночи. В условиях продовольственного дефицита  своя картошка была не роскошью, а необходимостью для выживания русской зимой.
Раз в году власти "давали людям отпуск". Обычно это было летом. Зимой давали только в наказание... Если гражданин работал на крупном производстве, как вот мой отец, и бывал на хорошем счету, то его могли наградить профсоюзной путевкой аж за полцены в пансионат на Черном море. Там была его койка в комнате на четверых. Все удобства были в коридоре на том же этаже. Были еще цистерны с вином в розлив на набережной... Но тогда молодым такое вот "неимоверное" счастье выпадало крайне редко. Отпуск "на югах" "дикарями" потянул бы в те "застойные", да и в "перестроечные" годы на три - пять сотен для двоих, и к нему готовились с осени. Самостоятельные зарубежные путешествия были строго запрещены.  Люди ездили по турпутевке, в группе. Стоило то удовольствие недешево, но и это - не главное. Самая главная трудность заключалась в том, чтобы пройти комиссию, которая и решала, достоин ли ты права покинуть советскую Родину аж на две недели. Тем, кто прошел все эти круги ада, позволяли обменять на иностранную валюту жалкую кучку рублей. Вывозить советские рубли за границу конрабандой было величайшим преступлением. Так, всего за десять долларов, вырученных гражданином Союза не в советском банке, можно было попасть в тюрьму на долгие - долгие годы...
- Ну, и нынешние то молодые ребята и девочки, так спокойно сидящие в полупустых кафе с чашкой кофе и ноутбуком, медленно прогуливающиеся вдоль наполненных всяким добром книжных полок в "Буквоеде" родились и живут далеко не в раю. В наше время тоже хватает абсурдного, страшного... - говорил ему Дюша. - Да, пускай они не знают что тогда вот, раньше о прогуле какого - то там партсобрания было страшно подумать. Но ведь и сегодня - страшно. Тяжело работать по семь дней неделю иногда годами без всяких таких отпусков. Тяжек ненормированный день у офисных сегодня. Страшно не угодить твоему начальнику или старшему менеджеру - он тебя со света враз сживет. Страшно стать безработным оказавшись "на бобах" - без средств. Страшно вовремя не суметь заплатить ипотеку и кредит... Очень страшно пока в нашей армии... Страшно быть "несогласным". Страшно выходить на митинги. Страшно видеть полицейские щиты и дубинки, что готовы броситься и растоптать, сломать тебя. Страшно стать инвалидом. Страшно оказаться в лагере, в тюрьме, да и просто в полиции, где с тобою могут сделать что угодно - легко. А еще противно слушать клевету о "провокаторах" и "разных экстремистах" государственных каналов ти - ви. И лизать жопу власти. И участвовать в ничего не значащих, фиктивных президентско - парламентских "выборах". Ты согласен?..
* * *
О МАСШТАБЕ СВОБОДЫ

- И,.. и все таки, несмотря ни на что, - распалялся Козицын - послушайте! - зазвенел он вилкой о бокал. - Ведь так, так и есть, дорогие Вы мои преподаватели, ну и всякие - прочие! - говорил Иван захмелевшим гостям этого гостеприиимного и простого гнезда в кое был приглашен с величайшим почетом, как "влиятельный", "известный человек", словом как "могущищий на что - то там повлиять наверху ".
- И, и все таки, - поднялся Иван Иванович с места поднимая бокал - мы действительно теперь стали жить свободнее...
- Чем когда?
- Когда "свободнее"? - не понял он подвоха. - Ну, конечно же, чем при советской власти. - глуповато улыбался он. - Ну, будем... Будем все... - поднимал он застольных сидельцев. - До дна! Всем до дна, дорогие товарищи!..
- Кстати, - словно бы спохватился Козицын - тут я как раз вот для Вас, дорогие мои, целую речугу приготовил. Точно - точно! - засмеявшись оскалился он доставая из кармана пару сложенных в четверть листов с распечатанным текстом. - И, так - продолжал он торжественно - жить мы стали сейчас лучше, чем ранее при Советах...
- Смотря: кто?... - произнес кто - то с краю стола.
- Ну, и до скольки, конечно? - кинули тут - же в ответ пинг - понгово, быстро и зло.
- Вот уж этого не надо! Не надо! Нам такого - не надо! - замотал Иван Козицын у себя перед носом своим жирным указательным пальчиком. - Ныне наш президент, всенародно между прочим избранный и премьер так заботятся о Вас - учителях и преподавателях! Не надо!.. Вот и ставки Вам с сентября будущего года на шесть про'центов повысят. Мало? - засмеялся профессор. - Так и мне - то, дорогие граждане - товарищи завсегда денег мало. Человек - это уж такое вот животное. Ему сколько не дай - он ведь "много" не скажет! Ни - ни! 
- И так, в повседневности нашей мы еще не всегда это замечаем, как на самом то деле такие вот понятия, как "права человека" и "свобода" высоко ценимы в демократической и свободной России.
- Аминь. - кто - то сунулся снова. 
- Я помню - говорил им Иван - как вдруг появившиеся в восьмидесятом на русском языке мемуары тогдашнего генсека ООН Курта Вальдхайма наш народ расхватал прямо таки за считанные дни. Почему? Не знаете? Сейчас все расскажу.
Сами эти его мемуары, дипломатически прилизанные до зевотной скуки, мало ведь кого интересовали. Главное в той книге в синей суперобложке было, что в приложениях к ней была помещена Всеобщая декларация прав человека, принятая большинством стран - членов ООН еще в тысяча девятьсот сорок восьмом году. Вот теперь, через три с лишним десятка лет, и массовый советский читатель впервые получал возможность познакомиться с этим весьма антисоветским документом, не подписанным сразу Советским Союзом, но теперь, после Хельсинки - семьдесят пять наконец - то официально напечатанным государственным, советским издательством.
Я напомню: - продолжал Козицын - что в той Декларации содержатся тридцать статей, двадцать девять из которых провозглашают те или иные права и свободы человека. Так вот, - поднял палец Иван - из всех этих двадцати девяти в том доперестроечном Союзе полностью выполнялись всего семь. Как то: - начал он загибать свои пальцы - все мужчины и женщины без всяких там расовых, национальных и религиозных ограничений могли вступать в брак и пользоваться при этом одинаковыми правами, каждый человек имел право на социальное обеспечение, право на труд и защиту от безработицы, право на образование, право на отдых и досуг, право на такой жизненный уровень, который необходим для поддержания здоровья и благосостояния, а еще также право свободно участвовать в культурной жизни общества. И это - все!
Еще девять статей выполнялись в Союзе с оговорками. Например, право на труд, конечно, было в эСэСэСэР. Но, но на самом то деле оно являлось скорей обязанностью, потому поэт Иосиф Бродский был отнюдь далеко не единственным, кого садили "за тунеядство". То же касалось права владеть имуществом. Имущество, само собою, у людей имелось, но в резко ограниченном виде. И автомобиль у нас всегда числился роскошью. А квартира быть "своей" могла только кооперативная. И еще - на даче надо было обязательно разрабатывать участок под посадки - грядки, а еще запрещалось там ставить печку и настраивать второй этаж...
- Сейчас печь ставить можно у кого дача есть. Ну, спасибо! Спасибо!.. Вот уж, не подумали бы, что из - за такого надо было весь Союз ломать... - оборвал его речь издевательский голос.   
- Да Вы... Как же Вы не поймете? Это же все фундаментально! Фун - да - мен - таль - но! - произнес по - слогам Иван Иванович и осоловевшим взглядом пялился на притихших гостей за широким, накрытым столом. Все молчали уткнувшись в тарелки, схоронившись и спрятавши лысины, парики и шиньоны за рядами зеленых, прозрачно - искрящихся, коричневатых бутылок.
- Или вот. - продолжал он опять. - Или, к примеру, статья, торжественно провозглашающая запрет на пытки или на жестокое обращение, унижающее человеческое достоинство. Хотя, честно сказать, в милицейском участке это и тогда встречалось нередко, а на зоне уж - так сплошь и рядом.
- Неужели хуже, чем сейчас? - хихикнул кто - то.
- Ну... э, а как у нас сейчас с правами и свободами, провозглашенными Декларацией шестьдесят три года назад?
- А, действительно? - добавил голосок. - Как там у Вас там в "Центре" то это все мониторят, а?
- Ну, - добавил Козицын - полностью пока что выполняются лишь одиннадцать статей. В добавление к прошлым свободам появились право на свободу мысли, совести, религии и презумпция невиновности. Право для свободного выбора своего места жительства как в своей стране, так и за границей и запрет на произвольное лишение человека гражданства.
Частично соблюдается шестнадцать статей. В частности, равенство перед законом, право на гласный суд, на свободу убеждений и их свободное выражение. на свободу мирных демонстраций и собраний, на участие в управлении своей страной, на участие в периодических и нефальсифицированных выборах...
- О последнем: пожалуйста, подробнее. Подробнее... - захихикал опять голосок. 
- Да, конечно, - покривился профессор Козицын - все ж эти подсчеты - они то в известной мере субъективны и могут быть оспорены вот тут любым... Однако, я думаю, что принципиальных отличий в анализе дня, так сказать, не получится. Мы действительно сейчас живем свободнее, чем всего то три десятка лет назад.
- А чем два десятка - так "нет"...
- Знаю, знаю, - замахал он руками - что в реальной повседневности, на бытовом нашем уровне, так сказать, мы по - прежнему часто ощущаем себя вот такими бесправными и несвободными. Это происходит в отношениях с почти всеми представителями администрации по нашему месту работы, с разными чиновниками, с полицейскими и с сотрудниками управляющих компаний ЖэКэХа, в поликлиниках, в больницах, в судах... Кстати, и в эпоху того самого "застоя" было примерно то же самое. Забыли? Причем - в буквальном смысле - каждый день! Каждый день человек наш тогда чувствовал себя ущемленным, сталкиваясь с "той еще" торговлей, c "той еще" сферой услуг, чего нынче, слава Богу, почти не бывает. А раз так, то выходит, что и тут мы стали хоть чуть - чуть, а все же жить свободнее...
- Да что ж ты нас - то уговариваешь, а? - закричал ему из угла лысоватый мужик. - На фига нам весь вот твой либерализм - то сдался? Ты бабло нам, бабло нам давай!
- Знаю, - обратил профессор психологии свою рожу к кричащему - что иных россиян в современных условиях вот такие такие материи, будто, как там разные свободы политические и права человека, волнуют мало. Почему то нынче принято считать, будто"либерализм" и "демократия" превратились у нас в бранные слова. Но, однако, - поднимал Иван Иванович палец к люстре - социологические данные этого никак не подтверждают. В мае нынешнего года респонденты Фонда общественного мнения, отвечая на вопрос: "Какие из перечисленных понятий для вас наиболее важные?", - в предложенном перечне из двадцати пяти позиций поставили "права человека" на девятое место. На девятое место! Это - двадцать два процента голосов. А "свободу" - на шестнадцатое место! Это целых тринадцать процентов. Впереди оказались только такие вот ценности, как "семья", "безопасность", "достаток", "мир", "любовь", "справедливость" и "закон". Результаты же октябрьского исследования "Левада - центра" - выдавал на - гора Козицын - подтвердили самую общую картину: пятьдесят девять процентов участников указали, что "демократические свободы всегда должны быть основой устройства общества". Так же, в ходе того же опроса легко выяснилось, что больше всех - тридцать восемь процентов - россиян верят: после президентских выборов политическая жизнь в стране пойдет по пути развития демократии...
- Вот она и пошла - по хребтам да дубинами! Не видали что - ли в интернете? - зашумели на него из всех углов. - Не слепые, все видели...
- Это все была провокация. И монтаж, компьютерный монтаж... - перекрикивал Иван Иванович товарищей. - Вот нам кажется, что у нас свободы мало? Вот переживаем, ругаемся по этому поводу. А выводы то из увиденного зачастую делаем совсем неверные... Я уверен, - разводил он руками, как кукла - что на деле желающих восстановления советских порядков, то есть действительного установления  авторитаризма...
- Его и восстанавливать не надо. Он и так уже есть! - дергали его.
- Пусть так! ... укрепления и даже диктатуры - подавляющее меньшинство. Просто сторонники таких идей слишком громко кричат! Слишком громко! А на самом деле, на самом... на самом... - задыхался в горячке Иван -  в основной своей массе народ наш, народ вкусивший подлинной свободы - пусть немного, не захочет отказываться от нее. - говорил Иван - Дело только в масштабе свободы... Да, в доверии к существующей  власти... В своем, то есть, в нашем непосредственном участии во всем...
- Даже когда народ берет власть в свои руки, она все - же стремится запустить свою руку ему в карман. У нас нынче всякий "власть", кто могёт лишь мзду накласть. - отпустил кто - то шутку.
- Верней, нало'жить. - поправили тут же его и все дружно "грохнули".
* * *
- Да какая там у нас демократия? - зазвенел лысыватый бокалом, заелозил по мясу ножом. - Вот и Веллер Михаил в книжке пишет - развернул он перед Иваном замусоленный номер газеты - "Успокойтесь. Никакой демократии у нас нет. И ничего похожего. И никто сверху Вам ее не собирается устраивать, потому что тогда наверху могут смениться обитатели и вообще хлопот и неприятностей серьезным людям будет много..."
- Ну, что: съел? - проворчал он Ивану - Вот так - то. Всем известная теперь "Россия и рецепты".  Ну, и ниже, пониже читай. - стал он снова подсовывать ему газетный лист наверху которого горело напечатаное алым - "В борьбе обретешь ты право свое!"
- Какой - то эсэровский лозунг?.. - подумал Козицын нахмурясь.
Ниже звучного девиза тем - же огненно - багряным кумачем горел заголовок газетки - "ЗА НАШУ  СОВЕТСКУЮ РОДИНУ!"
- Ты читай... Читай... - приступал к нему этот лысый - Вот смотри сам, что пишут. - принялся читать он хрипловатым голосом. - И, так. "Все мы знаем, - начал он с выражением - что в нашей стране творятся безобразия. Но вряд ли кто в полной мере понимает всю их глубину и опасность для каждого из нас лично. Вдумайтесь!.. Вдумайтесь! - поднял палец вверх лысоватый товарищ. - Вот, к примеру наша ЖэКэХа. Что это - спросите Вы? А мы Вам ответим... Мы ответим. - снова повторил лысыватый мужик. - Вся эта нынешняя наша ЖэКэХа - есть лишь система для отъема денег у населения в карман олигархов, которые вывозят их за границу. Вот так! - заявил он. - Вот еще... Уже целых двадцать лет коммуникации не видели капитального ремонта, и под угрозой аварий практически все российские города. Все! - торжествующе заявил лысыватый. - Или вот. Население России поставлено под тотальный контроль. Официально разрешена прослушка, просмотр любой почты в соответствии с Приказом Министерство информационных технологий и связи эРэФ от шестнадцатого января две тысячи восьмого года номер шесть "Об утверждении требований к сетям электросвязи для проведения оперативно - розыскных мероприятий", и Приказом Министерства связи и массовых коммуникаций эРэФ от девятнадцатого мая две тысячи девятого года номер шесьдесят пять "Об утверждении Требований к сетям и средствам почтовой связи для проведения оперативно - розыскных мероприятий", разрешена спутниковая слежка... Вводятся биопаспорта - Федеральный закон от ... "О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию". А ведь раньше отпечатки пальцев брали только у преступников.
Теперь мы, граждане, потеряли гражданские права и свободы. - продолжал он читать. - Полицейские могут без суда и следствия взломать любую дверь, задержать любого из нас на улице, запросить любую личную информацию. И все это будет абсолютно законно - на основании Федерального закона от... "О полиции".
А еще в нашей стране настойчиво продвигается ювенальная юстиция - "законный" отъем государством у нормальных родителей их же детей под любым "благовидным" предлогом - Федеральный закон от ... "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации", "Семейный кодекс Российской Федерации".
Знаете ли вы, что, - говорилось дальше в статье -  у Вас могут отобрать ребенка, если: у ребенка мало игрушек; Вы не сделали ему прививки... Главный санитарный врач Онищенко уже назвал преступниками родителей, которые не делают своим детям прививок;.. если Вы шлепнули ребенка по попе; если Вы задолжали за квартиру и так далее.
Видел, как в московском метро висела реклама, призывавшая родителей, испытывающих материальные трудности, сдавать детей в детские дома. Сперва власть создала для родителей материальные трудности, а затем стала их за это же наказывать.
Почему? Просто службам опеки выгодно забрать ребенка в детдом: государство выделяет детдомам огромные средства, которые разворовываются. А госпособие на ребенка, воспитывающегося в семье - всего сто тридцать рублей в месяц! Да служебной собаке эМВэДэ столько выделяется на день!
Женщин, поступающих в роддом, заставляют подписывать соглашение из семнадцати пунктов, в котором роженица фактически снимает с врачей всякую ответственность за жизнь и здоровье и собственное, и своего ребенка. Абсолютное большинство женщин, измученных схватками, подписывает такие соглашения просто не глядя. А до того?
А до этого всех беременных женщин агитируют вставать на учет до двенадцати - недельного срока - и даже пособие за это выплачивают. А зачем, не знаете? А надо бы знать!
В консультации беременным делают УЗИ, и многим после этого рассказывают страсти о том, что, возможно, родится урод, подталкивая женщину к аборту. А зачем? Может быть, - говорилось далее - дело в том, что двенадцати - недельный плод - есть источник для извлечения стволовых клеток, использующихся в дорогостоящих технологиях омоложения богатых граждан...
Существует - утверждалось далее в этой статье - официальная программа "Детство - две тысячи тридцать", согласно  которой традиционная семья вообще сочтена пережитком прошлого, а все дети должны сразу же после рождения изыматься из семей и воспитываться в особых сообществах. А еще... - утверждалось там - же -  в детские головы собираются вживлять электронные чипы, как в сотовые телефоны, чтобы ими можно было управлять на расстоянии, как биороботами.
Все это ведет к уничтожению народа! - подводил итог автор публикации. - А ... между тем, депутаты Госдумы, президент и премьер вот такие законы подготовили и приняли. Вот они - вновь пролезли в Госдуму и на должности президента и премьера России.
Дорогие товарищи, Вам не страшно допустить этих "уважаемых господ" до принятия новых, еще более страшных законов? Ведь эти законы будут исполняться на их благо - над Вами! - завершалась статья. - Иванов Иван Иванович, рабочий, гэ. Магнитогорск, эСэСэСэР."
* * *
- Ну, и как?! - торжествующе - грозно вскричал собеседник. - Хотят нами управлять, как какими - то там сотовыми телефонами! Фашисты!
- Половина тут, наверняка, вранье. Что - то просто "притянуто за уши". А вот это про какие - то там "телефоны" и просто, извините, курам на смех. - возразил ему Иван Козицын.
- Ты болтаешь все это, потому что тебе буржуи платят! - выпалил ему в лицо лысеющий и толпа за столом загудела. 
- Неужели Вы не замечаете, друзья мои, - обратился он в гудящий улей - как меняется жизнь?.. Как она, так сказать, переменилась резко за какие - то ничтожные два десятка пролетевших над страною лет?..
- Как, б...я, не заметить - то... Развалили эти самые... "Пид...россы" державу великую - наш Советский Союз... А зачем? Просто денег да всяких богатств хапануть захотели хреновы прихватизаторы... - зазвучали над столом мужские басы ворчливые, а за ними, за ними  - Не дай Бог жить в эпоху перемен, как говорят мудрейшие китайцы... - полетели им вдогонку женские, грудные вздохи.
- Я все знаю... Но давайте не ссориться... - мялся снова Козицын. - И не надо бы вот так... категорично что - ли... Да, всем нам, то есть нашему поколению, дорогие товарищи, а вернее, уже - господа и прекрасные дамы - обводил он ручками застольное собрание -  "повезло", как и всей стране по полной, так сказать, программе. Только вспомните, как в конце прошлого уже Двадцатого века, выйдя из тишайшей заводи советского "застоя" - не унялся он - мы все понеслись...   
- Да, на белом катере - к ядреной матери! - поддержал его мужской, зычный голос. И раскатилось смешками. 
- Да, вот именно! - ничуть не растерялся профессор. - Именно - к ядреной матери, то есть к приключениям и в неизвестность... Вспомните. Вначале - перестройка. Горбачев в Ленинграде, как Иисус, въезжающий в Иерусалим...   
- Ну, уж это Вы загнули! - снова дернули его мужики. - Уж, скорее, как Ленин на Финляндском, на броневике... Будь он, впрочем, не ладен! 
- Который? Первый или второй? - встрепенулся лысеющий.
- Оба черта! - отвечали ему мужики. - Оба дьявола были на верхах - "хороши"!
- Броневик - это будет потом, у Бориса... А верней, все - же - танки... - замахал старикашка на дальнем краю обезьяньей, сморщенной ладошкой, словно бы отгоняя надоедливо - назойливейших мух.
- Да, вначале Съезды и Съезды, монотонный гул песен Цоя, звон гитары БэГэ, нервный шелест прессы, знаменитая кожанка в "Шестисот секундах", митинги "за" и митинги "против" чего - то... - начала вспоминать рядом с ним одна дама.
- А еще нет уже ни колбасы, ни сыра, ни водки... Туалетной бумаги нет... Штанов нет... Нету мяса и сахара... Нет шнурков и ботинок - тоже тогда уже не было. Никаких... - завздыхали припомнив то время рядом с нею "дорогие дамы".
- Нет ремня, чтобы вздуть Горбачева по ж...е, или вздернуть вообще... - засмеялись в ответ мужики опрокинув рюмашки. - Ведь точно?
- Да... вернее - нет... Нет, и нет... - спохватился тут - же "кот ученый" - профессор Козицын. - Впрочем, не сбивайте меня. - повертел он бокальчик в ладошке. - На чем я там остановился?.. Ах, да, вспомнил. - улыбнулся кривовато он и слегка пригубил. - Штормовой, чумовой девяносто наш первый. Как его нам забыть? Чуть по краю кровью вымытый первый год новой эры...
- Грязи... Варварства... Безумия... Распада... - вновь посыпались подсказочки ему.
- Молчите! - заскулил он по - новой - Новой жизни! Ведь как, как все было? Вспомните хотя б, к примеру,  Вильнюсc и штурм телебашни. Это - первая кровь. После - странные маневры этих самых... ОМОНовцев в Риге. Саша в кожанке на танковой броне. И программа "Наши" по Первому... А потом? Референдум  "об СССР". Дата подписания Союзного договора назначена... А потом - неудачные маневры у Белого Дома под управлением ГэКэЧэПэ под аккомпонимент из "Лебединого озера" Чайковского...
- Да, Чайковский был, конечно, п...р, но мы любим его не за это... - захихикал чей - то пьяный голосок.
- Борис Ельцов на танке и... распад Союза за этим был просто - таки неизбежен. - принялся заколачивать свои гвозди профессор Козицын по - новой. - А потом пришел обвал...
- Промышленности, сельского хозяйства, науки, культуры и народного образования... - подсказали сразу со всех сторон злобно и услужливо.
- Новых впечатлений, господа! - вывернулся он.
- Не надо... - закричали ему.
- Нет, надо! Надо! - перекрикивал он гул негодующей, не одобряющей его слова толпы - - Вспомните же все! Вау - вау - вау - чер! - принялся он дергаться, так неловко изображая то - ли знаменитую аэробику Джейн Фонды, то - ли танец дикарей ньям - ньям.
- Приватизационный х...р. - бросили ему и дав в зубы давней разудалой песенке шоу - мэна Сергея Минаева.
- Да, и х...р! Да и х...р! - закричал Иван Иванович. - Да, бандиты... бомжи... проститутки на каждом углу. Да, пронуха на лотках у стен легендарной Таганки. А у стен КэГэБэ на Лубянке пусть ... чулки, и жевачка, и... еще черт знает что... Ребятишки - "бычки" в малиновых прикидах, которые в "цивилизованных странах" носят только келлеры в дешевых кабаках...
- А у нас - носили киллеры! - сунули ему остроту и какая - то очень смешливая дама тут - же радостно и звонко покатилась. - Ха - ха - ха... - Сперва - первая, затем - вторая. И через какое - то мгновение хохотал и давился весь стол.
- Ну, вот видите!.. Ну, вот видите!.. - ликовал муж ученый Козицын. - Ведь всего то через каких - то двадцать лет все перенесенные трудности нам кажутся такими... смешными.
- Не...т, не... смешными... - замахали ему несогласно. - Это - просто не... не... нервное ... та - а - акое... А иначе как подумаешь - вообще с ума сойдешь...
- Вы же не сошли?! Или все - же немного - того?! - взвился петушком Иван Иванович. Принял рюмку на грудь и налил по - новой.
Дунули и закусили. Было ясно, что смех за столом растопил недоверие и лед. Легко звякали вилки и в бокалах искрилось вино. Прежней напряженности, настороженной враждебности уже словно бы и не бывало. Даже лысыватый читатель газеты "ЗА НАШУ СОВЕТСКУЮ РОДИНУ!" ужн успокоился. Развалясь в уголочке стола он куда - то  отплыл далеко, за моря, в милый край знакомой и милой ему, хмельной, социалистической нирваны.
* * *
ДЕЛО ТЕХНИКИ

- Ну, и пусть себе - в малиновом, и воры. Пусть убийцы они... и вообще. Зато в их карманах были пейджеры! Пейджеры! - повторил он кому - то . - Помните еще такое слово, или уже нет!
- Добрый вечер, дорогой Иван Иванович! - потянулась к нему ладонь.
- День добрый... А, вернее то, все - таки вечер. - поднял взгляд Иван Иванович вверх на Барсукова. 
- Добрый, добрый. - повторил Анатольевич.
- Садитесь. - покровительственно двинул стул ему. - Вот тут. А я тут беседую, беседую...
- Просвещаете, значит? - спросил Барсуков.
- Не без этого. Ой, не без этого.
- И о чем разговор? - влез с вопросом Дмитрий Анатольевич.
- Да о пейджерах. Помните? Были такие. - проскрипел толстомясый, мордастый субъект. - У меня когда - то был такой. Черная коробочка такая с темно - зеленым экранчиком. Золотые буковки "Экспресс - четыре". - задудел мужичок. - Это уж потом у меня появился тот огромный "кирпич", белый с черной антенной мобильник "Моторола ДунаТАК восемь тысяч икс".
- А еще тогда же был девяносто третий. Не мобильник только, а год... - снова влез и разрушил идиллию какой - то бестактнейший дурень. - Извините, год - с кровушкой - с. - уточнил он бессовестно.
- Да, все помним, все помним. Да, разгон Верховного Совета. Да, штурм Белого Дома... - замахал на него как на муху профессор - психолог. - Пусть и так...
- Того ж самого, который они все в "славном августе" сберегли для "миллионов россиян" от "ужасного" ГэКэЧэПэ - издевался и колол дурак.
- Но ведь после того состоялось принятие новой Конституции России... - быстренько одернул его Барсуков - Нашей новой стране нужны были новые законы...
- И Конституция, которой грош - цена... - не сдавался упорный дурак.
- Эх, какие еще там "законы"? - заворчали услыхав этот спор из угла. - Ведь, кажись, еще сам Вяземский Петр Андреевич писал, что де "строгие, бесчеловечные законы компенсируют небрежное исполнение их..." Ну, по крайней мере - в России то - точно.
-  Но зато... Зато этот конец "прекрасной эпохи" первоначального, бандитского накопления всего - то через каких - то десять лет - говорил Барсуков с умным видом - дал уж просто каждому из нас и Ди - Ви - Ди - на наши то приватизированные метры, и мобильники - в наши карманы. 
- Весьма, впрочем, тощие... - отвечали ему. - Да и сделаны "мобилы" те не в России... Развалили мы свою электронику. Скоро и телевизоры враз разучимся делать, а не то что "мобилы"... Где ж смысл всего этого? Где тут хоть какая - то ясная логика? Нет ее. Нет, и не было...
- Ну и что! Все равно! И не надо тут логики!.. - бросил Дмитрий Анатольевич. - Не главное... Главное то: что? Что войны не случилось! Ни гражданской, такой как Югославии, ни тем более всемирной, ядерной...
- Вот позвонит, бывало мой "Сони Эриссон", ну а я уже и рад, как кутенок... - дернул професср психологии Иван очередную рюмашку и крякнул.
- А ведь верно! - согласился толстомясый и жирный. - Это же прогресс! На лицо прогресс, това - а - арищ - ы - ы!  Ты закусывай, главное. На... - сунул он Ивану огугец.
- Да у всех они эти "мобилы" уж в две тысячи четвертом появились то... Не догнали мы тут. Не догнали... - расплылась вся компания в улыбках. Закивала под вино и водочку в знак великий примирения с судьбою и согласия. 
* * *
- А вообще, - продолжал разглагольствовать Иван развалясь в мягком кресле со стаканчиком - ведь пути  то прогресса ох как, блин,  витиеваты и трудны. Говори, Барсуков!
- Верно - верно. - закивал ему согласно Дмитрий Анатолий. 
- Вот, хотя бы, возьмем для примера книжонку. - потянул он из своего кармана сложенную в двое щуплую, зеленоватую тетрвдку. Разложил на столе и расправил. - Полюбуйтесь, взял специально для Вас.
- И название то какое хорошее - "Никогда не говори - "никогда"". - восхищенно взглянул на него Барсуков. - Ну, да Вы - молодчина такой. Это ведь для студентов - специально?
- Это так... Это - мелочи... - принялся натягивать на себя маску скромности Иван. -  Всего - навсего пособие для студентов - психологов. А посвящено оно - то, к стати, переменам. - неожиданно гордо заявил он, протянув ее Дмитрию и скомандовал властно - Читай!
- "Почти что любые прогнозы на будущее, особенно в отношении новых технологий, - говорил Барсуков -  почти всегда несут в себе определенный заряд фантазерства, и никогда не нужно воспринимать их как истину в последней инстанции. Но с другой стороны, существует такая вещь, как самооправдывающиеся прогнозы. Это когда в прогноз начинает верить множество людей, и он сам то - ли волей, то - ли неволей претворяется в жизнь. Кстати, именно такое много раз случалось придумками - техническими изобретениями перешедшими в повседневную жизнь из произведений фантастов - писателей... Кстати, - продолжал он чтение - многие ученые и изобретатели тоже ведь читали книги, так что это был двусторонний процесс... Это лучше всего заметно в наше время по фондовым рынкам. Например, где - нибудь в СэШэА очередной самолет врезается в небоскребы, миллионы инвесторов смотрят это по -  телевизору и думают, что, ага, значит, доллар сейчас резко пойдет вниз. И немедленно начинают избавляться от американской валюты. В данном случае доллар и правда упал, но не по каким - то объективным причинам которых вовсе не было, а потому, что куча народа об этом подумала. И потому в наши дни самое главное правило в отношении любых пророчеств звучит просто: "никогда не говори "никогда"". На этом деле погорело много известных и умных людей. Вот лишь некоторые примеры...
- Читать дальше? - спросил с тихим почтением Ивана Барсуков. 
- Давай, жарь, да погромче, чтобы слышали! - повелительно скомандовал Козицын.
- Вот... - начал Барсуков водить по строчкам. - Значит, так. Тут хронология, вроде. Первое. "Теория Луи Пастера о микробах - смешная фантазия" - заявлял Пьер Паше, профессор психологии университета Тулузы, тысяча восемьсот семьдесят второй  год."
- Ну, да? - не поверил мордастый. И полез к Барсукову - Дай я сам посмотрю. Врешь, наверное?.. Ну, а дальше?
- "Такое устройство, как телефон, имеет слишком много недостатков, чтобы рассматривать его в качестве средства связи. Поэтому считаю, что данное изобретение не имеет никакой ценности. - из обсуждений в компании "Вестерн Юнион" в  тысяча восемьсот семьдесят шестом году" Или вот еще - "Летающие машины весом тяжелее воздуха невозможны!" - лорд Кельвин, президент Лондонского королевского общества по развитию знаний о природе, тысяча восемьсот девяносто пятый год." Смешно?
- Дай ка мне. - попросил толстомясый - И, так: "Все, что могло быть изобретено, уже изобрели." - Чарльз Дуэлл, специальный уполномоченный Бюро патентов СэШэА, тысяча восемьсот девяносто девятый." Еще? "Этой тарахтелкой можно пугать беременных кошек, но какой прок от нее в бою?" - генерал Китченер о первом танке, тысяча девятьсот пятнадцатый год." Или вот: "Эта музыкальная коробка без проводов не может иметь никакой коммерческой ценности. Кто будет оплачивать послания, не предназначенные для какой - то частной персоны? - ответ партнеров ассоциации "Дэвид Сэрнофт" в ответ на предложение инвестировать средства в проект создания радио, тысяча девятьсот двадцатый год)
- Дай ка мне. Все ж  я - автор книжонки. - протянул Козицын руку - И, так. "Профессор Годдард не понимает отношений между действием и реакцией, ему неизвестно, что для реакции нужны условия более подходящие, чем вакуум. Похоже, профессор испытывает острый недостаток в элементарных знаниях, которые преподаются еще в средней школе. - из статьи в передовице "Нью - Йорк Таймс", посвященной революционной работе Роберта Годдарда по созданию ракеты, тысяча девятьсот двадцать первый год." И еще. "Да кого, к чертям, - водил жирным пальцем по листу Иван Иванович - интересуют разговоры актеров? - вот реакция одного из учредителей "Ворнер Бразерс" на предложение использовать звук в кинематографе, тысяча девятьсот двадцать седьмой год. А потом... - перелистнул Иван страницу. - Послушайте, ну хоть бы это. "Думаю, что на мировом рынке мы найдем спрос для пяти компьютеров.  - Томас Уотсон, глава фирмы "Ай - Би - Эм", тысяча девятьсот сорок третий год.
- "В будущем компьютеры будут весить не более чем полторы тонны. - "Популар Механикс", тысяча девятьсот сорок девятый год" - снова читал Барсуков. - "Я изъездил эту страну вдоль и поперек, общался с умнейшими людьми, и я могу вам ручаться в том, что обработка данных является лишь причудой, мода на которую продержится не более года. - писал редактор издательства "Прентис Холл" в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году." "Нам не нравится их звук и вообще гитара - это вчерашний день - звукозаписывающая фирма "Десса Рекординг", отклонившая запись альбома группы  "Битлз", тысяча девятьсот шестьдесят второй год." Или вот - "Концепция интересна и хорошо оформлена. Но для того чтобы идея начала работать, она должна содержать здравый смысл. - профессура Йельского университета в ответ на предложение Фреда Смита об организации сервиса доставки на дом; не смотря на это в тысяча девятьсот семьдесят первом году Смит создаст крупнейшую в СэШэА службу доставки "ФидЭкс"". Или вот еще - "Ни у кого не может возникнуть необходимости иметь компьютер в своем доме. - Кен Олеон, основатель и президент корпорации "Диджитал Экуипмент Корп", тысяча девятьсот семьдесят седьмой год." "Шестьсот сорок килобайт должно быть достаточно для каждого - Билл Гейтс, тысяча девятьсот восемьдесят первый год." Или хоть вот, послушайте - "Сто миллионов долларов - слишком большая цена за "Майкрософт" - "Ай - Би - Эм", тысяча девятьсот восемьдесят второй год."
- А Вы знаете, - сунулся какой то мужик в разговор - что нейтрино в колайдере, то есть в том научном европейском бублике на швейцарско - французской границе движется быстрей, чем скорость света?
- Быть не может... Ты врешь!.. - загудели голоса с недоумением. - Это ведь в корне противоречит теории  Альберта Эйнштейна!..   
- Был Эйнштейн, да весь вышел! - каркнул кто - то зло и пьяно из угла. - Молодцы - европейцы! Нанесли удар под дых всей этой еврейской физике, ведь еще немецкие товарищи - продолжал разглаголствовать голос - при товарище Адольфе Гитлере на дух не признавали всех этих их лжетеорий, и вот... !
- Так и надо сатанинской молельне! Ату! - улыбнулся толстомясый и краснорожий и ослабив галстук тут же принялся удовлетворенно тыкать вилкой в тарелку, приговаривая - Так и надо! Так и надо, а то... А то жизнь поломали своей "перестройкой". Был же всем "застоям - застой", так ведь - нет. Расшатали лодочку, чесночники. "Отпусти мой народ." - говорят... Вот и отпустили... всех. А потом - "опустили". Но это - потом. Развалили Союз и Державу... - дернул рюмку мужик и откинулся в глубоком кресле. 
- Ой, не надо бы без меры пить. - закачали головами дамы. - Ведь велик наш русский человек - ни в чем меры, удержу не знает. И особено - в пьянстве.
* * *
- Это интересно всем - про науку. - заметил приняв снова рюмку мордастый. - Но, все - таки есть тут вопрос. Например, хоть - бы вот "радио". Кто ж его изобрел то? Пес знает. Кто про нашего Попова говорит, кто про ихнего... ну, этого... "Морковного" что - ли? 
- Про Маркони? - ухмыльнулся Иван Иванович. 
- Точно - точно. На него, сатану! - согласился мужик. - Знаю, что приоритет у русских. Потому как я сам - есть всегда патриот. Но, однако же, мне интерсно, что другие про то самое думают?
- Что думают? - отвечал мужику Барсуков. - А что ровным счетом нам положено думать - то думаем. Мы ведь тут, слава Богу, свои. Все свои, и чужих нам не надо.
- Это все хорошо. - согласился мужик. - Но, однако, еше любопытно узнать и подробности. Где? Когда?..
- Почем? За сколько? - засмеялся профессор Иван. - Это тебе надо к Барсукову. Эй, доцент, отвечай человеку!
- Ну, все это и взаправду просто. - начал свой рассказ Анатольевич - Ровненько седьмого мая в тысяча восемьсот девяносто пятом году Александр Степанович Попов публично продемонстрировал работу своего радиоприёмника. С тех пор приоритет изобретения у нас. То есть у России, у русских людей.
Правда, у других людей, к счастью в основном за границей, на этот счёт есть некоторые странные сомнения. Они почему то уверены, что заслуги Попова в изобретении радио де - минимальны, так как всё было придумано до него. Но это не так...
Почитатели Генриха Герца - продолжал Барсуков - почему - то серьезно считают, что именно вот этот  немец нащупал основной принцип работы радио, и лишь ранняя смерть не позволила учёному довести свое дело до логического завершения - конца. И сторонники британского учёного Лоджа уверены: именно английский джентльмен самым первым передал зашифрованный азбукой Морзе сигнал. Впрочем, после этого опыта Лодж немного оставил исследования в области радио и занялся другими вещами. Например, он придумал свечу зажигания, а в свободное от основной науки время занимался спиритизмом, как Артур Конан - Дойл. Сторонники научного приоритета Николая Теслы утверждают: никакого радио не могло получиться без заземления и антенны. Их де и придумал как раз легендарный балканский учёный. А радиоприёмник Тесла не собрал лишь по одной причине - сербский гений занимался и другими важными делами. Был ещё "сукин сын" - итальянец Маркони. - словно нехотя добавил Дмитрий Анатольевич. - Именно Маркони получил патент на изобретение радио, пусть и на год позже легендарных экспериментов Попова. Потому многие любители юриспруденции считают "отцом" радио этого весьма предприимчивого итальянца.
Как бы то ни было, - продолжал говорить Барсуков - именно Попов стал тем первым человеком, в чьих руках заработал полноценный радиоприёмник. Именно наш, именно русский учёный достиг поставленной его предшественниками цели. А в научном мире это ценится выше всего.
При жизни Александра Степановича его первенство никем никогда не оспаривалось. А потом, как обычно бывает после смерти начался настоящий бардак. Дело тут дошло до полного абсурда: ведь этот Маркони даже получил Нобелевскую премию за открытие беспроводной связи. Кстати, всего сто лет назад эта самя хваленая Нобелевская премия не имела нынешнего великого авторитета, - покривился доцент - но с годами  факт ее присвоения становился всё более и более весомым аргументом в пользу хитрого итальянца.
Развязка наступила в тысяча девятьсот тридцать первом году, когда Маркони потребовал от СэШэА компенсаций за использование якобы его изобретений на фронтах Первой Мировой войны. Жадность погубила итальянца. Прагматичные американцы покопались в документах, а точнее, в русских университетских журналах и установили полный научный приоритет господина Попова в деле изобретении радио. Повторный иск Маркони был отклонён в тысяча девятьсот сорок третьем году, и с тех пор официальным "отцом" радио считается наш соотечественник. Гордись! - то ли в шутку, а то ли в серьез дал наказ мужику Барсуков.
- Значит, весь этот самый "приоритет" - одна лажа. "Дело техники" все, так - сказать. - понял все по - своему мужик улыбнувшись довольно. - Можем, значит, мы и их если хочем? Так? И, к тому же "сорок третий год" - так кто - ж даст итальянцу чего в СэША? Ведь война... Потому и дали русским, коль идет Мировая на которой мы с ними - союзники. Значит, все относительно. Одним словом, кто встал первым - того и тапки! Дело! Дело говоришь! Тут все свои!
* * *
ВО ЧРЕВЕ ПРОЛЕТАРСКОМ. ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ

- У тебя книг много? - спрашивал его Воловин. - Дашь чего - нибудь почитать интересное?
- У меня довольно большая библиотека. - отвечал Андрей, - Конечно. Только вот квартирка у нас совсем маленькая... - как бы извинялся он перед  товарищем. - Сам ведь знаешь? Пролетарка... Потому все книги - один шкаф, да и тот - в коридорчике сбоку. А по комнатам - чего только не набито...
- Это ничего... Ничего... - заявил снисходительно Сергей и похлопал Дюшу по плечу ободрительно. - Я ведь  грешным делом - книгочей. - заявил он потупясь словно стесняясь такого порока. - И хотя в Экклезиасте говорится: "Много книг читать - конца не будет", я читать уважаю. Люблю... Вот недавно читал  французского писателя Мишеля Уэльбека эссе "Уйти из Двадцатого века". Из его новой книжки "Человечество, стадия вторая" - уточнил Сергей и продолжил.
- Вот что пишет этот самый Уэльбек: "Я читал всю жизнь. Жизнь виделась мне восхитительным даром, а чтение было одной из радостей этой бесконечно чудесной жизни". Правда там же наш французский друг пишет нам, что де литература "вещь совершенно бесполезная". И, по - моему, отчасти он прав. - со смехом заметил Воловин. 
- Ну, уж нет! - возразил Андрей. - Ну, а Диккенс? А Толстой? Ну, а Достоевский? Или, скажем, хоть Библия?!
- Библия - не есть литература. - дернул его друг. - Это Богодухновенное Писание. Нам ведь Рабчинск про то говорил. Потому подходить к тому, что инспирировано Свыше... - чуть замялся от дурацкого, мертвого слова Воловин - с меркой годной для обычной, человеческой книги не есть правильно.
- Да, это точно... - смутился Андрей своему досадному, недостойному, как казалось тогда даже и для новообращенного глупому словесному ляпу.
- Хорошо, что со мною Сергей, а не Голубков, не Хватов, ни Трусанов... - думал он. - Сколько не стараюсь смириться, сколько не стараюсь я возлюбить эту публику - все равно не выходит. Ведь действительно - мерзкие люди... Хотя в Церкви почему - то это словно бы никто не замечает. Только вот: почему? Потому что все кругом - ненормальные? Или я, или я - ненормальный? - вдруг похолодело у него внутри. - Может, все кругом - в норме, только я - калека и урод? Или я оставлен Богом в нечистоте - ровно как сегодня с утра говорил нам вначале Глен, а затем - Голубков? И еще: где то надо взять деньги, а то - так неудобно, неловко. Но где взять? Где их взять, когда сам еще не работаешь? - лезли в голову к Дюше безумные мысли отравляя покой безмятежного воскресного, октябрьского дня. 
* * *
- Ну, вот мы уже почти что пришли. - говорил Андрей, когда приятели наконец подошли к рубежу, за который дорога пролегала через огромную, старую арку с высоченными сводами.
Старая, как первородный грех, отчего то казавшаяся всем в Устьрятине необычно огромной  эта арка вид свой имела и правда  зловещий. В своей зябкой, сырой и почти что ночной темноте она мрачным провалом чернела сейчас среди божьего, светлого дня, словно бы живя своей жизнью отдельно от всех окружающих. Словно арка была и взаправду - живая.
Словно хищник в норе или злой скорпион, иль громадный паук эта мерзкая почти живая тварь привлекала к себе почему то людей казалось бы, самым невероятным образом. Привлекала ровно так, как порою привлекает к себе злая, чужая болезнь или страшное, позорное уродство. Именно об этой арке на Валу то и дело говорили в городе. Все истории про Пролетарскую арку  - были ровно одна пострашнее другой.  Грабежи, изнасилования и убийства, ... - вот что происходило по мнению большинства устьрятинцев под ее закопченными сводами. Просто жуть... Для чужих на Пролетарке было непонятно, неясно как через нее, через эти "чертовы ворота", как ее окрестили давненько с чьей - то легкой руки каждый день и даже, ужасно сказать, поздним вечером или ночью проходили  местные жители?  По народным повериям ходившим уже, примерно, лет сто среди городских обывателей, эта чертова арка раз в году, непременно в такую же, как и она зловещую, полнолунную ночь завлекала к себе простаков и наивных а потом же сама, без малейшего участия злодеев в человеческом облике, убивала несчастных растворяя их трупы без малейшего следа в своем жадном и ненасытном жерле среди тьмы и ядовитых испарений проклятого места. Знали: горе было ступившим под своды сии в полнолуние. Ибо хитрая и проворная смерть поджидет там пешехода...
* * *
- Напоминает больше адские врата? - нервно хохотнув спросил Андрей товарища.
- Да уж... - передернул плечами Воловин. - Место жуткое.
- Да ну тебя... - покосился и прыснул со смеху Андрей. - А еще: "бокс - бокс - бокс"?! Груды старых кирпичей боишься?   
- Нет. Но просто... тут жутко. - говорил ему Воловин когда их подошвы гулко застучали по неровным булыжным камням и разбитым в хлам каменным плитам.   
Полумрак обступил их со всех сторон. Гулко грохали каблуки и подошвы. Но впереди там, на треугольном фронтоне красного, кирпичного, грязноватого дома в белом венчике, словно специально их ждало и звало, и манило к себе каббасистикой неразгаданной тайны: "1907 годъ".
- Впереди "Париж". - заметил Дюша.
- Знаю сам. - ответил Воловин. - Я ж тебе говорил, что хожу на Вал к тетке.
- Ходишь и боишься, значит? Так? - стал подкалывать его Андрей. - А ведь по тебе не скажешь...
- Да уж ладно. Многие боятся. Почти все... кто не местный. - пробурчал будто бы для порядка Сергей и решив замять неприятную тему начал говорить наигранно, громко, только лишь для того, чтобы что - то сказать. Чтобы не однин полумрак этот гулкий, средь которого звуки шагов, звуки вылетающие у них из под ног, звуки гулко бьющие в старые своды а потом возвращающиеся обратно. Звуки проникающие в сначала уши, потом в мозг, а потом через всего тебя уходящие волнами безотчетного страха будто бы самого человеческого донышка. Жутко... 
* * *
- Ну, не дом... а прямо замок какой - то... - говорил Сергей Воловин громко, словно бы наигранно, но ... сжался, горбился косившись на огромные, ржавые петли здесь давно не висящих ворот. Эти петли будто бы вросшие в плоть не постриженные ногти на пальцах чьих - то исполинских ног давненько вросли в  прокопченную временем, грязную и щербатую кладку краснокирпичных стен.   
- М... да... Домик то знатный, Серега. Настоящий пролетарский бастион... Или просто - гетто. - решил  еще поддать в разговор Андрей мрачности . 
Эхо гулких шагов барабанило в своды, ударяясь летело от сводов и то почему то резко резало слух, то как будто тонуло, исчезало, терялось, словно бы в вате. 
- Странно. - говорил Сергей.
- Что? - не понял, а верней не расслышал Андрей - повернувшись к открывающему рот собеседнику. - Говори громче! - приказал ему он.
- Странно! Звуки не долетают! - заорал ему Серый. - Сейчас слышно?
- Слышно! - заорал ему Андрей. - Тут такое... постоянно! Одна из местных загадок! Не знал?! Вначале громко от эха, а потом - все звуки уходят как в вату!
- Как в ва - ту! - подтвердил Сергей. - Такое в тумане бывает! - замотал Воловин головой. - Знаешь ведь?!
- Знаю! - подтвердил Андрей. - Тут у нас тоже туман бывает, особенно после дождя! Летом напарит, и...
Под ногами шмыгнул кто - то юркий и черный.
- Черт! - ругнулся Сергей.
- Никак нет. Просто крыса. - хохотнул Андрей. - Если что, то ее "бокс - бокс - бокс"... Кстати, "гетто"- происходит от "геттен". - принялся говорить ему Андрей, когда друзья счастливо миновали уже середину пути, то есть ровно тогда, когда "ватный эффект" миновал и звучание их голосов и шагов многократно усиленных эхом вновь приобрело подобие гулкой конской дроби по мостовой. - Итальянское слово. - пояснил он товарищу. - Между прочим - решил Дюша блеснуть интелллектом - Слово "геттен" в итальянском означает  решетку. А пришло оно из тех времен, когда Рим был под полнейшей властью Римских Пап. В те века огражденные от христиан стеной еврейские кварталы запирали на ночь на замок. По ночам на воротах в еврейское гетто стояла стража... То же самое происходило и в воскресенье, и в большие церковные праздники. Ночью двери в еврейское гетто стерегли христианские стражники, да так сурово, что ничто, даже, скажем, пожар не заставил бы их бросить пост и открыть ворота иноверцам... Это было ужасно, но с другой стороны... Да, c другой стороны - продолжал он рассказ - все это хранило еврейский квартал от погромов... Сбережение и консервация. А зачем? Ведь мир - широк.
- Он широк, как "широка та дорога к погибели", о которой говорил нам Глен. - сказал Сергей. - Ведь так? Мы  то тоже сохраняем нашу веру, наши принципы... Стремимся к чистоте...
- Ну, не все к ней стремятся. Или ты не заметил? - сказал Дюша и многозначительно и как - то необычно пристально взглянул на друга. - Все вот эти голубковы и трусановы - хватовы...
* * *
В ПРОЛЕТАРСКОМ ДВОРЕ

- Вот миновали пасть дракона. - кривовато улыбнулся Дюша, на душе которого почему то от нахлынувших мыслей становилось особенно кисло.
- Странно, что Сергей словно бы перемены в настроении моем не заметил. Или не было существенной то перемены? - думал он. 
Вышли в серенький день день октября зажелтевшийcя и раскрасневшийся, разгоревшийся тускло между мокрых высоких домов заводского, фабричного, прокопченного мрака кирпичного увядающими и умирающими но еще живыми золотыми и ярко - багряными листьями.
Обернувшись назад и кого - то специально дразня в черноте страшной арки Воловин вдруг сложил ладони рупором и крикнул в полутемное жерло что было мочи - Э... э - э - й, Молох!   
- Мо - мо - мо - лох - лох - лох!.. - перекатами эха катилось под кирпичными, старыми, словно бы крысами изъеденными сводами.
- Тут нельзя кричать! Нельзя!.. - дернул за рукав его Дюша. - Можно - там. - показал он на жерло. - Да и то, только там, где не слышно!
- Почему? Я вседа так делаю, когда к тетке иду. И вот, жив и здоров! - осмелел вдруг Сергей - Что, есть  местная примета? Чушь!.. Типа: кто кричит прямо в арку на Валу - тому денег не будет, и счастья тому не видать, как ушей у себя на башке? Сам то веришь в "такое"? Может, в местной школе Вы тут друг - друга и пугаете:  Придет серенький волчок из арки, да укусит за бочек? Или  черти прибегут, забодают ночью сонного? Прилетит, придушит, защекочет до смерти красная, зловещая рука?.. Меня этим то не проймешь. Знаешь, но в подобные вздорные сказки я не верил будучи еще пионером!.. - расхрабрился перед товарищем Сергей.
- Да?.. А сейчас когда шел - не соссал? - хохотнул Андрей. - Я то дома, а тебе через арку сегодня отсюда идти. Или думаешь, что я провожать тебя буду? Не буди лихо, пока лихо тихо - вот тебе мой совет. 
- А то - верно. - сообразил Сегрей.
- Слушай, как Вы тут живете... нормально? Вот ведь я тут далеко не первый раз, и все "башню сносит"... Смотри. - стал Воловин задирать свою голову вверх посреди "парижского" андрюхина двора. - Вот ведь классно...
- Ну, ничего себе... - приговаривал он - Вот - дракон... Вон - летучие мыши... Вон веночки... - тыкал пальцем он вверх чертя в воздухе по фронтонам и окнам.   
- Совсем, как на кладбище. Тут еще и смерть у нас есть. Притаилась. Вон там... - показал рукою Дюша направо.
- Где она? Покажи! - завертел головою Серега. - А... нашел! Все классно! - говорил он снова. - Вот и она!
Костяной скелет готовый словно бы пуститься в пляс, в балахоне и с деревенской косой в одной мертвой руке и с часами песочными в другой нагло скалился им со стены с высоты островерхой мансарды.
- Танец смерти!.. "Модерн"... Диснейленд... - восторгался Серега. - Черепушки то слева у ней - в мешке! Ты - видел?!.. Кстати, я читал, что купец тот Мимозов был немного того... - повертел Сергей пальцем у себя у виска. - Сумасшедший был. Чекнутый, псих одним словом... Того... Не в своем уме был товарищ купец, - продолжал Сергей мысль - раз на обыкновенные рабочие казармы и мышей летучих, и различные такие черепушки налепить архитекторам велел. К чему это? "Моменто мори" - "помни о смерти"? Так о ней и так хрен забудешь, без "наглядной агитации"? Так? - наступил он на больную Андрея мозоль.
- Так. - поморщился Дюша. - Может быть и сумасшедший был? - перевел он тему от "смерти". - Ведь какой нормальный купец большевиков да эсэров стал - бы деньжатами поддерживать? Хотя, Морозов Савва - тоже... - вспомнил он. - Чудаков перед революцией хватало. Это уж потом их вывели.
- Точно, как класс. - пустил шутку Воловин, но Андрей не поддержал его игривого тона. 
- Кстати, ходит странная история, а вернее лишь слух, - продолжал Андрей - что они то, эти самые "борцы за народное счастье" нашего беднягу и повесили. Или он повесился сам? Я точно не знаю. Говорили давно, что Мимозов сперва  денег задолжал кому - то, а потом  его отыскали в петле. В общем, все это - то - довольно темная история.   
- Тайна крытая мраком. - ухмыльнулся Воловин, все еще, по - видимому, радуясь тому, что уже миновал роковую арку. Впрочем, которую ему еще раз предстояло миновать на обратном пути, но уже одному. - Ну, "дворянин с Пролетарского Вала - двора", веди дальше. - пробовал острить Воловин. - Ну, веди, веди!..    
* * *
По предательски скрипящим доскам жадно чавкавшим в жирной грязи миновали грязный, безобразно запущенный двор с огромнейшими кучами расползающегося во все стороны и мокрого, разлохмаченного ветром мусора, безобразно торчащего из уродливо ржавых контейнеров мусора. Под ногами опять кто - то юркнул. Но на этот раз никто не сомневался: кто? Чудом с ловкостью горной козы пробежали,  не свалившись в рыжевший осеннею глиной и черневший стоячей холодной водой котлован потянулись к массивной двери.
Заступили во вновь окруживший их сумрак и зашаркали дружно все вверх, да все вверх вдоль по лестнице, странной, словно бы какой - то полувинтовой. Cловно бы специально для неудобства восходящих истертой кой - где до арматуры. Впрочем, стерта та лестница была еще до их появления друзей на свет сотней, если не тысячей пролетарско - мимозовских ног.
Стали взбираться... Нет, вернее с трудом восходить. Ввех и вверх, пролет за пролетом, словно бы поднимаясь по той старинной, круто уходящей вверх не на нужный этаж от бетонной площадки на входе, а вот - из земного адского узилища - на Небеса.
Как же труден был путь наверх в этот час! Путь по дурно освещенной,  неширокой лестнице. Как мрачна, как словно насуплена была лестница эта в тот октябрьский, нахмуренный день... Кто ходил по ней, кто переносил усталое тело свое со ступени на ступень в осеннее время - тот многое знает... 
* * *
Бледный свет из закопченных многие десятки лет не мытых окон. Кислый запах и вонь туалетов, и кошачьей мочи, и чего - то еще, ровно такого - же  мерзкого. Грязноватая рвань на полу, на окне в стеклянной банке горою - чинарики. Половина оконных проемов без стекол вообще, просто так - заколочены наскоро грязноватой фанерой. Грязно - серые, пыльные хлопья меж рам. До половины облупившаяся, темно - синяя краска по стенам  вздулась пузырями, отлетает при легоньком щелчке. Паутина и плесень на пролетах и потолке. Затхлость, сырость и какой - то жуткий неуют окрудал их сейчас.          
- М... да. - покачал головою Серега. - Живя в России - матушке, я видал, как живут "наши люди" - и у нас, и в других городах. Но увидать такой ужас... Ваш "Париж" не укладывется хоть в какие - то рамки того, что принято называть обыкновенной жизнью в городе... Настоящая преисподняя. А иначе - как это назвать?..
Да не думай. Не думай... - сказу вдруг осексая он поглядев на мгновенно помрачневшего Дюшу. - Вот ведь и в Бывальнике - не лучше. Я, ей - богу, не вру. - начал извиняющимся тоном говорить Сергей Воловин. - Видно, так у нас так повелось испокон? Некоторые, те что из - за рубежа к нам в страну приезжают, иностранцы там разные с их Америк - Европ удивляются даже всегда: Как же так? - говорят -  Раз внутри квартиры у этих вот русских так уютно и чисто, а в подъезде - неряшливо. Везде одни и те же грязно - синие дурно крашенные стены, десятилетиями непромытые окна и почтовый ящик скособоченный - на одном единственном гвоздике.
- Хорошо если есть. Если не сожжен вообще... - с пониманием хмыкнул Андрей.
- Вот оно так и есть... - продолжал Сергей Воловин. - И у нас в подъезде лампа голая при входе, без плафона, то горит, то не горит... Прихожу раз в гости в дом, в дом который всегда ну, по крайней мере раньше считался "элитным". Расположен в самом центре города на улице Октябрьской, был построен в середине семидесятых по "улучшенной планировке" для работников обкома комартии и передовиков производства. И что же? И там - также. Потому как мента в том подъезде с девяносто первого годика нет... А мой дом? Да хуже того... - словно хвастался он перед другом. - Хоть пятнадцать лет в подъезде стоит пресловутая железная дверь. От вандалов и она не защищает. - звонко цокал он по вышербленной лестнице  вверх. - То почтовый ящик подожгут у нас, то ведро с мусором на площадке рассыплют, то на стенке матюки и разную такую гадость напишут. А кто? Как узнать? Квартир то - тьма тьмущая. Хрен найдешь виноватого... И везде - ровно так. - продолжал он шагая. - Выломанный кафель на полу, грязные, пропахшие мочой лифты, на обшарпанных стенах красуются весьма похабные слова и выражения... Раз к папаше моему приезжал его приятель из Германии, что когда - то инженерил еще в ГэДээР. Помню как отец еще в гостинице приготавливал к увиденному после друга Герхарда. Ну, чтоб тот наших жизненных реалий не пугался.  Ведь в Германии такого безобразия просто невозможно представить... 
Так беседуя друзья шли поднимаясь все вверх вдоль по темной, выбитой за сотню лет, грязной леснице, мимо нищенских и злых, недоверчивых, хмурых дверей и  обшарпанных, чумазых, подозрительно - угрюмых стен.   
* * *
В ГОСТЯХ ХОРОШО

- Вот мы и пришли. Ты... осторожно...
- Черт... Эх... Узко тут у Вас. 
- Ушибся? - говорил Андрюша легко тронув штроку - виселку на входе в их единственную, всесемейную  комнатку. Приглашал Сергея  - Проходи.
- Нет... Ты погоди... - выдавил Сергей Воловин поджимая ногу и прихрамывая. - Дверь... Дверь прикрой. - напомнил он товарищу.
- Ты извини, что конурка такая. Тут у нас не прибрано... - извинялся он перед ним. 
- Ничего. Ничего. - хмурился Сергей Воловин захромав косолапо по дощатому полу. - А вот и твои книги? - указал он на ряд стеллажей словно вбитых насильственно в узенькую нишку при входе в "их самую главную залу". - Все твои?   
- Да, мои. - улыбнулся Андрей.
- Можно посмотреть?
- Смотри. - разрешил Сергею хозяин. - Кстати, там и семейные фотоальбомы.
* * *
- Это кто? - поминутно спрашивал Сергей перекидывая плотные картонные страницы. 
- Я не знаю. - честно признавался Дюша. - Ну, какие то дальние родственники, вроде бы. Большинство уже давно умерли...
- Ничего себе "родственники"... Вот какой - то военный. Офицер?

-  Эмалевый крестик в петлице,
   И серой шинели сукно...

Ты помнишь, наверное?
- Младший чин. Наверное, не выше "прапорщика"? - говорил ему Дюша.
- Все равно. - отвечал Сергей Воловин. - Вон и дата в углу: "1914 годъ". А под ним - какие - то стихи.
- Дай, дай мне. - стал тянуть альбом у Воловина Дюша. - Я сам прочту. Я сейчас уже сам. Дай же мне...

  "Приюты наук опустели,
   Студенты готовы в поход.
   Так за Отчизну, к великой цели
   Пусть каждый с верою идет..."

- Дай - ка мне. - потянул Сергей обратно. 
Теперь всем не терпелось дочитать стихотворение до конца.

- "Прощай, отчий край, -
   
- продолжал вслед за другом Воловин -

- Ты нас вспоминай,
   Прощай, милый взгляд,
   Прости - прощай,
   Прости - прощай...

   Сегодня в поход
   Труба нас зовет,
   За край наш родной,   
   И мы пойдем в священный бой!
   В священный бой!"

- "Песня студентов добровольческого батальона" - дочитал Андрей надпись по самому низу.
- Слушай, так ведь этот твой "родственник", "прапорщик" или кто он там - добровольцем был? Ну, вначале студентом, как мы, а потом добровольцем. - зашумел оживленно Сергей. - Он - твой родственник, а ты даже не знаешь: кто такой? Хорош же студет... У родителей то спрашивал про фото?
- Да они и сами толком ничего не знают. А откуда? Война, революция, соцстроительство и опять война c немцами... - огрызнулся Андрей. - Человека этого и на свете, поди, давно не было, когда мама и папа мои родились: верно ведь?
- Да, действительно. - сообразил Сергей Воловин. - В то время, в сороковые - пятидесятые такие вот снимки и держать было опасно. Вдруг, тот "кто - то" был белогвардейцем? Объяснять ли теперь - чем  грозило "такое" тогда?..   
* * *
- "Приюты наук..." - вот ведь чудно. - говорил Андрей за чаем. - Кстати, наш родной УГУ хрен кто так когда назовет. Скорей уж - "сиротский приют". 
- Да уж. Нынче нормальным, серьезным наукам на Руси - бесприютно. Если учат, то прости Господи, всякую хрень - особенно по так - называемым "общественным". По техническим наукам - прикладное, чтоб теории - минимум. Так, студент - архитектор? 
- Верно. - согласился Дюша. - По гуманитарным то вообще уж - всякий бред. И преподаватели - ни к черту. Вспомни хоть бы наших Барсукова и Козицына...
- Верно - верно. Вот уж, всем козлам - козлы! - отвечал смеясь Сергей Воловин. - Не пойму: как им самим не противно, вернее - не совестно?
- Ну, да это не важно...
- Кому "это не важно"? Тебе - будущему специалисту? - удивился Воловин.
- Администрации нашей не важно. - отвечал Андрей. - У них главное, чтоб ты был там... "либерал", и "демократ", и прочее. А два этих негодяя - такие. И в жопу без мыла залезут! Неужели не видно по ним? Карьеристы... Раньше при советской власти словцо "карьерист" было как - бы ругательное. Помнишь?.. Нынче - наоборот. Только и болтают про "удачные карьеры" и прочее... Кстати, слово "чиновник" в "совке" тоже было ругательным. Говорили: "чиновник - бездушный чинуша". А теперь? Теперь сами чиновники этим словом гордятся, как дворянским званием гордились при царе. Сами называются "чиновниками". Вознеслись над простым народом да гребут на карман себе поболее. Я про взятки тут не говорю! Я ведь только про зарплаты "законные"!.. Сколько хочешь - столько и напишут себе ноликов в зарплатную ведомость, а трудящиеся еле сводят концы... Так что как не крути - в этом отношении в "совке" жилось лучше. В материальном плане? Нет, не только. И вообще была раньше справедливее жизнь...      
- Раньше было в России "Министерство народного просвещения" - это при царе. После создали на его же месте "Министерство образования" такого - сякого - уже при Советах... - вспоминал Сергей Воловин.
- А теперь еще круче - "Федеральное агентство по..." - бросил Дюша.
- Да? Какое там у них еще "агентство"? - засмеялся на это Сергей.
- "Педе..."... "федеральное ... по..." - отвечал улыбаясь Андрей. 
- То и видно. Значит, в пору назвать такое их ведомство, уж никак не "просвещения", а скорей "затемнения народного", и... 
- "Отупления и окостенения". Так вернее?
- "Оскотинивания и оборзения", и еще - "обрезания" - это если припомнить: кто правит сегодня страною... - принялись хохотать студенты упражняясь в веселом остроумии.
Над накрытым столом в небольшой, бедновато обставленной комнатке до краев своих заполненной  старомодной, разномастной, рассохшейся мебелью и разнообразной утварью много повидавшей на веку стоял гогот.    
* * *
- А все это: почему? Почему? - снова приставал Сергей. - Скажи?..
- Что сказать? - не допер на этот раз Андрей. - Не понял.
- Почему у нас так по - скотски живут? Ты не знаешь?.. А все то потому, - принялся излагать Сергей только что пришедшую ему на ум, оттого казавшуюся безупречно - блестящей, теорию. - Это оттого, что у наших людей  "неактивная негражданская не позиция" - вот!
- Что, что, что? - не понял его Дюша.
- Не умеют жители... то есть граждане наши особенно у нас в глубинке отстаивать свои права - вот что! Про Устьрятин ты и сам все знаешь. Сам живешь и сам видишь. И в других местах в России - так точно... Кстати, этого и в столицах немного. Правосудие в России - платное. С кем там может судиться простой гражданин? А чем адвокату платить?.. Но там люди хоть - бы по - начальству жалуются... А в провинции: его боятся что - ли?.. Да достаточно немного отъехать от Петербурга или от Москвы, - продолжал развивать свои мысли Воловин - приглядеться, прислушаться к людям, чтобы убедиться - это так...
Вот пример. Вышел раз в Ярославле из поезда. А из Ярославля ехать надо было мне до городка Кутаева.  Есть такой городишка на Волге... Мне туда по делам надо было... семейным...
Ехал я ... так, значит, на такси. - продолжал рассказ Серый - Ну, и разговорился с водителем, жителем этого самого  Кутаева. Ты понял?.. И чего оказалось? Оказалось, что в Кутаеве - городе, городе численностью аж сорок тысяч, нет ни одного маршрута городского автобуса, а все люди передвигаются там на такси.
- Не накладно на такси то? - хохотнул Андрей.
- Накладно... - улыбнулся Сергей кривовато. - Там единая такса по городу - пятьдесят рублей. Это подороже, между прочим, чем маршрутка в Москве или в Питере.
- Нет автобусных маршрутов? Быть не может! Почему? А пенсионеры? - удивляюсь я.
- Я не знаю, - пожимает плечами таксист, - мне самому это так странно. Я ж не местный. Лет так семь  назад из Сибири приехал сюда. Еще и тогда удивился.
- Может, населению поднять этот вопрос? Донести так сказать, столь насущную потребность до местной кутаевской власти? - не унимаюсь я.
- А зачем? - вяло отвечает мне таксист, - такси ж много. Аж четыре фирмы у нас в городе. Все кому надо уже и так привыкли на машинах ездить. А кому не надо - старикам там - те пускай на печке сидят...
На обратном пути из Кутаева обратно в город Ярославль слушаю рассказ уже другого таксиста о родном городке:
-  Городок наш разделен Волгой надвое. На одном берегу бывший Горисоглебск, на другом - бывший Рюманов. Вместе они составляют нынешний город - Кутаев.
- У Вас мост по ночам не разводится? - пошутил я неловко.
- Какой мост? - отозвался водитель с досадой в голосе. - Нет у нас ни одного моста в городке.
- А как люди перебираются у Вас с одного то берега на другой? - недоумеваю я.
- Да на пароме! - отвечает водитель. - Он по расписанию ходит...
- Он по расписанию ходит! Ну, а если срочно надо мне? - я не унимаюсь никак.
- На моторных лодках можно. - говорит он неспешно. - Тридцать рубликов с носа.
- Ну, а зимой? - задаю я и вовсе дурацкий вопрос.
- А зимой - пешком по льду. - посмотрел недоуменно на меня, как на дурака, водитель. 
- А когда льды не встали и когда полыньи? - лезу я нарожон, сам не понимая почему. Из вредности?
- Тогда только через Ярославль! - отвечает устало. - Ближайший мост - только в соседнем с нашим городе. Крюк приходится делать пятьдесят километров, и дорога - разбитая в хлам...
Информация в голове не укладывается! Ну, а если "скорая" вдруг нужна на левом берегу, там где нет больницы? Или бабе какой пора рожать? Или, скажем, пожар... Мало ль срочных дел у людей в межсезонье!
- Двадцать лет как обещают нам мост. - продолжает водила после длительной паузы, - Вот и деньги уже не раз выделяли, говорят... Но мало их оказалось. Мост ведь - штука очень дорогая... Не понял?..
- Ну а жители чего молчат? Собрали бы подписи, написали бы обращение властям! - говорю я ему.
- А куда писать? - вскидывает на меня удивленные глаза таксист.
- Ну, хотя бы вашему Вашему градоначальнику. Есть же у вас в городе местная власть? Есть и мэр, и еще -  губернатор, к примеру...
- Есть какая - то власть... - морщит лоб мой водитель, - Я не помню, кто точно... Непонятно, кто там выиграл последние выборы. Они год уже как судятся да рядятся, и толку с них нет.
Или вот еще пример... Ну, хотя бы про поезд, про поезд тебе рассказать надо бы, раз уж я про поездки начл эту "терку"... Вот, слушай. Ехал раз я на "фирменном" поезде. Дорого это? Дороговато - да! Но зато сразу видно, как идет, идет по стране - России пресловутая модернизация! - растянул в улыбке рот Серега. - Все вагоны новые, удобные. И во всех есть кондиционеры, биотуалеты, электронное табло горит, время, значит, показывает. Температуру на борту и за самим бортом, и  свободен ли даже сортир. Красотища!..
А потом после этого великолепия угодил я в другой уже поезд. " Адлер - Костобарановск", номер четыреста сорок второй. Поезд оказался сборным - один вагон "Адлер - Костобарановск", другой "Адлер  -Вологда", третий - не помню, еще какой - то город. По каким там сусекам те вагоны они соскребали в единый поезд - мне неведомо. Но таких допотопных вагончиков я давненько не видел, ей богу...
Кондиционеров не было там в помине. Над верхними полками кожаные плети висели - страшные такие, якобы способные удержать собою падающего пассажира. Многие - просто порваные... Туалеты далеко не "био", на стоянках закрываются - ясно. Все скрипучее, старое, грязное... Стекла в окнах утрамбованы старым тряпьем и газетами, чтобы не дребезжали по ходу. Форточки в купе не закрываются до самого конца, отчего по ночам пассажирам страшно дуло в уши. Многие, навеное, простудились... За сутки езды по российским южным городам и весям древний вагон раскалился, да так, что вода из умывальников в сортире потекла горячая а дверные ручки у нас в купе нагрелись до неприличия... Я не неженка, ты знаешь, но все же... За такие то деньги...
- Эх, вагон - то у нас допотопный. Ехать так в жару - есть пытка, - поделился я своим недоумением и огорчением с соседями по купе, - а билет стоит, как в комфортном, обновленном составе. - сетовая я им.
-  Да? - искренне дивились на это пожилая дама и ее уже взрослая дочь, севшие на горе - поезд в Вологде, ехавшие к родственникам в Ростов. - Неужели бывают другие вагоны? Мы не часто вообще то катаемся... - говорят мне они.
- Да,  бывают, - отвечаю я им, - даже с кондиционерами бывают, а еще и с биотуалетами.
- Что Вы! Что Вы! - замахали на меня руками обе, - Все хорошие вагоны только на столичных поездах! У нас тут завсегда вот такие вагоны на всех направлениях!
* * *
- Ну, сортиры то - у нас в России - вообще тема отдельная. - усмехнувшись перебил приятеля Дюша. - Миллионы россиян и в наши "просвещенные дни", не взирая на все лозунги "модернизации", регулярно посещают покосившиеся дошатые домики с деревянной щеколдой на двери. Хорошо, если дверь еще есть. Кстати, ветру в подобного рода местах иногда даже дверь - не помеха. Раз зашел я в подобного рода "обитедь", а там щели между досками та - а - кие... - принялся раскидывать он руки. - Мерзко, холодно, загажено все капитально... 
- Что же ты хотел там увидеть? - отвечал ему Серый. - Ты то хоть в деревенский сортир защел - строение неизвестного народного умельца, архитектора, такого же, как ты... Ну, не дуйся... Не дуйся... Ничего ведь еще не построил? Не так?.. Я раз в городском побывал - и не сколько не лучше. А где? Да у нас же на рынке. Хоть и не дощатый он домик и не сельский убогий сортир, а и твоего будет хуже. Захожу и вижу - все кабинки вообще без дверей. "Будки гласности", а не кабинки - натурально! Но и это еще не беда... Под ногами вода и... вот эта субстанция плавает. Одним словом,  просто некуда ступить. Не поймещь: где там пол, где не пол? Да и скользко, конечно... С потолка что - то капает. Весь в разводах и в плесени он. По стенам все подтеки, подтеки, подтеки. А на них уже плесень растет...   
- С потолка - сталактиты. С пола - сталагмиты растут... - пошутил Андрей невесело. - Пещера...
- Да, растут. Там и не такое вырастет. Когда столько удобрений вокруг - явно органического происхождения!.. Чем в такую грязищу - вонищу переться - лучше уж в ближайшие кусты - "до ветру", как у нас в народе говорят.
- Вот поэтому, - бросил фразу Андрей - что у нас в России в нужник превращается ну, любой куст у обочины, лесок или канава. Такая уж у нашего народа психология! Страна наша огромная - так считает народ, ну просторы и прочее, потому не грех и погадить по ближайшим лескам и кустам...
- Пока окончательно не превратим всю страну в один огромный и загаженный деревенский сортир!.. Кстати, знаешь анекдот про немца? - продолжал Сергей Воловин. - Там еще такой вот чудак - немец по совету водителя - русского в лес идет, чтобы справить нужду, и вернувшись ни с чем удивленно разводит руками: туалета в лесу не нашел!.. Не смеяться, а плакать надо над такими анекдотами. У нас немец - "дурак"?! А мы сами засравшие все и вся в стране, и еще все просравшие за последние то два десятилетия - особенно, выходит, вот какие умные?!
* * *
Покачали головами. Посидели, достали винишка и налили. Пожевали и снова - "тереть".
- Ну, чего там про поезд? - припомнил Андрей разговор. - Ты не дорассказал до конца.
- Ах, про поезд... Ну, так, значит, я тетенькам тем говорю: Ну, а Вы бы там что - ли письмо написали хоть бы в местное отделение эРЖэДэ про такое вот дело, и сказали бы, что желаете ездить только в вагонах нового типа, с комфортом, - резонно предложил я им. - Потому что если ничего не делать, ничего и не изменится! Подумайте!
- А оно и так не изменится, - отвечали мне попутчицы спокойно, - Мы в глубинке тут - народ неприхотливый, не заевшийся. Мы и так потерпим, нам не привыкать.
Через сутки вышел я вот из той вагонной душегубки, плохо еще понимая, что творится в головах и душах у моих соотечественников. Почему не пожаловаться? Хуже не будет, ведь так?.. Не то полный паралич воли - то есть  "неактивная негражданская не позиция", не то некое христианское смирение перед тяготами и невзгодами жизни? А потом подумал - это ж страх? Страх, что будет еще хуже прежнего, так?
- Стой, стой, стой... - перебил его Дюша. - Почему не жалуются? Потому что не верят! Никому, ни во что! Не ясно? Вот что пишет Толстой по подобному поводу - потянулся Андрей к книжной полке. - Вот, послушай, послушай... - принялся листать он толстый том с золотым тиснением. - Вот, нашел... "Деспотизм всегда рождает деспотизм рабства." - пишет Лев Николаевич Толстой... Это из письма председателю департамента законов Государственного совета графу Блудову. Одна тысяча восемьсот пятьдесят шестой год... Понятно?
- Да, понятно... Психология рабская... Кстати, это он еще при крепостном праве писал... До освобождения крестьян оставалось четыре года...
* * *
- Слушай, что еще там в шкафу? Покажи. - попросил Сергей Воловин.
- Сам смотри... Да там разное... - разрешил Андрей. - Поройся... - И шутил - Что найдешь - все твое! 
- Ого, "Питер Криминальный", газета. Девяносто третий год выпуска. Старье...
- Ну, тогда это было в новинку. Вот и сунул еще тогда - для памяти. Это батя, наверное, привез. - высказал предположение Андрей - А что там? Я ж не помню, конечно.
- Так, сейчас почитаем... - развернул Воловин уже зажелтевший по краю газетный листок. - Вот, послушай: "Криминальная хроника. Утро. Десять восемьнадцать - На рынке в Красносельском районе убили ножом человека. Десять двадцать четыре - На проспекте Энтузиастов неизвестные отобрали у женщины ключи от квартиры и кошелек. Десять тридцать два - Петербуржец попытался зарезать гостя города. Десять сорок четыре - Хозяйка конюшни сгоревшей вчера в Сестрорецке подозревается в поджоге... Дальше... Полдень.  Четырнадцать двадцать три - Гражданин Узбекистана убил питерского таксиста, чтобы не платить за проезд. Четырнадцать двадцать семь - В Петербурге пьяный пенсионер забил до смерти жену ногами. Четырнадцать сорок - При столкновении в Колпино двух автобусов пострадали восемь человек...
- Довольно! - взмолился Андрей. - Все и так ясно... Вам улыбаются в метро или на улице? Если "да", и если дело происходит в Петербурге в одна тысяча девятьсот девяносто третьем - значит, у кого - то кончились лекарства и в психиатрических больницах города больше нет свободных мест...
- Да, жестоко. Настоящая "жесть". - покачал головою Сергей. - Мир жесток, но особенно жесток мир Божий на территории Российской Федерации. Так мне кажется. - как бы извинился он и продолжил. - У нас и начальники жестоки к подчиненным, и родители к детям, и полицейские, те что были вчера просто "менты" к случайно задержанным, автомобилисты к пешеходам и велосипедистам. Далее, как говорится,  везде. Злоба, агрессивность и жестокость, стали нормой существования и еще - синонимом так называемого "серьезного отношения к делу". А от озлобления до очередного преступления, в общем, путь то не такой уж и долгий...
- А все: почему? Ты Толстого припомни! Как там сказано? "Деспотизм всегда рождает деспотизм рабства." Убей Бог - лучше не скажешь! Согласен?
* * *
- А что это за хрень?.. Глянь - тетрадка... Да ведь это... - засмеялся Сергей.
- Это еще школьное... - застеснялся хозяин.
- Школьное, и тайное! - засиял широченной улыбкой Воловин, смущая хозяина гостеприимного дома. - Знаем, знаем мы это. Помним мы вот такие анкеты в тетрадках! Юность, первая любовь - морковь и все такое прочее...
- Ничего там "такого" и "прочего". - огрызнулся на это Андрей. - Если хочешь - читай. Только там - ничего интересного...
- Как же, как же "ничего интересного"? - приговаривал Серый перелистывая общую тетрадку, крупно, густо исписанную шариком и цветными фломастерами, пестро разукрашенную вырезками из газет и журналов, фотографиями и обертками из под жевачек "Love is ...", поздравительными почтовыми открытками, сердцами - "валентинками" а еще - каноническими ликами Сильвестра Сталоне и Цоя, Джеки Чана и Гойко Митича, Арнольда Шварцнейгера и Юры Шатунова, Томаса Андерса и Дитера Болена и прочими подобными героями - раритетами безвозвратно ушедшей эпохи "времен перестройки и гласности".    
- Сейчас прочтем! - начал с выражением Сергей. - Bот эпиграф:
"- Ничего не поделаешь,- возразил Кот. - Все мы здесь не в своем уме - и ты, и я!
- Откуда вы знаете, что я не в своем уме? - спросила Алиса.
- Конечно, не в своем, - ответил Кот. - Иначе как бы ты здесь оказалась?" Льюис Кзррол. "Приключения Алисы в Стране Чудес"" Это классно! - одобрил он литературные пристрастия писавшего. - Ниже начинается анкета. Читать?
- Ну, читай, раз уж начал. - разрешил Андрей. - Только не смейся, пожалуйста.
- "Когда у тебя День рождения, и кто ты по знаку зодиака? - продолжал читать Серый - Татьяна Е.: Пятого сентября, Дева, конечно! Светлана Л.: Один году, когда все Близняшки появляются на свет. Денис Ч.: Я родился в год кролика за сорок восемь с половиной дней до наступления Нового Года. Ира К.: Двадцать восьмого ноября, Стрелец Андрей С.: Семнадцатого ноль четвертого. Овен. Евгения Б.: Двадцать седьмого ноль девятого. Скорпион. Юрий Ж.: Двадцать первого октября. Скорпион. Ольга А.: Пятого января, Козерожка. Юлия С.: Четырнадцатого ноль второго, Водолей, Дракон.
С кем хочешь дружить? Татьяна Е.: С кем хочу, уже дружу! Светлана Л.: С тем, с кем не хочу поссориться... Денис Ч.: Сами знаете. Ира К.: С собой, иногда. Андрей С.: ХА-ХА-ХА! Кто не мечтал бы со Шварцем дружить!.. Евгения Б.: С мальчиком из 9 А. Юрий Ж.:С хорошими мальчиками и девочками. Ольга А.: С Майклом Джексоном. Юлия С,: С хорошими и добрыми."
- Все бы были такие - "хорошие и добрые" - сами то... - улыбнулся Серега. - И, так: "Какая профессия у тебя будет в будущем? Татьяна Е.: Переводчик немецкого языка."
- Достойно! - похвалил ее Дюша.
- Да ты дальше послушай... "Светлана А.: Мама!"
- Тоже ведь ничего... Кстати, быть домохозяйкой в Союзе - не модно...
- "Денис Ч.: Хочу помогать людям. Ира K.: Стюардесса. Андрей С.: На текущий момент голова занята другими мыслями... Евгения Б.: Хирург. Юрий Ж.: Министр. Ольга А.: Врач, хирург."
- Ну, одни врачи - хирурги и всего один министр. - ухмыльнулся Андрей.
- "Юлия С.: Юрист, без вариантов!"
- Ну, вот это по - нашему. Дальше?
- "Какая твоя любимая музыка (исполнитель, жанр)? Татьяна Е.: "Ария", "Айс оф Бэйс", Юрий Шатунов. Светлана А.: Музыка ветра, прибоя и шелест, листвы... А еще капли дождя и треск камина. Денис Ч.: Хэви металл! Ира К.: Зажигательная. Андрей С.: "Кино", "Телевизор", "Аквариум"... Евгения Б.: Не помню но,  наверное, попса? "Иванушки" или что - то подобное. Юрий Ж.: "Депеш мод" Ольга А.: Сандра. Юлия С.: Не Вагнер...
Кто твой кумир? Татьяна Е.: Нет таких... Светлана Л.: Не сотвори себе кумира. Денис Ч.: "Влюблённый влюблённому Бог и кумир. Любовь видит в розах наш, серенький мир". Ира К.: Нет. Андрей С.: Джеки Чан и Гойко Митич (самый главный индеец нашего Советского Союза). Евгения C. :У меня его никогда было, не слава Богу.               
Юрии Ж.:Брюс Уиллис. Ольга A.: Сандра. Юлия С.: Мама." Еще?
- Уж давай до конца если начал.
- Продолжим... "Назови любимый фильм или книгу. Татьяна Е.: "Приключения Петрова и Васечкина" - фильм, "Карлсон, который живет на крыше" - книга. Светлана А.: "Финансист", Т. Драйзер и сказки Братьев Гримм. Денис Ч.:"Гордость и Предубеждение", "Рэмбо. Первая кровь." Ира К.: "Волшебник изумрудного города" - и фильм, и книга. Андрей С.: Фильм "Хон-Гиль-Дон". Из - за этого фильма была сломана рука и наложено четырнадцать швов на мою ногу. Евгения С.: Фильм: "Грязные Танцы" c Патриком Суейзи. Книга: "Маленькая хозяйка большого дома" - Джек Лондон. Очень вероятно, что и с фильмом, и с книгой я познакомилась даже раньше пятого или шестого класса. Юрии Ж.: Книга "Сила простоты", Джек Траут. Ольга А.: "Приключения Электроника", "Алиса в стране чудес". Юлия С.: Фильм "Бриджит Джонс", книга "Сага о Форсайтах" Дж. Голсуорси.
У тебя есть любимая игра? Какая?  Татьяна Е.: Прятки, пионербол. Светлана Л.: Жизнь"
- Целая философия! Дальше...                               
- "Денис Ч.: В "дурачка" - в картишки. Ира К.: Резиночки. Андрей С.: "Крышечки" - "трясучка" и "лунка", "фантики", "ножечки"." Хулиган ты, однако! - ухмыльнулся Сергей. - Продолжаю... "Евгения Б.: Пантомима - крокодил. Юрий Ж.: Есть. Реал лайф! Ольга А.: "Классики". Юлия С.: Угадай-ка!
Есть ли у тебя домашние животные? Какие? Татьяна Е.: Кот Алекс"
- Это в честь певца из "Модерн Токинг." - высказал предположение Андрей. - Читай дальше.
- "Светлана А.: Их так много..." - продолжал читать Серый - Они все пушистые и мягкие. Денис  Ч.: Животные нравятся разные - в основном жареные. Я предпочитаю общаться с интересными людьми. Ира К.: Кошка Соня.
Андрей С.: Были уже, с которым я ходил в школу. Слава Богу - недолго. Евгения Б.: Нет, но до сих пор хочу собаку -  белого лабрадора. Юрий Ж.: Хомяк и британская кошка Алиса. Ольга A.: Много аквариумных рыбок, очень много. Юлия С.: Двортерьер!
В школе ты кому-нибудь писал(а) любовные записки?" - Ну вот, пошло самое интересное - хмыкнул Серый. - Сейчас все узнаем! И, так - "Татьяна Е.: Конечно! И получала ответы - есть архив! Светлана А.: Скорее, стихи. Денис Ч.: В основном отвечал... Ира K.: Heт, мне писали. Андрей С.: Нет, но мне писали. Евгения C.: Нет, честно. Юрий Ж.: Нет. Я стеснялся. Ольга А.: Секрет! Юлия С.: Только получала!
Ты когда-нибудь целовался/целовалась? Татьяна Е.: Не скажу! Светлана А.: Прямо сейчас целуюсь... Денис Ч.: Может быть... Ира К.: Ага. Андрей С.: Да, с асфальтом, когда упал с велика. Все так и говорили тогда: "Ты что, с асфальтом целовался?" Евгения Б.: Да. Юрий Ж.: Надеюсь, да. Ольга А.: Не скажу. Юлия С.: Я как Ольга..."
- Все понятно... - потянул Сергей Воловин. Тут дальше про праздники будет. Читать? Кстати, тут еще и открытки приклеены. Смотри!.. На поздравительных открытках, особенно на новогодних все советские дети изображались не только счастливые, но и упитанные! Вот так парочка! Видел?
* * *
- "Какой твой самый любимый праздник? Татьяна Е.: День взятия Бастилии. Светлана А.: Каникулы и дни рождения близких мне людей. Денис Ч.: Самый крутой - Новый Год! Ира К.: Каждый день. Андрей С.: Первое мая!"
- Ты и правда любил эту хрень? - улыбнулся Сергей. - Впрочем, ты был ребенок. Шарики, цветочки, музыка... Все не так? Все! Молчу - молчу!.. " Евгения Б. :Денъ рождения! Юрии Ж.: День Варенья! Ольга А.: День Вишневого Варенья! Юлия С.: Дни рождения всех друзей!!!                Назови свои самый необычный поступок в жизни. Татьяна Е. :Танцевала румбу с пингвинами - шутка. Светлана Л.: Мое появление на свет. Денис Ч.: Раз родился - это еще раз повторить, похоже, не удастся. Ира К.: Прыжок в пропасть. Андрей С.: За него был вызван с группой подельников на педсовет. А вот про проступок я никому не скажу. Кто знает - тот знает... Евгения Б.: Первое. Прыжки в кучу песка на стройке с высоты двух или трехэтажного дома! Но сейчас - ни за что!!! Второе. Лет в двенадцать, в летнем лагере: нам было строго - настрого запрещено ходить по балкону, но очень хотелось. Чтоб то желание осуществить, мы с девчонками пролезали в маленькую форточку в большом окне. Само это окно не открывалось. Мы пролезали и бродили там. Но однажды нас там увидали вожатые и хотели нас на месте преступления поймать. Мы бегом бежали в свой номер, почти все успели вернуться, но одна девочка застряла в форточке. У нее был очень широкий воздушный комбинезон - такой красивый, нарядный, мы же на дискотеку потом собрались! Штаны зацепились за что - то, порвались... Так ее вожатые и застали "застрявшей в форточке". Было очень смешно!.. Третье. Хождение по катакомбам. Когда первый раз, он же был и последний, мне предложили спуститься в катакомбы. Я согласилась, еще не зная, что это такое. Когда приехали на место, отказаться уже было нельзя. Было очень страшно, входила буквально со слезами на глазах и на девяносто процентов была уверена, что уже белый свет никогда не увижу. Зато когда выходишь из - под земли и видишь небо, ощущения вообще незабываемые!
Юрий Ж.: Друзья попросили привезти их в "одно место". Это оказался аэродром. Сел я в самолет на командирское место - это место первого пилота - просто посмотреть, как там бывает - внутри кабины самолета. И через десять минут уже пилотировал самолет "ЯК - восемнадцать - Тэ". Правда летчик мне все  - таки помогал... Или я ему. Но это - не важно!.. Ольга А.: Раз разбила молотком дверь у туалетa. Вызволяла оттуда брата, он прятался там от меня! Достал! Юлия С.: Плавала с дельфинами.
Зачем ты живешь? Татьяна Е.: Чтобы люди улыбались почаще. Светлана Л.: Не всегда понятно, но, видимо, чтобы моя вторая половинка не умерла когда - то от тоски. Денис Ч.: Потому что интересно. Ира К.: Для счастья. Андрей С.: За стенкой. Евгения Б.: Понимание приходит, наверное, только сейчас: чтобы любить и дарить любовь и тепло своим близким. А еще очень хочется быть чем - то полезной обществу. Сейчас нахожусь в поиске, есть несколько мыслей, но озвучивать пока не буду. Вот сделаю ну, хоть что - то в жизни - может быть, потом и поделюсь. Юрий Ж.: Пока не знаю. Ольга А.: Чтобы вырасти. Юлия С.: Чтобы узнать ответ на этот вопрос."
* * *
- Знаешь, - продолжал немного помолчав Андрей - а тетрадка дорогого стоит. Согласен?.. Не так часто люди думают о смысле жизни, так? В детстве, в юности - "да". А потом... Вот тут выписки разные. Типа как - бы советы. Например ну, хотя бы такой - взял он в руки тетрадь - Ты послушай... "Найди работу которая тебе нравится и прибавь пять дней к каждой неделе своей жизни." Джексон - Браун - Младший, писатель. Или вот: "Опаснее всего для большинства из нас не взять слишком высоко и промахнуться, а взять слишком низко и попасть в цель." Микелоанджело, художник и мыслитель. И еще: "Задача стоящая перед человеком очень проста. Ему следует сделать так, чтобы его существование перестало быть непродуманной случайностью" Фридрих Ницше, немецкий философ.    
- Интересно, - ехидно скривился Сергей, - и откуда это Вы, школьники Страны Советов знали Ницше и все такое прочее? Ницше после Великой войны официально числился чуть - ли не как "идеолог фашизма"...
- Ну, у Танькиных родителей библиотека была приличная. Книжки были дореволюционные. Иногда мы в них даже заглядывали из любопытства. Даже в философию, как видишь. Не одну ж "эротику" щукать? Впрочем, ты сам знаешь... Вот послушай. Послушай: "Если Вы собираетесь задавать себе вопросы, которые должны изменить Вашу жизнь, - пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы как - нибудь применить полученные ответы." Бо Беннетт, хоккеист.
- Поумнеешь тут с тобою, пожалуй... Впрочем, засиделись в четырех стенах. Не пройтись ли нам по местным живописным руинам? - предложил другу Серый.
- И пройдемся. Пройдемся. Не сидеть же дома! - поддержал его друг. - Только примем по - маленькой на посошок, и сразу... Наливай, Серега!..               
- Хорошо сидим?
- Хорошо... Ну, будем...               
- Будем... Чтобы так, и не в последний раз так...
* * *                               
ЧЕРЕЗ РУИНЫ               
                                                
               
- Через тернии к звездам... Забыл?.. Ну, пошли по руинам раз уж ты на Пролетарке в гостях. С опытным проводником в "Париже" не заблудишься... Так сказать, миссиоерское путеществие господина Ливинстона наших дней в джунглях больших городов - говорил Андрей Сереге. - Вдруг кого и вcтретим... Даже не совсем людей. Неужели не веришь?
- Дикарей! Или черта, притом пьяного? Разве его? - засмеялся Серега. - Ну, рискнем! Развлечемся и... сразу же ему попроповедуем? Так ли?
- Так и есть. - отвечал Андрей. - Кстати, местные ничем не хуже всех прочих устьрятинцев... Тетка то твоя живет? Живет!.. Не  спеши. Осторожно вот тут... Не ударьcя об угол. Тут скользко... Мы - привычные по такой темноте... Ну, несет же вонищей от экс - душевой: хоть святых выноси.  А вот тут... Опять лампочка перегорела, блин... Сколько ж можно? Трындец. Трындец полнейший...
- Может, кто- то повыкрутил, да домой унес? - засмеялся Сергей и ... ударился. - Черт!.. Черт, блин!..
- Или выкрутил. - подтвердил с сочувствием в голосе Дюша. - Осторожнее надо ходить. Не убейся! Лед приложишь потом к голове...
- И к ноге... - заскулил Воловин - Черт... - продолжал сквернословить Серега.
- Не зови - сам придет. - кинул он смешок товарищу - Лучше "бокс"! Забыл сразу? То - то же... Так то - то, а не то все храбрился, спортcмен...
- Вот же, черт... Вот же, черт... - ныл Воловин но боль слава Богу уже отступала.
* * *
- Вот он - общий. Коридор наш общий. Гляди... - тыкал пальцем Андрей в темноту. - Это мы в соседнем подьезде, прикинь. Так проходят тут все, кому надо. Раз и через лаз, через технические комнаты.  Видел, что там творится? Сам черт ногу сломит. 
- Теперь знаю. - отвечал прихрамывая Серый. - Черт - черт - черт.
- Не чертыхайся! Все тебе невдомек... Уже ж стукался. Тебе мало? Еще надо?.. Смотри...
- А чего тут смотреть? Хоть бы что... - поднял голову он и застыл удивленный воистину гротескным сочетанием былой даже и не роскоши отнюдь, а всего лишь остатков добротности с немыслимо - отчаянным современным убожеством.
- Гляди. Дверь какая высокая и добротного дерева. И звоночки - звоночки на ней. Каждый - на отдельную комнатку... Посмотрел? А теперь - на площадку этажную. Вышел? Прикинь...
- Пасторальные картиночки на витражах сохранились кое - где. Чудно'... Голубки да сердечки. Зато прочее -  лишь серая фанера, как в вашем подьезде. 
- Ну, да. Зато лестница тут другая. Посмотри. - продолжал Андрей. - Вот эта шире и изогнута изящно, не как в нашем, соседнем подъезде. В этом доме все лесницы разные. 
- Потому что Савва Мимозов был псих и дурак. - растирал Сергей Воловин ушибленное место на ноге.
- Потому что он, этот самый дурак почему - то любил красоту. - бросил Дюша.
- Эгэ - гэ!..  - крикнул в страшный, бездонный пролет Сергей Воловин. - Красота, где же ты?
- Та - та - та - та... Ты - ты - ты - ты... - отвечало ему гулко эхо.
- Не ори! - дернул его Дюша за рукав. - Не мешай! Тут ведь люди живут!
* * *
Заступили за порог высоченной двери. Вот прихожая чужой коммуналки. С самого порога заставлена плотно вешалками и пирамидами разнообразной обуви.
- Восемь комнат? - бросает на вскидку Сергей
- А все двадцать пять не хочешь? - засмеялся Андрюха в ответ. - Кстати, тут везде все по - разному. Этажи и подъезды - и все на особинку, прикинь! Ведь Мимозов... Кстати, у всех обитателей этой вот огромной коммуналки по идее должен быть на коридоре свой, родной уголок. Одежда и обувь...   
- Понятно...
Вот ободранный диван плотно заваленый самыми разнообразными вещами. Чемоданы, коробки и... пыль. Серая, противная, густая... Вот обои более похожие на рваное, лоскутное одеяло. Чей - то старый рояль. На рояльной крышке сидит черно - белый, упитанный кот и хитро, и презрительно жмурится. Эклектичный "кафкианский пейзаж", а верней натюрморт - "а - ля сюр" дополняет ломанный кусок гипсового, псевдоантичного барельефа.
- Один из недавно ушедших в иной мир жильцов в прошлой жизни был скульптор. - поясняет Андрей. - Осторожно. Не задень провода!
Стены нищей квартиры были щедро увешаны грозьдьями из старых, спутанных между собой проводов. Вся проводка была тут исключительно внешняя. 
- Если тут когда ремонт бывал - то косметический. - заметил Серый - А ты в реферате писал ... Я ведь помню... Впрочем, все едино. - чуть осекся Воловин продолжая - Все едино. Все равно все - вранье. Хмурь, убожество. Россия...
- Так и до пожара недалече. - сказал Дюша. - Практически в любой момент все это может замкнуть... Дом наш с деревянными перекрытиями. Вспыхнет как свечка - прикинь... Приходила комиссия. Говорила строго: устранить! Но никто и ничего не делает...
- Эка невидаль. - отвечал ему Воловин. - Верю, всему верю. Ведь не дом, а бочка с порохом. И рванет! Непременно рванет, помяни мое слово!
- Посмотри, сколько комнат! Это - дом. Наш единственный дом, и другого не будет... Просто тут так живут! Все - свои.  Чужие не ходят сюда, cам знаешь...
* * *
Из прихожей на кухню потянулся длиннейший, не особенно неширокий коридор по которому они теперь пошли.
- Так до середины идет, а потом загнется под прямым углом и продолжится столько - же. Видишь...
Вдоль пути протянулись веревки на которых сушилось белье. Под ободранным и грязным потолком прямо над головами шли дошатые, такие же как все неопрятные, ободранные антресольки. С краев этих сооужений грозно  свисали грозя свалиться и проломить им головы чьи - то детские санки, раскладушки и велосипеды. 
- Хлам над головами, как бомбы в войну... Пол с истертым паркетом - до быр. Сразу видно, что вот в этом бесконечном коридоре ни одно поколение коммунальных детей научилось править своим первым железным, педальным конем... Все камины и печи демонтированы были в ремонт. Отопление теперь паровое но оно дурно греет. Сам знаешь... Кстати, этажом пониже вот в такой же кваритре в туалете пол прогнил до дыры. Унитаз провалился. Хорошо что хоть без седака. Смешно? - спрашивал Андрей Воловина.
- Нет, не смешно. - отвечал Серега. - Плакать хочется... Cлушай, вот там печь с израсцами?
- Одна видимось. А верней - оболочка. Стена... А когда - то, говорили старухи, в плитах еще дровяных в этом вот доме была даже специальная камера "для запекания гуся..." 
* * *
Завернули за угол и вскоре оказались на кухне.
- Это самое людное место во всех коммуналках. - пояснял Андрей Воловину. - Потому как у каждой семьи по - идее должно быть и по персональной плите, и даже по отдельному столу, если места довольно. Если нет - делят с кем - то, договариваются меж собой готовить и столоваться по графику. 
- Ну, совсем как поезда на железной дороге... - хмыкнул понимающе Воловин.
- Точно, как поезда. Только график движения вечный. От рождения - до самой смерти.
Огромнейший буфет вековой, грозный, черного дерева и опять антресоли.
- Места здесь, ровно как и антресоли в коридоре вековечно становятся причиной для дрязг. Все считают места закрепленными строго за конкретными комнатами которые, естественно, лишь вместе с ними и переходят и к своим новым хозяевам. В коммуналках именно столы и антресоли - продолжал свою лекцию Дюша - становятся причиной для скандалов переходящих порой в весьма ожесточенные бои. 
- Местного значения...
- Не только. Дело иногда доходит и до районного суда!.. Но пока все спокойно. - продолжал Андрей шныряя между парой - тройкой неопрятных теток и старух вставших над своими жалкми кастрюльками в кухонном жару и копоти. - Здесь живут пока дружно. Дружно холят кота Бирю. Крысолов! Ты его уже видел... Здесь в порядке очереди покупают туалетную бумагу и лампочки в места общего пользования. Иногда даже вместе чего - то рисуют на ватмане. Надо же закрыть две дыры в коридорных оборях. Ты их не приметил?.. В общем тут не так - то уж плохо, прикинь...    
- Может, сходим в другую квартиру? А то... - заканючил Воловин - Жарко тут да и копотно как - то...
- Что ж, пошли, если лапа твоя и башка не болит. - согласился приятель.
- Не болит. А то тут одни тетки, старухи. Им теперь не до нас. Не до Бога и не до Христа. - пояснил Сергей свое решение. - Я им проповедовать не буду. Так?
- Верно, - согласился охотно товарищ. - Ну, пошли. Снова через лаз, раз - и уже в соседний подъезд. А за ним можно в слежующий.
* * *
- Вот кусок, вернее островок советскости... Отряхни же ты побелку, наконец... Вымазался словно четр! Не видишь?..
Следующий подъезд "Парижа". Лестница с чугунными перилами вся в каких - то прихотливых завитушках, и уже другая. И вообще вся картина немного другая. Тут дела обстоят еще хуже. Необыкновенно грязные, совершеннейше обшарпанные стены. Вонь сортирная и мутные лужи по полу. За дверями ближайшей квартиры - мрак, разруха и безнадега пуще прежней.   
Коридор, но вот тут отчего то широкий - тянется кишкой вдоль этажа. Антрнсолей тут нет, потому все барахло десятилетиями просто выставляется жильцами в проход. Вот шкафы без дверок, стулья древние с отломанными ножками, старое, ободранное пианино...
- Хорошо, что и тут не рояль... - пошутил Воловин невесело.
Два дырявых таза, пять горшков с засохшими цветами, панцирная сетка от койки, спинка металлической кровати - ржавые шарики на почти что могильной ограде...
- Двадцать пять жильцов - не меньше будет, прикинь. А уж кошек - никто не считал. - заключил Андрей свой вывод. - Что: я "Шерлок Холмс" - ты говоришь? Вон они, присмотрись в темноте. Шныряют, твари...
Уходящий в дурно пахнущие дали коридор был убог до неприличия. C нищих, сиротливых стен крашенных в депрессивно - тюремный сине - зеленый колер штукатурка валилась кусками. Потолок был не лучше - весь в подтеках и цветных пятнах плесени. 
- Туалет смотреть будем? - предложил другу Дюша.
- Страшно... Страшно... заглянуть туда даже. - покачал головой Сергей. - Хорошо, что Лидия Васильевна не живет в таком нескончаемом ужасе...
Прошагали вперед до двери сушилки - комнатушки в которой тянулись рядами бесконечные веревки для белья. Кстати... дверь от комнатки лежала на полу при входе.
- Это оттого, что под нею сквозная дыра. Раз - и на другой этаж - без лифта! - засмеялся Андрюша. - Прикинь...
* * *
"ОБРАЩЕНИЕ ГРЕШНИКОВ"

Кухня здесь была и взаправду не такая, как в прежней квартире. Огромнейшая, ассимитричная. Но такая же закопченая и грязная, как и в прочих "парижских" подъездах. У одной стены - четыре мойки в хаотичнеском сплетении ржавых труб. У другой отчего то - неожиданно две новенькие плиты газовые.
- Подарил депутат перед выборами. - объяснил Андрей сенсацию. - А ты уж подумал, что...?
В самом центре живописной композиции - тетка при бигудях энергично шинкует какие - то овощи на большом и, о ужас (!) прозекторском столе. На столе уже в меру общарпанном, с мятыми изрядно за года и года своей службы по прямому и косвенному предназначению металлическим, царапанным покрытием. В общем, на сооружении, мебелью "такое" и не назовешь (!), несомненно морговского происхождения.   
- Раньше тута один дохтур жил... - отвечала на недоуменные вопросы домовитая тетка. - Вот он это и приволок из своей больницы.
- Из какой же? - поинтересовались друзья.
- Что на Софье Перовской стоит. - замахала тетенька пухлой ладошкой. - Да не бойтесь, он же давно списанный. Раньше то на этом столе, вроде как, покойников резали. А теперь мы - капусту. Очень уж удобная штукенция!
* * *
- Это еще что... Игрушки... - потянул неведомо откуда вылезший на кухню брордач говоря - Тута пару лет назад треснула несущая стена "Парижа". То есть внешняя. Поняли? Дело было зимой... Члены жилкомиссии поохали и... не велели более сушить белье в комнате что примыкает к душу. Это, мол, от чего случилось? От того, что мы сырость разводим!..   
- Раньше тут и душа не было. - сунулась тетка в бигудях. - А потом все вместе скинулись и построили в одном из туалетов. Так нам душ то время от времени перекрывают: - начала она жаловаться - не положено де, говорят! 
- И проводка пару - тройку раз горела. - уточнил бородач. - Что: не верите? Вон оплавленный провод! Смотрите! - начал тыкать он по всем углам заплетенным в паучьи и электрические сети. - Заходили знакомые: ужас! Как де может быть такое у Вас?.. Ты прикинь, и ремнота не будет. Прямо так мне они говорят в управлении... Я, ребята, то Вам и не то расскажу. Вы садитесь,  садитесь... - начал приглашать мужичок их столу. - Сейчас водочки выпьем!.. Кстати, имячко мое Мирон Сергеев. Ничего не говорит оно Вам?..
- Всем известный алкаш... - подтянула губы бигудевая тетка.
- Ты... Молчи лучше. А то я не посмотю, что ты сейчас с ножиком! - крикнул на нее Мирон объясняя затем свой несдержанный вопль. - Оскорбляют зазря мою личность! Вот уже и дунуть не дают на квартире, лахудры...
* * *
- Бедный край... - говорил полушепотом Серый чтоб Мирон не расслышал его. - Бедные, бедные русские люди... Кстати, не попробовать ли, ну хотя бы вот этого местного грешника в нашу веру обратить? - поинтересовался он у Дюши.
- Как - то боязно. - отвечал ему шепотом Дюша. - Может, это ему ни к чему?  Неудобно человеку взрослому навязываться... Да и люди тут живут простые, грубые. Чего доброго нас засмеют. Не мужик этот, так тетка, коль услышит. Начнут в доме звать меня "сектантом" или как - нибудь того хуже. Как прилепят кличку - потом не отмоешься...
- Ты боишься? У себя в родном доме заявить о своей вере боишься? - стал язвить - укорять его Серый. - Хорош, нечего сказать "христианин"... Сам ведь знаешь, что кто Бога устыдится пред людьми, того сам Христос в Судный День устыдится. Про то Глен говорил... Знаешь сам, а позорно малодушествуешь перед людьми... Да христиане на костры нероновы всходили, во рвы львиные и на арену Колизея, а Андрюша из Устьрятина работяг не шибко трезвых испугался. - показал Воловин на знакомого им только по имени бородатого, седого, но еще довольно крепкого мужчину в сильно растянутой белесой "алкогольке", в синих, трепаых, застиранных и штопанных трениках. Из кармана треников у мужика нагло - весело глядела на мир непочатая чакушка "беленькой".   
- Вот кого мы будем сейчас обращать в нашу веру! - ликовал горячим шепотом Сергей. - Доставай скорей из сумки Писание! Ты ее захватил? Хорошо, а то я думал... Ну, тогда - слава Богу! 
* * *
- Тут у нас по- простому, по-нашенски! - расходился Мирон после первой. - Тут у нас кто живет? Не знаешь? Тут три группы людей  обитаются. Сторожилы... Ну, их относительно немного... - загудел Мирон Сергеев. - А еще гастарбайтеры есть и, конечно, студенты.  Из двадцати пяти комнат лишь в четырех остались теперь прежние владельцы. Остальные сами съехали из этого кошмара, а свои комнаты, естественно, сдают. Потому  и конфликты серьезные теперь на квартире редки. Даже скучно... Чужим людям просто нету дел друг - до - друга. Кстати, самой большущей проблемой теперь в отношениях между соседями считается хищение пельменей из чужой кастрюльки! Смех!.. Кстати, о студентах... - затрубил Мирон после второй -  Им то проще всего. Молодость тела и наивная вера в прекрасное будущее придают их жизни в даже мрачной  квартирке вот с таким прозекторским столом даже и... определенный колорит.  Хотя душ, туалет - тут проблема немалая.
Утром все, как плацкартном вагоне! - хохотал Мирон Сергеев и тряс бородой - Сейчас расскажу... Все выглядывают из своих отсеков - комнатенок: не освободилась ли кабинка? - стал разыгрывать он перед ребятами настоящее представление "в лицах". - Вот уже самые нетерпеливые жмльцы и жилицы переминаются под заветной дверью... Кстати, к этому все потом привыкают... Для студентов  - это как - бы некая игра на выживание. Как те самые, что по ти - ви. Только нету романтики...               
- Значит, никакой романтики? - сунулись они свое в диалог Сергеева. - А мы думали...
- Ни малейшей. - подтвердил Мирон Сергеев и принял по - новой. - Не продать, ни обменять тут комнатку невозможно никак. Никто в здравом уме не вложит ни рубля в подобный смертный ужас... Кто мечтает об автостоянке возле дома, кто о палисаднике с цветочками... Слыша этот бред от других граждане с Пролетарки только нервно смеются. Им надеяться не на что. Лишь на помощь властей... Как Вы думаете, нас когда - нибудь расселят, или как? - начал он приставать к ребятам.
- "Или как"... - отвечали ребята. - "Или как", дядя дорогой Мирон Сергеев. Вот уж точно - "или как"...
* * *
Между тем седоватый Мирон захмелел. После словно б очнувшись или вспомнив о чем -  то там важном весело взглянул на собеседников и придвинул им полные рюмки.
- Пейте! - бодро скомандовал он и они пригубили дурную сивуху скривившись.
После этого Мирон Сергеев не спеша тем же самым огромнейшим, ровно тем ножищем, коим тетка в бигудях на столе из покойницкой шинковала капусту, принялся разрезать черный хлеб. Резать с хрустом и восторгром и остервенением головки лука, ловко и молниеностно орудуя этим грозным, хоть и кухонным, но по сути совершеннейше палаческим кинжалом. Кольца лука ложились на хлеб. Тем же самым манером дядя начал рубить помидоры подвигая бутеры ребятам говорил - Не побрезгуйте. За компанию и лошадь пьет... - говорил мужичок. - Пейте! Пейте!...
* * *
- Дя Мирон, Вы того... У Вас чё? Праздник тут, или просто вот так - выходной намечается? - осторожно, как заступая в холодную, черную воду вопросил негромко Андрей.
- Не боись... Иисус с рыбаками говорил и с блудницами. - подмигнул ему Сергей. - Надо же учиться говорить с простым народом... иногда.
- Да, ребята, праздник! - хохотнул им в ответ бородатый Мирон, ловким и, по - видимому, привычным движением  отворачивая винтовую пробочку. - "Выходной" называется. - говорил им дядька ополаскивая в раковине два изрядно побитых по краям стакана и кривился говоря довольно - Щас еще и Ванька - авиатор придет. Знаешь Ваньку, Андрей?
- Знаю. - подтвердил кивочком Дюша. - Это тот, что c больной женою из девятой комнаты?
- Точно, он. - согласился с Андреем седой - бородатый, наливая водочку в граненный. - Вам налить, или как? Сами? - предложил он им гостеприимно.
- Что Вы?!... Нет, спасибо... - чуть опередил товарища Сергей. - Мы ведь христиане. В церковь ходим "Орудия Господа"... Вот и Библия у нас имеется... Вот так... - стали тараторить вдруг на перебой они. - Мы не пьем, потому что наш Глен говорит, что не пить, ни курить нам нельзя. И хотя сам Иисус пил вино и даже превращал воду в этот самый напиток на знаменитой свадьбе в Каннах, но ведь... это было отнюдь не вино, а всего - лишь сок лозы виноградной. Так нам Рабчинск говорит, и Голубков, и Трусанов, и Хватов... И вообще..."дабы всякий верующий в него не погиб, но имели жизнь вечную..." - нельзя.
- Ну а я - пью. И... и пить собираюсь в дальнейшем, и впредь! - громко крякнул Мироныч и залил себе в глотку стакан водяры. Снова крякнул и дыхнув на сторону зажевал алкоголь горбушкою черного с луком. -  Дураки! - покривился лукавейше он. - Мне же больше достанется!..  Вот учитесь! - заявил он им вновь и довольный собой подмигнул парням своим мутным, сиреневым глазом. - А еще я слышал, что у Вас там какие - то, вроде, огни?.. Или ... пламя по людям там... скачет?.. Чудеса... Впрочем, все это - до первого пожарника... - хохотнул седой и продолжил. - Рад хорошей компании. Только книжечку Вы уберите. - указал он на Библию. - Столик - то у нас не больно чистый. Замараете вот... Лучше я Вам о жизни своей расскажу. Это, братцы мои, интересней иных книжек будет.   
- Расскажите... - без всякого энтузиазма а просто из одной лишь вежливости потянули Андрей и Сергей. 
- Вот и славно. - обрадел захмелевший Мирон. - Значит, слушайте, запоминайте, мать - ети рассказик от дяди Мирона...
* * *
РАССКАЗ ДЯДИ  МИРОНА

- Я - Мирон Сергеев - наливал он себе очередной граненый до верху, с горкой - родился на свет Божий че - че - четырнадцатого февраля пятьдесят третьего года на окраине города Пушкино, что и ныне - в Ленинградской области, в трехэтажном старом, ободранном доме на улице Красной Артиллерии в семье военнослужащего. Все свое детство, отрочество и юность провел я в коммунальной квартире. А квартира та располагалась на первом этаже, и в ней проживали еще три семьи.
Комнатенка наша разделена была шкафами... - начал вспоминать Мирон. - Рядом у моей кровати была  шторка в чулан - фотомастерскую моего отца, где я в тайне от родителей иногда смотрел на фотографии голых девок и баб, которые печатал на продажу компаньон моего папеньки дядя Боря, работающий часто под слепого в электричках ... и занимался тихо она... - вдруг осекся Сергеев, понимая, что болтает уже "не того", но ничуть не смутившись продолжил рассказ как ни в чем не бывало. - ... Дальше была комната, вернее - огороженный угол в котором жила моя мама и старшая сестренка Маринка... После когда  мать и  отец  развелись из - за мягко говоря не совсем законного папашкиного "бизнеса", который поминутно грозил нам арестом, так как Борю все - же раз обличили и вначале избили до крови а потом сдали в райотдел милиции, я какое - то время продолжал жить с ними, при этом чуланчике... куда лет с четырнадцати сам начал приводить разных покладистых девок... - снова как - то осекся стыдливо Мирон, а завтем  улыбнувшись чему - то блажено уж совсем по - видимому тайному, заветному замолчал. Хрякнул водки стакан и продолжил со знанием дела.
- В те годы коммунальные квартиры были нормой. - говорил пожевав лучка и хлебушка дядя. - Потому никто не ощущал себя ни ущербным, ни обделенным  жизнью хоть в чем - то или так сказать... отброшенным на социальную обочину. Особенно дети!.. Это теперь все разбаловались, суки, сволочи! - принялся выводить кренделя словесами Сергеев. - Это было пусть и бедное, но счастливое детство, вот когда ты вместе с ватагой пацанов бегал и носился дьяволом из одной семейной комнаты коммунальной квартиры в комнату совсем другой семьи, а соседи и родители терпеливо сносили все шалости. Помню, как самым большим лакомством для нас в те давние года был кусок хлеба, посыпанный сахаром... Впрочем, и сейчас у нас в "Париже" я проживаю не лучше, так что мне не привыкать. Это Вы, молодые, все неженки!..
* * *
- Ведь тогда то никто не задумывался - продолжал Мирон и булькал водку в граненный - о завтрашнем дне, как теперь, в наши тяжкие дни... Мир вокруг был радостен и прост, и великий Сталин, как большое и яркое солнце освещал нам пути к коммунизму! Так - то! Так... Величайшая битва с фашизмом закончилась, мы ,их сук, победили, и народ под руководством  Коммунистической  партии преодолевал разруху и трудности послевоенных лет, отстраивал спокойную, мирную жизнь. Вот какая идиллия была! - улыбался он пьяненько. - Даже все откровения Двадцатого Съезда не могли поколебать моей железной веры в правильность нашего курса в те годы! 
Первые искусственные спутники, первые полеты в космос... Во всем этом было что - то такое, что показывало всем: великая идея светлого будущего - великий коммунизм - совсем - совсем рядом и она не выдумана бородатыми дядьками Марксом и Энгельсом, она так же реальна, как вот эти новые ракеты штурмующие космос и возглас Юрия Гагарина: "Поехали!"
Завтра будет коммунизм - говорили нам в те годы! И мы, дети, искренне верили в это спрашивая взрослых: как же это так, неужели можно будет прийти и просто забесплатно взять в магазине все, что захочется?..  Эта глупая сегодня вера в то, что мы строим самое справедливое общество на земле и что даже сегодня в нем живем, заставляла многих - многих людей совершать благороднейшие и красивые поступки, жить по таким нравственным законам, какие, к сожалению, наверное, немыслимы в наше такое жестокое и меркантильное время. - опечалился и загрустил Мирон продолжив. - Для меня любить всех своих близких, и быть честным со сверстниками, и с моими друзьями, и уметь с кулаками отстоять  свою честь,  честь своих друзей, желание защищать слабых и вести себя как рыцарь по отношению к женщинам в те давние года являлись самыми естественными принципами. Потом много изменилось... Ох - и - ах...
* * *
- Как - то, помню, на нашей улице начали проводить природный газ. Рабочие вырыли ров метров пять глубиной. И мы, десятилетние пацаны полезли копаться туда. А я уже тогда начал читать разные книжечки по геологии. Решил стать геологом - вот и готовился на подвиги, дурак...
Видим раз, что блестит желтый металл - тяжелые такие окатыши. А мы еще в те годы и Джека Лондона до безобразия любили, как позже - Ремарка и Хэма...  Это ж самородки золота! - решили мы тогда. И  вот вечером, а серди дня рабочие помешали бы нам в нашем предприятии, пацаны намыли этого хренова золота килограммов пятнадцать - это четверть мешка из - под картошки. И решили сразу же сдать все золото родному государству!.. Ну, не сразу... - осекся Мирон. - Думал по началу набрать да сховать мешок с золотшком в подвале, но потом я не решился. Суд, милиция... - знаете? Вдруг все откроется?.. Так что я это дело оставил. - продолжал мужик бодро. - Сперва я грешным делом у сестры старшей Марины стал допытываться, что же делать, если вдруг кто - нибудь найдет месторождение золота. Но она и сама это толком не знала. Говорит она мне: наверное, про месторождение то нужно сообщить немедленно в Горный институт что в Ленинграде... - В Ленинграде? - думаю. - Ну, и ладно. Поедем с мешком в Ленинград!
И вот мы всей ватагой через несколько дней вместо школы сперва в электричке, а потом на трамвае рванули прямо в Горный институт. По дороге, я - дурак, представлял, как меня, ученика третьего класса, будет приветствовать самый главный человек в геологии СССР - министр... Потом нас повезут прямо в школу на "Чайке", ... Вот уже все наши ученики бурно аплодируют, и даже ... одноклассница  Таня с большими и белыми бантами впервые с неподдельным интересом смотрит лишь на меня... Честолюбие, эх мать ети! - матернулся рассказчик беззлобно а затем продолжал -
- Вот мы вошли в главный корпус Горного. В вестибюле нас остановил вахтер, старый - старый дедушка. Потом вышла какая - то немолодая женщина. Неизвестно, как бы сложилась моя дальнейшая жизнь, если бы случайно эта женщина не оказалась в этот день в институте и нас просто бы отправили домой, посмеявшись над нами.
- Что Вы принесли? - спрашивает нам она.
- Золото, - в один голос отвечаем мы.
- Покажите... - говорит нам эта дама.
Мы открыли мешок.
- Ладно, оставьте здесь Ваш мешок - говорит нам она - и пойдемте со мной.
- А его... не сопрут? Все - же золото... - спрашиваю я и с подозрением смотрю на старика - вахтера.
- Не сопрут, - улыбается женщина и ведет нас в музей Горного института.
Столько же разных замечательных экспонатов было в тех застекленных витринах! Огромные самородки золота, бриллианты, разноцветные кристаллы, полудрагоценные камни. И вдруг видим - наше золото. И надпись понизу - "пирит"... Сернистый колчедан, очень уж похож на золото, но ведь это не золото.
- Все равно молодцы! - похвалила нас женщина. - Где, ребята, нашли? Он так нужен студентам для опытов.
Вот так открыл я первое свое месторождение. - улыбнулся ребятам Мирон.
* * *
- А вообще - то я был одним из любимых учеников у учительницы. - начал хвастаться пьяный Сергеев. - Хоть и шебутной я был, хоть ругала она меня часто, и, бывало, двойки ставила. Но любила за честность, за открытый характер, за трудолюбие...
Вызывает ее раз директор. Тяжело вздыхает и говорит бедняжке: "В былые - говорит он - времена сидеть бы нам с тобой в тюрьме лет двадцать". И рассказывает ей про идеологическую диверсию, которую совершили ученики Сергеев, Мирославский и Парфенов. Ну а дело было так...
Сцену в Красном уголке в подшефном ЖЭКе украшал тогда стенд с текстом Морального Кодекса строителя коммунизма. А на сцене мы - ученики играли в КэВээН. А текст на стенде том был не просто написан, а каждая буковка была вырезана из фанеры и покрашена золотой краской. Представили? Так вот эти буковки молодые негодяи - Сергеев, Мирославский и Парфенов, пока были на сцене, отрывали одна за другой...
Забегает несчастная в класс, а за партой последней восседает Сергеев, то есть я - лыбится Мирон -  и раскладывает те самые золотые буковки. А вокруг него стоят первоклашки, которым он их раздает. Целая очередь выстроилась тогда ко мне по коридору...
Вызвали родителей, конечно. Вот отец одного, полковник эМВэДэ, строго спрашивает у своего сынка:
- Сколько отодрал ты букв, зараза? - и грозится - Столько раз я тебя по жопе ремнем отдеру... Только не ври! Все равно все узнаю!
- Двадцать штук! - отвечает им "великий грешник" Мирославский.
- А ты, Сергеев? Сколько букв украл - то? - спросили тогда у меня.
- Целых два кармана!!! - отвечаю я честно.
- Ну, а ты, Парфенов? - продолжается строгий допрос.
- А я только одну запятую оторвал, мне уже не хватило... - жалуется на судьбу Никита Парфенов
Вот мы здесь все рассмеялись. И родители, и ученики... Смеемся, а сами думаем, как бы мы "смеялись" в годике этак сорок восьмом или ранее - в тридцать седьмом? Ведь - бы всех тогда пересажали к черту - и учеников, и учителей, и родителей... Благо - времена тогда стояли на дворе хрущевские, а значит - "вегетарианские" и директор наш меня отстоял в райкоме партии. Стенд, конечно же, восстановили... Вот такое дело было о покушении Мирона Сергеева на Моральный Кодекс строителей коммунизма.
* * *
- А еще наши родители работали с утра до вечера, - продолжал  вспоминать Мирон. - И поэтому моим воспитанием занималась сестрица Марина, которая была меня старше на пять лет. Она давала главные уроки жизни. "Надо быть честным. Надо любить своих  родителей. Надо хорошо учиться и прилично вести себя в школе. Надо помогать по дому." - говорила мне она. А еще однажды Марина заставила прочитать меня "Азбуку вежливости" от "А" до "Я" и научила подавать девочкам пальто, ухаживать за ними, правильно держать нож и вилку...
А еще Марина собирала в альбомы открытки и иллюстрации из журналов с картинами знаменитых русских художников. И не раз мне предлагала: А давай альбом полистаем, вытащим пять открыток, всех этих художников. Если угадаешь - то получишь от меня целых пятнадцать копеек на мороженое... Те пятнадцать копеек... Это была самая ходовая валюта в мире советского детства. Так мы играли почти каждый день. Однажды в седьмом классе мы с учительницей литературы в первый раз пришли в Русский музей в Ленинграде. Вот идем по залам, а я словно листаю Маринкины альбомы и называю названия картин и имя каждого художника. У всех рты от удивления так и раскрылись... Очень скромно одетый мальчик из простой семьи, не отличник, дневник весь в красных чернилах - замечания по поведению, и вдруг говорит: Вот это Левицкий, а вот это - Рокотов, вот - Никитин, Нестеров и Айвазовский...
Маринка умерла от рака, когда ей было сорок пять. - горестно вздохнул Сергеев, а затем почему - то неласково посмотрел на парней. Помолчал, выпил водки и негромко добавил - Когда уходят близкие люди, долго не можешь опомниться, и все ждешь чего - то... Ждешь, что вот сейчас произойдет что - то такое,.. и ты снова услышишь дорогой тебе голос в телефонной трубке, или вдруг раздастся звонок в дверь... Снова сердце замирает в предчувствии того, что стоит только повернуть дверной замок и отворить, в проеме возникнет и лицо знакомое, и знакомый запах, и знакомые интонации голоса послышаться... Но уже через минуту с резкой болью осознаешь, что оттуда никогда и никто не возвращается. А Вы говорите - церковь, Библия, эх - х...
* * *
Осенью семьдесят первого года -  чуть повеселел седой старик Мирон Сергеев - бросил я к чертям собачьим свой индустриальный техникум и решил идти в нашу Советскую армию. Можно было и не ходить, окончить сперва техникум, а потом - институт. И получить довольно высокое звание лейтенанта запаса... Но я все обдумал хорошо. Армия - это ведь "школа мужества". Так говорили в те годы с газетных полос и с телеэкранов. А поэтому каждый настоящий мужчина должен эту школу пройти... Ну, военком и отправил меня в ВэДэВэ.
Помню как возле нашего военкомата стояла колонна стриженых и не слишком трезвых пацанов. На дворе было двенадцатое ноября семьдесят первого года... Днем воскресным уходить на два года в неизвестность полную ох, как тяжело, пацаны... Обнялись на прощание с отцом. Отношения с ним были хоть и непростые, но я искренне его любил...
Нас построили в колонну и мы ушли строем в хмурое, армейское утро.
Вот и потянулись медленные дни, словно серая резина... Привезли нас тогда в часть под Каунасом. Каунас - почти заграница для нас был тогда. Только того Каунаса мы совсем не видели.
* * *
- А сейчас я расскажу Вам одну интересную шутку! - оживился старик хихикая.
- Ну, какую еще шутку? - оживился Андрей.
- Расскажите... - попросил Сергей Воловин.
- Ладно уж, ладно, расскажу, пацаны. - захихикал дед Мирон опрокинув в рот очередной стакан "беленькой". - Только шутка эта будет... про гробы. И так, слушайте.
Каждое утро в шесть часов мы просыпались от истошного крика: "Рота, подъем!". Привыкнуть к этому было ох, как трудно... Но однажды приключилось и вправду "нечто". Мы, новобранцы, увидели, как солдаты, заканчивающие уже нашу учебку, таскают какие - то доски, а за казармой было ясно слышно, как стучат по дереву молотки. Один из нас, самый - самый любопытный, отправился было узнать, что за суета такая в части. Может, генерал прибывает? - гадали тогда пацаны - Наверное, трибуну на праздники строят?.. Но уже через десять минут прибежал он с круглыми, как блюдечки глазами, задыхаясь и сопя, выпалил:
- Они там гробы колотят!
- Чего?!.. - не поняли мы, пялясь на него, как коза на афишную тумбу.
- Я спросил у одного чувака. Ну, а он мне сказал, что сегодня у них в части день прыжковый. Второй батальон прыгает, а первый, значит, для них гробики уже колотит...
Весь народ побледнел и затрясся, стал блудливо искать глазами дырку в заборе соображая, в какую сторону бежать из страшной части... Мы то не знали тогда, что это вот такая старая десантская шутка. Но в каждой  шутке десантской есть своя горькая доля от правды... А потом...
* * *
Первую неделю нам казалось, что пустили нас по всем кругам ада. Целую неделю ночевали мы в спортзале. Это была очень долгая неделя. Но зато в неделю ту мы сдружились с Костей Павловичем...  Вот однажды вечером  под холодным проливным дождем рассадили нас по грузовикам с тентами и увезли на плац учебной части. Там сержанты, зычно выкрикивая: "Кто хочет в операторы - наводчики ПТУРСа, два шага вперед!" - разбирали нас по подразделениям.               
Вдруг откуда - то из темноты появился маленький, коренастый, с выползающей из-под шапки залысиной старшина Михаил Шафранский. Он не крикнул, а выстрелил криком, как из гаубицы, так что его было слышно далеко за границами плаца: А что, салаги, кто в морской десант?
- А это что такое, товарищ старшина? - спросил я.
- А это такое, - грозно, с пафосом   воскликнул   старшина Шафранский, - что обычному солдату даже в страшном кошмаре никогда не приснится. Прыжки с парашютом ночью в морскую бездну в пятибалльный шторм. Кто готов рискнуть своим хилым здоровьем, выходи!
И я вышел. - засмеялся старик. - Только ни в какой морской десант нас не взяли. Так наш старшина Шафранский отбирал солдат в свою роту. Не любил он отказников, тех, кто не мог сделать шаг с борта самолета "Ан-Два" самостоятельно. У Шафранский прыгали все. Ну, а если Родина приказала бы Шафранскому, то сигали бы мы вниз вместе со старшиной нашим Мишей даже без парашюта. На одном советском патриотизме - голеньком... Вот какой был гвардии наш старшина Михаил Шафранский. На гражданке он по - слухам потом стал администратором знаменитого ансамбля "Песняры", или "Сябры", или вовсе "Голубые... простие... гитары". Я не помню уже. Никогда не интересовался этой музыкой.
Первое время уставали мы здорово у Шафранского в роте. Придем бывало грязные, промокшие, усталые. Злились на него, конечно. Даже и частушку сочинили. 

- Старшина у нас хороший,
   Старшина у нас один. 
   Соберемся на гражданке,
   И п...ы ему дадим!

- подавился смешочком Мироныч и закашлялся. В армии ведь тоже не одни дураки. И поэты бывают... Вот один сверхсрочник - старшина написал такое... Как сейчас помню -

- Все солдаты спят по койкам,
   И во сне ласкают жен.
   А я, словно зверь какой - то,
   На посту стоять должо'н!

Правда классно, ребята?
- Умри - лучше не скажешь! - закавали ребята. - Прикольно!
* * *
Вот "Ан-Два" набирает высоту. Самолет круг за кругом поднимается ввысь. Было страшно мне тогда не от высоты, а от того, что на тебя все смотрят. Смотрят: струсишь ты шагнуть вниз или нет. И еще становилось жутко в том миг, когда со свистом разрывной пули раздавался знакомый голос старшины Шафранского:
- Отказник!
Это было страшнее всего. Тяжелело на сердце, и по спине в ту минуту у всех нас пробегал предательский и жутковатый холодок. Не прыгнуть было хуже, чем умереть. Это знали у нас в роте все...
Первый прыжок свой я ... пропустил. Натер ногу и она распухла у меня до посинения. А товарищи мои уже ходили по казарме со значками - маленькими на стальной основе раскрытыми парашютиками. Это были первые их настоящие награды в армии, и все они ими очень гордились, словно это была действительно настоящая боевая медаль, например "За отвагу". Короче, я никак не мог дождаться того дня, когда сам смогу стать настоящим десантником.
Самолет вздрагивал в воздушных потоках и проваливался вниз в воздушных ямах, а в морозном небе стыли кучевые облачка. Мы должны были прыгать с высоты в восемьдесят метров, без оружия. Весь полет вниз занимает  всего - то полторы минуты. Вот над входом в кабину летчиков зажигается желтая лампочка: "Внимание". К выпускающему офицеру, карабин которого тоже пристегнут к тросу, поворачивается летчик и дает знак, чтобы все приготовились. Сердце у меня заводится и словно сжимается время.
- Первый, пошел! - привычно командует офицер.
Нас было девять человек и офицер. Я шел пятым. - говорил парням Сергеев. - Вот и настала моя очередь. Вылетел в дверь... И как будто кто - то рванул меня за ноги вниз. Лишь секунду приходил в себя, потом рука автоматически дернула кольцо. Над моей головой резким хлопком взорвался белый купол и меня мгновенно пружиной подбросило вверх. А потом вдруг наступила вот такая полная, звенящая в ушах тишина. Я парил в той тишине полней среди молочного тумана.
Восторг! И еще какое - то чувство... Все переживания слились в один крик.  Потом понял, что кричу это я. После вытянул ноги, сжал их вместе, как учили нас на тренажере...
Пока я укладывал парашют в специальную сумку, подошел наш взводный командир и протянул коробочку с эмалированным значком.
- Хочешь сегодня еще разик прыгнуть? - говорит мне взводный.
Позже я понял мудрость сего лейтенанта. Он хотел, чтобы я догнал своих товарищей. Чтобы ни в чем не отставал от них. И я прыгнул тогда еще раз... Всего за свою службу в армии я совершил прыжков двадцать пять, хотя обычно бывает раза в два меньше.
* * *
Через полгода получил я сержантские лычки и, как и все выпускники учебной части, был направлен в одно из подразделений ВэДэВэ. Десантные дивизии были разбросаны по всему Советскому Союзу согласно с тогдашней стратегической доктриной Генерального штаба Советской армии.
Среди сержантов, старшин и младших офицеров на самом первом месте стояла Псковская воздушно - десантная дивизия. Не менее респектабельной представлялась служба в славном городе Кишиневе. Не слишком жарко и вдоволь местного вина... Хуже было попасть в Фергану. Но самым жутким "пеклом" среди старших лейтенантов и капитанов тогда считалась гвардейская Кировобадская, как ее окрестили в те годы, "дикая" дивизия... И вот меня отправили в Кировобад в триста тридцать седьмой Гвардейский воздушно - десантный полк, где уже через три месяца я командовал взводом.
Ротные учения - это отдельный разговор. - говорил старик Мирон и пил без продыху. -  Вот идем мы по полупустыне. Жара страшная. Смертная кругом жара. А вода уже закончилась. И прийти на место надо вовремя. Видим - известняковая яма, а в ней мутная вода, от жары аж горячая. Словно солнце в воде растворилось. Мы всю яму ту выпиваем. Тут главное ее не замутить, чтобы известь со дна не поднялась. Сначала пьют солдаты, потом - офицеры. Вот что такое десантные наши войска, пацаны!..
* * *
Раннее утро пятнадцатого ноября семьдесят третьего года я не забуду уже никогда. Из плацкартного вагона вышел я на перрон и вдруг почувствовал, что  бесконечные два года остались у меня за спиной. Я вернулся домой, как возвращаются после долгой разлуки с родной стороной, с привычною жизнью "на гражданке", с друзьями и близкими.
Но вернулся я домой уже совсем другим, чем был раньше. Уезжал пацаном, обыкновенным дворовым мальчишкой, а теперь на перроне вокзала стоял довольно крепкий, закаленный тяжелой военной службой десантник, который мог и за себя постоять, и за своих товарищей, и за родных и близких, и за свою великую Родину с гордым именем Союз Советских Социалистических Республик. - разошелся не на шутку  Мироныч сдавливая кулаки до боли. На глаза старика набежала слеза и он добавил - Мне тогда казалось, что во всей нашей жизни нет таких преград, которые я не смогу преодолеть в дальнейшем... Но уже в гражданской жизни, естественно. Ну а дальше... - закивал он седой головой и плеснул себе в стакан по - новой - началась совсем другая история.
* * *
После службы в армии в десантных войсках можно легко изучать хоть китайский, хоть монгольский язык. Ведь известно, что нету таких преград, которые не смогли бы преодолеть наши славные ребята в голубых беретах и тельниках на широкой груди. В армии я научился выживать в самых суровых условиях. Научился не терять в этих самых условиях человеческого достоинства, научился из самых предельно рискованных и труднейших ситуаций выходить победителем. Это вовсе не значит всегда и во всем быть первым. Это значит быть первым, когда это необходимо, то есть когда этого требует текущая обстановка. Понятно? На войне побеждает не отчаянная храбрость, а выносливость, ум и терпение. Войны выигрывают только терпеливые. Так десант дал мне все, что необходимо и вооружил всеми нужными качествами, чтобы выжить в войне всех против всех... Но все это было при социализме, а теперь... Впрочем, про "теперь" Вы и так все видите. - покривился Мироныч. - А тогда, в сентябре семьдесят четвертого года, я стал студентом Горного института. Главная детская моя мечта осуществилась. Я учился в институте с богатейшей историей. Ведь его своим указом учредила еще царица Екатерина Великая. Кстати, это первое в России высшее техническое училище. Поэтому в уставе Горного института прописан девиз из тех давних времен: "Дело без слов". Вам ясно?
* * *
- А потом была середина семидесятых, самый что ни на есть расцвет брежневского "застойного" социализма... Помню, как мчим мы посреди колхозных полей и поселков в автобусе. Сразу тут же знакомимся. Мы - первокурсники, едем убирать картошку. Ну а я - Сергеев Мирон - комиссар. И не только потому, что я старше всех в группе, что служил перед этим в десантных войсках и меня назначили. А по природе своей, по харизме яркой, по той самой энергетике что ли, по искренности и желанию сделать из ребят - девчат, вчерашних школьников как - бы единую команду. Да, тогда я был настоящим, "неформальным" лидером... - хвастался без зазрения совести Мироныч и пил.
- Почитай тогда вся организация нашей полевой жизни легла на мои десантные плечи... Кстати, тогда у нас были простые, но довольно аппетитные завтраки, обеды и ужины. А еще у нас была каждую неделю баня с тазиками и вениками даже. Не вру... Были культпоходы, были дни рождения с пивом и арбузами...
- А еще, наверное, с вином и с водкой? - начали отпускать свои колкости парни. Но Сергеев не придал глупым репликам никакого внимания, может просто не расслышав, и продолжал говорить как ни в чем не бывало.
- Мы вставали в семь часов утра. Каждый день поднимали наш отрядный флаг. Кстати я, комиссар, - говорил им старик - вставал еще раньше, чтобы перед тем опустить этот флаг... Умывались, завтракали и все шли на работу в картофельные поля. Соревновались, кто больше соберет, но без фанатизма и без комсомольского насилия... Что там был за колхоз?.. На колхоз этот без слез было смотреть невозможно. Колхозы в годы те уже начали заметно деградировать. Молодежь трудоспособная из села перебиралась в город, а в деревне оставались, в основном, люди не совсем молодые, да еще зачастую и пьющие. Сплошь и рядом и ныне два такие вот "знаменитые" качества наших селян соединяются "в одном флаконе"... Тем не менее в тот год в нас била и играла такая бешеная сила жизненная, что на "разные мелочи жизни" мы старались не обращать внимания... За тот месяц мы все так подружились, что, казалось, теперь друг без друга больше и не сможем жить... Вот такую дружбу - чистую, бескорыстную и жертвенную можно смело занести по нынешним поганым временам в Красную книгу... Не веришь?.. Все это ж были лучшие года нашей советской жизни, и моей - персонально. Ты понял?
* * *
- Я закончил ленинградский Горный и пошел себе работать... А вернее сказать, распределили меня в среднеазиатское подразделение "Совгеологии"... Я вошел в это дело, полюбил его и привык. И не только "за деньги", как скажут сегодня...
За все десять долгих лет работы геофизиком я объездил и прошагал почти всю великую пустыню Гоби, что располагается на территории Монгольской Народной Республики, - вспоминал старик принимая "на грудь" очередную "дозу" алкоголя - Так вот эту самую великую пустыню вымерил я подошвами ботинок... С  одной стороны эта самая геология - есть тяжелейший, каждодневный труд, а с другой - великое путешествие, о котором только и мог бы мечтать обыкновенный парнишка из пригорода города - героя Ленинграда.
Мы искали уран, то есть рудные поля с высоким содержанием урана. Нашему Советскому Союзу нужна была ядерная энергия, как воздух. Десятки атомных электростанций, атомных ледоколов и субмарин должны были питаться этой самой радиоактивной рудой. И еще тысячи стратегических ядерных ракет должны были охранять границы самого большого государства в мире. Наша великая Родина посылала нас, чтобы мы искали для нее  все новые и новые месторождения! И все мы старались оправдать высокое доверие! Ты понял?
Однажды пригласили меня проверить одно разведанное, но законсервированное месторождение. Едем мы, значит, останавливаемся в овраге. Я достаю радиометр: первая шкала, вторая, третья, четвертая, выше некуда, и так уже за три тысячи микрорентген в час. Со звоном прибора заходим на выработку. Все черно - песок темный и камни кругом. И в глазах у меня тоже начинает темнеть. Слышу радостные возгласы коллег - как же, урановое месторождение вокруг. А мне становится как - то не по себе. Появился металлический вкус во рту, и вдруг носом пошла кровь.
- Это ты на солнце перегрелся, - кричат мне геологи.
Ну да, и радиометр тоже перегрелся, прямо с ума сходит. Ощущаю металлический вкус во рту. И в ушах у меня - звон такой колокольный.
Спустя годы мы с геологами снова едем в машине в поисках урана. И вдруг - снова металлический привкус во рту.
- Тормози, здесь есть что - то! - кричу я водителю.               
Заводим спектрометр, самописцы показывают общую радиоактивность. Характерный сигнал радиевого самописца, значит, это чисто урановое месторождение. Никого уговаривать не надо, все взяли радиометры и радиально стали расходиться от машины, пока приборы не покажут фон. Один геолог аж за десять километров ушел, а у него все звенит... После разбили на скорую руку лагерь, там где радиоактивность была минимальной на местности. Всё показания записали тщательно...
Потом на этом самом месте провели взрывные работы. И оказалось, ребята, что там очень хорошее, вторичное урановое месторождение. Возможно, что профессора правы говоря, что урановое месторождение по вкусу определить невозможно... Возможно, это был вкус пыли или просто случайность. Но ведь факт остается фактом. Вот я, наверное, единственный геолог в мире, кто таким необычным способом открыл урановое месторождение. Металлический вкус урана оставил  след счастливой улыбки на моих губах. Не смерти! Улыбки! Не смейтесь...
* * *               
- Эх, да что там говорить! Хорошее, очень хорошее времечко тогда было! Вам то, дуракам, оно и не снилось. Вы живете в дерьме вместе со всей бедной Россией сегодня... - говорил Мирон Сереге и Дюше. - Кстати, в скорости придет ко мне, к столику мой дружбан старинный Иван Иванович Юркин... - напомнил он им. - Кстати, он на баяне играет, поет... Я вот тоже... - чуть замялся Мирон - хоть и не играю ни хрена, простите, но зато - пою.    
- А Вы спойте... Спойте, дядя Мирон... - начали подначивать седого Мироныча парни.
- Да... легко! - взвился над столом Сергеев и залив очередной стакан затянул зычным, хрипловатым голосом -

- Есть по Чуйскому тракту дорога,
   Много ездило там шоферов.
   Но один был отчаянный шо'фер,
   Звали Колька его Снегирев.

- вывел старый первый куплет, а затем пожевал немного хлебушка с луком продолжал свой концерт -

- Он машину трехтонную АМО,
   Как родную сестренку любил.
   Чуйский тракт до монгольской границы,
   Он на АМО своей изучил.

   А на Форде работала Рая,
   И так часто над Чуей - рекой,
   Форд зеленый и Колина АМО,
   Друг - за - другом носились стрелой...

- Ах ты, бля... - стукнул он стаканом об стол. - Вот ведь черт! Слова...  слова - то я дальше забыл... Ну, как дальше - то там? - принялся ломать Сергеев голову раскрасневшись как рак и смущенно потея. - Забыл...  Э... ребята, может кто из Вас слова песенки знает? Нет, не знает?.. - беспомощно смотрел он своими красными, у кроля и такими же беспомощными, перепуганными глазами на довольных досадным "обломом" парней.

- Что то там... на хрен ... Коля признался,
   Но суровая Рая была.
   Посмотрела на Колю с улыбкой,
   И рукой по ФордУ провела...

- попробовал сымпровизировать Мироныч весьма неудачно, но поняв что осрамился окончательно перед ребятами сел смущенно на место и насуплено уставился в бутылку.
- Вот всегда так... - забурчал старик обиженно. - А все тот проклятый год - тысяча девятьсот девяносто первый, будь он, блин, неладен. Тогда жизнь у меня и сломалась. Вернее, не у меня одного. У всех нас, одним словом... Не помните?..
Помню день, а было это семнадцатого июля девяносто первого... Солнце было в тот день какое - то особенное: большое такое, как море, и красное, как рубиновые звезды на башнях у московского Кремля... В этот день я с женой и дочкой  уезжал из Монголии на Родину.
Из окон нашей квартиры открывался живописный вид... Мы с женой любили выходить на балкон своей квартиры в Улан - Баторе и смотреть, как солнце всходило из - за ближайшей горы и заливало всю округу своим теплым, желтоватым сиропом...
В Улан-Баторе было тогда все по - прежнему так - довольно спокойно, хотя весь мировой социализм уже мучился от "демократической бессонницы", тронутый горбачевской свободой. А еще до того в девяностом году наши советские войска начали покидать дружественную России Монголию и вся наша граница с Китаем больше не была прикрыта русскими - советскими дивизиями...  В Союзе эСэСээР бушевала перестройка, и демократизация со временем все больше превращаясь в ту самую гигантскую воронку, в которую вот - вот должно было затянуть и самих "отцов русской демократии", и саму шестую часть земной суши.
И так, - продолжал рассказывать Мироныч - мы уходили из Монголии, точно также, как уходили тогда            отовсюду... Кто мы были? Оккупанты и завоеватели? Но мы были весьма странными завоевателями. Или "оккупантами", как нам кричали вослед "благодарные нам". Расходуя свои собственные человеческие и материальные ресурсы, мы построили им, другим новые заводы и электростанции, школы и университеты, строили города и села, помогали открывать и осваивать месторождения полезных ископаемых... Вот за это нас местные и не любили? Безумные!..
* * *
- Мои коллеги из "Совгеологии", уехавшие из Монголии чуть раньше, присылали в Улан - Батор письма. Все они дышали свободой, энтузиазмом и... огромной тревогой. В стране снова, как в войну, основные товары народного потребления распределяли по талонам. А еще в письмах они сообщали, что при пересечении границы с Монголией, но уже на нашей, на советской территории, в вагоны врываются разные банды и грабят всех пассажиров подряд. Чистят до последней нитки, зверски избивают тех, кто им, гадам, противится... В строках тех читалась не просто тревога, а действительно самое крайнее отчаяние людей униженных и оскорбленных новой, навалившейся на них реальностью. Так вот неприветливо и грубо встречала наша умирающая в муках Родина своих граждан. Так "тепло" она их встречала, что ошарашенные люди не могли всю оставшуюся дорогу домой прийти в себя от "такой демократии"...
Перед поездкой я на всякий случай приготовил стальную трубу. Инструмент хороший. Можно и дверь в купе им блокировать, можно и мозги кому - нибудь вправить вполне радикально... Вот наш поезд Улан - Батор - Москва пересек госграницу. Монголы не устраивали грабительских набегов - врать не буду. Едем значит. И вот первая станция после границы - Гусиноозерск. Именно здесь, судя по тем страшным письмам, население местное и встречало соотечественников кулаками, ножами, кастетами. А милиция в ту пору была либо занята демократизацией, либо просто находилась в доле с бандитами.
Вот поезд наш заскрежетал и встал. В купе царит полутьма. Вот я заблокировал стальной трубой дверь, а окно затянул шторочкой - занавеской. Жена прижала к себе пятилетнюю дочь. Сидим, ждем неизвестно чего.
- "Может и пронесет?", - подумал я, встав у двери, загораживая жену, ощущая под пальцами твердую рукоятку десантного ножа.
Вот в вагоне послышался шум. Из соседнего купе раздались какие - то сдавленные крики. А через минуту  к нам уже громко постучали.
-Эй ты, сволочь, открывай, ты купил у меня на перроне и не заплатил! - заорали за дверью и попытались открыть ее ключом, но весьма неудачно.
Потом стали колотить ногами по двери.
- Открывай, а то кончим всех кто в купе... - орал под дверьми какой - то громила.
Вот тогда я ощутил отчетливо, как слепая ярость поднимается волной из глубины души и сердца. Холодная, жестокая ярость старшего сержанта десантной дивизии к самому заклятому врагу... Эх, если бы мои ребята были рядом, мы бы угомонили этих ублюдков надолго, так что зажил бы вот этот забытый Богом городок своей обыкновенной, полусонной жизнью точно так, как и жил еще год и два назад. Но я остановил себя. За мною были моя жена и ребенок. И я должен был сберечь их от шайки убийц и грабителей.
- Сюда вы не войдете и ничего не возьмете, - отвечал я им. - А сунетесь - так пожалеете на всю оставшуюся жизнь. Вы меня поняли?..
За дверью слышалась злая ругань и какая - то непонятная суета. И вот на вокзале объявили отправление нашего поезда. Мне казалось, что минула вечность, а прошло то всего лишь минут двадцать от силы...
Когда поезд наконец то набрал полный ход, я снял с двери стальную трубу. Но положил ее рядом - на полку... Вот на этой стальной ноте и закончился для меня наш Советский Союз. Отныне в родном мне Отечестве всегда надо быть начеку. И держать, выражаясь фигурально, стальную трубу наготове.
- Вот уж, верно Платонов Андрей написал: "Мужик, не  видавший войны, навроде нерожавшей бабы, - идиотом живет." - вставил Дюша в конце. 
- Кто еще такой? - не понял Мирон Сергеев.
- Так, один писатель. - нехотя пояснил ему Дюша удивляясь его "темноте".
- Ах, писатель... - заскрипел недовольно Мирон. - Вот с кого вся эта перестройка началась... Вот как вышла нам боком их гласность! Интеллигентики - "мажоры" хреновы! Чтоб они все там в Москве своей подохли!
* * *
- Летом девяносто первого, вовернувшись в Питер из "братской" Монголии, первым делом стал искать работу. Но достойных предложений по моей профессии не было. Нужно было кормить семью. Но как?
- Вот. возьмите, - молодой человек в длинном, светлом плаще протянул мне мегафон на площади. - Будете работать на улице, перед Зимним дворцом. Ваш заработок зависит от того, сколько на новую выставку придет людей...
"Повезло мне, - сказал я про себя, - в тридцать восемь лет начинать все с полнейшего нуля..."
Только служба в десанте и еще многолетний опыт работы геологом заставили меня  не тогда опускать руки. Стиснув зубы, я приступил к работе, о которой раньше и помыслить бы не мог...   
Шел первый день сентября девяносто первого года. И мне повезло. За тот самый мегафон мне платили так, как не платили за полгода в моем институте "Совгеология", институте который тихо умирал с нищенского   бюджета. Я же не хотел быть нищим.  У меня была семья. И когда думал о своих родных и близких, мой мегафон преображался самым чудесным образом. Я  рассказывал людям об истории дворца. Думаю, что это получалось у меня довольно увлекательно. Во всяком случае, наш бухгалтер говорила, что я приношу фирме самый большой  доход. Вы верите?
Есть особое мужество начинать  все сначала. Оказавшись у подножия горы надо подниматься к ее вершине. Не скуля, не плача, ничего не прося. Так то, ребятушки!               
* * *
- В январе девяносто второго года правительство Егора Гайдара нажало на красную кнопку "шоковой терапии". И интеллигенция наша, бывшая советская, как  вышла на улицы в августе девяносто первого, так на них и осталась, оказавшись не у дел в стране повсеместно строящихся пивных ларьков и бандитских  разборок. Потому многие тогда ушли в бесчисленные торгово - закупочные конторы, которые занимались тогда всем подряд. Контора, в которой я работал, хорошо заработала и на выставках фотографий, и на разных других арт - проектах, принялась развивать свой бизнес. Вот тогда я и стал чем - то вроде исполнительного директора. Мегафон, как эстафетную палочку передал другим сотрудникам. Под моим началом было целых десять работников и еще - бухгалтер. Но работал я с утра и до позднего вечера, часто вообще без выходных. Не скажу, что эта работа мне очень уж нравилась, но в том бизнесе было какое - то постоянное развитие, и к тому - же именно она позволяла мне в трудное время содержать семью. Однако, если честно, мне стало скучно. Не понял?.. Я ведь не коммерсант по натуре, не торговец. Деньги для меня никогда не стояли на первом месте.  А относился я к ним просто как к некому средству, но совсем не к тому, что составляет смысл людского существования. Потому и зарабатывая по тем временам неплохо я бездумно и много в пустую тратил. Не берег я их, не ценил нахлынувшего счастья...                Наступила осень девяносто третьего. Началось противостояние в Москве между Кремлем и Верховным Советом, а потом Борис Ельцов отдал всой безумный приказ о расстреле танками парламента... Вот с той осени все пошло у меня в жизни на перекосяк. Не верите?.. Фирма наша разорилась к дьяволу. Денег банку коммерческому мы задолжали.  В общем, сам я чуть под суд не попал. Даже в тюряге на шконке сидел. Увидал "небо в клеточку"... Пока я был под следствием, жена меня бросила. Подала на развод. Развелись мы значит, квартиру хорошую, что от ее родителей у нас была мы продали. Поделили деньги и подался я в Устьрятин. Купил комнату тут в коммуналке в "Париже". - жестом широкой ладони обводил старик Сергеев закопченные паучьи углы довольно мерзкой, старенькой кухоньки. -  На работу устроился дворником и сторожем - на текстильную фабрику. А вернее на то, что от фабрики той осталось... Вот живу, работаю и пью. Все - таки в Устьрятине жизнь подешевле, чем в Питере.  Жаль, что дочку теперь вижу я очень редко. Она с матерью в Санкт - Петербурге живет, и "папа'" у ней теперь новый... - зло, обиженно  покривился Мироныч.    
* * *
- Ну, а вот и друган! - вырвался из пьяной глотки седого Сергеева приветственный, радостный крик, убегая на встречу выходящему в прокопченный, страшный коммунальный коридор к такому же как он, уже не молодому приятелю - почтенному с виду, седоватому старцу с металлической, тяжелой палочкой в обезьяньих, бурых, морщинистых лапах.   
- Ты, садись, авиатор, мать ети, душа летная!..  весело орал Мирон и как - будто хвастался, говоря ребятам то ли в шутку, а то ли в серьез - Он ведь настоящий авиатор. Ей - ей... Эй, Ива - ан!.. Эй, Ванюша - друг! Душа, б..я, у тебя геройская! Швартуйся, б...я, у моего причала! Бросай тут, на хрен, якоря! - голосил во всю глотку седой обнимая товарища.
- Не ори... Не ори, баламут... - заскрипел тяжело прошаркав и опусившись подле Ваня. - Ну, привет... Привет тебе, Мирон. - ласково обнял старичок тот  своего хмельного друга.
- Да... это же Ванька... Эх, Ванька, муха - бляха - человек!.. Да Вы знаете, парни, чё это за Ванька то такой?.. Нет и нет! Ни хрена Вы про него не знаете... А ведь он... - стал внушать задув очередной граненный Дюше и  Воловину прослезившийся спьяну Мироныч. - настоящий герой!
- И... и форма, и награды разные имеются... - планки орденские есть! Подтверди, друг мой! - ласковенько вылупил чуть осоловелые, небесные глазки старичок Иван, с философским видом сидя над еще непочатым стаканом.  - Подтвер - ждаю. Так оно и есть! - весело сказал Иван и большой рукою с синим пропеллером с крыльями сдвинул свой граненный со щербатой посудой Мироныча. Крякнул и занюхав сивушный, противненький дух грязноватым, масляным рукавчиком подранного кителя брошенного им небрежно на плечи поверх дыроватой матросской тельняшки порасплылся в блаженной улыбке, тяжело осев, как пенек.
- Между первой и второй - перерывчик небольшой. Прими друг... - стал ему подливать уговаривая принять  очередное угощение Мироныч. 
- Не... мне хватит. Хватит, хватит, Мирон. - стал он прикрывать ладонью пустой стакан. -  Ты не шуми... - утекая вдаль куда - то затуманенным уже сознанием шамкал рядышком с Андреем и Сергеем страшненьким, беззубым провалом губастого рта неопрятный и пьяный старик. - Э..., ребята,.. а гляжу я на Вас и... и знаю, что ни хрена Вы про меня ... не знаете...   
- И не знают! - вдарил кулаком по столу Мирон. - А ты расскажи им, муха - бляха! Расскажи хренам этим молодым, - показал он толстым своим пальцем на Сергея и Дюшу - что ты есть за героический такой гражданин! Ты - великий гражданин, товарищи!.. Эх, где наша - то не пропадала? Пропадала, б...я, везде?!    
- И в п...е... - засмеялся в ответ ему Ваня.
- И в п...е, и в заднице, ети вашу бабушку! - подтвердил тут же радостным воплем Мирон. - Расскажи, героический наш! - снова обнял он друга за плечи.
- Ну, вот... слушайте. - начинал Иван свой рассказ, коему без сомнения льстило такое внимание публики. - Как - то видел фильм я по телевизору немецкий, фильм... хороший. - шамкал голыми деснами тот старичок. - "Достучаться до небес" - то кино называется... Может видел кто? - вопросил Иван со строгостью.
- Не... не видели эх, друг. - честно признавался Мирон. - А про чё то кино - то?
- Ну, там двое приговоренных медициной к неизбежной смерти - начал пересказывать сюжет - убегают из немецкой больницы... Хорошей больницы такой между прочим... Не в пример ей наш концлаг на Советском проспекте - устьрятинский... - прослезился он своими голубыми и стыдливо стал шарить затем по пиджачным карманам. После развернул грязноватый лоскут и сморкнулся в него смачно, с шумом.   
- Фильм хороший, - продолжал старичок. - Только режиссера как зовут - позабыл... - набежала вдруг опять слеза на синий глаз. - Ой... простите... Простите... - снова вытащил он лоскуток из кармана и делая вид, что сморкается, вытирал украдкой набежавшие горькие слезы.   
- Ну а мне - продолжал он с натугой, еле сдерживая уже рвущиеся из груди рыдания и поэтому стесняясь сам себя - Никогда, никак не достучаться до небес. Понятно?.. Я измучался в конец своими болезнями, нищетой и всей жизню своей беспросветной... Надоела мне она уже хуже горькой редьки... И даже смерть меня никак к себе не берет. А пора бы, я думаю...
Мне, Ивану Юркину, мне - военному пенсионеру, человеку отдавшему двадцать лет своей стране и ее военной авиации хреновы чиновники, члены партии "Педроссов", назначили "щедрейшую" пенсию аж в пять тысяч двести рубликов...
- Вот б...я, одно слово - "ПИдроссы"! Бить их надо, собак! - крикнул яростно Мирон со всей мочи треснув кулаком, да так, что нехитрая посуда на убогом столе жалобно задребежала.   
- Ты бутылку получше держи. А то - свалится на пол. После плакать начнешь... - посоветовал Иван другу. - Ишь, руками размахался. - улыбнулся невесело он и продолжил. - Часто я смотрю в голубое, весеннее небо и думаю, какое же оно красивое. И как хочется улететь мне отсюда, куда глаза глядят, подальше от такой вот нищенской и позорной жизни. Ведь мне только шестьдесят пять годков, ну а выгляжу я стариком... Эх, жизнь моя - жестянка... Ох - и - ах...
- Наш Иван Иванович почитай двадцать лет отдал отечественной авиации. - заявил обняв ласково Ваню за плечи Мироныч. - И за два десятка лет он ни разу не был в отпуске. Не вру! Вот какой он геройский герой! Посмотрите на него, ребята! - принялся внушать Андрею и Воловину Сергеев.
- Да, - начинал он читать панегирик товарищу - а еще командование считало в свое старшего механика Юркина Ивана прямо - таки незаменимым специалистом. Вот пока товарищ Юркин не давал добро, ни один самолет не взлетал с аэродромов, где он, дорогой наш, тогда служил. Вот настолько его тогда ценили, уважали, а главное - доверяли свою судьбу нашему Ивану. И судьбу боевых машин, и жизни наших летчиков - наших соколов...
- Хватит... Хватит меня расхваливать. А не то еще подумают, что ты меня... запродать что - ли хочешь. - засмеялся беззубым провалом щербатого рта авиатор. - Ну, да ты, Мирон, не обижайся. Лучше приими, дорогой, еще сорокоградусной водицы да чуть отдохни. Устал, умаялся. А я сам все пацанам доскажу. Ведь "зеленые", еще жизни не знают. Пусть послушают старших. 
* * *
- Я все тешил себя, - продолжал рассказ старый летчик - что  мол, Ваня, раз ты так и не смог за свою жизнь военную побывать ни разу ни в Крыму,  ни Сочи, так на пенсии точно уж объездишь всю нашу Россию - матушку, - продолжал говорить он парням. - Но на пенсию ту, ту которую я получаю, даже и резину зимнюю на мой старый "жигуленок" не купишь. Какие уж там путешествия?.. Это только чиновники да олигархи на лыжах катаются в Альпах... А нам от властей лишь подачки в виде копеечных повышений пенсий и достаются, да и то - лишь под выборы президента... Госдумы... Да не все ли равно?.. Все лишь   для того, чтобы пустить пыль в глаза людям. Вот как, дескать, власть в России о пенсионерах печется. Вранье!
- Авиация твоя - есть любовь твоя. Нищета - наш приговор до гроба. - сунул свою реплику Мироныч и продолжил. - Ведь, ребята, судьба не сразу так вот сразу привела Ивана нашего Ивановича в Вооруженные Силы Союза... После окончания школы и службы в армии он устроился сперва рабочим на завод. Но однажды близкий друг наш Федя неожиданно для всех своих устьрятинских друзей поехал в город Ленинград сперва поступать в училище а потом - учиться на летчика. И Иван вслед за другом поразмыслив немного, загорелся мечтой, так как с детства грезил авиацией... Авиация - это красиво, ребята...  После окончания училища получил распределение и... на протяжении двух десятков лет верой и правдой служил нашей Родине... Все я правильно народу рассказал, Ваня - Ванечка? 
- Правильно, Мироныч. - подтвердил Иван. - Только дальше я уж лучше сам. Не обижайся... - начал он опять утирать стариковские слезы. - Я ведь мальчиком еще в послевоенные те, те голодные, трудные годы часто часами смотрел в небеса и все думал: война кончилась, а значит скоро будет вдоволь хлеба, страна наша восстанавливается и будет счастье большое - одно и на всех. Совсем как небо... - хлюпал носом в платок старик и продолжил со вздохом - А теперь я - пенсионер. И смотрю на небо мое глазами хоть еще и не очень - то старого, но уже фактически списанного в утиль моей Родиною человека... Государство платит пенсию пять двести, а ее едва хватает только, чтобы окончательно не помереть от голода. И таких, как я, смотрите пацаны, - через одного. Что ж это?.. Почему же мы, пенсионеры, стали вдруг врагами своей собственной стране? В чем наша вина? - ударял он в грудь себя ладонями. - В том, что строили заводы и фабрики в шестидесятые годы? В том вина, что мы гнули спины и тянули ту не очень то и нужную сегодня дорогу железную, знаменитый тот БАМ, через все непроходимые болота и реки в Сибири в "застойные" семидесятые? Разве наше поколение уже в восьмидесятые годы не поднимало атомную энергетику и достигло ядерного паритета с СэШэА?.. Все, что было построено руками представителей моего  поколения, - заявлял Иван Андрею и Воловину - с девяносто второго - проклятого года  доставалось лишь ворам и жуликам! Вот что страшно!.. Вот с кем надо бороться всей страной, покуда у народа есть еще силы!.. Эх... ах...
* * *
- Эх, да что там говорить!.. Будь моя бы воля - я - бы  сволочей - то - своими руками давил! - снова сунулся Сергеев в разговор. - Не верите?..  Нет, ты расскажи все парням до конца, не стесняйся, дружище... - тормошил он товарища. - Что, не хочешь? Застеснялся ребят? Так я сам... Вы послушайте только... - стал показывать в сторону Вани Мироныч. - Вы считаете, что это есть - военный пенсионер? Нет! Это - заключенный концлагеря смерти Дахау! Молоко через день, мясо - один раз в неделю - вот какой у него рацион! Так, Иван? 
- Так... все правильно, Мироныч. - подтвердил смущенно потупясь Юркин.
- В середине восьмидесятых годов у Ивана нашего Ивановича - продолжал Мирон - из-за язвы проклятой удалили две трети желудка. Кроме этого пенсионер военный наш - потрепал он за плечо Ивана - постоянно мучается из - за простуженных во время долгих лет службы в полярной авиации своей, будь она уже трижды неладна, почек. На все поддерживающие остатки уходящего здоровья медицинские мероприятия у Вани нашего уходит ежемесячно не менее двух а то и трех тысяч рублей при пенсии в пять двести жалких рубликов.
- Баночки мази, которой я пользуюсь, хватает только на одну неделю, - приводил свои расчеты ребятам Иван. - Стоит банка та сто пятьдесят рублей,  а на месяц выходит шестьсот. Для меня - это огромные деньги. Я - старший прапорщик и мне не по карману дорогостоящие лекарства. - горестно он седой головой. - Самый большой страх у меня - это тяжело заболеть. Тогда и пяти тысяч - пенсии позорной той не хватит. А такое уже приключалось не раз.
* * *
- Мы с женой моею Галей сорок лет как вместе живем, - подводит итоги своему печальному рассказу Иван Иванович.
- А ведь это - замечательнейший авиатор - Иван Иванович Юркин. - обнимал его друг. - Вы то не смотрите, не смотрите, что вот он теперь здесь и со мной за бутылкой. Он ведь мужик то о - го - го!..
- Никогда нам с Галей не было так тяжело. - глядит  грустно Андрею и Сергею Воловину в глаза своим, синим, пронзительным взглядом старик. -  И  тут дело даже не в молоке и не в мясе, которые у нас с супругой  на столе ох, какие нечастые гости... Просто стыдно на свете нам жить... Стыдно, горько смотреть телевизор да читать те газеты поганые, где чиновники пишут, как благодаря им, таким "добрым - хорошим" нашему народу на Руси де живется все лучше и лучше... Как же  власти могут так врать?! Как же им не совестно?! Ведь миллионы пенсионеров, простых и честных тружеников живут сейчас, едва сводя концы с концами... Мне вообще наше современное телевидение напоминает те советские фильмы из тридцатых годов уже прошлого века... - улыбался он грустно. - Вспомните историю, ребята. Вот по всей стране суды "троек", массовые аресты по ночам, разоблачения мнимых  "заговоров врагов народа" и расстрелы бессудные, а на всех киноэкранах в то же время - красавица Любовь Орлова... или кто еще там... на летающей машине прямо по белоснежным облакам мчится к самому Сталину Иосифу Виссарионовичу, чтобы поблагодарить его за счастливую жизнь в Стране Советов. Вспомните картину "Светлый путь" и задумайтесь, хотим ли мы все, дорогие ребята, возвернуться в те проклятые и мрачные года?..
* * *
- Эх, да что там... - хлопнул друга широкою ладонью Мирон по спине. - Наш  Иван Иванович - гордый человек и настоящий мужчина! - заявил он с улыбкой. - Вы не думайте: он не терпит жалости ни к себе, ни к своей судьбе! Вот так то, ребята!.. Потому примем теперь по - маленькой, ребятки, за его здоровье! Давайте! - начал он разливать по стаканчикам "белую" и совать ее под нос Андрею и Серому. 
- Нет... Спасибо... Мы ведь сивухи не пьем. Мы уже говорили... Мы - христиане... - пробовали поотнекиваться студенты, и лишь после слов, что отказом смертно де они разобидят стариков смертельно, все же дунули. А потом чуть переведя дыхание, зажевав черным хлебцем с лучком повалились в блаженный, хмельной расслабон.
- Так - бы сразу... А то, б...я, "не пьют оне"! Вот придумали чушь заграничную! Эти самые "Господа Орудия"... иль еще какую - то там хрень американскую... - закивали Андрею и Сергею Воловину раскрасневшиеся с выпитого новые "парижские" друзья.
- Это нет, не хрень. Это - ве - ве - вера та - кая... - заплетающимися языками пробовали то ли проповедовать, то ли увещевать они веселых старцев.
- Веру мы уважаем... Мы не против веры - то... Вашей. - продолжал философствовать пьяный Мирон. - Да... во что Вы там верите - то, а?
- "... дабы всякий верующий в Него не погиб, но имели жизнь вечную..." - не желали сдаваться без боя ребята.
- А зачем нам жизнь то вечная? Чтоб не пить совсем на небе?.. Я вот не хочу совсем летать вечно ангелом где - то, и там в белой простыни и играть перед кем - то неведомым на дурацкой арфе. Не понял? Что у них там в раю?.. Я самолеты люблю, а про Бога я ничего не знаю толком. - заявил Иван парням. - Я ведь и не поп, не монах какой - то, прости Господи. Потому я думаю, что это - блажь и пустое...
- Но "погибель"... но "море огня, скрежет зубовный и червь..." - не сдавался Сергей. - Неужели Вам не страшно? Ведь это ж смерть...
- Смерть - не страшно! - засмеялись в ответ старики. - Мы свое на свете пожили, и представьте, были счастливы не раз. Чего Вам, дурням молодым, от всей души и желаем... Зачем Вы заживо себя хороните, а?.. Да, пусть веру иметь хорошо. Только веру разумную, светлую веру. А у Вас вера - темная, сектантская. Вы весь весь мир хотите в свои "Орудия" загнать. Не так? А кому эта Ваша принудиловка не нравится - Вы пугаете муками ада, говоря что небеса - только для таких вот "истинных христиан", как Вы, и приготовлены. Вы врете!.. 
- А еще я верю - улыбнулся широко принявший стаканчик старый прапорщик -  что ворам и жуликам в России вскорости придет конец. Без такой вот веры и жить было бы невмоготу...
- А ты сбацай на баяне нам! А, Иван Иванович, давай, жарь во всю Ивановскую! - протянул Мироныч другу невесть как, откуда возникший на кухоньке трепанный аккордеон с полустершейся готической надпись на корпусе.    
- Немецкий он,.. еще трофейный вот... - словно - бы извиняясь за что - то Мирон протянул Ивану инструмент. - Отец мой, покойник, с Великой войны приволок, c самой Австрии. Он до смерти играл иногда, а теперь ... уж давно на аккордеоне не играли. Я вот все и думал тебе этот самый аккордеон отдать - просто так, забесплатно. Мне  то он совсем без надобности, ну а ты - играть умеешь. Потому и держи...
* * *
- Ах, инстрУмент ка - а - кой! - залучился довольной физиономией пьяненький Ваня растянув меха. Прислушался к звуку и опять растянул. А затем пробежал обезьяньей ладошкой по клавишам извлекая волшебные звуки. - Лады! 
- Молодец! - улыбнулся Мироныч. - Он ведь и сатирические частушки сочиняет на досуге. Так?
- Так и есть. - подтвердил старый прапорщик. - Бью по жуликам и по ворам, так сказать, острым словом народной сатиры. - улыбнулся старик "зарядив".

- Мимо партии "Пид...росов",
   Я без шуток не хожу.
   То задам прямой вопрос им.
   То им кукиш покажу!

- "жег", "язвил" Иваныч на трофейном инструменте.

- Как у нашего Мирона
   На хрену сидит ворона.
   Как ворона запоет -
   У Мирона хрен встает!

- Это ты на что - же намекаешь, мерзавец ты этакий? - заорал на соседа обижено дядя Мирон. - Да мой хрен получше твоего стручка гонорейного будет! Кого хочешь из местных "парижанок" - расспроси! До сих пор стоит как башня вавилонская! И не падает!   
- Да ведь че? Я ничё, я не против... Я ведь просто так - заради шутки... - робко принялся оправдываться Ваня Юркин, бывший прапорщик и пенсионер военный.   
- Ну, вот так - бы сразу. А то враз разругаемся!.. И еще: если сам не веришь - расспоси...
- Да кого же? Кого?
- Хоть бы... Галку, к примеру... - пробурчал себе под нос Мирон но сообразив, что взолтнул явно лишнее взвился над столом горланя для отвлечения внимания к информации - Жарь, Ванюша, русскую!

- Барыня ты, барыня,
   Барыня - сударыня.
   Барыней  хоть будь - не будь,
   Все равно в п...у е...ть!

- плевал пьяненьким, слюнявым, безобразно - беззубым ртом нищий авиатор Ванька.
   
- Ух ты, ах ты,
   Все мы - алконавты!..

- засыпал частушечками он между мир, переборами и веселыми, резвыми наигрышами из даренного австрийского инстру'мента.
- Эх, вот наиграюсь, натешусь, да "козла" опосля подзабьем на пару доминошного, или все - же в картишки? В "дурачка переводного" или просто в "пьяницу"? - ликовал и пел душою Юркин. - Прикинь? Ты подумай, Мирон? А потом и скажешь... Что - то мы давно на рублик вот так не играли...
- Игроки тоже, блин... - бросил Серый с ухмылкой Андрюхе. - Казино тут "парижское" у них. Точно, как у олигархов в Ницце.
- Эх, да пока у нас в России есть такие пенсионеры, как Иван Иванович Юркин, справедливость обязательно восторжествует, ребята... - прослезился Мироныч и схватив в охапку старого товарища полез вместе с ним целоваться в засос со студентами говоря - Эх Вы, ах, сектантики Вы хреновы! Вот, не знаете Вы, падлы, души то русской! Не так?.. Век в дерьме живем, а все жи - жи - живы! - заикали они потом вдвоем им согласно - пьяненько на манер китайских болванчиков. - Вот живем мы, как вши, и как те тараканы, а попили водяры - и веселы! А иначе и жить невозможно! А иначе - и жить тут никак!.. Эх, ребятки мои...      
- Не отчаи - ва - вайтесь. - замахал рукою перед их носами Большой. - Скоро бу - бу - будет Новое Небо и... это... Но - но - новая Земля. Надо лишь уверовать... - запинался он неверным языком - и омывшись кровью Агнца, то есть искренне приняв в сердце Ии  - ии - исуса помолиться о прощении грехов. Всех - всех - всех... Ибо в Писании сказано... - загундосил он и принялся совать им в лицо здоровенную, черную Библию без креста на обложке.
- Приходите к нам в собрание "Ору - дий Гос - господа'"... - улыбался глуповато Андрей. - Мы помолимся за Вас, непре - менно, всей нашей церковью и помо - лимся... 
Но деды - пенсионеры не хотели их слушать, а отворотившись от ребят принялись сразу же трепаться о чем - то своем поминутно перемежая свою речь самыми грязными матерами, не кончая при этом процесс возлияния.   
* * *
- Не хотят про Ии - ии - исуса. Вот грешники! - возмутился искренне пьяный Сергей. - Вот... ду - ду - духовно слепые! А ведь наш Иисус погиб ради них на кресте "дабы каждый верующий в него не погиб..." А они... Просто, бляха - муха, скоты какие - то!
- Говорил же нам этот... вернее писал в "Торжествующей вере" и в "Преуспевании"... ну, то самый финн или швед, хрен то знает его, что де вся материальная бедность - есть лишь отражение ду - ду - духовной бедности. Но все это - не кара от Гос - гос - господа' за грехи и неверие. Просто жадины на це - це - церковь Божию не дают десятины от своих доходов, чем и закрывают для себя же все благоволения Небес... - отвечал ему Дюша. - Ведь так просто! Ведь про то и наш Глен Рабчинск, да и Аполлонович из избушки на Набережной куда я ради интереса раз ходил, да и Юрик из "Спутника", и те самые белорусы, что теперь служат при "профсоюзах" за Вечным Огнем прямо  так и говорят. "Дайте - и дано вам будет"... Но и это еще не все.  - осуждающе скосился в презрении на бражников Андрей. - Кто не верует, тот погибнет навек. Ибо сказано в Библии, что "заботы века сего одолели их..." или что - то в этом роде. Помнишь, как написано было в Евангелии про Марфу и Марию? И еще про те лилии полевые, что одеваются, "как Соломон во всей своей славе"? Или про то, как Иисус говорил  про "птиц небесных" которых "питает сам Бог"... это  там, где "не забо - не забо - не заботьтесь"?
- Это точно. Ибо сказано... Сказано - и баста. И шабаш. Думать тут ни к чему. Хоть людей бывает и жалко. Многое в России несправедливо, согласен. Но у этих вот в головах еще бродят пережитки коммунизма и практического, суетного мышления. - закивал соглашаясь Большой. - Надо им открываться Гос - гос - господУ, но это - работа и... труд..., как у Рабчинска, у Сереги Голубкова, у Трусанова и Хватова... А они - старички эти бедные... Эх Вы, дедушки несчастные, видно будете гореть Вы и взаправду в том самом "озере огненном, где огонь не потухает и где червь не умирает" никак... Да пойми они все про Христа - и проблемы социальные решить - не вопрос! Верней, если все про Христа все поймут, ну все общество наше. Утопия: скажут такие?
- Что же делать? - закивал философски Андрюша. - "Предал Бог их нечистоте". Сам ведь знаешь прекрасно? Нам про то Глен недавно проповедь читал... Так пошли же поскорее прочь от всей мерзости в наши обители Святого Духа и Благодатного Вечно Живого Огня.   
- А куда? И как? Все шатется! Держи меня, Андрюшечка, держи!
- Когда вокруг шторма в двенадцать баллов... Хорошо поем? Осторожно, не падай! Тут скользко. Темно...
* * *
СНОВА - ДОКУМЕНТАЛКА

- Говорит и показывает... Бар - су'ков... - зло язвил он, косясь на экран.
Друг Сергей поймав остроту довольно и весело скалился. 
По экрану бежала строка -"УМНАЯ" ОДЕЖДА .
- Ну, одежда и... "умная". Неужели умней самого Барсукова - профессора? - ухмылялся Воловин. - Посмотрим...
- Может, даже самого Козицына? - поддержал его тут же Андрей. - Поглядим: что же там? Что еще за фантазии? И...
- Какими бы миниатюрными ни были гаджеты, - говорил закадровый, ласковый голос - каждому из них необходимо свое место - в кармане джинсов, в сумке, в рюкзаке или где-либо еще. Естественно, что порой это создает определенные неудобства. Неудивительно, что в последнее время дизайнеры все чаще обращаются к идее встраиваемых в одежду электронных устройств...
Недавно новая российская компания "Wowa-Рupkin" представила миру футболки, снабженные встроенными светодиодными дисплеями. Модуль с дисплеем и управляющей электроникой вставляется в специальный кармашек с прозрачным окошком, через которое окружающие могут наблюдать выводимые надписи. Такая конструкция позволяет легко вынимать модуль в случае необходимости постирать футболку... Вот футболка со встроенным светодиодным дисплейным модулем. Обратите внимание. - пояснил голосок. - Посмотрите...
Во мгновение ока экран заполнили бодрые манекены. А вернее сказать - манекенщики и манекенщицы в этих самых футболках с загорающимися поперек груди синими и красными табло.
- Вот здорово! Креативно, здорово, ребята! Очень здорово! - восхищался Дмитрий Анатольевич пританцовывая чертя лазерной указкой по экрану и причмокивая языком. - Смотрите...
- В качестве дисплея - продолжал рассказик ласковый - здесь используется светодиодная матрица из двадцати одного элемента. Данный модуль позволяет выводить текстовые сообщения в режиме бегущей строки. Питание довольно сложного устройства обеспечивают две литиевые батарейки типа ЭсЭр Двадцать Тридцать - Два. Во встроенной памяти можно сохранить до восьми текстовых сообщений длиной до двухсот пятидесяти пяти знаков каждое...
- Вы поняли? - ликовал Барсуков. - До двухсот пятидесяти пяти! Кре - а - тив - но! - проговаривал он по слогам.
- На дисплейном модуле расположены три кнопки, предназначенные для ввода и редактирования текстовых сообщений. Впрочем, почти всем гораздо удобнее и быстрее набирать текст сообщений на клавиатуре компьютера, для связи с которым в модуле предусмотрен ИКа - порт...
В то же время совместная российско - британская компания "Собачник", специализирующаяся на производстве спортивной обуви и аксессуаров, начала выпуск кроссовок "Собачник Плюс". Как и полагается высокотехнологичной продукции, кроссовки изготовлены из высокопрочных воздухопроницаемых материалов, а особая конструкция обеспечивает защиту стопы от ударов и вывихов.
- А от укусов собак? - бросил кто - то и все покатились от хохота.
- Прекратить! - заорал иступленно Козицын - Барсуков, наведите порядок! Выведите негодяя из аудитории и - к ректору...
Барскуов озираясь нелепо пробвал в темноте выполнить распоряжение старшего, но тщетно. Между тем из колонок лилось -
- Так, для тренировок с повышенной нагрузкой в комплект поставки входят уже целых две пары утяжеляющих стелек, позволяющих увеличить вес этой обуви на сто шесть, либо на пятьсот пятьдесят восемь грамм. Однако, самое необычное в модели "Собачник Плюс" - это встроенный в них электронный модуль, выполняющий функции шагомера и персонального электронного тренера. Обратите на это внимание... - стал настаивать мягонький голос.
И по подиуму зашагали ноги. Женские, мужские и даже детские. Сильные, спортивные - в модных дутых кроссовках с загорающимися цифирками на электронных табло.
- Электронный модуль - ликовал он гордо - у кроссовок "Собачник Плюс" сам подсчитывает пройденное за день расстояние, а также - среднюю скорость движения и количество сожженных организмом калорий...
- Вот эт так... - снова выдавил восторженно Дмитриевич так и не поймав виновника шалости. - Это ж, понимаете, прогресс... Кстати, некоторые скептики до сих пор не верят в ошеломительные успехи всероссийской модернизации. - покривился Барсуков - А зря...
- На основе показаний встроенного в пористую, сверхпорчную подошву вот той правой кроссовки электронного датчика движения и давления, модуль позволяет не только подсчитывать пройденное за день расстояние, среднюю скорость движения, количество сожженных калорий, но и выдавать рекомендации по режиму тренировок.
- Подумайте! - заявил Барсуков.
- Все подумали?! - рявкнкл Козицын. - И сидите, как мышки! А то я сейчас Вас пропишу... экстремизм! У меня в ФээСБэ - свои люди. Узнаете... - пригрозил он студентам. - Сидитие... Где сидели - сидите. На скамейке - вот здесь. Все же лучше, чем на той - "подсудимых", как "Пути"...
- Все текущие показатели - прожолжал голосок - можно вывести на небольшой ЖэКа - дисплей. Он вмонтирован в лицевую электронного панель модуля. Смотрите... При расчете учитываются персональные данные, как то - вес, рост, возраст и пол человека, уже хранящиеся в памяти, а также сам вес от комплекта установленных в данное время утяжеляющих кроссовки стелек.
В настоящий момент все модели кроссовок "Собачник Плюс" можно уже сейчас приобрести у дистрибьюторов фирмы "Собачник" по цене сто двадцать пять фунтов - стерлингов.
- Это больше четырех тысяч рублей. - подсказал Сергей Воловин Дюше. 
- А вот наш креативный дизайнер Томас Дубницки предложил весьма оригинальную альтернативу бытовым наушникам. Конструкция, получившая название "Хо-одка", представляет собой встраиваемые в капюшон громкоговорители акустической, стереофонической системы.
- Типа, как - бы тюремная ходка? - усмехнулся Андрюша - По - русски...
На экране начали скакать и прыгать разные юнцы и совсем молоденькие девушки в курточках "кислотных" цветов. После они бодро зашагали, а после забегали вновь. Стали танцевать а потом принялись целоваться.
- Эй, девки, валите сюда... - снова бросили шуточку и кто - то заржал.
Барсуков и Козицын сорвались с мест и скача по рядам принялись вычислять очередного "преступника".
- Примечательно, что само расположение динамиков с внутренней стороны обеспечивает возможность работы при любом положении капюшона - как поднятом, так и опущенном.
- "Опущенном..." - дальше уж некуда. - снова скалился кто - то.
- Тему звуковых устройств продолжает новая беспроводная гарнитура для мобильного телефона, встроенная ... в этот раз перчатки для экипировки горнолыжников и сноубордистов. Специальная модель перчаток "Джи Сейл Жлобб", выпускаемая российской компанией "Свин-ни", адресована любителям поговорить по мобильному прямо на горнолыжной трассе.
На экране возникли скользящие лыжники в разноцветных спортивных костюмах. Вот один поворачивается. Палки в снег и: "Алло! Я Вас слушаю..."
- Свиньи... - хохотнул нагло кто-то и к нему тут же бросились быстрые тени.
- Необычные перчатки для любителей лыжного спорта "Джи Сейл Жлобб" - заполняет весь экран строка. Камера наезжает на большущие красно - белые "дутики"...
- "Алло!" - говорит белозубый спортсмен улыбаясь на фоне заснеженных Альп. - "Я Вас слушаю!.."
- Это ж... Пупкин! Сам Пупкин! - покатилось по рядам и тот миг Барсуков и Козицын пркратив свои поиски ошалело обернулись, гляда на экран. Лица их просветлели, разгладились злые морщины укоров и ненависти. Рты раскрылись, отвалив створки челюстей вниз в ликовании и восторге.   
- Пупкин... - кто - то выдавил из их двоих. - человек и ... наш лидер, ребята. До всего человеку есть дело - смотрите...
- Даже в роликах рекламных для "Жлобб"-ов сам снимается. - бросила какая - то девица. 
- Денег то в Кремле, чай, платят мало. - заметил студент. -  Вот и подрабатывает. Бедный...
- Замолчите... Молчите Вы все... Идиоты... Не знаете? Нас всех посадят... - начали истерику Барсуков и Козицын. - Или мы не отвечаем... за себя... и за Вас. Если Вам не дорог Ваш сегодняшний день - пожалейте хоть нас. И заткнитесь! Заткнитесь! Заткнитесь!..
* * *
- Собственно гарнитура - восхищенно вещал голосок - прямо встроена вот в ту правую перчатку. Смотрите... В ней размещены беспроводной приемопередатчик, микрофон и динамик. Вот так... О наличии входящего вызова пользователю сообщают световой индикатор и встроенный вибромотор. Микрофон находится в области ладони перчатки, а динамик расположен прямо на внешней стороне большого пальца. Таким образом, приложив ладонь в перчатке к щеке, возможно вполне комфортно разговаривать. Чтобы пользователь мог звонить другому абоненту, не вынимая мобильный телефон из внутреннего кармана своего комбинезона, предусмотрена поддержка функции голосового набора номера.
Кнопки управления вызовами на правой перчатке... - наплывает рекламный проспект. - Для связи с телефоном гарнитура - перчатка  оснащена беспроводным интерфейсом Блютуз Два Ноль. В качестве источника питания используется литий - ионный аккумулятор, заряда которого хватает на двенадцать часов работы в режиме ожидания или на четыре часа разговора. Зарядное устройство входит в типовой комплект поставки.
- И вот, снова новинка. - ликовал голосок - У счастливого  обладателя вот таких вот джинсов и клавиатура, и мышь всегда под рукой...
Снова зашагали сексуально длинноногие модели чуть вихляясь и прыгая. Но уже - в молодежных, узких брючках.
- Смотрите. Вот экстравагантное творение российского дизайнера Эрики Дей Николаев. Здесь продуктом приложения фантазии стали джинсы с целым комплексом встроенных периферийных устройств. В этих брюках имеется полноразмерная клавиатура, мышь и даже стереофоническая "аккустик систем". Всё это возможно подключить к портативному или настольному ПэКа посредством беспроводного интерфейса Блютуз.
Вот чудо - штаны в работе. Посмотрите... - пояснял он радостно - Сейчас вся клавиатура расположена таким образом, что практически всегда находится под рукой. Независимо от того, сидит пользователь или стоит... Ремень брюк в этих джинсах также весьма необычный. В нем скрыт шлейф, соединяющий проводную мышь с модулем приемопередатчика Блютуз. Вот и он... Кстати, он размещен с правой стороны от клавиатуры... - объяснял он устройство подробно... расстегнутых манекенщиком штанов.
- Для хранения мыши предполагается использовать правый задний карман этих джинсов. Предусмотрен даже порт ЮЭсБи для подключения игрового джойстика.
- Неужели у него его нет?! Удивительно!.. - хохотнул Андрей. - Послушай, тогда парню нечего стесняться снимая такие штаны! Это же кастрат какой - то?..
- Тише там. - дернулся всем телом Барсуков. - Молчите, а то вмиг разберусь с негодяем...
- Помолчи. - показал ему шутливо Серега огромный кулак. - Не дразни дурака. Ты же Барсукова знаешь. Придурок...   
- Два динамика у встроенной акустической системы прикреплены на штанинах в области коленей. Смотрите... Чтобы подчеркнуть электронную сущность этого предмета гардероба, джинсы ярко украшены декоративными рядами швов, напоминающими токоведущие дорожки у печатной платы компьютера... И... И... И...
И так - до конца пары - лекции.
* * *
- Как шагнул технический прогресс... -  говорил Андрей Воловину.
- Широко. Не порвал бы штаны. - усмехнулся Воловин. - Помнишь, как у Ильфа и Петрова сказано: "Радио уже есть, а счастья все нету..." Так то, вот... Человек - утроба ненасытная. Прихотливая тварь. Не согласен? Ну, а если уж без Бога живет, то и вовсе - свинья и подонок. Хоть сто сорок перчаток и штанов электронных миллионы на него напяль - он все будет, как в каменном веке - дикарь и варвар. Знаешь?
- Знаю. Это то нам и Глен говорил, да и Голубков. Только верить в такое не больно охота. Кстати, Ницше говаривал: "Все, что не убивает меня - делает меня сильнее." К сожалению, это не так... Грустно как - то. Обидно и противно за все человечество. Столько разных трудов - и напрасно. Людей жалко. Не так?.. Горько осознавать, что технический прогресс шагает,  а вот социальный - никуда не шагнул... Неужели, Серый, целые века христианства ничего не дали людям? - качал головою Андрей. - Ты, ответь.
- Я не знаю. Лучше о таком не думать, а то веры не будет. - отмахнулся стыдливо Сергей. - Ты молись, спасай душу от погибели - вечного ада, делай дела добрые как учат.  Да и все. Успокойся. - продолжал Воловин. -   Больше от тебя, по - крайней то мере у нас - "благодатников", ничего ровным счетом не требуется. О себе подумай. О душе... А другие - пусть за себя постараются. Ты на суд Божий за них не пойдешь. Верно ведь?   
- И это - все! - вознегодовал Андрей. - А страдания просторго народа - это как? Что Христос бы на это сказал? Фарисействуешь... - упрекнул он Сергея и осекся. - Прости, я не хотел... - чуть смутился Андрюша - А вся боль человечества, весь позор наших дней?.. - приставал он опять безнадежно и страстно. -  И зачем тогда "вера"? Не тесна ли она? И откуда она? Отчего эта "вера" зависит, выражается, вернее, "чем", раз добра большого не творим?  Мелко плаваем, Серый, словно малым откупаемся мы от Бога и от нашего Христа. Ответь.... 
Но Воловин потупившись молчал. Ему стало неловко и стыдно. Тень сомнения набежала на душу.  И от этого впервые стало странно и страшно, тревожно. Словно бы предчувствие беды вдруг зашевелилось у него злобным гадом под сердцем. Шевелилось и мучало. Но он только покрепче сжал свою волю в кулак говоря про себя - "Бокс - бокс - бокс..." Словно б сжал ядовитого гада в огромных, тяжелых ладонях. Сжал - душил. А вернее сказать - так боролся с ледяным, вертким телом. С острыми зубами грозящими разящим ядом. Жал, боролся, терпел. Лаокон...
* * *
ПИВО И АНЕКДОТ

- Слышал шутку: "Какой - то бес в него вселился и потому - мест нет "? - засмеялся за пенною кружкой Серега.
- Ага. - хохотнул ему Дюша в ответ. - "Даже дураку порой нравится, когда его назовут "перспективным"". Точно сказано, как про наших "преподов". Не так?.. Так и есть. "Их талант - такой маленький, что его не заметили". Не заметил никто,.. как у Пупкина. 
- Ну, и что "наша жизнь"? Анекдот. - говорил Дюше Серый, чуть косясь боязливо потом на расхристанный народ у мокрых столиков. - Что, не так?.. Тут мне случай один рассказали ребята... Вот профессор один математики, на начальной своей лекции по теории вероятностей так разошелся, что начал - о политике. Говорит студентам - Я сам никогда голосовать не хожу, ведь согласно теории вероятностей мой голос ничего не решает. Не знали? 
А студенты ему - Э, профессор, а что если все окажутся такими умными?..
Ну, а он им в ответ - Согласно той же самой теории вероятностей - это не возможно. Не окажутся... 
Так вот... - со смешком нырнул в пиво губами Воловин. И продолжил после - Пей!
Пей и пей... - говорил он Андрею. - Ты, не парься... Пойми - ничего не изменишь. Знаешь шуточка есть: Дважды в год мы ходим на сессию. Ну, и паримся там...?  Ты гляди веселее и главное - "бокс". Бокс и бокс - и всему, и всему... Так - то... - ободрял Сергей товарища. - Ведь непьющему студенту придется грызть гранит науки всухомятку...
- Это... Ну, а если я - не боксер? - отвечал ему Дюша вопросом.
- Ну, а кто ты? Бульдог? Тогда - кусайся! - хлопнул Серый его по плечу. - Не скучай!
- Это раньше я думал, что так многого еще не понимаю в жизни, в науке нашей вузовской. Пробовал учиться, и... - говорил Андрей. - Но, теперь то я уже знаю, что не понимаю много больше. А ты?
- И я - так же. - отвечал с белозубой улыбкой Воловин. - Ты пей. Воблой, воблой закусывай. Колоти ее, лярву, о стол...
- Это, верно, ровно ни - и - кто не знает столько, сколько я?! - заикал Андрей - Я пьяный?
- Пьяный - пьяный. - подтвердил Сергей. - И чего? Все равно ведь - "кошмар", если только об этом подумать. И он - кругом нас, навсегда и навечно... - начал разводить руками парень.
- И еще - "театр абсурда". - заметил Андрей. - "Упала ложка на пол и давай "валяться"..." - вот он - самый короткий анекдот на земле.
- Че? - не понял Серега. - "Театр"... чего там? Повтори... Впрочем, все ерунда. Мы - "потерянное поколение". Читал Ремарка? Как там сказано у классика? - потянулся он в сумку за книжкою. - Вот, читаю... - сказал он смущенно листая страницы. Посмотри ровно тут, где закладка заложена - 
"- Ах, будущее! - Я с досадой швырнул на стол запонки. -  Кто  сегодня говорит о будущем! Зачем ломать себе голову над этим!
Фрау Залевски озабоченно покачала своей величественной головой - До чего же странны нынешние молодые люди.  Прошлое  вы  ненавидите, настоящее презираете, а будущее вам безразлично. Вряд ли это приведет  к хорошему концу.
- А что вы, собственно, называете хорошим концом? - спросил я. -  Хороший конец бывает лишь тогда, когда до него все было плохо. Уж куда как лучше плохой конец."
Это - Эрих Мария. - покачал головою Воловин - "Три товарища". Сам недавно набрел. Актуально, господа и дамы?
- Актуально. - заметил Андрей. - И, где тут какие - то "дамы"? Будущее валится на нас медведем.
- Тем, что на эмблеме "Педроссов"? - заметил Воловин. - Не так?
- Так, зоолог... - почему - то с пьяных глаз разобидился на это Дюша. - Вам на Вашем ин - язе - только шутки шутить. Не так?.. Будете в "фирма'х" работать, а мы - все пропадем...
- Ничего с тобой не будет, вот. Где - нибудь и приткнешься. Не так? - ободрил его Серый и плеснул в кружку водки. - Не знаешь?.. Знаешь эту шуточку, типа, как лозунг: "Студенты, сдадим наши посредственные знания на "хорошо" и "отлично"!"? Так?.. - подколол он под локоть его.   
- Э... Да ну, тебя... - замахал на него рассерженно Андрей. - Тоже мне... педагог. Напоил меня до скотства. Рад! Говорит - Лучше пей и не парься, не парься... Все равно ничего не поправить, а значит - уйди...
* * *
БОЙКАЯ

Завернули к Лидии Васильевне. А она - не одна. Не одна, а с подругой вместе.
- Я - Галина. - представляется ребятам незнакомая бабушка в старой шали на острых плечах. - Я подруга Лидии Васильевны. Сморщенное личико, над ним - белесая челка. Голубые глаза. Удивительно, что они еще живы. Еще смотрят на свет. Кожа дряблая, желтая, словно пергаментная. Вот огромные, нервные руки с бродавками, с увеличенными суставными сумками. Натруженые руки, оттого непомерно большие. Всегда движутся. Вот доселе живут "своей жизнью" - теребят и таскают за шаль, за края, за висящие старые кисти.
- Все понятно... - пробурчали Андрей и Сергей. Отвернулись сперва от нее предвкушая стариковское занудство. Потом сели. Принялись чего - то ждать и дождались не к радости. Не к обиде, а к горечи странной. Вот так. 
* * *
Сперва чайник поставили. А потом... А потом их позвали за стол. Бабки достали наливочку, и...
- И откуда у нее наливочка? - усмехнулся Воловин сперва.
- Я не знаю. Тебе лучше знать. Это же твоя бабка. - отшутился друг - Андрей.
Потом... Сели, выпили бабки. Налили ребятам. Потянулись за фотоальбомами. Стали шелестеть страницами. Ворочать прошлое... Желтоватые снимки, где бойцы - командиры. Где их барышни - в платьицах. До войны... Потом - после и... и...   
- Этот твой... я видала уже. - отвечала Лидии Галина. - Ты вот мой, ты вот мой посмотри. 
Достает фолиант в дерматине, а оттуда - похвальная грамота. Наверху - Ленин - Сталин - в кружочке. За ним - красное знамя с "пролетариями... стран". Слева - справа - заводы дымят. Ниже - герб СССР. Под гербом жирно надпись - ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ТРУДОВЫХ РЕЗЕРВОВ ПРИ НАРКОМАТЕ СОЮЗА ССР. Ниже текст, то типографским шрифтом, то чернилами.   

ПОХВАЛЬНАЯ ГРАМОТА

Выдана учащемуся школы
Фабрично - Заводского обучения № 15
города Мары
тов. Оливенко Галине А.
за успешное освоение профессии
кондуктора
и отличные показатели в учебно-производственной работе.

Директор школы
Фабрично - Заводского обучения № 15 Иришко К. У.

22 марта 1943 года
Гор. Мары ТССР
№ 2

- У меня еще тут где - то карточка была от Трудовых резервов... Ну, неужели забыла... - принялась суетливо листать альбом Галина А. - Где ж она? Куда ж запропала? Вот такая вот, серенькая. Там и фото. На нем я - с косичками... А?
- Брось. Забудь. - положила ей подруга на руку ладонь. - Кому надо? Кому? Им, вот этим? Не знают же...
- Да, уж лучше и вовсе не знать, как мы жили. А то... - почему - то довольно охотно согласилась Галина, закивав головой. 
Выпили по рюмочке. Потом...
- "Почему я одна?", - этот самый вопрос задавала я в детстве родителям постоянно. - начала Галина свой рассказ нервно теребя своими большими руками края свесившейся шали. - Вот... Мама вечно отмалчивалась, отправляла к отцу. А отец отвечал одинаково: "Ты же видишь, как я редко бываю дома". Вот и все... Братик умер еще малышом, я его и не помнила вовсе. Папа - старший лейтенант, полкомбат, испытывал танки, мама не работала - сильно болела, но домашнее хозяйство вела хорошо... Да и переезжать приходилось нам постоянно. Семья военного, и этим все было сказано.
У меня жизнь была боевая, я и выросла боевая. Бойкая, как все говорят! Мое детство и юность были перепаханы ежовскими репрессиями, а потом и Великой войной", - начала свой рассказ Галина Пилькина , что была до своего замужества - Оливенко.
- Полтава, Харьков, Симферополь... В Тридцать Восьмом году, я училась тогда в пятом классе... Глядь, под окнами остановился воронок. Я сейчас понимаю про это. А тогда? Нет, конечно - мала... В нашу дверь постучали. На пороге появились санитары. "Вы Анатолий Иванович?". "Да, я". - отвечает мой отец. "Вам необходимо обследование". "Я здоров, извините". "Нет! - не соглашаются гости - Вам необходимо поехать с нами. Вы психически больны". И выводят отца. Увезли...
Это была каторга в окружении действительно больных людей, которые одевали тарелки с супом на голову. Через два месяца его выпустили, но уволили из армии и исключили из партии. Он и сам не знал, за что.
Выдали отцу бумагу "в связи с заболеванием головного мозга и проявлением психических приступов", но для окружающих признали неопасным.
После мы уехали обратно в Полтаву, к деду, к бабушке. Папа там устроился на кожзавод, все ездил в командировки. Однажды ночью вернулся, дед только успел рассказать, что одного уже арестовали и другого, как к нам в парадную - звонок. Предъявили ордер на обыск. Все искали запрещенную литературу, но ничего не нашли. Говорили нам, что якобы, мой папа говорил опасные вещи. После... Повели его вчетвером по мостовой, уже под ружьем. Потом девять месяцев держали в заключении. Когда выпустили - мы его потом не узнали... Мы носили ему раз в месяц папиросы и сухари.
После он нам рассказывал. Там было так. Говорят, Вы учились в артиллерийском училище имени Тухачевского, а Тухачевский - изменник нашей Родины! Вы, говорят они, еще на танкиста в Ленинграде учились. "Вам направление кто подписывал?! А начальником округа кто был?! Якир. Враг народа!".
- Безумие... - покачал головою Воловин.
- Когда папу моего освободили, - продолжала Галина рассказ - то он сразу же поехал в Москву, значит, с жалобой. Реабилитировали после и направили служить в Узбекистан. Это было уже почитай... - чуть задумалась бабка - в конце что - ли Тридцать Восьмого то года... После мы перебрались в Туркмению.  Город Мары, там поселилась семья. Это оазис такой в Каракумской пустыне, на бурной горной речушки Мургаб.
* * *
- После, значит, война... Я тогда, двадцать второго враз, и с родителями, и с лучшей подругой пришла, чтобы сфотографироваться в Доме Красной Армии. И что? Народ в это время еще в парке гулял. Выходя на улицу слышим голос Молотова. Оказалось, что началась война. Что Германия нарушила границу СССР, наши войска несут потери... Отцу было тридцать шесть. Он на фронт уехал ровно тридцатого июня. Я помню... И попал он в район Ельни, под Смоленск. Был комендантом армии Тимошенко... Шли бои, штаб их стал передислоцироваться. Обеспечить прикрытие должен был капитан Оливенко. Его там назначили старшим, оставили группу курсантов и несколько пушек. Почти все они погибли. Прямо в том лесу...
Папа мой был ранен. Сколько пролежал без сознания - мне неизвестно. Как очнулся, посмотрел по сторонам - там вот человек лежит, там и там. Кого - нибудь позовет - и тишина... Полз, как мог. Ну, и раны... У него в них черви завелись, обе же ноги, обе руки прострелены были... Потом немцы уже подошли, взяли в плен. Подлечили сперва в госпитале а потом зачем то бросили в подземелье в Штутгарте. Находился там четыре года.
Чего делал? Их возили на разные работы, но в последнее перед крахом Германии время никуда не выпускали. Электрический свет эти немцы включали только, когда приносили еду.
Пришли наши. Мой отец сперва их не видел. А потом, как прозрел - увидал... Всех немецких пленников эти наши сослали в Сибирь. Русские, а тем более командиры Красной Армии, не должны быть пленными! Так считали тогда. Потому всех их объявили врагами. - продолжала Галина.
- А ты? Про себя расскажи? - ласково напомнила ей Лидия.
- Про меня то: чего говорить?  Всю Великую войну трудилась. Мы в пятнадцать тогда превратились в серьезных работниц железной дороги. Отучились мы по три месяца в школе ФЗО и получили юбки с беретами защитного цвета и серые фуфайки. Все...  Ходить в этом девчонки никак не хотели, но нас ровно никто не спрашивал. Когда в доме появлялся вызывной - человек, который собирал всех на работу, сообщая, к какому поезду явиться на станцию, мама плакала. Слишком велика была вероятность того, что я - старший кондуктор, не вернусь из очередной поездки живой... Мое рабочее место в то время было в хвосте поезда, на открытом тормозе. В руке - фонарь. Вокруг - кромешная тьма, пустыня, шакалы и  бандиты. Больше всего боялись маршрута до поселка, что ныне города, Кушка, расположенного недалеко от афганской границы. Басмачи, сами себя они именовали моджахедами, резали русских, то есть неверных, немусульман, нещадно. Советскую власть в тех краях не признавали многие, а страдали от этого простые люди.
Часто ездили мы в Ашхабад. Туда везли промтовары, а оттуда - продовольствие. Время было голодное... Иногда развозили воду, ставили на платформу огромный деревянный чан и снабжали так полустанки. Не было тогда ни водопроводов, ни канализации... Я обычно работала на грузовых поездах, а на пассажирских - только с ранеными. Их вывозили с фронта в глубокий тыл. Выгружали ночью, окружив станцию, чтобы жители не подходили. Нагляделась - на всю жизнь хватило: без рук, без ног, лица изуродованы, глаз нет. "Сестренка, отрави!". "Выживешь, не умирай!" - только это и слышала. Жуть...
Я выполняла любые работы, но никогда не соглашалась ограждать вставший поезд так, чтобы не произошло столкновения. Ведь в войну поезда с оружием и бойцами шли на фронт через каждые два часа. Надо было пройти метров восемьсот - это тормозной путь у поезда... Было столько случаев, что старших кондукторов шакалы разрывали прямо заживо!..
- Это ж ужас какой... - переглядывались, как бы не особо и веря Воловин и Дюша.   
Тем не менее, очень было похоже, что рассказ Галины был жуткой правдой. 
- Я ни разу не сошла с тормоза. - продолжала говорить она. - Уж, такими то матами меня главный кондуктор крывала, а я ей отвечала: "Убивай меня на месте, я не пойду!". И она брала красный фонарь и бежала сама. Или мастер поездной ходил, тоже взрослый. А сейчас часто слышу: "Подумаешь, на поезде покаталась она..." - усмехнулась  Галина Пилькина.
- Мать не видела меня неделями. Приходила на станцию, чтобы узнать живой ли ребенок. Живой - значит камень с души. А у нее и без того то был врожденный порок сердца... Мы девчонки - подростки, бывало, спали по два часа и снова - на полмесяца в походные условия. Поняли?.. Возвращались домой все в мазуте, больше всего в жизни мечтая тогда выспаться, сходить на танцы. Кстати, спать нам хотелось даже сильнее, чем танцевать... Мама все говорила мне: "Бедное ты, несчастное мое дитя!". Только вымылась, поела, легла спать,  а вызывной уже тут как тут... Пролетело секундой. На самом деле, часов десять прошло.
* * *
- Ну, работали мы хорошо, поэтому и разрешили нам выехать на учебу в Ашхабад, но я не поехала. Мама прошла медкомиссию, ей был нужен уход... В школу я снова пошла. В Сорок Четвертом году окончила девятый класс... А потом пришла бумага, что мой папа пропал без вести, и мы все поехали в Полтаву, где я поступила в десятый. Очень мне хотелось учиться в авиационном, я мечтала тогда стать инженером -испытателем. И что? На инженера выучилась, только не в авиационном вузе, а в строительном.
Здание нашего института было построено еще при Екатерине Второй. А в войну его разбомбили, и мы - студенты восстанавливали его своими силами. Вот так! - с нескрываемой гордостью подняла глаза Галина на ребят.   
- Даже историческую вывеску "Институт благородных девиц" мы оставили. После получила назначение в Устьрятин. Нашей области требовались после войны машинно - тракторные станции.
Мама моя в слезы, говорит: "Это ж город ссыльных, заключенных. Тебя - то туда за что?!" Хорошо ведь училась, спортсменка, капитан женской волейбольной команды была. Но поехать все таки пришлось - распределение... Вместе с подругой Тамарой отправились в путь.
* * *
- Ты им лучше про любовь скажи. - говорит Галине Лидия Васильевна. - Запугала парней всякими ужасами.
- Что: любовь? - улыбнулась Галина. - У нас в здешней конторе был шофер Сережа. Ну, и стал он подбивать ко мне клинышки. Но я не люблю мужчин невысокого роста, поэтому ничего у него и не вышло. Да и кавалер у меня тогда уже имелся, моряк. Давно звал меня замуж, должен был вскоре демобилизоваться. Вот тогда этот самый Серега и решил жениться на другой. И пригласил на свадьбу своего фронтового друга Ваню. Тот приехал, пришел к нам в контору под предлогом поиска работы посмотреть, кто же это его друга отверг... Он мне сразу понравился - очень - очень, как никто и никогда, и я ему тоже. Написал заявление, временно устроился слесарем. Очень умный был и скромный молодой человек. Это было в октябре Пятидесятого года... Через месяц мы с Ваней и поженились. А до этого не разрешала поцеловать себя даже в щечку. Боже упаси, ничего подобного! И моряк меня тоже не целовал, хотя девочки мне и не верили... Жили мы тогда по разным адресам. Я уехала в командировку, а он пристроил Тамару жить в другое место и поселился ко мне. Была хохма! Он спал на одной кровати, я - на другой. Ну, поцеловались в ЗАГСе, ну и что?! Надо было привыкнуть друг к другу. Спать ложились, я свет выключала, чтобы раздеваться в темноте. Мне хозяйка тогда говорила: "Ведь тебе уже двадцать четыре года!". Ну и что, я боялась я... - смеется Галина.
- Вот дура. - засмеялась ей в ответ Васильевна.
- Ненаглядный был из Брянской области. - продолжала Галина. - Он в семнадцать уже помогал партизанам. Прошел на фронт. Служил он в разведке и был тяжко ранен, но дошел до самого Кенигсберга.
На цветной фотографии - крепкий дедушка в медалях - орденах. Рядом же на зажелтевшем черно - белом снимке - пятеро рештельных, крепких военных мужчин на фоне чужого, европейского, уже пленного города. 
- Кенигсберг. Сорок пятый. Мой - крайний справа. - поясняет Галина тыча пальцем. - Вот он.
А потом продолжает снова хватаясь за шаль - Сам был старший сержант, заслужил аж пятнадцать медалей и четыре ордена... Не шутка... А сколько поклонниц у него то было!.. - закачала она головой. - А еще я его в институт в Молочное учиться отправила. Дослужился к пенсии до должности замдиректора крупного производства. Вот так... А потом? А потом он... умер. - наклонила она голову и ее большие руки как - бы сами собой снова принялись теребить края шали.
- Ну, да ладно. - начала подбадривать подругу Лидия. - Прожили же вы хорошо. Обрели вместе счастливую, так сказать, семейную жизнь. Вместе обзавелись детьми, у которых сегодня уже внуки. Не так?.. К сожалению, все эти фантазии, типа " долго жили и умерли в один день" - слишком книжный вариант. Ну, ну... Ну, и что, что "вдова". Вот ведь и "общественная работа"... Стихи... Сама ж мне враз рассказывала: "Выступала перед школьниками..." 
- Не слушают... - подняла Галина вдруг набрякшие слезами глаза. - Им не интересно - я знаю. Почему? Просто время другое? Или видят какую - то ложь? Где она? Я не вру, но во взглядах читаю: "Уйди! Вы страдали? К чему? Что хорошее сделалось из страдания вашего?" Может, лучше было вот так не страдать? Может, это и лучше?
- А Россия?
- А где она? Нет! Да, работали! Да, воевали! - сорвалась Галина - И, что? Путь и нет результата пути! Потому и глядят на нас внуки с прищуром. Мол, чего заработали, дурни? Мол, мы так - не хотим. Не дождетесь глупостей. Умные... - выкатила мокрые глаза на студентов она. - Что, "не правда"? "Не правда"? Ну, бегите. Бегите, бегите... - замахала она уходящим во след.
* * *
- Вы простите меня, если можете. - говорила Галина смущенно прощаясь в дверях. - Это жизнь, и, конечно, наливочка. Нервы... Я давно не пила, с тех поминок. Простите, простите... 
* * *
ПУТЬ ПО КРИВОЙ

- К черту... Кисло как... В "Погребок", к черту ужасы этих старух!.. Надо бы напиться, нализаться! - била нервая дрожь Сергея Воловина. - Все нервы... А иначе враз сойду с ума! Не понял? - взвихрялся яростно Воловин. - Что "не так", отвечай?.. Нужен праздник, нужен микрозапой людя'м... Как писали когда то давно про "такое" в районных газетах? "Хождение по кривой"? Не помнишь?
- И по мукам... - криво улыбался Дюша, у которого разговор с Лидией и Галиной все не шел с головы.
- Не по б...ядям же... Бабки...е - мое... - возмущался Сергей - Матюков на вас нет... Впопомнил вот этот: "Путь по кривой"! Что еще? "...как известно, никого ни до чего хорошего не доводивший". Штампы, штампы, газетные штампы... Бабки... Нервы шалят... Надо, надо принять. Ах, и ох...
- Значит, не в "Погребок"? - перевел Андрей тему с испоритвших им настроение старух. - Раз там были и хватит?
- Точно. Мало ли подобных мест? Ты где был? Нигде!.. Собирайся скорее. - поторапливал друга Сергей. - Поскорее на улицу. Там...
- Много рюмочных, а не только ломбардов. - захихикал Андрей.
- Собирайся. Скорей на мороз.
* * *
- Это - целая поэма, прикинь, когда два джентельмена спешат обойти все рюмочные города Устьрятина. - смешком лучился Дюша.
- Рюмочные города Устьрятина - поэма. - поддержал Сергей - яростно хрустя сапогами по первому снегу.- Ты прикинь, как приятно бывает махнуть стопку в дороге. Не помнишь?.. У меня сейчас носиальгия по "окаянным" девяностым. Забыл?.. По незапертым дворам проходным, инфернальным подъездам, по демократичным рок - клубам из верен "начала славных дел Борисовых". Словом, по величественному облику родного города без еще неприступных заборов подле школ, стадионов и детских садов.   
- По приютам алкоголиков.
- Точно. Попадешь бывало с банкой и полбанкой в узкий проход между такими решетками и уже помимо воли, подсознательно то есть ищещь взглядом вышку и часового.
- Генетическая память нации.
- И не говори. - засмеялся Сергей. - Память дергает, цепляясь за остатки прошлого, а они исчезают быстрее, чем хотелось бы. Проходит молодость...
- Вон там. Стой. - потянул Андрей Сергея за рукав.
- А, сам вижу!
Проспект. Красный старинный кирпич. Надпись "Пиво - Водка" над входом. Рюмочная, словно из начала пятидесятых. Три ступенечки вниз, низкие кирпичные своды. Внутри все "вполне культурненько", "интеллигентненько". 
- Тут за стойкою тетя Маша. - заметил Сергей показав исподтишка пальцем на дородную мордастую матрону килограммов под сто за сырой барною стойкой. - Ты не знал? Она, знаешь, как умеет? - говорил Сергей со смешком разливая по стопкам - Она если чего то: "Эх, б...я, уважаемый! Драть тебя в клюв буксирным гаком через канифакс!" То есть, значит, "утихомирься"! А перед футболом как? - показал он на включеный телевизор. - Не знаешь? Говорила не раз: "Если наши не выиграют - не налью, пид...расы!" Или вот еще одна "нетленка" из ее: "Сейчас селедка не свежая. Есть пельмени горячие - они дороже. Рекомендую!" Говорят, что никто из аборигенов - хануриков еще даже не отравился... Уважают ее даже те... - показал он на двух подозрительно черноволосых и носатых товарищей над соседним столиком.    
- Те посланцы солнечных югов...
- Пей, "югов", не глазей так. А то... до соседней не добраться - рискуем.
* * *
- Знаешь это -

Он носит красный галстук.
Ребятам он - пример!
Он - девочка! Он - мальчик!

Он - юный пионер!

- Махалков! Абсурд...
- А ты пей и не думай. Не думай!
- Ну, тогда - за тебя!
* * *
- А мне дед - покойник приснился. Жалко деда. Проснулся весь в слезах - так жалко...
- Все понятно. А мне... Мне девчонка одна... Не подумай - не голая! Просто очень веселая. Улыбается, значит. Ну, любил я ее безответно...
- Вот ведь... Бокс - бокс - бокс - все дела! А ты - ноешь...
* * *
Пушкинская улица. На углу "Вечный Зов". Cтарое неофициальное название заведения - давным - давно официальное. Мощный ассоритмент алкогольных напитков и бутерброды с красной икоркою по пятьдесят рублей. За стойкой - молодой бармен. Рыкает, наверное от полнейшего удовлетворения текущей жизнью.   
- Здр - р - р - авствуйте!
- Здравствуйте! - закивали друзья.
- Вы пришли к нам выпить?
- Нет, нам бы только постричся... - захихикал Андрей.
- Могу пор - р - рекомендовать водочки. Вам какую - попр - р - р - роще, посложнее?
- Нам ... - задумался Серый, у которого определение "водочка посложнее" явно вызвала филологический стопор.
На двоих рычащий бармен насчитал двести семьдесят два рубля. Друзья выдали ему за бутерброды и водку триста двадцать два. Он посмотрел на деньги, потом на друзей и прищурился.   
- Хитр - р - ро пр - р - ридумано! - сообщил он выдавая полтинник сдачи.
Недалече от стойки по немытому полу ходил голубь, деловито клевал крошки.
- Это что, постоянный клинет?
- Да, вот залетает. Тут кор - р - рмится. Условные р - р - рефлексы.
* * *
- Помнишь о тех чемоданах?
- О каких?
- С компроматом, тех что были у Руцкого?
- И чего?
- Не "чего" а "на кого"...
- И?..
- И еще у него мать - еврека.
- У Руцкого?
- У обоих. Не понял?
- Молчи!.. Молчи, грусть, молчи...
- А я разве плохое чего? Я так - просто сказал... Как говаривал Бродский: "Если Евтушенко против колхозов, то я таки "за""...
* * *
- Да, "коррупция для демократии" - это они сами с Госдепе признались. Никто за язык не тягул. А иные: "Гайдар" да "Гайдар"...
* * *
- Слышал я, что "славяне" от римского "слав", то есть "раб". Мы - едиственный в мире народ продававший единоплеменных в рабство.
- Врешь! - с обиды сжал кулак Серега. - Не смей!
- Говорят, что Спартак был славянин, из наших - вот так то! А ты - сразу же драться!
* * *
Посещение рюмочной на рынке кончилось неудачей. С позапрошлого года закон запретил распивать алкогольные напитки на рынках и Сергей загрустил - по его уверению в этой рюмочной были когда - то лучшие бутербродики с килькой и луком.
- Настоящая поэма... - кипятился Сергей. - И "такое" пропало... Вот наперстки и скупка краденого есть, а рюмочной - нет.
Добрели до вокзала. Здание времен "культа личности". Прошмыгнули сквозь рамку и сразу налево. Пивной бар - ресторан "Дилижанс", что "в девичестве" бывал кафе "Дорожное". Под ногами - шахматные доски. Потолок... Ну, такой, что зараз не опишешь. Небеса а них - самолеты. Вкруг - фигуры, ну, как в зодиаке. Сталевар c клюкою, инженер с линеечкой и доярка с коровой. Пионер, пионерка с трубой... Кой - то хрен в очках - с портфелем. Типа "руководящий работник", наверное?..  Поглядишь на "такое" сперва, да и выпьешь - за весь гороскоп. Чтобы звезды кремлевские (вон и они!) правильно - ладно сложились.
Женщина за стойкой - напарнице
- Катя, налей вон мужчине. - тычет пальцем она в одного алкаша, видимо давно знакомого. - Только не кедровой ни в коем случае. У него на орехи аллергия.    
- Точно - точно. - подтверждает алкаш. - И еще - на ананасы, это...
Кильки на хлеб. Алкоголь.
- Ну, будем...
* * *
- Слышал, что Ратенау однажды сказал: "Думать, значит сравнивать".
- И?..
- Мы тогда в "перестройку" все думали, что все до конца понимаем. Думали даже, что думаем... Не понял? Только сравнивать было нам не с чем пока. 
- И потом - обожглись.
- Сейчас уже на воду дуют ...
* * *
- Слышал, что Жерар Депардье получил российское гражданство за исполнение роли Григория Распутина, так сказать, не приходя в сознание...
- Вжился в образ. Бодро ступает на путь попроложенный вечно пьяным Ельцовым... Впрочем, все ж по - Станиславскому - верно. Гришка - Гришка и есть. Бабник, пьяница и идиот... В скорости, слыхал я, и Народного артиста эРэФ обещали присвоить... - загудел Воловин - Запой... Это еще что... Вон за ним сейчас сама Брижит Бардо потянется. Грозит отказаться от французского гражданства если в зоопарке в Лионе усыпят двух больных слоников... Зоозащитники, блин. Нам бы их заботы - ж...пы с ручками... Говорит, что один Пупкин сделал для зверей много больше, чем все политики во Франции.
- Конечно. У нас звери - правят страною! - заметил Андрей иронически. - И вообще: Россия - родина слонов!
- И еще - накомодных к тому же. Как у Лидии Васильевны, у Вас там - на Валу. Я сам видел... - замахал рукой икая и мотая головой Сергей.
- Я не понял. Повтори. Повтори... - приставал к нему Дюша.
- Вам на улицу? - подскочил к ним охранник. - Не пора?
- Не пора - не пора... Сами знаем... - дерзили они напоследок неохотно подчиняясь насилию. 
* * *
Заглянули в "Якорь", что в Поселке Водников на Речников. Пять огромных алых букв намалеваны на стеклянной пристройке к местному торговому центру бывшему до поры "радикальных реформ" просто универсамом. Рядом с буквами на оконном стекле краской выведен огромный белый якорь. Внутри "храма чревоугодия" - нет ни души. Несколько пластмассовых столов и стульев, справа - барная стойка. Из динамика под потолком хрипит деваха: "А  я сяду в кабриолет!.." Ни меню, ни ценников - ну, вообще ничего. Подождали минуту, прокричали нетрезво - Ау - у - у!
Из подсобки показалась женщина в грязно - белом халате.
- Здр - р - равствуйте! - начал Серый подражая манерами давнему бармену. - Что Вы можете нам предложить?
- Тута все перед Вами! - как отрезала "фея" пивного прилавка. 
На витрине - водка "Мерная" в сопровождении бутылок пива, шампанское "Краснодар - игристое" и бутылка дешевого виски.
- Сколько стоит чего?
- А чего Вам? Сотка "Мерной" - сообщила им "фея" заглянув в расхристанную, замусоленную школьную тетрадь - стоит сто сорок рублей.
- Это как в ресторане... - заметил Андрюша.
- А не хочешь, так ты не бери. - огрызнылась женщина.
- Хочет - хочет, молчи... - извинялся Сергей входя снова и снова в алкогольно - питейный азарт и пихал Дюшу в бок. - Не встревай... Так, спасибо, а у Вас еще есть?
- Что? Все же перед Вами.
- А еще и другое? Появится? И когда?
- Постепенно... - ободрила "фея".
Стали брать "постепенно". Добавлять по "чуть - чуть". Продавщица забегала, засуетилась. Постепенно возникли бутерброды с сыром, правда не совсем по виду свежайшим, а полтом - с колбасой.
- Ну, вот так - то. - поднял стопку Сергей. - А ты - боялся.
* * *
- Вот живу... К чему? Не знаю... - тяжело вздохнул, а вернее выдохнул перегарный, крепкий дух Андрей. - Не понял?.. Так живем, так рождаемся, значит... - начал он философствовать. - А вокруг - одни чужие люди... 
- Что, и я тебе "чужой" что - ли? - чуть обидился Сергей Воловин.
- Ты - не в счет. Ты, сиди и молчи. Ты, послушай... Раньше смерти боялся. - закивал он хмельной головой. - И теперь, и до ныне боюсь, хоть и в Бога уверовал... Ты меня осуждаешь? - впер Андрей свои красные, кроличьи очи в Воловина.
- Нет. - нетвердо и даже с испугом отвечал ему друг. - С чего бы? Бойся, коли так тебе... Я, что?.. Я не против совсем...
- Вот! - поднял Дюша палец. - Верующий ты или неверующий, а разницы - чуть. Не смотри, не смотри на меня осуждающе, друг мой родной... - понятулся он обняться - Эх, хороший, Сережа, все в одну, все в одну, - повторил он опять - все в одну землю ляжем. Не так?.. Ты не ври сам себе то... Тяжело - я то знаю. И всегда - тяжело. Безнадежно и страшно... Так и будем идти мы, брести...    
- По всем рюмочным...
- Ты дурак? - рассердился Андрей. - Так - до смерти, до гроба. Не понял?.. Да тебе и не надо. Да тебе - только "бокс"... Так то, друг мой единственный.
- Почему? - выплыл словно баркас из тумана из хмельного уже забытья Сергей. - Как так?
- Потому что нет любви, понимаешь, братец, нету... - говорил Андрей Воловину и плакал.
Сергей обнял товарища. Они пили, потом что - то пели и плакали. И их лица были мокры от слез... Потом кончились деньги и тогда их попросили покинуть... Они стали возмущаться. Тетка стала куда - то звонить... Прибежали какие то люди, стали их выгонять из за столика, волочить и вовсю пугать "полицией"... И...
Дальше нить совместных воспонинаний отчего то предательски рвется. Завтра оба товарища с любопытством обнаружат себя в городском "трезвяке", где им в свою очередь и вручат соответсвтвующие требования об уплате штрафов "за нахождение в общественных местах в состоянии сильного алкогольного опьянения оскорбляющего своим видом человеческую честь и достоинство граждан РФ" и т. д., и т п.
Так закончился праздник, этот микрозапой. Так и именно так - крупным штрафом завершилось их совместное хождение по кривой, то есть действие, как всем известно, никого ни до чего хорошего пока еще не доводившее.
* * *
ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ МУДРОСТИ.
СЕКТЫ - ЭТО ТО ЖЕ САМОЕ, ЧТО "КУЛЬТ"

- Что мы все про науку, да науку... - вдруг заумничал профессор Иван. - Всякая такая мудрость относительна. Не так ли?.. Как там у Экклезиаста?
- "Много мудрости - много печали". - подсказали ему из угла.
- Так вот... - гордо выпятил брюхо Козицын - Я Вам лучше про политику сейчас скажу! Про политику!.. - повторил снова он звякав вилкой по графину с водярой. - Про текущую нашу политику.  Вы послушайте, друзья Вы мои... Поговорим о том, что бы я назвал "русским недугом" или "суррогатной заменой действительности". - начал умничать он. - И так, это и действительно весьма интересное явление сознания наших времен.
- Что Вы имеете ввиду? - дергали его взволнованно со всех сторон, ожидая от известного всем чудака Ивана Ивановича новой интеллектуальной забавы. И просили - Расскажите, дорогой профессор...
- Ну, что ж, я начну издалека и от давно всей культурной публике прекрасно известного. - начинал Козицын размеренно и спокойно глаголить. - Только Вы меня не торопите. Хорошо?
- Хорошо. Мы согласны. - закивали охотно ему.
- И так, обратимся к недавней истории. - продолжал он не спеша - Вот был в Питере... - заметил он. - Почти чуть более полувека назад тело советского диктатора Иосифа Сталина было вынесено из Мавзолея и предано грешной земле. Но идеологемы сталинизма до сих не похоронены, так?.. Жаль, что в БэДэТэ шиллеровский "Дон Карлос" идет  редко. - горестно вздохнул Иван Иванович почему то резко как - будто переведя разговор на другое. - Он  идет, обычно, в Питере с успехом прочным, но не оглушительным. Оглушительной, увы, бывает только пошлость. - заметил профессор и поднял бокал. - А мир Шиллера задумывался автором, как мир довольно высоких страстей, противостоящий миру суеты и нашего быта. В этом мироздании даже канонический злодей Филипп Второй, которого так гениально играет актер Валерий Инченко,  предстает нам бесконечно одиноким и тоскующим по элементарной человечности трагическим рабом своей религиозно - католической химеры. Такова природа трагедии - любой самый серьезный конфликт   изображать, как некое столкновение двух правд, а не как столкновение добра и зла в голом, неприкрытом виде .
- Зато народный  эпос,  не  менее величественно воссозданный уже Шарлем де Костером в "Легенде об Уленшпигеле", изображает того же самого господина Филиппа мерзким садистом, истязающим людей без всякой там идеологии, из бескорыстной любви к истязаниям. - тут же бросил ему господин. 
- Я согласен. Согласен... - улыбнулся печально профессор ему - Вот два главных метода для сохранения исторической памяти цивилизации - либо всех возвышать, либо просто предельно поляризовать на "друзей" и "врагов". Кстати, наше интеллигентское сознание глубоко эпично. Оно то воображает Иосифа Сталина бескорыстным садистом, зло творящим исключительно из ненависти к красоте и добру. Или в более уже идеологизированной, например, солженицынской версии - Сталин просто глуповатый раб коммунистической химеры, стремящийся подчинить ей "все языки" без малейшей выгоды для собственной страны...
На отечественном этом фоне - продолжал профессор - особенно интересно рассматривать, как  виделся  "вождь пролетариата"  Джорджу Оруэллу, литератору мечтавшему послужить этому самому "пролетариату", ну хотя бы и, в Испании, в рядах наиболее последовательной коммунистической партии - "Объединенная марксистская рабочая партия"... Оруэлл же осудил Иосифа Сталина именно как преданный служитель той коммунистической химеры. Его, Джорджа, возмущало в нем прежде всего, что де Сталин  изменил этой самой химере.
"Коммунистическое движение" - написал он тогда - "в Западной Европе начиналось, как движение за насильственное  свержение  капитализма, но всего за несколько лет оно выродилось в инструмент внешней политики России". Говоря иными словами, по мнению того самого Оруэлла, договоры эСэСэСэР с капиталистическими державами во имя единого так - называемого "антифашистского фронта" сделались для Сталина важнее международного рабочего движения. Вот де этим Сталин и предал его коммунистическую грезу во имя государственных интересов Советской России... Мало того, его ставленники из Коминтерна ради умиротворения своих капиталистических союзников были готовы расправиться, и расправлялись с теми, кто беззаветно оставался верен "делу рабочего класса"!.. Вот каких химер держался тогда гениальный слепец...
Тем не менее, как интелигент, или "интеллектуал", как говорят на Западе, Оруэлл больше всего ненавидел не тех, кто расправлялся с "ближним", находясь на линии огня, а тех, кто оправдывал измены  и расправы, сидя в безопасной Англии. "Людей," как писал Джордж Оруэлл - "духовно раболепствующих перед Россией и не имеющих других целей, кроме манипулирования британской   внешней   политикой в русских интересах". И еще он писал: "Пришел к власти и стал вооружаться Гитлер; в России стали успешно выполняться пятилетие планы, и она вновь заняла место великой, косной державы. Поскольку главными мишенями Гитлера явно были Великобритания, Франция и СССР, названным странам пришлось пойти на непростое сближение. Это означало, что английскому и французскому коммунисту надлежало превратиться в добропорядочного патриота и империалиста, то есть защищать все то, против чего он боролся последние пятнадцать лет. Лозунги Коминтерна из красных внезапно стали розовыми. "Мировая революция" и "социал - фашизм" уступили место "защите демократии" и  "борьбе с гитлеризмом"".
Однако самым поучительным во всех этих метаморфозах для Оруэлла было ровно то, что в тот самый "антифашистский период" молодые английские интеллигенты потянулись не к демократическому, но к коммунистическому антифашизму. И причины этого были не материальные, но психологические, экзистенциальные, то есть, я бы сказал... Ими владевало желание слиться с чем - то более могущественным, долговечным и несомненным, чем Британская империя даже. Вы поняли? 
"Вся преданность, все предубеждения, от которых интеллект как будто отрекся, смогли запять прежнее место, лишь чуточку изменив облик... Патриотизм, религия, империя, боевая слава   все в одном слове: Россия... Отец, властелин, вождь, герой, спаситель   - все в одном слове: Сталин. Бог - Сталин, дьявол - Гитлер, рай - Москва, ад - Берлин." Никаких оттенков.  "Коммунизм"  английского  интеллектуала  вполне объясним. Это "патриотическое чувство личности, лишенной корней". Так писал Джордж Оруэлл.
Намек  достаточно   прозрачен? - продолжал Иван Иванович - Не так ли?.. Сталинизм заполняет пустоты, выжженные    индивидуалистическим либерализмом,   замыкающим   человека в его личной шкуре. Те, кто ощущает себя частью чего - то бессмертного -  народа, науки, искусства, церкви или даже семейного клана, - в подобных суррогатах вечности не нуждаются. "Для душевной потребности в патриотизме и воинских доблестях, сколько бы ни презирали их зайцы из "левых", никакой замены еще не придумано", - вот так умел выражаться Джордж Оруэлл, главный обличитель тоталитаризма! Европейский сталинизм был в те годы попыткой найти суррогатную замену очень многим европейским классическим доблестям.                - Но не таков ли сегодняшний  наш сталинизм? Ведь мы тоже теперь европейцы. - бросили ему. - Скажите.
- То, что на поверхностный, невнимательный взгляд есть лишь жалкая ностальгия по рабству, - говорил Иван - на самом же деле есть ностальгия по героизму и патриотизму...               
Кстати, тоже самое - заметил он -  я могу сказать и о расцветающем пышным цветом протестантском сектантстве. Я имею ввиду все эти новомодные "Орудия Господа" и прочие кружки и группки весьма сильно разочарованных жизнью новоявленных богомольных фанатиков... Чем они отличны от классических советских, да и тех же, упомянутых нами сталинистов тридцатых и сороковых на Западе? То же в них желание "единения" и "силы" пред лицом угрозы, которая во много раз больше их слабеньких сил. Они пока лишь - есть испуганное "стадо Господа Нашего", робко блеющее при грозных и громовых раскатах социальных гроз и бурь. Что же ждет их завтра? Что? Может, - смело предположил профессор - кто - то станет из них террористом или профессиональным революционером? Бог весть... 
- Это бедные, советские дети... - понеслись охи и вздохи к нему. - Они просто не наигрались в свое время в разные дурацкие игры, состоявшие из коллективных маршировок - всех этих бездумных "Смотров строя и песни", всех этих "Орленков", "Зарниц"... Будем же надеяться, - говорили ему - что все эти их моления, песнопения и раздача листовок по улицам очень скоро станут им поперек молодецкого горла. Ведь они то все таки должны уметь мыслить критически. "Юноши и девушки, - вот так скажем мы им - вот пришел капитализм! Так, дерзайте же, Вы!..   
- Ничего они там не "умеют"... Ничего они нам не "должны"... Просто время такое - довольно то смутное. - перебили Козицына. И поперли, как пьяный в буфет - А когда на Руси было "все хорошо"? Вспоминайте... Не вспомните.
- Это все от Запада! От Запада зараза та баптистская! Вот царь то в свое время их на каторгу и ссылал. И правильно... - злобно заскрипела из угла старуха.
- Ну уж нет! - понеслось в ответ над чредою бутылок. - А безумства "раскола"? Тоже "c Запада" будут? А поморские толки? Ну, а тот Аввакум - протопот, откуда же? Только вспомните, вспомните - горящие за живо люди в деревянных скитах...
- "Стригольцы", "прыгуны", "молокане"... Все безумцы - сектанты, раскольники... И "скопцы" еще бывали на Руси. И, простите, дамы, "адамиты". Это те, что и вовсе ходили нагие, как во времена адамовы... - стали вспоминать на перебой, отчего иные дамы старые за тем столом позарделись густо, а иные помоложе - девушки - просто прыснули смешочками в кулак.
- Все поморские такие... "беспоповцы" с их вот этими самыми "Кормчими книгами"... И еще. Были тут на Русском Севере такие времена, когда в каждой деревне свой особый толк заводился. - продолжал вещать Козицын. - Я знаю. Свой "Христос" становился над "миром" и своя "Богоматерь"... Были свальные оргии - вместо молитв. Были массовые истерии и самоубийства коллективные, и не хуже, чем ... того американца на Гайане... Помните "Народный Храм" их Джонса? Джонсона? Вернее - Тейлора... Помню нам рассказывали еще в Семидесятые: прибыла к ним делегация от Конгресса СэШэА. Так они ее расстреляли cначала, а потом отравились ядом с каким то тропическим соком... Впрочем, о чем это я? А... о том,  что сектантство есть темное и простонародное по глубокой и нутряной своей сути  явление типично, чисто наше - русское, кстати, близкое к тому - же сталинизму. Форма у него сейчас протестантская, то есть Западная, это "да". С этим я согласен безоговорочно, полностью. Но болезнь, но безумие смешанное, впрочем, весьма густо с жаждой молодого героизма, самоотречения и подвига - родное, российское тут!.. 
* * *
Долго пили и ели. Шушукаясь терлись у стен вспоминая -
- Тейлор... На Гайане - массово всех порешили тогда... Отравились соком c быстро действующим ядом. Это в Семидесятые...
- Токио. Метро. Господин Асахара. Фанатики... Девяносто шестой. Неужели не помните?
- "Братство" в Киеве. "Белое Братство". Их истерика. Захват Киево - Печерской лавры в Девяностые. Ожидание всеобщего конца и безумная  дама их - Дэви Мария Христос...
- Что - то страшное близко и будет? Вот такое, товарищи, б...о, да к тому ж еще и "белое"...
* * *
ИЗУЧЕНИЕ БИБЛИИ. В ГОСТЯХ У ПИНГ - НАТЫ

Эта недалекая от его Пролетарки очень длинная - Можайского, неказистая, пыльная, настоящая рабочая улица,  шедшая параллельно с железной дорогой, издавна словно б пропахла тревожной сыростью и старыми, промасленными шпалами. Длинные, надрывно - тревожные,  неразборчивые, сбивчивые сообщения диспетчера, доносившиеся с близкого, за линиями распластавшегося красного вокзала даже и вполне спокойным проходящим там гражданам словно бы колотили по нервам. Ряд длиннейших бараков на два этажа небогатой архитектуры поздних "культовых", чуть разрезанный на двое старым депо с установленным перед ним паровозом на сером, бетонном постаменте. "Памяти трудового подвига работников ж/д в годы ВОВ. 1941 - 1945 гг." - было писано масляной краской на том пьедестале.
Что еще было там, на Можайского? Три кирпично - кровавые, красные свечечки водонапорок среди почти голых уже тополей наискось перерезаемые подле путепровода обшарпанными строчками самых первых в Устьрятине "еще тех" - настоящих - "хрущевских", пятиэтажных домов. Типовой кинотеатр из тех же давнишних времен - бывший  некогда "Спутник", а теперь - автосалон "Хюндай"... Кстати имя той местности местная шпана в "Можае" окрестила меж собой без мягонькой, японской "ю", руководствуясь, по - видимому, правилом нехитрым - "как, блин, слышится - так и пишется", отчего ей самой становилось всегда почему то смешно. Почему? Покажи глупцу палец...
Дома старые и такая же старая школа - интернат для "проблемных детей". Ряд рабочих, больших и уже тем одним жутковатых общежитий. Меленьная реченька Поганка с огородами и частными, бревенчатыми домиками по пологим ее берегам. Пара - тройка магазинов, библиотека, парикмахерская - все на первых этажах - в "хрущебах". Стадион "Локомотив" - старый, разбитый, весь в ямах и рытвинах с черной, стоячей водой. С древним прудом у самого края на котором минувшей весной утонули катаясь на плотике двое устрвенно ущербных школяра. Тополя - полосою - в небо кинули черные пальцы. Мокрый ветер гоняет желтые волны травы. Поле. Дальше - лишь поле. "Поле, русское поле", как в песне... Редкие кусты - под серым, проливным дождем.  Поле, где дождь и где ветер - "на всем свете", точно в поэме у Блока. Уходящая в желтое жизнь и так -  до Кирсановской рощи, где когда - то, по слухам, была даже какая - то старинная усадьба, или даже церковь. Теперь нету, естественно. Революция... Где же? Кто же теперь разберет? Черт один? Кто припомнит?
Только старые,  большие, отчасти больные деревья, подпирающие разлапистыми кронами северное устьрятинское небо там стоят... "среди равнины голой", как в той песне.
Вот как раз вблизи этой рощи Кирсановской в нарушение экологических и природоохранных запретов и полезли, и лезут грибами после дождика силикатные, новые, "ипотечные" пятиэтажки, в ближней к "Локомотиву" папа Наты Пинг - всем известный в городе полковник полиции  прикупил недавно довольно  приличную квартиру.    
* * *
- Хорошо тут у них... - говорил Андрей Серому. - Видишь?.. Мы когда еще по тропке шли, я тебе говорил: "Дом элитный!" А ты мне: "Рядовой, рядовой..."
- Ты, потише. - дернул за рукав его Воловин. - Снимай обувь да проходи...
- Проходите! Проходите все в комнату! - приглашала их Пинг по домашенему одетая девочка, чуть растрепанная, даже в халате.
- Ты ее в халате не видел? Не видел? - усмехнулся Андрей.
- Лучше без... Не согласен? - стал острить Воловин.
- Тише. То услышит - обидится... Ой... - ощутил толчек в спину Андрей.
- Дверь... У двери ты. Отойди. - дернул друга Воловин.
Распахнулась и в дверях появился флегматичный Вадим - музыкант, а за ним еще девочка - горбоносая Таня с простым, деревенским лицом. 
- Ну, теперь то все в сборе? - появилась из комнаты Пинк.
- Тут вся группа! - улыбались ей.
- Проходите. Сядем за тот стол. Начнем с коллективной молитвы.
- Как всегда? - спросил Нату Андрей.
- Как всегда. А ты разве не в курсе? Да Вы оба - впервые! - сказала им Ната бросив свой чудный взор на Андрея и Серого. - Никогда на домашнем изучении не бывали? Что ж, все бывает впервые. Это Вам, наверняка, понравится. 
* * *
Поднялись на ноги и взявшись за руки над круглым столом прочитали три раза "Отче Наш", а потом слегка раскачиваясь по сторонам, затворив глаза Ната начала петь, вначале негромко. После все громче, сильнее, гортанней глаголить почти что утробно - О - о - о - лан - лан - лан - лан - дар - дар - дар - ри - риба - шин...
Яростный речетатив переходящий в вой и - обратно дребежал в хрустальной люстре, бился о силикатные стены уютной, мещанской квартирки.
- О - о - лан - лан - лан - дар - ри... - поддержал ее мигом музыкальный Вадим.
- О - лан - дари... - глаголила вслед им поплывшая горбоносая девушка Таня.
- О - лан - дари... - возгласил неожиданно басом Сергей.
- О - лан - дари... - задохнулся восторгом и выплюнул этот вопль, этот звук, этот крик из пронзенной сладкой стрелою груди студент Дюша. - Лан - дарр - и! Лан - дари - и!
Двое девочек и четверо парней стояли закрыв очи, качались в такт, голосили. Странный звук вырывался из каждой груди, лез из самого горла - без всякого смысла - безумно. Шел как будто помимо их воли. Сам собой шевелились их языки. Их тела неожиданно то наливались как - будто свинцом, тяжелея, то вдруг становились необычно легкими, словно бы они были уже не из плоти, не их. Словно это уже не тела, а воздушные шарики с гелием. Чуть отпустишь веревочку - и в потолок, это если в квартире. Еще хорошо, коль поймаешь за хвостик. А на улице? А во дворе? Улетит такой шарик сорвавшись в белое - серое, в небо бездонное и уплывет, пропадет без следа.   
Сколько длилось их счастье нечаянного прикосновения к Истине? Может, десять минут? Может, даже все тридцать?.. Постепенно, не сразу но начало их отпускать. Побежали по телу привычные многим мурашки и глаза, у иных из них - отчего то полные светлых и радостных слез стали отворяться на мир. Сперва четверо мальчиков, потом обе девочки начали понемногу приходить в себя. Расцепились сплетенные руки. Разминались затекшие пальцы и шеи начали поворачиваться. Позже всего у всех возвратился нормальный язык.    
- Как? - спросила у новых Наташа. - Вас пробрало?
- Пробрало. - ошалело ответил Сергей не припомнив даже всем известный анекдот про "пробрало". - Это сильно - впервые...
- До того у меня так... бывало. - повернулся к Наташе Андрей. - Было, но не так.
- А как? - влезла Таня. - Скажи.
- Было это, когда все в Храме молятся. Все на языках поют, и ты, вроде, сам подпеваешь. Не так?.. У меня так было. - начал говорить им Дюша. - Это, вроде, как... попугай. Попугайство? Ой, я глупость, наверое, сказал? - чуть смутился он. - Я не хотел... Я то знаю, что это - язы'ки...
- Ничего. - неожиданно властно взяла за руку Дюшу Наташа. - С новичками "такое" бывает. Ты сказал от незнания, верно? Не по умыслу злому сказал, потому что Истину еще не знаешь...
- Я читал Писание все. - отвечал он Наташе приняв нежную ладонь в свою руку. - Но я до конца не понимал...
- Ты не понимал - поймешь. - неожиданно решительно, резко вырвала ладонь девчонка. - Кстати, у нас нынче - изучение Пятидесятницы - основания учения Церкви Благодатного Огня -  продолжала с улыбкою она очень строго и тут же как будто с любовью и нежностью посмотрев на Андрея - Я - ведущая группы. Попрошу всех садиться и открыть свои Библии. И так, "Деяния Святых Апостолов", глава Вторая, наиная с Первого стиха ...   
* * *
- При наступлении дня Пятидесятницы - начинала Ната чуть улыбаясь уголочками нежного, еще детского рта -  все они были единодушно вместе.
И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились.

- Теперь все читайте по кругу. С третьего стиха. - приказала девчонка собравшимся.

- И... - чуть замешкалась Таня - И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них.
И исполнились все Духа Святаго, - продолжала она с выражением, напевно - и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать.

- В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небесами. - продолжала Наташа. А затем снова взяв Андрея за руку приказала ему - Начинай!

- Когда сделался этот шум, собрался народ, и пришел в смятение, - начинал хрипловато Андрюша ощущая тепло ласковой, девичьей ручки - ибо каждый слышал их говорящих его наречием.
И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне?
Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились. - крепчал властно, наливался неведомой силою голос его - Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии,
Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты,..

- Все. Довольно - довольно... - кивнула парню Пинг и опять убрала свою ручку.

-  Критяне и аравитяне, - продолжал Воловин Сергей - слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих?
И изумлялись все и, недоумевая, говорили друг другу: что это значит?
А иные, насмехаясь, - продолжал с выражением чуть актерствуя и грассируя голосом парень - говорили: они напились сладкого вина.
Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские и все живущие в Иерусалиме! Сие да будет вам известно, и внимайте словам моим: они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;

- В те века днем не пьянствовали. - объяснила Наташа. - Понятно?
Все послушно кивнули, подумав - Теперь все не так...

- Но это есть предреченное пророком Иоилем: "И будет в последние дни, - подхватил чуть испуганно Вадя - говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут. - смущенно закончил студент - музыкант покосившись на сидевшую рядышком Таню.

- И на рабов Моих и на рабынь Моих - продолжала за ним длинная девушка с деревенским лицом - в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма:

- Солнце превратится во тьму, - подхватила с какой - то садистской улыбочкой Пинг - и луна в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется." - говорила она показав жест ладошкою, дав тем самым понять всем собравшимся, что отныне читает одна. - 

- Мужи Израильские! - возгласила Наташа грудным, ласковым голосом - выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете,
Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили;
Но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его.
Ибо Давид говорит о Нем: "Видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался.
Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя упокоится в уповании, ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тления. - посмотела она на Андрея и опять схватила его за руку - Продолжай!

- Ты дал мне познать путь жизни, - ликовала душа и улыбка, дурацкая, глупая, детская сама лезла Андрею на рожу - Ты исполнишь меня радостью пред лицем Твоим."
Мужи братия! да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня.
Будучи же пророком - говорил Андрей - и зная, что Бог с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его,
Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления.

- Сего Иисуса - подхватила Наташа за ним. - Бог воскресил, чему все мы свидетели.
Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святаго Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите.
Ибо Давид не восшел на небеса; но сам говорит: "сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня,
доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих."
Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли.

- Cлыша это, они умилились сердцем - продолжал вслед Андрей с величайшей радостью ощущая, как наташины пальцы ловко жмут и играют, как пойманная рыбка на ладони -  и сказали Петру и прочим Апостолам: что нам делать, мужи братия?
Петр же сказал им: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святаго Духа.
Ибо вам принадлежит обетование и детям вашим и всем дальним, кого ни призовет Господь Бог наш.

- И другими многими словами - подхватил Воловин басом - он свидетельствовал и увещевал, говоря: спасайтесь от рода сего развращенного.
Итак охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч.

- И они постоянно пребывали в учении Апостолов, - выдавил уже за ним Вадим чуть испуганно - в общении и преломлении хлеба и в молитвах.
Был же страх на всякой душе; и много чудес и знамений совершилось через Апостолов в Иерусалиме.

- Все же верующие были вместе - продолжала Татьяна - и имели всё общее:
И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого.
И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца,
Хваля Бога и находясь в любви у всего народа. Господь же ежедневно прилагал спасаемых к Церкви.
* * *
- А у нас - не так? Или так же? - приставал Андрей к Наташе. - Ты скажи, ты сегодня - учитель...
- Ну, все это было у первохристиан. Сами знаете. - отбивалась Наташа. - Пожертвования - это необходимо.
- Для Хватова, Трусанова и Сереги Голубкова. - хмыкнул Серый. - И для Глена... Не так?
- Нет, не так! Нет, не так! - взбеленилась Наташа - Я сейчас... - принялась листать она черную книжку. Вот, закладка. Нашла. Слушайте, с этого места. - 

Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить;  или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть.
Не можете служить Богу и маммоне.
Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды?
Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?
Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?
И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут;
но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них;
если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры!
Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться?
потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом.
Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам.
Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы.

- Это "Нагорная проповедь" Христа? Красиво, красиво сказано, но все - же, они жили по принципам, а мы...? - подхватил Воловин. - Скажи, живем ли мы ровно так, как нас учит Господь? Все ли? Или все же не все? Почему?
- Я не знаю... Я думаю, что у нас правильно - все. С нами Глен Рабчинск из Канады, он - все знает... - взяла девушка снова "коня под узцы". - И вообще, давайте не спорить! Наш урок окончился, будем лучше пить чай! - улыбнулась натужно Наташа и сцепила свои пальцы с дюшиными крепче.
- Чай готов! - распахнула дверь женщина с подносом.
- Мама, я бы принесла сама. - чуть смутилась Пинг принимая поднос.
- Чай... - обрадовались Таня и Вадя глядя на горочки с печеньем, с пироженными.
- Что я говорил? Элита! - улыбнулся Воловин Андрею.
Но Андрею было в этот миг не до него. Ната, дорогая, любимая Пинг снова взяла его ласково и властно за руку и куда - то вела и вела. То ли просто к столу, то ли - к жизни ли, к смерти? Впрочем, это было Андрею уже все равно.
- А сейчас опять помолимся перед едой. О, Господь, благослови этот хлеб... - говорила Наташа.
- И пирожные - тоже. - сунул в молитву Воловин и все улыбнулись.
* * *
В ЧАС ДОСУГА

- И какие у народа предложения относительно нашей дальнейшей работы для Господа? - спрашивала Ната - Глен велел, чтобы в группах проголосовали относительно предолжения об открытии при нашей церкви медицинского центра - клиники для лечения наркозависимых. Кто из Вас "за" - прошу поднять руки!
- Да все "за"! - зазвучали молодые голоса.
- А мы справимся? - усомнился Вадим. - Мы ведь не врачи, мы не умеем...
- С Богом нет ничего невозможного. - успокоила парня Наташа. - Если Рабчинск что - то придумал, значит дело самое реальное, стоящее.
- Пастор знает. - заметила Таня. - Раз он так решил - то все.
- И к тому же, он ведь не один. Голубков, Трусанов, Хватов - на что? - принялась загибать Наташа пальчики.
- Ты да я, да мы с тобой. - улыбнулся девчонке Андрей.
- Ты да я... - подтвердила Наташа. - Ты пей... Пейте чай. - угощала она. - Не стесняйтесь.
* * *
Пили чай и смотрели на огромном экране в гостиной какие - то очередные новомодные "стрелялки - бегалки" на Ди - Ви - Ди. 
- Долби - звук, - объяснял Вадим горбоносой Татьяне - это как - бы объемный. Не поняла? Вот тут - восемь колонок. Это называется "домашний кинотеатр"...
- Все ясно. - отбиваласт Татьяна. - Не мешай. Мы читаем журнал...
- Ну, и что там пишут? - косил глаз Воловин. - Эй, Андрюшка, да ты - в "цветнике"? - усмехнулся он глядя на друга. 
- Да, вот тут... - покраснел смущенно Дюша.
- Ладно уж, сиди. "Сиди на жопе - прямо", как сказал бы Славка. - хохотнул Серега - Только как журнал то называется - скажи.   
- Это... Ната, Таня, как он? Дайте же посмотреть. - начал он теребить номерок. - "СВЕЖИЙ ВЗГЛЯД". Тебя устраивает?
- Да, вполне. - бросил Серый. - И чего пишут?
- Вот, обложка. И, так - крупный заголовок - "СВЯТЫНЯ. ТУРИНСКАЯ ПЛАЩАНИЦА НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ПОДДЕЛКОЙ"
- Вот так?
- А ты думал... - сунулся музыкальный Вадим, но его оборвали.
- А ниже. Что еще за "сенсации века"?
- Дальше... "ЯЙЦА СУДЬБЫ" и молочные железы Анки Шафаревич отвратили окончательно от кино российского зрителя. "Мы его столько раз обманывали, а большая аудитория обмана не прощает."
- Она любит большие... Ой, - взвыл Андрей почувствовав удар острого локтя под ребра. - Ната, да зачем так?
- А как? - обернулась Наташа. - Вы на изучении Библии, или в борделе?
- Мы... тут. - извинялся Андрей.
- Если "тут", то не стоит пошлить. Я "такого" терпеть у себя то дома не намерена. Верно, Таня?
- Верно. - с грустью подтвердила Таня, почти непрекрыто завидуя полногрудой, задорной Анке с глянцевой обложечки "Взгляда"      
- Тут еще ниже - темы. - продолжал Андрей. - И, так. Вот "пять топ - самых обсуждаемых тем: - СВЯТЫНЯ. ТУРИНСКАЯ ПЛАЩАНИЦА НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ПОДДЕЛКОЙ? МНЕНИЕ УЧЕНЫХ." Ну, я это уже говорил. Вот еще " - КАК ОТЛИЧИТЬ БОГАТОГО ЧЕЛОВЕКА ОТ БЕДНОГО? - ХАМСТВО В СФЕРЕ ОБСЛУЖИВАНИЯ. - ВЕЛИКИЕ ЗАГАДКИ ИСТОРИИ." И наконец  "- АКЦИЯ ПРОТЕСТА ОППОЗИЦИИ В МИНСКЕ."
- Так прочтите же вслух! - начал приставать Сергей Воловин. - Тема то какая - христианская самая...
- И, так - начала Наташа грудным голосом. - "СВЯТЫНЯ ТУРИНСКАЯ ПЛАЩАНИЦА НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ПОДДЕЛКОЙ..." Все поняли? Читать дальше?
- Читай. Читай, Ната. - закивали все дружно.
- И, вот - Христианская святыня - Туринская плащаница - не является средневековой подделкой, а представляет собой подлинный погребальный саван Христа, сообщила вчера лондонская газета "Дейли монитор" со ссылкой на новые исследования итальянских ученых. В ходе экспериментов специалисты из Национального агентства новых технологий, энергетики и устойчивого развития Италии установили, что "подделать имеющие на льняной ткани отпечатки человеческого тела и крови было невозможно имевшимися в Средние века средствами, и они имеют естественное происхождение". Так вот! - ликовала Наташа. И дальше - "В заключении ученых отмечается, что эти отпечатки стали результатом мощного "высвобождения электромагнитной энергии". Тем самым, пишет издание, их выводы косвенно подтверждают уверенность сотен миллионов христиан в том, что отпечатки на ткани образовались в момент воскрешения Христа. "Мы надеемся, - говорилось в статье - что теперь каждый может сделать собственные заключения из наших нынешних исследований", - отметили итальянские специалисты.
Хорошо известно, что легендарная Туринская плащаница длительное время хранилась в одном из храмов Константинополя. После разграбления столицы Византии крестоносцами плащаница была привезена во Францию, а оттуда попала в Италию. Сейчас эта святыня находится в соборе Святого Иоанна Крестителя в Турине. Согласно преданию в этот саван Иосиф Аримафейский завернул тело Иисуса Христа после Его Крестных страданий и смерти. На саване остались отпечатки Лика и Тела, а также Крови. Сейчас ученые установили, что они подлинные."
- Ничего себе... - покачал головою Вадим.
- Да, наука... - сказала Татьяна. - Можно я почитаю? - потянулась она за журналом. - И так, "КАК ОТЛИЧИТЬ БОГАТОГО ОТ БЕДНОГО?"
- А что, неужели так трудно? Вот у нас на Валу... - было начал Андрей и осекся. Ему стало неловко пред Таней и Натой, что он родом с Пролетарки, c Пролетарского Вала известного в городе всем. 
- "Многих современных людей интересующихся финансовыми проблемами жизни общества глубоко волнует вопрос: как с первого взгляда научиться отличать обеспеченных людей от "презренных неудачников"? Вот что пишет по этому поводу один участник этой злободневной дискуссии - девушка которая называет себя просто " Маня Блондинка" или "Блонди Маня" - на английский манер"...
- Ну, и что эта самая "болонка Маня" пишет? - скептически хмыкнул Сергей.
- Пишет... - продолжала Татьяна - вот что: "Судить о материальном достатке собеседника по наличию у него дорогой машины, золотых часов с бриллиантами или платинового мобильного телефона неэффективно - все они могут быть куплены в кредит, а сам их обладатель может при этом жить в крошечной однокомнатной "хрущевке"".
- Кстати, считать чужие деньги - не есть хорошо. - сказала на это Наташа - Вот я - никогда не считаю.   
- Ну, все это потому что, они у Вас есть. Но не все так живут. - просипел чуть смущенно Вадим. 
- А кто им, тем кто деньги считает хорошо жить мешает, скажи? - обернулась Пинг Ната.
- Надо место найти... Да и платят хреново... - стали сыпаться бойкие фразы. - Официальных безработных нет. Почему? Потому что пособие - пятьсот рубликов в месяц. Не прожить... Вот поэтому и идут у нас в городе люди на практически любую работу...
- Все ясно. Дальше что? Продолжай читать, Таня! - принялась заминать Пинг неловкость. - Читай!
- "Большинство участников нашего диспута предложили ей смотреть на то, как объект изучения одет, аккуратные ли у него ногти и насколько спокойно и уверенно он себя держит. Некоторые же возразили, что "судить по одежке" тоже весьма недальновидно. Вот что пишет человек, дискусант под псевдонимом "Волф": "Знаю немало людей с небольшим доходом, тратящих кучу денег на брендовые марки именно в одежде и обуви, живущих при этом в съемной квартире". Ориентироваться на умение уверенно вести себя в любой ситуации и доброжелательно улыбаться некоторым тоже показалось сомнительным. Так участница разговора "Пантера" напомнила собеседникам, что именно так всегда и держался известный литературный герой - проходимец и авантюрист Остап Бендер. Нашлись также и смельчаки, не побоявшиеся дать Блондинке советы. Так, некий "Майтрейя" ехидно интересуется, что мешает ей при первой же встрече прямо в лоб спросить, кто его собеседник - "лузер" или "преуспевающий"?
- Фу, как все это... гадко. - скривилась Татьяна.
- Что же? Что? - не поняла ее Пинг.
- Это... То, что люди только матеральным и нитересуются. Не так? Хорошо, что мы не такие. Христиане... - продолжала горбоносая.
- Нет, все это - нормально. Мы живем при капитализме! Верно, мальчики? - обратилась в поиках поддержки к мужской половине Наташа.
- Ну, не знаю... Не очень все это... - закачали головками "мальчики" - Что там еще? Про "ЗАГАДКИ ИСТОРИИ" можно?
* * *
- "А вот всем известная Елена Первушина провела любопытный опрос. - начала читать Ната статью. - Балерина  предложила всем желающим представить, что они встретились с неким путешественником во времени, который готов открыть им одну историческую загадку, и спросила, что бы они выбрали. Опрос заинтересовал очень многих, и каждый посчитал самой главной тайной истории что - то свое. Удивительно, но ответы ни разу не повторились... И так, отвечающим хотелось разузнать о самых различных событиях, от глубокой древности до самого недавнего прошлого. К примеру, одна девушка - студентка московского ВУЗа спросила бы у путешественника, где на самом деле родился Гомер, а парнишка с рабочих окраин Твери спросил бы у "этого чувака" - "Кто на самом деле шарахнул по Всемирному торговому центру в Нью - Йорке? Не пропангадистский ли миф СэШэА знаменитый Усана бен Ладен?" Некоторые участники опроса вспомнили о загадках Атлантиды и Тунгусского метеорита. Кто - то хочет узнать, точно ли американские космонавты слетали на Луну и куда перед этим пропала библиотека Ивана Грозного. Самым же радикальным был один молодой человек из Воронежа. Ведь его интересует момент возникновения нашей Вселенной."
- Кстати, если у чего то есть начало, то со временем тому придет конец. -  философски заметил Андрей. - Как там на счет скорого "конца света"? В этот год опять предсказывали, по календарю древних Майя, где - то в конце декабря...
- Ерунда! - перебила Наташа больно впившись ногтями в ладонь -  Спорить о сроках конца истории - только время тратить попусту. На сей счет в Святом Писании есть два высказывания, исчерпывающие, так сказать, вопрос. - говорила девица серьезно - Первое из них принадлежит Святому Апостолу Павлу. "Время уже коротко..." Первое Коринфянам, глава седьмая, стих двадцать девятый. - стала Пинг перелистывать Библию. - А второе принадлежит самому Иисусу Христу: "О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один" Это Евангелие от Матфея, глава двадцать четвертая, стих тридцать шестой. Оба эти высказывания не исключают того, что конец истории еще очень далек, так что пока - заключила она - беспокоиться не о чем.
* * *
- Хорошо, что мы - "благодатники" - "чистые". Не завидую этому миру! Все это язычество... Все эти традиции нелепые - бр - р - р... - передернула Ната плечами. - Вот, к примеру, страшно вспомнить, что у нас творится в Новый Год! Неужели не помните?
- А чего там ... случилось?
- Как "чего"? Неужели забыли, как в Устьрятине по улицам козу водили?
- Это те традиционные народные гуляния что ли? - не поняла Таня.
- Для кого "традиционные, народные гуляния", а для нас - языческое колядование. Неужели не знали?
- Но ведь здрово было. - заметил Вадим. - Разрумяненные девицы - красавицы в традиционных русских, народных костюмах и их бравые молодцы в масках звериных на глазах у прохожих исполняли зажигательные танцы, распевали озорные частушки.
- Чуть ли не с русским матом! - зарделась в гневе Наташа.
- Нет, неправда, там матера не было. - встрвил слово Воловин Сергей.
- Может мата и не было. - согласилась Пинг. - Но того, что там было - довольно. Гвоздем шествия стала "коза" - то есть некая барышня в кафтане, которую вела "хозяйка" на веревочке, веревке привязанной к талии девушки. Временами эта самая "козочка" начинала "хворать" или и вовсе падать в обморок, и тогда всех неравнодушных приглашали помочь сей бедняжке - хоть вот денежкой, хоть конфеткой какой.
- Может ей козла надо? - заметил Андрей.
- Что, опять? Ах, ты...! - то ли в шутку, а то ли всерьез рассердилась Наташа, но тут же почему то сменив гнев на милость продолжила - Слишком многие знают, что вот этот обряд с "козой" отражает остаток дохристианского еще ритуала - простонародного языческого верования согласно которому что душа сельской нивы представляет собой существо, напоминающее де козу, преследуемую жнецами и скрывающуюся в самый последний,  недосжатый хлебный сноп. Это действо издревне сопровождалось колядками - то есть песенками, в которых исполнители славили хозяев крестьянского дома и желали изобилия и богатого урожая на будущий год. Славили человека, не Бога! И еще самое важное. - распалилась Пинг. - Демонстрировать древний обряд в самом сердце Устьрятина взялись участники движения "Эко поселение Гаршино", в чьи проекты недвусмысленно вписан следующий пассаж: "возродить культурное наследие славянских предков и жить в гармонии с природой."
- Ну, и что же из этого следует? - хмыкнул Дюша - Экологи...
- Не "экологи" они а "язычники"! Неужели не ясно? - озарило Татьяну. - Так, Ната?
- Молодец. - похвалила Наташа подругу. - Начинаешь думать по - христиански! Как там про "различение духов" то сказано? Мы должны отличать! И бороться, бороться, бороться...
* * *
- Ну, а как же тогда Рождество? Рождество "матерь праздников" у "благодатников". Но там тоже есть сильная языческая компонента. Вспомните хотя бы, что волхвы, то есть чародеи, астрономы - астрологи и просто волшебники - говорил Андрей -  шли чтоб поклониться новорожденному Иисусу Христу и несли ему дорогие подарки. Не так?.. Или дата его - двадцать пятого декабря или там - седьмого января - это как кому нравится... не есть правильная. А почему? Потому что сказано в Евангелии, что тогда на полях были пастухи со своими стадами. Но не в декабре, ни в январе сие есть невозможно. В Палестине - зима, c неба дождь. Так какие ж тут "овцы"?.. Просто праздник рождения Иисуса "присобачили" в Риме к ранее существовавшим народным праздненствам - всем известным Сатурналиям сопровождавшимся всеобщим распутством и пьянством... 
- Экий ты... - задохнулась Наташа и оставила руку Андрея.
- Но все это - так. А елка - просто старая немецкая традиция, и тоже по - сути языческая.
- Кстати, с революции Семнадцатого года в атеистическом советском государстве о Рождестве и упоминать запрещалось, а не только праздновать. - загудел флегматичный Вадим. - Вифлеемскую звезду заменили на пятиконечную. И зеленая ель была также подвергнута опале, как рождественский символ. Люди, жившие в те времена, рассказывают, как тайком проносили зеленые веточки в дом, как их прятали в самых дальних комнатах от недобрых, посторонних глаз. В тридцать третьем, по - моему, специальным Указом правительства ель вернули обратно людям, но уже, вроде, как новогоднюю. Во все годы гонений на церковь, репрессий люди праздновали Рождество в самых невероятных условиях, рискуя потерять не только работу, но и свободу, и даже жизнь.
- К сожалению, сегодня, - усмехнулся Воловин - несмотря на то, что Рождество стало государственным праздником, многие не понимают значения этого праздника. Для подавляющего большинства россиян - это лишь повод посидеть за столом, крепко выпить. Так, За праздничной суетой забывается настоящая суть праздника - Рождение Спасителя рода человеческого.
- Еще Бродский писал - сунул Дюша -

   В продовольственных слякоть и давка...
   Запах водки, хвои и трески,
   Мандаринов, корицы и яблок,
   Хаос лиц и невидно тропы
   В Вифлеем из-за снежной крупы.

- И Дед Мороз - тоже чисто языческий идол. - поддержала Наташа и опять нервно дернула руку Андрея. - Вся эта традиция праздновать Новый год с неизменным салатом "оливье", с "Советским" шампанским и украшенной гирляндами ёлкой по историческим меркам появилась не так уж давно. Да и сам Новый год не всегда был праздником, особо если в этот день человека "охаживали" по спине деревянной палкой.
- Как это? - удивилась Таня.
- А так, - говорила Наташа. - Ведь у каждой эпохи были и свои традиции. Так, из исторических хроник прекрасно известно, что до принятия христианства Новый год на Руси был своеобразной "плавающей" датой. Выпадал он чаще всего на разные мартовские дни, близкие к весеннему равноденствию. Этот праздник олицетворял собою не столько наступление нового года, сколько приход в мир весны. В этот день наши предки - русичи украшали деревья восковыми свечами в честь богов плодородия, дабы те сниспослали им хороший урожай.
В год принятия христианства на Руси в девятьсот восемьдесят восьмом году за праздником закрепили дату - первое марта, а сам год разделили на двенадцать месяцев коим дали собственные имена. Так и было до конца Пятнадцатого века, когда правитель Московии Иоанн Третий не подвинул начало нового года на первое сентября. Лишь в канун тысяча семисотого года Петр Великий предписал своим подданным встречать Новый год первого января, производя летоисчисление не от сотворения мира, первым годом тогда считался пять тысяс пятьсот восьмой год до нашей эры, непосредственно а от Рождества Христова.
В нашем лесном устьрятинском краю были в ту пору ещё очень сильны языческие обряды. Потому указу царскому подчинились не все, и во многих отдалённых деревнях ещё несколько десятилетий наступление Нового года отмечали и первого марта, и первого сентября - на всякий случай. В авангарде борьбы с язычеством и новогодними "заблуждениями" выступало тогда духовенство. Здесь был показателен пример с так называемой Каменной Бабой - огромненным валуном специфической формы, что покоился в поле неподалёку от Ладникова. И зимой и летом женщины несли к нему дары, так как существовало поверье, а верней суеверие что де, прикоснувшись к животу этой Каменной Бабы, можно вылечить бесплодие. Ну а первого сентября этот странный камень украшали цветами и лентами и устраивали рядом с ним языческий Новый год.
Чтобы пресечь "бесовские игрища", - продолжала Наташа рассказ - представители Церкви наняли подводы, на которых  валун втащили в лес, где он и покоится сейчас... Интересная история связана и с другим устьрятинским городом - Великим Кустюгом. В петрбугской Кунсткамере до сих пор хранится людопытный документ. В монастырской "отписке" за тысяча семьсот второй год говорится о деяниях некоего Ивашки Морозова из Кустюга, что на Суконе". Там написано что де в первый день того нового года вышел он на базарную площадь в "тулупе овчинном с вывертом" и принялся раздавать детишкам "пряники сладкие и кукол тряпишных". В том же самом году Пётр Первый через Тотьму ехал в город Архангельск. Путь его пролегал по Суконе, и царю, очень ревностно следившему за выполнением своих указов, в том числе  новогодних, рассказали о том праздничном нововведении Ивашки.
А потом, на январской "шутейной ассамблее" в тысяча семьсот третьем году и сам царь Пётр вдруг предстал перед знатью в том овчинном тулупе, и велел называть себя Иваном Морозовым, и дарил своим сподвижникам своим берестяных кукол. Но дарил он далеко не всем. Времена были суровые, и в руках у Петра, окромя мешка с подарками была длинная палка. Ею царь "охаживал" тех по спине, кто хоть чем - то прогневил его царское величество.
- Так Иван Морозов трансформировался в сказочного Мороза Ивановича, а петровский "дрын" стал со временем его волшебным посохом? - усмехнулся Воловин.
- Конечно. Доподлинно известно, что в старину в зимнее новогоднее время у нас в Устьрятине существовал и другой подобный палочный обычай. Мужики тогда пили не меньше то нынешнего. Пусть не водку, а медовуху и бражку, но крепко. Некоторые засыпали на снегу и ходившие стражники специальными палками тыкали тех выпивох, чтоб удостовериться в том, что они еще живы и разбудить. После палками стали не тыкать, а бить поперечных и встречных. Ровно всех - по спине, вроде бы как - бы шутя, а иных и вроде серьёзно.
- Хорошо, что такой "обычай" не прижился. - философски заметил Андрей. - Кстати, c елками - та же история. То есть - темное дело, языческое, как уже говорили... И когда он появился  точно - не ясно. По одной версии этот самый обычай ставить ёлку на праздник был ввезён в Россию будущей женой Николая Первого, прусской принцессой Шарлоттой, более известной нам под именем императрицы Александры Фёдоровны. По другой, самую первую ёлку поставили в тысяча восемьсот сороковые годы немцы, проживавшие в Санкт - Петербурге. Проживая на чужбине, немцы не забыли родных традиций и привычек, потому первые рождественские ёлки появились именно в домах иностранцев.
В нашем городе свидетельства о самых первых ёлках в домах знати датируются лишь последней третью Девятнадцатого столетия. Разукрашенные фонариками и различными игрушками, всякими конфетами и фруктами, и орехами, елки эти первоначально ставились лишь для детей. Кстати, на журнальных иллюстрациях конца позапрошлого века,  - начал умничать он - там где ёлка уже прочно заняла своё место, ни Деда Мороза, ни  тем паче Снегурочки под ней ещё нет. Они пока что не стали героями новогоднего праздника. Дед Мороз - моложавый старик в шубе, с белой, седой бородой, с ёлкой в большой руке и с мешком с игрушками пока есть только в дореволюционных святочных рассказах... И еще. Народная традиция отмечать  как Новый год, так и старый Новый год берет начало в тысяча девятьсот восемнадцатом. Именно тогда Совет Народных Комиссаров принял знаменитый "Декрет о введении в Российской республике западноевропейского календаря". Так, в декрете писалось: "Первый день после тридцать первого января сего года считать не первым февраля, а четырнадцатым февраля, второй день - считать пятнадцатымм и так далее". Таким образом, православное Рождество и сместилось с двадцать пятого декабря на седьмое января. Так сместился и новогодний праздник.
- И откуда ты все подробности знаешь? - недоумевала Татьяна.
- Книжки надо читать. - пробубнил самодовольно Дюша. - И еще - про ту ель. В тысяча девятьсот двадцать девятом всем известная партия провозгласила наряжание ёлок "поповским обычаем", а сам Новый год - "буржуазным праздником". Хотя официального запрета не существовало, но по голове за такое празднование не гладили - точно. В Тысяча Девятьсот Тридцатом и Тридцать Первом годах по Устьрятину прокатилась волна новомодных тогда "комсомольских судов". На скамье подсудимых оказывалась молодёжь, уличённая в посещении церкви, в носке нательного крестика или в украшении дома новогодней ёлью. "Приговор", как правило, был тогда лишь один - исключение из рядов ВээЛКээСэМ... Только в самом конце тридцать пятого года неожиданно для многих в "Правда" появилась статья видного той порой партийного функционера Павла Постышева с говорящим заголовком - "Давайте организуем к новому году детям хорошую ёлку!" Тогда даже "новый год" писали с маленькой буквы, это вроде бы и не особый, не  праздничный день. И хотя в статье Постышева было предостаточно словоблудия на счет происков вездесущей буржуазии, самый главный посыл был всем ясен, понятен: "В школах, детских домах, во дворцах пионеров, в детских клубах, в детских кино и театрах - везде должна быть детская ёлка!" Спорить с "Правдой" не стали, ёлки реабилитировали.
- Хорошо, что хоть не "посмертно". - сострил Вадя. 
- И хотя Павел Постышев вскоре был снят со всех постов, арестован как враг народа и расстрелян в Бутырской тюрьме, но не за ту статью, а по совокупности абсолютно других обвинений, Новый год и ёлки никто больше уже отменять не решился.
- Это что... Да у нас в Устьрятинской губернии и вообще на Руси не такое было возможно. - бросила Пинг Ната.
- А что? Что у нас?
- Интересное, разное... Кстати, тоже языческое. - заявила она. - Уж, не знаю: рассказывать ли? Мы ведь все же христиане...
- Расскажи. - попросили ее.
- Ну, да ладно... Вот, я летом в деревне была... При Шикимору знаете?
- Про кого?
- Про Шикимому. "Шикимора по дрягве ходит, / Да красну ягоду изводит, / Ну, а как наполнит брюхо, / Пойдет в село шалить старуха." Не слыхали такого?
- А кто это? - не поняли Пинг.
- Это дух такой, наверное? - догадался Вадим.
- Точно - точно. - поддержала Наташа. - По повериям он обенется то древней старухой, то веселым ребенком, а то вовсе существом неведомым. Близ деревни, где я гостила есть болото под названием Большая Чисть. Так вот, раньше тамошние крестьяне вполне серьезно верили в "шикимору болотную", бывшей как - бы супругой "хозяина леса". Говорили де, что она по местному болоту ходит с раскаленной сковородой, а того кто ей встретится на пути, эта самая Шикимора зажарит себе на обед. 
- Суеверие. - засмеялся Андрей. - Ты еще расскажи об известной всем Щуке - как - бы тоже "царице реки" Суконы. Говорили, что Щука проглатывает солнце каждый год, а потом извергает из пасти...
- Это - вздорные сказки! - ухмыльнулся Воловин. - И вообще мы - христиане, а потому все такие легенды - бредовые - лишь для грешного "мира", но не как ни для нас! Ведь один только бред, да и только...
- Нет, не бред. Нет, не бред... -  полез Вадя в начавшийся диспут.
- Почему? - улыбнулась Наташа. - Разве это все - правда?
- "Сею зернушки пессимизьма", как писал Шукшин когда - то. - усмехнулся Андрюша. - Ну, посей - посей ты, попробуй - попробуй...
- Ну, не эта история, конечно. - продолжал музыкальный Вадим. - Но другие, подобные ведь вполне могли быть. Слышал я одну старинную легенду...
- И про что же? - бросил Дюша свое со смешочком.
- Да, про озеро Хубенское. Про Хубеноозерье... Говорили, что в пору начальную вся округа та была покрыта лесами дремучими. Жили люди в лесу - дальше леса не видели. Ничего не ведали вокруг. Только стали потом примечать, что откуда то кошки носят свежую рыбу... и однажды пошли вслед за ними. Шли и вышли к камням - валунам, а под ними - сияние озерное, красота - благодать!
- Точно, есть такая сказка. - словно вспомнила Ната. - Я и стишки такие знаю: "Во лесном дремучем логе / Жили люди как в берлоге / И не знали бы красот, / Но помог кошачий род!" - улыбнулась Пинг и сдавила Андрею ладонь, отчего у него на душе стало вдруг так спокойно, так радостно. 
* * *
- Все же жалко, что и та самая елка, и Рождество, да и само христианство... - словом, все, все что хочешь из всемирного, пусть бы даже и не совсем стоящего - не от русского человека. - завздыхала Пинг Ната. - Неужели мы хуже? Вот и церковь у нас "иностранная". Кого в церковь не зову - вопрос: "А не та ли, где пастор канадский"?
- А дальше?
- Рожи кривят да ручками машут де: "Не наше все это! Мы туда не пойдем и другим не советуем!" А почему, если дело стоящее? Зачем эта, откуда ограниченность такая глупая? Ты, Андрюша, умный, скажи.   
- Ну, татаро - монгольское иго, война с Бонапартом... Неужели не знаешь сама? - стал рассказывать Дюша.
- Мы еще учили когда - то, что "Россия" была "тюрьма народов" и "жандарм Европы". Не так? - сунул Вадя свои пять копеек.
- Да, точно. До Ельцова было ровно так. В школах и в институтах учили, как написано в работах Ленина... Революция, Сталин, война. Война с немцами, потом снова - "холодная". Неужели не ясно почему еще комплексы в русском народе сидят? Впрочем, это и до Семнадцатого было, я уже говорил... У Вас дома Пушкин есть? - спросил Нату Андрей.
- Что? - не поняла Пинг.
- Не "что", а "кто". Пушкин Александр Сергеевич. Не живой, а книжки, конечно.
- Есть у папы под стеклом в кабинете. Принести? А зачем?
- Надо одно дело посмотерть. - чуть таинственно заметил Дюша.
- А что там? - заинтересовалась Татьяна.
- Сами все узнаете. Неси. - приказал он Наташе.
* * *
- Ну, вот хоть это... Нашел. Сейчас я Вас удивлю... - говорил Андрей закладывая очередную страницу из "Собрания сочинений" бумажкой. - Нам бухтели со школы... нет, с самого детского садика что де Александр Сергеевич есть только лишь "солнце" и "наше все". Не так?
- Так. - ответила Ната. - А ты что, возразить собираешься?
- Нет. Просто я хочу Вам прочесть неизвестного Пушкина.
- "Неизвестного"? Как это? Для кого? - удивилась носатая Таня.
- Скоро сами поймете. Послушайте хоть - бы такое -

Ты просвещением свой разум осветил,
Ты правды чистый лик увидел.
И нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел.
Когда безмолвная Варшава поднялась,
И ярым бунтом опьянела,
И смертная борьба меж ними началась,
При клике "Польска не згинела!" -
Ты руки потирал от наших неудач,
С лукавым смехом слушал вести,
Когда разбитые полки бежали вскачь,
И гибло знамя нашей чести.
Когда ж Варшавы бунт раздавленный лежал
Во прахе, пламени и дыме.
Поникнул ты главой и горько возрыдал,
Как жид о Иерусалиме.

Так на фоне подавления польского национального восстания Тысяча Восемьсот Тридцатого года Александр Сергеевич представил читающей пулике гнусный портрет современного ему доморощенного либерала, якобы "русофоба". А вот и еще - продолжал Андрей - из сказки. "Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях."

Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сарацина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса...

Хорошо?
- Да уж. - выдавил из горла Вадим. - Вот уж верно, "жандарм" и "тюрьма народов" - не врали! Кстати, и у Лермонтова то в "Колыбельной" что - то подобное есть. "Злой чечен ползет на берег / Точит свой кинжал..."
- Все это - печально. - говорила заметно поникнув Наташа. - Да,  любовь бывает часто безответной, а вот ненависть - никогда - никогда...
- Это точно. Хорошо, что мы - все же настоящие христиане, а не просто "православные", как те. - грустновто заметил Андрей и привычно схватил Нату за руку, но она почему - то в тот миг отстранилась, и сказав - Не сейчас. - руку вырвала. Потрясла ей. Сказала - Вам пора. Всем пора. Время позднее, так что Вы - осторожней. До свиданья. Ступайте. - как - то странно, словно сонамбулически улыбалась Наташа гостям.
- Посмотри, посмотри на меня. Ну, чем, чем же я тебя обидел? Посмотри. Посмотри... - умолял беззвучно Наташу Андрей тщетно ожидая взгляд или ласковую, нежную улыбку  прощанья, или... просто прощения. Впрочем, в чем же он виноват? Он не знал. Неужели ровно в том виновен был Дюша, что разрушил в полудетски - наивных фантазиях Пинг светлый образ любимого с детства поэта? Это было так ясно, как и грубо, и невероятно. Но все это случилось так. Нить, невесомая ниточка дружбы только будучи между ними протянута порвалась. Навсегда ли? Бог весть. Но все это - так больно. Так мучительно больно было уходить ему в тот синеющий вечер. В вечер, в ветер и дождь, чтоб брести после с другом Серегой обратно через размокшее поле к жутковато - неверным огням большого, злого города. 
- Вот, доумничал... - горько клял он себя. - Зря ты удивить ее думал. - говорил он себе и не раз, тщетно чая поймать вновь и вновь чудный взгляд любимой Наташи. - Сам испортил, сам все поломал. Ничего не исправишь, наверное. - думал Дюша и больше отчаивался. Так отчаивался, что и в церковь ходить уж не больно хотелось.
* * *
СПРАВЕДЛИВОСТЬ

- Кстати, как ее фамилия будет? - чуть смущенно заметил Андрей.
- Кого это? - переспросил Воловин. - Пинг?.. Наволоцкая. 
- Наволоцкая... - повторил Андрей чуть задумчиво. - Это... польское что - то?
- Есть на Северо - Западе области такое село - Кич - Город. Говорят, что во время оно, в то еще "Смутное время" недалече отттуда был разгромлен последний отряд под предводительством Лисовского - пана. Не слышал? Побежденные поляки после в Польшу не побежали, слишком далеко она была, а осели, стали жить среди местных. Не знал? Вот оттуда так много фамилий в Кич - Городе, да и подле его - Наволоцкие, Подольские, Сиземские, Чекавинские... Кстати, там еще во времена Союза "Краковскую" колбаску делали... - ухмыльнулся Сергей.
- Значит, "панночка"? - усмехнулся Андрей кривовато.
- Точно, как у Гоголя. Не знал? А чего - взяла тебя Пинг? Ой, взяла...
- Да, уймись ты! - крикнул Дюша с досады ударив Сергея в плечо.
- Эко вот! - засмеялся Сергей увернувшись от хилого удара. - Да ты бесишься, друг? Значит, вправду влюблен? Бокс - бокс - бокс! - стал дразнить он Андрея. - Кстати, там есть река... - говорил он Андрею. - Называется - Чёбля. Не слышал? Для тебя актуально, но все это не то, что ты думаешь своим дрянным и порочным умишком...   
- Да сейчас я тебя... - заревел Андрей - убью!
- Ой - ой - ой! - с шутовским перепугом увернулся Воловин опять. - Ну, а что, коль я - тебя! Двину - и не поднимешься? Могу, но жалко! Жал - ко мне те - бя ду - ра - ка... - принялся Волынин прыгать нанося Андрею пусть не сильные, но довольно ощутимые удары. - Что, сдаешься? Сда - ешь - ся? - колотил он товарища. 
- Все, сдаюсь! Сдаюсь...
- Так - то. - улыбнулся довольно Волынин. - Ты все это оставь. Не сердись - не сердись... - обнял он Андрея за плечи. - Не парься.
- Кстати, что там с рекой? Почему название такое? - отдувался раскрасневшийся Дюша.
- Название... Да, не знаю... То - ли там на проезжей дороге "дом терпимости" был, то - ли, вроде, Петр Первый речку ту решил вброд перейти, да в ботфорту начерпал и сказал сгоряча  - кто теперь разберет? Я не знаю... А Наташку ты ту Наволоцкую - Пинг из башки лучше выкинь. Я тебе, как друг, советую.
- Почему? Она чья - то? - смутился Андрей.
- В том и дело, что ничья. О себе воображает много, дразнит многих. Не видел? И тебя она дразнила не любя!
- Не любя? Так зачем же...
- Для мнения... Вот де я какая есть. Что хочу - то верчу. Молодая...
- Да и я - не старик. - чуть насупился Дюша.
- Не старик - не старик... - передразнил его Сергей Воловин - Не твоего она поля ягода. Не понял? Ты живешь на Валу, а она в ипотечном домишке. У нее папа - высший полицейский чин, а твои родители... - чуть осекся Серрей - впрочем, точно также как мои... Словом, люди разные. Сам все знаешь...
- Но ведь мы же - христиане! - обернулся он к другу. - Как так?
- А вот так. Классы и формации не отменит никакое христианство. На земле "волчицы и тернии". Читал? Это там, уже на небе - поднял палец вверх Серый - будете в раю со мною и Господом...
- А сейчас - невозможно? - разозлился Андрей. - Но так - гадко!
- Экий ты бунтовщик! - засмеялся Воловин. - А какой был смиренный недавно! Вот какой такой черт в тебе сидит?
- Это не какой то "черт"! - изо всей силы двинул ему Дюша. - Бокс! Это - просто справедливость! Спра - вед - ли - вость! - колотил он Сергея - Знаешь слово такое? Забыл?
* * *
ФИЛОСОФИЯ МИРА - НА ПАРТЕ И ДОМАШНИЙ ДНЕВНИК

- Почему все не так? Все не так, как нам хочется? - думал Дюша, снова и снова елозя пальцем по царапанной, деревянной крышке парты. И что, что была ему лекция? Что, а верее зачем был ему, для него ли этот скучный, нелепый урок от козицыных и барсуковых?
- Все пустое. Все-все. - это мучало и это зудело, сидело внутри. Рука жала потея ненужную ручку. А проклятые Козицын - Барсуков, для Андрея те оба уже как-бы слились в одного человека, все зудели, зудели, зудели, зудели... Это было... безбожно.
- Безбожно. - вот какое пришло ему слово на ум неожиданно. Это было, как выстрел, как гром. А верней, как удар. Удар молнии или как неожиданное "бокс" из-подтишка от Воловина.
- Но, Воловина можно простить. - думал Дюша. - Однако, тоже не хорошо если так. Он, по-крайней, так шутит. Дурацкая шутка, конечно. Но, по-крайней, он - друг. И он знает: что делает. А эти... Эти - ни черта не знают. Ни на что не способны, наверное. Но зато говорят, говорят, говорят, говорят... Как жужащие мухи,  как оводы...
- Черт... - неожиданно сам для себя произнес он негромко.
- Что? Кого? - встрепенулись преподы.
- Черт. - так хотелось сказать ему раз и другой. Заорать что есть мочи - Черт, черт, черт! Да, валите Вы к черту, к чертям, к чертенятам и к чертовой бабушке!
Но он это не сделал. Вдавил голову в плечи испуганно. Затаился, сидел и молчал.
Мимо шествовали эти двое. Победители, герои эпохи.
- Упыри, живые мертвецы. - подумал Андрей. Отложил ручку в сторону и захлопнул тетрадь.
Взгляд бежал по столу. Палец ерзал и ерзал по парте. По царапанной, многокрашенной, старой доске - на которой рисунки и разные надписи. Не писал подобного в жизни - никогда-никогда... Почему?
Потому что считал: не достойно, это для лохов и хулиганов. Для быдла, как сказали бы на их Пролетарке. Там такие выражения были в чести и в ходу. Там людей называли "дерьмом" и "собаками", "подлецами", "подонками" и прочим. Даже для детей были там свои слова - довольно гадкие, например "ублюдки" или просто "приблудный приплод".
Кто их говорил? Да такие же нелюди, не себя, ни других не понимающие. Не ценящие, вернее, ничуть.    
* * *
Взгляд скользил по изрытой, как поле снарядами, черной поверхности. И цеплялся, цеплялся, как тот самый солдат в старом - старом кино про ту самую далекую Мировую.
- Ну, ту самую, на которую и ушли те студенты на фото. - вдруг с нахлынувшим ужасом понял Андрей. Обомлел отчего то, как будто очнувшись, и тот миг прочитал на столе -
- 666
Чуть пониже шло - таниственней, верней даже страшней от своей непонятности, и по-этому хуже - F. C. D. V. и ASALA.
Перевел глаза направо и... чуть не прыснул от смеха. Так разителен оказался контраст - от ужасного к комическому. Вот к такому, как - УХОВ - ДУРАК! И ПЕТУХ! - приписал кто-то снизу. Или к - МАСЛОВА - КОЗА! и ФИЛОСОФИЯ - ГОВНО! УЧИТЬСЯ - В ЛОМ! гр. ФЕБТ -11 и ЕБТ-12.
Повернул налево голову - и там не страшно. - ПАНОВ - ЛОХ И ВЕРБЛЮД. Под "Пановым" почему то обнаружилось сердце пронзенное на вылет стрелой. Ниже следовали в дикий разнобой пожелания, изречения и разнообразные лозунги, типа - ХОЧУ ПИВА!
- ХРЕН ТЕБЕ. - следовал незамедлительный ответ.    
- Так всегда. - думал Дюша с тоскою, но продолжил читать. - ГМХА... НЕТ - ****ЯМ!
- А чего, самый правильный лозунг! - улыбнулся Андрей - Хоть на Первое Мая "такое" тащи. Типа, как бы, ну "Позор американским империалистам!" или "Нет - ястребам Пентагона!", но покороче. Яснее, даже типа доходчивей, особенно для их Пролетарки. Краткость - сестра таланта.
- СОЛИ, КИСЛОТА, ПОГАНКИ - 8 - 242 - покатили вниз наркоманско - рекламные надписи.
Ниже между картинок с нацарапанными веселыми зверями, непременно бодро пьющими, курящими, чем то поразительно напоминающими почеркушки - рисунки Иосифа Бродского на полях рукописей было крупно врезано в парту - призывно - ОСТАВЬ СВОЙ СЛЕД!
А потом - ЖОПА ПОЛНАЯ! И рисунок соответствующий с призывом - ИДИ!
Ниже лозунга шли рисуночки - отпечатки ступней и ботинок, женские груди с большущими сосками и прочее, прочее...
* * *
- Вот такой от нас след остается. Мужрость мира - на парте, не далее... Гадости... Гадости и суета... - думал Дюша. - Конечно, ведь Иисуса не знают. Да, в одном ли Боге тут дело? Вот - великие, Пушкин, Гоголь, Толстой да и всякие прочие - Бога знали, а ведь все равно, все равно и грешили, и мучались. Неужели не так?..
- Так и есть. Так и есть.  Значит, вера не дает всегда и во всем ответов? Значит, не содержит полной истины?  - словно кто-то тот час зашептал ему в уши.
- Отойди от меня, сатана. - неожиданно ясно произнес Дюша вслух.
- Что? Кого это? - снова вздрогнули преподы.
- Молчи. - испугавшись скомандовал он сам себе.
- Да, молчи... Да, молчи - помолчи... - захихикал вдруг кто-то неслышно по-новой. - Классики не молчали. Они не молчали, ну а ты - помолчи, помолчи...
* * *
- Да, они не молчали. - думал он, отгоняя глумливого черта. - Например, хоть бы Лютер. Или Гоголь - у нас, на Руси. Всю - всю правду писал и дневник.
Он ведь тоже писал свой дневник. Свой заветный, свой тайный дневник. Никому не показывая он хранил свои мысли до поры и до времени (а настанет оно: не известно?) в нижнем ящике домашнего стола. В своем ящике - свои записки.
Да, "Записки...", как Гоголь, и "Дневник...", как у самого Достоевского. 
С школьных, давних времен Андрей пробовал что-то писать. Ну, "писать" - это громко так сказано. Если честно, то он и сам как-бы не на шутку стеснялся своего вот такого "праздного ремесла".
Что было за "писание"? Дневник. Беспорядочные записи разных жизненных случаев, нравов, чаще очень отрывочные, даже без малейших дат. Ну, хоть бы, такое -

-  К лавочке, на которой сидим вдвоем с С. В. в Бывальнике, подъезжает соседская машина. Из нее выходят папа с сыном. Голова мужика украшена фактурным шрамом самого уголовно-бандитского вида, мальчик держит в руках бутылку Кока-Колы.
Из подъезда с воплями навстречу им выбегает жена и мать семейства:
- Я, б...я, сколько раз говорила, чтоб ты больше сорока с ребенком не ездил? Ты что, ох...л?!
Папа с сыном бочком отступают к подъезду.
- Еще раз увижу такое - убью! - мама пристально гядит на мужа и сына.
Говорит сыну с упреком и с нескрываемой ревностью в голосе - Ага, значит папа хороший: Колу сыну купил. А маме что он купил?! Один хрен! - делает жена и мать свой вывод.    
Вдое "виноватых", сопровождаемые голосящей и поминутно ругающеся на чем свет стоит "невинной жертвой" исчезают за дверями обшарпанного подъезда стандартной "панельки".
Ниже изложения истории приписка - No comment , что есть, видимо, что-то типа сакраментального, пушкинского: 
Ужасный век, ужасные сердца...
Или вот:

- Посещали краеведческий музей. Отдел современной истории. Экспозиция - поздний "культ личности" - с 1945 до 1953 года (до марта, естественно). Стенд, на  стенде - плакат того времени. Пристиально глядящий в тревожную даль молодец чуть ли не с лицом Давида от Микеланджело Буонаротти. Только не нагой - в коричневом (!) костюме с черным галстуком. На груди три орденские планки - Орден Великой Отечественной точно и еще какие-то два. Воевал... Кулачище руки сжат гневно. Во второй - газета, по-видимому, "Правда". "В номере... - и далее ниже - ШПИОНЫ И УБИЙЦЫ РАЗОБЛАЧЕНЫ". Вот так.
Под картинкой призыв: БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ! В правом верхнем углу - Маяковский Владимир Владимирович, вот такие стихи:

Не тешься,
товарищ,
мирными днями.
Сдавай
добродуште
в брак.
Товарищи,
помните,
между нами
орудует
классовый враг.

И приписка в конце: Чем - то очень знакомым пахнуло (?). Вот уж, воистину, "ничего не ново под нашей  российской Луной"...
* * *
Кроме вот таких ничего на первый взгляд не говоорящих историй - "крошек" этот самый дневник содержал и цитаты из разных великих людей, с недавних времен выписываемые из разнообразных книг. Цитаты без особого, вроде бы смысла подобранные. По каакому - то ведомому только автору сего дневника произволу и вкусу. Вот, хотя бы из того же Пушкина:

"Наша общественная жизнь весьма печальна. Это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всякому долгу, к справедливости и правде, это циничное презрение к мысли и человеческому достоинству действительно приводит в отчаянье."

Ну, и что тут добавить? Убей Бог - лучше про Россию - не скажешь. Почти что - всегда...
Далее - снова классики. Ну, вот хоть-бы такое:

"Люди, люди - это самое главное. Люди дороже денег. Людей ни на каком рынке не купишь и никакими деньгами, потому что они не продаются и не покупаются, а только веками выделываются; ну а на века надо время, годков этак двадцать пять или даже тридцать, даже и у нас, где века уже ничего не стоят. Человек идеи и науки самостоятельной, человек самостоятельно деловой образуется лишь долгою самостоятельною жизнию нации, вековым многострадальным трудом ее - одним словом, образуется всею историческою жизнью страны. "
Достоевский Федор Михайлович, Дневник писателя за 1873 год.

А потом, словно в спор, выше, ниже его, словно в жуткое неверие, впику - сакраментальное, некрасовское -
"Страна рабов, страна господ..." и стихи Алексея Хомякова - всегда актуальные про Россию:

"В судах черна неправдой черной
И игом рабства клеймена;
Безбожной лести, лжи притворной,
И лени мертвой и позорной,
И всякой мерзости полна!"

Про Россию "новую" ли, "старую"... - едино. Вот и Герцен Александр глаголит, словно на мраморе выбитое:

"Долгое рабство не случайная вещь, оно, конечно, соответствует какому-нибудь элементу национального характера. Этот элемент должен быть поглощен, побежден другими его элементами, но он способен и победить".

Но не только одни мнения революционеров знал этот весьма странный дневник. Вот, к примеру, ну хоть бы такое:

"Прошлое России замечательно, ее настоящее великолепно, ее будущее превосходит все, что может представить человеческое  воображение".
Бенкендорф Александр Христофорович (1781-1844 гг.), генерал от кавалерии, шеф жандармов и главный начальник Третьего отделения при русском царе Николае I.

И тут же:

"Да, национализм, несомненно, связан с национальностью, но лишь на манер чумы или сифилиса".
Соловьев Владимир Сергеевич (1853-1900), русский религиозный философ

Разные, очень разные люди словно неожиданно встречались и словно бы спорили меж собою на страницах этого странной тетради. Ну, хотя бы о том же национализме и патриотизме. Вот, Ломоносов знаменитый одой "На взятие Хотина" говорит устами Петра царю Ивану Грозному: "Не тщетен подвиг твой и мой, чтоб россов целый мир страшился!" И кто он после этого - патриот или националист? Вот Николай Гумилев, провозглашающий, что "защита самостоятельности государственной требует войны с агрессией Запада"... Спорная, ох какая же спорная эта тетрадка была.
Иногда на страницах ее автор даже сам затевал споры и с иными великими. Ну, вот хоть так:

"Стефан Цвейг причислял наполеоновские войны - величайшую историческую эпопею к "звездным часам  человечества", хотя будь, наверняка, он сам солдатом Бонапарта, погибающим от жары и сабель мамелюков в песках Египта или от трескучего мороза и русских пуль под Москвою, Смоленском и Вильно, - возможно, у него было бы совсем другое мнение на этот счет".
* * *
Есть, имеются там и другие не менее странные опыты. В чем - то сходные даже с мыслями, вернее ощущениями великих. Ну, хотя бы самого Достоевского. Вот выписка:

"... натура моя подлая и слишком страстная: везде-то и во всем я до последнего предела похожу, всю жизнь за черту переходил..."
Далее, пометка: из романа "Игрок".
Пусть и из романа даже, только знаемо: про себя Федор Михайлович сие писал. Он писал про себя, и у нашего героя не случайно. Вот и он сам, во его "достоевское" - рядышком:

"Я поэт в некотором роде, хоть стихов не пишу. И не потому, что не умею, а лишь как-бы стыжусь. Как-бы я это только скрываю у себя - в Пролетарке, вот на этом Валу. Впрочем, сам не знаю. Не пробовал - стыдно... Вдруг застанут, вдруг прочтут, а стихи мои выйдут плохие. Люди станут смеяться. Позор...
Ах, какой же позор мне настанет... Люди чуткой души, как моя, так боятся насмешек, позора, так страшатся непонятости. Черт... Лучше черт, чем позор. В черте, в бунте, в разбое, в любом преступлении ну, хотя бы есть риск. Риск облагораживает нас в глазах своих и в глазах окружающих. Революция и бунт - не только кровь и корысть, но борьба, благородство и подвиги!"

Или вот, уже знакомое, почти порой навязчивое:

"Есть наслаждение едва ли понятное всем. Наслаждение последней степенью ничтожества."
* * *
Да, оно тоже есть. Хоть и мало. Такое, иногда весьма и физиологическое, пугающее:

"Иногда все, ровно все вещи кажутся для меня не реальыми. Будто нарисованные на огромном холсте - для меня специально. Или будто они - негатив. Негатив, подствеченный светом никому кроме меня одного, очеваидно, не виденных ламп и светильников. Иногда они очень выпуклые - станно. Иногда - словно вогнутые внутрь. Хорошо, что все это не враз, не всегда, очень редко, порою бывает. Да, все это мешает - не скрою.
Все предметы, порою, как будто бы для меня в темноте. Для других непонятно такое, а я чувствую, знаю - такое... Я то знаю, что там в темное что-то есть. Что? Не все ли равно? Но оттуда - угоза.
Гроза наступает. Все предметы, как будто тяжелые, как налиты свинцом. Небо, крыши, деревья, дома... Никому, никому нет возможности это все рассказать, даже Воловину. Либо скажет: "Ты - псих", либо дьявола вспомнит. Кстати, дьявол тут - в самую тему. 
Уговаривал себя: хандра, усталость. Отгонял "все это" от себя молитвой "Отце Наш". Иногда и взапраду уходит. Чаще - нет... Хорошо, что это не есть постоянно. Но, все это - так сладко... Впрочем, тут чужой не поймет?
У меня, очевидно, рассторены, а вернее расшатаны нервы - я знаю. Пролетарский Вал и все такое... Читал "Справочник медика"... Кто-то мне говорил, что все это - психоз, что так "сходят с ума", одним словом - шизофрения. Что думать?..
Да, какой же я писих? Я не ем придорожные камни, не общаюсь с духами и демонами. Ну вот так, иногда, да и то - в чисто воображении? Слишком пылкая религиозность: что поделаешь?"

Иногда в этой самой тетрадке встречались странные тексты. Нескладушки-рассказики, что-то в стиле Даниила Хармса. Вот:

"Иван Дармоедов был простым грамофоном. В булочной - простым товарищем, на работе - заядлым картежником, в женской бане - простым сапогом. Огурцом - в придорожном совхозе. Старой веялкой - при птицеферме..."

Что Вы поняли тут? Просто крутите у виска? Неужели не малейшего намека на юмор в литературе, на художественное слово, пусть и самое пародоксальное тут нет?
* * *
А те двое все бубнили, буднили, бубнили. Бедный мозг отключился от них и мусолил, мусолил дневник в дебрях памяти. Это было не сложно, хотя сам фолиант в это самое время лежал - отдыхал в нижнем ящике стола на Пролетарском Валу. Мозг припоминал написанное, взгляд скользил по столу и мусолил по дереву палец.    
- Философия мира - на парте. - думал Дюша, а глаз все ходил и ходил по доске.
- ПОШЕЛ НА ХРЕН! - неожиданно нагло засмеялась очедная бесстыдная - ему прямо в глаза.
- Вот тебе "философия", блин! - обожгло его тут же, как огрело хлыстом. Обожгло и горело, горело, горело...
- ПОШЕЛ НА ХРЕН! - захихикали гадкие буквы над Дюшей.
- ЖОПА ПОЛНАЯ! - хохотал над ним стол и рисунок с призывом - ИДИ!
- Да, пошли вы... - вдруг сказал он неожиданно сам для себя, очень четко и ясно.
- Что? Кого? Это ты?! - повернули головки свои Барсуков и Козицын, приготовились прыгнуть, схватить, но звонок огдушительным грохотом посрывал засидевшуюся массу. Конец скучной лекции был нечаянным спасением. От Бога ли? Да, как знать?..

Продолжение следует...