Мысль изреченная есть ложь.
Я много лет думаю над этим. В моем сознании мысль и слово не одно и то же. Слово – это проекция мысли на сферу межчеловеческого общения. Оно неизбежно для понимания друг друга, но заметно упрощает мысль. То, о чем я думаю, можно сказать так или по-другому. Можно объяснять целый день и утонуть в словах, потерять смысл. Это известно с древности. Например, в сборнике греческих философов «Добротолюбии» или в осмыслении восточной философии Еленой Николаевной Рерих «Агни Иоге». Я наслаждалась этими книгами, такими разными по направленности. Каждой в свое время.
Сначала познание было классическим. Период впитывания и осмысления в юности. Мне помогла огромная библиотека на даче в Жуковке. Я читала по ночам. Набирала на ночь штук пять разных книг и читала их параллельно. Легкие книги читала с огромной скоростью. Философией я тогда мало интересовалась. Но высшую математику почитывала. Дядюшка был членом корреспондентом Академии наук и такие книги в его библиотеке были. Среди прочего была переизданная у нас американская книжка об НЛО. Через много лет ее цитировал Ажажа на популярной лекции в моем институте.
Никто не следил за моими интересами. И потому были казусы. Например, меня всегда привлекала история, особенно переводы древних авторов. Так неожиданно в подростковом возрасте я прочла «Метаморфозы» Апулея, не поняв их сокровенного беспутства.
Просыпалась я на даче часов в одиннадцать. От звука хлопков. Нина Сергеевна занималась самомасажем. Потом мы пили кофе с сыром. Если дело было летом то и с клубникой. После клубникой мазали лицо и расходились по делам. В саду было много цветов, в том числе розарий. Я собирала букеты и украшала огромную дачу.
Убирали в доме мы перед выходными. Во всех комнатах лежали ковры туркменские ручного изготовления и только в хозяйской спальне - большой китайский ковер. Если бы моя тетка также относилась к уборке, как современные дамы в современных тесных квартирках, она бы превратилась в уборщицу. Мы же брали ведро воды и веник и просто подметала мокрым веником. Один раз за зиму мы выносили всю эту азиатскую прелесть на снег и били палками. Ковры были натуральные и к такому обращению приученные.
Что же дома, в коммунальной квартире на Арбате. Книги были и у родителей, но более интересные у моего брата. В молодости он любил читать. Он любил О Генри и Джером Капка Джером. Следил за собой и модой, но без крайностей. Такими же были и его арбатские друзья. Что же с ними стало? Жизнь перекалечила их. И по возрасту и по настрою, они были похожи на героев книги и фильма «Мой старший брат». Даже игравшие в фильме уникальные артисты были тоже нашего возраста и с Арбата. Мы любили старинную музыку. Тогда был популярен ансамбль старинной музыки под управлением Андрея Волконского. Мы ходили слушать его в Дом Ученых или Гнесенское. Слушали камерную музыку в консерватории. Отец одного из моих одноклассников Паши был знаменитым в то время дирижером. Так как Паша мне нравился, я напросилась на концерт какого-то заезжего музыканта. Мы шли с ним по лестнице большого зала консерватории, а билетерши приветствовали «Паша. Как ты вырос»… Говорят, он умер молодым.
Что же стало с нашими мальчиками? Они все родились в роддоме Грауэрмана. Может быть, там проводились какие-то опыты…