Художник ушёл в угол мастерской мыть кисти. Мыл и прислушивался к перешёптываниям Палитры и Мольберта за драпировкой в другом углу. О чём это они? О красках, конечно!
"Белила цинковые и сажа газовая так конфликтовали!" – волновалась Палитра. "Пропорции не давали им шанса победить или помириться. В лучшем случае получалась тоскливая серость, а в худшем... Ох! Про худший случай сейчас расскажу..."
Мольберт скептически скрипнул.
"Однажды новый тюбик решил, что белизна одержит верх и потерпел фиаско. Авантюра провалилась и опять получилась серость. А тюбик впал в тяжкую депрессию и решил, что должен задушиться. Понимаешь? Он сам себя выдавил!" – трагически дошептала Палитра.
Мольберт опять скрипнул. С минуту они молчали.
"Кое-кто сказал бы, что тюбик обгадился. Он стал никому не нужен и попал в мусор!" – вдруг жёстко скрипнул Мольберт. "Так-то оно так..." – помедлив, прошептала Палитра. "Но почему не душится сажа? Чернота тоже не побеждает. Непобедима только серость!" – почти вголос добавила Палитра и умолкла. "Не думаю, что дело в грунтовке" – отскрипнул её собеседник. "Равнодушная нейтральность и плоскость – основа всего! Обе стороны не должны жульничать, используя внешнюю помощь, а то ведь не честное соперничество, а поддавки получатся. Согласна?" Палитра промолчала, пытаясь вникнуть в пестроту своей рабочей плоскости.
Художник закончил с кистями и прислушался. После паузы Мольберт проскрипел: "Думаю, отчаяние бывает только у белил. А сажа газовая просто не способна впадать в депрессию – она сама и есть депрессия в цвете. Различия и яркость её уничтожат, как веселье тишину и покой. Знаешь, что получится? Картины исчезнут, будет белый технический декор, с меня перестанут снимать виды и образы. Мне кажется, это будет похуже серости!"
Запирая мастерскую, художник думал о выставке. Он закончил чёрно-белую серию и вступал в цветной период. Глубокомыслие атрибутов улыбнуло, а из души уже просились на холст многокрасочные пейзажи, портреты...
Только натюрмортов больше не хотелось – вся законченная серия была из них.