В горах мое сердце, глава 1-10

«В горах мое сердце»


Глава первая, в которой ничего не происходит, но главные герои знакомятся друг с другом и тут же надолго расстаются
                «Сегодня я тоже поливал мои розы…»
                Антуан де Сент Экзюпери

                Я так тебя люблю, что никогда
                Твой путь не омрачит моя измена.
                И даже если ты не скажешь «да»,
                Мне самому не выбраться из плена.

                Я не пытался сердце защитить,
                Не зная, что тебя сегодня встречу.
                Вот еду прочь… и не смогу забыть,
                Душа в твоих владениях навечно.

Любовь – ты дивный светоч для сердец!
                За милость, незаслуженную мною,
                Благодарю Тебя, о мой Творец!
                Благодарю. Живу одной хвалою.

                В небесный край ведет твоя звезда
                И пусть она не гаснет никогда!




- Не печалься о Вальде, дитя мое, - Иордан  запер конюшню и мягко улыбнулся своей дочери Аэлинн, стоявшей рядом с ним на низком крыльце. – Мы вырастили его как боевого коня, и он поможет кому-то принести мир в наши края. Ты ведь помнишь об этом?
Дед Иордана когда-то получил от короля во владение Моховые горы с условием, что раз в год будет отдавать лучшего коня гонцам-разведчикам, охранявшим границы королевства. Теперь князь Прван, в чьих владениях и находились Моховые горы, должен был прислать очередного воина к Иордану.
- Сколько раз уже это было, но никогда ты так не переживала… - Иордан вопросительно посмотрел на дочь.
- Мне тревожно, - призналась Аэлинн, поймав на ладонь липовый лист, так походивший цветом на ее сияющие золотом волосы и вздохнула, - и Вальда мне дороже остальных, он все понимает без слов. Он словно туман, пронизанный рассветным солнцем, правда, отец?
- Да, - согласился Иордан, поглаживая аккуратную светлую бородку, - он еще и на диво умен, помимо того, что потрясающе красив. Мы с тобой должны надеяться, что он достанется достойному человеку.

   Милану никогда не приходилось бывать в этих горах раньше. Стараясь не ошибиться в хитросплетениях троп, он пытался вспомнить карту, которую в городе показывал ему сотник Никодим, и, поплутав немного, наконец, оказался в долине. Деревня, как он узнал из искусно выбитой на камне надписи, называлась Облака. Такие названия ему еще ни разу не встречались, хотя за свои 20 лет он много где побывал. Милан улыбнулся  и начал спускаться по еще зеленому склону.
   Об Иордане, владеющем несколькими табунами прекрасных лошадей, он, конечно, часто слышал.  «Жемчужные кони», как говорили на родине Милана. Вернее, в том краю, который он называл родным…
  Милан зашел в храм, поговорил с Петром, начальником горных стражей, встреченным по выходе из церкви, и отправился к Иордану.
   Его внушительный дом из серого камня стоял на высоком холме за селением, утопая в ярких осенних кронах. На дорогу падали шероховатые тополиные листья, было тихо и еще тепло. Милан откинул назад грубый черный плащ и вдохнул полной грудью щекочущий ноздри бодрящий горный воздух. Теперь оставалось только проехать по тропе, тянувшейся вдоль золотисто-зеленых кустов боярышника. Он спешился и вдруг замер.
   Впереди кто-то пел, очень красиво и печально. Нежный голос, высокий и чистый, выводил сложную мелодию, которая, наверное,  была так сродни этим горам, запутанным дорогам и свободному парению беркутов, которых он видел по пути немало.
  Удивленный Милан сделал несколько шагов, кусты почти расступились, и, отводя ветку, он  увидел, что на крыльце дома Иордана стоит девушка в зеленом платье, расшитом серебром. Она-то и пела, но вдруг, горестно всхлипнув, умолкла.
   Милан не мог двинуться с места. Он понял, что назад ему пути нет, и почему так замирало сердце всю дорогу.
   Даже если… даже если они больше не встретятся, он будет любить ее всю жизнь. Счастливый этим единственным воспоминанием, тоскующий и вечно недостойный ее любви.   Может ли он хотя бы надеяться завоевать ее сердце?.. Пусть лучше она скажет «нет», и будет счастлива, пусть и вдалеке от него. А что ждет ее рядом с ним, не имеющим ни кола, ни двора?
   Милан с восхищением вглядывался в ее точеный профиль и вдруг спохватился, что смотрит на прекрасную горянку из-за веток боярышника. Он не глядя подобрал поводья, которые уронил несколько минут назад и подошел к калитке.
- Добрая госпожа, да ниспошлет тебе Свои милости Господь, украсивший эти горы твоей красотой! Я ищу благородного Иордана…
   Больше он ничего не смог сказать: черный с рыжим ховаварт вынесся откуда-то из за угла дома и встал у самого забора напротив Милана, угрожающе рыча.
Аэлинн легко сбежала с крыльца и подошла поближе. Она видела, что лука у незнакомца нет, да и пес смог бы ее защитить. К тому же, она чувствовала, что без ее разрешения этот высокий темноволосый воин с синими глазами, столь непохожий на других гонцов, не то что не перепрыгнет через ограду, что сделать ему было бы нетрудно, но даже и не дотронется до калитки.
   А Милан всматривался в ее дивное лицо и не знал, что подумать: недоверие, затаившееся в ее нефритовых глазах,  сменилось удивлением, радостью, благодарностью и вдруг… - сердце у него оборвалось - грустью. Наверное, она догадалась, зачем он приехал… 
- Да сопутствует тебе победа по молитвам Архангела Михаила, доблестный воин! – в тон ему ответила Аэлинн. - Отец сейчас у начальника стражей, вон там, в доме с двумя стрелами на печной трубе.
Милан проследил за тонкой рукой и увидел на соседнем холме крепкий солидный дом.
- Вон тот, рядом с раскидистой ивой?
- Да.
- Благодарю тебя, госпожа, - Милан медлил, подбирая слова. – Не сочти меня неучтивым, но мне показалось, ты печалишься о чем-то. Я бы сделал все, что в моих силах, чтобы помочь тебе…
- Твое участие и чуткость драгоценны, но… я умоляю тебя, - наконец решилась Аэлинн, - позаботься о Вальде!
- Я буду беречь его ради тебя, госпожа, - Милан поклонился, а когда выпрямился, на крыльце уже никого не было.
 Он молча взялся за уздечку и ушел, не оборачиваясь, не зная, когда вернется. И, действительно, солнце не один раз поднялось над Моховыми горами, заглядывая в самые глубокие холодные озера, прежде чем он смог появиться в этих краях снова…

   Иордан вышел на веранду и остановился в дверях, наслаждаясь тишиной и покоем осеннего дня. Его жена Линнэт и Аэлинн, молчаливая, как и утром, накрывали на стол.
- У нас день затаенных слез? - тихо спросил Иордан у жены, забирая у нее из рук крынку с молоком.
- Все может быть, но, надеюсь, погода останется ясной, -  Линнэт  мягко улыбнулась своими серыми лучистыми глазами. – Поговори с ней.
За обедом Иордан внимательно наблюдал за дочерью. Она тихо и сосредоточенно молчала, хотя не витала в мыслях где-то совсем уж далеко и сразу отзывалась на просьбу передать хлеб или соль. Но по всему было видно, что она вот-вот заплачет.
- Думаю, тебя это успокоит, - осторожно начал Иордан, - я поговорил с Миланом и вот что я тебе скажу, дитя мое:  редко встречал я людей, которые были бы столь добры и благородны.  Наш Петр, кстати, того же мнения. Он даже предложил Милану уйти из гонцов, перебраться сюда и занять его место. Ты же знаешь, он давно ищет себе преемника. А человек он весьма недоверчивый… Так что не тревожься о Вальде.
 - Я знаю, что с Вальдой все будет хорошо, - подняла голову Аэлинн.
- Он еще обязательно сюда приедет. Люди всегда возвращаются туда, где оставили свое сердце, - Линнэт улыбнулась и обняла дочь за плечи.
Аэлинн некоторое время смотрела на зеленые пока еще луга, начинавшиеся сразу за их верандой, а потом повернулась к родителям:
- Вы правда думаете, что он вернется? – с надеждой и тревогой спросила она.


Вот уже несколько месяцев у Милана не выдавалось ни одного полностью свободного дня, чтобы навестить крестного, Феону, к которому добираться ему пришлось бы почти целый день. А о том, чтобы съездить в Моховые горы, тем более не было и речи.
Единственным человеком, который хоть немного скрашивал его суровые дни, был племянник Иордана, лесник Валерий, с которым Милан познакомился, когда забирал Вальду. Милан с Валерием оказались ровесниками и сразу подружились, хотя оба были не из тех, кто легко сходится с новыми людьми.
И вот уже март на дворе, а новости с гор приходили все более тревожные: там объявился огнедышащий змей, который уже спалил лес и целую деревню.
«Слава Богу, что никто не погиб!» – подумал Милан. Весь день он по приказу сотника Никодима устраивал беженцев, и к вечеру уже валился с ног. И теперь он ехал отчитаться и сказать о своем решении, чувствуя, как наваливается усталость, а в глазах темнеет... И так хотелось выпустить из рук уздечку, упасть в траву или на худой конец на холодные камни городской улицы и забыться, уснуть хоть ненадолго...
А в том, что разговор ему предстоял не простой, Милан не сомневался: о тяжелом характере Никодима было известно даже тем, кто никогда не служил под его началом. Милан уже попытался упросить, чтобы сотник позволил ему уехать, но тот даже не пожелал слушать. А медлить уже было нельзя. Милан весь день словно слышался шум тяжелых крыльев…  Он вдруг похолодел при мысли, что где-то рядом сейчас все горит в огне... Никодиму все же придется его выслушать, пока еще не поздно во всех смыслах!
Увидеть бы ее, может быть, последний раз в жизни… Милан повернул с Нутной улицы на Сенную площадь. Зачем? Он думает только о себе! Он  ведь может погибнуть… И пусть лучше она ничего не знает о его любви, чем всю жизнь со скорбью вспоминает того странного воина, что который смутил ее покой своими словами и исчез. А хранить верность его памяти из благодарности она вовсе не обязана… Спутанные мысли Милана прервал громкий голос. Кто-то звал его по имени. Обернувшись, он увидел, что к нему спешит Валерий:
- Дружище! Здравствуй!
- Рад встрече! – Милан спешился и обнял друга. – Ты из дома? У вас как?
Он не договорил, но Валерий все понял. – Тихо, в Моховых тоже, - быстро добавил он. – Я приехал за беженцами из Ракиты, дядя хочет их к себе забрать. Ты сейчас куда?
- К Никодиму, поговорить, - невесело усмехнулся Милан. – Если смогу, заеду к тебе завтра, - Милан вскочил в седло, и через миг Валерий слышал только затихающий цокот копыт, тревоживший пустые сонные улицы.
Валерий постоял некоторое время, в задумчивости рассматривая старинный, с цветными стеклами фонарь, висевший над крыльцом пекарни, за углом которой только что исчез его друг, и покачал головой. Что-то странное было в глазах Милана: печаль? скорбь? решимость? А если?..
Вдруг кто-то несильно толкнул лесника в спину, и он, обернувшись, увидел свою лошадь Длинку, которая, заскучав, не спеша жевала край его серой шляпы.
- Поедем и мы, - пробормотал Валерий, - в его трудах я не могу ему помочь, но молиться буду.

Никто из соседей Никодима не мог припомнить, чтобы тот когда-либо так сильно гневался. Конечно, он частенько распекал своих гонцов, но чтобы вот так?!. Видимо, один из них сильно провинился, раз крики сотника были слышны по всей улице Золотой Стрелы, и кое-кто даже приоткрыл ставни, чтобы разобрать все до единого слова.
- Мальчишка! Молокосос! Бестолочь! За кого ты меня принимаешь? За круглого дурака? Мало тебя пороли в детстве?! И вообще, проваливай! Чтобы духу твоего здесь не было! Чтоб глаза мои тебя не видели! И попробуй только сюда вернуться! – тяжело дыша, сотник вылетел на крыльцо своего каменного дома и с наслаждением хлопнул дверью. Уперев руки в боки, он некоторое время победоносно оглядывался вокруг, зная, что оставшийся в доме Милан не наблюдает за ним, потом глубоко вздохнул и поднял голову к ясному вечернему небу с совершенно иным выражением на лице:
- Боже, - произнес он совсем тихо, зная, что главное - это сказать от сердца, - помоги ему!


Тусклый мартовский рассвет застал Валерия еще в дороге. Когда самые крутые горные тропы остались позади, он погасил свечу в фонаре и пустил Длинку рысью. Валерий и сам не мог понять, почему отказался ночевать у дяди: что-то гнало его домой, словно он боялся увидеть вместо древних лесов одни головешки…
   И только на опушке, когда по-весеннему зеленые ветви елей сомкнулись над его головой, Валерий облегченно вздохнул, хотя даже уже расседлав лошадь, покружив по дому, он все равно не успокоился… Наконец, он прикрыл поплотнее дверь и  через углубился в лес. И сразу же его кружила тишина, густая и опять тревожная.
- Зачем я здесь? – Валерий нашел в просветах меж ветвей кусочек голубого неба и засмотрелся на мелькнувшую белоснежную птицу… – Чайки иногда сюда залетают с озер, - сказал он сам себе, оступился, пытаясь не упустить из виду лазоревый лоскут, поскользнулся на сырых мхах, схватился за колючий куст малины, подвернувшийся под руку, и от удивления по-мальчишески присвистнул.
 Прямо перед ним в расщелине огромного, полусгнившего ствола дуба спал мальчик лет семи, весь то ли в грязи, то ли в копоти, с угольными полосами на щеках.
- После пожара в Раките, - пробормотал Валерий и мягко позвал: - Просыпайся, сейчас дождь начнется. Что ты здесь делаешь?
Сонные глаза, печальные и серые, глянули на него удивленно и сердито.
- Ничего, сплю. А ты кто?
- Здешний лесник. А ты, верно, из Ракиты?
- Да, меня Романом звать. Я убежал, когда деревня сгорела… - Роман сглотнул и замолчал. Признаваться в том, что тогда было очень страшно, не хотелось: Валерий понравился ему сразу. Было видно, что молодой лесник - человек добрый, и даже кожаный ремешок затейливого плетения, поддерживавший его золотистые волосы, казался Роману веселым.
- Я – сирота, - нехотя продолжил Роман, - а у бондаря в учениках тяжко, - вздохнул он.
- Пойдем ко мне, - предложил Валерий, - Будешь моим младшим братом. Сколько тебе лет?
- Семь.
- А мне двадцать. Ну, что скажешь?
Пытливо вглядевшись в лицо лесника, Роман, наконец, ответил:
- Я тебя не боюсь.
- Вот и хорошо. Давай руку, вылезай. Хорошо, что здесь муравейника нет.

   Уже у самого хутора Валерий, пропустив Романа в калитку, остановился: всю дорогу ему слышался глухой стук копыт, который теперь стал совсем явным.
- Нас с тобой всадник нагоняет, причем спешит, - Валерий прислушался, наклонив голову, и улыбнулся Роману, – не бойся, чужие здесь редко бывают, а с твоим хозяином я поговорю. Он сейчас в Моховых горах, у моего дяди. Хотя это вряд ли он, судя по всему, это очень хорошая лошадь, дорогая, для битвы. Не хуже Вальды, на котором мой друг Милан ездит. Я буду  рад, если это он, но он так занят в последнее время, что вряд ли к нам зае… - Валерий не договорил: на лужайку перед его домом вылетел на полном скаку всадник, осадил коня и легко спешился.
   Роман смотрел на гостя во все глаза: на Милане была видавшая виды кольчуга, на поясе – длинный меч, а уж его Вальда… Таких лошадей Роман никогда в жизни не видел: конь был совершенно белый, почти серебряный, с дымчатой струящейся гривой.
   Не выдержав, Роман выбежал на лужайку перед домом и несмело подошел к гостю, который вложил ему в ладонь длинный сухарь, посыпанный крупной солью:
- Угости Вальду, он это любит.
Некоторое время Валерий и Милан, молча улыбаясь, наблюдали, как Роман гладит Вальду по шелковистой гриве и что-то ему шепчет.
Наконец, Милан, вздохнув, повернулся к Валерию:
- У тебя все благополучно?
- Да, вот, нашел Романа в лесу, он из Ракиты, заберу его к себе жить. Идем в дом, пора завтракать.
- Доброго дня вам обоим, - улыбнулся Милан, - прости, я не останусь. У меня есть несколько минут, я только что от Феоны, - он пристально посмотрел другу в глаза, и тот все понял.
- Значит, Никодим тебя отпустил…
- Да, если это можно так назвать, - усмехнулся Милан, - хотя в тот день он был явно не в духе. Пусть с ним дальше все будет хорошо, он - достойный командир, - Милан вдруг осекся, словно думал о чем-то другом и вдруг, вытащив из своего легкого дорожного мешка свиток, протянул его Валерию.
- У меня к тебе просьба. Это для твоей сестры, когда… если она спросит обо мне, отдай ей, пожалуйста, но только если спросит!
- Я тебя понимаю, - кивнул Валерий, - но надеюсь, что скоро ты ей отдашь это письмо и сам все скажешь. Правда же, так и будет, поверь мне! Первый раз в жизни я жалею, что стал лесником, и не воином, - признался он вдруг, - иначе ты бы один отсюда не уехал!
- А я рад, что ты остаешься, по крайней мере, за тебя можно не волноваться, у вас тут тихо. Это так греет!
- У тебя есть еда в дорогу? Дать тебе хлеба? Фляжку? А трут с огнивом, чтобы разжечь костер, ты захватил? - Валерий, который не знал, как поддержать друга, попытался скрыть тревогу за ворохом вопросов.
- Все есть, не волнуйся, - улыбнулся Милан, - а вот это – тебе, ты же всегда хотел иметь фонарь от мастера Альрика. 
- Ты об этом помнишь?! – поразился Валерий. – Я знал, что тебя посылали к Шумавицким озерам, где он живет, но я не думал, что ты зайдешь к нему… Когда мы виделись накануне твоего отъезда, я просто мечтал, мне ведь еще отец рассказывал о этом мастере… Спасибо!
- Я хочу, чтобы у тебя что-то осталось, - Милан порывисто обнял друга и вскочил в седло: - береги себя, тебе есть о ком заботиться.
- Бог будет с тобою, - Валерий широко перекрестил его. – Я знаю, что ты вернешься.

       Наутро Валерий первый раз взял Романа с собой, отправляясь осматривать лес. Они довольно долго шли вдоль поля, потом перебежали по узкому мосту через безымянную речушку, и вдруг резко потянуло дымком. Роман встревожился: в его деревне летом часто горели торфяники, и он хорошо знал, что это такое, но то ведь летом… И вот они вышли на опушку, и Роман, вскрикнув, уткнулся в рукав Валерию, который только молча его обнял.
       Почти весь лес был выжжен, а те деревья, что не сгорели, были вырваны с корнем и сильно обуглены. А ведь каждое, каждое Валерий помнил с детства, когда лесником был еще его дед.
       Роман высвободился и незаметно вытер слезы. Валерий стоял рядом, сжимая кулаки. Он еще раз пожалел, что не стал воином.
- Не надо отчаиваться, - наклонился он к мальчику. – Никогда не надо отчаиваться, даже если очень страшно и видишь что-то вот такое. У нас всегда есть надежда. Иногда она похожа на птицу, что вольно парит над этим пепелищем, иногда – на неприметную на первый взгляд травинку, притаившуюся под корнем. Но ни птицу, ни траву пожар никогда задеть не сможет. Пойдем, посмотрим, что мы должны сделать сразу, а что можно отложить. – Валерий взял Романа за руку и поднял голову к ясному небу: - Да поможет Милану Господь! И нам тоже. Идем!

Вечером Валерий отвез Романа в горы: он посчитал, что у дяди безопаснее.
- Конечно, мы за ним присмотрим, - Иордан с тревогой вгляделся в усталое лицо племянника. – Не беспокойся. И еще я дам тебе десять человек в помощь, ты ведь, небось, уже с ног сбился в лесу…
- О! Это было бы чудесно! Спасибо! - просиял Валерий. – Ты не представляешь, как там тяжело одному!
- Я подумаю, как сделать так, чтобы у тебя появились помощники, только примешь ли ты их помощь? Ведь они, в отличие о тебя, не знают столько о деревьях…
- Приму с радостью. Дядя, как ты догадался, что мне без их помощи не справиться?!
- Когда кого-то любишь, долго гадать не приходится, мальчик мой, - Иордан с улыбкой потрепал племянника по светлым кудрям.
- Спасибо… - растроганно прошептал Валерий. – А где Аэлинн?
- Она на северной конюшне. Сходи за ней, и мы как раз будем садиться обедать.

 Спускаясь по уже зазеленевшему склону, Валерий никак не мог решить, что рассказать сестре о Милане. И вообще, рассказывать ли… Когда он завернул за южную конюшню, которая была самой длинной, то увидел, что к нему бежит Аэлинн. Она просто сияла и с радостным криком бросилась брату на шею:
- Теперь я точно знаю, что он вернется! И я тогда Вальду увижу!
- Что случилось? – Валерий бережно поставил сестру на землю и вгляделся в ее лучистые зеленые глаза.
- Я столько раз убиралась в стойле у Вальды, а нашла только сегодня. Вот, смотри, это было между бревнами, в самом углу. Прочти, - и Аэлинн вложила брату в руку крохотный берестяной свиток.
   Валерий, недоумевая, осторожно развернул его и увидел, что кто-то нацарапал на бересте чем-то острым, наверное, кинжалом, несколько слов:
«Я тоже люблю белых лошадей…»


Глава вторая, в которой настоящая весна приходит в горы, а радость от победы смешивается с печалью
                Не покидай нас, не повергай
                милый край
                В море тьмы.
                Хотя бы луч надежды
                дай нам до утра взаймы…
                А. Гомазков

                Во всем молодое изящество, просветленность…
                Ф. Жакоте

    Милан едва успел выдернуть меч, и змей, изрыгнув последний слабый язык пламени, рухнул в ущелье.  Больше никто и никогда о нем не слышал.  То, что вслед за поверженным врагом вниз не полетел и Милан, было поистине чудом: его словно отбросило назад, и он упал на колени, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. Битв он видел немало, часто бывал ранен, но такой боли не испытывал еще ни разу.
   А сильнее всего болело сердце за Вальду, который пострадал не меньше своего хозяина. С трудом поднявшись, Милан попытался стереть заливавшие глаза пот и кровь обрывком плаща и подошел к Вальде. Осторожно, боясь задеть любимого коня, он срезал кинжалом уздечку, отбросил ненужное теперь седло и, собрав последние силы, погладил спутанную гриву. Теперь нужно было что-то решать. Милан огляделся и вдруг понял, что в пылу битвы не заметил, как спустился с гор в долину, и до дома Феоны совсем недалеко.
- Идем, дружище, - хриплым голосом позвал Милан, - нам здесь нельзя оставаться. Мне даже перевязать тебя нечем…

    Милан не знал, сколько они шли до хутора Феоны, хотя ему-то казалось, что целую вечность. Больше всего на свете хотелось лечь и закрыть глаза, но он упрямо шел вперед, изредка оглядываясь на Вальду: он никогда не позволил бы себе сесть на раненого коня.
– Держись, Вальда, дружище, уже близко, тебе здесь помогут… - шептал Милан, почти теряя сознание.
    Они уже шли по тропинке вдоль плетня, огораживавшего пастбище, и Милан устало подумал, что придется подниматься на крыльцо, стучать в дверь, звать, но хозяин дома, увидев в окно непривычно сгорбленную фигуру у забора, выбежал навстречу.
- Обопрись на мое плечо, - сказал Феона, который был на голову ниже своего крестника,  - поживешь у меня, пока не оправишься от ран, а уж на родине тебя встретят как героя.
Даже сквозь кровь и грязь битвы было видно, как Милан побледнел.
- Тогда я туда не вернусь. Выдержать такой прием труднее, чем сражение с драконом.
     Феона вздохнул, потеребил седую бородку и понимающе кивнул. Да и куда, собственно, мог вернуться его бедный крестник? Родных у него не было. Перед тем, как ехать разыскивать змея, Милан ушел со службы, а его место, Феона был в этом совершенно уверен, сразу же заняли. Желающих служить под началом такого знаменитого воина, как Никодим, было хоть отбавляй.
   Сам Феона был бы несказанно рад, если бы Милан остался жить у него, но Феона всегда чувствовал, что его крестнику такая жизнь не подходит. Милану предстоит сделать больше, чем осесть на хуторе и стричь овец…
    Дома Феона осмотрел раны Милана. От кольчуги почти ничего не осталось, спина и плечи были разодраны в клочья. На щеке виднелись глубокие следы от когтей.
- Лицо быстро заживет, вряд ли даже след останется, - сказал Феона, делая перевязку, - хотя не думаю, что тебя это волнует. А спина долго будет заживать. Ты молчишь, но скажи мне честно, больно?
Милан кивнул.
- Я сейчас закончу, - продолжал Феона, - и дам тебе святой воды и лекарства.
    Труднее всего Милану пришлось ночью. Боль была еле выносима. Даже тюфяк, набитый какой-то мягкой местной травой,  на котором Феона уложил его спать, стал казаться жестким. Завернувшись в плотный пастушеский плащ, которым укрыл его хозяин, Милан выбрался из комнаты и устроился на ступеньках крыльца. Вся округа звенела и переливалась птичьими трелями, и он даже пожалел, что не знает, как называются эти птицы.  Так он просидел всю ночь.
    Милан помнил, что слышал однажды в храме проповедь о смирении евангельского сотника, говорившего о том, что он недостоин, чтобы Господь вошел в его дом, но Тому достаточно сказать слово, и его слуга выздоровеет. Милан старался напоминать себе об этом, но боль отчаянно терзала его, и ему казалось, что даже дальние невысокие лесистые горы отзывались эхом на его беззвучный крик: «Боже, будь со мной! Помоги все перенести!».
   И вдруг темные ночные тучи пропали. Начало светать. Солнечный медовый свет, заливший равнину, был вестью с Небес, и даже Милан, несмотря на усталость, заметил это. Отчаяние, делавшее боль еще острее, вдруг исчезло. В измучившуюся душу Милана пролился покой. Он понял, что Господь посылает ему силы вытерпеть, и эта боль очистит и укрепит его душу.
       Он с трудом встал, вернулся в дом и, наконец, уснул.

   Феона и его старший сын Лука провели всю ночь в конюшне, пытаясь спасти Вальду… Теперь они медленно шли по сырой от росы луговине к дому.
- Я запрещаю тебе рассказывать Милану о том, что его конь умер, - Феона  сурово посмотрел на сына. – Лучше будет, если сегодня кроме меня никто не будет к нему заходить.
- Ты думаешь, он слишком слаб, чтобы выдержать такое известие? – Лука потеребил рыжую, как когда-то у отца, бородку, и устало провел рукой по глазам. – Спать так хочется…
- Лекарь здесь – я, и поверь мне, я знаю, о чем говорю. А ты по молодости лет ты не очень представляешь, как это – потерять друга… - Феона помолчал и добавил, -  Иордан всегда говорил, то Вальда – необыкновенный конь, и я с ним согласен.
- Но все равно сказать Милану придется, - пожал плечами Лука. – Уже утро, отец. И первое, о чем он спросит, когда проснется утром, так это о Вальде, захочет его увидеть... Ты не сможешь долго скрывать правду.
- Да, мы скажем, но не сегодня. У Милана слишком тяжелые раны. Он будет винить себя в смерти Вальды, а это не поможет ему выздороветь. Идем, у нас куча дел!
   А в это время в комнате, вдоль окон которой они шли, Милан уткнулся в подушку, закусив зубами суровый лен наволочки, чтобы не закричать. Он все слышал…
   Сделав перевязку, Феона некоторое время внимательно вглядывался в бледное лицо Милана, а потом тяжело вздохнул.
- Не надо от меня ничего скрывать, - тихо сказал он, - ты пытаешься не показывать, как тебе больно, но уж со мной-то ты можешь не прятаться в скорлупу! Я и без того знаю, что ты это умеешь. Неужели ты думаешь, что я буду спокойно наблюдать за тем, как ты замыкаешься, чтобы не показываешь боли – все то время, пока ты будешь выздоравливать? Посмотри на меня, - мягко, но твердо приказал Феона и увидел, что кобальтовые глаза его крестника полны печали.
- Он погиб, спасая мою жизнь.
- Ты и он, вы оба спасли с Божией помощью всех нас. Он был рожден для подвига, это было ясно с первого дня, и был удивительно светлым и достойным созданьем. Я знаю, ты видел много битв, но когда теряешь друга, это всегда тяжело. И все равно, сколько тебе лет, двадцать или шестьдесят.
- Мои друзья не погибали из-за меня… - отвернулся к окну Милан. – И что я скажу ей… Она просила беречь Вальду.
- Аэлинн – мудрая девушка, как и ее мать, и поймет. Я послал весточку Валерию, чтобы он знал, что ты у меня, - Феона попытался перевести разговор на другое. – Как выздоровеешь, отпущу тебя повидаться со всеми, - пошутил он, и с удовлетворением увидел, что глаза Милана немного потеплели.
- Спасибо тебе, - улыбнулся Милан, - от меня тебе одно беспокойство.
- Чтобы я никогда этого не слышал больше! – Феона, сделав вид, что сердится, сразу встал. – Я принесу воды и помогу тебе умыться, - и, он, поцеловав крестника в лоб, быстро вышел.


   У крестного Милан провел две недели. После Пасхи боль, мучившая его по ночам, прошла, и Милан, которого очень тяготила вынужденная бездеятельность,  очень обрадовался, когда окреп настолько, что смог помогать крестному по хозяйству. А незаметно наблюдавший за ним Феона, успокаиваясь, видел, что к его крестнику возвращаются прежние силы и граничившая со строгим изяществом легкость движений.
- Я напишу Иордану, что ты приедешь за конем. Жаль, у меня нет сейчас подходящих для тебя, - как-то раз вечером сказал Феона. – А по дороге захватишь Валерия, вы же давно не виделись.
- Я буду очень рад его повидать! Да и без лошади никак, - согласился Милан, - только мне не хватит денег сейчас… Кони Иордана ценятся дорого.
- И о чем ты только говоришь?! – махнул рукой Феона, который догадывался, что Милан отдал все, что копил на покупку собственного дома, несчастным погорельцам-беженцам, - он с тебя даже медного гроша не возьмет. Отдаст даром с радостью, не сомневайся - увидев, что Милан с легкой укоризной смотрит на него, Феона весело рассмеялся, - я еще не успел расписать твои подвиги, но уж поверь мне, Иордан относится к тем людям, которые узнают новости раньше других, из воздуха, как говорят у меня на родине. Не бойся, - поспешил Феона успокоить крестника, заметив, как тот побледнел, - он тебе ничего не скажет, и вся деревня встречать тебя не выйдет. Думаю, что в понедельник ты уже сможешь туда поехать!


- Завтра у нас будут гости, - сказал за обедом Иордан.
В открытое окно заглядывали едва распустившиеся ветки сирени, теплый ветер шевелил льняные с кружевом по краю занавески… Иордан отложил серебряную ложку, вздохнул, словно собирался с силами и внимательно посмотрел на дочь.
- Правда? А кто придет? – полюбопытствовала Аэлинн. – Можно испечь пирог с ежевичным вареньем, - улыбнулась она.   
- Приедет Валерий, а с ним – Милан. Он жил у своего крестного, потому что был...
- О, значит, завтра я Вальду увижу, - обрадовалась Аэлинн.
- Дитя мое, - как можно мягче продолжал Иордан, - Милан был ранен в тяжелой битве, и Вальда тоже. Милана удалось спасти, а Вальду – нет. Завтра Милан приедет выбирать нового коня. Он избавил нас от этого ужасного змея, и я подарю ему любую лошадь, какую только он захочет!
- Простите, - Аэлинн выбралась из-за стола и выбежала из столовой.
- Может быть, надо было рассказать ей все раньше, - прошептала Линнэт, с болью глядя вслед дочери.
- Куда это она? – забеспокоился Иордан.
- В конюшню, где было стойло Вальды.
- Не хочу, чтобы она была там одна, - поднялся со своего кресла Иордан…
- Как в детстве, ты уговаривать ее пообещать больше никогда не плакать, - покачала головой Линнэт, - а я обниму и дам выплакаться. А потом уже можно будет поговорить… - Линнэт положила легкую ладонь мужу на плечо. – Я пойду к ней, милый!

Милан давно уже спешился и вел серую в яблоках лошадь, которую дал ему Феона, в поводу. Чем выше он поднимался, тем больше воздух наполнялся ароматом трав, зеленее становились луга, словно здесь уже началось лето, и даже хвоя сосен казалась ярче, чем внизу… До деревни Облака оставалось уже совсем немного, когда из-за поворота дороги вдруг показались Валерий с Романом и Аэлинн.
- Я никак не мог от них избавиться, - пошутил Валерий, - увязались со мной, хоть что делай. Я рад, что ты здоров, - шепнул он, осторожно обняв друга. – Слава Богу!
- Госпожа, - поклонился Милан.
Больше слов он не нашел, хотя столько раз себе представлял, что встретит ее снова.
Заглянув в лицо Аэлинн, Милан сразу понял, что она совсем недавно много плакала, и его сердце отозвалось острой болью, как от ран. Он столько раз твердил себе, что никогда не заставит ее плакать, но что стоят его обещания, если он не смог уберечь ее любимого коня…
- Прости меня, прекрасная госпожа, - тихо сказал Милан. – Я отдал бы жизнь за то, чтобы ты никогда не огорчалась, но не сдержал слова, и по моей вине Вальда погиб.
- Твоей вины здесь нет, господин, - ответила Аэлинн, стараясь не смотреть в сапфировые глаза, смотревшие на нее с такой жалостью и пониманием. – Вы оба, - она на миг запнулась и с усилием продолжала, - совершили подвиг ради того, чтобы наши горы и все другие земли жили в мире и покое…
- За это время мы стали друзьями, и я полюбил его так же, как и ты, госпожа.
- Я понимаю. Прости, господин,  что я напоминаю тебе о тебе потере друга… - спохватилась Аэлинн, которой стало стыдно: она думала только о том, что Вальду больше не увидит, а ведь Милану не менее больно, чем ей. - Отец просил передать, - она старательно улыбнулась и заговорила о другом, - что выбрал самых лучших лошадей, а Петр, наш начальник стражей, просил зайти к нему.
- Я помню, где он живет, - кивнул Милан. – Благодарю тебя.
- Я пойду, помогу маме накрыть на стол, - и Аэлинн бросилась бежать по узкой тропинке между яблонями. Теперь, оставшись одна, она никак не могла понять,  почему сегодня даже сквозь слезы ей все-таки хочется улыбнуться…
 Аэлинн не могла знать, что Милан, остановившись, смотрит, как вьется ее расшитый плащ, как она перебегает по деревянному мостику через ручей, а ее золотистые волосы блестят на солнце…
- Почему ты так давно не заходил к нам? -  Роман потянул Милана за рукав.
- Понимаешь, Милан был… был… - Валерий лихорадочно пытался придумать, что сказать, чтобы и не соврать, и не напугать мальчика.
- Я был далеко отсюда, - Милан тоже не знал, что ответить, - там высокие горы и глубокие ущелья.
- А в деревне говорят, что ты…
- Идемте, дядя не любит, когда опаздывают к столу, - вмешался Валерий. – Догоняйте! – и он зашагал по дорожке, ведущей в деревню.
- Мы за тобой не угонимся,  - рассмеялся Милан.
- А я все равно знаю, где ты был.  Спасибо тебе!  - тихо сказал Милану Роман.
Когда Валерий, сообразив, что ни Роман, ни Милан, недавно оправившийся от тяжелых ран, не могут идти так быстро, остановился и  оглянулся, он увидел, что Милан, обняв мальчика, стоит на коленях в дорожной пыли.
  Валерий замер, а потом бегом вернулся.
- Теперь все будет хорошо! – прошептал он, прижав к себе Романа и положив руку на плечо другу. – Слава Богу, мы все живы!

На пороге дома их встретила хозяйка.   Валерий поздоровался с тетей и представил Милана, который не видел ее, когда забирал Вальду. Милан низко поклонился, поражаясь сходству матери и дочери. Светлые волосы Линнэт еще не тронула седина, а в лучистых серых глазах, которые приобретали зеленоватый оттенок, когда она радовалась, светились доброта и удивительная гармония.

Вечерело, сиреневые сумерки окутали луговину, из леса тянуло сыроватым туманом.
- Тебе не холодно, дитя мое? – спросил Иордан у дочери.
Он вместе с Аэлинн и племянником стоял у изгороди и смотрел, как Милан объезжает лошадей.
- Нет, отец, у меня плащ теплый, спасибо.
- Мало я видел людей, которые не только так хорошо держались бы в седле, чему научиться нетрудно, но и так умели обращаться  с животными, - Иордан повернулся к дочери и увидел, что она гордо улыбается.
- Правда, я этого ему не скажу, боюсь перехвалить, - продолжал Иордан, - думаю, что он – как раз тот человек, которого Петр мог бы взять на свое место. Милан из тех, кто может вести людей за собой.
- Только дядя, пожалуйста, не говори Милану об этом, - попросил Валерий.
- Почему?
- Он этого как раз боится. «Меня этому не учили…не понимаю, почему у меня это получается».
- А, ясно. А вот чем занимался его отец? – поинтересовался Иордан.
- Он не знает. Ты ведь слышал о  Радуне?
- Конечно, он был достойным человеком и искусным воином, Царствие ему Небесное! Но при чем здесь он?
- Ему как-то утром лет двадцать один год назад подкинули младенца, которого он воспитал, как собственного сына. Вот такая история.
- Печально, - вздохнул Иордан. – И он так ничего и не узнал, бедняга?!.
- Ничего, - покачал головой Валерий. – Смотрите, Милан едет к нам. Ну, дружище, ты уже выбрал?
- Я бы взял этого коня,  господин мой, если ты позволишь, - поклонился Милан, спешившись.
- Я даже не сомневался, что ты оставишь у себя именно его, - усмехнулся Иордан, - а если бы ты не разглядел, я бы сам предложил. Весень – очень умен и к тому же, как у нас говорят, быстроножка. Забирай на здоровье! Пусть он будет тебе верным другом! Кстати, мальчик мой, не забудь поговорить с Петром, он хотел тебе предложить остаться здесь, чтобы ты изучил здешние тропы и занял со временем его место.
- Благодарствуй, господин, - склонил голову Милан. – Я с радостью!
- Вот и славно, - обрадовался Иордан. – Он придет к нам на ужин, так что увидитесь.

   Уже под звездами, провожая с фонарем Валерия и Милана в дом для гостей, который в глубине сада, Иордан сказал:
- У нас есть традиция: вечером мы говорим о том, что прожито и понято за день. Как бы вы оба назвали его?
Валерий повернулся к другу и сделал широкий жест рукой:
- Все эти дни твои - твое и слово.
- Я сказал бы так: день хвалы и  благодарности, - ответил Милан.
- Совершенно согласен, - кивнул Валерий.


Глава третья, в которой находится место для воспоминаний о прошлом, размышлений о том, как нужно ценить настоящее и ветреных дней на море

 
   Во двор школы вбежала и налетела с разбега на вышедшего ей навстречу Мак Кехта девушка, подобная солнечному лучу, с тем только, что луч нельзя ухватить, а эту девушку доктор Мак Кехт долго и крепко обнимал. Это приехала его дочь Аирмед…

- Погодите, может быть, еще Рианнон и не примет вашего предложения, - успокаивающе сказал святой Коллен.
- Вы думаете? - с надеждой спросил Мак Кехт, для которого счастье Рианнон было превыше всего….
А.А. Коростелева «Школа в Кармартене»


- Отец, как ты думаешь, почему дядя Феликс нас позвал, да еще так спешно, что даже гонцов прислал за нами? – спросила Аэлинн, когда городские ворота открылись перед ними.
Город у моря, которым еще при короле Круниславе начал управлять двоюродный брат Иордана, медленно просыпался. Декабрьское утро было прохладным и серым. С залива тянуло сыростью и солью. Аэлинн вдруг подумала, что море не нравится ей больше обычного: любить его она так и не научилась, хотя бывала здесь в гостях у дяди каждое лето.
- Не знаю, дитя мое, - Иордан поежился от холодного зимнего ветра и ободряюще улыбнулся дочери, пытаясь скрыть тревогу, поведение брата давно уже казалось ему странным.
Еще в сентябре Феликс упросил прислать ему Милана, надеясь, что тот поможет ему справиться с морскими разбойниками, давно уже по осени нападавшими на приморские города. Петр, скрепя сердце, отпустил Милана, и тот сначала писал, хотя и редко, а потом перестал и вовсе, и даже Феликс не упоминал о нем в письмах, хотя все знали, что он поставил Милана во главе городских войск.
И вот наступила зима, а от Милана не было никаких известий, и Аэлинн не находила себе места от тревоги… Петр ворчал, что больше никогда, никуда и ни к кому не отпустит Милана, а Феликс  продолжал играть в молчанку.
- Он нас не встречает, - прошептала Аэлинн, без толку всматриваясь в лица редких прохожих, попадавшихся им по пути к дому градоначальника.
- Он нас не встречает, - сказала она, когда копыта лошадей застучали по мощеной камнем улице Книжников, которая выходила на площадь перед домом ее дяди. А тот уже сам стоял   на пороге. День был настолько тусклым, что даже его огненно-рыжие казались не такими яркими. Феликс откинул назад полы темно-синего, без всяких украшений плаща и шагнул к гостям.
- Здравствуй! Что за тайны, кузен? – Иордан крепко обнял брата и удивленно вгляделся в его усталое лицо.
- Надеюсь, что ты здоров, и в городе все благополучно, - Аэлинн, привстав на цыпочки, подставила дяде щеку для поцелуя.
- Как ты похорошела, племянница, совсем уже невеста, - Феликс улыбнулся  и вздохнул, увидев, что Аэлинн, закусив губу, смахивает слезы. «Он нас не встречает», - внутри у нее все дрожало. «Что, что с ним?!!»
- Да, дома все хорошо, идемте, вам надо отдохнуть и согреться. Вечером нам предстоит серьезный разговор, - сказал  градоначальник, делая вид, что не замечает вопросительного взгляда брата. – Нечего нам тут  стоять на таком ветру!
Весь день Аэлинн безуспешно пыталась выведать у дяди, что же случилось с Миланом. От разговора с братом Феликс тоже старательно уходил, повторяя «обо всем – вечером, вечером, отдыхайте». Иордан с дочерью подумали, что отдых получается сомнительный, но оба промолчали. Часу в четвертом  Феликс вдруг предложил племяннице:
- Не хочешь съездить на остров Ясный, увидеть храм с древними фресками? Побудешь там на вечерней службе и вернешься как раз к ужину. Плыть туда всего четверть часа, а море сейчас спокойное.
Он оказался прав, был штиль, и Аэлинн даже не успела замерзнуть. Сидя на корме лодки, она смотрела на приближающийся берег острова. На высоком янтарном из-за песка берегу стоял какой-то человек в сером плаще, еще казавшийся издалека очень маленьким.
 И вдруг он бросился бежать и скрылся среди зарослей ивняка. Едва лодка ткнулась носом в берег, Аэлинн как во сне увидела, что Милан сбегает вниз по крутой тропке.
- Наконец-то! – он помог ей выбраться из лодки, и, обняв, закружил.
- Слава Богу, ты жив! – Аэлинн высвободилась из его объятий и пытливо вгляделась в лицо любимого. Да, его синие глаза сияли по-прежнему, но было видно, как он устал…
Вспомнив о том воине, что привез ее, она повернулась и увидела, что тот только широко улыбается:
- Здесь его тоже полюбили, как и тебя, госпожа, и видеть вас обоих счастливыми – радость для нас.
- Спасибо, что привез меня, мы так быстро доплыли, - поблагодарила Аэлинн.
-  Герман, вечером я сам отвезу госпожу Аэлинн в город, - кивнул воину  Милан и оттолкнул лодку от берега.
- Почему от тебя не было вестей так долго? – спросила Аэлинн, когда они стали подниматься по крутому берегу.
- Прости, не мог. Не беспокойся, со мной все в порядке. После того, как здесь… все закончилось,  я недели три провалялся в беспамятстве в горячке, а когда пришел в себя и попросил твоего дядю отправить тебе весточку, оказалось, что вы уже выехали сюда.
- Рана была серьезная? – с тревогой спросила Аэлинн, стараясь не поскользнуться и не споткнуться о корни, хотя Милан вел ее осторожно и крепко держал за руку.
 - Со мной все в порядке, душа моя, - ушел от ответа Милан. – Идем! По дороге в храм я покажу тебе остров, здесь очень красиво.
- Ты живешь здесь?
- Ну, да, - невесело усмехнулся Милан, - можно так сказать, бываю… Жаль, ты не видела, какой здесь сад! По осени я еще застал море астр и целую поляну безвременников, тебе бы понравилось. – Он помог Аэлинн забраться на крутой пригорок и оглянулся на море:
- Знаешь, старожилы говорят, что можно привыкнуть слышать его постоянный шум.
- Не знаю, - Аэлинн вздрогнула, передернув плечами, как от холода, - если прожить тут лет десять, наверное, можно. Мне бы не хотелось здесь остаться, хотя здесь очень красиво.
- Надеюсь, нам и не придется, - улыбнулся Милан. – Твой дядя обещал отпустить меня в начале января. Мне совестно, что я оставил горы так надолго…
- Ты же помогаешь здесь, - попыталась успокоить его Аэлинн, - Петр это понимает. И я тоже, - тихо добавила она.  – О, смотри, белые синицы! – и она с восторженным возгласом бросилась вперед, увидев на кустах боярышника стайку веселых гаечек. – Мои любимые!
Потревоженные птицы мигом разлетелись, но Аэлинн все равно была довольна. – Один раз я видела их на нашей яблоне, близко-близко! Осенью они от нас улетают, и когда я была маленькая, мама всегда говорила, что они зимуют там, где есть «приют для белых синиц».
- Наверное, это здесь. А вот в этом доме живу я. Подожди немного, я возьму мед, который прислал твой дядя. Угостим отца Антония. Я мигом.

Пока Милан искал мед, Аэлинн с любопытством обошла сад, хотя все кусты и клумбы были под снегом, а дорожки, судя по всему, Милану расчищать было особо некогда. Больше всего ей понравилось у ручья, к которому вели широкие деревянные ступени. На мостках сидел, распахнув крылья, деревянный сокол, державший в клюве затейливый фонарь. Залюбовавшись разноцветными стеклами и любопытствуя, что написано на его ободке, Аэлинн сняла фонарик и присела на корточки, держась за деревянные поручни.
«Вечность и любовь, моя горлинка, так похожи… Крылатое счастье июля – ставить свечи, растить цветы… Словно слышу голос отца: «Меч на поясе, а вооружиться щитом молитвы ты не забыл?... Там, на небесных дорогах, мы не расстанемся…»
- Вот ты где, - Милан легко сбежал вниз и подал Аэлинн руку. – Идем, звезда моя, мы как раз успеем.

- Сейчас ужинать, греться и потом поговорим, - с такими словами    встретил племянницу и Милана, когда они после вечерни вернулись в город.
- Дядя, я уже начинаю тревожиться? Что-нибудь случилось? - спросила Аэлинн, которой хотелось узнать, в чем же дело. – Что с Миланом, он мне уже рассказал.  Ты хотел о нем поговорить?
- А других поводов и быть не может? – рассмеялся Феликс, - нет, дитя мое, у меня есть важное дело, и касается оно тебя. Но обо всем после.

- Наконец мы в тишине и можем спокойно поговорить, - Феликс  закрыл тяжелые дубовые ставни на огромном, выходившем на море окне в своем кабинете и внимательно вгляделся в лица родных. Иордан был спокоен, Аэлинн, пытаясь унять дрожь в пальцах, судорожно сжимала  резные подлокотники… Скромно сидевший с краю стола Милан напоминал натянутую струну. Сердце подсказывало ему, что ничего радостного они не услышат.
- Как вы все знаете, у нас на Мысу Бурь есть маяк, жить в котором постоянно никто не хочет… -  Феликс выразительно посмотрел на племянницу, на лице которой ясно читалось: «я это так понимаю!» и тяжело вздохнул. - И каждые три месяца мы бросаем жребий, кому следующему там жить. В этот раз дошла очередь до нашей семьи и Аэлинн придется пробыть там с января по апрель.
- Господин мой, как это? Ты отпустишь ее так далеко, на три месяца, в холод?! – возмутился Милан. - Я знаю ваши правила, хранителя маяка навещать запрещено. Ты понимаешь, каково ей там будет?! Пошли меня вместо нее! Прошу тебя!
- Нет, закон есть закон. Она поедет туда.
- Пошли меня, - Милан наклонился над столом, глаза его сузились,  пальцы, сжимавшие край столешницы, побелели. Феликс выдержал суровый, твердый взгляд и покачал головой:
- Не думаю, что тебе это пригодится, мальчик мой, но запомни: любой правитель должен сам прежде всего исполнять закон.
Милан, сосредоточенно глядя куда-то вдаль, молча откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. Его лицо, казалось, окаменело, губы были плотно сжаты.
- Очень хорошо, что ты умеешь обуздывать горячность и справляться со своим характером, - заметил  Феликс, внимательно наблюдая за молодым человеком.
- У Милана прекрасный характер, - с обидой сказала Аэлинн, которая видела, что Милан, совладав с собой,  уже смотрит на нее с такой жалостью и нежностью, что слезы наворачивались на глаза. – Я не встречала никого добрее и благороднее!
- Да я и не спорю, - развел руками  Феликс, - но будет еще лучше, если он научится держать себя в руках. Итак, племянница, мы будем ждать тебя в начале зимы.


Аэлинн прожила на маяке уже три месяца, а привыкнуть так и не смогла. В чем было дело, она не понимала, то ли в отсутствии гор, то ли в ветрах, пронизывавших до костей, то ли в крадущемся и в ту же минуту обрушивающемся с диким грохотом шуме моря.
В деревню, отделенную от маяка невысокими соснами, к которым она сразу прониклась нежной жалостью из-за их изогнутых ветвей, Аэлинн старалась ходить как можно реже. Там ее не любили, это чувствовалось в каждом взгляде. Как ни старалась, объяснить это Аэлинн не могла. Ведь нельзя же неприязненно коситься на человека всего лишь из-за того, что у него нос с горбинкой, иной выговор, и носит он длинный плащ с капюшоном, а не шляпу и вязаную накидку до колен?!.
Особенно не нравилась она хозяину лавки. Он смотрел на нее с таким недоверием, словно Аэлинн собиралась украсть у него всю вяленую треску, но ей никак не удавалось осуществить это грандиозное намерение, все кто-нибудь да помешает. Даже когда она приходила получить письма из дома, хозяин лавки отдавал ей свитки с неохотой, всем своим видом показывая, что не одобряет, когда почем зря переводят столько бумаги.
Еще ни разу в жизни Аэлинн не чувствовала себя столь чужой. Иногда в той же самой лавке  ей могли не продать хлеб или молоко просто потому, что она приехала издалека… Она знала, что терпят ее только из-за того, что никто в деревне не горел желанием жить на маяке.  И лишь в храме, где она могла бывать только утром и днем, ее понимали и принимали,  а, впрочем, местного священника никто не слушал.
Милану, который уже вернулся от Феликса и под руководством Петра изучал спутанные тропы Моховых гор, а тем более, родителям она старалась не писать об этом, но все они читали между строк, а Милан без конца вспоминал тот разговор с Феликсом и ругал себя за то, что не настоял на своем. Хотя, с другой стороны, что он мог сделать?!.
Придя к себе, Аэлинн убрала на полку шкафа купленную в лавке  шерсть для вышивки, сложила прочитанные по дороге письма в шкатулку, присела на колченогий табурет и огляделась. Каменные стены, серые и холодные, промозглый мартовский день за окном… В трубе свистел ветер, и от этого остановилось совсем тоскливо.
- В горах, - сказала она самой себе, - все по-другому, - и вдруг устыдилась, - но и это Божья земля, и море тоже, я понимаю.
Раньше она думала, что приживется где угодно, но теперь знала, что море, его постоянный мерный шум, холодный ветер – это не то, к чему она могла бы привыкнуть, и полюбить это место у нее тоже никак не получалось…

Ветер вроде бы уже был весенний,  но временами пронизывал до костей. Особенно это чувствовалось здесь, на перевале. У валуна, отмечавшего перекресток двух извилистых троп, стоял Иордан. Он кутался в плащ с шерстяной подкладкой, но даже это не спасало. А ждать ему нужно было еще долго.
Раз в месяц он получал новости, а откуда, о ком - никто в деревне не знал. Соседи и без того были люди не любопытные, и давно уже перестали спрашивать – Иордан всегда уходил от ответа…
Под соснами уже пробивалась первая травка, даже кое-где развернулись нежные листочки кислицы… Устав ждать, он подошел краю обрыва, будто отороченному густыми зарослями можжевельника, и провел рукой по веткам, словно гладил выгнувшую спину кошку. Вдруг тот же ветер  донес до Иордана обрывки разговора – внизу, под скалистым гребнем, шла дорога, и двое путников, не торопясь, ехали домой.
- У тебя такой вид, словно ты хочешь задать вопрос, но никак не решаешься. С чего бы это? О службе в горах ты всегда спрашиваешь сразу, за что тебя можно только похвалить, а в остальном ты у нас  – юноша самостоятельный. И почему бы тебе не поговорить с Иорданом? Он – человек мудрый, много повидал в жизни.
- Не могу. Я должен к нему придти, уже зная, что сказать.
- Потешь старика, позволь мне угадать. Так, дай-ка подумать. О, я понял. Теперь можешь спрашивать…
- Господин мой, скажи мне, как у вас здесь принято…
   Иордан, зная, что снизу, из-за кустов можжевельника, Петр и Милан его не увидят, не смог сдержать улыбку. Не желая подслушивать даже невольно, он резко развернулся и решительно направился к своему обычному месту. Он уже видел гонца, издалека махавшего ему рукой…
               
    Всю Страстную Седмицу стоял густой туман, окутавший все побережье, и маяк должен был гореть и днем, и ночью. Аэлинн понимала, что иначе нельзя, иначе погибнут моряки, но все же очень огорчалась, что в первый раз в жизни она не могла ни в храме быть, ни дома к Пасхе готовиться. Вокруг были только холодные серые стены… «Спаситель пострадал за нас, и мы тоже должны в меру сил», - говорила она себе, вспоминая наставления их священника, отца Ипатия, который напутствовал ее перед отъездом.
   На рассвете, когда ветер донес ликующий звон колоколов, туман рассеялся, и Аэлинн успела увидеть бледнеющие звезды – первый раз за эту долгую неделю, показавшуюся ей бесконечной.
   Когда яркое праздничное солнце заглянуло и на маяк, Аэлинн накинула плащ и вышла на крыльцо. Ноги подкашивались, очень хотелось спать, но в сердце стучалась пасхальная радость… Постояв немного на ступеньках, поспешила в деревню в надежде, что храм еще не закрыли.
 Сторож, собиравшийся запирать церковь, был так добр, что согласился подождать ее несколько минут… Едва Аэлинн снова оказалась на улице, то увидела, что к ней от трапезной бежит какая-то молодая женщина в синем платье и белой вязаной шали.
• Христос Воскресе! Постой! Пожалуйста! Мне сказали, что ты на маяке
живешь… - незнакомка подбежала и, едва переведя дух, выпалила: - Меня зовут Марина. Мы только сегодня приехали сюда, и нигде не можем найти жилье и работу.
• На маяке не очень хорошо, - предупредила честная Аэлинн. – Но мой срок
заканчивается послезавтра…
• Ты, наверное,  родилась не у моря? – улыбнувшись, спросила Марина.
• Да.
• А мы родились и выросли у моря, у нас в деревне все умеют плавать,
удить рыбу, управляться с лодкой. И, если честно, мы с мужем всегда хотели жить на маяке, - закончила Марина.
• А я так и не смогла привыкнуть, - призналась Аэлинн. – Идем, я все
покажу, только, - она совсем смутилась, но, в конце концов, нашла, что сказать, - давай я дам ключи, а сама чуть позже приду, обустраивайтесь.
• Да нам особо нечего раскладывать, - покачала головой Марина, - я сейчас
схожу за мужем, он с детками нашими сейчас в трапезной. А тележка с вещами у нас крохотная, мы же погорельцы…
   Показав Марине, куда идти, Аэлинн со всех ног помчалась в лавку. Не то что угостить, но и просто накормить гостей ей было нечем – ни картошки, ни муки, ни сухарей у нее уже не осталось…

    Побывав на маяке, Марина и ее муж пришли в такой восторг, что Аэлинн смотрела на них с умилением. Они радовались всему – массивным стенам, огромной площадке наверху, где и был сам маяк, крутым лестницам, крохотным окошкам…
- А вокруг можно развести брусничник! – радовалась Марина. – И вереск посадить…
   Когда через два дня Наместник приехал забрать племянницу, у Марины и ее мужа появился еще один повод для радости. Оказалось, что их жалованье гораздо больше, чем им сказали в деревне. «Оно таким бы и было, не реши моя племянница доплачивать вам от себя», - подумал Наместник, но вслух, конечно, ничего не сказал…

    Аэлинн столько раз представляла себе, как возвращается сначала в город, к дяде, а потом домой, и когда этот день настал, все оказалось очень хорошо, хотя и не так, как она думала. Отец встретил ее на берегу, и Аэлинн повисла у него на шее, едва лодка коснулась сырого песка.

 - Христос Воскресе!
- Воистину! -  Иордан, улыбаясь, заглянул в сияющие зеленые глаза дочери. – Ты похудела там, но словно выросла… Мама ждет тебя дома, а Милан все время пропадает где-то в горах, но он просил  передать тебе вот это, - Иордан вложил в руку Аэлинн завернутый в сырые гладкие листья сиреневый крокус: первый цветок весны, пришедшей в Моховые горы…

   Когда Милан ушел, Иордан, покачивая головой, отправился разыскивать Линнэь. Оказалось, что она сидела на веранде, и, отложив вышивку, задумчиво смотрела на едва тронутые первой зеленью луга. Иордан молча обнял жену, а потом устроился рядом на скамье, положив ладонь на подлокотник ее кресла-качалки.
- Я видела, как он уходил, - начала  Линнэт.  – Он так волновался, что долго не мог открыть замок калитки: пальцы дрожали.
- Милан приходил просить руки нашей дочери. И, по всему видно, выведал что и как кого-то из старожилов, очень уж правильно он все делал. Даже показал мне кольцо, что, в общем-то, не обязательно. Там два камня, синий и зеленый, и я вдруг понял, что он прав – это их цвета… Представляешь, у мальчика оказался хороший вкус: он его заказывал у того ювелира, у которого я покупаю вам с Аэлинн украшения. И знаешь, я всегда думал, что традиции – это хорошо. Они приучают молодежь к порядку, заставляют преодолевать какие-то препятствия, прежде чем что-то получить – завести семью, стать мастером… Воспитывают,  в общем. Но сегодня я слушал Милана и думал, что по правилам он должен приходить шесть дней, просить ее руки, и каждый раз я должен буду без ответа отправлять его домой со словами «приходи завтра». Ужасно… Я же вижу, что он мучается – а вдруг я откажу.
- Милый, мы же знаем, что он нам не родич, - улыбнулась Линнэт. – В нашей семье не было потерянных детей ни у кого. А других причин не могло бы быть.
- Я знаю, что он уже готов выкупить дом на Липовом холме. Бедняга, он же знает, что без этого не имеет права жениться. Наверное, на всем экономит… Жалованье-то у него пока совсем не большое…
- И что же ты решил?
- А что я могу решить, - рассмеялся Иордан. – Пойду позову Аэлинн, и мы ей все расскажем. А завтра я дам ему ответ, - он вдруг стал серьезным и пристально вгляделся в глаза жены, заметив на ее лице знакомое сосредоточенное выражение.  – Я знаю, о чем ты думаешь и что вспоминаешь… Спасибо тебе. За эти годы ты ни разу не пожалела, что вышла за меня. Хотя мы вкусили горечь печали, а не только радость, поженившись.
- Я ни разу не пожалела, - отозвалась Линнэт. – Хотя мне безумно жаль, что я не видела родных с тех пор, как отец… - она не договорила и уткнулась мужу в плечо.
Иордан обнял ее содрогающиеся плечи и вздохнул. «Как все хрупко, - подумал он. – И как мы должны быть осторожны, принимая решения. Думаем, что защищаем честь семьи,  а на самом деле разбиваем несколько сердец…»

    В саду, окружавшем гордый замок князя Орто, было тихо. Легкие  черничные сумерки затушевали летние дали и наполнили туманом чашу двора. Даже часовые на стенах казались героями древней легенды. Обвивавшие беседку цветы ипомеи начали закрываться. Становилось прохладно, но Иордан, стоявший перед старшим братом  князя, седовласым Лоре, ничего не замечал.
- Я слышал о твоей семье только доброе, да и о тебе тоже, но… - Лоре некоторое время рассматривал свои руки, лежавшие на столе, а потом поднял глаза на юношу. – Я сомневаюсь не в тебе, а скорее в силе твоей любви. Не обижайся, - добавил он, увидев, что Иордан дернулся и побледнел, - я не хотел тебя задеть, но сейчас речь идет не просто о том, можешь ли ты сделать предложение моей племяннице или нет. И ты это понимаешь, раз пришел ко мне за советом и с просьбой помочь. Мой брат тебя просто не стал бы слушать, а выгнал взашей и все. «Я еще не знаю, буду ли говорить о тебе с племянницей, так что все зависит от тебя, мальчик мой, - подумал Лоре и вслух продолжил: - Я знаю, ты из уважаемой и богатой семьи, Линнэт ни в чем нуждаться не будет, но я даже не об этом тревожусь, - он поплотнее запахнул теплый темно-зеленый плащ со строгим черным орнаментом по краю и тяжело вздохнул. – Вот представь. Ты завтра утром попросишь ее руки, мой брат согласится, но после венчания запретит вам показываться ему на глаза. И Линнэт должна будет оставить своих родных ради тебя. Ты понимаешь, какая это жертва? А если через несколько лет твоя любовь пройдет, что моей племяннице тогда делать? Отец, я его характер знаю, - еще раз вздохнул Лоре, - ей двери не откроет. Конечно, если она пожелает вернуться, я и моя жена всегда ее примем, но подумай, сколько боли для всех… Загляни в себя и спроси – что ты чувствуешь. Если это увлечение, которое растает, словно дымок от костра, то не надейся на мою помощь. Если ты полюбил Линнэт на всю жизнь, глубоко и истинно, то я схожу к ней, и если она пожелает спуститься со мной в сад, разрешу вам поговорить. Это вам обоим необходимо. Вы же виделись всего один раз, сегодня на ярмарке. А утром тебе уезжать, мой брат уже отобрал лошадей и завтра должен за них заплатить. Верно?
- Да, господин, - поклонился Иордан. – Если я уеду, то вряд ли смогу еще раз войти в ваш дом…
- Опять верно. Что ж, времени у тебя и, правда, нет. Итак, - Лоре поднялся со скамьи и, выпрямившись во весь рост, сурово посмотрел на молодого человека. –  Что ты мне скажешь?!

   А потом Лоре позвал племянницу, и Иордан смог поговорить с Линнэт, хотя и недолго, пока ее дядюшка с задумчивым видом сидел на ступеньках беседки…
   То, что произошло после, утром, Иордан помнил с такой ясностью, что при каждом воспоминании от горечи можно было задохнуться… слезы появлялись на глазах. Для Линнэт тем более эти дни оставили столь глубокий и четкий след, что она с трудом научилась не плакать, вспоминая.
… Они часто, даже после рождения Аэлинн, говорили об этом, потому что если пытаться держать все в себе, можно было сойти с ума…
   Иордан отстранился и заглянул в полные слез глаза жены. Он знал, как сильно она переживала все то, что произошло после: гнев ее отца, его негодование, крик, угрозы…
   Лоре, пытающийся успокоить брата… Бледная, но с такой любовью и гордостью смотрящая на сестру Линнир. Они с Линнэт родились в один день и были внешне очень похожи, только по характеру – разные: Линнир, в отличие от спокойной рассудительной сестры, была беззаботной хохотушкой.
- Уступаю, но только потому, что вижу решимость дочери. А принуждать ее к браку с нелюбимым человеком я никогда бы не стал, - князь обвел родных тяжелым взглядом и повернулся к Иордану: - жалею, что решил купить у тебя лошадей! Лучше бы ты тут не появлялся. Поженитесь и убирайтесь, с глаз моих долой! Как хорошо, что моя жена этого не видит. Это был бы такой удар для нее! А сейчас – проваливай!

   Через две недели Иордан вернулся, обвенчался с Линнэт, и потом они с Лоре долго сидели в саду в той же самой беседке, пока Линнэт прощалась с сестрой. И с отцом, хотя князь даже не пожелал впустить ее в свои покои, и  Линнэт так и простояла перед закрытой дверью… Да, она сказала обо всем, что переполняло ее сердце, и о том, как любит отца, но так и не узнала, слышал ли он ее…
   Линнир проводила их до городских ворот, разрыдавшись, крепко обняла, и долго смотрела им вслед, пока украшенная цветами повозка не скрылась из виду…
Глава четвертая, в которой раскрывается семейная тайна, а в столице королевства начинают шептаться о том, прав ли Наместник

Не всякому слову противься, не всякому и следуй; но знай, какому и когда противиться или следовать. Более будь привязан к Богу, чем стой за учение о Боге. Всякое слово можно оспаривать словом; но жизнь чем оспоришь?
                Святитель Григорий Богослов


Когда столб лунного света добрался до его стола, Эйрик задул свечу и в изнеможении уронил голову на раскрытый фолиант. Сил больше не было, и спать хотелось просто нестерпимо. Вот уже третью неделю он каждую ночь приходил в библиотеку, пытаясь, по совету епископа, отыскать что-нибудь в старинных книгах… Больше всего на свете ему хотелось найти принца, но никто не мог ему подсказать, как это сделать!
Эйрик с трудом поднял голову, взъерошил непокорную гриву каштановых волос, дернул себя за ухо, чтобы хоть немного проснуться и, глубоко вздохнув, взялся за очередной фолиант…
Эйрику было всего семь, когда его родители погибли в страшной междоусобной войне, развязанной его дядей, собравший за морем огромное войско. Столь огромное, что даже помощь короля Крунислава, дружившего с его отцом с детства, не могла решить исхода битвы…
   Король Крунислав взял мальчика к себе и воспитал, стараясь заменить Эйрику отца, насколько это было возможно. Супруга короля Крунислава, прекрасная София, умерла при родах, а сына похитили, когда тому было всего несколько месяцев…  Наверное, король собирался сделать Эйрика своим наследником, но по закону это можно было сделать не раньше, чем юноше исполнится двадцать один год…
Через месяц после двадцатилетия Эйрика король был предательски убит, когда пытался примирить враждующих соседей, а Эйрик остался один. Через день  к нему пришли из города и стали просить взойти на трон, но никогда не хотевший этого Эйрик отказался. Да, он будет Наместником и попробует найти принца, но не более того…
И вот теперь он часами переворачивал хрустящие, пожелтевшие от времени страницы, но ничего не находил…
- Я не так ищу, не там, но поиски не бесполезны, Господь не посылает нас на тот подвиг, что не имеет смысла, - твердил Эйрик, разворачивая дрожащими от усталости пальцами очередной хрупкий свиток.- Боже, что мне делать?
 Он уже плохо помнил, сколько сжег свечей, сколько раз просыпался, не понимая, где он… Каждый раз ему казалось, что вот распахнется дверь и войдут родители или король Крунислав, но тишина оставалась такой же молчаливой, как и всегда…
- Ты все еще здесь, господин? – королевский библиотекарь Гордан возник на пороге с фонарем в руке. – Уже довольно поздно…
Эйрик вздрогнул и сел, протирая глаза.
- Да, поздно, иди отдыхать, я сейчас закончу, - согласился  Эйрик, провожая высокую, сутуловатую фигуру библиотекаря настороженным взглядом. О да, тот был искусным каллиграфом и по-настоящему любил книги, но Эйрик уже устал от сомнения, звучавшего в голосе Гордана.   
- Мне все равно, что надо мной смеются и не верят в то, что я найду принца, - в запальчивости воскликнул  Эйрик, повернувшись к закрытым ставнями высоким окнам. – И вот не надо, не надо пытаться отговорить меня от поисков! Я все равно буду сюда приходить! А уж запретить это мне точно никто не сможет!

Ранним утром Гордан и королевский повар Томо шли к собору на службу. На просыпающихся улицах города, только-только еще подставившихся бока мостов резвому майскому солнцу,  было еще тихо и прохладно.
- И ничего Эйрик не найдет, только зря просиживает все ночи напролет за книгами, - сказал Гордан, в задумчивости поглаживая острую бородку.
- Зачем ты так? – укоризненно покачал головой повар, - ему сейчас наша поддержка так нужна! А я вот думаю, что он правильно поступает.
- Ты еще мне потом скажешь, что я был прав, - усмехнулся Гордан, - вот увидишь!
В соборе он, конечно, по сторонам не смотрел, а вот уже в крепости, за завтраком увидел, что Эйрик просто сияет. Такая уверенность сквозила в каждом его движении, что не заметить этого было нельзя.
- Друзья мои, - Эйрик с удовольствием откинулся в кресле и положил ладони по резные подлокотники, - прежде чем мы завершим трапезу и прочтем молитву, я желаю вам всем сказать, что, благодарение Господу, я нашел в одной книге вложенный в нее лист, на котором написано, что принц найдется, если здесь соберутся три человека: Яблочная Соня, Голос золотых стрел и Зимородок.  И я намерен отыскать этих людей, чего бы мне это не стоило. Желаю вам всем доброго утра, друзья мои! – с непоколебимым спокойствием закончил Эйрик.

Дом бывшего королевского оружейника Златана прятался в одной из зеленых долин Авальских гор. В укромную лощину спускались узкие крутые тропы, по одной из которых осторожно пробирался внук старого Златана, Адриан. Он служил под началом Наместника в королевской страже и теперь, получив два дня отдыха, спешил навестить деда.
- Ну, что там в городе, какие новости?  - Златан обнял юношу, взъерошил его темные кудри и усадил рядом с собой на ступеньках крыльца. В саду еще золотились головки одуванчиков, пахло весенним медом от многочисленных нарциссов.
- Чепуха какая-то, - Адриан, который только что вернулся из очередного путешествия по поручению Эйрика, устало вытянул ноги и тяжело вздохнул. – Эйрик посылает всех нас поочередно воинов искать тех людей, о которых было сказано в той книге. Мы уже всю округу облазили, на нас уже косятся как на бродяг. А в городе шепчутся, никто не понимает, чего это Эйрик так упорствует, махнул бы рукой и дело с концом. Знаешь, как глупо я себя чувствую, спрашивая, не видел ли кто «Яблочную Соню», противно прямо. Да любому… - Адриан запнулся, не найдя подходящего слова, которое можно произнести в присутствии старшего, -  ясно, что никто их  не видел. – Он посмотрел на деда и увидел, что тот нахмурился. – Дедушка, я знаю, ты был оружейником нашего короля, дружил с ним, но вот скажи мне, как так можно? Разве Наместник не может с легким сердцем отказаться от поисков и стать королем?! Да мы все только рады будем! Эйрик не намного меня старше, а вот не понимает этого, это же бессмысленно! Вот уже май на исходе…
- Мне не по нраву ничего из сказанного тобой сейчас, - покачал совершенно седой головой Златан, - и меня огорчает то, что ты не видишь, где правда. Эйрик поступает честно и благородно, правильно, в конце концов, - повысил голос старый оружейник, - а ты сам не далее как в прошлое воскресенье кричал на городской площади, что пойдешь за ним в огонь и воду? Не ты ли?
- Тебя же там не было, - попытался вывернуться Адриан.
- Эка невидаль, - фыркнул его дед, - мне рассказали, причем разные люди. Что, не так было дело? Или ты готов идти за Наместником только туда, куда тебе самому интересно? Нечего сказать, хорош воин королевства!!! Тебя, кстати, надолго отпустили-то?
- Завтра в полдень поеду обратно, Эйрик всегда дает нам отдохнуть, а потом снова ехать, снова спрашивать… - вздохнул Адриан.
- Вот и славно. А пока иди, сходи на колодец, принеси воды,  а потом я тебе покажу, какой замок для сундука я выковал вчера, - распорядился Златан. - И подумай по пути о том, что я сказал.


- Еще бы полчаса и ты бы меня не застал, - Феликс, прищурившись, с улыбкой смотрел, как его друг, князь Прван, подъехавший к его дому с небольшой свитой, спешивается,  – я собираюсь в Моховые горы к родичам. И, судя по всему, ты по делу, а не просто навестить.
- Да уж, прости, настроение у меня и правда не особо радостное, - князь – высокий, темноволосый был ровесником Феликса, но из-за мрачного выражения лица и сурово сведенных бровей казался много старше. Он не глядя бросил поводья подбежавшему конюху и обнял друга.
- Сейчас первая неделя лета, и ко мне на днях привезут внуков – ты же знаешь, дочь после гибели мужа их одна воспитывает, да еще и еще и двумя городами управляет…
- А что ж не так-то? – удивился Феликс.
- Да все, - вспылил Прван. - Дома мальчишек балуют, а их обоих уже пора всему учить – старшему уже семь. И у меня они всех знают, и нет ни одного человека, из тех, кому я доверяю, который смог бы добиться, чтобы они его слушались. Понимаешь, мне нужно, чтобы они уважали того, кто будет их учить стрелять из лука, владеть кинжалом, но в то же время поняли, что учатся защищать слабых – прежде всего. Больше защищать, чем нападать! У тебя нет никого на примете?
- Есть, - Феликс едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. – И я его к тебе отправлю скоро, но с двумя условиями.
- Да все что хочешь, - отмахнулся Прван.
- Во-первых, ты его в конце августа отпустишь. Понимаешь, он – жених моей племянницы, а они и так в этом году часто расставались.
- Договорились, - усмехнулся Прван. – А второе условие?
- Ты дашь ему разрешение пользоваться твоей знаменитой библиотекой, когда он будет свободен, разумеется.
- Зачем ему? – в свою очередь удивился Прван. – Я знаю всего двух воинов, которые интересовались книгами в моей библиотеке, да им уже под пятьдесят. А это молодой человек, так ведь?
- Ему двадцать три, - улыбнулся Феликс. – Они с моей племянницей все в моей библиотеке уже прочли. А твоя – после королевской – самая лучшая, а пускаешь ты туда только ученых людей, да и то не всех…
- Ладно, ладно, - пожал плечами Прван, - пусть читает, мне не жалко. Да, и любопытно уже посмотреть на это чудо!

   Златан давно уже не совершал дальних путешествий. Нужды в том теперь не было, заказчики, если таковые еще бывали, приходили сами. Впрочем, не поехать на свадьбу младшего крестника он, конечно, не мог. Теперь вот они ехали назад, домой. Повозка быстро катилась вперед, Златан только что сменил на козлах сына, сзади ехал верхом Адриан, который получил ради такого случая целых три свободных дня…
   Теплый июньский день, когда уже пахнет травами – такой непривычный после зимы аромат… Златан с удовольствием огляделся – слева луговина  была желтой от сурепки. Справа вдоль дороги шла длинная грядя, поросшая невысокими кривоватыми соснами. «Тут уже и до Моховых гор недалеко», - подумал Златан.
   И вдруг он с удивлением – было во всем этом что-то трогательное и настоящее – увидел, что какой-то воин, судя по движениям, еще молодой, собирает на пригорке цветы, похожие на сиреневые колокольчики. Только что такие же Златан видел в придорожной часовне. Интересно, это он их туда принес? Судя по всему, служит в горной страже, кольчуга, видавшая виды, плащ черный и простой. Златану вдруг стало любопытно – для чего этому юноше цветы? В другую часовню, на могилу родителей, или он вернется домой и оставит их на подоконнике той, которой принадлежит его сердце? В том, как он, выпрямившись, оглядывался на своего коня, в том, как откидывал со лба прядь тяжелых темных волос было что-то такое знакомое. Словно когда-то Златан уже видел похожего человека… Но когда и где? Мучительно хотелось вспомнить, но ничего не выходило. Старый оружейник потер лоб, оглянулся на дремлющего в повозке сына. У кого был такой же поворот головы? Златан даже задумался, не остановиться ли. Но что он спросит, окликнув? «Дитя мое, не скажешь ли, кого ты мне так напоминаешь»? Бред какой… Лучше не мешать и ничего не спрашивать. Лучше ведь? Еще раз оглянувшись на собиравшего цветы воина, Златан  пустил лошадей рысью – домой хотелось вернуться еще засветло.

   Эйрик давно уже чувствовал напряжение своих гонцов. Конечно, ослушаться его приказов никто бы не посмел, но... Может быть, очень вовремя он прочитал в записях короля Крунислава, что тот собирался купить у Иордана лошадей.
   Эйрик закрыл дневник покойного короля, погладил обложку из тисненой пурпурной кожи, вздохнул и послал за Адрианом.
- Ты знаешь, где находятся Моховые горы? Я хочу послать тебя к почтенному Иордану, чтобы выполнить волю покойного короля.
- Конечно, господин, кто же не знает Иордана?! У него же лучшие кони на свете!
- Ты еще скажи, что с удовольствием поедешь, - пробурчал Эйрик.  – И что тебе, как и остальным, надоело искать.
- Прости меня, господин, - Адриан покраснел, - в городе поговаривают, что лучше бы ты надел корону.
- Не дождетесь, - процедил Эйрик сквозь зубы. - Собирайся. Потом зайдешь за письмом для Иордана.


   Иордан поймал себя на мысли, что уже несколько минут стоит у окна, подбрасывая на ладони свиток, только что полученный от наместника Эйрика. Дело было вовсе не в перегоне лошадей, не в долгой дороге, для которой Петр даст ему самых надежных воинов, а совсем в другом, совсем в другом. Наконец, Иордан тряхнул головой, засунул свиток за пояс и решительно вышел из дома. Линнет, он это знал, была к северной конюшне, расчесывала гриву своей любимой лошади Лучанке.
   Некоторое время он стоял, прислонившись к притолоке и наблюдая, как она легко двигается, как струятся ее светлые волосы, и солнце пронизывает их...
- Я все знаю, - тихо сказала Линнэт, не оборачиваясь, - я видела следы от копыт. Этот знак я узнала бы где угодно! Видимо, король разрешил Эйрику использовать родовой герб на подковах, хотя это не совсем по правилам, раз Эйрик потерял все, что принадлежало его родителям.
- Он хочет купить лошадей. И я не знаю, что делать.
- Приятно, когда мужчина в этом признается, - фыркнула Линнэт. - Хочешь взять с собой нашу дочь?
- Если ты не против. Делать против твоей воли я ничего не стану. И даже Аэлинн пока не буду рассказывать.
- Нет, милый, - Линнэт, подойдя к мужу, обняла его, поправила серебряную с чернью фибулу плаща, и он почувствовал, как дрожат ее тонкие пальцы. - Пусть наша девочка съездит с тобой. Если Эйрик что-то знает и ищет, то вы познакомитесь, а если нет...  Город очень красивый, ей понравится.
- Помнишь, мы проезжали через столицу королевства, когда только поженились? - Иордан прижал жену к себе, пытаясь успокоить. - По крайней мере, мы знаем, что с Эйриком все в порядке.


   Иордан, широко улыбаясь, наблюдал за дочерью: Аэлинн с веселым любопытством оглядывалась вокруг. Ей нравилось все – внешние серые городские стены, излучавшие древность, узкие улочки, купола соборов, словно купавшиеся в летнем солнце, а уж когда она увидела королевский замок, белоснежный, легкий, то просто замерла от восторга.
-Отец, можно я куплю гиацинты у той женщины? Мы их оставим в Иверской часовне и потом пойдем к наместнику. 
- Иди, конечно, я подержу твою лошадь. А цветы у нее и правда хороши.

От торговки Аэлинн вернулась с таким выражением на лице, что Иордан не на шутку разволновался – скрывать свои чувства его дочь никогда не умела.
- Что такое?
- Ты знаешь, что она сказала? - Аэлинн явно была и довольна, и удивлена, - «я продам тебе цветы подешевле, потому что у тебя такие добрые глаза... потому что ты - королева...» Вот странно, у нас они отцветают гораздо раньше!
- У тебя действительно доброе сердце, - Иордан поцеловал ее в макушку и улыбнулся, - мы с мамой тобой гордимся
- Я тоже вами горжусь! – Аэлинн нежно обняла отца. - Идем в часовню?


   В королевском замке их встретили так, словно ждали чуть ли не неделю. Лошадей сразу увели, и Иордан, едва взглянув на старого конюха, успокоился - тот явно любил животных и знал, как с ними обращаться. Самому Иордану с дочерью и сопровождавшим их воинам предложили пойти отдохнуть в приготовленных для них покоях: Наместник не мог пока  их встретить, у него возникли срочные дела…
- Или вы можете погулять в королевском саду, пока Наместник освободится, - с поклоном сказал Адриан, которому Эйрик поручил проследить, чтобы гостей приняли как подобает. – Наш  сад очень славится. Госпоже, наверное, будет интересно на него посмотреть.
   Открыв перед ними калитку в сад, Адриан откланялся, сделав вид, что идет выяснить, не освободился ли Наместник. На самом деле, ему хотелось в одиночестве подумать, кого же ему так напоминает эта девушка…
-  Отец, смотри, здесь есть клематисы, - Аэлинн осторожно потрогала сиреневые звездчатые цветы, - как ты думаешь, мне можно будет попросить хотя бы одно семечко?
«Да он отдаст тебе все, что ни попросишь, - подумал Иордан. - Наверное...»
    Впрочем, вслух он ничего не сказал: по усыпанной мелкими камешками дорожке сада к ним спешил Наместник. На вид ему было лет 20, он пытался на ходу пригладить непослушные каштановые волосы, серые глаза смотрели внимательно и удивленно. Он подошел, как-то нервно одернул рукава темно-серой туники, надетой поверх очень хорошей тонкой кольчуги и учтиво поклонился.
    Аэлинн сразу смутило то, что еще издали он начал вглядываться в ее лицо. Теперь, когда Наместник стоял всего в двух шагах от нее, на его лице, усталом и бледном, тем яснее проступали то ли восторг, то ли восхищение, смешанные с какой-то отчаянной надеждой... Аэлинн, истолковавшая его внимание по-своему, нахмурилась, и взяла отца под руку, словно пытаясь спрятаться за него. «Жаль, что Милана с нами нет», - подумала она.
- Досточтимый Иордан, прекрасная госпожа, рад Вас приветствовать! Прошу меня простить, я намеревался сам вас встретить, но вынужден был уехать... До обеда вы можете отдохнуть в приготовленных для вас покоях, а потом уже будет смотреть лошадей и подписать купчие. Но прежде чем… -  Наместник смешался, с отчаянием посмотрел на Аэлинн, которая совсем напряглась, и продолжил: - У меня есть еще одно дело, которое я хотел бы обсудить… нет, не могу молчать более... Спрошу о том, что касается только меня. Господин мой, твоя дочь похожа на свою достопочтенную матушку?
- Да, очень.
- У  твоей супруги была сестра, с которой они родились в один день?
- Да, - кивнул Иордан, улыбнувшись ничего не понимающей Аэлинн, - ее звали Линнир, и она - твоя мама. А твоего деда... - Иордан не договорил:  Эйрик с криком «Дядя!» бросился ему на шею. Потом он кинулся к Аэлинн, но обнять ее не решился, только взял за руки.
- Знали бы вы, как я хотел вас увидеть!
- Мы с Линнэт тоже! – улыбнулся Иордан. - Я не знал, ищешь ты нас или нет, но все же мы с женой решили, что я возьму в это путешествие Аэлинн, - объяснил он и повернулся к дочери: - Мы с мамой собирались тебе все рассказать перед свадьбой, если до этого не встретимся с Эйриком… Эйрик, дитя мое, я сразу устроил так, что получал о тебе известия, хотя и с большим опозданием, - Иордан сел на скамейку и притянул дочь и племянника к себе, - и мы  узнали, что твои родители погибли в междоусобной войне, а  король Крунислав взял тебя к себе через две недели после того, как ты поселился здесь. Иначе я бы забрал тебя!
- Я уверен в этом, дядя! Слава Богу! Нашлась моя семья, - Эйрик не мог придти в себя, и все переводил взгляд с Иордана на Аэлинн, словно боялся, что они исчезнут. - Мама сначала не решалась вас искать, вы же понимаете, незамужняя девушка ничего не может сделать без ведома своей семьи. А потом она вышла замуж, и они с отцом стали вас разыскивать, но ничего не смогли сделать... А потом началась эта война с соседями… А теперь я – наместник и еще ищу принца. Вы ведь слышали эту историю?
 - В общем, да. Расскажи, - попросил Иордан, понимая, что Эйрику так будет легче успокоиться.
- Ну, вот, - начал Эйрик, и чувствовалось, что рассказывает он эту историю явно не в первый раз, - когда принца должны были крестить, король сам, здесь так принято, вез его в собор, и тут на них напали. Воины, что были с ним, отбивались до последней капли крови, выжил только один. Когда в крепости поняли, в чем дело, битва уже закончилась, король лежал на дороге без сознания, а мальчика похитили. И почему-то нападавшие забрали оружие короля. Ножны от меча потом нашли недалеко от города, а больше - ничего. Король все время искал сына, но поиски так ничего и не дали. И вот недавно, - сияя, сказал Эйрик, - я прочитал в одной книге, что если здесь соберутся Зимородок, Яблочная Соня и Голос золотых стрел, наш принц найдется. Правда, - признался он, смутившись и почесав кончик носа, - их я тоже пока не нашел.
- Ну, одного человека тебе точно не придется больше разыскивать, - рассмеялся Иордан.- Знаешь, мы как-то с Линнэт полдня собрались ехать к моему брату Феликсу, все подарки, вещи уложили, смотрим, а маленькой нашей дочки нигде нет. Насилу ее отыскали – оказалось, она уснула в кладовке на мешке с яблоками. Так мы ее потом долго поддразнивали Яблочной Соней, хотя она рано встает. У нас таких людей называют «зарянками».
- А у нас – «жаворонками», - улыбнулся Эйрик. - Но что же делать,  Аэлинн придется остаться здесь, пока не найдутся остальные?
- Я тогда отправлюсь домой, чтобы твоя тетушка не волновалась, а потом привезу ее сюда. А вам тут,  я думаю, пока будет о чем поговорить.
- Дать Вам еще охраны?  - забеспокоился Эйрик.
- «Тебе», хорошо? – Иордан взъерошил его волосы и подмигнул, - ты привыкнешь еще. Тех, воинов, что со мной отправил начальник горной стражи, вполне хватает. Не волнуйся.
- Я должен за всех волноваться. За Вас, за… - Эйрик осекся, но потом продолжил, - за  тебя, дорогой дядя, тем более.







Глава пятая, в которой поиски принца продолжаются, а юному барду приходится переехать в столицу
                Облеки свою жизнь в песню.
                Святитель Николай Велимирович

После отъезда отца Аэлинн было необыкновенно тоскливо, хотя она и старалась этого не показывать. Конечно, Эйрика можно было не бояться, но больше она никого не знала, все называли ее «госпожа», лучезарно улыбались, заглядывали Эйрику в глаза - доволен ли он... В общем, все это было странно и непривычно. К тому же, выходить одной в город ей теперь не полагалось: Эйрик или гулял с ней сам, если был свободен, или отпускал только с Адрианом. Тот почтительно отставал на полшага и молчал, от этого делалось еще неуютнее.
   Эйрик, конечно, не мог не заметить, что сестре трудно привыкать, и однажды вечером, когда в городе начинали зажигать фонари, предложил:
 - А давай исчезнем из крепости на полчаса!
Наместник потянул Аэлинн за руку, они пробежали в открытые еще ворота и оказались на площади перед крепостью. Перед ними уходила вверх к собору Благодатная улица, а все остальные – вниз. Здесь жили многие воины из городской стражи, переписчики книг, ткачи, ювелиры…
- Здорово оказаться в городе без свиты и охраны, правда? - Эйрик весело заглянул в зеленые глаза сестры и закружил ее, мало заботясь о том, что дозорные с башен их все равно видят. -  Я тебя понимаю, тебе тут как в каменном мешке, наверное. Я тоже с трудом привыкал, дома у родителей все было куда проще. Пошли, пока все не закрыто, я хочу тебе две лавки показать...
 И, действительно, в кондитерской уже никого не было, но для Наместника хозяйка задержалась, с любопытством исподтишка разглядывая его сестру. Эйрик купил самое лучшее, какое-то особенное печенье с корицей.
    У второй лавки, в увитом плющом дворике еще играли дети, с которыми Аэлинн тут же познакомилась, угостив печеньем. Здесь было уютно, цвел шиповник, над крыльцом покачивался миниатюрный, выточенный из дерева ткацкий станок – прямо как настоящий.  Аэлинн даже залюбовалась.
- Здесь живет лучший ткач во всем королевстве, - пояснил Эйрик, поднимаясь по каменным ступенькам под руку с сестрой, - и у меня есть одна задумка. Ты поможешь?
- Конечно, - кивнула Аэлинн, - а что ты хочешь сделать?
- Сейчас узнаешь, - Эййрик постучал в дверь тяжелым медным кольцом. – Здравствуй, Мирослав, - поприветствовал он хозяина лавки, когда тот появился на пороге. 
 Знаменитый ткач оказался высоким и суровым, уже в летах,  с седыми лихо закрученными усами.
 - Доброго вечера тебе господин и тебе, госпожа! - Мирослав важно поклонился. - Проходите. Что желаете посмотреть?
 - Нам нужна ткань, - Эйрик сжал ладонь сестры и что-то тихо ей сказал, - чтобы сшить плащ.
- На каждый день или праздничный?
- Скорее второе.
- А на кого?
- Для воина ростом примерно как я, - пожал плечами Эйрик, оглядывая полки с разноцветными свертками. – Может быть, цвета сон-травы…
Мирослав посмотрел на Наместника так, словно сомневался, не издевается ли он, и выложил на деревянный прилавок тонкую ткань теплого желтого оттенка.
- Это что? – изумился Эйрик.
- Сон-трава как раз такая.
- Да вовсе нет,  я видел в книге одного травника, что она – как… - Эйрик прищелкнул пальцами, пытаясь подобрать нужное слово, - как вечернее небо.
- А я вырос в деревне, и в лесу у нас только такие, - настаивал Мирослав, нахмурив кустистые брови.
- А я выросла в горах, - мягко вмешалась Аэлинн, - и видела весной прострел и желтый, и вот такой, похожий на темную сирень, когда она бывает с крупными лепестками.
- Правда? – удивился Эйрик. – Ну, тогда понятно. Мирослав, можно, мы сами поищем тогда?
- Посмотрите вот здесь. - Мирослав подвел их к трем внушительным корзинам, полным ярких лоскутков. Эйрик с Аэлинн покопались в одной, попытались уложить все как было, перешли к другой и вдруг одновременно схватились за край тонкой, но плотной ткани, пламеневшей сияющим ликованием настоящего пурпура.
- Это, конечно, очень хороший шелк, ее моя старшая дочь ткала, но кто же такой плащ наденет?! Может, что потемнее поищите, да и в том куске, что остался, на капюшон не хватит.
- Плащ будет без капюшона, - не терпящим возражений тоном сказал Эйрик.
- Но такой может надевать только…
- Не спорь со мной, - голос Эйрика был тих и строг, - мы ее покупаем,  - и Наместник положил на прилавок мешочек с золотом.
Мирослав взвесил его на руке и поклонился – Эйрик со своим странным капризом, чего за ним раньше не водилось, все же был более чем щедр. И вдруг старый мастер догадался, почему Эйрик купил именно такую ткань. И для кого.
Тяжело вздохнув, Мирослав посмотрел на Наместника с жалостью: он был из тех, кто не верил, что принца через столько лет можно найти. Да, и если подумать хорошенько, кто поддерживает Наместника? Епископ? Пожалуй. Сестра? Наверное…
Эйрик, закусив губу, и пытаясь сделать вид, что не замечает, как на него смотрит Мирослав, забрал ткань и взял сестру под руку:
 – Идем, солнышко. Нам еще надо ниток золотых купить. Ты ведь вышьешь по краю кайму?
   Мирослав, вдруг устыдившись своего неверия, и не зная, как выйти из неловкого положения, угостил Аэлинн буреком, испеченным утром его женой. А когда Наместник с сестрой вышли на улицу, Мирослав совсем смутился и умилился, увидев, что Аэлинн разломила пирог пополам и протянула брату…

Эйрик приходил в сокровищницу раз в месяц, проверить, как хранятся старинные мечи, которым из-за их древности и ценности не полагалось быть в оружейной. Теперь привел он сюда сестру, и Аэлинн с тоской бродила среди сундуков, ларцов, открывая одну шкатулку за другой. Ей нужен был узор для вышивки на плаще, ткань для которого они купили накануне.
 Будь они в горах, Аэлинн придумала бы его сама, как делала не раз, но плащ предназначался для будущего короля, и ей хотелось найти что-то, что было бы благородным, достойным и похожим на то, что носили прежние правители этих земель. Но, увы, пока ничего подходящего она не нашла ни среди вышитых королевских плащей, ни в книгах, а теперь, кажется, и в сокровищнице тоже…
- Думаю, что многие девушки в городе согласились бы прожить целый год без обновок, лишь бы попасть сюда, - улыбнулся Эйрик, подняв голову от древних ножен.
- Да? – засомневалась Аэлинн, а потом рассмеялась. – Я понимаю, о чем ты. У меня равнодушный вид? Я должна танцевать от восторга, попав сюда? Здесь очень красивые вещи, брат, такую красоту трудно не заметить, но я больше люблю цветы. Они – живые, они – Божьи. И, знаешь, я думаю, что ведь каждый из них когда-то Господь сотворил, и если поцеловать лепестки, можно представить, что целуешь создавшую их руку… - Аэлинн смутилась и опустила глаза. – Я понимаю, это работа искуснейших мастеров, но я бы предпочла не это украшение, – ее тонкие пальцы выудили из ларца тяжелую корону с изумрудами, - а венок из жасмина.
- Я понимаю, - Эйрик подошел к сестре и осторожно обнял ее, - и ты грустишь, что не можешь найти нужный рисунок, да?
- Да, - вздохнула Аэлинн. - Я тебе не мешаю?
- Нет, что ты, ты мне никогда не мешаешь, твое присутствие – это чудо! – покачал головой Эйрик, - и потом, я был здесь совсем недавно, и теперь просто заставляю себя все пересматривать, так, для порядка. Когда ты закончишь, скажи мне, и мы сразу уйдем.
Убирая в нишу в стене очередной меч, Эйрик вдруг поймал себя на мысли, что давно не спрашивал Аэлинн, как идут ее поиски. Обернувшись, он увидел, что его сестра склонилась над лежащей на крохотном столике для шкатулок фибуле и сосредоточенно срисовывает ее узор. Светлая прядь выбилась из ее сложной прически, и Аэлинн в который раз нетерпеливо пыталась заправить ее за ухо, а солнечный луч, пробивавшийся в узкое окно, золотил ее уложенные вокруг головы косы…

 - Знаешь, я придумал: давай заведем традицию, ну, вроде той, что есть у вас дома. Я буду к тебе каждый вечер приходить, и мы будем разговаривать обо всем, - предложил Эйрик, устраиваясь на подоконнике в комнате Аэлинн. Он прикрыл решетку окна, щелкнул замочком, закрепил деревянную ставню и повернулся к сестре.
- Я так мало о тебе знаю.
- А я - о тебе.
 - Твой отец спрашивал, можно ли Милану сюда приехать, когда он освободится. Это твой нареченный?
- Да.
По улыбке сестры Эйрик все понял – можно было больше ничего не спрашивать. - Ты его очень любишь?!
- Да. И он сказал, что я никогда его не потеряю. Что бы ни произошло.
Эйрик вздохнул:
- Я надеюсь, у вас будет именно так.
- А что случилось у тебя? - забеспокоилась Аэлинн, - ты сразу такой грустный стал.
- Я обручен с дочерью князя Ратислава, Цветанкой. Их земли неподалеку от столицы. Но когда он узнал, что я ищу принца и не собираюсь становиться королем, то запретил нам с ней видеться. И даже письма мои перехватывает. Я несколько раз пытался туда сам пробраться, даже кем только не  переодевался, но меня каждый раз хватали. И князь в последний раз пригрозил, что выдаст дочь в тот же день за старика-соседа, если я там появлюсь!
Аэлинн с трудом удержалась, чтобы не прыснуть со смеху, представив брата коробейником или бродячим музыкантом.
- Но может, когда принц найдется, мы его попросим, чтобы он добился согласия князя на ваш брак.
- Я надеюсь, но сестричка, мы не знаем, что он за человек, какого нрава. Может, нам придется уехать отсюда… Хотя оставить королевство на жестокого правителя, даже законного, мне бы не хотелось. А если мы уедем, то я бы мог помогать твоему отцу, я умею ладить с лошадьми. Немного...
- А давай я попробую сходить туда, - предложила Аэлинн, не зная, как утешить брата. -  Я бы могла переодеться бродячей музыкантшей. Знаешь, у нас в горах есть девушки, которые хорошо поют и умеют на чем-нибудь играть. Но они не странствуют, как менестрели, а живут дома, помогают родителям в их ремесле, и могут спеть на празднике, если их попросят. Если я надену свое дорожное платье, оно очень скромное, то вполне сойду за такую девушку.  А пою я не так уж плохо.
- Опять же, как я мало о тебе знаю, - с мягкой улыбкой сказал Эйрик. – А на чем ты играешь?
- На лютне. Только, - расстроилась Аэлинн, - я не взяла ее с собой. Я же не знала, что  останусь…
- Пойдем завтра и купим. У нас есть три лавки. Но, солнышко, я не хочу, чтобы ты шла туда. Князь Ратислав – человек жестокий. Я боюсь за тебя!
- Но давай мы хотя бы попытаемся. Я могу ей спеть и быстренько сказать, чтобы она не волновалась. И что нужно подождать, пока найдется принц.

 Княжна Цветанка сидела в своей башне у открытого окна и пыталась написать письмо своей крестной Снежане, или, как ее называли родные, Снешке.
   После попыток Эйрика встретиться с невестой, князь запер дочку в башне и позволял ей выйти только в храм и один раз в день в сад, но переписываться со своей двоюродной сестрой не мог запретить:  вмешательства, а тем более, ссоры со Снежаной и ее могущественным мужем, он не хотел.
«Дорогая крестная! – писала княжна, - здравствуй! Надеюсь, ты и дядя Лазарь здоровы. Отец просил передать вам своей привет. У меня все хоро…» - Цветанка от волнения посадила кляксу, отодвинула пергамент и задумалась. Что написать? Все как раз совсем не хорошо, но отец все ее письма прочитывает. Он сам так говорил еще на прошлой неделе, когда она получила ответ крестной. Или он это просто так сказал, чтобы она боялась написать лишнее… «Каждое утро я иду в храм, потом гуляю в саду», - это  истинная правда, только, можно сказать, под конвоем.
  И вдруг внизу, под самой башней кто-то тронул струны лютни, полилась сложная мелодия, а потом ветер донес до несчастной Цветанки и слова:
Я так тебя люблю, что никогда
Твой путь не омрачит моя измена,
И даже если ты не скажешь «да»,
Не суждено мне вырваться из плена…

- Вот счастливая, - подумала княжна, подбежав к окну и увидев далеко внизу девушку в зеленом, - она может ходить, где хочет…
Цветанка постучала в дверь и потом долго ждала, пока приставленная к ней новая служанка возится с замками. – Приведи эту девушку, что поет под башней, в сад, я хочу послушать ее пение и щедро заплачу. Да и в сад я сегодня не выходила еще. Отец об этом знает. Иди же, я не сбегу! – не в силах скрыть нетерпение, прикрикнула на девушку княжна и тут же устыдилась. «Может, она согласилась шпионить за мной не от хорошей жизни, а вдруг ее запугали, принудили…»
- Я не гневаюсь на тебя, - быстро сказала Цветанка, - поспеши, вдруг она уже ушла.


   Как это ни было странно, но спуститься в сад ей позволили. Правда, чуть ли не за каждым кустом кто-то прятался, и Цветанке вдруг стало смешно. «Интересно, есть ли среди этих слуг воины? А как бы они себя вели, если бы шли в разведку на войне? Их же сразу бы обнаружили…»
 Впрочем, думать про соглядатаев она дальше не стала. У скамейки, окруженной кустами жимолости, стояла тоненькая светловолосая девушка. Судя по ее одежде, родом она была издалека – плащей такого покроя княжне видеть еще не приходилось.
- Садись, пожалуйста, - княжна Цветанка  устроилась на скамейке, с любопытством разглядывая гостью. Та скромно поклонилась и присела на самый край. Цветанке она сразу понравилась: в тонких черта ее лица было что-то очень располагающее, благородное и даже знакомое. И княжна уже пожалела, что взяла из башни мешочек с золотом, а не новый плащ или украшение – предлагать этому барду деньги было как-то неудобно.
- Что ты хочешь услышать, госпожа? – спросила девушка, улыбнувшись княжне. – Я знаю много разных песен, - она  коснулась струн, нахмурилась, начала настраивать лютню и тихо сказала: - ты ведь знаешь, что Эйрик нашел родных? Я его двоюродная сестра, меня зовут Аэлинн.
Больше всего княжна в этот момент жалела, что не может обнять ее – ведь за ними наблюдает столько глаз.
- Прости, я бы тебя расцеловала, но за мной следят.
- Догадываюсь, - усмехнулась Аэлинн, - Эйрик просил тебе передать, что когда он найдет принца, то попросит его уговорить твоего отца на ваш брак. А пока нужно тянуть время. Я спою тебе то, что поют на моей родине, - громко продолжила она.
-  Я буду рада послушать, - важно кивнула княжна, с трудом сдерживаясь, чтобы не улыбнуться,  – она знала, как сильно Эйрик хотел разыскать свою семью.
Эйрик, ждавший сестру на опушке рощицы недалеко от городских ворот, уже места себе не находил. Он уже столько раз пожалел, что согласился на предложение сестры, столько раз обругал себя как только мог, что позволил Аэлинн пойти в город. «Как ты отпустил ее туда, в это логово драконье, одну, без защиты? А вдруг что-нибудь случится…» Он в ужасе вскочил на ноги, схватил поводья обоих коней и решительно направился к воротам. У него было такое грозное лицо, что стражники, которым строго-настрого было приказано ни под каким предлогом не пускать Наместника, не посмели преградить ему дорогу. К счастью, он успел сделать всего пару шагов по той земле, находиться на которой князь ему запретил: Аэлинн уже шла ему навстречу. Эйрик, забыв обо всем, подбежал к ней, обнял, подержал ей стремя, потом взлетел в седло сам, и через миг они уже мчались по дороге, ведущей в столицу королевства.

- Я так жалею, что отпустил тебя, - признался Эйрик, когда они уже почти были у столицы и пустили коней шагом: погони, судя по всему, можно было не опасаться. Наместник тяжело вздохнул и виновато заглянул сестре в лицо:
– Прости.
- Я молилась Пресвятой Деве и святой Кикилии, - улыбнулась Аэлинн, - чтобы ничего не случилось.
- Слава Богу, что с тобой все хорошо! Жаль, у нас нет почтовых голубей или чего-то такого, - чувствовавший себя виноватым Эйрик все никак не мог успокоиться.
- Таким голубем буду я и еще раз туда схожу – как только мы найдем остальных. И потом, признавайся, ты же рад новостям от Цветанки! Знаешь, страшно было только пока она не пришла, а потом уже легко.
- Я хочу сделать тебе подарок, чтобы этот день был не только страшным. Мы сейчас поедем домой не по прямой дороге, завернем в одну деревню, Светозарево, где живет один из лучших бардов в королевстве. Он слепой, но у него… знаешь, я иногда думаю, что из-за чистоты сердца Господь дает ему иное зрение, знание. Не как прозорливость у святых, я не сравниваю пока, но Крстимир - удивительный человек. На пирушках не поет, конечно. Мне кажется, едва его племянник станет совершеннолетним,  Крстимир  уйдет в монастырь. Поет он изумительно. Вот сейчас сама услышишь.

   Знаменитый слепой певец сидел на поляне за деревней, под старым ясенем. У него были темные, чуть седеющие волосы до плеч и узкое лицо. Рядом пристроился со второй лютней его племянник, пятнадцатилетний Сандро, тоненький и остроносый. Как всегда, послушать Крстимира собралась целая толпа. Все были так поглощены пением, что не обратили внимания на Наместника, и он с сестрой смогли подойти к барду только тогда, когда все начали расходиться: в это время Крстимир  всегда уходил домой, чтобы не пропустить вечернюю службу.
 - Здравствуй, дитя, - он протянул к Аэлинн руки и осторожно пожал ее пальцы. – Слава Богу, что ты уже здесь.
- Вы так поете, что забываешь, что стоишь на земле, - сказала Аэлинн. – Когда я услышу вас снова?
- Не скоро. Вернее, не очень скоро. Когда в твоем городе будут сразу две свадьбы – не забудь приехать за мной. Договорились?
- Обещаю, - Аэлинн подумала, что «твой город» и «две свадьбы» - это что-то очень странное, но от Крстимира исходило такое спокойствие, что сомневаться в его словах она бы никогда не стала. Скорее уж, в своей способности правильно его понять.
-  Крстимир,  у меня еще и дело к тебе есть,  – Эйрик присел на корточки перед бардом. – Мне нужно найти тех, кого зовут Зимородок и Голос золотых стрел. Ты не слышал о таких?
- Когда Сандро был маленьким, а я еще видел, мы с сестрой, его матушкой, прозвали его Зимородком – он был такой шустрый, любопытный, везде поспевал, - улыбнулся Крстимир.
- Правда?! – Эйрик от удивления едва удержал равновесие и уперся в землю руками. – Значит, остается один человек… Уже скоро… Я бы тебя обнял, но не решаюсь… Можно, я осторожно? Но мне придется забрать Сандро, пока не соберутся все. Но я же не могу оставить тебя без помощника, - заволновался Эйрик.
- Я не младенец,  могу и сам управиться.
- Нет, так не пойдет, - запротестовал Эйрик. – Сандро, - повернулся он к пораженному юноше, которому совершенно не хотелось уезжать от дяди в город, - у кого из королевских стражей родичи живут в вашей деревне?
- У Златибора,  Славко и еще у Ведрана, - припомнил Сандро.
- Первым двум я бы не доверил даже и лягушки. А вот Ведран подойдет, он добросердечный и терпеливый. На то время, что тебе придется пожить в столице, он будет помогать твоему дяде. К тому же, у него старенький дедушка, и он все понимает. Как тебе это, Крстимир?
- Мне не хочется, чтобы ты беспокоился из-за меня, я того не стою.
- Я должен за всех беспокоиться. Пока Короля нет, - рассмеялся Эйрик, – а потом сразу перестану, - пошутил он. – Я думаю, Ведран будет рад пожить дома и никуда не ездить, да и жалованье я ему прибавлю. Так что не переживай за него. А тебя, Сандро, я дня через три жду в столице.
- Как раз в воскресенье причастишься и поедешь, - сказал племяннику Крстимир. – Не бойся, тебя там не обидят, - добавил он тихо.
- Ты же не в тюрьму идешь. Будешь навещать дядю как только пожелаешь, будешь петь, где захочешь, где позовут, - поддакнул Эйрик, который расслышал, что сказал племяннику Крстимир. - Я тебя ни в чем не стесняю, просто нужно, чтобы все… вы трое жили в одном городе. Пока принц не найдется.

Ехать в столицу Сандро не хотелось совершенно. Нет, он бывал два раза в городе, пел там по приглашению друзей дяди, но жить там  – нетушки, увольте. А тем более в королевской крепости. А вдруг Наместник уже обо всем забыл, и его просто вышвырнут за ворота?
   После Причастия накануне и ободряющих слов и их деревенского священника, отца Симеона, и дяди, стало легче, спокойнее. Но в городские ворота он въезжал все же с опаской. «У нас есть наши святые и наши улыбки», - прошептал Сандро присловье, которое часто слышал в родной деревне.
    Горожане спешили по своим делам: кто-то тянул за рога упирающуюся козу, кто-то спорил с торговцем луком и петрушкой о цене. Все были заняты, и даже у ворот не обратили на него никакого внимания. Ну, ладно, уже что-то. Теперь вверх, к крепости. Заблудиться Сандро было бы сложно – ее было видно отовсюду. А собор – и того выше – Сандро поймал золотой луч с его купола в ладонь и улыбнулся первый раз за всю дорогу. Теперь оставалось самое страшное: въехать во двор крепости и появиться дома - у Короля, в общем-то. Хотя пока – только у Наместника, но это мало успокаивало. Сандро склонил голову перед образом Спаса на воротах, спешился и нерешительно шагнул вперед… Под аркой булыжник отозвался эхом под копытами его коня, и Сандро подумал, как же здесь все звенит от цокота, если кто-то на полном скаку влетает во двор.
   И только оказавшись внутри, он выдохнул: выгонять его не собирались. Даже наоборот. Здесь его уже ждал Наместник, донельзя чем-то довольный, а из сада бежала встречать Аэлинн.
- Добро пожаловать! – Наместник широко улыбался. – Тут за мной с утра человек десять ходят и канючат, чтобы ты к ним домой пришел петь. «Что ко всем сразу? – спрашиваю. -  Вставайте в очередь, - говорю я им…», - со смехом закончил Эйрик. - Идем,  тебе комнату твою покажу. Оттуда весь город видно!


Глава шестая, в которой Наместник находит много поводов для благодарности и обретает нового друга
Он их кореньями и медом угостил
и с подаянием чудесным отпустил –
как погорельцев двух, сбиравших на пожар.
И занялся собой. Имел он странный дар:
ему являлся вдруг в сердечной высоте
Владыка Радости, висящий на Кресте.
                О.А. Седакова


Август сразу начался с дождей и сырых утренних туманов, клоками цеплявшихся за город. На Эйрика такая погода всегда нагоняла тоску по дому, но в этом году все было иначе: как-то сильнее, острее, пожалуй. Ему казалось, что все вокруг остановилось – как и время. И он спит и никак не может дотянуться до песочных часов, чтобы их перевернуть, чтобы все сдвинулось хотя бы немного. Наместнику казалось, что вернулся один из его кошмарных снов, когда хочется бежать, а едва переставляешь ноги.
«Нужно пережить это приближение осени, - твердил он себе, - в эти дни всегда тоскливо А у меня много поводов для радости…»
   И действительно, так оно и было. Сандро привык, перестал дичиться, и они подружились: племянник Крстимира оказался светлым и жизнерадостным. Эйрик даже подумывал, что ему бы и второе прозвище - Лучик – дать не помешало бы.
    Еще Наместнику нравилось, как легко и незаметно Аэлинн присоединилась к его трудам – к тому, что когда-то делили между собой члены королевской семьи. Он и так знал, что без дела  сидеть его сестра ни за что не будет. Теперь она обходила вместо него бедные семьи, чтобы узнать, кому что нужно, писала по просьбе тех воинов, что находились в лазарете,  письма их родным, помогала королевскому садовнику, вместе с Наместником устраивала, как это было принято еще при короле Круниславе, каждое воскресенье обед для нищих и странников…
   Дни шли, вот уже и август, и Эйрик мог бы быть всем доволен, но только о Голосе золотых стрел они так и не смогли ничего узнать. «Нельзя же иметь все сразу, - твердил себе Эйрик. – Смотри, ты нашел родных, тетушка погостила у тебя целых десять дней. Она так похожа на маму! И Аэлинн по ней так скучала! Благодари Бога, что все это у тебя есть и перестань хандрить!» - отчитав себя таким образом, Эйрик спешился и позвонил в колокольчик, привязанный к изящной кованой калитке. Он и Аэлинн приехали в самый лучший розарий в королевстве, который Эйрик давно собирался показать сестре.
- Здравствуй, Часлав! – он учтиво кивнул садовнику, с улыбкой распахнувшему калитку. – Мы за розами для Праздника Пресвятой Девы, как обычно.
- Вечер  добрый, проходите! Я сейчас все приготовлю. А ты, госпожа, - Часлав вручил Аэлинн садовый нож, - можешь срезать и себе роз, каких захочешь.

   Эйрик не ошибся: у Часлава Аэлинн понравилось, она ходила по саду и словно боялась дышать – столько роз сразу она в жизни не видела. Потом, помогая Чаславу носить уже срезанные для храма цветы в повозку, Эйрик на время потерял сестру из вида, а когда все было готово, и они с Чаславом вернулись в сад, он увидел, что с Аэлинн разговаривает какой-то человек огромного роста в коричневом плаще. Эйрик, увидев бледное лицо сестры и ее расширенные от ужаса глаза, тут же бросился к ней.
- Солнышко, мы уезжаем! – Эйрик в два шага оказался рядом и взял Аэлинн за руку. На стоявшего рядом с ней друга и соседа Часлава  Северина он посмотрел так, что тот молча поклонился и ушел.

- Что он тебе сказал? - спросил Эйрик сестру, когда они ехали обратно в крепость.
- Да так, ничего, - попыталась уйти от разговора Аэлинн.
- Давай у нас не будет таких секретов, ладно? Пожалуйста, - Эйрик заглянул ей в лицо и увидел, что она чуть не плачет. – Я смогу тебя защитить, если точно буду знать, что случилось. К тому же, я его давно знаю. Он меня сразу невзлюбил, называет до сих пор чужаком.
- Ну, что-то в этом роде он и сказал. Что когда принц найдется, нас выметут какой-то там метлой, - наконец поделилась с братом Аэлинн. – Я не хотела тебе говорить не из того, что хочу что-то скрыть, а просто знала, что это тебя расстроит.
- Ну, я к такому отношению от некоторых горожан привык, а тебе больнее, я понимаю. Солнце, не все нас любят здесь, хотя тех, кто любит и принял – больше. Часлав с ним уже даже ссорился из-за его отношения ко мне… Не бойся, Северин не посмеет тебя обидеть, но вот одну к Чаславу я тебя не отпущу.

    Князь Прван стоял на галерее, опоясывавшей один из внутренних дворов его крепости и с любопытством наблюдал, как внизу Милан обучает его шустрых внуков стрелять из лука по низкой, под их рост,  мишени.
   Все оказалось так, как он и хотел – и Сретен, и Стамен Милана уважали, и то же время князь видел, что они виснут у Милана на шее, едва стоит ему появиться, а на уроках слушают открыв рот. Прван подозревал, что оба будут плакать, когда Милан соберется уезжать обратно в горы. А ведь до осени не так уж много и осталось…
   К мальчикам подошел старый Спиро – хронист князя, обучавший их чтению и письму: настало время для занятий с ним. Князь усмехнулся – он помнил, как не любил эти учиться грамоте в детстве и спрашивал маму, зачем это, если отец и она так хорошо читают? Судя по тому, как у мальчиков опустились плечи, они тоже были не в восторге, но все же пошли было за Спиро, и князь с досадой стукнул кулаком по деревянным перилам: неужели Милан допустит эту ошибку? Но нет, один отточенный молчаливый жест – и его сорванцы побежали вынимать стрелы из мишени.
… Убрав стрелы в колчаны, Милан повесил на плечо все три лука, огляделся и вдруг, заметив князя, поклонился.
- Поднимись ко мне, - крикнул тот. – Оставь луки внизу, дождя нет.
Когда запыхавшийся Милан появился на галерее и с поклоном подошел, князь, опираясь о перила, некоторое время задумчиво смотрел вниз, а потом развернулся к Милану.
- Я наблюдал за тобой все это время, и то, что я увидел, превзошло мои ожидания. Я знаю, ты обещал Петру занять его место, когда он уйдет на покой… И все же, подумай, не лучше ли тебе остаться здесь. И, если в горах что не заладится, возвращайся сюда. Можешь не присылать гонца, просто приезжай. Там посмотрим, но если все будет хорошо, через год ты будешь во главе моей армии. Ты – тот человек, за которым пойдут в огонь и в воду, только тебе развернуться негде.
- И незачем, - пробормотал Милан. – Господин мой, я благодарен за честь, но я дал слово Петру и не нарушу его. К тому же… - Милан замялся, потом выпрямился и посмотрел князю в глаза, - я не гожусь для того, что ты предлагаешь, а в горах будет служба, к которой меня готовили. И которая мне по плечу.
- Ты хочешь сказать, мальчик мой, что как в одной старой сказке, лучше жить в лесной хижине и жечь уголь, чем завоевать полмира?
- Да, если тебя учли, как жечь уголь.
- Хватит, - с досадой махнул рукой князь, - тебя Радун воспитал,  ты служил у Никодима – там было что, мало битв?
- Более чем нужно.
- Ну вот, а ты говоришь, что тебя ничему не учили. И такие таланты, как у тебя, не скроешь, дитя мое. Это как настоящий ювелир видит, как сияет камень, который даже  еще не огранен. Но мои слова остаются в силе, если Петр передумает или найдет еще кого-нибудь…
- Благодарю тебя, господин, но я останусь в горах.
- Значит, все же «нет»? – князь пытливо посмотрел на Милана.
Тот только молча поклонился.
- Впрочем, мне нравится твоя стойкость. Согласись ты, я бы хуже о тебе думал. Да, и вот еще что: я обещал Феликсу освободить тебя в конце августа. Сейчас его начало, и я тебя отпускаю послезавтра. Я слышал, твоя невеста сейчас гостит у Наместника, так что ты сможешь увидеть ее раньше. Не благодари, - князь жестом остановил Милана, - я видел, что ты нашел ключик к моим непослушным мальчишкам. А, значит, службу свою исполнил и заслужил эту награду…

- Что это за шум? – спросил Эйрика Сандро.
Они не спеша возвращались в крепость из предместья, куда Наместника и барда приглашали на крестины.  - Здесь такие улочки всегда тихие. А это похоже на драку…
- Скорее, на битву, - Эйрик выхватил меч и пришпорил коня. Он не задумываясь вылетел на полном скаку из-за угла и увидел, что от шести разбойников из шайки, которую князь  Ратислав уже не первый год не мог поймать, отбивался – впрочем, очень искусно – какой-то молодой воин. Он прислонился к стене, чтобы никто не мог напасть сзади, но было видно, что он уже ранен и долго не продержится.
- Именем Короля! – Эйрик направил лошадь прямо на нападавших. Те, увидев Наместника с мечом в руках, бросились в рассыпную. Разбойникам и в голову не могло придти, что Эйрик едет без свиты, только с юным менестрелем, вооруженным всего лишь небольшим луком.
- Негодяи, - процедил сквозь зубы Эйрик, спешился и подбежал к незнакомцу. Тот устало вытер со лба пот и шагнул навстречу:
- Спасибо.
- Не за что, - Эйрик осторожно обнял воина за плечи, видя, что тот едва стоит на ногах, но вдруг услышал свистящий звук. Он еще подумал, что звук странно знакомый, но незнакомец оказался более сообразителен: он дернулся и успел заслонить Наместника, подставив свою спину под стрелу, выпущенную из-за угла притаившимся там главарем разбойников.
   Эйрик изумленно вскрикнул и едва удержал потерявшего сознание воина. Положив его  на мощеную брусчаткой мостовую, Эйрик повернулся к замершему в ужасе Сандро:
- Скачи в крепость. Вот, держи мой перстень, а то тебя слушаться не будут. Позови лекаря, пусть возьмет носилки или хотя бы два копья ремнями и плащами свяжут, если так быстрее.
- А как ты? – заволновался Сандро.
- Ничего. Они не посмеют напасть на меня. Поторопись, он серьезно ранен.

Оставшись один, Эйрик сел на мостовую и положил голову раненого к себе на колени, вглядываясь в незнакомое лицо. Благородные, строгие черты медленно заливала бледность, суровость, делавшая их старше, вдруг ушла, осталась только какая-то удивительная чистота молодости, словно вечная,  и Эйрик испугался: вдруг лекарь не успеет…
- Пожалуйста, ради тех, кто любит тебя, держись! – он вздохнул и чуть не сломав фибулу, сдернул с себя плащ. - Он новый и чистый, - обратился он к раненому, который, конечно, не мог его слышать. – Так что я его разрежу и перевяжу тебя пока как смогу, - пояснил он и вытащил из ножен кинжал.

  В крепости, пока они несли раненого по узким лестницам в покои для больных, находившиеся на одном из нижних этажей, Эйрик был так занят, что не заметил, что встречавшая их Аэлинн не произнесла за все это время ни слова, хотя уж ей-то, выросшей в горах, где всегда не очень спокойно, раненых видеть приходилось.
И только когда они все вышли, оставив раненого с лекарем Стойко, который сменил прежнего врача после смерти короля, Эйрик увидел, что его сестра, в изнеможении прислонившаяся к стене, бледна и кусает губы, как человек, который боится закричать.
- Это Милан, - едва слышно прошептала она, уткнулась брату в плечо и разрыдалась.


- Рана тяжелая, - это было первое, что сказал Стойко, когда закончил перевязку и позвал в комнату ждавших в коридоре Эйрика, Аэлинн и Сандро. - Если бы на стреле был яд, я слышал, так иногда разбойники делают, то я бы вообще не стал вас всех обнадеживать.
- Надежда всегда есть, - покачал головой Эйрик.
- Госпожа, - резко развернулся к Аэлинн королевский лекарь, - ты единственная его знаешь, скажи, что тебе известно о том, когда он был ранен... э-э-э… в прошлый  раз?
- Увы, сам он так мало об этом рассказывал, а те, кто его лечили, были тоже немногословны. Он был сильно ранен прошлой весной, когда он и Вальда… - Аэлинн осеклась, словно ей трудно  было говорить, и с отчаянием посмотрела на брата.
- Он убил дракона, Стойко, - негромко продолжил Эйрик, но в простоте этих слов была печаль, - и в этой битве погиб его конь. Самый лучший конь, которого Аэлинн любила больше всех.
- А еще он был ранен в декабре прошлого года. Это было на землях моего дяди Феликса, от его лекаря я ничего не добилась, а Милан только сказал, что у него долго была горячка.
- Я и сам вижу, что эта рана – далеко не первая, потому и спрашиваю, сколько прошло времени. Будем надеяться, что сил ему хватит.
- Мы можем побыть с ним? – с тревогой спросила Аэлинн.
- Я знаю, что присутствие любящих людей – иногда лучше любых лекарств, но время посидеть с ним у тебя еще будет, госпожа. Позову сейчас своего лучшего ученика, и до утра мы останемся с ним. А пока – идите, здесь помочь вы все ничем не сможете.

   Мокрые от ночного дождя кроны тополей, окружавших холм, на котором стояла крепость, блестели под утренним солнцем. Эйрик, поеживаясь от криков собравшихся на деревьях галок, медленно шел по двору к кузнице. Он уже успел вычистить меч Милана – большей чести нареченному своей сестры он оказать не мог.
- Доброе утро, господин! – королевский оружейник медленно поднялся навстречу  наместнику. – Я слышал о том, что произошло вчера…
- Здравствуй, Берко! – отозвался тот. – Раны серьезные, но Стойко сейчас только сказал, что если горячка пройдет к вечеру, он поправится.
   Конечно, Эйрик не стал рассказывать, что он, Аэлинн и Сандро всю ночь молились за Милана в часовне в Главной башне.
- А теперь посмотри, можно ли подлатать эту кольчугу. Я Милану новую подарю, а эта пусть у него останется. На память вроде как.
- Никому не пожелал бы такой жизни, -  Берко поднял глаза на Наместника, не прекращая ощупывать сильными пальцами мелкие колечки. – Это же постоянные опасности. Я подумаю, что тут можно сделать, но…   Эйрик,  я тебя с детства знаю, хочешь, дам совет?
- Да, я буду тебе благодарен. Говори.
- По обычаю, у нас всегда дают гостю выбрать кольчугу из нескольких хороших. Так вот, не делай этого. Выбери сам лучшую и подари. Иначе он возьмет ту, что будет похуже остальных. А при его занятиях это может стоить ему жизни. Он, судя по кольчуге, человек скромный… - добавил Берко, внимательно посмотрев на побледневшего Наместника.


- Сегодня разрешаю тебе встать, - Стойко закончил перевязку и строго посмотрел на Милана. – Но с условием…
- Постараюсь, - кивнул Милан, который был готов выполнить все даже самые неприятные предписания. Он пришел в себя четыре дня назад, и за это время ему уже не раз хотелось оказаться вне этих надоевших стен. 
- Ты не надеваешь кольчугу еще несколько дней. И никаких попыток взять в руки меч или лук, ясно?!. Здесь тебе ничего не угрожает, а в городе… Ну, впрочем, сомневаюсь я, что Наместник выпустит тебя из крепости без охраны.
Увидев, что Милан смотрит на него с ужасом, Стойко весело рассмеялся. – Да, и постарайся сегодня не ходить много по лестницам. Вечером я зайду поменять повязку. Через час господин Эйрик к тебе придет. Держись, мой мальчик! – он потрепал юношу по темным волосам и вышел, пряча в рыжеватых усах улыбку: за эти несколько дней он успел привязаться к терпеливому, сдержанному гостю Наместника.
Умывшись и одевшись, Милан без сил опустился в кресло. Он не мог припомнить, когда так долго приходил в себя после ранения. А теперь даже самое простое движение давалось с трудом, неприятный холодный пот заливал глаза. К тому же, одежда, которую ему оставили, была явно из королевских сундуков: таких тканей ему даже держать в руках не приходилось. Конечно, Наместника стоило поблагодарить за заботу, но все же... Нет, обе туники, нижняя, с белыми рукавами, и верхняя, темно-серая, вполне отвечали его представлениям о благородной строгости, приличествующей воину, но все равно в такой одежде даже с кинжалом за поясом Милан чувствовал себя неуютно. Посидев с минуту, он с трудом встал, сделал пару шагов и опустился на колени, держась рукой за край стола:
- Боже, я жив, в крепости, где живет родич Аэлинн. И с ней все хорошо, спасибо… - он чувствовал, что не находит слов, чтобы выразить переполняющую сердце благодарность. - Слава Тебе!
В комнате, между двумя дубовыми шкафами с травами Милан обнаружил узкое окно. Приоткрыв глухие деревянные ставни, он увидел крохотный внутренний дворик. Казалось, на этой зеленой лужайке со старым тополем посередине время остановилось, и здесь всегда так же солнечно и мирно.  Худенький юный бард в светло-коричневом, прислонившись к стволу дерева, с улыбкой наблюдал... за горянкой в алом платье с зелеными рукавами, которая играла с пушистым рыжим щенком.
Почувствовав его взгляд, Аэлинн подняла голову и помахала Милану рукой. Заметил замершего от восторга у окна Милана и Сандро. Он сразу же убрал лютню в чехол и повернулся к Аэлинн:
- Я иду в крепость. Писать гимн.
- Кому?
- Владыке радости!

Эйрик, памятуя об указаниях Стойко, решил показать гостю только то, что находилось на одном уровне с покоями для больных: оружейную и библиотеку. Причем сразу стало ясно, что его будущий родич – человек умный и учтивый: он восхищался именно тем, что Наместник ценил больше всего, причем, судя по всему, совершенно искренне. Обоим уходить из оружейной не хотелось, но, наконец, Эйрик показал все, что было можно, и они пошли дальше.
- Здесь, конечно, не так хорошо, как у князя Првана, - скромно сказал Эйрик, войдя в библиотеку и махнув рукой королевскому библиотекарю Гордану, чтобы тот не вставал с места, - но у нас тоже неплохое собрание…
- Здесь зато более уютно и не такие мрачные своды, как там. Да и книги, я уверен, не менее стоящие, - ответил Милан, оглядывая бесконечные шкафы с фолиантами и высокие конторки у окон. 
Наместник расцвел и довольно улыбнулся.
- Идем, тебе пора отдохнуть, - он осторожно обнял Милана за плечи, и они направились к выходу, а Гордан, удивленный их внезапным появлением, еще долго неприязненно смотрел им вслед.

Адриан, проводивший свободный день с дедом, вечером, как только вернулся в город, сразу же направился в покои Наместника за приказаниями.
- Господин мой, я готов снова ехать, - он поклонился и едва сдержался, чтобы не улыбнуться: до его прихода Наместник показывал Милану какие-то карты, на подоконнике сидел Сандро с нотами в руках, рядом вышивала Аэлинн. Все было так похоже на его собственную семью! И Адриан вдруг подумал, что ему самому должно быть так дорого общение дома, а он привык  и так мало это ценит. И то, что для него - обыденность, Наместнику  непривычно и в то же время необыкновенно дорого.
- Ехать куда? – тихо полюбопытствовал Милан.
- Я тебе расскажу эту историю, как только Стойко позволит, - шепотом ответил Эйрик и повернулся к Адриану:
- Пока моя сестра и Милан здесь, я, пожалуй, не буду отсылать тебя на поиски. Несмотря на твою молодость, я тебе очень доверяю. И доверю тебе то, что мне всего дороже: жизнь и безопасность моих родных. Ты будешь их сопровождать, если они захотят выйти в город. Сегодня вечером они собираются к Чаславу и навестить больную Марию, дочку кровельщика. Ты возьмешь…- Наместник побарабанил пальцами по резному подлокотнику кресла, - с собой еще пятерых воинов. И если хоть одна стрела где-то рядом пролетит! За то, чтобы они невредимыми вернулись, отвечаешь головой. – Наместник спиной почувствовал словно успокаивающий взгляд сестры и чуть не улыбнулся. Она же понимает, что он… просто так нужно сказать…
- А пока можешь идти отдыхать, - Эйрик жестом отпустил Адриана и, едва за ним закрылись двери, встал со своего кресла с высокой спинкой и подошел к сестре.
- Ты не считаешь, что перегнул палку? – подняла бровь Аэлинн. – «Отвечаешь головой…», - она скопировала интонации брата и, не выдержав, рассмеялась.
- Нет, не волнуйся, Адриана я не напугал. Но то, что я сказал о доверии, ему польстило. И это его подстегнет быть более внимательным. Поверь, я хорошо его знаю. Он теперь будет стараться из всех сил. А как воин он уже достаточно опытен. И я, правда, доверяю ему. А Милану пока нельзя даже кольчугу надевать – как я могу быть спокоен?! А сам поехать с вами я сегодня не могу. Да и не последний раз, когда нам приходится заниматься разными делами…

Глава седьмая, в которой немаловажную роль играют старые ножны от кинжала
Я вернулся под арку, и ветер взвыл снова, словно великий Вальтер Скотт вскрикнул во сне. Не могу сказать почему — но знаю, что не зря подумал о нём в ту минуту. Ведь Скотт отличается одним от Диккенса, Теккерея, Джейн Остен, Джорджа Элиота и всех равных себе: читая его, мы узнаём хоть ненадолго, что каждый человек — король в изгнании.
                Г.К. Честертон
 
- М-да, и это средь бела дня, - Эйрик с изумлением заглянул в неизвестно как образовавшийся пролом в городской стене, выпрямился и тяжело вздохнул. Конечно, эта часть стены на окраине города выходила на опушку леса, дорога здесь была узкой, да ей и редко кто пользовался, но все равно нужно было ее чинить.
- Надо что-то делать, - ни к кому не обращаясь, пробормотал Эйрик. – Может, там подземный ручей кладку подмывает или еще что…
  Брано, начальник городской стражи, обнаруживший рано утром эту дыру и сразу отправившийся за Наместником, только пожал плечами и с отсутствующим видом стал смотреть куда-то вверх, на видневшиеся за стеной пока еще зеленые кроны. У него было свое мнение на этот счет, но Брано сильно сомневался, что Наместнику понравится то, что он хочет предложить.
- Что ты посоветуешь? - спросил Эйрик стоящего рядом с ним Милана, которого он взял с собой после долгих уговоров и упрашиваний: сидеть без дела в крепости Милан уже не мог, а читать под недоверчивым взглядом Гордана было как-то неприятно.
- Позови Цилу. Он – лучший каменщик не только в этом королевстве, но и в мире, наверное.
Брано воззрился на Милана с изумлением, в котором сквозило уважение: он и сам об этом думал. Только вся сложность была в том, что Цила обладал тяжелым характером и брал за работу так много, что даже для Наместника это было дорого.
- А откуда ты знаешь его, господин? – полюбопытствовал Брано.
- Я сражался в битве при Трех озерах. А его потом позвали восстанавливать город.
Теперь начальник стражи смотрел на Милана почти с восторгом.
- Ты был там?! Я тоже. Наш король не мог поехать сам, у нас здесь было неспокойно, но нас  послал туда.
- У нас в библиотеке есть книга знаменитого лучника Буды. Он описал ту битву сразу после того, как вернулся оттуда. Книга стоит того, чтобы ты ее посмотрел, - сказал Милану Эйрик. – Ты ведь слышал о ней?
- Да, и еще я знаю, что рукопись никогда не переписывали, так что она есть только здесь. Библиотекарь князя Првана мне говорил, что мечтает иметь копию у себя.
- Ну, я не Король, чтобы разрешить это сделать, - улыбнулся Эйрик. – Так что отложим на потом. А твоим советом, дружище,  я воспользуюсь!
   Каменщик Цила – невысокий, крепкий, с большой лысиной и суровым взглядом цепких карих глаз,  приехал на удивление быстро, всего через два дня после того, как Наместник послал за ним. Знавший его нрав Эйрик удивился: он-то думал, что Цила, как обычно,  будет собираться неделю, а то и больше.
   Когда мастер прибыл, Эйрик, чтобы выказать ему свое почтение, вышел встречать его вместе с сестрой и Миланом.
- Я рад, что он тебя нашел, госпожа, - Цила чуть наклонил голову, что, видимо, означало, почтительное приветствие.
- А это Милан, нареченный моей сестры. Это он посоветовал тебя позвать. Он видел твою работу после битвы при Трех озерах, - объяснил Циле Эйрик.
- Да? Сколько тебе было лет? Шестнадцать? – Цила неприязненно посмотрел на Милана, словно тот был виноват во всем, начиная с той битвы и кончая тем, что ему пришлось ехать в такую даль…
- Четырнадцать,  досточтимый мастер, - поклонился Милан.
- А, тогда понятно, почему я тебя не помню. Никогда не обращал внимания на мальчишек, вечно они только мешают и путаются под ногами, - неожиданно закончил Цила и махнул рукой своим молчаливым сыновьям, стоявшим поодаль. – За работу!
- Завтра вечером мы, наконец, сможем обо всем поговорить. Стойко разрешил. И с завтрашнего дня он тебе позволяет надевать кольчугу, - порадовал Эйрик друга хорошими новостями, провожая мастера тревожным взглядом.  – Так что будет вечер воспоминаний…

 - Я с ними с ума сойду! – Эйрик с крайне недовольным видом ворвался в покои сестры, размахивая каким-то свитком.
- Что случилось? – встревоженная Аэлинн бросилась ему навстречу.
- Уф, - Эйрик рухнул в кресло и развернул перед сестрой чье-то столь возмутившее его послание:  – читай. Это Цила оставил. Все заделал, тихо собрался и уехал. А мы договаривались, что завтра утром он покажет залатанную стену, и я ему заплачу. Да читай же!
 Знаменитый мастер оказался очень немногословным:  «Работа сделана. Это мой подарок.  Да процветает наше королевство!»
- И все?! - изумилась Аэлинн.
- И все, - передразнил ее Эйрик. – Я не знаю, что и думать. Кто из нас повредился в уме? Он себя так ценит, без платы никогда не работал!
- Может, его догнать и отдать деньги?
- Не надо. Оскорбится. Его можно отблагодарить иначе, если на твою свадьбу пригласить. Я серьезно, - добавил Эйрик, заметив, что Аэлинн удивленно на него смотрит. – Ты – моя сестра, так что приглашение на ваше с Миланом венчание – большая честь. Привыкай.
- И на твое, - мягко улыбнулась Аэлинн.
- Надеюсь, - вздохнул Эйрик. – С вашим-то, слава Богу,  все известно. Ну, ладно, пойдем ко мне, Милан должен уже нас ждать. Мы же собирались поведать ему обо всем, что тут у нас происходит…

- Слушай, я вдруг понял, что знаю о тебе только со слов Аэлинн, - сказал Милану Эйрик, когда все собрались в его покоях.
 Сандро, например, занял любимый подоконник Наместника, и тому пришлось довольствоваться креслом. – А что ты сам можешь о себе рассказать?
- Моя история долгой не будет.
- Не сомневаюсь, - усмехнулся Эйрик. – Ну же, давай, начинай…
- Ты ведь слышал о Радуне?
- Да, как о нем говорили, он был настоящий христианский витязь, - кивнул Эйрик.
- Однажды утром он нашел на крыльце своего дома младенца, завернутого в обычный серый плащ. В складки плаща были засунуты пустые ножны от кинжала. Жена Радуна умерла за несколько лет до этого, детей у них не было, он взял мальчика и воспитал как собственного сына. Мне было двенадцать, когда я поступил в городскую стражу под его начало, а через четыре года его не стало. Его племянники затеяли тяжбу за дом, и мне пришлось… мне сказали, что лучше бы я там больше не появлялся. Я, конечно, появляюсь – прихожу на его могилу. И после я служил в разных местах, пока не перешел к Никодиму, а потом уже к Петру. Дальше Аэлинн, наверное, тебе рассказывала.
- Я еще собираюсь выпытать у тебя,  как ты познакомился с моей сестрой. И ту историю с драконом – поподробнее. Ты готовься, я от тебя не отстану. А пока я объясню тебе, почему здесь нет Короля, и куда я посылаю своих воинов…

- Вот и все, - закончил Эйрик. - Двух человек я уже нашел. Вернее, они нашлись сами.
- Как у нас говорят, их привел Ангел-Хранитель за руку, - отозвался с подоконника Сандро.
- А про того, чье прозвище «Голос золотых стрел», ты ничего не слышал? – с надеждой спросил Эйрик,  – ты же много где бывал…
-  Ну, вот его-то ты можешь больше не искать, - улыбнулся Милан. 
- Почему же?
- Потому что это – я.
- Ты? – выдохнул Наместник. – Но ведь я спрашивал у Аэлинн!..
- Она не могла знать, я еще не успел ей рассказать. За день до моего отъезда сюда князь Прван услышал, как я играю на лютне, и сказал, что если бы знал об этом, то не отпустил бы раньше. Он дал мне это прозвище, но ничего не стал дарить, иначе, ну, ты же знаешь эту традицию, мне пришлось бы стать его бардом.
- Интересно как, - присвистнул Эйрик. – Вот вы все в сборе. А что теперь делать? Нет, конечно, я рад, очень рад. Слава Богу, что вы здесь! Но дальше-то что?!
- Зато у тебя есть время на расспросы, - засмеялась Аэлинн.
- О, сколько угодно, я – человек любопытный, - заверил ее Эйрик. – И я даже знаю, о чем еще спросить. А что это были за ножны? Ну, какие из себя?
- Да обычные, - пожал плечами Милан, – светло-коричневые, с узором, такие часто можно встретить.
- А они у тебя с собой? – не унимался Эйрик.
- Да, в дорожном мешке были.
- Ага, отлично, сейчас я кого-нибудь из слуг за ним пошлю.
- Да не надо, и я сам могу сходить, мне не сложно.
Едва Милан вышел, Сандро соскочил с подоконника и подбежал к Эйрику:
- Зачем это тебе? - с любопытством спросил он.
- Я хочу проверить. Да и вдруг по этим ножнам мы найдем его родичей. Так что надо на них посмотреть обязательно. Вдруг они у нас были сделаны: оружейники все наперечет, и у каждого свой знак есть. К тому же, когда король Крунислав пришел в себя после похищения сына, оказалось, что у него пропало все оружие. Ну, я же вам обоим рассказывал, - нетерпеливо пояснил Эйрик. – И ножны от кинжала в том числе могли быть где угод...
Закончить он не успел, дверь распахнулась. На пороге стоял совершенно бледный Милан: видимо, подъем по лестнице дался ему с трудом.
- В моем дорожном мешке ножен нет, - сказал он ровным голосом, но Аэлинн почувствовала, что он пытается скрыть огорчение.
- Украли, значит, - вздохнул Эйрик. – Что-нибудь еще пропало?
Милан молча кивнул.
 - Жалко. Что же делать? Хотя, постой-ка… Вон там, у окна, - показал рукой Эйрик, - на столе чернила и свитки. Нарисовать узор сможешь?
- Да. Я рассматривал его каждый вечер сколько себя помню.
Пока Милан рисовал, Эйрик, который от волнения не мог говорить, следил за его рукой, изредка отворачиваясь, чтобы улыбнуться сестре. Сандро, не решаясь нарушить молчание, задумчиво перебирал струны своей лютни.
- Готово, - Милан еще не успел отойти от стола, а Эйрик уже стоял рядом, заглядывая ему через плечо.
- Ну, что там? – нетерпеливо спросил Сандро, который, как и Аэлинн, не желая мешать, остался на своем месте.
- Кинжал был сделан здесь, сомнений нет, - Эйрик  жадно рассматривал рисунок, - и, скорее всего Златаном. Я  видел десятки его ножен, очень похожих.
- Уверен? – тихо спросил Милан.
- Да, - твердо сказал Эйрик, - вот и голова сокола в углу – его клеймо, только…
 Он повертел свиток, посмотрел на свет, словно ждал, что на нем проявятся сначала незаметные водяные знаки. - Там еще что-то должно быть!
 - Нет, - покачал головой Милан, - я рассматривал ножны часами и все запомнил.
- Почему?! – Эйрик почти отшвырнул пергамент, рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
- Дружище, я был бы рад чем-то тебя утешить, но там точно больше ничего не было, - Милан присел перед креслом Наместника, с тревогой глядя на него.
 - Простите, - Эйрик скрестил руки на груди и поднял голову. – Златан сделал для короля несколько мечей и кинжалов, и на всех ставил корону над головкой сокола. В оружейной можно посмотреть, если хотите. Я так надеялся, что на твоих ножнах была еще и корона! Тогда бы ты оказался принцем!
- Не расстраивайся, мы его еще найдем, - Милан похлопал Эйрика по плечу и вернулся на свое место.
- Спасибо, - улыбнулся Наместник, - я надеюсь.
- А я не надеюсь, я знаю, что найдем, - фыркнул Сандро, - и, вообще, давайте подумаем. Эйрик, ты ведь не был с королем в тот день, когда принца выкрали?
- Нет, конечно, меня и на свете тогда не было. Я родился три года спустя.
 - Тебе - двадцать, значит, принцу должно быть сейчас двадцать три? – продолжал свои расспросы Сандро, выразительно посмотрев на Милана, который только пожал плечами, услышав о возрасте.
- Ну, да, - согласился Эйрик, - а к чему ты клонишь?
 - Раз тебя здесь не было, ты не можешь знать, какое оружие украли тогда у короля. Если он сам тебе не говорил об этом, конечно.
- Устами младенца… - начал было  Эйрик, но под укоряющим взглядом сестры осекся и рассмеялся. – Нет, об этом мы никогда почему-то не говорили. Я понял твою мысль – с ним могло быть оружие… - он поискал подходящее слово, - любое, в том числе и такое, без короны.
- «Богу все возможно», у нас так всегда говорят, - наставительно закончил Сандро.
- Истинно так, - стал серьезным Эйрик. – Король упоминал, что в тот день с ним были… - он нахмурился, ошибиться было страшно, - из тех, кого я могу сразу вспомнить, это был его оруженосец, Жарко  и  оружейник Златан.
- И нам остается только их спросить. Они живы? – едва слышно спросил Милан.
- Жарко через неделю умер от ран, полученных, когда он защищал своего короля и его сына.
- А оружейник? – с замиранием сердца спросила Аэлинн.
- Он живет в горах, у своей дочери, учит внуков ремеслу, - улыбнулся Эйрик. – А еще один его внук – это Адриан. Его вы все знаете уже.
- Слава Богу, Златан жив! Так почему бы тебе не послать за ним? – предложил Сандро.
- Я не буду посылать за ним, - покачал головой Эйрик, - он уже в летах, зачем ему сюда ехать? Я просто пошлю ему рисунок Милана, пусть скажет, его это работа или нет. Сейчас Адриана позову, пусть съездит. Но у меня есть еще один вопрос…
- Еще один… - Милан с притворным ужасом принялся рассматривать резные балки потолка.
- А как же, слушай, а почему тебя так назвали? Ну, я имею в виду, Радун жил на самой окраине королевства, там это имя редко встречается. У нас-то здесь оно распространенное.
- Святой Милан – это крестная слава рода моего крестного, Феоны. И это было его желание, чтобы меня этим именем назвали.

- Наместник велел передать, что не хочет, чтобы ты тратил силы и ехал в город. Просто скажи, твой это был кинжал или нет, - скороговоркой выпалил заученные фразы Адриан, усевшись рядом с дедом на крыльце его дома. День был хотя и ветреный, но теплый, и посидеть на солнышке было приятно.
- Давай сюда, - разрешил Златан, устраиваясь поудобнее. – Посмотрим, что ты там привез.
- Но это не сами ножны,  - напомнил Адриан.
- Да я понял, понял, - Златан потянул за шнурок, развязывая кожаный мешочек, вынул свиток, развернул и сразу же убрал обратно. Адриан, смотревший вниз, на залитую солнцем еще зеленую августовскую долину, не заметил, как дрожат руки его деда.
- Итак, что мне сказать Наместнику? – поинтересовался Адриан.
- Ничего. Завтра к вечеру я сам приеду.
- Но он же…
- Никаких «но»! Как я сказал, так и будет. Больше мне передать нечего. Ты еще успеешь вернуться засветло и постоять в карауле у его дверей, сегодня же твоя очередь. Вот поешь и поезжай.
Адриан вздохнул, не решаясь спорить. К тому же, ему уже давно начало оказаться, что дед знает, что происходит в городе лучше его самого.
- Нет, спасибо, я не устал и не голоден, не волнуйся, дедушка. Наместник и так будет недоволен, что ты обеспокоился. И чем раньше я приеду, тем лучше, - Адриан поднялся со ступенек и поправил плащ.
- Бог с тобой, дитя мое, отправляйся в дорогу! И пусть Наместник за меня не тревожится, я поеду не спеша. И охрана мне не нужна, не так уж  тут и далеко, - улыбнулся Златан, видя, что Адриан собрался что-то спросить.

   Уже к полудню Эйрик понял, что из-за целого списка ставших совершенно неотложными дел не успеет вернуться к обеду. Да и Милан с Сандро, которых ему пришлось послать в предместье с несколькими важными поручениями, тоже вряд ли смогут это сделать.
   Впрочем, Эйрик, носившийся по городу, был даже рад, что все они не сидят в крепости – иначе день ожидания был бы мучительно долгим…
Дома он оказался только часам к пяти. Во дворе его никто не встречал: это означало только одно - ни Аэлинн, ни Милана и Сандро на месте еще не было…
 Эйрику оставалось только надеяться, что Аэлинн успела заехать хотя бы выпить чаю и оставила ему записку.  Наместник, ни на кого не глядя, бросился к себе, но на галерее, что вела вдоль королевских покоев к его комнатам, его вдруг остановил знакомый с детства голос, полный веселой мудрости:
- И куда это ты так бежишь? Мы что, уже горим? Или за тобой гонятся два голодных медведя?
Эйрик споткнулся, развернулся и бросился обнимать поднявшегося ему навстречу из кресла у окна Златана.
- Когда ты приехал? Прости, я не мог тебя встретить. Я распорядился, чтобы тебя сразу отвели отдохнуть! А обедом накормили уже?
- Не волнуйся, - Златан сел и потянул за собой Эйрика, который устроился рядом на подоконнике. – Когда я приехал, здесь была твоя сестра. Ее радушие и гостеприимство напомнили мне старые времена. Так что  все в порядке.
- Я не хотел тебя беспокоить…
- Я знаю. Но ты потерпишь, если я подожду с рассказами, пока все не соберутся?
- Конечно, я понимаю.
- Да? И не будешь срывать нетерпение на каждом, кто попадется под руку? – прищурился Златан. – Знаю я вас! Пока суть да дело, одного пошлешь с драконами сражаться, другого жар-птиц приручать…
- Как мне не хватает твоих шуток! – блаженно улыбнулся Эйрик. – Как в детстве!
- Мне тоже не хватает того, что было раньше. Но, как говорил король Крунислав, мы должны постараться, чтобы нам было не стыдно нашего будущего, когда оно станет прошлым. Давай-ка, расскажи мне сам пока, как идут дела…

   Первой вернулась Аэлинн и сразу устроилась с пяльцами в покоях Эйрика, изредка поглядывая на старого оружейника, который делал вид, что просто дремлет в кресле. Начался дождь, по черепице крыши застучали тяжелые капли.
- Ты волнуешься, - Эйрик подошел к сестре, - о, тебе осталось не так уж много вышивать!
- Очень волнуюсь! И как они там под дождем… Представляешь, как сильно Милан всегда  хотел узнать что-то о своих родителях?! И вдруг сегодня что-то выяснится?! Я так надеюсь!..
- Да, хорошо бы, чтобы так и было, - кивнул Эйрик. – Они уже должны скоро приехать.
И, точно, через несколько минут у дверей раздались шаги, и Эйрик услышал, как Милан с Сандро в шутку препираются, кому входить первым. Не выдержав, наместник вскочил  и сам распахнул дверь, втащив обоих в комнату.
   Надо сказать, что дождь застал Милана и Сандро уже в дороге, и вид у них был не ахти: плащи промокли и были забрызганы грязью… Впрочем, это, кажется, это заметили все, кроме Златана. Он резко встал, легко, словно помолодел лет на тридцать, подошел к Милану и крепко его обнял его.
   Ничего не понимавший Милан застыл в изумлении. К тому же, его было неудобно, что белоснежная туника старого ружейника стала грязной от его плаща.
- Мой принц, - порывисто прошептал Златан. - Мой принц…

- Ты не мог не знать эту историю, - начал Златан, повернувшись к Эйрику, когда все немного успокоились и расселись по местам. – Когда Крунислав был еще наследным принцем, один раз он победил на турнире лучников. Ну, ты же знаешь, такие каждый год проводились раньше. Любой мог придти, только лицо маской закрыть, и попытать счастья. Я сделал тогда для победителя кинжал и меч – и вот эти как раз ножны и были. Поэтому и короны на них нет. Я хорошо помню этот день…

Рассказ Златана затянулся, это стало ясно уже давно. Эйрик с Аэлинн тревожно переглядывались: на Милана было страшно смотреть, он сидел с совершенно каменным выражением лица. Наконец, Эйрик тихо поднялся и приоткрыв дверь, стал вполголоса отдавать какие-то распоряжения стоявшим в карауле воинам. Сандро с жалостью посмотрел на Милана  и старательно чихнул.
- Эйрик, - позвал бард, - у тебя совесть есть?
- Не знаю, не находил, а что? – поинтересовался Наместник, закрыл дверь и на всякий случай запер ее. Он знал, что стражи ничего особенного услышать не могли, но вдруг понял, что совершенно не хочет, чтобы к его покоям сбежалась вся крепость.
- И он еще спрашивает?! Что?! А то, что мы пришли сюда с дороги, голодные и холодные. А все потому, что кто-то, видите ли,  слишком долго ждал… Ты бы хотя бы чаем горячим нас напоил.
- А это еще зачем? – Эйрик сделал вид, что очень удивился. – Как говорил мой прадедушка, не сахарные, не растаете. Хотя, - задумался он, - если вы не будете чихать и кашлять, от вас будет больше толку, - краем глаза он видел, что Милан немного успокоился и перестал сжимать побелевшими пальцами подлокотники кресла. – Я уже послал к Томо насчет ужина.
- А пока он накрывает на стол, я хочу сходить в часовню. Эйрик, пожалуйста, можно  ключ? – Милан встал, подошел к Аэлинн и постарался улыбнуться, подавая ей руку. – Пойдем, душа моя?


Когда они оказались на пустой узкой лестнице, ведущей в башню с часовней, Милан остановился и притянул Аэлинн к себе.
- Не тревожься так из-за меня. Я знаю, это свидетельство твоей любви, которую я никогда не надеялся завоевать, но я не хочу, чтобы ты так беспокоилась…
- Видел бы ты свое лицо, - покачала головой Аэлинн.
- У меня такое чувство, что я попал под сход снежной лавины, но я справлюсь. И, несмотря на потрясение, я счастлив. Благодарение Богу, я теперь знаю, кто мои родители!
- И ты можешь ими гордиться, потому что они были добрыми и достойными людьми. И неважно где ты, здесь или в горах, для меня ты всегда, – Аэлинн чуть не сказала «был королем», но вовремя прикусила язык: этому слову лучше было не звучать, - самый лучший. Ты слышишь?
- Да. А ты для меня всегда была принцессой, - улыбнулся Милан.


Запирая двери часовни, Милан увидел, что внизу их ждет Эйрик. Тот стоял, прислонившись к стене и смотрел прямо перед собой, потом выдохнул и направился к ним.
- Дорогие, - сказал Наместник, обняв сестру и друга, - я так сильно вас люблю, что не мог бы любить больше, если бы вы были королем и королевой, а я – нищим у городских ворот.
- Что-то я почти не видел у тебя здесь нищих, - заметил Милан.
- Это не моя заслуга. Твой отец научил меня заботиться прежде всего о тех, кто слабее. А я по мере сил с Божией помощью стараюсь делать то же, что и он. И, вообще, не перебивай, - сдвинул брови Эйрик и едва сдержал улыбку, заметив, что Аэлинн и Милан все еще держатся за руки, - если будешь меня перебивать, мы останемся без ужина.
- О, тогда молчу, я вовсе не хочу, чтобы Аэлинн была голодной.
- Вот ее-то Томо завсегда накормит, а нас с тобой – это еще как посмотреть, - фыркнул Эйрик. – Милан, я люблю тебя как брата и не решусь советовать и ничего не дерзну просить. Я знаю, ты потрясен, и хочу дать тебе время. Я не хочу, чтобы это известие давило на тебя, как каменная плита. Сегодня среда, давайте вернемся к этому разговору в субботу в полдень. И если ты решишь, то в воскресенье мы после Литургии на соборной площади обо всем расскажем. И еще я хочу ,чтобы ты знал: если бы мы тебя не нашли, здесь при моей жизни не было бы короля… Думаю, тебе сейчас хочется оказаться в горах, правда? Хотя я не знаю, кто был бы лучшим королем, чем ты. Разве что, твой отец…

Ночной сторож только что обошел кафедральный собор и собирался свернуть на улицу Свечей, но вдруг заметил быструю тень, мелькнувшую у королевской усыпальницы. Забеспокоившись, он прокрался по тропинке между кустами боярышника и увидел, что какой-то человек в обычном черном плаще просто усыпал могилу короля и королевы розами – он принес их целую охапку. Сторож присмотрелся, успокоился и пошел обратно: любому ясно, что только Наместник мог себе позволить столько роскошных, с длинными стеблями цветов! Но если бы ночной сторож немного задержался, то очень бы удивился… Человек, принесший на могилу короля Крунислава розы, вдруг рухнул на колени и разрыдался. Капюшон с его головы упал, и по плечам рассыпались недлинные густые пряди, но не каштановые, как у Эйрика, а совсем темные…

Глава восьмая, в которой звучит клятва верности сюзерену, а королевский библиотекарь мучается подозрениями

      От того, что ты за человек и откуда смотришь, зависит, что ты увидишь и услышишь!
                К.С. Льюис

   Королевский сад Йоран знал плохо и скоро заблудился. От хитросплетения тропинок,  то и дело заставлявших его взбираться на пригорки, уже кружилась голова. И вдруг совсем рядом раздались мелодичные звуки: кто-то играл на лютне, да так искусно, что Йоран вмиг позабыл, зачем шел и с интересом прислушался. Он не так уж и часто встречал людей, умевших так хорошо игарть!
    Любопытный бард, продрался через раскидистые кусты жасмина и увидел, что на поляне под тополем сидит молодой воин в темно-синей, затканной серебром тунике.
   Услышав шаги, Милан поднял голову, а Йоран тут же споткнулся и едва удержался на ногах.
   Как же приветствовать гостя Наместника, раз все, все, что говорил ему Цила, оказалось правдой?! И как можно было не поверить ему сразу? Ведь старый каменщик  уж точно не из тех, кто сочиняет всякие небылицы!
   И вот теперь Йоран шел и думал, что он может сделать для человека, отец которого когда-то помог его семье, не спрашивая ничего, кто они, откуда… Помог просто потому, что они нуждались в помощи.

…После двух недель скитаний так приятно было проснуться в тепле, уюте, под крышей, которая нигде не протекала. Открыв глаза, Йоран увидел, что родители стоят у окна и тихо, чтобы не разбудить их с братом, разговаривают.
- Мне предложили стать королевским бардом и поселиться на Горчичном хуторе, который станет нашим, когда я уйду на покой.
- Это далеко? – даже полусонный, Йоран услышал в мелодичном голосе матери тревогу.
- Нет, это здесь же, в предместье, там издавна селят бардов. Место живописное, я был там однажды.
- А потом я вырасту и буду тебе помогать, - Йоран откинул полог и сполз с кровати.
 - Конечно, сынок, обязательно будешь! – отец подхватил его и подкинул к потолку. – Как хорошо мы заживем! У нас снова дом есть! Богу слава!

   От нахлынувших воспоминаний, таких еще острых и ярких, слезы навернулись на глаза. Йоран сглотнул горький комок и стал подниматься на очередной пригорок.
 После смерти отца его мать и младший брат, поступивший в ученики к кузнецу, продолжали жить на хуторе. А сам Йоран все так же странствовал и пел для всех, кто был согласен его слушать… Сделать его своим бардом король Крунислав не успел, Йорану еще не было положенных восемнадцати лет.
"А теперь мне почти девятнадцать, - пробормотал Эйрик, - а короля Крунислава уже нет...".
   Эйрик же, к сожалению, взять его на службу не имел права, хотя, надо отдать должное Наместнику, Йорана он всегда принимал радушно.
- Привет тебе, благородный Милан, - Йоран наконец подошел и  весело поклонился. – Я - здешний менестрель. Наместник позволил мне поговорить с тобой.
- Радуйся, благородный бард! – Милан поднялся со скамьи и улыбнулся.  – Я много слышал о тебе от  князя Првана, он часто вспоминает о том, как прекрасны твои песни. О чем ты хотел спросить?

   Оказалось, что не только Цила, но и Наместник оказался прав. Йоран просидел на скамье рядом с Миланом целых полчаса, но так и не смог ничего узнать о его подвигах. О да, Милан охотно рассказывал ему о красотах  знаменитых Шумавицких озер, о Моховых горах, но едва бард задавал вопрос о его жизни, уходил от ответа с уверенностью и находчивостью, которые свидетельствовали о том, что ему приходилось это делать явно не в первый раз. Зато Йоран понял, что напишет о сестре Наместника даже раньше, чем сможет ее увидеть. То, как Милан говорил о своей невесте, было достойно самого искреннего восхищения. Оставалось только положить его слова на музыку – вот и песня готова!

И вот, покинув королевскую крепость, Йоран медленно шел по Улице Гончаров,  пробуя разные строки на вкус. Он помнил, что утром обещал навестить друга, учившегося у бондаря, но едва Рале распахнул перед ним тяжелую, с медным заклепками дверь, Йоран вдруг передумал:
- Прости, я попозже зайду, - выпалил он и помчался обратно вверх по улице.
 Стражник, стоявший у покоев Наместника, долго не хотел пускать Йорана. Конечно, при дворе барда хорошо знали, но никогда еще его таким никто не видел. Глаза менестреля горели странным огнем, рыжие кудри растрепались, а свою любимую зеленую шляпу он потерял на бегу и даже не заметил.
- Адриан, ну, пожалуйста, пусти меня. Мне непременно нужно поговорить с Наместником и его другом, благородным Миланом. Это очень важно, - Йоран, сообразив, что выглядит не лучшим образом, сделал серьезное лицо и пригладил волосы. – Я не повредился умом и не замышляю ничего скверного. Истинная правда!
- Ну ладно, можешь войти, - Адриан с важным видом оглядел Йорана и кивнул.
В другое время Йоран рассмеялся бы и не упустил случая пошутить, ведь они с Адрианом были ровесниками, но теперь было не до того. Он глубоко вздохнул и переступил порог…

   Солнце, заливавшее покои Наместника, ударило барду в глаза, и он не сразу увидел, что  наместник Эйрик и Милан, у которых выдалась свободная минутка, с удовольствием играют в тавлеи за придвинутым к окну массивным столом.
- Что это с тобой? Надеюсь, ты не пришел сообщить мне о пожаре, - подняв бровь, поинтересовался Наместник.
- В городе все благополучно, - Йоран низко и как-то виновато поклонился Эйрику и вдруг упал на одно колено у кресла Милана.
- Господин мой, в городе и на равнине… не важно, останешься ли ты здесь или вернешься в горы простым наемником… среди стен и на вольном ветру, во дни мира и в битве, прими мою любовь и верность, - Йоран, чуть запнувшись,  произнес древние слова клятвы и склонил голову. А потом, так и не решившись посмотреть на Милана и Наместника, поднялся с колен и быстро вышел.
- Началось, - мрачно изрек Эйрик. – Началось…

   Пытаясь успокоиться, Йоран свернул с главного коридора на узенькую, выдолбленную в толще стен лестницу с неровными, до того крутыми ступенями, что спускаться здесь приходилось с особой осторожностью. Глядя себе под ноги, он не сразу заметил,  что в самом низу его поджидает какой-то человек.
 - Стой, где стоишь, - сурово и грозно приказал Наместник, и не ожидавший ничего такого бард ухватился за стену, чтобы не упасть.
- Йоран, - продолжал Эйрик уже мягче,- я знаю давно тебя, ты – лучший менестрель в десяти королевствах и человек достойный. Сейчас ты говорил от сердца, а в наше время это такая редкость! Но мне вот почему-то захотелось попросить тебя задержаться здесь, скажем,  дней на пять или шесть. Тебяждет лучшая комната из тех, в которых мы селим гостейэтого не помогло. А то в городе сейчас опасно, и я глаз не сомкну от тревоги!
-  Господин мой,- бард спустился на одну ступеньку и встал так, чтобы на его лицо падал свет от фонаря в руке Наместника,  - ты боишься, что я стану всем рассказывать, - он понизил голос до еле слышного шепота, - что твой друг и гость – принц крови?
- Тише!!!
- Да нас и так никто не слышит, - взорвался Йоран,  которого обижала подозрительность Наместника. – Неужели ты так плохо меня знаешь?! Ты думаешь, я стану на каждом углу об этом кричать?! Ага, конечно, город вмиг на уши встанет!
- Я не думаю. Я боюсь.
- А чего ты ждешь? И так все скоро догадаются.
- Он еще не сказал, что остается здесь.
- По всему видно, что он не откажется. Неужели ты считаешь, что он бросит нас?
- Мы договорились, что до воскресенья никому ничего не говорим. И если ты хоть одним словом кому-нибудь обмолвишься, будешь сам потом просить прощения… у Короля.
- А сегодня у нас четверг, остается еще,  – Йоран посчитал на пальцах, - можно сказать, два с половиной дня. Мне остаться в крепости?
- Иди, - устало махнул рукой Эйрик, - одним моим кошмарным сном больше, одним меньше, какая разница. – Он повернулся, чтобы дать барду дорогу, но тот, сбежав по ступенькам, с любопытством спросил:
- Ты радуешься?
- Я ликую. В этом королевстве нет человека, который хотел его найти больше, чем я.


  Как ни старался Эйрик сделать вид, что ничего не происходит, это не помогло, и по крепости поползли слухи. Ведь все знали, что Голос золотых стрел нашелся, а своих воинов Эйрик больше никуда не посылал. Больше всех кипятился библиотекарь Гордан, который начал подозревать, что Эйрик собрался все-таки занять трон и использует ничего не понимающих Милана и сестру… В пятницу утром Гордан даже поссорился из-за этого с Томо, главным королевским поваром, который сказал, что все это просто чушь, и кому кому, а уж Эйрику-то можно доверять.

- Ну, если это опять Гордан, - пробормотал Томо, вытирая полотенцем руки. – Да иду я, иду, - недовольно крикнул он и, наконец, отпер дверь кухни. Он всегда запирал ее, когда хотел побыть в покое и что-то особенное приготовить. К его большому удивлению, на пороге стоял Златан. Тот так устал от потрясений этих дней, что захотел поговорить с кем-то, кто ничего не знает и спокойно занимается обычными делами.
   А на кухне было действительно очень спокойно. На массивной лампе высоко под сводчатым потолком дремала старая сова. В очаге горел огонь, на большой скороводке жарились грибы.
- Что-то стряпаешь? До ужина же еще далеко?– сказал Златан, усаживаясь за длинный, до блеска отполированный ясеневый стол.
 - Ага. Узнал вот рецепт запеканки, что готовит достопочтенная тетушка нашего наместника. Меня госпожа Аэлинн научила. Это то, что Милану очень нравится. Чаю хочешь?
     Старый оружейник поблагодарил и отказался. Ему было не до чая. К тому же, он слегка удивился, почему это вдруг Томо решил сделать блюдо, которое любит именно Милан, но виду не подал.
- Надеюсь, я еще не раз его приготовлю, - пробурчал себе под нос повар, - надо же знать, чем побаловать нашего будущего ко… - тут он осекся и с беспокойством оглянулся на Златана. Тот с отсутствующим видом смотрел на стоящие на многочисленных полках деревянные коробочки со специями.
- Продолжай, продолжай, - невозмутимо отозвался старый оружейник,  - ты хотел сказать, «будущего…?»
- Короля, - четко произнес Томо. Он всмотрелся в серьезное лицо друга, не зная, как тот будет реагировать, но оказалось,  у Златана в глазах пляшут веселые искорки.
- Во-первых, ты же знаешь, я не из болтливых, - веско сказал повар, - а во-вторых, я сразу обо всем догадался. Милан, конечно, очень похож на мать, но вот взгляд ему достался отцовский. Знаешь, когда я это понял? В тот день, когда он пришел в себя. Наместник с сестрой решили обедать у него в комнате, и вот я принес им троим обед. Знаешь, когда я увидел этот сияющий взгляд, то, признаюсь тебе, чуть поднос не выронил. Мне показалось, что это наш покойный король, Царствие ему Небесное, на меня  смотрит, - он помолчал и добавил, - интересно, Милан так же похож на отца не только в радости, но и в гневе? Попробуй…
- Что попробовать? – нетерпеливо перебил его Златан, -  вывести его из себя? –  он рассмеялся, наконец-то у него отлегло от сердца. – Это не так-то легко. Я заметил, он привык скрывать свои чувства. К тому же, у него характер сильный.
- Да, мальчик наш довольно упрямый, - хмыкнул Томо. – Вот, выпей-ка, - он протянул  Златану глиняную чашку с чаем. По кухне поплыл нежный запах ромашки.
– Ты-то чего такой встревоженный? – спросил вдруг Томо, отрезая   хлеб. – Соль нужна? – и он, не дожидаясь ответа, поставил на стол  деревянную светло-желтую солонку в виде крохотного бочонка.
  Златан покачал головой:
- Я боюсь, что он скажет «нет».
-  С чего бы это? - Томо положил на сковороду мелко нарезанную морковь и задумался. – Так, - пробормотал он, - что там еще? А, зубчик чеснока…
- Да мало ли. Скажет, что не готов,  не сумеет…
- Так ведь мы радоваться должны, если он так думает. Заяви он самоуверенно, что справится со всем, ничего хорошего ждать не стоило бы…
- Ты прав, конечно, но…
- Я думаю, он все понимает. И вообще, не надо его торопить, пусть отдохнет, привыкнет.
- А кто ему мешает? – фыркнул Златан, поглядев на друга поверх края чашки.
- Да никто, ясное дело. Просто мы взваливаем на его плечи целое королевство, так что дать ему несколько дней, чтобы он мог собраться с силами, мы  просто обязаны…  Знают, что он принц крови, сколько всего человек?
 - Наместник, его сестра, Сандро. Наш епископ. Я. Теперь еще ты. Шесть, - посчитал  Златан, - и больше никто, мы ведь не скажем…
- Естественно. Да и недолго уже эту тайну хранить.
- Ох, не знаю я…
- Ну, вот рассуди,  ведь правитель венчается со своей землей, а бывает ли, что на свадьбе невеста говорит «да», а жених «нет»?!.
- Бывает, но редко.
- Да, если их обоих так запугали, что они просто от страха умирают, но он все же набирается смелости в последний момент и отказывается. Но ведь это не наш случай.
- Не наш, - согласился Златан, - и все-таки, я боюсь даже и думать, что будет, если…
- Все будет хорошо! – повар с такой силой ударил по столу своим огромным кулаком, что доски жалобно заскрипели,  чашка Златан подпрыгнула, и недопитый  чай выплеснулся на пол. - Ну, вот еще, - заворчал Томо и бросился за тряпкой.
- Дай-ка, - вмешался Златан, - я сам вытру. Понимаешь, я не столько боюсь, что он уедет обратно в горы, я тревожусь больше за него самого. Он так привык держаться в тени, так всегда стремился скрыть свои таланты, а тут вдруг… Нет, конечно, никуда он не денется, но при его ответственности и чувстве долга, ох, трудно ему придется.
- Ты так рассказываешь, будто быть королем – тяжелее некуда.
- А ты что думал? Он, я уверен, понимает, что корона – это головная боль на всю жизнь. По сравнению с тем, что ему предстоит здесь, жизнь стража гор с мелкими стычками с браконьерами и разбойниками – просто детская игра. Спасибо за чай, - Златан поднялся и сурово посмотрел на Томо. – И до воскресенья, прошу тебя, никому не говори!

- Завтра приезжают мой отец, он сегодня прислал с дороги гонца, - сказал Аэлинн, когда они ужинали в пятницу. – Может быть, мы его встретим за городом?
 - Конечно, - пообещал Эйрик, - он ведь часу в третьем как раз подъедет, так?
 - Я с вами, - присоединился к разговору Милан.
- Я тебе не советую, - Стойко, сидевший рядом с Миланом, недовольно нахмурился, – Эйрик возьмет достаточно охраны, а ты не так давно был ранен…
- Спасибо, Стойко. Но раз ты разрешил мне надеть кольчугу и брать в руки меч и лук, я подумал, что уже могу решать сам, - Милан мягко улыбнулся. – Я знаю, ты хочешь, как лучше.
Стойко возвел глаза к потолку. – Он всегда был такой? - спросил он, обвел взглядом сидевших за столом и увидел, что Аэлинн с трудом сохраняет серьезное выражение лица, а Эйрик почти уткнулся в свою тарелку. Первой не выдержала Аэлинн:
- Раньше – еще хуже, - ответила она.
Наместник с Миланом переглянулись и тоже весело рассмеялись.
 - Я думаю, что мы все же тебя здесь оставим, - отсмеявшись, сказал Эйрик. – У тебя есть о чем подумать…


   Субботнее утро выдалось дождливым. Гордан, что-то ворча про приближение ненастной осени, спускался с верхнего яруса, где он жил, вниз, в библиотеку.  Из покоев короля, мимо которых он как раз проходил, послышался какой-то шум, словно там упало что-то тяжелое. Гордан подождал, прислушался, но было тихо. Тогда он осторожно подкрался  к дверям, удивился, что охраны нет, надавил на медные ручки в виде львиных голов... Двери поддались, и Гордан заглянул в королевские покои.
  Ставни здесь были закрыты, на столе горела свеча, и посередине комнаты стоял Наместник. В руках у него был королевский плащ, который он внимательно рассматривал. – Не надо ли подогнуть, - пробормотал Эйрик, потом заметил Гордана и невозмутимо спросил:
- Что случилось?
- Я шел мимо, увидел, что открыто…- Гордан понимал, что его объяснения выглядят жалко, но так злился на Наместника, что не мог ничего другого придумать.
- А я уже ухожу, - Эйрик провел по столу ладонью, словно проверял, нет ли пыли, огляделся и кивнул. – Вот только свечу задую.


По дороге в библиотеку Гордан так и не решил, что делать. Пойти к Томо? Конечно, они не друзья, да и нет у него друзей, но повар хотя бы его терпеливо выслушает. А, может, лучше с Миланом,  поговорить, пока не поздно?! Стыдно ведь будет, когда принц найдется. Если он вообще жив еще…
Наконец, он решил, что пойдет к Милану, но оказалось, что он только что уехал к епископу.
- В субботу утром? И зачем? – бормотал себе под нос Гордан, возвращаясь в библиотеку. – Ну, ничего, я дождусь.

Эйрик и Аэлинн стояли на галерее и ждали возвращения Милана. Нервничавший Эйрик выстукивал на перилах какую-то мелодию, то и дело поглядывая вниз – не едет ли…
- Удивительный сегодня день, правда? – он повернулся к сестре и улыбнулся. – Знаешь, я каждое утро просыпаюсь с чувством, что у меня  именины – мне так радостно. И мы должны всю жизнь благодарить Бога, что принцем оказался наш Милан! Это же чудо просто! Пока он не вернулся, я хочу спросить: а вот если бы у тебя был выбор – горы или город?..
- Горы. Но так, чтобы Милан знал, кто его родители, - улыбнулась Аэлинн. – Я думала, что мы будем там жить, как мои родители. И я же вижу, как Милан мучается, он все время думает, что подведет вас всех, не справится… Так что горы, брат.
- Я понимаю. Мне кажется, Милану иногда хочется стать невидимкой. И, боюсь, ему еще не раз захочется исчезнуть в ближайшие дни. Смотри-ка, вот и он. Неужели уже полдень?!

   Милан шел быстро, плащ вился позади, и звук его уверенных шагов эхом отдавался в пустых залах и коридорах. Перед ведущей на галерею дверью, он задержался, глядя на вырезанный на ней королевский герб, вздохнул, и взялся за ручку…
   Эйрик, пытаясь успокоиться, сосчитал до десяти, прошептал «Боже, пусть он останется здесь!» и повернулся навстречу другу…

 За весь день поговорить с Миланом Гордан так и не сумел. Ему даже начало казаться, что все против него ополчились: несколько раз он приходил к комнате Милана, но Адриан, почему-то стоявший там на карауле, говорил, что Милана нет, он занят, уехал или еще что-то…
После обеда Гордан опять же попытался подойти к Милану, но тот так быстро исчез из залы, словно за ним гналась свора диких псов. Гордан решил, что, может, оно и к лучшему, сходил к Томо, но тот только отмахнулся: «мне некогда».
   Гордан уже шел к себе, но из-за поворота вдруг показалась странная процессия, и его подозрения возникли с новой силой. Впереди с факелом шел Сандро, за ним – Милан. В руках у него было что-то длинное, узкое, завернутое в алую ткань. Край ее размотался и теперь летел за ним, как крыло невиданной птицы. Следом шел Наместник, который нес большой ларец, украшенный сканью.
- Не иначе, как из сокровищницы,- пробормотал Гордан, с изумлением глядя им вслед.

 Едва они оказались в покоях Наместника, Эйрик рухнул в кресло и, отвернувшись от друзей, уставился куда-то в угол. Милан с Сандро переглянулись и устроились перед ним на ковре.
- Может быть, следовало подождать до ночи, тогда мы с ним не столкнулись бы, - все так же ни на кого не глядя, пробормотал Эйрик.
- Что стряслось? Ты это о Гордане? – спросил Милан.
- Он-то тут при чем? – удивился Сандро.
- Ну, как бы объяснить, - запнулся Эйрик.
- Если ты скажешь, что не хочешь взваливать на наши плечи еще одну тяготу, перестань об этом думать и выкладывай, - потребовал Милан.
- Он подозревает, что я собираюсь захватить трон! Мне Томо говорил, – выдохнул Эйрик. – И сегодня утром он видел меня в покоях короля.
Подняв голову, он поймал полный понимания и сострадания взглядМилана, и через силу улыбнулся.
- Я понимаю, как тебе тяжело, - тихо сказал Милан. – Ведь ты с  детства здесь у всех на виду. А больнее всего ранит непонимание тех, кто рядом…
- Вот я и не хотел ему попадаться на глаза и подождать, когда все улягутся спать.
- Это не выход, - фыркнул Сандро, - вот представь себе, бьет полночь, ухает филин за окном, а тут мы… Только летучих мышей не хватало!
-  У нас нет летучих мышей, - Эйрик сделал вид, что обиделся,  - да уж, представляю, как бы это выглядело! – невесело усмехнулся он, - да вы не волнуйтесь, я все понимаю, но ведь все равно горько: он меня знает с семи лет!
- Получается, что на самом «не знает», раз такое себе вообразил, - возразил Сандро.
- Это не очень утешает, но ты можешь подумать о том, что ни в чем не виноват, хотя все равно такие подозрения - это больно. А когда все прояснится, он поймет и будет сожалеть, - задумчиво продолжал Милан, - а нам всем урок, что нельзя быть такими подозрительными.
- Кстати, а что ты делал в королевских покоях? – полюбопытствовал Сандро.
- Я пришел посмотреть плащи для Милана. И еще забыл, под каким гобеленом тайник с перстнем, пришлось полстены простукивать. И потом я уронил крышку сундука, а Гордан и услышал. И вот он открывает дверь, а я стою я плащом короля Крунислава в руках…
- Да уж, а представляешь, что бы он подумал, если бы ты этот плащ еще и померял, - рассмеялся Сандро. – Он еще завтра придет прощения просить, помяните мое слово.
- Я надеюсь, кроме него нас больше никто не подозревает невесть в чем, - пробормотал Эйрик.
- Этого мы не узнаем, может, и к лучшему, - пожал плечами Сандро. – Ну, не томи же, покажи нам, что мы такое принесли…

В субботу за обедом Томо с любопытством наблюдал за Миланом. Эйрик уже всем объявил, что в воскресенье в полдень скажет на площади у собора что-то очень важное. Милан был сосредоточен, так погружен в свои мысли, видимо, невеселые, что даже вздрогнул, когда  Эйрик тронул его за рукав, попросив передать солонку. Аэлинн с беспокойством переводила взгляд с жениха на брата. И только тут Томо понял, как сильно Наместник волнуется за друга. Эйрик успокаивающе улыбался сестре, не глядя посыпая солью ломоть хлеба… Томо видел такое в первый раз: раньше Эйрик, как и все, очень бережно относился к соли.
После обеда, когда, как было заведено еще с незапамятных времен, все благодарили повара за трапезу, Наместник последним подошел к Томо, тот заговорщически улыбнулся и негромко спросил:
- Что мне приготовить на завтрашний пир, господин мой?
- Никаких пиров. Завтра будет обычный обед. Но обед для бедных и хлеб и овощи для монастыря - как всегда по праздникам, - Эйрик старался говорить спокойно, хотя уже предчувствовал, что разговор с королевским поваром, характер которого он слишком хорошо знал, будет не из легких.
- Как это не будет пира? - Томо задохнулся от возмущения. - Но ведь так положено!
- Мне все равно, что положено, а что нет! - повысил голос Эйрик, который уже и так едва сдерживался.
Томо с неподдельным изумлением воззрился на Наместника.
Эйрик закатил глаза, тяжело вздохнул и огляделся в поисках поддержки.  Заметив, что стоявщие у окна Милан и Аэлинн смотрят на него с явным беспокойством. Наместник слабо улыбнулся и махнул им рукой, пытаясь дать понять, что все в порядке.
- Зачем ты его так опекаешь, а? – понизил голос Томо. - Он взрослый, старше тебя, между прочим. И много чего видел в жизни, хотя, подозреваю, хорошего маловато. Чего ты боишься? Что он будет делать ошибки? Это неизбежно, он не привык к такой жизни. И пусть уж лучше он сейчас ошибается, когда все на радостях ничего не заметят и будут только умиляться. Так что мне приготовить завтра?
- Обычный обед. Мне он нужен живым, здравым и невредимым, и я не хочу взваливать на его плечи все и сразу. И не дам его в обиду. А вы все его с ума сведете, - хотел добавить Эйрик, но вовремя остановился. – Томо, я тебе обещаю, - продолжал он, - пиров будет достаточно. Я знаю, пир – это слава повара…
- Это слава королевства, - обиженно вскинулся Томо.
- Ну, ладно, ладно, - примирительно кивнул Эйрик. – Я не спорю. Но пока еще я – Наместник, и мне решать, что завтра будет, а что – нет. А если кто-нибудь хоть слово скажет при нем про то, что его профиль скоро будет на монетах, я… не знаю, что сделаю, но что-то сделаю! Благодарю тебя за обед, - Наместник сдержанно поклонился и повернулся к повару спиной.
- Все хорошо? – с сомнением спросил Милан, когда Эйрик подошел  к ним. – Вид у Томо был воинственный.
- А, - пожал плечами Эйрик, - мы спорим не в первый раз. Интересно, как это он будет с тобой себя вести? Или он надеется, что ты окажешься сговорчивее по поводу пиров?
- На самом деле, он меня еще плохо знает, - рассмеялся Милан. – Тем более, пока слово «пир» вызывает у меня ужас…

Глава девятая, в которой горожане узнают поразительную новость, а два человека, живущие в королевском замке, задумываются о том, что такое «прощение»

Быть королем — это значит идти первым в самый страшный бой и отступать последним, а когда бывает неурожай, надевать самые нарядные одежды и смеяться как можно громче за самой скудной трапезой во всей стране.
                К.С. Льюис


- Господин мой, - Адриан, появившись в покоях Наместника, смущенно кашлянул и несмело огляделся, - только что приехал гонец от князя Првана, привез послание для благородного Милана, и стражи сказали, что он у тебя…
- Адриан, закрой дверь! – распорядился Эйрик, который не знал, сердиться или смеяться. С одной стороны, лгать, что Милан к нему не приходил, он не хотел совершенно, а с другой, рисковать и все рассказывать Адриану Наместник побаивался. Хотя, судя по всему, иного выхода не было.
- Мне уйти или остаться? – засомневался Адриан, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу, и вопросительно посмотрел на Аэлинн.
- Мой брат имел в виду, что ты должен запереть дверь изнутри и внимательно выслушать то, что он пожелает сказать, - объяснила та, а Эйрик благодарно улыбнулся сестре.
- Ты должен дать мне слово, что никому не откроешь то, что сейчас узнаешь. По крайней мере, до завтрашнего вечера, - потребовал Наместник у озадаченного воина.
- Обещаю тебе, господин мой, - Адриан поклонился, а когда выпрямился, увидел, что из внутренних покоев вышел Милан. Положив на стол какой-то сверток, тот весело переглянулся с Аэлинн, которая едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться, и с невинным видом устроился на ручке ее кресла…
- И не пытайся меня уверить, что ты уже начинаешь получать удовольствие от всего этого,- обернулся Эйрик к другу, - все равно не поверю.
- А мне будет что рассказать завтра Иордану и Златану, и они оба будут долго смеяться!
Услышав имя деда, Адриан встревожился: ни огорчать его, ни попадать под его острый язычок он не хотел и поспешно поклонился:
- Прошу простить за мою оплошность. Что я сделал не так?
- Да ничего! – рассмеялся Эйрик. – Успокойся, сядь. Помни только, что ты обещал. Милан? – вопросительно подняв бровь, Наместник повернулся к другу.
- Давайте закончим, - кивнул Милан, с жалостью посмотрев на невесту, - Аэлинн же еще шить. И позвать кого-то ей в помощь мы пока не можем.
- Да, до завтрашнего вечера – точно, - Эйрик тяжело вздохнул. Если бы здесь была княжна Цветанка, то Аэлинн не пришлось бы одной заканчивать работу. «Не думай о себе! – Наместник помотал головой, стряхивая рой мыслей и тоску, - Милану сейчас тяжелее, чем тебе!»
- Давай, - со вздохом сказал Эйрик, - меряй, надо же посмотреть, во что вылилась наша с Аэлинн затея…
К большому удивлению ничего не понимающего Адриана, принесенный Миланом сверток оказался плащом настолько сияющего, пурпурного цвета, что сам Адриан подумал, что решился бы надеть такое только на  свадьбу.
Пока Аэлинн прикрепляла к краю вышитую тесьму, стараясь не задеть иголкой пальцы Милана, который придерживал плащ рукой вместо фибулы, тот осторожно попытался заглянуть назад.
- Непривычно, - признался он, - плащ без капюшона.
- Так положено, - заверил его Эйрик, - и вообще, не волнуйся, часто надевать его тебе не придется. Только в самых торжественных случаях.
- Ну, все, теперь мы увидим, как это будет выглядеть, - Аэлинн перекинула моток тесьмы через плечо Милана и отошла в сторону. Тяжелая лента натянулась, развернулась, мягко упала на пол, и Адриан судорожно сглотнул и подался вперед.
Среди сложного узора из листьев блестел золотыми нитями древний королевский знак: щит с грифоном.
- Хорошо как вышло, - Эйрик обнял сестру, с таким удовлетворением рассматривая плащ, словно это он сам его ткал и вышивал. –  А представляешь, как все это будет сиять на ярком солнце?!
- А если дождь? – пошутила Аэлинн.
- Никогда не видел, чтобы в полдень шел дождь, - не терпящим возражений тоном заявил Эйрик. – Нам после службы в храме нужно всего полчаса, чтобы все сказать, а хлеб беднякам раздадим как всегда потом.
Аэлинн кивнула и устало улыбнулась Милану, поцеловавшему ей руку.
- Адриан, ты донесешь всё это до покоев моей сестры и будешь свободен, - распорядился Наместник, - нет, впрочем, ты же сегодня еще стоишь в карауле на Северной башне…
Адриан с готовностью повиновался. Восхищенно сияя, он взял из рук Милана свернутый плащ, и вдруг заметил, что принц содрогнулся, будто от холода, и в его кобальтовых глазах мелькнул ужас. Адриан молча склонил голову и отошел.
«О, слава Богу, - Эйрик, все это время внимательно наблюдавший за молодым воином, облегченно вздохнул, - какое чудо, Адриан понял, что самое лучшее – ничего не говорить. Нам вполне хватило клятвы Йорана тогда…»

На кухне, куда Адриан спустился поесть, было тихо. Томо чистил сковородки, а Гордан задумчиво грыз сухарь, обмакивая его в давно остывший чай. Открыв тяжелую, недовольно заскрипевшую как старая коряга дверь, Адриан остановился на пороге, глядя куда-то сквозь стену. Казалось, он забыл, зачем пришел.
- Э, ты чего это? – голос Томо вырвал его из тумана забытья. – Привидение увидел?
Адриан вздрогнул, вспомнил, какой вид был недавно у Йорана, когда тот ни с того ни с сего примчался в замок, и постарался взять себя в руки. – Нет, все хорошо.
- Где вообще тебя носило? – проворчал Томо, уставляя стол разнообразными яствами. -  Берко  из Соколинца и   Божур Жестяная Нога, которым вместе с тобой скоро в караул заступать, уже давно поели, а ты где-то бродишь!..
 - Меня задержал Наместник.
- Интересно, что это ему понадобилось? – вдруг подал голос Гордан, пристально вглядываясь в заметавшегося Адриана.
Тот с удивлением уставился на повара, который только пожал плечами. Оба они знали, что гонцы подчиняются только королю, ну, или пока Наместнику. Адриан имел полное право не отвечать на такой вопрос, и по уставу королевской стражи сказать лишь «не имею позволения говорить». Да и библиотекарь никогда раньше не интересовался, куда и с какими поручениями посылает стражей Наместник.
- Ему требовалась моя помощь, - Адриан, вспомнив, чему его учили дома, из всех сил старался быть учтивым.
- Ах, вот как, - желчно заметил Гордан, - опять тайны, кругом одни тайны. Не кончится это добром, вот увидите. А когда завтра вы узнаете, что Эйрик что-то замышляет, а то и вовсе решил стать королем, поздно будет. Вот почему это, скажите на милость, он целыми вечерами в библиотеке просиживает за книгами?
Адриан подумал, что готов ехать куда угодно и искать кого угодно, лишь бы отвести от Наместника эти ужасные подозрения.
- Думаю, он изучает карты, чтобы решить, куда нас отправлять, в какие королевства по соседству. А пока дает нам отдохнуть.
 - А ты откуда знаешь? – вкрадчиво спросил Гордан, - ты, что видел, что  он читает? Тебя-то там днем с огнем не сыщешь! А, что, нечем крыть?
- Я – воин королевства, - Адриан с осокрбленным видом поднялся с лавки, - и мне не нужно видеть Наместника в библиотеке, чтобы знать, что мой командир – честен.
Он знал, что дома его никто не одобрит, если он сейчас скажет старшему «как не стыдно даже думать о таком!», но сбольшим трудом от этого удержался.
- Вы все еще меня благодарить будете, что я вас предупреждал! – фыркнул Гордан.
- Спасибо, Томо, - Адриан отодвинул нетронутую тарелку с ужином и прочитал молитву. – Я вдруг есть расхотел.
Придерживая меч, он выбрался из-за стола, кивнул повару и вышел. Слушать то, что говорил королевский библиотекарь,  ему было неприятно.
- Мне кажется, он хочет всех обмануть и завладеть троном! – продолжал гнуть свое Гордан, когда Адриан ушел.
- Что ты мелешь! – резко сказал Томо. – Как это тебе в голову придти могло?! Ты, что, плохо Наместника знаешь? Ты здоров вообще?
- Не веришь мне? А я вот его в королевских покоях видел.
- Ну и что с того? Туда Эйрик каждую неделю приходит, когда там уборку делают.
- Не пытайся меня убедить, что он туда пришел полы мыть! – воскликнул  Гордан. – Он держал в руках королевский плащ, между прочим!
- Ну и что с того? – пожал плечами Томо. – Может, проветрить решил.
- Ох, странно все это. Вот думал, что Милану удастся рассказать…
- А он-то тут причем? – Томо сделал вид, что сильно удивлен.
- При том, что нельзя так это оставлять.
-  Эйрик ни в чем не виноват. Тебе вот стыдно будет скоро, что ты его подозревал.
- Мне – не будет, - заверил повара Гордан, - а вот вам всем – очень может быть, раз мне не поверили…


- Можно к тебе? Не помешаю?  -   Эйрик заглянул в комнату друга и увидел, что тот  закрывает серебряные застежки на книге, которую только что закончил читать.
- Ты не можешь помешать, - покачал головой Милан. – Он поставил книгу на полку и кивнул Эйрику, который тут же уселся на подоконнике.
 - Иордан мне только что сказал, что он придет к тебе вечером поговорить. Как это сделал бы твой отец… - начал Эйрик. – А пока я хочу предложить тебе спуститься вниз: привезли новые луки, и скоро придет Брано, чтобы вместе со мной их осмотреть. Хочешь, я отошлю его с каким-нибудь поручением, и мы сами все сделаем?
- Это его обязанность, и не стоит заставлять его удивляться и волноваться. Ты же им доволен?
- Вполне. Да, ты прав, удивлять его малость рановато. Просто я хочу тебя отвлечь.
Милан благодарно улыбнулся, но Эйрик заметил, что улыбка вышла грустной.
- Мне тут очень удобно. И уходить я не собираюсь, если только ты не выставишь меня силой, - пошутил он. – Просто поговори со мной.
Милан резко встал, отошел к другому окну и открыл его.
В комнату сразу же ворвался прохладный вечерний ветер, только что бродивший среди куполов храмов и городских крыш. С улицы пахнуло хлебом и сыроватой свежестью.
- У тебя голова не кружится? – поинтересовался  Наместник.
- Смотря от чего, - усмехнулся Милан.
- Ну, будем рассуждать. Жизнь в королевском замке не очень-то отличается от жизни любого воина, кольчуга не становится легче, а зимы теплее. Разве что здесь чуть удобнее. Что такое роскошь никто из нас, к счастью, не знает. – Эйрик оглядел обитые деревом стены, два лука, висевшие напротив двери,
- Это то, о чем я меньше всего думаю.
- Я знаю. То, что я сейчас сказал, это просто зачин. М-м-м... Продолжаем. Так от чего у тебя голова идет кругом?
- От ответственности, - не оборачиваясь, ответил Милан.
- Не пытайся только меня убедить, что ты боишься. Ни за что поверю. Ты – человек совершенно бесстрашный. А это просто очередная битва.
- Я много чего боюсь, на самом деле, -  Милан прислонился плечом к стене и посмотрел на друга. – Вспомни, как ты приносил присягу моему отцу…
- Мне было двенадцать, - улыбнулся Эйрик, понимая, куда Милан клонит, - и я все время думал о том, что я не хочу огорчить ни его, ни своего отца, который был бы рад быть со мной в этот день. И был, только видеть его я не мог…
- Я о том же. Любой правитель – слуга  Царя Небесного, и я боюсь огорчить Его!
- Я понимаю, - Эйрик  в мгновение ока оказался рядом с Миланом и обнял его за плечи. – Дружище! Мы всегда будем с тобой. Есть решения, которые, видимо, не удается принять с легким сердцем, но я знаю, ты всегда будешь делать правильный выбор, достойный нашего Господа.
- Спасибо! Как хорошо иметь брата!
- Я тоже так думаю! Ладно, пойду-ка  я в оружейную. А то я сейчас еще что-нибудь скажу, и ты решишь ночью сбежать, да еще и Аэлинн с собой увезешь!  А утром выяснится, что я лишился не только будущего короля, но и королевы…


- Эйрик уже рассказал тебе, что будет завтра? – поинтересовался Иордан, устраиваясь в глубоком кресле в комнате Милана.
- Да, - кивнул Милан, пододвинул поближе тяжелый дубовый табурет и сел напротив.  – После Литургии мы выйдем из собора, Эйрик скажет, что принц нашелся, - Милан смущенно кашлянул, - потом отдаст мне перстень отца и королевский плащ, что вышила Аэлинн. Дальше говорить придется мне. А после как всегда в воскресенье будем раздавать беднякам хлеб, а на Тисовой площади будет обед для тех, кто захочет придти. Как обычно…
- Переберешься в покои отца или останешься здесь? – Иордан внимательно вглядывался в напряженное лицо Милана. – Тебе несладко сейчас приходится, мой мальчик, - полувопросительно добавил он. – Но ты свыкнешься. Со временем. Это же твоя страна. И твоя дорога, то, для чего ты родился…
Милан благодарно улыбнулся.
- Я пока останусь здесь, уже привык. А после коронации, наверное … Хотя там останется две недели до нашей с Аэлинн свадьбы, нужно будет что-то изменить, подготовить, - он замолчал, нервно потеребил рукоятку кинжала и поднял на Иордана печальные глаза:
- Иордан, как Вы думаете, что сейчас сказал бы мой отец?
- Не знаю,  - Иордан некоторое время смотрел в окно на купол кафедрального собора, потом повернулся к Милану. – Если бы ты вырос здесь, у тебя были бы иные уроки. Но, думаю, то, что скажу тебе я, будет нужным. Если не сейчас, то позже. Тебе поначалу многие будут давать советы. Когда еще представится такая возможность поруководить Королем?! Это так приятно, правда?! И тебе придется слушать свое сердце, потому что советчики будут, возможно, ссылаться на законы, которые только что выдумали, надеясь, что ты не станешь проверять и поверишь. А кто-то будет скрывать за речами о благе королевства собственные цели – разбогатеть, насолить обидчику… И еще вот что. Я знаю, что ты – человек добрый, сердобольный и ты знаешь, что жалость – хорошее чувство. Не растеряй этих Божиих даров! Будь так же терпелив и внимателен, помни, что часто мы нуждаемся не только в справедливости, но и в милости. И помни, что твое служение – первым бросаться на помощь, первым идти туда, где боль и слезы, но в то же время, напоминать самому себе, что правитель – не Господь Бог! И то, что твоим приказам повинуются, не повод считать себя всемогущим. И короли могут ошибаться. Наверное, им это даже полезнее, чем другим. Но ошибки королей могут стоить многих жизней. Тебя это и пугает? Ответственность велика, да?
Милан молча кивнул. Говорить он не мог, в горле стоял ком.
- Не бойся, - Иордан тепло улыбнулся, - все получится.
- Почему я? – едва слышно спросил Милан.
- Знаешь, я думал об этом. По-моему, лучше и быть не может. Вот смотри, выучить королевские законы, установленные еще твоим прапрапрадедом, не так уж трудно. Но это знание ума, а вот знание сердца приобрести сложнее. А у тебя как раз есть этот драгоценный опыт. Ты знаешь, что такое голод, холод, помогал беженцам, погорельцам, - Иордан вопросительно посмотрел на Милана, тот едва заметно кивнул, - ты знаешь, что иногда так трудно, что мы смотрим на другого человека с молчаливой мольбой «пощади!», когда сил, кажется, почти не остается…
- В этот момент Господь посылает нам сил или того, кто в состоянии помочь и принести Его помощь своими руками. Помните, отец Ипатий часто говорит об этом…
- Что еще тебя тревожит? Завтрашний день?
- Да. Мне как-то снилось, что я врос в пол перед дверями собора и не могу выйти, потому что страх сковывает.
-О, не волнуйся, если что, тебя подтолкнут, - пошутил Иордан. – Знаешь, Аэлинн, когда предстоит что-то неприятное, но необходимое, уговаривает себя, что это как приключение…
- Я пару раз слышал, - улыбнулся Милан. – Да, это как нырять с обрыва – когда прыгнешь, уже не страшно.
- Ну, да, похоже, - согласился Иордан, - и тебе станет легче, едва ты начнешь говорить. Уже поздно, я пойду, пожалуй. А ты попробуй уснуть, хорошо?
- Спасибо, что Вы приехали и поговорили со мной! Благословите меня! – попросил Милан, подходя к Иордану.
- Бог да благословит тебя, дитя мое! – Иордан поцеловал его в лоб, крепко обнял и вышел.

  Эйрик на ходу с досадой махнул рукой стражникам, торопливо распахнувшим перед ним двери, с криком «мы опаздываем!» ворвался в комнату Милана и замер.
   Вроде бы все было как всегда: перед ним стоял Милан в старой кольчуге, которую в этот день он не согласился поменять ни на какую другую... И дело было даже не в том, что по рукавам его белоснежной туники струилась золотая нить, не в том, что темные волосы Милана придерживал тонкий обруч из виноградных листьев, который носил в юности его отец…
   Эйрик видел, что перед ним стоит их Милан, добрый, благородный, бесстрашный… И все же что-то изменилось! Наместник вдруг понял, что его друг словно стал выше, как будто его душа выпрямилась, и он смог наконец понять себя.
- Что-то не так? – спросил Милан, хотя думал совершенно о другом.
- Когда будешь уходить, не забудь закрыть ставни, - Эйрик сказал совсем не то, что собирался и, резко развернувшись, вышел.
   Милан удивленно посмотрел вслед другу, а потом понимающе улыбнулся. Эйрик. как и он сам, пытался скрыть за ничего не значащими словами свое волнение. Закрывать окно нужды не было: Милан жил в башне, и попасть к нему через окно могли разве что только птицы.
Пока Милан шел по крепости, его провожали настороженными взглядами стоявшие в карауле бывалые воины, еще помнившие молодым его отца. Им было так странно видеть, что Милан уходит из замка без плаща, и никто не мог понять, как это Наместник отдал ему обруч короля Крунислава…

На площади собрался, казалось, весь город. Златан и Томо, когда вышли из собора, оказались как раз в первом ряду горожан, в нетерпеливом ожидании окруживших ведущую в храм лестницу.
- Вот и хорошо, нам будет отлично видно, - сказал Томо, - мне любопытно до ужаса, что Эйрик с Миланом скажут. Ты хорошо себя чувствуешь? - спросил он Златана, который был как-то необычно бледен.
- Все в порядке, здесь только душновато, день жаркий, - отмахнулся Златан. – Смотри, вот и они.
   Первым вышел Эйрик, за ним – Аэлинн и Милан. Наместник спустился на пару ступенек и остановился, зная, что отсюда его хорошо видно даже тем, кто стоит в последних рядах.
- Друзья мои, - Эйрик поднял руку, и на площади сразу стало тихо. – Вы знаете, что я люблю всех вас и всегда желал вам только блага. Видит Бог, я никогда не хотел быть королем. Но когда наш король Крунислав, Царствие ему Небесное, скончался, многие…
Златан сначала внимательно слушал Наместника, но едва тот накинул на плечи Милану вышитый Аэлинн плащ и уступил ему место, а площадь наполнилась то удивленными, то радостными возгласами, старый оружейник почувствовал, что в глазах потемнело, а слева словно кинжал всадили… Он видел, как Эйрик и Аэлинн, тревожившиеся за Милана,  переглядываются за спиной у принца, а потом Аэлинн вопросительно посмотрела и на него самого. Златан попытался улыбнуться, чувствуя, что еще миг и она сама сбежит к нему на помощь с высоких ступеней, и вдруг чьи-то сильные руки осторожно обняли его сзади.
- Дедушка, это я, - прошептал Адриан, – как ты?
-  Уже лучше. Что ты здесь делаешь? Как ты мог уйти с поста?! – спросил внука Златан, который уже приходил в себя.
- Меня госпожа Аэлинн подозвала и указала на тебя, - так же тихо ответил Адриан. – Не волнуйся, она же – хозяйка, тоже может приказать.
- Ну, ладно, - согласился Златан, - давай послушаем.
- Какая хорошая речь, - наклонился к нему Томо, который так увлекся, что ничего не замечал, - Милан говорит так, что всем понятно, и в то же время с достоинством! И выглядит при этом таким спокойным!
- Да, - пробормотал Златан, - спокойным… Но какой ценой?!


Эйрик надеялся, что вечером они смогут отдохнуть, но Аэлинн пришлось срочно уйти в лазарет, а к нему то и дело приходили представители от городских цехов с разными подарками для принца и его самого. Эйрик только мог порадоваться, что Милана они не пытались увидеть, и тот, воспользовавшись свободным временем, ушел на одну из башен. Эйрик приказал, чтобы до ужина его никто не беспокоил, надеясь, что Милан хоть немного придет в себя.

   На Южной башне, которая была самой высокой, Милан устроился на скамье, глядя на вечерний город. Та волна удивления, восхищения и любопытства, которая обрушилась на него полсе речина соборной площади, была мучительна, и он больше всего радовался одиночеству, раз уж Аэлинн не могла остаться в крепости. «Боже, - прошептал он, скользя взглядом по переплетениям узких улочек, - помоги мне справиться!»  Сколько он так просидел, Милан не знал, но очень удивился, когда ведущей в башню лестнице послышались торопливые шаги…
   Милан нахмурился и, повернувшись, увидел, что на верхней ступеньке стоит и смущенно кланяется племянник и помощник Томо, юный  Веко.  Те несколько дней, что Милан провел в постели, придя в себя после ранения,  Веко иногда приносил ему еду и не упускал случая посмеяться над слабостью выздоравливающего гостя Наместника.
Веко было всего семнадцать, он никогда не был ранен и не мог понять, каково это… С каждым днем он пытался все больнее уколоть Милана, потому что быстро понял, что тот слишком благороден, чтобы пожаловаться на него. Больше всего удивляло Веко то, что ничего, кроме «спасибо» он в ответ на свои насмешки не услышал.
- Что тебе, Веко?
- Наместник просил передать, что ужин готов, господин мой.
- Скажи, что я сейчас буду.
Милан, опираясь правой рукой на скамью, поморщился и поднялся. Час на ветру у каменной стены дал о себе знать, и рана уже ныла.  Веко в порыве жалости едва не бросился подставить свое плечо. Когда он узнал, что тот молодой воин, над которым он издевался, его будущий король, то неприязнь мгновенно сменилась восторженным обожанием.

Томо, войдя на кухню, чтобы проверить, помыта ли посуда после ужина, увидел, что за одним из столов, уронив голову на руки, безутешно рыдает  его племянник.
- Ну, что случилось, Веко, мальчик мой? Ну, не надо так…
- Он меня не простит, - всхлипывавший Веко бросился на шею дяде.
Томо погладил юношу по растрепанным волосам и покачал головой. – Я тебе не раз уже говорил, других людей нужно беречь, а тем более, друзей. А ты опять над ними подшучиваешь?
- Я не о друзьях, - всхлипнул Веко,- я о принце Милане.
 - Ну-ка, расскажи мне все, - Томо осторожно усадил племянника на лавку и всмотрелся в его заплаканное лицо. – Что еще ты натворил?

Вернувшись с площади, Гордан места себе не находил. С детства он не любил просить прощения, а теперь сделать это придется. Он был уверен, что принцу и Наместнику известно, что он их подозревал: Наместника в предательстве, а Милана – в пособничестве, пусть и невольном. С Наместником Гордан говорить и не думал, а вот решиться пойти к принцу никак не мог…
 Уже настал вечер, колокол на Северной башне пробил девять. «Все,- сказал себе Гордан, - давай, а то еще полчаса, и все лягут спать…» И вдруг дверь открылась, и библиотекарь замер: на пороге стоял как раз тот, у кого он хотел просить прощения.
   Видимо, Милан больше никуда не собирался идти: он был даже без кольчуги, в простой черной тунике, по рукавам которой вилась едва заметная серебряная строчка.
Гордан словно в первый раз увидел принца. «Удивительно, как я раньше не заметил этого сходства», - изумлялся библиотекарь.
   Принц был такого же высокого роста, как и король Крунислав, унаследовал от отца цвет глаз и даже взгляд: твердый и внимательный, готовый в любой момент зажечься состраданием… Изящная красота его матери, отразившись в его чертах, стала мужественной и строгой, не утратив своего благородства. И даже пальцы у него были как у отца: сильные, тонкие. Говорят, такие руки хорошо иметь лекарям, бардам и лучникам.
- Наместник просил вернуть, - Милан протянул Гордану одну из взятых Эйриком накануне старинных хроник. – Да, второй том пока не нужен. Гордан, все в порядке? – спросил принц, видя, что библиотекарь словно окаменел.
Не получив ответа, Милан попытался пристроить тяжелый фолиант на столе, заваленном свитками и еще не очиненными перьями. Место нашлось только с краю, около подсвечника. Королевский перстень на руке Милана сверкнул, словно брызнул сок диковинной алой ягоды. Гордан вздрогнул и очнулся. Он поспешно поклонился, взял книгу и отвернулся, делая вид, что хочет поставить ее на место. На самом же деле, Гордан боялся, что принц увидит, как он краснеет.
   Гордан только теперь все понял. После смерти короля Крунислава он перестал выдавать книги из библиотеки, ссылаясь на мало кому известный закон. В глубине души Гордан опасался, что щедрый Наместник все раздаст и разбазарит, в том числе и библиотеку. Наместника, впрочем, это нововведение не касалось, но только Наместника…
И вот недавно Эйрик пришел в библиотеку с Миланом и попросил у Гордана, чтобы он дал несколько книг и Милану, а Гордан отказал. И как-то не придал значения тому, что на следующий же день Наместник взял книг в два раза больше, чем обычно. Половину, яснее ясного, он отдал другу, который читал их по ночам.
- Для Вас, Выше Высочество, - Гордан смущенно кашлянул, - здесь никогда не будет никаких libri catenari*.
- Хорошо, что хотя бы книги – свободны, - чуть улыбнулся Милан.
Гордан понял, что принц вот-вот уйдет, и если не попросить прощения сейчас, будет поздно. Он шагнул вперед, чувствуя, как слова застревают в пересохшем горле и едва выдавил:
- Мой принц, я прошу меня простить…
По сочувствующему  и словно ободряющему взгляду Милана Гордан понял, что тот все знает.
- Простить меня за то, что подозревал, что Вы помогаете Наместнику захватить трон…
- Я здесь недавно, Гордан, и не могу ждать ото всех доверия, поэтому я не гневаюсь на тебя, - спокойно и даже мягко сказал Милан. - Но Наместнику было семь, когда мой отец забрал его… Вы все видели, как он рос и каким вырос, и мне горько, что те люди, которые должны были бы его понимать и поддерживать, подозревали в том, чего он никогда бы не сделал. И мне кажется, что прощения просить ты должен не у меня. Доброй ночи! – и с этими словами Милан ушел из библиотеки…
К счастью для Гордана, Адриана в карауле у дверей Наместника не было, иначе ему было бы совсем тошно. Королевский библиотекарь тяжело вздохнул, прислушался к колоколу на Северной башне, сосчитал его удары и поднял руку, чтобы постучать…













* libri catenari – прикованные книги (лат.) Термин возник в Средневековье, когда часто случались кражи книг из библиотек, и приходилось в буквальном смысле приковывать книги цепочками к полкам или особым пюпитрам у окон.



Глава десятая, в которой упоминаются двести крокусов, а по дороге в деревню Облака происходит странная встреча

В тех краях даже самые серые дома - розоватые, словно в их печках так много тепла и радости, что они светятся изнутри, как облако. Странствуя там, я забрел на извилистую дорогу и увидел дорожный столб с надписью "Облака". Я не пошел по ней: я испугался, что городок недостоин названия или я недостоин городка.
                Г.К. Честертон

Доброта – это единственное одеяние, которое никогда не ветшает.
                Г.Д. Торо

Князь Ратислав не был особо удивлен, что принц первым нанес визит именно ему: как никак, его княжество было ближе других к столице. К тому же, Растислав подозревал, что Наместник пожаловался, что именно в его владениях никак не поймают шайку разбойников, и принц решил сам все посмотреть. Да еще сестра наместника Эйрика захотела познакомиться с его дочерью, раз Его Высочество взял ее с собой…
   Князь, выходя встречать именитых гостей, уже предвкушал, что на принца, который  ничего не знает о своем королевстве, воспитывался не пойми где, можно будет легко оказывать влияние, и если что, надавить при помощи влиятельных друзей. Еще совсем немного, и можно будет наконец-то запустить руки в королевскую казну…
   Княжна была так рада встрече с подругой, что едва не проговорилась и с трудом сделала вид, что впервые видит сестру Наместника. Да и Аэлинн было трудно: она переживала за Милана, за брата и Цветанку, боялась, что ее саму может узнать  княжеский управляющий Обрад. Вдруг он запомнил ту лютнистку. которую провожал к княжне не так уж и давно? К счастью, девушкам  почти сразу удалось уйти в сад, так что Обрада можно было не опасаться.
- Мы решили, что вы с отцом должны приехать к нам на праздник, - начала Аэлинн, -  тогда Милан объявит о том, какие земли даруются Наместнику и скажет, что вашу свадьбу можно отпраздновать в один день с нашей. Твой отец не посмеет отказать!
- А если отец откажется ехать? Что же они так долго? – беспокоилась княжна.
- Я понимаю тебя, но ведь Милану нужно осмотреть, хорошо ли укреплен город, он и для этого тоже приехал, - попыталась объяснить подруге Аэлинн. – Будем надеяться, что все хорошо… Смотри, Милан идет к нам, сейчас все узнаем!
- Ваше Высочество, - княжна поднялась со скамьи, поклонилась и поняла, что от смущения боится поднять на принца глаза. Отец так давно не брал ее с собой в столицу, что она отвыкла даже просто бывать при королевском дворе, а уж тем более, беседовать с царственными особами…
   Милан, заметив ее замешательство, незаметно вздохнул и постарался ее успокоить: - У меня добрые вести, госпожа. Твой отец принял приглашение, и послезавтра вы будете на празднике в столице. Надеюсь, и дальше все пойдет хорошо. А сейчас нам пора ехать, нужно порадовать и Эйрика. Идем, звезда моя? – он повернулся к Аэлинн, подавая ей руку, а княжна Цветанка удивленно вскинула голову.
- Как, ты мне ничего не рассказывала?!!!
- Твоя история была важнее, - улыбнулась Аэлинн.
 - Тогда ты мне свою опиши, а то вдруг мы не успеем толком поговорить послезавтра.
- О, тогда мне придется писать всю ночь, помилуй, - засмеялась Аэлинн.
 - Но ты хотя бы начни, а то я умру от любопытства, - настаивала княжна. – Простите, Ваше Высочество, - вдруг спохватилась она.
- Мы уже почти одна семья, - улыбнулся Милан. – До встречи! Ждем в столице!

   Едва принц и Аэлинн уехали, князь отпустил управляющего, убедился, что дочь в своей башне под замком, и вышел в сад. Князю захотелось побыть на воздухе, в крепости он чувствовал себя неуютно. Какое горькое разочарование его постигло! Надежды на то, что принц окажется слабым,  необразованным и нерешительным молодым человеком, не оправдались. Да, Милан еще не везде был в королевстве, но сколько он уже всего знал! И можно было не сомневаться, что слабые и бедные обрели в нем надежного защитника, как когда-то - в его отце. «И кто только этому его научил!?» - досадовал князь,  с неудовольствием глядя на еще цветущие в саду поздние розы. Кто бы мог подумать, что Милан будет так похож на отца! И откуда в нем эта уверенность, эта сила… Князь ни разу не смог смутить принца Милана ни одним вопросом, наоборот, чем дальше, тем больше Растислав чувствовал себя словно в башне, стены которой сближались и начинали давить на него… Безвольной марионеткой в его руках принц никогда дне будет, а жаль, так хотелось…

   Князь бы очень удивился, если бы узнал, что его управляющий тоже в саду, только сидит на скамейке под увитой плющом  стеной, устало склонив голову.
Обрад унаследовал свою должность от отца и должен был отслужить у князя десять лет. Оставался еще один год от этого срока, и Обрад уже спал и видел, как бы сбежать от своего господина к Наместнику. Да куда угодно, лишь бы не быть обязанным повиноваться князю и пытаться смягчить последствия его приказов, алчности и жестокости…
И вот теперь Обрад  видел принца, который был достоин его службы, добр, благороден, по-настоящему заботился о людях, но, увы, едва его замечал.  Обрад понимал, что принц Милан, которому Наместник явно рассказал, что за человек князь Ратислав, ведет себя нарочито отстраненно и гордо, и даже вполне одобрял такое поведение: иначе с князем было нельзя. Но теперь Обрад чувствовал, как мучительно ему оставаться под началом князя Растислава, словно воздух в крепости был отравлен, а исцеление – только в столице…
 Еще один год, невыносимый год, а потом он уйдет и бросится на колени перед королем, умоляя взять на службу. И король его поймет, в этом у Обрада не было никаких сомнений. Дожить бы только…  Он встал, прошелся вдоль стены, горько покачал головой, рассматривая клумбу с довольно чахлыми бархатцами – в эту часть сада вообще редко кто заглядывал. Обрад испытывал еще и острое чувство сожаления: он знал, что если  бы они с Миланом встретились еще недавно где-нибудь в дороге, в горах, то стали бы друзьями. «А какая у нас будет добрая и прекрасная королева!» – с восхищением подумал он. Оказывается, Аэлинн зря волновалась: Обрад не узнал в этой царственной деве в изумрудных, шитых серебром одеждах, скромную тихую лютнистку, навещавшую княжну Цветанку…


Эйрик уезжал по делам и не дождался Милана и Аэлинн. Едва же он въехал во двор крепости, то увидел, что ему навстречу спешит Адриан, старающийся придать своему лицу радостное выражение.
- Твоя сестра просила передать тебе, что все в порядке, господин, - было видно, что Адриану очень любопытно, что же произошло у князя Ратислава, но спросить он не решается.
- А где она? – спросил Эйрик, спешившись.
- Она со своим отцом в часовне.
- А принц?
- Он у пруда, - Адриан махнул рукой в сторону сада. - И очень не в духе.
- Откуда ты знаешь? – усмехнулся Эйрик. – Тебе что, попало за незначительную провинность, которую ты к тому же не совершал?
- О, нет, что ты, господин, - возмутился Адриан, который не понял, что Наместник просто шутит. – Но он мрачен и молчалив более обычного.
- Понятно. Когда Аэлинн спросит, скажешь, где мы оба, - распорядился Эйрик и бросился к калитке, ведущей в королевский сад.

Милан действительно стоял на берегу пруда, бросая в воду камешки. Иногда они отскакивали от воды по несколько раз, иногда сразу уходили на дно. То, что друг не в настроении, Эйрик понял сразу. Дома Милан старался одеваться попроще, как-нибудь поближе к тому, к чему привык, а теперь вот даже не переоделся. На нем была все та же королевская кольчуга, белоснежная туника с синим грифоном, и вышитый Аэлинн плащ.
Эйрик по пути собрал себе камешков и молча встал рядом, глядя на расходящиеся по глади пруда круги.
- Спасибо, - нарушил молчание Наместник. – И прости, что я втравил вас с Аэлинн в это дело.
- Все в порядке. Полезная была поездка.
- Но ведь неприятная.
Милан пожал плечами:
- Мы справимся с Ратиславом. Вместе это вполне возможно. И спасибо, что ты рассказал мне о нем. Ты был прав во всем: даже его управляющий мечтает от него сбежать.
- Тебе там было тяжело?
- Знаешь, - усмехнулся Милан, - мне все время казалось, что мы с Аэлинн – бродячие комедианты. Только те приходят на городскую площадь веселить народ, а мы… Ну, в особенности, я … Мне даже кажется, что я перегнул палку и переиграл. Противно.
- Прости. Зато теперь я знаю, кого Ратислав будет слушаться.
- Да?
- Тебя, конечно, - рассмеялся Эйрик. – Поверь мне на слово, это так. Придется вам обоим привыкнуть. Что случилось, Адриан? – услышавший шаги Наместник резко развернулся к подошедшему воину.
- Прошу прощения, но Часлав прислал своего ученика, он просит госпожу Аэлинн придти. Мне сопровождать ее?
- Не обязательно, - покачал головой Милан, - я пойду с ней.
- Часлав просил, чтобы она пришла одна, он написал, что это все пока тайна, - неловко объяснил Адриан.
- Он хочет что-то тебе подарить, - Эйрик толкнул друга локтем в бок, - раз собрался секретничать.
- Если это двести крокусов, то я соглашусь, - улыбнулся Милан.
- Двести?!
- Аэлинн всегда мечтала столько посадить, но где бы я ни спрашивал, мне могли продать не более десяти штук. У нее дома в саду пока только сорок…
- Здесь места нет, но за городом можно найти холм и посадить там столько, сколько она захочет. И назвать его «холм Королевы», это будет красиво, - предложил Эйрик. – Иди с ней, Адриан. И чем быстрее вы вернетесь, тем мне будет спокойнее.

   Перед развилкой Иордан пустил коня шагом. Он с дочерью и Милан, которому еще нужно было все объяснить Петру,  возвращались в горы. Здесь даже воздух был другим, даже сейчас, в начале сентября казалось, его можно было пить, как березовый сок. Иордан приподнялся на стременах, огляделся, вздохнул полной грудью… Скоро он увидит Линнэт!
   Наместник, которому пришлось остаться в столице,  отправил с ними Адриана, и больше никого Милан брать собой не захотел. Теперь Адриан ехал впереди, поминутно оглядываясь на Иордана и тихо разговаривавших принца и Аэлинн. На перекрестке они толкнулись с Огненом, который, стоя у старой липы, подтягивал подпругу. Это был один из самых искусных кожевенников в округе, гордый, вечно хмурый, резкий и самовлюбленный.
- Здравствуй, - спокойно поздоровался Иордан, надеясь, что они просто проедут мимо, и Огнен не будет ни о чем спрашивать.
- Эй, Иордан, ты, я слышал, дочь замуж выдаешь?
- Да.
- За кого же?
- За Милана.
- За этого проходимца?
Больше Огнен не успел ничего сказать: молнией метнувшийся к нему Адриан прижал его к  стволу дерева. Он неожиданности Огнен, с которым никто никогда так не обращался, лишился дара речи.
- Как ты смеешь так разговаривать с Королем? - в ярости прошипел Адриан.
- Что случилось? –  за его спиной зазвучали встревоженные голоса подъехавших Милана и Аэлинн. – Отец, с тобой все в порядке?
- Не волнуйтесь, все хорошо. Просто Огнен предположил, что я выдаю дочь не за того человека, - попытался объяснить Иордан.
- За разбойника с большой дороги, - фыркнул Огнен, который уже начал приходить в себя.
- За то время, что я служил на границе, я и не такое слышал, - пожал плечами Милан. – Адриан, отпусти его.
- Но, мой принц… - Адриан, не ослабляя хватки, обернулся.
- Отпусти его, и подойди сюда, - тише повторил Милан, и пальцы Адриана разжались. Он вдруг понял, что в третий раз в этом ровном голосе зазвенит металл, а этого ему почему-то не хотелось.
- Я так хочу поскорее увидеть маму! Поехали? – Аэлинн тронула отца за рукав и понимающе кивнула Милану. Она знала, что он захочет попросить у Огнена прощения… Благодарный Милан лучезарно улыбнулся ей, и Аэлинн с Иорданом поехали вперед. Адриан взял свою лошадь под уздцы и подошел к Милану, который, не двигаясь, ждал его.
- Как ты думаешь, Адриан, смогу ли я обрести настоящую любовь и верность моих подданных, если мои воины будут так себя вести? – все так же тихо спросил Милан. 
- Прости меня, мой принц, - Адриан виновато поднял глаза.
- Настоящий воин, друг мой, это не только умение быстро принимать решения, но и сдержанная мудрость. На самом деле, - вдруг улыбнулся Милан, - мне приятно, что ты бросился на защиту моей чести. А теперь давай догоняй Иордана и Аэлинн!
Адриан просиял и взлетел в седло. Милан подождал, пока он отъедет, спешился и направился к Огнену.
- Я прошу у тебя прощения за своего воина. Он еще очень молод и не умеет сдерживать свою горячность. Надеюсь, твое дальнейшее путешествие пройдет гладко, - Милан склонил голову и отошел.
Огнен пробормотал что-то невразумительное и сделал вид, что должен срочно поправить седло. Вид у него был крайне недовольный…

Петр, услышав, что Милан вернулся в горы, решил, что тот сразу зайдет у нему узнать, куда они завтра отправляются в дозор, но почему-то вместо Милана у его калитки появилась Аэлинн.
- Дядя Петр, мы вас ждем в восемь часов на ужин, - прокричала она и, прежде чем Петр успел хоть что-то спросить, убежала.

 - А что это за юный воин? Я его раньше у нас не видел. – Петр указал Иордану глазами на Адриана, который только что вошел, поставил перед ними на стол бочонок с медом и осторожно присел у стены на край длинной лавки с изящной резной спинкой. Семья будущей королевы вызывала у него благоговейный восторг, и он был согласен даже помогать накрывать на стол, чего дома никогда не делал.
- Его мой племянник отправил с нами для охраны. Кстати, он внук знаменитого Златана, так что потом можешь его расспросить, тебе, думаю, будет интересно.
- А, это хорошо. А что, он всегда такой учтивый? – дал волю своему любопытству Петр, увидев, что Адриан вдруг вскочил на ноги и вытянулся.
Оглянувшись, Петр удивился еще больше, потому  что в дверях кроме Милана никого не было.
- Отнюдь, - усмехнулся Иордан, вспомнив происшествие на дороге.
Адриан напряженно следил за Миланом и рванулся вперед, едва тот подошел к Аэлинн и стал резать хлеб.
«Как бы тебе ни было странно это видеть, - подумал Иордан, - здесь так будет всегда, и, полагаю, король будет только рад».
Ни перед ужином, ни во время его Петру, как он ни старался, поговорить с Миланом не удалось. Посадили их – нарочно, что ли? – не рядом друг с другом, а разговаривать через стол было неудобно. И только позже, вечером, Милан с Иорданом позвали его пройтись.
За разговором они дошли до перевала и остановились. Перед ними лежала еще зеленая долина, в которую заглядывало вечернее солнце, дымок вился из труб. Милан вдруг подумал, что именно ради этой мирной картины стоит сражаться… даже с драконом! Тем более в с драконом…
- Если бы я не знал, что вам обоим можно доверять, - хмыкнул Петр, - ни за что бы не поверил! Надо же, кто бы мог подумать! – он некоторое время сосредоточенно смотрел в долину, потом покачал головой, - и все равно, плохо это, плохо.
- Что плохо? – Милан, который не видел выражения лица отвернувшегося от него Петра, никак не мог понять, как тот отнесся к новости.
- Да все, - расхохотался Петр, - то, что мне снова придется подыскивать себе замену, а это не так-то легко сделать. Мальчик мой, - он со смехом положил Милану руку на плечо. – Мне так нравится, что ты переживаешь! Это говорит о том, что у тебя чуткое сердце. Сохранить все это - твоя главная задача, остальное получится и так.
- Может, стоит приглядеться к Адриану, - предложил Иордан. – Ему явно здесь понравилось.
- А что, он может согласиться? – задумался Петр.
- Боюсь, - рассмеялся Иордан, - его и не спросят.
- Вовсе нет, - фыркнул Милан. – Я не собираюсь ему приказывать здесь остаться. Я знаю, что здесь должен быть человек, полюбивший эти горы.
- Совершенно верно, дитя мое, - важно кивнул Петр, - ты все понял правильно.

Князю Првану было очень любопытно не только посмотреть самому на принца, но и выяснить, почему это Милан, который так рвался к Петру в горы, все еще гостит у Наместника, а ведь, шуточное ли дело, уже октябрь на дворе. Конечно, можно все узнать, приехав на коронацию, но до нее еще так долго, это когда еще февраль наступит!..  А потом ведь еще сразу две свадьбы – Короля и Наместника, такое тоже нельзя пропустить…
Помучившись несколько дней, князь признался себе, что умирает от любопытства и решил съездить в столицу. Благо до нее всего два дня пути, и предупреждать о приезде не нужно: Короля еще нет, а с Наместником можно особо не церемониться. Прван взял с собой одного из советников, пятерых воинов для охраны и выбрал самую длинную, зато и самую безопасную дорогу. Главное, что она проходила не через владения князя Ратислава: с тех пор, как у того появилась шайка разбойников, наводившая ужас на всю округу, князь Прван объезжал его земли стороной.
   Ранним утром, когда они выехали, небо было затянуто тучами, и князь Прван начал подумывать, не повернуть ли обратно. Он терпеть не мог путешествовать под дождем, да и желания попасть в столицу как-то сразу поубавилось. Но через час-другой выглянуло солнце, и им достался спокойный, даже теплый день. Один из тех, что иногда бывают в это время как драгоценные напоминания об уходящем тепле. Везде пахнет грибами и яблоками, а воздух, кажется, полон падающих листьев, сухих и разноцветных…
«Неужели кто-то из дозорных, что стоят на всех башнях, нас заметил и успел предупредить?» - удивился князь, въехав во двор королевского замка и увидев, что ему навстречу идут Наместник и Милан. Они оба только что упражнялись в стрельбе из лука и были в таких старых туниках, что невозможно было сказать, какого они когда-то были цвета…
- Наместник Эйрик, ты должен поделиться со мной своим секретом, - воскликнул князь, едва только спешился. – Я обещал ему золотые горы, а он сказал «нет» и уехал. И как это тебе удалось уговорить его остаться?!!
- А я не уговаривал, просто завалил его делами, - усмехнулся Эйрик.
- Я хочу услышать эту историю прямо сейчас, - потребовал князь. – Если у Наместника нет срочных дел, конечно.
- Нет, - запротестовал Эйрик, - сначала мы вас всех устроим, отдохнете с дороги…
- Это все потом, - упорствовал князь, - я изнываю от любопытства!
- К тому же, - пожал плечами Эйрик, - я рассказывать не буду. Кто ж мне поверит?
- А мне? – возмутился Милан. – Мне – тем более!
- Вы сейчас напоминает мне двух соседей, которые никак не могут решить, где провести межу и поставить забор, - фыркнул князь.
- О, из-за этого мы никогда не стали бы спорить, - рассмеялся Эйрик.
- Ну, хорошо, - согласился Милан, - я расскажу.
- Только, Наместник Эйрик, ты обязательно помоги ему. А то, знаю я его, история выйдет слишком короткой, - посоветовал князь.
- Весной этого года Эйрик… - начал было Милан, но продолжить не смог. Во двор на полном скаку влетел всадник и красиво осадил коня, подняв тучу пыли. Едва она рассеялась, князь увидел, что вновь прибывший – молодой рыжеволосый бард, судя по вышивке на плаще, королевский. Йоран же, а это был именно он, заметив незнакомого знатного гостя, решил, что просто обязан приветствовать принца по всем правилам. В отличие от Милана, который все эти церемонии едва выносил, Йоран очень любил такие вещи. И, спешившись, он опустился на одно колено, чтобы поцеловать принцу руку.
Поднявшись, Йоран увидел, что принц бел как стена, у Наместника такое выражение лица, словно ему лучше было вообще не приезжать, а незнакомец смотрит на него с веселым изумлением.
- Добрый бард, - спросил князь, с интересом всматриваясь в менестреля, - ты уже, наверное, успел сочинить об этом песню, раз знаешь то, чего не знаю я.
- Мне уже давно все рассказал мастер Цила, - с гордостью сказал Йоран. – А песен я сочинил даже две.
- Мы их еще не слышали, - пробормотал Эйрик. – Подозреваю, что даже к лучшему. Тем более, что из Милана про его подвиги сложно что-то вытянуть!
- О, да, - протянул Йоран, принимаясь изучать носки своих сапог. – Это почти невозможно, - шепотом добавил он.
- Лучше бы ты ему и правда побольше рассказывал, а то напридумывает такого... - повернулся к Милану Эйрик. – Всем известно, барды любят преувеличивать, из одного дракона сделают трех…
- Ладно, ладно, - не стал спорить Милан, - как-нибудь потом. Йоран, ты споешь для нашего гостя вечером? Да? Прекрасно. А я пока заберу Аэлинн от Часлава. Без Адриана, хорошо? – тихо спросил он у Эйрика.
- Без Адриана, у него сегодня свободный день, он у деда, скорее всего, -так же тихо ответил Эйрик, и уже громче продолжал: - А я пока все-таки отведу князя и его свиту в покои для гостей.

В воздухе кружились мелкие снежинки, столица королевства была похожа на чуть припорошенный снегом, но потревоженный кем-то муравейник. До свадьбы Короля и Аэлинн  и ее брата с Цветанкой оставалось всего два дня…   
Новая, крепкая повозка медленно катилась по улицам города. Аэлинн и Сандро, сидевшие на козлах, весело переговаривались, оглядываясь по сторонам, и не обращали никакого внимания на удивленные взгляды горожан.
Едва они оказались во дворе крепости, то увидели, что Милан и Эйрик вбивают в землю затейливую кормушку для птиц на длинном шесте.
- Ну, все, - Эйрик положил на землю тяжелый молоток и вытер пот со лба. – Здесь место тихое, птиц никто не потревожит. Да и деревья рядом есть…
Милан на всякий случай потряс крепко стоявший шест и придирчиво оглядел свою работу: кормушку он закончил всего лишь час назад, и в  его темных волосах застряло несколько стружек…
- Ой, что это у вас, - полюбопытствовал глазастый Сандро, помогая дяде выбраться из повозки.
- Какая красота! – восхитилась, подбежав, Аэлинн. Привстав на цыпочки, она быстро поцеловала в щеку брата, а потом Милана. – Спасибо! Мне очень нравится! Похоже на те крохотные охотничьи домики, что ставят у нас в горах. Это такая кормушка для птиц! – сияя, объяснила она подошедшему Крстимиру.
- По нижнему краю идет надпись, - добавил Милан. – Она тоже  резная, и ты сможешь ее прочесть, досточтимый Крстимир.
Крстимир взял Аэлинн за руку, и она поднесла его пальцы к выпуклым буквам.
«Приют для белых синиц», – медленно прочитал он вслух и улыбнулся.
14 июля 2011