Юрий Овтин
На коня
Рассказ
Эта забавная история приключилась в середине восьмидесятых, на излете советской эпохи. Тогда я работал на машиностроительном объединении «Орион», — названным так, по аналогии с тремя астрономическими светилами, составляющими небезызвестное созвездие.
Двухтысячный коллектив предприятия, расположенного на четырех площадках в дебрях Молдаванки и Ближних Мельниц, работал слаженно, умудряясь выполнять план и систематически получать премиальные.
Руководил заводом в течение более четверти века Виктор Степанович Андреев, многоопытный и осторожный «лис», умевший выкручиваться из самых безвыходных ситуаций и сохранять при этом, как говорят японцы, «лицо». По роду своих служебных обязанностей я быстро сошелся с тремя заместителями «генерального» — Виктором Васильевичем Селезневым, Эдуардом Теобальдовичем Конечко и Игорем Ильичом Зубком, более молодым по возрасту. Круглый как мячик, подвижный, коммуникабельный, Игорь Ильич был одной из ключевых фигур на «Орионе» — замом по общим вопросам, которые включали снабжение, сбыт и реализацию продукции, работу транспорта и многое другое, без чего немыслимо нормальное функционирование промышленной структуры. Под стать ему был и зам по производству Эдуард Теобальдович Конечко, или же просто Теобальдыч, как его величали на заводе все — от сменного мастера до последнего разнорабочего, — небольшой, немногословный, с железной хваткой старого «технаря». Иное дело — Виктор Васильевич Селезнев, заместитель по кадрам и режиму, пенсионер союзного значения, возглавлявший так называемый «первый отдел», — высокий, очень полный, «солидный», как говорится, мужчина, массивную голову которого обрамляла пышная седая грива, что делало его похожим на дирижера симфонического оркестра. До выхода на пенсию он занимал пост заместителя министра в соседней республике.
Все эти люди обладали в известной мере чувством юмора, были общительны и любили, что называется, «компанию». А поводов для дружеских посиделок всегда случалось предостаточно: то день рождения, или именины, чей-то очередной отпуск, или возвращение из отпуска, а то и просто — завстоловой приготовила, неожиданно для всех, молдаванский деликатес: мамалыгу со шкварками. Пасху дружно праздновали всем коллективом на протяжении месяца — поначалу польскую, затем еврейскую — с «бабкой», рыбными котлетами и мацой, и наконец, православную — с куличами и крашеными яйцами.
Застолья подразделялись на два вида: коньячные и водочные. Под коньяк покупались конфеты или шоколад, под водку же шел весь богатейший ассортимент закусок, предлагаемых «Привозом» — были бы деньги. Ну а когда денег не было, извлекались «запасы», вплоть до прошлогодних сухариков. Именно там, на «Орионе», меня научили закусывать водку салом с мацой…
Тем временем началась печальноизвестная антиалкогольная компания; цивилизованно выпить практически стало негде, ближайшие «точки» располагались в ресторанах аэровокзалов «Центральный» и «Застава-1».
Поэтому, получив как-то премиальные, я решил пригласить друзей посидеть в элитном баре закрытого типа при Доме ученых, пользовавшемся, несмотря на свои крохотные размеры, сумасшедшей популярностью.
…Устроившись за столиком в углу у старого камина, мы потягивали раритетный армянский коньяк «Арарат», запивая его чудесным, сваренным по-турецки кофе и дружно дымили редкими тогда американскими сигаретами…
Спокойная музыка, неяркий свет, приглушенные фиолетовой завесой табачного дыма, дополняли интеллектуально-непринужденную атмосферу, царившую в баре…
Было уже чуть не за полночь, когда мы вышли за ворота обложенного каменными подушками толстовского особняка и неспешно побрели через Сабанеев мост. Мерцал бутылочным блеском ночной залив, грохотал чугунными цепями порт, зеленый сумрак источал прохладу.
— Это, конечно, весьма неплохо — кофе с коньяком, да под американскую сигаретку, — обняв меня и Игоря Ильича за плечи, проговорил Виктор Васильевич, — но кусочек хорошего сальца все же не повредил бы, — беспредметно формулировал он мысль.
— А под сальцо — еще б стопарик водочки — на коня! — рационально развил тему Теобальдыч, не любивший пустых разговоров. — Да где же этого самого «коня» взять? (После одиннадцати вечера жизнь в городе замирала до одиннадцати часов следующего дня, когда открывались ликеро-водочные оазисы).
— Хотя уже и поздно, но еще не вечер, господа офицеры! Вот, к слову, и заведение! — поставил точку я в этом мучительно-сложно сочиненном «предложении», и указал на ресторан «Украина». — На коня, так на коня!
— Да там уже никого нет, окна темные, — без всякой надежды (словно боясь спугнуть) отозвался Игорь Ильич.
Я толкнул плечом Виктора Васильевича и, в тоне воинских уставов, как это иногда бывало в нашем кругу, обратился к нему:
— Разрешите действовать, товарищ полковник? — и прищелкнул каблуками.
— Действуйте, майор, — подыграл бывший замминистра, которому не привыкать было к командным интонациям. И я громко затарабанил в стеклянную дверь ресторана.
— Чего надо? — раздался из-за двери ленивый и недовольный голос швейцара.
— Торгинспекция! — нагло рявкнул я и, применяя давно и безотказно действовавший прием, ткнул в дверное стекло свое заводское удостоверение с расплывшимися лиловыми печатями, которое в темноте тем не менее произвело нужное впечатление.
И дверь приоткрылась.
Я нахально протиснулся в образовавшуюся брешь и потянул за собой Селезнева:
— Проходите, товарищ полковник…
…Наше явление в полутемной ресторанной зале не осталось незамеченным — перепуганная буфетчица выскочила навстречу.
— Что желаете? — заулыбалась она с профессиональным кокетством, поправляя на ходу бюст, вызывавший в памяти вывеску фруктового пассажа, где два зрелых розовых апельсина довершают картину невероятного изобилия.
— Да вот, видите ли, уважаемая, — заговорил я, стараясь сохранять «инспекторскую» дистанцию, — товарищ полковник (кивнув на Селезнева) хочет полирнуть коньяк водочкой, ну и в клювик что-нибудь…
Виктор Васильевич, оглаживая чрево, утвердительно кивнул дирижерской головой:
— Правильно излагаете, майор.
В тот же миг на столе стояли две бутылки «Столичной» и большая тарелка жирной буженины, наспех порезанной крупными кусками.
Виктор Васильевич разлил бутылку в чайные стаканы и, как Гулливер, заслонив своей крупномасштабной фигурой половину буфета, не стесняясь зычной полноты голоса, от которой мелко задрожала посуда, произнес:
— Товарищи офицеры! Выпьем за нашу очаровательную хозяйку, которая не дала нам… — при этом он сделал паузу, как бы раздумывая, чего именно она не дала, и уже скороговоркой закончил: — Не дала нам умереть с голоду после великосветской вечеринки. Огонь!
Успокоившаяся при этих словах буфетчица, понимая уже, что никакой проверки не будет, что просто загулявшее начальство «не добрало», с деланным смущением защебетала что-то канареечное на манер «Ну, что вы, что вы! Всегда рады! Заходите еще».
Мы чокнулись и, залпом выпив, стали дружно уплетать буженину.
— Что ж, товарищи господа офицеры, — продолжил Селезнев, разливая вторую бутылку, — время позднее, да и гостеприимством злоупотреблять не следует. А потому есть предложение выпить на коня!
— Нет возражений, — словно ставя резолюцию, отозвался Теобальдыч.
— И за это, дружно, ка-ак жахнем! — звонко, по-лейтенантски выкрикнул Игорь Ильич.
— Жахнем! — рявкнули мы все и, опустошив стаканы, стали подыматься.
Я было потянулся в карман за бумажником, чтобы расплатиться, но Теобальдыч жестом остановил меня:
— Это мои проблемы. А вы, майор, проводите товарища полковника.
— Слушаюсь, гражданин начальник! — совсем уж не из той оперы брякнул я и, взяв под руки Виктора Васильевича и Игоря Ильича, вышел с ними на улицу.
Мы закурили и медленно побрели в сторону Дерибасовской. Вскоре позади послышалось какое-то бульканье и клокотание — нас догонял Эдуард Теобальдович. Он весь сотрясался от колотивших его приступов смеха. Смеялся он настолько заразительно, что, еще не понимая причины его внезапной веселости, вместе с ним стали смеяться и мы.
— Эдик, в чем дело? — спросил наконец Селезнев.
— Да, понимаешь, мне впервые в жизни с пятидесяти рублей дали сдачи — шестьдесят…
Мы с минуту стояли, как в финальной сцене «Ревизора», молча, пытаясь уразуметь смысл сказанного Теобальдычем, и вдруг, сообразив, все снова захохотали…
О, наивные времена веселых мистификаций и простодушных обманов!..