ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Первой проснулась Нелли. Будучи Нефе, она была гораздо равнодушнее к уколам совести. Те куса-лись, как ещё совсем неумелые майские комары. И от их укусов хотелось скорее смеяться, чем плакать.
Если в то первомайское утро она ощущала какую-то грязь на своём обнажённом теле, то сейчас только непереносимую скуку. Соитие с новенькой мало чем отличалось от пошлой возни с Хозяйкой. Только та в от-личие от Руфины была похожа на девочку, которая боится щекотки.
Лора блаженно спала. Она, вероятно, имела право называть себя, пусть даже в шутку, Принцессой. А вот Нефе, с её новыми навыками была похожа на развратную пришелицу, которая оказалась в этой истой постели совершено случайно.
Лора между тем потянулась и удивленно открыла глаза.
- Здрастьте, - зачем-то поприветствовала её Нефе и потянулась к одной из девичьих грудок.
Лора попыталась закрыться. Наступившее утро было каким-то ненастоящим. Лора плохо помнила, что делала вчера и витала в своих ночных видениях, как рыба в аквариуме, всё время натыкаясь на холодные скользкие стенки их непробиваемого стекла.
- Привет, - она скривила губы в улыбку и тотчас же сжалась почувствовав непреодолимое желание помочиться.
Вчера она слишком много выпила чая и теперь была готова бежать на горшок.
Какулька также счастливо витала в своих ночных грёзах. Только это не был тесный аквариум, а вели-кий и необъятный океан. Ей показалось, что она спускается в Марианскую впадину, спускается и становится каким-то маленьким существом, которое не ведает о том, что творится там, на поверхности океана.
Пробудилась Какулька, только от настойчивых покачиваний со стороны такой милой, всё понимающей Шути.
Девушка в островерхом колпаке и колокольчиком между ног разбудила её вовремя. Еще мгновение и нынешняя Какулька позабыла бы о своём подлом положении. А сейчас, открыв глаза, она вдруг осознала, что помнит вчерашний вечер, как только что увиденный фильм.
«Неужели это правда, и Нелли еблась с этой гостьей? Но зачем? Но ведь она делала с тобой, когда ты была ещё Людочкой. Хотя в ту ночь ты позабыла об этом. Тебя привлекало другое.
От воспоминаний о первом сексуальном опыте несчастная издала короткий вскрик. Так может кричать только голодная чайка. Она встала и с каким-то омерзением направилась к параше, держась за Шутей.
Это обряд походил то на очередь в магазине, то на обряд прикладывания к чему-то священному. Людочке, которая стала проявляться в теле нынешней золотарки всё отчетливей становилось смешно. Она находила смешным и излишнюю строгость Оксаны. И собачью преданность Маргариты. И Ирину с её не то стеком, не то тростью – лозиной.
Девчонки играли свои роли. Им было удобно, как кусочкам смальты в уже набранной мастером моза-ичной картине. И она. Она должна была тоже быть Какулькой. И только Какулькой.
Ей самой претило это детсадовское прозвище. Оно слишком напоминало нё детство, родители попытались привести её в этот детский отстойник. Но капризной Людочке не понравилось быть вместе с такими же потными громкими и надоедливыми детьми. Её пытались тормошить, как только что подаренную куклу, а в тихий час, когда девочки послушно поскидывали с себя всё кроме трусов и легли в свои дурацкие посели, она отказывалась закрывать глаза, боясь, что кто-нибудь лежащих вперемешку с ними мальчишек, спутав её с куклой, оторвёт ей руку или ногу или процарапает гвоздем на животе неприличное слово.
Дефекация и мочеиспускании теперь не казалось ей стыдными. Она оправлялась с каким-то непонят-ным вызовом, так породистая собака или кошка в отместку хозяевам метит свою личную территорию. Да и ны-нешняя золотарка ощущала себя скорее животным, чем человеком. Она боялась лишь боли, только боли.
Другие чувства были написаны на физиономии слегка устыдившейся Лоры. Нефе зашла вместе с ней в туалет и молча смотрела, как гостья Мустафы опорожняет кишечник и мочевой пузырь. То было забавно, очень забавно. Лора хотела быть невозмутимой, но тотчас краснела, неприятно тужась.
Запах чужого дерьма не возмущал обоняния хозяйской наложницы. Нелли вдруг захотелось закурить. Положить в рот нечто продолговатое и круглое и долго наслаждаться его смертью.
- Я готова, - пролепетала Лора. Ощущая непонятную робость и с каким-то ужасом отрывая свой зад от стульчака.
Нефе стала помогать ей вытирать попу. Она уже привыкла копаться в чужих анусах. Конечно, выковыривать чужие отходы было сначала неприятно, но затем она притерпелась к этой процедуре.
Лора млела от этой процедуры. Её просто уносило наверх, как воздушный шарик. Тело, её голое тело было кому-то интересно. И эта девушка не только приводила в порядок её задницу. Она почти полночи удовлетворяла её. Вылизывая впервые потекшую щелку.
После того, как зад Лоры стал относительно чистым, Нефе стала хлопотать возле ванны.
- Но я же мылась, совсем недавно, - пролепетала Лора.
Она вдруг вспомнила, что делала это перед отъездом сюда, вспомнила о белокурой жертве аллигаторов и загадочно улыбнулась. «И почему Сергей Владимирович написал свои стихи про мальчика?».
На языке тотчас заплясали переделанные строки: «Трусы и бюстгальтер лежат на песке. Никто не плывёт по опасной реке…».
Струи тёплой воды приводили Лору в чувство. Нефе тоже удивлялась своему умению мыть людей. Её руки совсем не дрожали, а прикосновения к покорной и слегка испуганной Лоре доставляли ей такое удоволь-ствие, что она была готова упасть в обморок.
Какулька боялась возвращаться в комнату Лоры. Ей казалось, что всё то, что она помнила было лишь её фантазией. Обычной фантазией, как и все дворцы, короли и пажи - вместе взятые.
Но кто-то тихий и строгий говорил ей об обратном. Лора была, как была и она. Голая, исхудавшая, привыкшая держать глаза долу и мерзко угодливо улыбаться. Эта улыбка походила на прорезь в копилке. Лю-дочка пыталась задрать нос или как-то иначе возвысить себя. Но робкое лицо оставалось глухо к призывам её загнанной в пятки души.
Дом затаился. Словно охотник в засаде. Он выжидал. Присматриваясь то к ней, то к Лоре. Выжидал и невольно стравливал этих двух, так удивительно похожих друг на друга девушек.
Какулька остановилась на полпути. От чувства нечистоты и постоянного страха она стала ощущать неприятный зуд в заднем проходе. Он нарастал всякий раз, когда нужно было мыть унитазы. И теперь Какулька бестрепетно, словно бы играя в какую-то нелепую игру. Взяла и засунула указательный палец в свой анус.
На его подушечке извивался маленький червячок с небольшой круглой головкой, напоминающей го-ловку булавки. Такого мерзкого червячка Людочка видала в учебнике зоологии - червячок назывался острицей и заводился в попах у тех, кто ел немытые фрукты и вообще не часто пользовался мылом.
Учительница биологии долго рассказывала о вреде остриц. И от её рассказа у Людочки противно шевелились волосы.
«Теперь ты живёшь в моей попке. Тебе там уютно?» - спросила она, ощущая какую-то странную злобу к этому существу.
Глист попытался сбежать у неё с пальца. Он извивался, словно бы чувствовал скорую гибель. Но Лю-дочка не хотела длить его агонии – она просто раздавила его, превратив в едва заметную лужицу на коже.
Смерть глиста немного воодушевила её. Теперь было можно думать и о других занятиях. И бывшая Принцесса, вслушиваясь в каждое причмокивание ненавистных ей сланцев на исхудавших ногах стала приближаться к роковой для себя двери.
Лора меньше всего желала сейчас увидеть ту служанку. Что приходила к ней вчера. Вид голубоглазой бритоголовой девушки был ужасен. Она походила на пришелицу из будущего. «Что если бы какой-нибудь вполне счастливой еврейке пришла её будущая тень из Дахау или Освенцима?» - подумала Лора.
Нефе готовилась совершить нечто ужасное с её лобковым кустиком. Волосы здесь не доставляли Лоре особых неудобств, но всё же иногда мешали, как тогда, когда она изображала из себя пушкинскую Людмилу.
Низкорослый и довольно смешной четвероклассник путался в бороде и с каким-то восторгом смотрел на неё. Он был лишь пародией на настоящего Черномора. Лора понимала, что всё это забавная игра и с трудом сдер-живала улыбку.
Но теперь ей было не до улыбок. Нефе удаляла с её лобка всё лишнее.
«Твой дядя не любит, когда девушки тут такие Семирамидины сады разводят. Он человек с понятием. И ты, чтобы ему угодить, должна быть очень умелой…»
«А что я должна делать?»
- Печатать на машинке, уметь сварить кофе, да и вообще не походить на ребёнка. Иначе тебя просто… просто выгонят прочь, и это, заметь, не самое худшее.
- А что же хуже?
- Ты можешь понравиться своей тётке. Верней, ты ей уже приглянулась. Ведь тебе было не противно отвечать на мои поцелуи. Теперь это придётся проделать с хозяйкой – вот и всё…
- С Хозяйкой? С тётей Руфиной?
- Ну, да – именно с нею. За твою покорность тебе хорошо заплатят. Будут кормить шоколадными конфетами. Ты ведь любишь «Чернослив в шоколаде». Его делают только у нас в Рублёвске.
Наконец лобок Лоры был наг, как Адам. Это сравнение невольно пролетело в мозгу Нефе и пропало. А она. Заставив Лору повернуться спиной стала исследовать её в меру пухлые ягодицы.
Какулька просочилась в комнату, словно струя поноса на чистый кафель. Она ощущала всю свою нечистоту. И дело было не в глисте, которого она недавно лишила жизни. Дело было в другом, душа, замеревшая в трусливом анабиозе, медленно оживала, словно приходящий в себе цветок, еще не до конца убитый заморозком.
«И отступился от меня мороз», - повторила она строчку того нижегородского поэта.
Постель была в беспорядке. Несчастная золотарка понимала, что не имеет права касаться ни этого чис-того белья, ни этих стен, что только белоснежные, похожие на торосы унитазы достойны её прикосновений.
Ванная была занята. В ней шумела вода. И доносилось чьё-то удивленно порочное хихиканье.