Излом отеческой любви

      
   
Максим поднял над головой руки и с наслаждением потянулся. В теле чувствовалась необыкновенная легкость, впору хоть взлетай. Он попрыгал на носках, пробуя себя на потенциальную летучесть, одновременно всматриваясь в испещренное звездными искрами пепельное небо. Большая Медведица развернулась ракурсом, который доселе ему видеть не приходилось. Самое узнаваемое из созвездий словно демонстрировало свою придуманную псевдожизнь, бродя кругами по ночному небу.

Вообще-то, всегда считал Максим, наблюдать звездный мир из недр гигантского мегаполиса есть астрономический нонсенс, но сегодня, после короткого полночного проливного дождя, подсвеченный городскими огнями натуральный планетарий выглядел, пусть не так насыщенно, как на юге, но все же, несмотря на бледность, достаточно четко, ясно и даже где-то романтично.

В зените спешно разминулись два спутника. Мелькая в просветах между кронами деревьев, обозначившись перемигивающимися цветными огнями, прогудел самолет. Максим задирал голову, открыв рот, провожая взглядом один из сателлитов, до тех пор, пока не потемнело в глазах. Он зашатался, теряя равновесие.

«Неистребимые детские привычки, – он извернулся винтом, чтобы не упасть, стукотя ботинками по влажному асфальту. – Столько лет прошло, а все так же интересно».

Настроение присутствовало редкостное – хотелось жить долго и счастливо, принося пользу всему человечеству в целом и каждому индивидууму в отдельности. Так изредка бывает: радость, основанная на малом. Эйфория от ощущения собственного существования, наличия хорошей погоды, прочитанной интересной книги, перспективы выходного дня. И даже хорошо, что приходит это чувство не часто, да и длится не очень долго, иначе превратилось бы в обыденность, лишив человека остроты восприятия бытия.

Максим воровато оглянулся по сторонам и напоследок, не в силах удержаться, легонько пнул ствол ближайшей липы. Отягощенная листва, мгновение помедлив, медлительно затрепетала, норовя сбросить мокрый груз за воротник великовозрастному озорнику, но он отпрянул назад и теперь стоял, смеясь, отирая с лица холодную влагу, прислушиваясь к затихающему шороху осыпающихся капель.

Пора было выстраивать дорогу к дому. Традиционная ежегодная встреча с друзьями детства, исторически приуроченная к школьным выпускным балам, за рассуждениями о несправедливом устроении мира с обязательным упоминанием двух вечных русских вопросов и вполне естественным добавлением к ним современного третьего – прогноза погоды на завтра – пролетела быстро и незаметно. Хотя найденные в ходе ожесточенных дебатов ответы были, откровенно говоря, поверхностны и недостаточно конструктивны, не решая основных проблем развития земной цивилизации в целом, но все-таки, непринужденный товарищеский треп имел свой местный терапевтический эффект, существенно понизив в перегруженном каждодневными заботами сознании эмоциональный градус нервного напряжения, явив то самое, вышеупомянутое, ощущение восхитительной свободы и довольства. Тем более что и сам он нынешним вечером непосредственно приобщился еще раз к основному празднику вчерашних школяров, будучи счастливым отцом юной выпускницы.         
       
 Видимый кусок проезжей части улицы, стиснутый темными углами, светился впереди. Стрелки на часах недвусмысленно заявляли, что метро уже закрыто и, следовательно, придется изыскивать иные способы перемещения в городском пространстве. Максим заглянул в бумажник. Наличие двух сотенных купюр предполагало безболезненное преодоление, по крайней мере, трети дистанции. Он беспечно хмыкнул. Радужное настроение вкупе с представлением того, сколь много различных автомобильных форм вращается в пределах городских кварталов, давало существенную надежду на благополучное завершение товарищеского вечера.

                *  *  *   

«Упыри ночные, алчные, – ожесточился Максим, но, все же сдерживая себя, аккуратно захлопнул очередную негостеприимную дверку. –     Кол вам осиновый в радиатор, по каленому гвоздю во все четыре колеса и мздоимцев с жезлом на каждом повороте». Он повернулся и, не оглядываясь, побрел вдоль обочины, призывно помахивая рукой.

Позади громко треснул прогоревший глушитель. Металлический одр, слепо чернея тонированными стеклами, выжидающе медленно прополз мимо Максима. Индифферентность последнего однозначно говорила, что ценового консенсуса достигнуть не удастся, и соискатель запоздавших пешеходов, демонстративно извергнув из металлического чрева облако плохо переваренного сизого чада, укатил в уличную перспективу. 

Как это ни странно, но редкие машины почему-то уже не интересовались одиноким потенциальным пассажиром. Они проносились мимо, обдавая его мелкой водяной пылью, поднятой с мокрого асфальта. Остался позади мигающий в ночном режиме желтыми огнями второстепенный перекресток и Максим стал уже понемногу свыкаться с мыслью, тоскливо глядя вслед удаляющимся габаритным фонарям, что путь к домашнему очагу окажется существенно длиннее, нежели предполагалось ранее, когда свистящий звук идущих юзом заблокированных шин заставил его быстро оглянуться и резво отпрыгнуть на газон.

Серебристая «Тойота», пролетев по инерции десяток метров, остановилась рядом с бордюром. Пенистый мокрый след тянулся из-под широких колес. Боковое стекло плавно втянулось в массивную дверку.

– К-куда едем? – крепкая физиономия молодого человека виднелась в сумраке салона, однако его голос вовсе не соответствовал динамике только что произведенного маневра. Был он какой-то мягкий, заплетающийся, словно язык произносившего еще не отошел от действия инъекции новокаина после посещения стоматолога. Впрочем, Максиму сейчас было совсем не до анализа вербальных интонаций.

Преодолевая нервную дрожь, он несколько секунд оторопело пялился на молодого человека.

– Да мне бы…

– П-поехали, – прервал его водитель.

– У меня только двести… – осторожно предупредил Максим, желая избежать дальнейших недоразумений, одновременно испытывая странное чувство неловкости за то, что он, состоявшийся взрослый человек в данный момент не имеет достаточно средств, чтобы оплатить недлинную поездку.

– Так едем, или где? – не озадачиваясь предложенной ценой, парень расслабленно кивнул, словно уронил голову, нетерпеливо поигрывая педалями. Мощный двигатель тревожно взрыкивал, капли дождя дрожали на капоте. Машина слегка подергивалась, похожая не роющего копытом землю застоявшегося мустанга, дикую прыть которого, только и сдерживает, что крепкое лассо в руках опытного ковбоя.

Лихость, с которой молодой человек осадил машину, изначально вызвала у Максима некоторую озадаченность, но, исходя из отсутствия непосредственного интереса к материальной подоплеке сделки, и предпочитая поездку на хорошей «тачке» опасному «чартерному перелету» в  обгрызенной годами беспощадной эксплуатации «копейке» под управлением жгучего брюнета, он решил не забивать себе голову ненужными колебаниями.

– Новая? – риторически осведомился Максим, устраивая чресла в глубокой ладони уютного сидения.

Легкая джазовая композиция струилась из акустической системы. Хрипловатый голос саксофона наполнял салон завораживающими вибрациями. К волнующему запаху кожаной обивки примешивался какой-то незнакомый бархатистый аромат. 

– Неделя как… – ответствовал водитель, нажимая кнопку стеклоподъемника. Он небрежно толкнул ручку переключения передач, засвистели шлифующие асфальт шины, и машина прыгнула вперед, неудержимо набирая скорость. Максима вдавило в спинку. Фотография молодой женщины, присутствующая на панели, неустойчиво качнулась, но устояла.

Ком подкатил к горлу Максима. Он всю жизнь ездил на отечественном «автопроме» способном лишь на вполне прогнозируемые скоростные подвиги, экстремальные аттракционы не любил с детства, и теперь ощущение непреодолимой мощи, выдавливающей из желудка его содержимое, словно зубную пасту из тюбика, вызвало вполне объяснимый дискомфорт, переходящий в легкую панику. Почему-то вспомнилось лицо летчика, прокручиваемого на центрифуге, виденное однажды в какой-то телевизионной передаче – похожая на тряпку, сползающая со скул дряблая кожа; напряженный, словно загнанный взгляд человека, находящегося на пределе своих физических возможностей. 

Одинокий «собачник» на противоположной стороне улицы многозначительно покрутил пальцем у виска, вьющаяся у его ног дворняжка коротко тявкнула, соглашаясь с хозяином.

Максим сидел, напряженно упершись ногами в пол. Машина шла неправдоподобно ровно. Казалось, что она стоит на месте, стремительно наворачивая на колеса серую ленту дороги. Уличные фонари, дома, деревья, рекламные щиты, все сливалось в пеструю пелену за бортом мчащегося автомобиля.

Ему хотелось выразить свое сомнение, по поводу целесообразности столь быстрого перемещения в материальном пространстве, но чувство зависимости от человека, вроде как сделавшего ему одолжение, везущего за невеликую часть от принятой стоимости, заставляло молчать, судорожно вцепившись в дверную ручку.

– Может помедленнее, – преодолевая робость, выдавил, наконец, Максим, пытаясь расхожей пословицей прикрыть  нервозность, одновременно нащупывая рамку ремня безопасности. – Тише едешь, дальше будешь.

– Не актуально, – осклабился парень. – Тише едешь, дольше будет. Все нормально. У меня рефлексы. Эти, как их, безусловные.

Он засмеялся, дернув баранкой. Машина рыскнула, чутко отзываясь на гидроусиленное движение. Спаситель, свисающий на цепочке с зеркала, качнулся и снова замер в распятой неподвижности, потупив скорбный взор, как будто огорчаясь тому, что, в сущности, за время его двухтысячелетнего отсутствия, в миру ничто особенно не изменилось. Разве что колесницы стали более комфортабельными, да количество заложенных в них коней существенно возросло.

Казалось, молодой человек только и ждал предлога для беседы и теперь пустился в пространный монолог, повествующий о его водительском мастерстве, перемежаемый рассуждениями о неоспоримых преимуществах иностранных автомобилей и технической безнравственности, состоящей в сдерживании лошадиных сил, упрятанных под их объемными капотами.

Вступать в бесполезную полемику Максиму не хотелось. Хотелось домой, выспаться, чтобы быть готовым к банальным  житейским «подвигам», именуемым современной жизнью. Он уже адаптировался к скорости, слегка расслабился, и в ответ просто согласно кивал, изрекая ничего не значащие междометия.

Впереди на т-образном перекрестке загорелась, коля зелеными лучами, далекая звезда. Мягкое урчание двигателя резко поменяло тон, став более высоким и агрессивным.

Максим бросил взгляд на спидометр. Янтарная стрелка быстро подобралась к цифре сто двадцать, остановилась, будто примеряясь, и резко качнулась вправо, разом преодолев еще три отметки.

– Не успеем, – выдавил Максим, моргая в такт пульсирующему огню. Он рефлекторно, в поисках тормоза, перебрал ногами по коврику салона.
– Не успеем, опоздаем, – небрежно раскинувшись в кресле, насмешливо пробубнил водитель. – А мы все-таки попробуем.

Светофор, мигнув последний раз, сменил расцветку на желтый. «Тойота» дернулась, как бы раздумывая, реагировать на предупреждение, или пренебречь, но набранная скорость уже не позволяла осадить разбежавшегося японского «коня».

                *  *  *

Длинная, груженая бетонными сваями «автоплатформа» не торопясь, на нейтралке, катилась к перекрестку.

«Гоните, гоните, – злорадствовал ее водитель, презрительно глазея с высоты своей кабины на юркие разноцветные коробченки, словно быстрые тараканы, снующие по дороге, – там вас ждут». Он высунулся из окна, подставив потное лицо встречному ветерку. Перед красным сигналом, в нетерпении топталось несколько обогнавших его легковушек. Как опытный шофер, чтобы напрасно не напрягать себя и свою машину, он рассчитывал, подкатив по свободной правой полосе к светофору в момент открытия, спокойно миновать перекресток, практически не снижая скорости.

Прошло уже не меньше двадцати часов, как он безостановочно крутил осточертевшую баранку. Случился непредвиденный аврал, вследствие которого ему пришлось мотать сверхурочные километры. Усталость давала себя знать замедленной реакцией, просто патологическим отвращением к каким-либо движениям, не говоря уже о необходимости давить высокие педали, ворочать ручкой переключения передач. К счастью, ночная дорога позволяла слегка расслабиться и, самое главное, на что он глубоко надеялся, это был последний рейс. В ближайшей перспективе предполагался горячий душ, запотевшая бутылка холодного пивка, возможность наконец-то нормально поесть и, какое счастье, минут шестьсот постельного режима.

Расчетливый профессионализм не подвел его и на этот раз. Он швырнул под переднее колесо недокуренную сигарету, врубил передачу и, придавив акселератор, точно по зеленой отмашке, на скорости в шестьдесят километров, вышел на свободный перекресток, позабыв, впрочем, в силу усталой заторможенности проконтролировать взглядом прилегающую слева улицу.

Говорят, что в мгновения смертельной опасности перед мысленным взором человека как бы в убыстренном темпе проматывается вся его жизнь. Насколько это верно, Максиму, лично, до сих пор удостовериться не доводилось. Да и относился он к подобным утверждениям недоверчиво, справедливо мотивируя свой здоровый скептицизм явной подтасовкой в определении свершившегося факта, ибо какое же, к черту, может быть предсмертное состояние, если человек впоследствии оказался жив, да еще и был в состоянии обнародовать свои запредельные ощущения. Из топки же крематория, равно как и с кладбища, непредвзятая информация о последних мгновениях людского бытия, известно точно, пока что еще не доходила.

Видимо, в какой-то степени он был прав, поскольку ему, прижатому центробежной силой к дверке, зачарованно смотрящему, вывернув шею и закосив до невозможного угла зрения глаза, на медленно приближающийся, как при съемке «рапидом», огромный рубчатый тороид, никаких ретроспективных картинок не привиделось. Только акцентировано притягивал внимание, словно на контрастной концептуальной фотографии застрявший в щели протектора дымящийся окурок, удивляла глухая тишина и неестественная плавность движения скользящего автопоезда, да долбил пустой вопрос: – «Интересно, какой фирмы этот недотянутый «бычок?».   

Неожиданно из-под заблокированных колес брызнули струи черного дыма. Длинная линия грузовоза сломалась, выпирая углом в месте присоединения прицепа, неизбежно меняя вектор действия инерционных сил под неотвратимым напором наседающего сзади железобетонного груза. Крепежный трос заворсился стальными нитями, и, не выдержав многотонного давления, лопнул, освободив сваи, которые поехали с отвратительным скрипом, скатываясь с борта платформы, словно огромные квадратные карандаши.

«Вот и сходили за хлебушком», только и успел обреченно констатировать Максим, когда внезапно, словно из ушей выдернули ватные затычки, включились внешние звуки. Рев клаксона, возвращая его в текущую действительность, размел ночную тишь, заглушая пронзительный скрежет шин «Тойоты». Сработала  АБС, простучавшая в днище дробной очередью, но машину все же потащило. К счастью, хозяин «Тойоты», инстинктивно бросив тормоз, вбил в пол соседнюю педаль и мощный двигатель немедленно, преодолевая инерцию, подхватил скользящую машину, вынося ее из неуправляемого заноса. Еще не опиленные километрами пробега острые грани протектора колес вцепились в асфальт и «Тойота», точно вальсируя, поведя багажником в сантиметровой близости вдоль бампера скособоченного грузовоза, унеслась вперед по пустынному шоссе.

Головастый светофор, округлив зеленый глаз, уставился ей вслед, бесконечно удивляясь столь наглому поведению транспортного средства на вверенном ему дорожном перекрестке. Две материальных точки едва не соприкоснувшись в треске рвущегося металла, навсегда разминулись в пространстве и во времени.

Легковые автомобили, застывшие было у стоп-линии, нерешительно подергиваясь, двинулись вперед, минуя изломленную линию «автоплатформы». Собственно говоря, было от чего впасть в ступор. Каждый из водителей прекрасно понимал, что поимел только что счастливый выигрышный билет в каждодневной дорожной лотерее, ибо лишь короткие секунды отделяли каждого из них от летального контакта с обезумевшей машиной.

 Ошарашенный шофер, забыв про усталость, спрыгнув с высокой подножки, производя руками многозначительные жесты, непечатно выражался в иллюминированную пустоту дороги.

В воздухе стоял резкий специфический запах горелой резины.

                *  *  *

«Тойота», сбросив скорость, медленно катилась по правому ряду вдоль обочины.

– Вот урод! – истерично твердил возбужденный парень, постукивая кулаком по панели. Он  искоса, в поисках поддержки, поглядывал на Максима. – Видел же, видел, что не успеваю! Так нет же, раскатился, козел!

Вероятно, где-то в глубине души, осознание собственной неправоты все же тревожило его, и он старался нарочито грубыми словами изгнать из сознания эту раздражающую назойливую песчинку.

 Максим, конечно, мог бы высказать все, что он думает по поводу случившегося инцидента. Начиная с основ «Правил дорожного движения» и заканчивая рассуждениями о бренности и непрочности человеческого организма, но, опять же, скованный ощущением зависимости, подкрепленной фонтанирующей агрессивностью молодого человека, малодушно молчал, потирая онемевшие предплечья. Неожиданно, обретя самостоятельность, задергалась левая нога. Максим прижал ее руками, но непослушная конечность продолжала сокращаться, выбивая на коврике глухое замысловатое стокато.

– Да хрен с ним. Обошлось и ладно. Хорошо тем, кто хорошо кончает, – успокаиваясь, скабрезно пошутил парень. – А хорошо кончает тот, кто хорошо начинает, а кто начинает, тот и продолжает неплохо.   

Он запустил руку за спинку своего сидения и после продолжительных поисков, сопровождаемых порожним дребезжанием, выудил разноцветную банку.

– Желаете? – риторически осведомился он, дергая вскрывающее кольцо.

Банка громко шикнула, извергнув вместе с пеной тот самый бархатистый тяжелый аромат, который Максим почувствовал в начале экстремального заезда.

«Это я удачно поехал, – оценил он обстановку, постепенно приходя в себя. – Круче даже чем в «шахид-такси».

Собственно говоря, что-то подобное можно было предположить, исходя из неадекватности предыдущих дорожных экзерсисов, но столь откровенное пренебрежение здравым смыслом, на взгляд Максима, не укладывалось ни в какие разумные рамки. Кроме того, газированные коктейли своей ценовой доступностью и гарантированным быстродействием всегда вызывали у него радикальное предубеждение, а постоянное наличие, ставшее уже нормой, пестрых жестянок в руках подростков и псевдоэмансипированных девиц, еще более добавляло к ним естественной неприязни.

– Осуждаете? Зря! – заявил молодой человек, уловив напряженный взгляд Максима. – У меня повод есть. Вот такой, – он развел руки, демонстрируя его размеры. Коричневая клякса, выплеснувшись из банки, закипела на панели мелкими пузырьками. – Жена сегодня сына родила!

Машина медленно ползла на холостом ходу. Свободная баранка слегка покачивалась, реагируя на незначительные неровности дороги.

  Парень развернулся к Максиму. Глаза новоиспеченного отца загорелись родительским восторгом. С одной стороны, распространяться перед первым встречным о столь личном было как-то несолидно, но алкоголь и гипертрофированная мужская гордость устранили излишние условности. Подхватив рамку с фотографией, тыча в нее зажатой в кулаке банкой, он просто заходился от распирающей его радости.

– Представляешь! Представляешь! А ты говоришь!.. Четыре двести!.. Два часа назад!.. А жена у меня хрупкая, маленькая… Думаете, чего я вас везу? На черта мне твои две сотни! – Он постоянно сбивался на «ты», желая панибратским обращением выразить свое расположение к человеку, которому беззаветно доверил эту важнейшую в его жизни новость. – Я хочу, чтобы сегодня всем хорошо было. Спать не могу. До утра покатаюсь, в девять в роддом. С наследником знакомиться. Памперсов на год накупил, – он мотнул головой назад.

Максим непроизвольно обернулся. Заднее сидение было завалено разноцветными упаковками.

Экспрессия звучавшая в его голосе не оставляла сомнения в искренности переживаемых чувств. Любящий муж, заботливый отец, просто хороший чуткий человек – все лучшие качества демонстративно вырвались наружу, не оставляя сомнения в том, что он приложит в перспективе максимум усилий для создания счастливого и беззаботного будущего своей семьи.

Молодой человек откинулся на сидении. Острый кадык часто задергался, сопровождая очередную дозу шипящего напитка.

– А как же ГАИ? – осторожно поинтересовался Максим.

– Ой, да ладно. Это же газировка. Что мы, впервые замужем, – парень воткнул банку в держатель между сидениями и расковырял пачку «Дирола», зеленой плоской гусеницей ползавшую по панели.

Приторная смесь запахов кожи, коктейля и патентованной арбузно-дынной свежести плотным, почти материально ощутимым сгустком стояла в замкнутом пространстве салона.

– Вот мы еще и «кондишн» активируем, и будет все стерильно, как в роддоме.

«Блажен, кто верует», усомнился Максим, представляя недоумение дорожного инспектора, профессиональным обонянием учуявшего странную композицию, источающуюся из окна автомобиля, и его же неизбежную меркантильную заинтересованность в идентификации ее ингредиентов.

– Ну ладно, чего мы тут мучаемся, – молодой человек повернул фишку включения кондиционера. – Приняли на посошок и поскакали.

Из вентиляционных сопел хлынул поток прохладного воздуха. Затылок Максима мягко ударился о подголовник. 

– А у вас дети есть? 

Инцидент с «автоплатформой» уже канул в Лету, и голос водителя звучал уверенно и, без сомнения, заинтересованно. 

– Дети?.. – задумчиво протянул Максим. Обсуждать сокровенное не хотелось, но и оставить без внимания закономерный, в свете темы, вопрос было бы, по крайней мере, невежливо.

– Ну, если семнадцатилетнюю барышню можно назвать ребенком, то да.

Упоминание дочери вызвало неожиданный прилив нежности и он, мгновение помолчав, не удержавшись, добавил:

– Выпускной вечер у нас сегодня. Где-то гуляет. Совсем уж взрослый человек.

– А у меня вот сын, – довольно хмыкнул молодой человек. – Как заказывал, так и получил, – нотки нескрываемого превосходства проскользнули в его голосе. – Наследник. Подрастет: спорт, охота, рыбалка – все вместе. Вообще мне по жизни везет, – он тронул рукой распятие. – Работа вполне достойная. Машину взял. В кредит, правда. Да ерунда, выплачу. Квартиру успели еще до подорожания купить. Все упаковано.

– А, черт!!!

Максим подбородком ударился о грудь. Клацнули зубы. Он отчетливо почувствовал хруст шейных позвонков и краем глаза успел заметить темное тело, мелькнувшее перед капотом.

 – Собака. Не давить же невинное животное, – пояснил водитель, переключая скорость.

– Нервно водите, – пробормотал Максим, посасывая прикушенную губу. – Быстро ездишь, тихо понесут.

– Нормально вожу, – отозвался молодой человек, – как все. Да и тачка в порядке. Джапы молодцы. Аэрбэгами обложили, ежели чего, все будет интимно, как в будуаре.

«Или в морге. В отдельной личной домовине», подумал Максим, а вслух, вполне осознавая  бесполезность проведения «автоликбеза», но для того, чтобы все же что-то сказать, сообщил:

– Подушка без ремня не активируется.

– А?.. – водитель озадаченно осмотрел свою грудь. – И вправду. Мне теперь беречься надо, – пробормотал он, щелкая фиксатором ремня безопасности. – Имею высшую степень ответственности.

Он ткнул пальцем в пуговицу прикуривателя и вытряхнул из пачки сигарету. 

                *  *  *
 
«Хочу домой, хочу домой, хочу домой, – отрешенно думал Максим. – Что-то эта дивная летняя ночь слишком затянулась»

Неоновая буква «М» рубиновым зигзагом торчала над подземным переходом. Стайка молодых людей собралась перед сверкающей шкатулкой павильона, наполненного бьющими из пластмассовых вазонов цветочными фонтанами. Строгие костюмы ребят и разноцветное кружевное буйство нарядов девчонок, не оставляли сомнения в их принадлежности к числу нынешних выпускников. Максиму показалось, что среди девичьих фигурок мелькнул знакомый силуэт, но это была всего лишь иллюзия, вызванная прекрасной схожестью тех, кто осененный радостным событием, нынче ночью предавался немного грустному прощанию с беспечным детством.

 Красный отблеск на капоте сменился зеленым, однако машина продолжал стоять под светофором.

Транспортные средства, застывшие посреди дороги всегда вызывают какие-то нездоровые ассоциации. Словно тромб закупорил артерию, изначально предназначенную для живого свободного движения. И если днем, в потоке машин, досадная помеха вызывает неизбежный затор и соответствующее раздражение, то в пустоте ночного шоссе одиноко стоящая металлическая коробка нервно тревожит, своей неестественной неподвижностью инициируя криминальные фантазии. 

  Максим озадаченно повернулся. Новоиспеченный папаша сидел, повесив голову, безвольно уронив руки на бедра. Сигарета курилась извилистым дымком, едва держась между расслабленных пальцев. Светлая ткань джинсов уже начала желтеть под ее рдеющим концом.

«Да он спит!», оторопел Максим.

Сложившиеся обстоятельства поездки давно вызвали у него неизбежный протест, переходящий в стойкое желание как можно скорее покинуть неадекватное средство передвижения.

«Какого черта, – маялся он, – оставить деньги и чесать отсюда, пока цел и в состоянии ходить. Какое мне дело до полупьяного, самодовольного жлоба? Вместе со всеми его проблемами, комплексами и перспективами. Половину пути, слава Богу, одолели, дальше можно и ножками».

Но, наряду с желанием сбежать, неожиданное иррациональное чувство личной ответственности малой искоркой занявшееся где-то в отдаленном закоулке сознания, удерживало его на месте, не позволяя хлопнуть дверкой.

Он помялся в замешательстве и оглянулся. Дорога вздымалась позади крутым бугром, и близкий горизонт на фоне зарева дорожных фонарей просматривался четкой линией, словно на астероиде.

«Левый ряд, пустое шоссе, ограниченная видимость, – быстро оценил обстановку Максим. – Вставят в зад, как с «добрым утром».

 Кнопка аварийной сигнализации торчала над дисплеем приемника, мерцающего живыми столбиками эквалайзера. Он осторожно тронул пальцем красную выпуклость, обозначенную белым треугольником. Громкое тиканье реле вплелось в затейливую музыкальную вязь, льющуюся из динамиков. Оранжевые сполохи окружили неподвижную машину.

«И дальше что? – Максим завозился на сидении, отстегивая ремень безопасности. Брелок в виде соски-пустышки, свисающий с ключного кольца, чуть покачнулся, цветной палитрой и затейливостью формы живо напоминая о своем прямом предназначении. – Выдернуть ключи и гордо удалиться?». Он нерешительно протянул руку и тут же отдернул. Мысль о посягательстве на чужое имущество натолкнулась на непреодолимый нравственный барьер. Он некоторое время сидел, пытаясь убедить себя в необходимости задуманного, но, так и не решившись на сомнительный поступок, несмело толкнул спящего в плотное плечо. Тот вяло покачнулся, повел поникшей головой и, наконец, приходя в себя, с усилием растащил слипшиеся веки.

– А!.. Ты кто!? – неожиданно выпалил молодой человек, как пружина, вздергиваясь на сидении. Его пальцы сжались в кулаки, сминая сигарету. Они испуганно отпрянули друг от друга. Парень долгую секунду всматривался в лицо Максима. Тлеющий табак обжег кисть, заставив зашипеть от боли. Отброшенная сигарета, ударившись о стекло, упала на сидение в его промежность.

– Б…ть! – воскликнул он, елозя задом, поспешно выгребая ладонью из-под себя пепельную россыпь. Серые полосы протянулись по матовой черной коже.

Наконец парень осел, расслабившись. Тень узнавания промелькнула в мутных глазках.

– Фу! Извини, задумался.

– И очень крепко, – криво улыбнулся Максим.

– Надо освежиться, – молодой человек встряхнул тяжелой головой, нащупывая жестянку.

Он медленно, с явным удовольствием, выцедил остатки коктейля. Хрустнул тонкий металл. Смятая банка с дребезгом упала за сидение в кучку порожних компаньонок.

Светофор, отработав цикл, снова зажег зеленый сигнал, приглашая следовать далее.

– Это что за хрень? – парень озадаченно уставился на пульсирующую кнопку.

– Некоторая гарантия неприкосновенности, – пояснил Максим.

– И на фиг? –  водитель отключил «аварийку», длинно потянулся и врубил передачу. – Путешествие продолжается.

На этот раз он почему-то не спешил рвать шинами асфальт. «Тойота» медленно покатилась под уклон, минуя перекресток. Максим торопливо пристегнулся. В зеркале блеснул яркий свет, завизжали тормоза и темная масса, вымахнувшая сзади из-за бугра, истерически квакая осипшим сигналом, каким-то чудом обогнув едва ползущую «Тойоту», проскочила вперед.

«А вот и архангел Гавриил», с некоторой горькой иронией подумал Максим, глядя на экспрессивно жестикулирующего мужчину, чуть ли не по пояс выбросившегося из открытого окна потрепанного «Москвича». В закрытый салон не долетало ни звука, но по артикуляции водителя легко можно было догадаться о степени его огорчения и «добрым» пожеланиям хозяину иномарки, торчащей на перекрестке, как гвоздь в доске на пути рубанка.  Не удовлетворенный словесным отображением своего негодования, он неловко воздел к ночному небу средний палец и, видимо, посчитав инцидент исчерпанным, втянулся обратно в кабину.

– Это он кому? Мне? – парень сделал удивленные глаза. – Ах ты, старый козел!

Максим поспешно зацепился за ручку двери.

Несколько секунд и два коротких движения руля понадобилось «Тойоте» чтобы, стремительно метнувшись с места, оказаться перед натужно набирающим скорость «Москвичом». Вспыхнули фонари стоп-сигналов и его хозяин, избегая столкновения с дорогим автомобилем, резко дал по тормозам. К счастью, дряхлая машина еще не успела разогнаться и встала, клюнув «мордой», едва не уткнувшись в серебристый бампер. Оранжевые апельсины, выкатываясь из поехавших ящиков, набитых под завязку в ее салоне, веселыми шарами посыпались на колени упершегося в педали ошеломленного водителя.

– Ну, держись, убогая команда!

Пахнув порывом воздуха, хлопнула тяжелая дверка. Промелькнув светлым пятном вдоль борта, молодой человек с ходу проворно вскочил на капот «Москвича» и, словно разъяренная горилла, запрыгал по нему на корточках, неистово колотя кулаками в затертое лобовое стекло.

Развернувшийся на сидении Максим тихо охнул. Происходящее извне, сквозь дымчатый проем заднего окна, казалось фрагментом черно-белого немого кино, эпизодом из первого фильма о Кинг-Конге. Он несколько секунд зачаровано следил за бесшумно дергающейся коренастой фигурой, затем нерешительно потянулся к двери, раздумывая, не вмешаться ли, но парень, натешившись, уже соскочил с промятого капота и, более не обращая внимания на съежившегося в незначительный комочек перепуганного хозяина «Москвича», манерной походкой, будто удовлетворенный невинной проказой подросток, направился обратно. 

  – Тоже мне, мастер художественного жеста выискался, – молодой человек ухмыльнулся в зеркало, устраиваясь за баранкой. – Конь педальный! Тачку сначала приличную купи! Жестяной пирожок с апельсиновой начинкой!

Рамка с фотографией лежала навзничь. Он заботливо потер ее о футболку, театрально подержал у сердца, и со словами: – Вот так, и никак иначе, – водрузил обратно на панель. 

«Тойота» неслась по пустынному городу, весьма условно реагируя на дорожные знаки и разметку. Зеленые и мигающие желтые сигналы светофоров парень проскакивал, не замедляя хода. Перед красными слегка притормаживал, но, убедившись в отсутствии помехи, проезжал, не дожидаясь переключения. Редкие попутные автомобили тревожил дальним светом, требуя уступить полосу. Непонятливых обходил в опасной близости, пугая раздраженным воем сигнала.

 «Да что же это такое. С такой динамикой только в Склифосовского, – переживал Максим, напряженно растопырившись между полом, спинкой сидения и ручкой салона. – Надо как-то укротить эту безумную повозку. Но как?»

«Попросить остановиться, пропороть пару шин и удрать? – он ощупал кожаный чехол со складным ножом, прицепленным к ремню, с сомнением кинул короткий взгляд на крепкие руки водителя. – Авантюра».

Максим попытался развить проявившуюся идею, поворачивая ее так и сяк, но все возможные варианты, в любом случае, предполагали действия, выходящие за рамки привычных человеческих взаимоотношений, неминуемо ведя к жесткому конфликту. Он представил хищный блеск короткого лезвия, змеиное шипение садящейся шины, себя, испуганно петляющего, словно гонимый заяц по темным переулкам и, памятуя эпизод с «Москвичом», зябко поежился. Перспектива «нездорового» общения с догнавшим-таки его обозленным хозяином «Тойоты», выглядела совсем не интересно. Да и психологическая инерция не давала совершить радикальное движение.

Он еще немного поразмыслил, заворожено глядя на несущуюся навстречу двойную цепочку фонарей, о том, как трудно, почти невозможно, перешагнуть этот невидимый барьер, ввергнув себя в клубок незапланированных тревожных событий, столь бурно бередящих спокойное течение привычного обывательского существования.

«Да нет, бред это все, собачий, – Максим с облегчением отбросил беспокойные мысли. – Лишний геморрой, да еще и с простатитом»

Машину внезапно тряхнуло. Двойной удар был довольно острым, но активная подвеска успешно проглотила часть энергии. Максим вскинул голову, возвращаясь в стремительно летящую реальность. У обочины промелькнул знак, изображающий стилизованные бегущие фигурки детей, под капот метнулись белые полосы пешеходной «зебры». Он едва успел собраться, когда второй «лежачий полицейский» еще дважды выразил свое справедливое негодование по поводу превышения дозволенной скорости.

– Так ночь же, нет никого, – отвечая на немой вопрос, спокойно заявил молодой человек. – А вообще-то я всегда детишек пропускаю.

«Милый, кто же тебя учил ездить. Или ты приобрел права по Интернету, справедливо полагая, что ничего хитрого в науке вождения коробки на колесах нет», про себя возмутился Максим, но опять же промолчал. 

И, самое смешное, что ведь действительно нет. Разумеется, если соблюдать элементарные правила, целенаправленно вырабатывая бессознательную реакцию на, в общем-то, немногочисленные дорожные знаки, и не культивировать дурную привычку независимой езды, считая дорогу приделами собственной квартиры. Не разделять условия вождения на пустой дороге и в потоке транспорта, а автоматически включать «поворотники» в дремучем лесу и на проселке, не говоря уже о городских улицах и перекрестках. Чтобы не было потом мучительно больно, в прямом и переносном смыслах, за те лишние доли секунды пока ты заторможено решал, в какую не занятую дырку направить свое совершенное средство передвижения. И хорошо, если все закончится единственно порчей движимого имущества…

– Теперь куда? – предмет его размышлений резко крутанул баранку, сворачивая с освещенной трассы в прилегающую улицу.

– Пока прямо, там дальше покажу, – махнул рукой Максим.

Лучи фар «Тойоты» выхватывали выбоины на дороге, которые в резком свете казались значительно глубже и острее, чем на самом деле. Водитель лихо перебирал руками, объезжая их, и Максима колотило плечом в дверную стойку. Пятно яркого света показалось впереди. Ларек на автобусной остановке, словно фонарик удочки морского черта, зазывно высвечивался в длинной темноте уличного коридора.

  – Промежуточная остановка, необходимо подкрепиться, – молодой человек притормозил у торговой пристройки, витрина которой была под потолок забита разномастной тарой.

Максим следом за ним в изнеможении выполз из машины. Тяжелая дверка мягко, будто всосавшись, чмокнула, закрываясь. Серый прозаический асфальт после экстремальной поездки воспринимался по-новому. Как нечто прочное, незыблемое, что никогда не подведет, в чем можно быть безоговорочно уверенным, и даже если  упадешь, может и ушибешься, но ниже уж точно не провалишься. Он пару раз присел, разминая затекшие колени.

– Ну что, поехали? – парень откачнулся от окошка, прижимая к груди упаковку уже знакомых Максиму пестрых банок.

– Да я, пожалуй, прогуляюсь. Тут рядом – стесненно выговорил он, все еще малодушно опасаясь оскорбить «благодетеля» недоверием. – Деньги на сидении, – и, не удержавшись, все же добавил. – Спасибо за благополучную доставку.

  Молодой человек как будто задумался, осмысливая услышанное. Прозрачный намек, казалось, слегка озадачил его, но закоктейленные мозги были уже не в состоянии адекватно оценить лексические обороты, тем более распознать столь тонкую материю, как ирония.

– Не стоит, – коротко буркнул он через плечо, вываливая банки на пассажирское сидение. – Будь здоров.

Видимо частично выветрившийся дурман существенно понизил уровень его праздничного настроения. Маятник алкогольного опьянения качнулся в противоположную сторону, неизбежно меняя кратковременную эйфорию на тяжелое состояние мрачного угара. Одурманенный организм настоятельно требовал дозаправки.

Парень, обойдя машину, угрюмо глянул на Максима, и, не говоря более ни слова, цепляясь ногами за порог, неловко внедрился в салон. Черная лента ремня безопасности поползла вниз, пересекая его грудь.

«Хорошо, хоть так», утешился Максим и, сморщившись, будто надкусивши лайма, отшатнулся от бордюра, когда уже ставший привычным свистящий звук распорол ночную тишину. Он долгую секунду следил за стремительно удаляющимися фонарями, затем торопливо выдернул мобильный телефон.

– Ты где!? – встревожено выпалил он, едва голос дочери прервал длинные гудки.

– В подъезде, сейчас дверь открою, – донеслось из трубки. – Что-то случилось?

– Да нет, все в порядке, – облегченно перевел дух Максим. – Я тоже скоро буду.

Негромко заурчал мотор. Из ближайшего проезда медленно, словно крадучись выдвинулся автомобиль. Специфический окрас и причудливая сине-красная надстройка на крыше недвусмысленно говорили о его служебной принадлежности. Машина постояла, будто принюхиваясь,  раздумывая, какую сторону почтить своим вниманием, затем повернула, и неторопливо поползла мимо Максима.

Повинуясь внезапному порыву он дернулся было, желая жестом привлечь милицейский экипаж, сообщить нечто важное, но, задержав руку на краткий миг, продолжил начатое движение и только почесал затылок. Стукачом становиться не хотелось.

«Ваша служба и опасна и трудна, – Максим скользнул «застенчивым» взглядом по крепким ликам блюстителей порядка, – когда нужно, отчего-то не видна. Черт побери! Ну почему люди в форме, казалось бы, изначально призванные помогать и защищать, вызывают такую стойкую неприязнь, что обращаешься к ним, каждый раз испытывая унизительную робость, да и то в исключительных, можно сказать, смертельных случаях. Хотя, конечно, смотря что считать исключительным случаем?..»

Он вытряхнул на ладонь из бумажника пригоршню мелочи и купил  у заспанной недовольной продавщицы малую бутылочку минеральной воды.

Колючая влага освежила пересохший рот, смыла с губ соленый привкус запекшейся крови, как бы поставив заключительную точку на экстраординарных перипетиях ночного путешествия. До его дома было всего пара кварталов.

Темно-синее ночное небо на востоке уже начало голубеть, подсвеченное из-за горизонта  недалеким солнцем. Изрядно поредевшие звезды источали слабые бледные лучи, и только любвеобильная Венера, словно соревнуясь в блеске со спутником Земли, сияла ровным ярким светом. Воскресенье разгонялось полным ходом, суля погожую июньскую погоду со всеми вытекающими из этого тривиальными удовольствиями.

Широкая полоса мертвенного света от витрины ларька падала на двойную белую линию разметки дороги, перечеркнутую черными следами подпаленной резины. Максим пожал плечами и не спеша, прогуливаясь, пошагал по тротуару, навстречу поднимающемуся хрустально-ультрамариновому утру.

                *  *  *

– Что скажет младая леди по поводу ночных гуляний? – вопросил Максим.

Золотело полуденное солнце. Чуть колыхалась прозрачная занавеска. Береза за окном шевельнула кроной, наполнив комнату сонмом трепещущих теней. Выбившаяся прядь падала наискосок, прикрывая слегка припухлый ото сна девичий глаз.

– Ну, пап, я же не одета, – дочка поспешно натянула на нос простыню.

Максим хотел ответить шуткой, напомнив о годах, отмеченных горшками и пеленками, но промолчал. Довольно-таки трудно свыкнуться с мыслью, что твое чадо незаметно выросло и не только не нуждается в опеке, но и построило уже определенные барьеры, переступать которые настоятельно не рекомендуется.

– Вставайте, взрослое дитя, уж полдень на дворе, – он осторожно прикрыл за собой дверь.

Поздний завтрак, крепкий кофе и перспектива кратковременного воскресного безделья естественным образом ввергли Максима в благодушное расположение духа. Жена ушла к соседке за какой-то хозяйственной надобностью, из комнаты дочери доносилось невнятное телефонное бормотанье, прерываемое короткими смешками. Апофеоз эмоционального довольства, так бы он назвал свое состояние.

Пластина пульта от телевизора лежала на журнальном столике. Максим лениво протянул руку. Пальцы привычно пробежали по рельефу кнопок. С мягким треском вспыхнул плоский экран. Он несколько секунд безучастно смотрел на изображение, особенно не стремясь проникнуться темой сводки недавних происшествий, затем резко подобрался и застыл, наклонившись вперед, всматриваясь расширившимися глазами в контрастную картинку.

В коридоре послышались быстрые шаги, хрупкий стебелек девичьей фигурки появился в проеме арки.

– Привет! – сказала дочка. – И чего это у нас тут происходит?

Он испуганно смотрел на нее, идущую через комнату, а палец судорожно давил на кнопку пульта, пытаясь переключить канал. Но экран снова и снова коротко вспыхивал, назойливо оставаясь на прежней программе.

Мягкая подушка глубоко просела, когда дочка плюхнулась с ним рядом на диван.

– Какой ты твердый! – воскликнула она, ударившись о его плечо.

Максим, наконец, нащупал спасительную кнопку. Телевизор коротко цыкнул, мгновенно обратившись в слепую черную дыру.

– Да ничего интересного, – выдавил он, отвернувшись в сторону. – Пустая болтовня.

Отец и дочь сидели, тесно прижавшись в уютной бархатистости дивана. Она что-то ворковала, пребывая в безмятежном состоянии предчувствия грядущей бесконечной жизни, рассказывая о событиях минувшей ночи. Он делал вид, склонив голову, что с увлечением слушает, безуспешно пытаясь изгнать из памяти видение ночного перекрестка.

Угольная чернота потухшего экрана, подобно картине известного художника, притягивала внимание, по прихоти взбудораженного сознания, превратившись в жутковатое панно, по которому медленно перемещались, отмеченные бесстрастной камерой профессионального оператора, казалось бы, обычные, но ныне, в обостренном ракурсе восприятия ставшие гротескными, выпадающие из привычной реальности, статичные изображения. 

Плотной отвратительной паутиной, покрытой красными потеками, разбежались по лобовому стеклу раскорячившейся поперек шоссе серебристой машины характерные концентрические трещины, из-под которых, повиснув пустой опавшей наволочкой, едва виднелась, успешно отработавшая свое назначение, подушка безопасности.

Так же празднично, как и накануне, сверкала в ночи знакомая стекляшка цветочного павильона, однако изувеченной игрушкой валялась у бордюра раздавленная легкая босоножка.   

А в центре кошмарного панно застыл, обиженно кривя пухлые детские губы, знакомый человек. Словно спасительный образ прижимал он к груди рамку с женской фотографией. Едва тлела растерянная улыбка в тусклых глазах, унижено молящих кого-то всесильного снизойти – изменить и посмеяться, объяснив, что все произошедшее только шутка – всего лишь снимается страшное кино, и можно, если хочется, все прокрутить назад, вернув в исходное, или вовсе отринуть и забыть, как неприглядный похмельный сон, который поутру исчезнет без следа.

Но вызывающе кричал, торчащий из-под черного пластикового покрывала, край розового кружевного платья, и рассыпала короткие цветные вспышки, стоящая у обочины бесполезная машина скорой помощи.   

Стукнула входная дверь. Максим деревянно качнулся, точно неваляшка, когда дочка вскочила навстречу матери. В руке хрустнуло, и он, как что-то гадкое, отбросил пульт на край дивана. Гладкая пластмасса темнела влажными пятнами.

Наверху гулко затопали соседские детишки. Под окнами прошелестела шинами редкая воскресная машина. Вскрикнул и смолк среди ветвей беспечный воробей. За стеной на фортепиано кто-то неумело наигрывал «Вальс цветов». Звуки летели, пробивая бетон, спотыкаясь, не попадая в такт, но упорный музыкант, снова и снова повторял мелодию, выравнивая ритм, с каждым разом исполняя ее четче и вернее.