(Глава из романтической повести «Ветер Надежды»)
…Где бы ни бывал Крылов проездом в городах и райцентрах, тут же подавал заявку в местную милицию или в «Горсправку» с одной и той же просьбой:
— Найти адрес, по которому проживает его младшая сестра Крылова Любовь Андреевна 1946 года рождения!
Однако судьба не баловала его в этих поисках. Всегда полученный ответ на его запрос оставался написанным как под копирку:
— Такая не прописана и не проживает!
Вот и сегодня, с душевным трепетом и протестом бородач ждал подобного от сидевшей за окошечком киоска служащей.
Но вышло всё же иначе.
— Вот адрес, покоторому ваша сестра была прописана прежде, — через окошко киоска, женской рукой с алыми, кокетливо наманикюренными ногтями просителю был подан бланк с записью, сделанный простой авторучкой. — Обращайтесь где указано, может там Вам назовут самые новые координаты Любови Андреевны!
Несказанно обрадовался столь неожиданному и счастливому для него повороту Крылов. Набрав целый ворох угощений в первом попавшемся по пути «Гастрономе», он прямо на улице поймал такси. Не желая более тратить зря время на поиски дома, где жила сестра, сохранившая свою девичью фпмилию.
Только на месте – в невзрачной кирпичной пятиэтажке, оказавшейся среди дюжины подобных в промышленной зоне пригорода, дверь гостю открыла вовсе не повзраслевшая, как он ожидал, сестра Любаша.
В проёме стоял, икая от недовольства звонком расхристанный толстяк в грязной майке, вытянутых на колянях «трениках» и с одутловатым, давно не бритым лицом выпивохи:
— Что нужно?
— Моя сестра Любовь Андреевна Крылова здесь проживает? — на всякий случай вполне доброжелательно и вежливо обратился к нему Крылов, обычно на дух не выносивший подобных пьянчуг.
От поставленного ребром вопроса неопрятный незнакомец, было, оторопел, но тут же собрался с мыслями на ответную реплику:
— Опоздал, борода! Поздно явился!
Несмотря на содержание сказанного, в голосе его не было и нотки полагающегося моменту сочувствия:
— Померла голубушка, царство её небесное. И уже давненько.
Беда, вестником которой выступил этот странный субъект, словно лавиной обрушилась с его слов, на прежде вполне счастливого Кузьму Андреевича.
— Как умерла? Почему? — только и вымолвил он своими, враз пересохшими от волнения губами.
Потеряный вид бородача произвёл впечатление. Но ещё больше – внушительный пакет с покупками в его руке, одуряюще и по-праздничному пахнувший одновременно и гастрономическими копченостями, и кондитерской ванилью. И это завставил хозяина квартиры прийти в себя.
Прямо на глазах у визитёра «похмельная душа» протрезвела до полного возврата к нему вполне связной речи:
– Заходи, старик! Не спеши на пороге с распросами. Скоро всё, что нужно доподлино узнаешь!
Маленькая кухня двухкомнатной квартиры, куда хозяин завел всё еще растерянного, от свалившейся на него беды,Крылова, показалась ему ещё меньшей от того, что все углы её были заставлены пустыми бутылками, а стол и ржавая даже после перекрашивания мойка под краном – грязной посудой.
Но этот беспорядок и полное отсутствие даже примет уюта, положенного человеческому жилищу, нисколько не смущали самого обитателя «хрущёбы».
Автоматически, будто всегда только этим и занимался, он локтём сдвинул с одного края грязной клеёнки на другую, стоявшие там, тарелки с засохшими объедками и пустые стаканы.
После чего выпивоха другим привычным движением пододвинул уже ногой в сторону стола продавленный стул с замусоленной, прорванной местами обюивкой и, как ни в чём ни бывало, жестом пригласил присесть на него незваного гостя.
Тут же, продолжил прерванный хлопотами, разговор, церемонно протянув для рукопожатия свою пухлую ладонь.
Ожидая, когда гость её пожмёт, хозяин представился:
— Прокопий Кашин, бывший муж покойницы Любаши! Пусть земля ей будет пухом!
Первый шок от страшного известия уже прошёл и Крылов отыскал в себе силы для подробного разговора.
— Вдовец значит? — только и раздалось от бородача, уже пожалевшего о том, что последовал в квартиру к, пригласившему его, забулдыге.
Тот в свою очередь был расположен не только рассказывать о прошлом, но и делиться подробностями своего сегодняшнего существования:
— Почему же вдовец? Женился уже давненько, на собственной жилплощади с новой семьей живу.
Тем самым освободив Крылова от положенного проявления родственных чувств.
— Тогда, что мне здесь перед тобой рассиживаться, — со своего места на продавленном стуле поднялся на ноги Крылов. — Не стану более обременять своим присутствием постороннего человека.
Вот теперь резкость тона бородача смутила обладателя грязной майки. Поняв, что столь возьможное угощение может в любой момент просто осчезнуть навсегда вместе с, неизвестно откуда то взявшимся братом, бывшей жены-покойницы, Кашин принял свои меры.
Состроив на помятом лицке вымученную страдальческую улыбку, он предпринял ещё одну попытку отведать принесенного с собой новоявленным родственником.
– Почему же постороннего? – икота не дала закончить обозначенную мысль. Пуще прежнего принявшись терзать его тучное тело. Тем самым заставив Крылова молча смотреть на рассказчика с нескрываемым недоверием. Но и с этим неудобством справился, мужчина назвавший себя Прокопием.
Он стыдливо прикрыл белой не знавшей мозолей ладонью рот с частично отсутствующими зубами.
– У меня от Любы есть и дочь, внучка, – чуть внятно заявил Кашин. – Значит, по ним звконно выходит, что мы стобой самая, что ни на есть настоящая родня!
Не ообращая внимание на немалый эффект, произведенный этим заявлением на визитера, старик Прокопий повернулся к газовой плите. И там, прекрасно понимая, что своего уже полностью добился, хозяин принялся хлопотать по организации ужина. Для чего первым делом поставил на огонь, закопченый до нельзя чайник с отбитоё по бокам эмалью. Потом, деловито вернулся к столу, запанибратски забрал из вновь ослабевших от неожиданности рук Крылова принесённый тем пакет.
И далее, орудуя неутомимо и последовательно, оголодавший в долгом запое Кашин вынул из него коробку конфеты, потом батон колбасы, появилась на свет и четверть головки сыра.
С довольным видом обозрев получившийся «натюрморт» новоявленный хлебосол решил, что для окончательного завершения композиции осталась самая малость – его непосредственное участие.
И он не заставил себя долго ждать.
Кашин принялся за принесённое с того, что порезал прямо на поцарапанной давно не мытой столешнице и «краковскую», и «голландский» крупными неровными кусками. Попутно с «сервировкой» стола он жадно набил, жующий как жерновами, рот жестом человека давно не пробававшего ничего кроме легкой закуски.
В наступившем следом за этим пиршестве похмельной плоти сам Кузьма Андреевич участие не принимал. Хотя и не убрался из притона. Терпеливо ждал окончания трапезы. Желая только одного – начала чрезвычайно важного для него откровения Прокопия на счёт, якобы, имеющихся у него от прежней семьи дочери и внучки.
Столь же спокойно снес Крылов и момент, когда зыркнув на него жадным взглядом, Кашин торопливо достал из-под стола недопитую бутылку креплёного вина и все до капли выцедил из неё в один стакан.
– Остатки, да сладки, — ещё и облизнул он с горлышка следы хмельной влаги.
И всё же остатки совести, видно, еще сохранились в алкоголике.
Прежде чем поставить пустой «огнетушитель» себе под ноги, в стеклянную баррикаду ей подобных ёмкостей, выпивоха на протянутой руке глянул бутылку на просвет:
– Правда, борода, делиться с тобой нечем!
— Вот и не надо! – поспешно успокоил его Крылов. – Ты лучше мне подробнейшим образом про племяницу расскажи и про её дочку.
Услышав то, что желал, Кашин взял стакан и поднёс ко рту, экономно процедив в несколько глотков, позволявших продлить удовольствие.
Таёжник даже отвернулся, не в силах глядеть на процедуру вновь начинавшегося запоя и вновь поднял глаза на Кашина, когда тот со стуком отставил пустой стакан на стол и зачавкал колбасой, пытаясь перебить послевкусие от употреблённой «бормотухи».
Смириться с таким соседством вопреки отвращению к спившейся личности Кузьма Андреевичу пришлось по одной простой причине, разумно полагая, что от дочери сестры-покойницы узнает гораздо больше про жизнь и смерть Любочки, чем от этого, потерявшего человеческий облик упаря.
Тот в свою очередь, несмотря на вновь застивший глаза хмель, всё же прекрасно понимал, что ожидает то него представитель иного мира, где могут позволить себе гораздо большее, чем просто накормить такого как он вкусным ужином. Потому и не спешил завершать нежданно «пришедший к нему ужин», хотя не обошлось и без затравки «на крючок», как у умелого рыбака, почувствовавшего скорую добычу.
Встретившись взгладом с проявлявшим нетерпение бородачом, Кашин на миг перестал жевать и разлепил жирные от колбасы губы:
– Да что там рассказывать, сам все поймешь, при личной встрече!
Снова откусил, снова основательно прожевал и добавил, криво ухмыльнувшись:
– Потом могу даже проводить тебя до самого места.
Последовал звонкий шлепок по заросшему щетиной кадыку, должный, по замыслу Кашина, видимо, сделать их общение более весёлым и доверительным:
– Конечно, всё ускорится, если через «Пивную».
Крылов вытерпел и этот явный намек на то, что придётся еще больше ждать, да ещё и раскошелиться согласно растущему аппетиту вновьобретённого «родича», иначе, как стало ясно, к племянице ему не попасть.
Таёжник покорно разжал, сомкнувшийся было пудовый кулак.
– В пивную, так в пивную, – согласился с доводами Кашина конюх. – Пошли пока не закрылась!
Сборы оказались недолгими.
Вывел Крылова из пятиэтажки прифрантившийся «проводник», накинувший на себя поверх майки лишь изрядно мятый и сильно поношенный пидажачишко.
Такой наряд не прибавил пьянчуге авторитета, но Кашину до этого, как чувствавалось, не было никакого дела. Он даже прибавил шаг, учтя замечание по поводу графика работы пивбара, но одышка Прокопия не заставила шагать быстрее обычного, привыкшего к хотьбе провинциала.
Кузьма Андреевич, как и обещал, сначала добросовестно проследовал за ним до пивной, но там Прокопий явно переусердствовал – так долго цедил пенный напиток, что не могло не лопнуть всякое, даже самое закалённое терпение.
– Пожалуй, хватит, а то ещё лопнешь! – последовало решительный отказ Кузьмы Андреевича и дальше оплачивать разливное «Жигулёвское».
С этим пришлось-таки смириться Прокопию, с великой жалостью освободившему своё место у стойки. Покинув пивную оба сели в указанный Кашиным рейсовый автобус и уже на третей по счёту остановке, опять же по его команде, вышли из полупустой в столь поздний час венгерской «гармошки» общественного транспорта.
Крылов огляделся по сторонам, успев заметить, что они оказались рядом с приметным каменым — краснокирпичным зданием в девять этажей.
Провожатый не стал на месте задерживаться, поспешив выполнить свою часть их обоюдовыгодного договора.
– Здесь она обитает, вместе со своей... – недосказав, Кашин махнул рукой. – Фамилия у них моя. А зовут по простому – Ольга с Надькой.
После чего он заторопился обратно. Тем более, что нашёлся тому повод в виде встречного автобуса, при появлении которого Кашин вдруг резко отошёл от Крылова, прибавил шаг, перебежал семенящей трусцой улицу и запрыгнул в двери «Икаруса». Как подумалось Прокопию, верившему, что он окончательно разошлись его дорожка с той, по которой шагал непонятный тип, готовый сорить деньгами ради брошенки со своим суразёнком!
…Несмотря на густую копоть, прочно покрывавшую стекло вместе с рамой, всё же была издалека заметной вывеска общежития, над крыльцом у входа. Хотя на самомо деле, как выяснилось, она уже давно не играла никакой роли.
– Химкомбинат здешний перестал содержать невыгодный объект, – как догадался по репликам встречных Крылов. – Снял уже давным-давно бывшую ведомственную общагу со своего баланса.
Только вот про ненужную отныне вывеску никто в руководстве предприятия так и не вспомнил.
— И мы теперь обычные капиталисты, собственники квартир! — заявила бородачу ещё одна встретившаяся ему местная жительница.
Это была, привычно для себе сидевшая на лавочке у затоптанной клумбы словоохотливая пенсионерка. И далее желая, видимо, покрасоваться перед статным сверстником в его старомодном костюме и сапогах, она готова была поведать всё до последней мелочи из того, что знала о их «послеобщежитском» житье-бытье!
Но столь далеко в своей просьбе тот и не претендовал на её познания.
— Мне бы Ольгу найти.
Крылов наморщил широкий лоб над кустистыми бровями, пытаясь вспомнить фамилию хитрована-выпивохи, после обильного угощения указавшего ему именно на это общежитие.
– Кашину! – наконец-то пришли ему на ум и имя и фамилия нового знакомого. – Ольгу Прокопьевну.
Собеседница, перед этим смычно отправившая в рот целую шепоть калёных семечек, чуть лузгой подсолнечной не поперхнулась при его словах.
— А что эту твою Кашину особливо искать? Вот она, краля небесная, сама нарисовалась собственной персоной!
Сухой палец с тёмным давно нестриженным ногтем указал, на выходившую как раз из дверей общежития молодую симпатичную женщину:
— Она и есть !
Пронзительным голосом, так не вязавшимся с её предыдущей благостной речью, старушка, вдруг, скандально затараторила, словно пытаясь оповестить весь двор о своей личной причастности к счастливому воссоединению родственников:
— Олюшка, дорогая, к тебе тут родной дядя издалека приехал!
Не услышать известие всем двором было просто невозможно. Потому, не смотря на явную спешку, Кашина поступила дипломатично, не собираясь стать мишенью в возможных пересудах сплетниц.
Она спустилась по ступеням широкого массивного крыльца не так как собиралась прежде – ближе к повороту до автобусной остановки, а сошла прямо к лавочке, куда уже начали стекаться и другие пенсионерки с общежития.
– Кто здесь мой дядя? – с нескрываемым от собравшихся людей сарказмом спросила Ольга Прокопьевна.
– Выходит, что я!
Радостный блеск в глазах бородатого незнакомца, несколько отрезвил Кашину. До сей поры крайне возмущённую самим фактом неминуемого отвлечения её от прежних дел.
— Вот мой паспорт! – Крылов протянул ей свой документ.
Как оказалось, до этого паспорт скрывал в себе изрядно потрепанную, сильно выцветшую старую фотографию, сюжет которой навсегда впечатался в сознание одного из персонажей:
– Он ещё совсем пацанёнком вместе с сестренкой стоят, улыбаясь в объектив, приглашенному на трехлетие Любочки, самодеятельному фотографу.
Находка в паспорте сделала своё дело гораздо лучше, чем это мог сам документ. Та, кто назвалась Кашиной, едва увидев старый-престарый снимок, прямо-таки ахнула:
– И у мамы был точно такой!
Но, сразу после столь необдуманно вырвавшегося наружу восклицания, женщина другие слова добавила гораздо тише, едва слышимым шёпотом, доступным лишь одному Крылову:
– Была фотография, пока отец на клочки не изорвал с пьяных глаз!
Оглядевшись по сторонам и обратив внимание на уже порядочно собравшихся вокруг старушек, она быстро пришла в себя и уже сама диктовала линию их поведения:
— Нам пора, дядя! Расходитесь, соседки дорогие!
После чего деловито взяла Крылова за рукав пиджака:
— Пойдемте, Кузьма Андреевич! Нас ждут...
И совсем разочаровала незадачливых зрителей другой – прощальной фразой:
— Нечего нам тут бесплатное представление для зевак устривать!
То, что племяница назвала его по имени-отчеству, даже не сверившись с паспортоными данными, многое подсказало Крылову.
В том числе и самое для него главное:
— Ольга прекрасно знала о его возможном существовании!
И племянница в дальнейшем разговоре, состоявшемся прямо на ходу не стала скрывать своих познаний про единственного родственника.
— Всё время, до самой смерти, про Вас мама вспоминала, — не столько радостно, сколько озабоченно говорила она, при этом нисколько не убавляя своего шага по асфальту тротуара. — До последнего часа надеялась когда-нибудь встретить старшего и единственногобрата!
При этом сама Ольга отчего-то промолчала в своём рассказе о том, что было время, когда сама не меньше маииного мечтала, отыскать родного дядю, о котором рассказывала мать, помнившая только то, что звали его Кузьмой.
И эта её невероятная спешка, и уже гнетущее обоих чувство недосказанности не ускользнули от внимания умудрённого жизненным опытом приезжего.
– Может быть, я не совсем ко времен – извиняюще заметил Крылов.
Сделал он это не сразу, а уже проследовав рядом с племяницей почто до самого остановочного павильона, откуда лично пожаловал буквально четверть часа назад.
– Действительно, дядя, у меня сейчас очень важное дело! – слёзы невольно навернулись на глаза молодой женщины, не по своей воле вынужденной так сухо отнестись к долгожданному родственнику. — Не до воспоминаний, Кузьма Андреевич, к дочери еду.
И поняв, что гость совершенно не в курсе её житейских проблем, всё тем же извинительным тоном пояснила:
— В детскую больницу мне обязательно нужно успеть к назначенному часу!
Из дальнейшего скупого объяснения Крылов узнал, что там как раз готовятпациентов ко сну и ей можно будет немного поговорить и с Надюшей, и с её лечащим врачём.
— Ну так и я с тобой! — сразу перейдя на доверительно-родственный тон, вдруг уверенно заявил приезжий. — Что с того, если мы с внучкой в больнице познакомимся, а не как полагается в Кафе-мороженом!
Обозначив парой фраз своё истинное настроение, Крылов не утерпел и от следующего, само-собой напрашивавшегося вопроса:
— А что с Надей? Не иначе простыла?
Ольга вдруг остановилась так резко, будто наталкнулась на невидимую, но непреодолимую преграду. Повернулась к спутнику лицом, словно забыв и о прежней спешке, и о том, что в конце улицы уже показался «Икарус»-гармошка» нужного им маршрута:
— Так Вы же ничегошеньки не знаете!
Она решительно откинула со своего высокого лба непослушную русую чёлку и произнесла как будто приговор зачитала:
— Ну тогда, действительно, поехали. Все сразу станет ясно...
Женщина снова многое не договорила. Просто повернулась опять к автобусу и легко побежала, цокая по асфальту коблучками лёгких туфелек-босоножек. Ступавший строго и уверенно в своих яловых саапогах, ветеран труда Крылов вынужден был даже пуститься в догонку, прибавив шаг до самого быстрого.
Торопясь к автобусу оба они прекрасно понимали, что именно предстоявшая встреча должна будет всё расставить по своим местам:
— Не только свести друг с другом, разлучённых прежде, людей, но и показать истинное отношение приезжего к вновь приобретенным родственникам.