(Глава из романа «Алый снег Обервальда» – четвертой книги приключенческой тетралогии «Попутчик»)
Видно сам Аллах в недобрый час отвернулся от афганского племени – кабиле из селения Сары-Бут. И было это в самом конце присутствия на их земле чужеземных солдат – шурави, уже собиравшихся тогда покидать территорию, объятого огнем гражданской войны, соседнего государства.
Так как, до той поры спинджираю – главе старинного местного хеля, как привычно называется весь род, проживающих вместе, мусульман, еще удавалось, сводить концы с концами. Что называется, с грехом пополам балансировать на узком лезвии политических споров. И даже находить свое, между участниками и междоусобицы, и неверными – кафирами, пришедшими с севера из-за реки Пяндж.
В этом Шир-Али-Хану в немалой степени помогал родовой секрет, передававшийся из поколения в поколение. И никто, даже под страхом смерти не мог сказать чужаку, что высоко в заоблачных горах Гиндукуша люди из хеля веками разрабатывают рубиновый рудник. Именно кристаллы оттуда, пусть и добытые с большим трудом, позволяли вести торг с кем угодно. Потому, успешно обменивая добытые драгоценные камни на все самое необходимое, удавалось сохранять независимость селения от капризов любой власти, желавшей подчинить себе свободолюбивых горцев.
Для отпора таким посягательствам требовалось с каждым годом всё больше и больше рубинов. В том числе, после начала войны и на приобретение самого современного оружия. Да и благожелательность чиновников соседних провинций, с которыми, мудрый как проповедник, и хитрый как лис, спинджирай привык жить в мире и согласии, имела свою цену. В тех же самых в самоцветах, грозно и пророчески отливающих цветом свежей крови.
Но все имеет и свое начало, и неминуемый конец. Первое предчувствие грядущих перемен появилось, когда, истощенная разработками, рубиновая жила перестала приносить обычное количество драгоценных камней. Причиной чего, по мнению старого рудокопа майсафы Зульфикара, мог быть, допущенный ранее, роковой просмотр при разработке главной штольни. После чего от главного пласта залегания рубинов они ушли в сторону.
Так это или нет? – можно было ответить лишь после профессионального научного обследования. Для чего требовался хороший специалист в геологии. И обязательно – из своих, достойных доверия людей! Вроде жениха любимой дочери Шир-Али-Хана – прекрасной Шахбиби.
К тому времени претендент на руку красавицы, заканчивал престижный геологический факультет Университета в пригороде Парижа – Сорбонне. И на него – сына достойнейшего кабульского коммерсанта Махаммада, просвещенного бакалавра геологии Хафизруллу тогда положился всем сердцем спинджирай селения Сары-Бут. Пригласил для личного знакомства. Затем отправил его, накануне свадебной церемонии, в святая-святых своего племени-кабиле – в высокогорный рубиновый рудник. После чего живым его уже не видел. Как, впрочем, и всех остальных рудокопов.
Внезапный налёт десантников шурави, осуществленный ими совместно с республиканскими войсками и агентами службы безопасности ХАД удалось отразить лишь в самом ущелье. Тогда вполне надёжно прикрытом от захватчиков оборонительным огнём, который вели умелые и мужественные воины Шир-Али-Хана.
А вот сам рудник уберечь не удалось. Презренные кафиры, сумев выведать тайну племени, уничтожили всех находившихся там людей. После чего взорвали и саму пещеру, в которой шла добыча драгоценных кристаллов. О чем, ещё долгие годы после случившегося, горевали все в кабиле.
После того, как удалось отстоять Сары-Бут и организовать караван к руднику, в окрестностях взорванной шахты удалось отыскать лишь несколько тел погибших защитников. Но среди них никто из хеля, на тяжкое горе своего спинджирая, не опознал Хафизруллу.
Прошло годы. Но боль утраты они не залечили. Наоборот, возникли новые проблемы. Братья погибшего геолога, обосновавшиеся после смерти отца и пропажи Хафизруллы, в Пакистане, так и не примирились с подобным исходом сватовства. И хотя Шахбиби, по обычаям родного хеля, надела траур, конфликт не считался исчерпанным. По крайней мере, до тех самых пор, пока Вазир и Сарбуланд лично не увидят младшего брата живым или мёртвым. О чем и было ими заявлено Шир-Али-Хану.
Таить место гибели несостоявшегося зятя было уже делом бесполезным, так как рудник перестал существовать. Проход в скале, вырубленный за сотни лет, неисправимо сомкнулся, будучи безжалостно подорванным чудовищным зарядом, заложенным шурави. Следы былого рудника показали представителям братьев исчезнувшего жениха. Но они остались неудовлетворенными. Потому раскопки штольни велись более десяти лет, лишь ради того, чтобы выполнить волю не состоявшейся родни и попытаться найти, если уже не останки Хафизруллы, то хотя бы реальные доказательства его кончины. Чтобы выполнить одно из двух – или похоронить с полагающимися почестями на родовом погосте, или просто объявить усопшим.
С тех пор долгие-долгие годы самые сильные и выносливые мужчины селения Сары-Бут регулярно вели раскопки на высоте. По очереди сменяя друг друга. И вот, внезапно, по рации Шир-Али-Хану от них пришла тревожная весть:
– У бывшего рудника вновь видели вертолет шурави, только и способный подниматься так высоко за облаками.
Моментально оценив ситуацию, спинджирай срочно скомандовал боевому охранению, находившемуся ближе всего к маршруту полёта незваных гостей:
– Выйти в горы!
С тем, чтобы установить все, что только удастся о новых замыслах кафиров. А еще, по возможности, дать им достойный отпор...
… Каменная хижина охотника Карима, так высоко и далеко была построена хозяином от кишлака, что вокруг её никогда не исчезает снег, олицетворявший даже название белого цвета – «спин» по-афгански. И в летнюю жару, в низинных долинах загоняющую в тень все живое, здесь из-под снега лишь обнажались мрачные камни. Порождая растопленным покровом многочисленные ручьи. Да и то, стояла оттепель разве что, лишь до вечера, окрашивая в «тор» – черный цвет одиночества суровый ландшафт, окружающий жилище. Потом опять, с заходом солнца, холод возвращается в свои высокогорные владения.
Близкие родственники охотника Карима живут внизу, с не терпением дожидаясь в селении Сары-Бут редких появлений главы своего многочисленного семейства. Сам же он, в основном, вместе со стариками, сыновьями и работниками прибывал в своём заоблачном мире, где охота на мелкую живность и пушного зверя чередовалась с несением караульной службы.
Оберегали родной хель не только от незваных гостей, но и от караванов, желавших пройти мимо без обязательной выплаты дани в казну Шир-Али-Хану. Тем самым, как и в старину, обеспечивая и реальную экономическую отдачу самой охраны.
Много в обиходе дозорных оставалось по-старинке: бытовая утварь, пища, одежда. Кроме двух вещей – оружия и технических средств надёжной современной связи. На них не жалел никаких средств, всегда готовый дать отпор чужакам, спинджирай.
В достатке имелись у его людей российские автоматы, и снайперская оптика из Германии, все необходимые боеприпасы. Не говоря уже о японских портативных радиотелефонах спутниковой связи.
Так что, Карим, передав сообщение о появлении вертолета кафиров, тут же рапортовал о готовности выяснить, если удастся, маршрут и намерения пилотов. Надеясь при этом и на большее – подбить и захватить саму винтокрылую машину. Благо, что сил и средств на это у него вполне хватало.
Потому, получив по рации соизволение самого спинджирая, охотник Карим, во главе дюжины своих воинов, имевшихся при нём, не теряя больше времени, уверенно двинулся к цели. Тем более что влекла вперёд и вверх, хорошо знакомая им всем тропа, ведущая в нужное место.
И, как всегда, следуя к месту появления вертолёта, добрым словом не раз охотники помянули своих предков, не пожалевших времени и сил на сооружение, где нужно, особых искусственных сооружений на отвесных скалах. Тогда, вбив в трещины колья, к ним подвешивали бревна. Или просто выдалбливали упоры для рук и ног. До сих пор надёжно служащих верой и правдой хозяину охотничьих маршрутов.
...Двигались вверх хотя и быстро, но с соблюдением всех мер предосторожности. И, как оказалось, не зря.
Одинокого путника Карим приметил в свой мощный бинокль ещё за несколько часов до того, как рослый молодой мужчина, явно – шурави, если судить по его «летному обличию», спустился до того места, где афганцы устроили ему засаду.
Задержание незнакомца прошло без осложнений, так как, изрядно обессиливший от холода и пути, путник не выказал даже намерения к сопротивлению. Охотно поднял руки перед вооруженными людьми.
– Вот тебе и возможность вспомнить прежнюю жизнь! – гортанно обратился Карим к одному из своих людей – Азаду. – Проявляй свою преданность нашему народу!
Повадками ничем не выделявшийся среди других бородачей, как оказалось, тот был все же чужим в этом отряде. О чем, на взгляд пленника, явствовала курносая «бульба» вместо носа на лице, загоревшем до черна и, не столь густая и окладистая, как у других, да еще и рыжая что огонь, борода.
– Хорошо, майсафа! – покорно и вежливо склонил тот голову. – Не пожалеете, что взяли меня к себе...
Русский переводчик, встретившийся Калуге в столь дикой, безжизненной местности, удивил его не меньше, чем появление перед этим целого отряда, хорошо вооруженных, людей. Все прояснилось много позже, когда, сойдясь поближе с пленником, бывший рядовой Советской Армии из Рязанской области Александр Горбунов поведал, как в плену принял иную веру – Ислам. А, вместе с ней и мусульманское имя Азад – значившееся в переводе понятие «свободный».
Но это будет потом.
Тогда как, при первом допросе, Калугу больше заботило решение главной задачи: – Как вести себя с новыми хозяевами?
И тут помогла определиться, ранее уже посещавшая его мысль, мол, хрен – редьки не слаще.
Да и действительно, могли наверняка расправиться с ним бандиты Кента, горестно осознавал Сергей, как и эти, наверняка, не пожалеют, если уличат во лжи. Одна лишь полная откровенность (особенно высоко ценившаяся на Востоке) гарантировала более-менее приемлемое отношение к пленнику.
Вот и этот курносый «мусульманин» видно неплохо прижился, коли так и заискивает перед старшим. Чем я хуже? – одним хитрым блеском глаз улыбнулся Сергей, по череде вопросов новоявленного «толмача», уяснив то, с кем он теперь имеет дело.
– Кто такой? Откуда пришёл? С какой целью у нас появился? – с трудом вспоминая прежние слова, начал допрос рыжебородый, которого старший назвал Азадом и весьма преуспел в своем старании, всё досконально выведать для Карима.
Но и Калуга не собирался ничего таить от новых конвоиров. После того, как афганцы проявили, присущее им, радушие, если конечно таким словом можно объяснить заботу о здоровье пленника, Калуга решил ничего не скрывать. Все равно ведь выяснят – что да как? Когда разгромят банду Кента. А вместе с ней побьют и легковерных вертолетчиков с Мангышлака.
Хотя, по мнению Калуги, можно было дать тем шанс скрыться с ледника, пусть и ненадолго затянув признание.
– Разговор долгий! – начал он обстоятельно, не отказавшись от глотка крепкого чая из фляги-термоса, протянутой Азадом.
Сохранившая на его груди под халатом свою энергию, бодрящая жидкость была куда лучше снега, уже более суток заменявшего беглецу и питьё, и пищу.
– Но, вижу, вам нужна пока самая суть...
– Говори, шурави, тебе же лучше будет! – донеслось в ответ.
И Калуга поведал всё, не подозревая того, как долго ждали этих его признаний в хеле Сары-Бут. С каждым услышанным словом, всё более и более, поражаясь тому, что выговаривал толмач-переводчик, начал волноваться и охотник Карим, а следом и его окружение.
Рассказ о бандитах, прилетевших за сокровищами, погубленного кафирами, рудника, довёл его до ярости. Прежде, очень редко искажавшей властное лицо охотника. Теперь же Карим, будучи готов растерзать пленника собственными руками, понял, что сохранность того, дороже всего на свете для Шир-Али-Хана. Потому, проницательно глянув в обмороженное лицо кафира, властно бросил Азаду:
— Скажи ему что, если не станет дурить, то останется в живых.
И добавил для всех, кто был рядом:
– Ну, а пока, пойдёт с нами!
Саму дорогу у Калуги не спрашивали. Ориентир, упомянутый пленником – замерзшее мореное озеро, сам подсказал Кариму, где отыскали их рубины враги, вернувшиеся через десятилетие на место своего преступления. Тут же охотник своеобразно сравнил повадки нового врага: – Ну, точно как медведь – добрался до останков растерзанной, но не доеденной и оставленной впрок козы.
И, далее, не теряя ни минуты драгоценного времени, отряд, вооруженных до зубов, воинов двинулся наверх. Заставив своего нового попутчика повторить в точности, но в обратном порядке, только что пройденный им, путь к леднику…
…Максимова ненадолго всполошило внезапное бегство Калуги. Особенно он ярился лишь в тот самый момент, как только узнал о неудаче сообщников, посланных им в погоню. Да так, что даже потребовал, было, поднять в небо вертолет, чтобы наверняка уничтожить с воздуха, ненужного более, проводника. Но пыл Кента своевременно остудили аргументы первого пилота Лукашова. Тот сумел доказать полную неразумность лишней траты запасов горючего, и без того весьма скудных.
Доводы профессионального пилота возымели своё действие. Обычно не терпящий возражений, басино, на этот раз позволил себя переубедить. Сделал это ещё и потому, что сам сообразил – исчезновение бывшего спецназовца не главная из бед. Как-никак, мало что, лично им – Максимовым, потеряно. Ведь, живым тот из здешних мест вряд ли когда выберется.
А тут еще Чара, желая искупить вину за потерю «подопечного», поведал о последнем «подарке» Сергея:
– Это Калуга, своим бегством, невольно привел нас туда, где сам сбросил когда-то, хурджины с рубиновой рудой.
– Собрать все, до единого камушка! – велел Кент, лично побывав на месте долгожданной находки.
И, будучи очень даже обрадованным, подобным оборотом дела, просто махнул рукой на исчезновение пленника:
– Нет, как говорится, худа без добра!
Но, ярко выделявшаяся на обычных камнях и тем более на снегу, разноцветная порода, напичканная драгоценными кристаллами, оказалась рассыпанной на довольно широкой площади. Да ещё собрали ее пока гораздо меньше, чем бы хотелось Кенту с его неиссякаемой жаждой к обогащению. Только одно спасало незадачливых преследователей беглеца от его гнева. То, что причиной стало не собственное их ротозейство. К тому же стало и не до воспоминаний о Калуге. Даже поиски остального «вертолётного балласта», сброшенного десять лет назад на снег, пришлось прекратить, исключительно по вине, внезапно изменившейся, погоды.
Прошлая, довольно морозная ночь, как и предполагалось, днем сменилась солнечным великолепием. И так держалось довольно долго. Однако, уже к вечеру тех же суток, природа опять закапризничала. Плотные тучи плотно заволокли вершины вокруг горного озера, обещая в скорости метель. И с каждым новым часом пугали участников экспедиции дурными предчувствиями.
– Вот теперь нужно взлетать! — первым поднял перед Максимовым тревогу самый опытный вертолетчик экипажа «Ка-32», Михаил Лукашов. – Иначе, своими силами, потом из-под снега придётся неделю машину выкапывать!
К тому же, начавшийся буран грозил окончательно похоронить надежды на поиск, оставшихся на морене и леднике, кристаллов. Чем перевесил чашу весов в споре о необходимости полёта в пользу сторонников позиции авиатора. Началась экстренная подготовка к эвакуации с ледника.
Готовящийся отлёт, однако, породил новые проблемы. Оказалось, что улететь могут не все. Несмотря на то, что, путь от места заправки до ледника и часы, потраченные на поисковые зависания над снежным безмолвием, значительно облегчили «Ка-32», теперь вертолёт снова был «набит под завязку». Ведь, взамен, выброшенных из салона, опустошенным бочкам, туда подняли со льда не меньший груз. Так что теперь, все свободное место занимали тяжелые брезентовые мешки с рудой из, никуда не годившихся более, на клочки растёрзанных хурджинов. Не считая, к тому же, немалое содержимое разбитого сундука.
– Можем не подняться! – заявил Лукашов, оценив количество находок.
Благоразумная оценка реалий, на которых настаивал Михаил Трофимович, заставила Максимова согласиться с этими его доводами. И басино приказал немедленно избавиться от всего, более не нужного, снаряжения.
По приказу Кента, его люди начали разгрузку многих вещей. К пустым бочкам из-под авиационного керосина, выброшенным ещё ранее на снег, присоединились, сначала щупы, верёвки. Затем ящики оставшихся консервов и даже металлоискатель. С, изрядно подсевшими, щелочными аккумуляторными батареями.
В такой спешке про трупы афганцев, до сей поры десяток лет пролежавших на месте падения с высоты, тем более никто не вспомнил.
— Ни кому они нужны! – махнул рукой Чара, который успел обшарить карманы одежды покойников и не нашедший там ничего, достойного внимания.
Дальнейшая участь останков незадачливых угонщиков вертолета была, по словам Кента, предрешена. И другие понимали, что после метели они снова окажутся под сугробами, способными на века сохранить в неприкосновенности все, оказавшееся под мертвой толщей снега! Нужно было эвакуировать отсюда живых.
Дальнейшие события показали, что предосторожности, предпринятые басино и его людьми перед отлётом с ледника, оказались не напрасными. Ещё бы час-другой, и кто знает, чем могло закончиться промедление в этой, самой природой устроенной, ловушке.
Они же успели унести ноги с ледника. Натужно ревя двигателями, «Ка-32» с трудом оторвался от снежного поля, взмыл в низкое грозовое небо и пошел восвояси. Только оторваться от гор не довелось. Пришлось снижать высоту полёта, буквально прижимаясь к складкам местности. И не от прихоти экипажа. Сначала снежный, а потом и грозовой фронты удалось преодолеть лишь путём этого опасного манёвра. Затем последовал дальнейший спуск к самой реке на дне ущелья. Так что обратно шли в сплошной мгле, ориентируясь только по бортовому радару.
Да ещё по сигналам надежного радиомаяка, оценил экипаж предусмотрительность прежнего решения Максимова. Этот прибор, благоразумно установленный его людьми на поляне, заранее расчищенной в диких дебрях зарослей тугаев Пянджского ущелья, словно магнит вернул кладоискателей обратно, в точку вылета.
Там Лукашов и посадил, уже почти лишившуюся всего своего топлива, машину.
На другой день, после сеанса радиосвязи Максимова со штабом, руководившим «воздушным мостом», подоспела помощь. На поляну пожаловали особо доверенные специалисты, обеспечивавшие секретную акцию «Фонда «Спасение». Прилетел и тот самый «Ми-8», когда-то забравший себе на борт груз наркотиков.
Теперь он освободил экипаж «Ка-32» и от дальнейших забот насчёт перевозки рубинов, и рудной массы. Да еще коллеги поделились топливом и полудюжиной довольно тяжёлых ящиков.
– Возьмете оборудование, оставшееся от спасательных работ! – велел Лукашову его шеф Максимов. – Его доставите на место в Таджикистане.
При расставании он ещё и подбодрил своих временных сотрудников:
– Там же произведем и полный расчет, включая премию за успешное завершение операции!
Что и говорить, суховатым выдалось прощание с экипажем «Ка-32». Но, при этом позаботился Кент еще и о том, чтобы пилоты самовольно не изменили предписанный маршрут. По его приказу, в качестве пассажиров, остались, практически, все те, кто участвовал в поисках рубинов. Включая и автоматчиков. Только не обошелся Кент на земле без их строгого «бригадира» – Гончарова. На этот раз тот должен был пересесть в «командирский» вертолёт руководителя «Фонда «Спасение», якобы, по приказу, поступившему свыше.
Первыми с места секретного «рандеву» поднялся экипаж Лукашова. Привычно набирая высоту, горбатая машина вскоре превратилась в еле различимую точку. Буквально с каждой новой набегающей секундой все более исчезавшую в насыщенной синеве небесного купола, что нарядным хрусталём накрывал окружающие белоснежные вершины безымянных семитысячников.
Максимов, глянув из-под ладони в след улетающей в вышину, машине, скомандовал радисту:
– Пора!
Тот безропотно забрался в кабину «Ми-8» с разогреваемыми двигателями. И уже там, устроившись на своем привычном месте, взялся за ключ рации. Отстучал команду. Точно зная о том, что этот короткий сигнал, поданный на, известной только ему, радиоволне, моментально приведёт в исполнение адскую машину. Безотказно исполнит смертный приговор, вынесенный Кентом множеству, ни в чем не повинных людей. Разве что, невольно пошли на грех в том, что излишне доверились, столь щедрому на мнимые обещания, нанимателю.
Сам Кент и не скупился на обещания, точно зная, что выполнять их не придется. Все завершится так, как ещё до полёта на Памир, окончательно решили наниматели авиаторов с Мангышлака.
...Электронный взрыватель исполнил свою роль без осечки. Сначала огненный шар распустился в небе. А потом до поляны донеслись и раскаты далёкого взрыва. Мгновениями позже на, заросшее диким, непролазным кустарником, ущелье реки Пяндж, посыпались обломки, прекратившего своё существование, уникального летательного аппарата.
– Теперь и нам пора домой! – довольно ухмыльнулся Кент, представляя, как будут найдены останки погибших.
Только он был готов к этому. Как и к тому, что придется горько сожалеть перед объективами видеокамер, рассказывая на различных пресс-конференциях о мужественных героях из Фонда «Спасение», отдавших свои жизни ради других.
Максимов не мог не быть довольным собой и проведенной операцией. Сладостно вспоминалась гигантская сумма, принесенная ему лично гибелью «Ка-32». Во-первых, по страховке. А во-вторых, он с полным основанием мог считать собственным достижением, куда большую экономию, чем выплаты семьям погибших членов экипажа разбившегося вертолёта. Только он один знал, что не нужно теперь платить здешним компаньонам за те две тонны героина, что, якобы, взял с собой, по пути «за речку», взорвавшийся при невыясненных обстоятельствах, вертолёт.
Теперь все его устремления сводились к другой проблеме. Оставалось решить самую последнюю, но не менее тщательно, им лично подготовленную, как и все предыдущие, операцию. И тут Максимов даже для себя самого вслух не произносил тонкости предстоящей доставки рубинового груза по месту назначению. Туда, где ещё только предстояло подвести итоги. А именно – поделиться добычей с «авторитетными столичными басино». С компаньонами по преступному бизнесу. С людьми, которые на своем подмосковном десанте, изначально одобрили, оказавшуюся столь выгодной для них, инициативу сибирского коллеги.
Поднявшись в небо, командирский «Ми-8» сделал круг над тугаями, где все еще дымились обломками взорванной машины. Но вовсе не от того, что Сергей Афанасьевич, лицемерно снявший генеральскую папаху с плешивого черепа, сожалел в ту минуту о погибшем экипаже. Просто требовалось точно определить координаты катастрофы. По которым её следы случайно «найдут» спасатели.
– Тогда именно, – ухмыльнулся Кент. – Когда дожди и снег сделают невозможным определить точную дату, разыгравшейся здесь, трагедии.