Солнце, завершив свой дневной путь, раскаленным шаром клонилось к горизонту, окрашивая оранжево-розовыми лучами вершины скалистых утесов. Ветер, играя высохшими стеблями высокогорных трав, шептал свою извечную песню о бесконечных далях и тайнах, хранимых молчаливыми исполинами заснеженных гор ... Время от времени тишина прерывалась грохотом сорвавшегося в пропасть камня, который, постепенно затихая, отдавался гулким эхом в крутых сводах ущелья.
На краю огромного валуна, застывшего над бездной, сидел человек. Он играл на свирели, и звуки мелодии, задумчивой и нежной, переплетаясь с шумом ветра, лились по камням, то исчезая в глубоких расселинах, то замирая в безбрежной выси. И звучала та мелодия печально и протяжно, повествуя о чем-то несказуемом и вечном.
Закатный луч, скользнув по каменистой гряде, упал на темное от загара лицо человека, заиграв бликами в его больших выразительных глазах, недвижно смотревших прямо перед собой. Ветер неслышно перебирал седыми прядями волос, шевелил складками грубой, вылинявшей ткани, покрывавшей немолодое сильное тело. Человек играл, и картины жизни, одна за одной, проносились перед его мысленным взором...
Он почти не помнил матери и отца, погибших при нашествии воинственных кочевых племен вместе со всеми жителями их деревни. Тогда его, беспомощного младенца, чудом оставшегося живым и умиравшего от голода и жажды среди обугленных остовов жилищ, подобрал и выходил странник, назвавший его Бивоем, Бесстрашным, и ставший ему и матерью, и отцом, и братом, и Духовным Учителем. Долгие годы жили они у истока великой реки, берущей начало среди неприступных снежных скал. Там, в суровых условиях диких гор, проводя дни в тяжелом труде, он с помощью своего наставника и друга постигал великие законы Мироздания, учился любить и понимать природу, слушал, сидя под звездным небом, мудрые сказания Учителя о тайнах Вселенной, затаив дыхание внимал древним легендам о героях и подвиге. Особое место в их беседах занимали рассказы Учителя о Великой Общине мудрых и справедливых людей, живущих высоко в горах. Там, невидимые постороннему глазу, они проводили дни и ночи в напряженном труде, собирая знания и посылая своих вестников в мир, оказывая помощь и предупреждая людей о грозящих бедствиях. Народ свято верил в мудрецов, слагая о них лучшие песни и предания, связывая с Великой Общиной свои самые сокровенные надежды и чаяния. Многие пытались разыскать в горах чудесную обитель, но мало кому это удавалось. Старики говорили, что найти ее сможет лишь чистый сердцем.
Уходя из этого мира, Учитель указал ему двигаться на север в поисках Великой Общины, говоря, что чистые мысли и сердечная молитва помогут отыскать Обитель Знания.
Много дней и ночей мальчик пробирался среди скал и ущелий, страдая от зноя и холода, сбивая в кровь ступни на острых камнях, но сохраняя в сердце трепетный огонь надежды на встречу с мудрецами.
Навсегда запомнил он тот день, когда, однажды, сидя у камня и растирая ушибленную ногу, он почувстаовал, впервые за долгое время, что не один. Подняв голову, прямо перед собой он увидел высокого незнакомца, облаченного в монашеское одеяние. Незнакомец приветливо улыбнулся, и словно теплом повеяло от его мудрых лучистых глаз. Не говоря ни слова, он вынул из складок одежды пучок терпко пахнущей травы и, присев возле Бивоя, принялся осторожно растирать им ушибленное место. Через некоторое время опухоль спала и утихла боль. Снова улыбнувшись в ответ на слова благодарности, незнакомец помог ему подняться и предложил следовать за собою. Довольно скоро глазам мальчика открылась чудесная зеленая долина, укрытая со всех сторон высокими скалами. Могучие кедры скрывали под своей тенью строения, а прямо, невдалеке от путников, из каменной расселины бил ключ родниковой воды. Радостно забилось сердце Бивоя, усиливая несмелую догадку, родившуюся с самого момента чудесной встречи с незнакомцем. Навстречу к ним уже шли мужчины и женщины и, словно прочтя его мысли, спутник положил ему руку на плечо и произнес: ”Мы ждали тебя”. Как много было для него в тех словах...
Его приняли как родного. Шли годы, наполненные радостью осуществления давней заветной мечты. Не замечая мелькающих дней, он трудился в одном из Ашрамов Великой Общины рядом с мудрыми великодушными людьми, овладевая многими науками и ремеслами, углубляясь в тайны жизни неба и земли, постигая Сокровенное Знание...
Еще мальчиком, живя со своим любимым Учителем, Бивой узнал от него о еще одной стороне жизни Общины. Много лет вела она борьбу с силами тьмы, стремившимися уничтожить Твердыню Знания. Учитель говорил, что битва эта продолжалась и днем и ночью, в видимом и невидимом мирах. Часто, когда они сидели под звездным небом у костра, ночной ветер доносил до них непонятные и тревожные звуки с гор. И слышались Бивою словно бы скрежет камней, лязг металла и страшный протяжный вой. Время от времени небо освещалось сполохами и рокот, похожий на громовой, прокатывался над горами. Учитель вставал и долго и напряженно всматривался вдаль. Лицо его было в те минуты сурово и был он особенно молчалив. Бивой знал, что в это время воины Общины вели битву с силами тьмы, пытавшимися прорваться в Твердыню. Предания гласили, что когда волны зла и невежества затопят долины, когда рассудок людской помутится от раздоров и алчности, а сердца превратятся в камень, со снежных вершин явится Владыка Света со своим Великим Воинством и в грозном бою сокрушит темные полчища и очистит землю от скверны.
Прожив несколько лет в Ашраме и повзрослев, Бивой избрал путь воина. Упорно обучаясь тайному воинскому искусству, участвуя во многих сражениях, он стал закаленным бойцом, совершенно владеющим сложной техникой поединка и способным в одиночку противостоять грозному и опасному противнику. Тогда, повинуясь велению сердца, он обратился с просьбой к Совету Общины о назначении его на охрану рубежей Твердыни, что поручалось лишь самым сильным и испытанным ...
Ему было доверено охранять один из проходов к Общине - узкую тропинку, между отвесно вздымавшихся скал, круто уходившую вверх, к высокогорному перевалу. За ним, на расстоянии дневного перехода, располагался основной Ашрам Братства. Именно это место вот уже в течение многих лет подвергалось непрекращающимся нападениям тьмы. Меняя тактику и время, используя различные приемы, враг стремился любой ценой овладеть проходом. Поддерживая мысленную связь с Твердыней, Бивой знал, что на других участках воины Общины также вели беспрестанные схватки за рубежи. Чаще всего враг нападал ночью, выбирая период полнолуния...
Солнечный диск, бросив последний луч на замершие склоны, бесшумно скользнул за гряду. Бивой, глядя на затухающее зарево облаков, чутко прислушивался к своему сердцу, которое, с каждой секундой угасающего дня наполнялось невыразимой тоской. Опыт и развитая интуиция безошибочно определили направление готовящегося удара, но к знакомым чувствам добавлялось еще вчера возникшее ощущение смутной тревоги, росшее с каждой минутой. Много боев было на его счету. Каждый бой во всех подробностях жил в сознании. И каждый раз Бивой готовился к очередному испытанию, словно впервые. Он всегда ощущал в сердце заботу и помощь братьев, но неизбежны были минуты, когда он вдруг чувствовал, что стоит,совершенно один, перед жестоким и сильным противником, и от его мужества и стойкости зависит судьба всей планеты.
На горизонте исчезли последние краски. Усиливаюшийся ветер гнал по небу рваные облака, то и дело открывая с другой стороны горизонта восходящее ночное светило. Переведя взгляд с багровой, поднимавшейся над скалистыми уступами полной Луны, Бивой взглянул с камня в чернильную мглу бездонной пропасти, дна которой даже в полдень не достигал солнечный луч. Глаза отшельника различали множество красных точек, то вспыхивавших, то гаснущих в серых клочьях тумана, поднимавшегося со дна ущелья. Клубясь, туман поднимался все выше и выше, словно стремясь затопить все вокруг. На Бивоя пахнуло сыростью, и острый слух его уловил доносящееся со дна, едва слышимое движение, как будто бы множество когтей скреблось по острым камням отвесных стен. Спрятав свирель, Бивой поднялся и несколько мгновений неподвижно стоял, выпрямившись во весь рост. Луна, поднявшаяся в зенит, осветила мертвенным светом его суровое сосредоточенное лицо, обращенное к перевалу. Чувство тревоги, усиливавшееся с каждой минутой, звенело струной в каждом нерве. Спрыгнув с камня, Бивой прошел в противоположный конец каменистой площадки и развернулся лицом к пропасти, закрывая спиной узкий проход в скалах и тропинку, круто уходящую вверх.
Неясные скребущиеся звуки, доносившиеся со дна пропасти, становились все явственнее. Перекрывая шум ветра, над ущельем пронесся дикий вопль, отразившийся многоголосым эхом в молчаливых скалах. Бивой знал, что в этот момент тысячи отвратительных существ, саранчой облепивших стены ущелья, карабкаются вверх, к его площадке, подтягиваясь на мощных когтистых лапах. То были асуры - воины тьмы, наделенные страшной физической силой, обладающие подобием человеческого тела, покрытого жестким панцирем костяных чешуй. Ожидая противника, Бивой прислушивался к гамме чувств, перекликающейся в его сердце, не знавшем страха и бившемся ровно и глубоко. К знакомым ощущениям воина, готовящегося к схватке, добавилось тревожное предчувствие, словно кто-то невидимый шептал в самое сердце: “слушай...слушай...слушай...” Отогнав тревожные мысли, Бивой ощутил свое сердце огненным шаром, все больше раскалявшимся с каждым ударом. Скоро огонь наполнил все его естество, пламенными струями переливаясь по телу и разгораясь все ярче и ярче. Напряжение, росшее с каждой секундой, достигло предельной точки и, наконец, взорвалось, взметнувшись ввысь огненным смерчем. Бивой стоял, окруженный стеной серебристого пламени, ослепительным факелом освещая пространство вокруг. Светел и грозен был его лик, обращенный к ущелью.
Посыпалась под весом тяжелого тела каменная крошка и в следующий миг мускулистые руки с когтистыми пальцами вцепились в край карниза. Подтянувшись рывком, передний асур наполовину показался над краем и застыл, впившись в Бивоя глазами-бельмами без зрачков. Через мгновение он вспрыгнул на камень, освобождая место карабкающимся следом. Хищно оскаля пасть, усеянную острыми зубами, с которых капала зловонная слизь, чудовище сделало два быстрых шага вперед, цокая по камням когтями ног, и замерло, изготовившись к броску и выставив вперед усеянное острыми крючьями копье. Вслед за первым асуром, одна за одной переваливаясь через край, на площадку поднимались новые и новые сгорбленные тени, хрипло дыша и выстраиваясь в боевой порядок. Краем глаз Бивой видел, как, справа и слева от его карниза, продолжали карабкаться по почти отвесной стене все новые группы чудовищ, стремясь получить преимущество по высоте и, насколько это было возможно, окружить воина. Держась когтями за выступы камня, они продвигались все ближе, стремясь приблизиться на расстояние прыжка. Вскоре вся площадка до половины была заполнена асурами, выстроившимися вогнутым полукружьем. Замерев подобно каменным изваяниям, они не спускали с Бивоя глаз, фосфорицирующих багровым злобным огнем. Холодный ночной ветер, заунывно выл в расселинах камней, обдавая сырой влагой тумана. Отшельник, напрягшись, словно изготовившийся к прыжку лев, стоял, немигающими глазами глядя прямо перед собой, и молнии, сверкающие вокруг его неподвижной фигуры, вспышками освещали сомкнутые ряды врагов. Казалось, время замедлило свой бег, и само небо замерло перед началом жестокой схватки. Необычайно долго тянулись секунды, растягиваясь в вечность. Внезапно протяжный вой прокатился над горами и асуры, разом отозвавшись свирепым ревом, одновременно бросились на воина, выставив вперед острые, как иглы, копья. Взорвавшись огненным вихрем, Бивой метнул навстречу ослепительный серп пламени, скосивший передние ряды атакующих. Устремившись вперед, отшельник увернулся от тучи копий и стрел, со свистом пронесшихся над головой. Огненным тараном врезавшись в гущу противника, воин защитил себя от града камней, вырванных из скал и брошенных в него выбравшимися наверх асурами. Опрокинув нескольких чудовищ, Бивой молниеносно наносил удары огненным клинком, рассекая надвое напирающих отовсюду врагов. Под ногами, мешая маневрировать, корчились обожженные тела, но все новые ряды чешуйчатых тел накатывались на отшельника, стремительно отбивающего десятки нацеленных в него жал и окруженного сиянием ослепительно сверкавшей в его руках молнии. Все слилось в сплошную огненную карусель. Перед лицом Бивоя мелькали оскаленные хрипящие пасти, когтистые лапы, крючья копий, а в сознание, словно через пелену, проникал неистовый рев атакующих, вопли раненых и грохот падающих вокруг камней. Отступив к каменной стене, Бивой видел, что асуры стремились взять его в кольцо, все дальше тесня от прохода. Но он был спокоен, время от времени бросая взгляд на ровно мерцавшую стену синего пламени, запиравшую вход. Эта стена будет стоять, покуда бьется его сердце, и ни один из врагов не ступит за нее. А если он погибнет, она взорвется со страшной силой и обрушит на тропу громадные глыбы, свергая в пропасть каменистую площадку и надежно запирая проход.
Тесня Бивоя, группа асуров разделилась, и часть ее бросилась к проходу. Передние несколько фигур лишь едва коснулись стены, как она тут же ответила мощной вспышкой пламени, превратившей нападающих в груду обугленных тел. Неистовый вой потряс твердь. Асуры поняли, что покуда Бивой жив, им не пройти через огненный рубеж. Отбивая и нанося удары, воин интуитивно взглянул вверх над головой и увидел огромную глыбу, медленно сползавшую с уступа, толкаемую несколькими асурами. Словно бы нехотя, камень оторвался от карниза и всей громадой обрушился вниз, грозя похоронить под обломками сражающихся. Ускорив внутренние процессы организма, Бивой бросил свое тело к самому краю карниза, за пределы окружившего его кольца. Для воина все вокруг замедлилось и плыло, будто во сне. Огромный кусок скалы, словно невесомый, вращаясь, парил в воздухе и, наконец, со страшным грохотом обрушился на потерявших Бивоя асуров, сминая тела и увлекая в пропасть многих противников. Обернувшись, отшельник увидел накатывающуюся на него стену врагов, стремившихся столкнуть воина в бездну. Бивой на мгновение сделал свое тело бесплотным, и асуры, словно через облако, пронесшись сквозь него, сорвались с обрыва, разбиваясь об острые камни. Бивой потерял счет времени, и лишь светлеющая полоска горизонта указывала, что до рассвета оставалось недолго. В горячке боя, контролируя энергию и прислушиваясь к огненной работе своего сердца, Бивой по-прежнему ощущал чувство тревоги, словно подсказывавшее ему беречь силы. Очередной удар копья, парированный с небольшим запозданием, распорол ткань плаща. Бивой, выпрыгнув высоко вверх, метнул под ноги асурам огненный шар, разорвавшийся осколками раскаленного камня. Очутившись у огненной стены, Бивой изготовился к очередному удару, но асуры, вдруг отхлынув о него темной волной, выстроились и замерли по краям площадки, выставив частокол копий. Стало необычайно тихо, лишь умирающие чудища, извивающиеся посреди уступа в каменном крошеве, свистящим шипением вторгались в монотонный шум ветра.
Выпрямившись, Бивой внимательным взглядом обвел застывшие фигуры, быстро осмотрел каждую складку нависающих скальных карнизов. Нигде ни движения. Отшельник безошибочно угадал, что тот момент, к которому он внутренне готовился на протяжении всей схватки, настал. Мгновения мелькали одно за другим. Внезапно, из бездонного мрака ущелья темной тенью стремительно взметнулась и неслышно опустилась на край выступа укутанная в черное покрывало фигура. Ветер трепал складки бесформенного одеяния и волосы, собранные узлом на темени удлиненного черепа. Узкое бледное лицо, с закрытыми глазами и плотно сжатыми бескровными губами, было недвижно. Бивой молча смотрел на застывшую фигуру, ожидая дальнейших действий. Свет бледнеющей луны, прорвавшись сквозь пелену несущихся по небу облаков, упал на мертвенный лик. Сомкнутые веки, словно в ответ, задрожали, и вдруг широко распахнулись, обнажив бездонные провалы страшных глаз. Будто два стальных жала вонзились в сердце воина, отдавая в мозг пронизывающей болью. Покачнувшись, Бивой схватился рукой за каменный выступ, стараясь удержаться на ногах. За всю свою жизнь не встречал он такого проявления враждебной мощи. Этот взгляд прибил его к скале и неумолимо затягивал в бездну расширенных зрачков, сковывая мысль и парализуя волю. Пытаясь унять ледяную дрожь, захлестнувшую все тело, Бивой сжался в тугой комок, стремясь освободиться от власти чужой силы. Все померкло. Ни один звук не проникал в гаснущее сознание, покрываемое удушающей мглою. Бивой ощущал лишь разрывающееся от боли сердце да удары молота в висках, и никак не мог оторвать глаз от жутких воронок нацеленного на него взгляда. Рванувшись вперед, воин сделал два шага и рухнул на колено, не чувствуя онемевших ног. Голова, налившаяся свинцовой тяжестью, бессильно опустилась на грудь, и тьма сомкнулась над затуманившимся взором...
Бивою чудилось, что он, потеряв направление, плывет в кромешной тьме по густым и тяжелым волнам, мерно поднимающим и опускающим его в душном мареве влажных испарений. И он не в силах шевельнуться и вырваться из власти этих волн. Долго и мучительно тянулось время. Вдруг словно искорка мелькнула в беспросветной тьме, и Бивой в страшном напряжении протянул к ней непослушную руку, пытаясь что-то крикнуть. Искорка начала приближаться, стремительно увеличиваясь в размере и скоро, превратившись в ослепительно яркий шар, коснулась его лица, обдав теплой свежей струей. Перед глазами замелькали и исчезли цветные огни, и Бивой увидел себя ребенком, стоявшим вместе со своим Учителем на краю пропасти. Перед ними, звеня на ветру, вибрировала тонкая струна каната, протянутого на другой край обрыва. Учитель, ступив на канат, быстро прошел на его середину и обернулся, остановившись над самой бездной. “Бивой! - позвал он - Не отставай, сынок!” Бивой сделал шаг и, взглянув в бездонный провал, покачнулся. Отпрянув, он вжался в каменную стену, дрожа всем телом. “Я не могу, Учитель! Мне страшно!” - воскликнул он в отчаянии, и слезы невольно покатились у него из глаз. Учитель стоял над бездной и смотрел на него так, как не смотрел никто в целом мире. И светились в его глазах суровая доброта и нежная забота. “Ты можешь пройти, Бивой. Все в твоем сердце: и победа и поражение, страх и мужество. Ты можешь победить свой страх, навсегда вырвав его из сердца. Иди! ” Учитель протянул навстречу руку и мальчик, отвечая на зов, робко ступил на дрожавшую струну каната...
Видение исчезло и сменилось новым. Бивой видел себя среди Старейшин Общины, перед уходом на отдаленный рубеж. Тогда Старший Брат взглянул ему в глаза и тихо произнес: “Иногда будет очень трудно, Бивой. Иногда будет казаться, что оставляют силы и никнет воля. Но помни, что силы духа неисчерпаемы, если призваны сознательно. Прими сердцем эту истину и иди вперед. Тогда ты станешь непобедимым и никто и ничто не сможет сокрушить твой дух.” С этими словами он одел на шею Бивоя древний амулет - продолговатый белый камешек, словно изнутри светившийся дивным светом. “Помни, что мы всегда с тобой.”
Видение сменилось и Бивой увидел себя стоящим перед братьями и сестрами Общины. Десятки лучистых глаз безмолвно смотрели на него с любовью, суровой нежностью и надеждой. Словно огненные нити протянулись к Бивою, наполняя его невиданной силой чистого пульсирующего пламени. Сердце Бивоя, встрепенувшись, потянулось навстречу, забившись радостно и благодарно. А в сознании, словно мощный колокол, звучали слова: “Силы духа неисчерпаемы и мы всегда с тобой...” В душе Бивоя вдруг родился и, стремительно набирая силу, вскипел поток очищающего пламени. Нарастая и ширясь, он сметал со своего пути черную пелену, покрывшую сознание, и растапливал ледяной холод, сковавший тело...
Очнувшись, словно после мертвого сна, Бивой глубоко вздохнул, расправляя онемевшие плечи. Сколько мгновений прошло в страшном забытьи? Чувствуя приливающую мощь, воин вскинул голову, метнув взгляд в жуткое лицо напротив. Замерла змеившаяся на бескровных губах торжествующая улыбка, и дрогнули, словно от внезапного удара, черты бледного лика. Все сильнее ощущая разгорающийся во всем теле огонь, Бивой поднялся с колен и твердо глядя в страшные глаза, медленно и грозно двинулся вперед, шаг за шагом приближаясь к черной фигуре. Глаза колдуна метали яростный огонь, пытаясь вновь овладеть волей отшельника. Словно два клинка, высекая искры, сошлись взгляды. Пламень, вспыхнувший в глазах Бивоя, раскаленным потоком жег провалы глазниц асура, и уже ничто не в силах было остановить его. Бивой неумолимо шел на врага и тот, вдруг осев, схватился руками за голову. Жуткая гримаса боли и ненависти исказила лицо колдуна. Раскачиваясь из стороны в сторону, он бешено завращал зрачками, издавая звериный рык, и из открывшегося рта хлынула наземь черная кипящая пена. Забившись, словно в агонии, асур выгнулся дугой и с треском вспыхнул, разорвавшись черным дымным пламенем. Клочья темного покрывала закружились на ветру, изчезая в провале ущелья. Обезумевшие от ужаса враги, с диким воем, сминая и давя друг друга, ринулись к пропасти, бросаясь с каменного карниза вниз...
Стихли последние звуки ударов тел о камни, и эхо донесло со дна ущелья предсмертный рев умирающего асура. Отступив от края пропасти, Бивой взглянул на алую полосу горизонта, и луч восходящего солнца ослепительным потоком брызнул из за склона горы, освещая поле битвы. Отшельник обернулся в сторону перевала. Там, в глубокой синеве ясного утреннего неба, играя огненными красками, переливалась радуга...
* * *
На краю огромного валуна, застывшего над бездной, сидел человек. Он играл на свирели, и звуки мелодии, задумчивой и нежной, переплетаясь с шумом ветра, лились по камням, то исчезая в глубоких расселинах, то замирая в безбрежной выси. И звучала та мелодия торжественно и просто, повествуя о чем-то несказуемом и вечном...