Своя красота

Анна Боднарук
                СВОЯ   КРАСОТА

     Почему мне, из моего детства, больше запомнился именно этот эпизод из сотен других подобных этому, как и то, что мытьё тела не обойдено вниманием поэтами-песенниками и художниками, по крайней мере на Украине и в России, это мне трудно объяснить. Помню ещё в те далёкие пятидесятые годы двадцатого столетия из репродуктора, похожего на большую чёрную шляпу, доносилась песня Украинского Закарпатья.
       «На камэни ногы мыю. На камэни стою. Кругом мэны хлопци вьются, а я сы нэ бою…»
     Уже в России услышала другую песню:
      «Мыла Марусенька белые ноги…»
     И о чём бы там дальше ни пелось, для меня уже ровным счётом не имело никакого значения. Я много раз в своей жизни видела, как мыли ноги в речке, у ручья и даже у колодца, самые разные женщины, девушки и даже бабушки, но всё увиденное тускнело перед детским воспоминанием о том, как мыла ноги соседка наша, которая жила через дом от нашего двора. Сейчас я бы её назвала – Анна Андреевна. А тогда называла просто – тётя Ганя.
     Каждый день тётя Ганя шла мимо наших ворот, продев коромысло под дужки цинковых вёдер и вскинув их на плечи, быстрым шагом к колодцу по воду. (Нет, не «за водой», а именно - «по воду». За водой плывут утопленники). Но, однажды, тётя Ганя уже с полными вёдрами, остановилась у нашей копанки, маленького прудика. Сняла с плеч коромысло, аккуратно поставила вёдра в ряд, не расплескав ни капли влаги, а коромысло кинула в траву. Сама, сняла с головы косынку, назад, как снимают мужики шапку, развязала узел, встряхнула её и, привычным движением рук, ловко и красиво повязала косынку на голове так, что ни один волосок не выбивался из-под косынки. Опустив руки, чуть наклоняясь вперёд, захватила с обеих сторон подол своей широкой юбки, заткнула концы подола за пояс. Теперь из-под юбки выгладывала, немного недостающая до колен, белая полотняная сорочка с узорным, ручной вязки кружевом. Закатав выше локтя рукава в мелкий цветочек кофты-голошейки, направилась к самому краю копанки. Стала обеими босыми ногами на плоский камень, низко наклонилась и, широкую ладонь сложив черпачком, начала хлюпать воду на свои крепкие ноги.
     В эту минуту я стояла в своём огороде, возле куста дикой смородины, именуемой в нашем селе – пузычки и лакомилась зрелыми ягодками. Но с приходом тёти Гани, о ягодах забыла. Мало того, я даже съёжилась, представляя себе, как же ей холодно должно быть, мыть ноги ключевой водой, которая заполнила маленькую копанку. Однако на лице женщины не было испуга, а напротив – бесконечное блаженство. Она растирала ладонями ноги от колен до кончиков пальцев так тщательно и с таким удовольствием, будто качалась на качелях. Руки растирали икры ног, подколенные впадины, косточки, ступни. Потом она оглянулась, нашла камушек и начала им шоркать пятки.  Ноги тёти Гани стали белыми с лёгким розоватым оттенком. А я, мелюзга, дошкольного возраста, зачарованно смотрела на процедуру мытья ног тридцати пяти летней женщины, крепкой, костистой, грудастой, колхозной работницы. Красота её тела, лёгкие движения рук, поворот головы, статной, уверенной в себе женщины, матери троих детей, заставили восхититься меня, ничего ещё в жизни не видавшей. Даже горе вдовичества не коснулось её породистого тела.
     Напоследок, несколько раз плеснула горстями воду на свои чистые ноги, женщина распрямилась, из-под руки посмотрела на солнце и осторожно ступила на траву. Одёрнула юбку, поддела коромыслом дужки полных вёдер и легко подняв, привычно положила плоскую серёдку коромысла себе на плечо. Покачивая округлостями бёдер, осторожно ступая босыми ногами, вышла на тропинку, что тонкой лентой легла вдоль наезженной подводами дороги.
     Я же смотрела, забыв обо всём на свете, пока соседка не завернула за угол и не  пропала из виду. Только потом опомнилась, вздохнула, посмотрела на свои тонкие ноги. Лёгкое разочарование обожгло моё самолюбие. Но соблазн был так велик, что я потихоньку выскользнула за калитку на улицу. Подбежала к копанке и постаралась повторить, как ритуал, все движения рук тёти Гани. Прикусив губу, чтоб не вскрикнуть от обжигающего холода воды, я мыла свои во многих местах исцарапанные ноги. Даже тем же камушком потёрла свои детские пяточки. Мои длинные косы, досаждая мне, скатывались на грудь. Зелёные атласные бантики ныряли в воду. Подол платья тоже был мокрым. Как я ни старалась, главного я так и не достигла. Загоревшие до шоколадного цвета мои ноги упорно не желали отмываться до белизны.   И я, снова и снова, плескала воду на свои тонкие, такие непохожие на тёткины, ноги.
     Видимо я долго хлюпалась в воде. Дома меня хватились, начали искать. К копанке подошёл дедушка.
     - Хватит плескаться! Посинела уже от холода…Держись меня за шею…
     На своих плечах дедушка принёс меня к нашему дому, усадил на рядном застеленную завалинку. Вынес из хаты большой мамин клетчатый платок и им укутал меня. Я дрожала всем телом и тихо всхлипывала. С огорода во двор пришла мама. Села рядом со мной. Я посмотрела на неё и ещё больше расплакалась.
     - Вот  дурёха! Зачем тебе быть похожей на тётю Ганю? Вырастешь, у тебя будет своя красота…
     С той поры прошло много лет. Теперь я в своём саду, под вечер, набираю ведром из бочки нагретой на солнце воды и мою ноги. Непременно за этим занятием вспоминаю тётку Ганну. Где Сибирь, а где далёкое Украинское село Букатинка! Только для памяти километры – не расстояние. Даже краски и запахи не стёрлись. Видно не зря говорят: то, к чему душой прикоснёшься – не забудется.

                24.01.11 г.