Осень 1612г.
Горный ручей, берущий свое начало с родников и снега на вершинах гор Фероксмонс, через пару лиг своего пути становится дикой и необузданной рекой. Выплеснув всю свою природную ярость здесь, в горах, река срывается водопадом в восточных предгорьях. Отсюда она, называемая кеннирами Вёсерон, неторопливо несет свои воды меж холмов и лесных полос на восток, где впадает в реку Каа’м.
Если путешественнику доводилось идти из земель Ши, что в Гидерийской лощине, по Ан-амарскому тракту, который проходит через Малые Королевства, то он обязательно пересекал Вёсерон и попадал в это любопытное место. Чем дальше тракт уходил на север к устью Каа’м тем реже путник встречал поселения и фермы.
Подчиняясь некоей гипнотической атмосфере тревоги, странствующие избегают одиноких людей, что пасут стада коз в зарослях диких трав и сорняков.
Поселившиеся в предгорьях пять веков назад предки нынешних земледельцев сами сторонились этих коренастых людей с близко посаженными глазами и скошенными лбами. Замкнутый образ жизни шафетов, их обычай селиться большими общинами-семьями и узкородственные кровные браки, которые привели к медленному умственному и телесному вырождению их общин, породили множество слухов и сплетен. Сами поселения, как и внешний вид их хозяев, вызывали у любого пришлого приступы отвращения. Скопища полусгнивших, покрытых плесенью, готовых развалиться домов с односкатными крышами, ютившихся на склонах мрачных холмов над которыми витал запах испражнений и гниения, к которому примешивалось некое смутное чувство беспокойства, что пропитало собой не только поселения аборигенов, но и окружающий ландшафт.
Несмотря на то, что древние предания старожил о греховных обрядах атромантии, человеческих жертвоприношениях, разнузданных плясках у костров на вершинах холмов и таинственных фантомах с длинными руками, что таятся в лесах, ныне воспринимаются с насмешкой, путешествующие по тракту люди продолжают остерегаться этих мест. Свои неосознанные страхи они логически связывают с регрессировавшими общинами шафетов. Со времен падения империи Архвальд, когда Император-Некромант, а затем и его дочь, Королева Мертвых, пытались навести в здешних диких краях хотя бы подобие порядка, шафеты свободно начали поклоняться своим богам. Это явление, в последнее время, стало характерно для захолустных уголков бывшей империи. Но история этих краев, благодаря шафетам, уже полтора столетия пестрит рассказами об убийствах, исчезновениях людей, полуночных сборищах, где горят костры, и раздается грохот барабанов, перемежаемый воплями аборигенов.
Ближе к предгорьям расположился маленький город Миервольд – последний очаг цивилизации на Ан-амарском тракте вплоть до Улльского княжества. Отцы-основатели этого городка, как и многие другие, пришли в эти земли с запада, посему среди местных до распада империи были распространены абенианские быт и верования. Но, с приходом беженцев, из разоренных талийских территорий, город рос и лишь самые старейшие семьи сохранили старый уклад жизни. Вместе с пришлыми в Миервольде укоренилась и новая религия – вера в Семерых Богов Альдейского королевства. Поначалу жрецы некоторых новых богов читали разгромные проповеди в отношении абенианцев и их почитании Драколича. Вскоре они прекратили нападки в отношении этой религии – именно тогда, когда начали происходить странные явления на холмах к востоку от города и похищения людей.
Старейшие жители города вспомнили тогда об историях, что рассказывали им еще их деды о шафетах и их культе неких потусторонних существ, которых те называли Ждущие-за-Порогом . В ту ночь большая часть вооруженных мужчин Миервольда, ведомые жрецами двинулись к холмам, откуда раздавались барабанный бой и молитвы аборигенов своим богам. Когда же они вернулись под утро, некоторые из мужчин были бледны и их вели под руки. На настойчивые расспросы никто из них не отвечал, предпочитая прятать глаза и отговариваться тем, что они убивали не людей. Поведение жрецов же было более странным. Каждый из них на следующий день после кровавых событий ночи собрал прихожан и произнес одну и ту же пространную проповедь о неких демонах, что обитают на холмах и о том, что жителям следует остерегаться ходить в одиночку за стенами города и заходить в леса не только ночью, но и при свете дня.
На следующую ночь кто-то поджег храм Семи Богов, а все жители слышали раздававшиеся издалека звуки барабанов и выдели отблески костров на холмах. Эта проклятая ночь жителям Миервольда запомнилась еще и безумным стрекотом цикад, который оборвался вместе с барабанным боем на рассвете, а вся земля вокруг города была усеяна мертвыми насекомыми.
На пепелище храма миервольцы нашли несколько тел шафетов. Их скрученные трупы представляли собой жуткое зрелище, а на их бледных обескровленных лицах осталась гримаса безграничного ужаса. Трупы малефиков решили не предавать огню, а оставить лесным падальщикам. Но и тут не обошлось без сплетен и домыслов о том, что могло напугать до смерти шафетов. Масло в огонь слухов подлил жрец Драколича. Увидев трупы, он сказал другим жрецам: «Даже после смерти его дух не может упокоиться».
После этого несколько смельчаков обыскав местность вокруг пепелища, бывшего недавно храмом, обнаружили вход, высеченный в скале. Миервольд, к слову сказать, был самым старым городом в восточных предгорьях, но спуск вниз выглядел более старым, чем город. Ступени, высеченные в камне, были покрытии мхом, а сам вход зарос вьющейся травой и кустарниками. Но никто из них так и не решился ступить даже на одну ступень вниз. Как они сами говорили, там что-то обитало. Что-то злое и безумное, из темного прохода просто сквозило болью и гневом. Жрецы быстро пресекли подобные разговоры, потолковав с любопытными людьми.
Все эти истории путешественники воспринимают как сказки и курьезы, считая, что глупо верить в истории, что пришли из тех времен, когда существовал Архвальд. Но скептицизм чужаков быстро рассеивается, достаточно им покинуть город и подняться по горной дороге к руинам храма или же продолжить свой путь по тракту на север по холмам, среди которых можно разглядеть сутулые фигуры шафетов…