Мне кажется, я нахожусь в достаточно удобном поло-
жении. Хотя негласные правила общепринятой статисти-
ки могли указать на другое. Попытались бы настоять. Тогда
могло быть следующим образом:
– Мне кажется, я нахожусь в достаточно странном по-
ложении. Ах, как обворожительна странность!? Странность
чего угодно… Уже вызывает дремлющую устрицу интереса.
Ну как!?
Мне кажется, что вполне естественно какое то время
освоиться с ролью Луцилия, то есть адресата. Впрочем, и
адресующего также. После небольшого пояснения я мог бы
смело сказать:
– Я – Сенека!
На самом деле, когда впервые ко мне прижились «Нрав-
ственные письма к Луцилию», я читал их с точки зрения
адресата… Теперь же я ловлю себя на мысли, что я все боль-
ше мыслю адресующее… Хотя я как адресат, как Луцилий,
никуда не делся. Может, стал чаще бриться? Хочется ве-
рить, что и Нерону пока еще не до меня…
Так вот, наступает новое время. К слову сказать, сна-
чала «новое время» больше ничем и не отличается, кроме
как наступать… Постоянно. Одно и тоже… Экспансия ново-
го времени.
Хотя, если находиться в волне – так не кажется. Или
смотреть со стороны…Как будто бы время на тебя не рас-
пространяется. Ты словно бы сам по себе. Ты можешь быть
и сам, но не по себе. Никогда не по себе. Так что наберись
терпения и борись до очередного вздоха. До издоха, после
выдоха…
Мне, Луцилию, действительно, время казалось малосу-
щественным и безбрежным. Но только теперь я уверен, что
время само по себе абсолютно безнравственно. И если и свя-
зано с такой точкой аккапунктуры, как совесть, то только у
некоторых двуногих и вертикально передвигающихся осо-
бей. То, что касается их мыслительной деятельности, то об-
условлена она двумя основными форматами: вертикальным
или дневным, активным и горизонтальным, пассивным и
гедоническим.
Как только запущен хронометр – включается первая
иллюзия… Время – мое время, раздражает своей медли-
тельностью. И сначала непонятно, как это оно умудряет-
ся пребывать, убывая… Пребывающая витальность озна-
чает ее же растущее убывание… Пока не достигнет опре-
деленной точки на теле Сенеки. Я – Сенека! Понимаешь
будущее? То самое безбрежное и сладковатое, но почти
уже кем-то съеденное… Будущее истощается… Прошлое
переполнено черт знает чем… Огромный пузырь со всякой
всячиной… Но есть предел раздувания прошлого. Буду-
щее уже почти не дует… Сил нет. Зато пукает…
Отец умер давно. Он умирал почти семьдесят лет…
Так же, как каждый из нас… Умирает только тогда, ког-
да живет… Мысль не нова, но справедлива. Если тебя нет,
то и умирать нечему… Страшно везет всему живому – оно
умрет… «Страшно везет» – лучше не скажешь. Шансы
бывают только в детстве от экзистенциального страха. Со
скидкой на недоразвитость или переизбыток оптимисти-
ческого воображения. Или еще одно – вера в науку, кото-
рая, какой бы могущественной ни казалась, по существу
ничего изменить не может, кроме как интерпретировать
тему. В лучшем случае, лукаво оттягивая наш конец.
Одно замечание: мы слишком привязаны к плоти. К
своей собственной плоти, хотя получаем ее из другой пло-
ти совершенно неоригинальным, садистским образом.
Более того, потом мы привязываемся к плоти других су-
ществ – женщин, мужчин, детей, животных… Многие из
них нам становятся дороги, в том числе и с плотской точ-
ки зрения…
А что наука? Она, как и всё другое, пребывает в по-
исках тела…Перманентно занимаясь в основном матери-
альными объектами, в расхожем понимании телами, их
взаимодействиями и т.п. Надо понять самих ученых, ко-
торые когда-то были маленькими мальчиками и девоч-
ками, перепуганными смертью, поэтому они, как никто
другой, получают удовольствие от изучения плоти. От
ковыряния в ней и выдумывания ей всяческих счастли-
вых возможностей, для сенсационного продления ее су-
ществования.
Религия – это другая парадигма. Она обладает беспре-
цендентными возможностями, но увы, ее, по известным
причинам, мало интересуют поиски тела… Хотя, с этой же
точки зрения, она имеет некоторое противоречие, когда пе-
ревозбуждает церемонии бренную плоть священнослужи-
телей в переизбыток роскоши одежд. В этом случае фор-
ма как бы старается преодолеть смысл содержания, и ино-
гда кажется, что ей удается превосходить ее. Конечно, по-
добная церемониальность подчиняется закону меры, не мо-
жет не подчиняться. Этому нельзя научить и, мне сдается,
этого нельзя предписать. Это надо понимать и чувствовать,
и жить, не предвосхищая. С одним единственным услови-
ем – в Вере!
Ученик Сократа как-то сказал замечательную, на мой
взгляд, и непреходящую во времени, а значит, и по своей
ценности, мысль: «Всегда вероятно – наступление неверо-
ятного». Какое количество за этим стоит смыслов? Каких
смыслов?
И так – о плоти и без нее…
Отец приходил очень редко. Единственное место, куда
он мог проникнуть – это мой мозг. В любом варианте. Либо
когда я вспоминаю его. Спонтанно, ассоциативно, специ-
ально, в связи с чем-то, например, в определенные дни (дни
рождения, поминовения и т.п.) Или когда я не управляю
своим сознанием, как при бодрствовании. Короче говоря,
когда я вижу сны. Но есть еще третье состояние, когда, как
сейчас, я воображаю или он руководит моим воображени-
ем? Не во плоти… Здравствуй, отец!