http://www.proza.ru/2011/11/22/1422
Проснувшись, он заметил, как чья-то рука сместилась с его груди в сторону ног и стала шаловливо перебирать колечки волос.
- Какой же вы мохнатый, Харитон! Разве можно быть таким мохнатым!…
- Ветка. Что вы со мной делаете! Так нельзя: мы, всё же, в Венеции! Эдак, мы с вами не вылезем из номера даже поесть! – он повернулся к ней лицом. – А там – шведский стол, сыры! - он резко сел. – Сегодня у нас – Мурано. Остров такой тут есть.
Он заметил распахнутые сияющие глаза и, поколебавшись, решился:
- Вы, наверное, не обратили внимания… Ты не обратила… А я, когда шли из театра, заметил в витрине того стеклянного бутика… Не обратила?
Она глядела на него молча.
- Там, среди прочих фигурок, скульптур стеклянных, стояла лошадь. Просто такая небольшая лошадь на дыбах. Только она была не просто стеклянная, а наполовину прозрачная, наполовину тёмно-стеклянная. И, когда мы проходили мимо, она шевельнулась…
Веткины брови дрогнули. Он продолжил, чуть поколебавшись:
- Знаешь роденовскую «Вечную весну»? Я подумал, что если бы найти в магазине группу, стеклянную скульптуру из двух фигур, тёмной мужской и прозрачной женской, соединённых так же, как мы вчера… - она медленно приподымалась на локте. – Когда смотреть на такую группу фигур, они будут, как живые, шевельнутся. Как мы вчера… Но, искать такую группу бесполезно!-
- Милый! А я сейчас увидела другую скульптуру, - Ветка, обнажённая, подобрала колени, охватила их руками и машинально поправила волосы. - Я вижу стоящую во весь рост мужскую фигуру, а перед ней на коленях – женскую; мужчина смотрит вниз на женщину, его руки скрестились у неё на голове, а она… - Ветка вскочила и изящным движением спрыгнула на пол, - А она прижалась лицом к его упругому животу и смотрит вверх. А там, где соединяются их тела, при повороте скульптуры проскальзывает искра!...
Со звонким смехом она исчезла в ванной, оставив Зуева остывать.
Голос Антонеллы кричал в трубке, будто с другого конца Земли; оказывается, ею уже был заказан катер на Мурано. Внизу в ресторане Зуев уже собрал завтрак на стол, когда появилась Ветка. Узкая юбка красиво подчёркивала красоту её ног, совершенство груди угадывалось за глубоким декольте блузки. Ему показалось, что вечерний макияж несколько не соответствует солнечному дню за окном; ей снова можно было дать не больше двадцати двух.
Утренние толпы туристов, ещё более многочисленные, чем вечерние, слонялись по улице. Узкий канал был почти рядом, катер ожидали недолго. Ветка ловко прыгнула на покачивающуюся палубу, и Зуев уже хотел было последовать за ней, когда вдруг что-то сильно ударило его в левое плечо, и шалый мальчишка проскочил мимо, спасаясь от товарища. От неожиданности он не смог сдержать восклицание боли.
- Харитон!!! Что с Вами?...
Весь сжавшись в комок, он молчал. Меньше двух недель тому, ещё до того разговора с женой… Была первая игра в волейбол на впервые открытой в их дачном хозяйстве спортивной площадке, и их, мужиков и парней - если считать без него, - набралось только одиннадцать. Его ловкость… Колено? Колено – не помешает; Зуев всегда был уверен, что он может - всё! Голова помнила хорошо, но тело… На первом же розыгрыше подачи он со всего маху приложился левым плечом к земле! Ловок же ты, старпёр! Мысль резанула: неужели уже приехали! Хирург в травме сказал «перелом ключицы». Но, заковывать себя в гипс, выглядеть в Венеции, как самолётик братьев Райт… Сейчас единственное, что он смог - весело ответить:
- Ветка, всё о-кей! – хотя, похоже, голос выдавал его.
Катер пробирался и карабкался через весь город на север по мелким каналам, стены домов закрывали обзор, и катерщик, приближаясь к перекрёсткам, давал короткий гудок. Буквально через каждые десять метров приходилось пригибать голову под мостами – вода стояла высокая. Наконец, открылся простор лагуны, там и сям покрытый барашками пены. Невдалеке лежал плоский остров с одиноким собором и промышленными строениями на берегу, катер резко увеличил ход.
Зуев никогда не говоривший о болячках, сейчас прислушивался к себе, к плечу, снова набухающему. Нет, это не перелом! Это – хитрый артроз, такой различный по ощущениям. Зуевское деформированное (правда, совсем немного!) колено работает на сжатие, боль там бывает режуще-острая, видимо, как у жены. А в плече она тупая, «мутная» - видать, сустав растягивается. Ветка стояла прямо перед ним, от запаха развевающихся волос голова начинала неконтролируемое движение. Небыстро приближался удивительно чистый, промытый причал и на нём – три круглых стола с букетами цветов на каждом.
Веткины высокие каблучки звонко цокали впереди по деревянному настилу. Зуев вошёл за ней в тёплое немного затхлое помещение; в трёх больших печах бушевал оранжевый огонь. Четверо стеклодувов, вращая длинные железные палки, формовали каждый нечто вроде кувшинов; к вошедшим с любезной улыбкой подошла женщина.
- I speak english very фью, i dount спик italiano! I speak only russian, - едва не путаясь языком в зубах, произнёс Зуев заготовленную фразу, – If you has, простите, have been русскоязычный гид on year factory…
- O! Russian! russian… - заулыбалась женщина и замахала рукой девушке в чёрном халате; та, чуть помедлив подошла.
- Меня зовут Оксана. Что угодно господам?
- Господам угодно осмотреть музей. Господа нуждаются в гиде. Судя по выговору, Вы русская.
- Украинка.
- Интересно, - заметила Ветка, - как услышишь имя Оксана, значит – украинка, а если Олеся, то кто?...
- Белоруска, - согласно рассмеялись Оксана и Зуев.
- Оксана, милая, - доверительно заговорила Ветка, - я так много слышала о венецианском стекле!
- Теперь – муранское!
- Мы сейчас быстро… Мой спутник пока что осмотрит музей, а я бы хотела поговорить с кем-нибудь из мастеров и сделать заказ. Вы работаете по заказам?
- Конечно, - улыбнулась ей русскоязычная Оксана, - только выполнят его не сразу. Но, если надо быстро, я порекомендую Пьетро, - высокий парень возле крайней печи смотрел на них, - он очень уважает женщин, и Вам может быть удастся договориться... - обе понимающе, засмеялись.
- Харитон, я на минутку – с Оксаной. Идите, я Вас догоню. . Да-а! Скажите, сколько дней у нас есть, и когда мы улетаем из Венеции?
Зуев неохотно один прошёл в первый зал и стал ходить от витрины к витрине. Он смотрел на слетевшиеся на торт стаи из пяти или семи милых птичек небывалой расцветки, на букеты стилизованных пионов и роз, на уютного енота с рыбкой в лапах, на корабли с раздутыми парусами и клубами дыма над пушками, а мысль его всё вращалась и возвращалась к крайней печи. Он вернулся ко входу и поискал глазами. Ветка что-то говорила, пристально глядя на смотревшего на неё - как его? – Пьетро, а Оксана тоже смотрела на неё слегка расширенными глазами. И неожиданно его женщина… Его женщина кивнула этому Пьетро головой и, засмеявшись, подхватила осуждающе покачавшую головой Оксану под руку. Серый червячок прополз по душе Зуева и оставил свой чуть заметный липкий след.
Средний столик на причале был свободен; солнце, как бы, желая взять реванш за вчерашний ненастный день, старалось вовсю. Ждать пришлось недолго – сияющий красным деревом катер пришвартовался, и человек десять экскурсантов прошли на палубу; в рубку никто не зашёл. Похожий на него бритоголовый мужчина в тёмных очках пропустил впереди себя женщину, похожую на Ветку, позволил ей первой пройти на корму. Катер с места взял скорость. Как и утром, со стороны островков, разбросанных по лагуне, ветер приносил мелкие брызги и ласкал лицо, спутники впереди лопотали что-то по-немецки; Ветка слабо прислонилась к его, тихо ноющему, плечу и вдруг он почувствовал, как её рука осторожно пробирается в левый карман его брюк…
Лет сорок назад Ефим, сосед по коммуналке, однажды сунул ему в руки пачку листков папиросной бумаги, перепечатку эротической повести, якобы, Алексея Толстого. В начале Второй Отечественной войны германская шпионка, едучи по улицам Императорской Ставки на извозчике с русским офицером, адъютантом комзапфронта, играючи и прилюдно пробралась рукой в карман спутника, потом совратила его и, усыпив бдительность, выкрала секретные документы…
Кровь бросилась Зуеву в голову, в лицо, он пробормотал:
- Ветка, ты с ума сошла! Люди вокруг, что ты делаешь…
В запахе солоноватого встречного ветра мелькнул запах её духов.
- Убрать? Скажите, и я уберу…– она подняла невинные глаза и вдруг спросила, - а вы, Харитон, читая Паучка, уловили, что такое «пальцами себя изучаю…»?
Он уже не понимал, где он находится сам, где их катер, где Венеция и услышал:
- Любимый мой, посмотрите назад!...
Стоя к ним спиной, немец в тёмных очках, ритмично подавался к спутнице и, похоже, глубоко дышал; она, что-то шепча, ерошила его волосы, и, временами, откидывала голову. Зуев перевёл взгляд - два весёлых голубых глаза вдруг приблизились. Почти невесомый поцелуй коснулся губ, и его резануло нечто, похоже на горечь, когда рука, шаловливо и нежно пожав, наконец-то, найденную восставшую цель, ушла на свободу...
Неожиданно спутники на носу катера шумно и вразнобой заговорили, указывая руками куда-то влево. Мелькнуло словечко «elefant», и мимо катера неблизко проплыл огромный слон, поднявший хобот. Это же маяк, догадался Зуев. Наваждение уходило. Описывая широкую дугу, катер огибал далеко вдавшийся в лагуну мыс; вдалеке показались похожие на нелепую кучу серых грибов купола и карандаш колокольни собора Святого Марка.
http://www.proza.ru/2012/01/05/843