http://www.proza.ru/2011/11/22/1206
С утра и каждый день недовольство собой - и вообще всем миром! - нарастало. Несмотря на выслушанную нотацию, он не мог выгнать из головы эту строптивую Мурку: мало, мало ставил он её на место! Окончательно всё пошло наперекосяк, когда через неделю пришло толстенное письмо. Почерк был незнаком; подпись - М.К…
«Я почти уверена, Альберт, - читал он, - что ты непременно прочтёшь это письмо вслух и осудишь меня. Осудишь ты, не раз говоривший мне, что я - плохая! Это, действительно, так?... Впрочем, мне всё равно...»
Он подсчитал листы: ого, письмецо-то на четырнадцати страницах - никогда не приходили ему такие письма! Да, переписка была, бывала у него. Разная. С тётками, сёстрами мамы и отца, пара писем от одноклассников… А тут эта неизвестная писала:
«…как ужасно жить, не слыша тёплого слова, не видя ласкового взгляда! Моя мать – это типичная обывательница, даже Коробочка, в её мыслях только деньги и сплетни, а отец – гадкое сочетание Плюшкина и Собакевича. Я не люблю своих родителей, и - к чёрту дочерний долг! А как бы ты отнёсся к упрёкам, что поедаешь чужой хлеб?...»
Он жадно глотал послание! Поразили строки про мать и отца - начиталась Гоголя? Впрочем, во всех девятых в программе сейчас Гоголь…
«…ты спросишь: «а подруги?» Они жалеют тебя, в свою очередь выкладывают секреты… а затем твои тайны становятся достоянием многих… Ни одной из них я не сказала бы и половины из того, что хочу сказать тебе…»
Отложил прочитанные страницы…
«…с первых же дней, как только мы познакомились, я поняла, что ты скорее отрицательный, чем положительный тип…» (это польстило) «…показалось, что ты умнее и лучше многих, хотя на многих девочек ты производил неприятное впечатление. Я старалась не обращать внимания на твои насмешки, хотя твоё отношение ко мне сильно бесило…»
Он уже догадался, кто является автором письма, и чем дальше читал, тем твёрже убеждался, что оно от Мурки! Вот уж чего никак не мог ожидать!...
«…я мечтала о настоящей дружбе, о бескорыстном сильном друге, и такого друга хотела найти именно в тебе. Мне многие мальчики нравились, но в жизни я ещё никого не любила. Да и не хочу любить, потому что дружбу я ставлю гораздо выше любви, дружить это чисто человеческая потребность, а любовь – это, всё-таки, инстинкт продолжения рода (не будем щепетильны в этом вопросе)…»
Он посмотрел в конец письма:
«…мне ужасно хочется, чтобы ты пришёл к нам на вечер, пришёл бы один. Тебе не будет скучно, я сделаю всё, чтобы развеселить тебя! Но, даже если ты не придёшь, если вообще не хочешь иметь со мной ничего общего, всё равно напиши мне, успокой меня, отгони эту хандру. Ведь ты можешь это сделать. М.К.»
Никогда он не получал таких писем, был польщён, горд, хотя…
Одно было ясно: прав был брат Сергей! И сам он молодец, что именно так поставил себя в отношениях с ней! Немного обидела её изначальная уверенность в том, будто он намерен читать её послание кому-то вслух. Не понимает он разве, что это – очень личное! И спрятал письмо, решив на него не отвечать. Но назавтра, когда вернулся из школы, мама вдруг сказала:
- Какая плохая девочка, распущенная. Не дружи с ней!
Он возмутился:
- Я взрослый человек! Кто дал тебе право читать мои письма?
Тем не менее, через день, приехав к брату Сергею, он всё-таки позволил и ему ознакомиться с посланием; тот посмеивался, читая выдержки вслух, и иногда, похохатывая, одобрительно поглядывал на адресата:
«…я задаю себе вопрос, почему же всё-таки избрала тебя? Некоторые мальчики считают, что если девочка во-время не порвёт с мальчиком, всё, в конце концов, приведёт к одному концу. Это гадко, пошло, мерзко! Я уверена, что ты думаешь совершенно иначе… Я не думаю ни о какой любви, я вообще не могла бы полюбить тебя - я не люблю эгоистов… …как бывает больно, когда мечты превращаются в труху и нельзя остановить этого постепенного разрушения! Как горько терять прекрасные надежды…»
Сергей читал, а в Альке, как опарыши в банке рыболова, шевелились угрызения: такое письмо, всё-таки, нельзя показывать никому! Но раз, помимо него, уже двое – мама и Сергей - были в курсе его побед, почему бы не… И на следующий день в их классе то с одной, то с другой парты слышалось сдавленное хихиканье. Некоторое время он чувствовал себя почти героем, но вскоре показалось, будто его одежда или руки в чём-то запачканы. А Мишка уже во второй раз сказал ему «ну и дурак же ты»…
На второе её письмо Алька ответил; после четвёртого они встретились на входе в Эрмитаж. Она хотела рассказать ему об импрессионистах, но до третьего этажа они так и не добрались. Всю дорогу, многое уже понимая в ней, он по-прежнему мучил её: всё те же «сила» и «права» держали его железной рукой. Не выдержав, она устроила сцену со слезами, наговорила много резких слов; посетители, оглядываясь, обходили их. Сделав вид, что обиделся, он гордо удалился, хотя не проходило и дня, чтобы не думал о ней...
Наверное, что-то свыше искушало его, сталкивая их. Два раза они мельком видели друг друга, но он знал, был уверен, что эти обе невстречи не были подстроены ею. В июне, выходя из Летнего сада в сторону Михайловского замка, он заметил её сидящей на крайней скамейке возле пруда, в котором плавали лебеди; в июле, когда после купания в Озерках он вместе с ребятами вошёл на трамвайном кольце в прицепной вагон «двадцатки», она сидела на скамейке у входа. Оба раза они не заговаривали друг с другом, даже не здоровались - Мурка только смотрела на него всё тем же взглядом.
http://www.proza.ru/2011/11/22/1259