романа «Опавшие листья»
Эпиграф: Костер давно догорел, но воздух все еще пахнет сгоревшей листвой...
Примечание авторов: Не все персонажи произведения вымышлены, совпадения с реальными людьми - не случайны.
Восточная Пруссия, первая половина 19 века...
Метет мокрый снег, предвестник наступающей зимы. Сквозь белую круговерть виднеется повозка с высоким полукруглым шатром, похожая на цыганскую кибитку. Нервно переминается с ноги на ногу впряженная в нее лошадь.
Ветер треплет одежды, стоящих возле нее двух крестьянских супружеских пар – молодой и пожилой. Позади них – размытые очертания городской окраины, впереди вокруг – присыпанная снегом унылая холмистая местность, куда прикованы их взгляды.
- Другой дорогой пошли? - произнесла пожилая женщина.
Голос ее дрожал. Сквозь вопрос в нем слышалось отчаяние.
- Не могли. Здесь одна дорога. Всегда тут шли, - уверенно отозвался молодой парень по имени Якоб.
- Как мы теперь? – продолжала в сомнении женщина. – Крова у нас нет. Из всего имущества две курицы осталось да медный котел.
Пожилой мужчина, Вильгельм, положил свою руку на плечо женщины.
- Если бы Якоба забрали в солдаты, этой зимой мы бы умерли с голоду все.
От налетевшего порыва ветра он хрипло закашлялся.
- У нас и сейчас запасов нет, - с грустью сказала его жена.
- Не печальтесь, матушка, - снова заговорил Якоб. - Сейчас мы в общине. Внесли свой взнос, получили свой номер, значит, с голоду не пропадем.
- По нашей меннонитской вере мы не берем в руки оружия. Переселенцев в русскую армию не забирают. И Якоб в семье останется, - с одобрением закончил Вильгельм.
Из повозки послышался плач годовалого ребенка.
- Мама, идите с отцом к Петеру. Не стоит всем сразу стынуть на ветру.
Пожилые супруги покорно удалились.
Якоб обнял жену.
- Замерзла, Катарина?
Она не ответила, только теснее прижалась к мужу. Оба продолжали пристально вглядываться в зимний пейзаж.
- Какая она, это Россия? – задумчиво спросила Катарина.
- Большая... . Места всем хватит, - звучал молодой голос Якоба.
Катарина с надеждой посмотрела на мужа.
- Зачем мы ей?
- Земли там много, а пахать некому - земля бурьяном зарастает. Мы засеем поля, посадим сады, разведем коров и овец. Себя прокормим и России поможем.
- Сто лет все едут туда наши крестьяне и мастеровые. … Назад никто не возвращается.
- Про всех мы знать не можем. Поселенцев свободы не лишают, они всегда могут вернуться.
- Кузены Арндты не вернулись. Как там они?
- Видно, корни там пустили, прижились…
- Ах, Яша! Кем мы будем в России?
- Ну, …пасынками, может быть.
Катарина опустила голову, сложила руки на животе, тяжело вздохнула.
- Пасынками на чужбине все лучше, чем сиротами в родном краю.
Она почувствовала, как вдруг встрепенулся муж, глянула вперед – темной змеей выползала из-за холма вереница повозок, похожих на ту, что была у них. В них ехали семьями, со всем своим скарбом, немецкие переселенцы, чтобы основать земледельческие колонии на неиспользованных и незаселенных территориях России.
Этот обоз шел из Восточной Пруссии. Ему предстоял долгий и трудный путь через Кенигсберг, Ригу, Минск, Киев в Екатеринославль, город, названный в честь императрицы, которая в своем Манифесте закрепляла все отведенные переселенцам земли в неприкосновенное и наследуемое владение «на вечные времена».
Неудержимо, как горная лавина, заполняли повозки равнину, уверенно преодолевая снежную завесу. От вида этого зрелища веяло таким спокойствием, такой уверенностью в своих силах, что, казалось, караван ведет сама Госпожа Удача.
Якоб и Катарина в порыве радости обнялись. Они больше не чувствовали холода, их согревала мечта о возможном благополучии. Метель гнала их вперед.
Много ли мало времени прошло, и стоят теперь Якоб и Катарина с грудным младенцем на руках среди необозримой равнины, только что освободившейся от снега. Глазу не за что зацепиться, только липкая грязь под ногами.
- Яша, что это? – с затаенным ужасом спрашивает невысокая, коренастая Катарина.
- Это русская степь, - широко улыбаясь, отвечает Якоб.
- Это пустыня, Яша. Здесь даже воды нет!
- Река есть, скоро к ней выйдем. «Молочная» называется. Вместо воды в ней молоко течет.
- Сказку как будто рассказываешь, - недоверчиво улыбается Катарина на шутку мужа.
- А ты представь, - Якоб разводит рукой, - вон там – бескрайние пшеничные поля, до самого горизонта, там – тучные пастбища с сытыми коровами, а здесь – яблоневый сад.
- Какой сад? Откуда ему здесь взяться, на пустыре?
Якоб обнимает женушку за плечо.
- Мы с тобой посадим, Катя. Будет здесь райский сад.
Катарина приникает к мужу.
- У нас только четыре руки. Мать слабая, а отец, бедный, в дороге помер. Один ты у нас кормилец.
Проснулся и заплакал ребенок на руках у Катарины. Якоб, ласково глядя на младенца, убежденно сказал:
- Ничего, справимся. Детьми обрастем, как дерево листьями. Будут нам помощника. Смотри, как Ганс старается – о себе знать дает.
- Кушать он хочет, проголодался…
Катарина и Якоб направились в сторону повозки. Якоб откинул задний полог шатра, помог жене взобраться в повозку. Она села на край, свесив ноги с телеги, и дала ребенку грудь. Малютка жадно чмокал.
Яков стоя любовался женой и сыном.
- Матушка хотела, чтобы мы в Хортице остались, с кузенами Арндтами. Они там хорошо уже обжились, усадьбы свои имеют. Помогли бы нам, - продолжала разговор Катарина.
- По Указу, кто селится на необжитых землях, освобождается от налогов на 30 лет, а в колониях возле Хортицы только на 5. А земля здесь, посмотри какая!
Якоб нагнулся, прихватил рукой пригоршню липкой земли прямо из колеи, выбитой повозкой. Растер ее на своей широкой ладони, с наслаждением понюхал.
- Оно, конечно, так…, - теперь Катарина любовалась мужем.
Якоб бережно стряхнул землю с рук.
- А ты где хотела осесть?
Ребенок насытился и уснул. Катарина переложила его на другую руку.
- Мне там хорошо, где ты, - просто ответила она.
- Верная моя Катарина!
Якоб подошел к жене, приник головой к ее плечу. Черты ее строго лица умягчились разлившимся блаженством.
Острый холодный ветерок налетел из степи и уткнулся в задернутый полог повозки. Рассердившись, ветерок повертелся волчком и понесся в сторону догорающего костра. Дунул на угли, толкнул в спину бегущего за курицей двухлетнего малыша.
- Петер! Петер! Куда побежал? Держи его, Сильвия! – кричала матушка Зуккау.
Она сидела у костра и чистила песком медные котлы. Поодаль несколько женщин убирали с длинного деревянного стола, покрытого свежей скатертью, остатки ужина.
Из стайки детей, играющих у костра, тотчас метнулась долговязая Сильвия и подхватила Петера на руки.
- Неси его сюда!
Сильвия принесла мальчика к бабушке. С ней подошли еще несколько ребятишек.
- Добрая матушка Зуккау!
- Матушка Зуккау! – наперебой просили они. – Расскажи нам сказку!
- Страшную – «Фрау ТрУда»!
- Нет, лучше «Рапунцель»!
- «Девушка из Бракеля» расскажи, - попросила Сильвия, передавая матушке Зуккау ребенка.
Матушка Зуккау, качая на коленях маленького Франца, сидела на лавке у стола. Дети расселись по обе стороны. Старшая из них, Сильвия, сидела рядом.
- Пошла раз девушка из Бракеля, - начала сказку матушка Зуккау, - в капеллу пресвятой Анны, что под Гинненборгом, так как ей очень хотелось выйти поскорее замуж и она думала найти жениха в капелле, то она запела:
Пособи, святая Анна,
Выйти мне скорее замуж.
Сильвия с восторгом стала ей подпевать.
Жениха ты, видно, знаешь:
Он живет у Зуттмердора,
Он – блондин и парень добрый,
Ты его, пожалуй, знаешь.
Младшие дети сидели по лавкам, как куры на насесте, и, затаив дыхание, слушали их пение. Ветерок разносил звуки по широкой степи.