Она стала одной из тех людей, которые, просыпаясь с утра, уже не помнят, что было вчера. Вроде бы и одеяло тоже, вроде бы и солнце светит так же, только тучи чуть заволакивают небо, а пахнет уже не человеком, а перегаром и сигаретами. Уже не чувствуется этот дивный запах кого-то особенно доброго в твоей жизни. До этого было вкуснее, когда она засыпала с уверенностью, что что-то хорошее есть. В каждом. В каждом человеке. Не важно, свернувшись клубочком рядом или утыкаясь носом в шею. Было и хорошо. Нет, ну, что ж поделать. Главное, что не остается осадка сожаления, который прогнало состояние эйфории, когда тело резко прокручивается четыре раза подряд перед зеркалами.
Ей говорили, что люди забываются. Забываются в танцах, подражании другим. Она забывалась многим: скорее первым, чем вторым, книгами, музыкой, вечным состоянием того, что тетради исписаны и выполнены все отчеты. Так когда-то было. На восемь месяцев этого не стало и вот, вдруг, так неожиданно появилось. Ее хотели проучить, а проучили самого себя, потеряв самое ценное, как оказалось. Не надо было. На ее счету появился второй марионеточник, сделавший хуже только самому себе. Убивший все, что она когда-то чувствовала. Убивший их детей, их совместно-построенный дом, их лужайку с зеленой травой, по которой носились бы собаки. Он из тех, кто будет верить до конца, что она любит, но уже нет. Это и грустно и не очень. Ни что не сравнится с запахом свободы. Таким приторно сладким и горьким, таким радостно-смеющимся и таким горько плачущим.
Она знала, что только друзья могут обнимать так крепко. Ни один мужчина никогда не позволит такого. Было хорошо, тепло и уютно, а главное, что никто ничего не подумает. Главное, что вера все равно остается. И не надо делать резких движений в ее сторону: она как кошка может испугаться и начать шипеть. А сейчас просто мирно сидит на холодном камне, где-то среди поля и наблюдает, как бабочки пролетают мимо нее. Желание охотится пропало. Хочется спокойствия и может быть, когда-нибудь эта самая порхающая тварь, под названием «счастье» усядется ей на нос и останется там надолго. Но это будет не сегодня. Это будет еще не скоро.
Она уселась на незаправленную кровать с кофе и ложечкой холодного мороженного. Вспоминала, слушала музыку и улыбалась, но больше всего ждала свою маму… потому что так хотелось, что бы все стало хорошо. В ее голове уже устали жить грустные мысли и с каждой секундой, отбиваемой часами они уходили. Но уже не так, как это было.
Приятно быть кошкой, гуляющей самой по себе. Вопрос только в том, а возьмет ли ее к себе человек, которого она хочет видеть в роли хозяина. Важнее, что раны чуть затянулись. Важнее, что запахи уже добрались туда, куда не должны. Важнее, что когда-то подрагивали черные ресницы и так смешно шевелились губы. Важнее, что… да нет на свете ничего важнее, чем не разочаровываться, а понимать намного больше.
И она уснула. Вот так просто. Вот так без одеял. Сжала руки. Выдохнула и уснула.
Как же давно не было этого крепкого и хорошего сна.
Спасибо.
К.
21. 11. 2о11 год