16
Наступил временный застой в делах. Ковш опустел; новые заказы ещё только зачинались в утробах цехов и стапелей. И нас отпустили прогуляться в Одессу. Тем более подвернулся случай,– нужно было сходить в Ильичёвский порт – на переукладку спасательных плотиков. Заодно и с «Адмирала Макарова» их тоже захватили.
И вот «Бизон», изображая из себя прогулочную яхту, весело бежит по Днепру – в лиман.
Погода – прелесть! Август месяц – бархатный сезон. На небе ни облачка; тепло и сухо, но нет уже той изнуряющей жары как в июле. Тогда приходилось в полдень запускать дизель-пожарный насос и включать систему судовой водяной защиты, чтобы хоть на время охладить раскалённые палубу и надстройку. А сейчас свежий ветерок приятно обдувает лицо, если высунуться из рубки на крыло мостика.
По Днепру, словно жуки-водомеры, снуют моторные лодки. По берегам, на зелёной травке и в тени раскидистых верб то там, то сям расположились компании любителей отдыха на природе. Оттуда доносится аппетитный дымок от костров, на которых варится уха, и жарятся шашлыки. Благословенное лето!
А вот и пионерский лагерь. Песчаный пляж, покрытый шоколадными телами весело галдящей детворы,… причал,… за прибрежным кустарником высокий флагшток, зелёная ракушка летней эстрады,…прямо из воды вглубь берега жёлтая стена забора сложенного из ракушняка, за ней длинный узкий затон «Азчерморпути»; завозни у причала. Рукав Днепра сужается; справа и слева безбрежные камышовые заросли, а впереди широкая, белёсая от испарений гладь лимана.
Теперь берега раздвинулись, чуть ли не до самого горизонта, и «Бизон» маленькой букашкой ползёт по неподвижному водному зеркалу. Иногда нас обгоняют быстроходные «кометы»; иногда впереди появится встречное судно, постепенно вырастает в размерах, и вот уже тёмным айсбергом проплывает совсем близко, раскачав наш небольшой кораблик на разведенной могучим корпусом волне.
Вот так мы и бредём себе, несколько часов, пока берега не начинают сходиться всё уже и уже; а впереди, – справа на глиняном горбу, не появляется славный городок Очаков.
Слева проплывает насыпной искусственный островок Первомайский. Давным - давно, когда-то, в этом месте очаковские турки перегораживали железными цепями лиман; чтобы не выпускать казацкие «чайки», из Запорожской сечи, гулять-хозяйничать по Чёрному морю. Потом здесь была насыпана площадка под артиллерийскую батарею – чтобы не пускать теперь уже турецкие корабли в лиман. Ну а сейчас всё это хозяйство, современное военное ведомство облагородило, по краям, мощным железобетоном.
А на противоположной стороне просматривается военная гавань с кораблями, выкрашенными в серый защитный цвет. Это оттуда я, не так уж и давно, вместе с другими «партизанами», любовался видами зимнего лимана.
Кинбурнская коса, от самого устья Днепра тянувшаяся вдали по левому берегу, наконец, приблизилась, охватила низким песчаным серпом островок, и утонула острым концом своим в море, примерно в миле от высокого Очаковского берега.
Вот оно, самое синее в мире Чёрное море, – перед нами. Ну, в общем-то, тут оно не синее и не чёрное, а скорее светло-зелёное.
Обогнув по дуге отмель «Бизон» приблизился к молу, серой стрелой воткнувшемуся далеко в воду. Сбавил ход и пришвартовался к его приземистому железобетонному боку, обросшему, словно мхом, зелёными водорослями.
Кроме нас тут уже стояли два рыболовных сейнера и пассажирская «комета». Видно тоже, как и мы, решили заночевать здесь.
Пока «мастер» ходил к капитану порта утрясать формальности, а Савва разогревал ужин, я, Валерка и Толик, отпросившись у «деда», отправились купаться в настоящем солёном море.
Сразу за молом, между кромкой воды и высоким глинистым берегом уходила вдаль широкая песчаная полоса. Прямо на песке, словно пальмы в пустыне, росли невысокие коренастые акации, а ближе к обрыву начинались сплошные заросли какого-то густого и колючего кустарника. Наверное, тянулся этот пляж до самой Одессы. Ну, может и не до Одессы, но до Коблевского лимана уж точно.
Море оказалось каким-то слабо посоленным – видать днепро-бугская водичка здорово таки разбавляла морскую. Выкупавшись, уже в сумерках возвратились на буксир.
Пришедшего, из конторы капитана порта, командира, «дед» встретил вопросом.
– Ну и как ты ему Олег объяснил цель нашего визита?
– Сказал, что зашли хлеба купить.
– А он?
– Велел, что б как только рассветёт и духу нашего здесь не было.
Ранним утром электромеханик Савва, взявший на себя обязанности, не пошедшей с нами в круиз, Анны Максимовны, сгонял, вместе с Валеркой, на базар. Оттуда они приволокли здоровенного карпа (величиной со среднего поросёнка), пару судаков и несколько лещей.
Вернулись они как раз вовремя. Потому как на причал прибежал портовый надзиратель, и от имени капитана порта выразил решительный протест,… в смысле велел убираться подобру поздорову, если не хотим крупных неприятностей.
«Бизон» бодренько отвалил от негостеприимного очаковского причала и отправился на поиски дальнейших приключений. Теперь перед глазами расстилалось настоящее море. У острова Березань нам повстречалась стайка весёлых дельфинов. Покувыркавшись с правого и с левого борта, они пристроились впереди носа «Бизона». Захватывающее, доложу Вам, зрелище, когда под самым форштевнем несётся полдюжины живых торпед.
Наигравшись вволю, дельфины отвалили в сторону, и пропали в глубине. Нам тоже пора было заняться делом. Савва, всех свободных от вахты, (кроме капитана с «дедом» конечно) засадил чистить картошку и рыбу, закупленную им на очаковском базаре. Потом он и сам приступил к священнодействию на камбузе, выгнав оттуда всех посторонних.
Время обеда наступило как раз на подходе к Одессе. На стол в салоне была подана настоящая рыбацкая уха. В большой кастрюле, в такт покачиванию судна, колыхалась красная, заправленная помидорами, и оттого похожая на борщ, юшка. На двух блюдах горками лежала отварная рыба и целиком сваренная картошка, густо посыпанная кружочками нарезанного лука. А ещё стояла чашка с лёком. Лёк – это та же юшка, щедро заправленная толчённым чесноком и молотым чёрным перцем. Им следовало поливать рыбу и картошку. Ощущение, при поглощении этих деликатесов, такое как будто у тебя во рту развели костёр. И потушить его можно было только юшкой. В общем, великолепное блюдо эта рыбацкая уха.
Нахальство, говорят, – второе счастье. Уж чего-чего, а этого добра нашему «мастеру» было не занимать.
Спокойно заведя «Бизона» на акваторию одесского порта, он направил его в Арбузную гавань. (Нет, что ни говори, а умеют таки одесситы давать названия!). Там, недалеко от старого морвокзала мы и привязали свой кораблик. Вокруг нас, у невысоких пирсов стояло множество такой же плавучей мелкоты: буксиры и завозни, рейдовые и лоцманские катера, а также нарядные, выкрашенные белой краской судёнышки разных всяких НИИ, хоть каким-то боком имеющих отношение к морской флоре и фауне, воде, воздуху или на худой конец к природе вообще. Среди этого москитного флота наш буксир выглядел вполне своим, хоть и влез в это одесское общество нахально, без спросу, можно сказать по партизански.
«Кэп» провёл краткий инструктаж:
—Если спросят, откуда такие красивые взялись – отвечать: « Одесский портофлот новый буксир получил». И вообще на будущее: никогда никому не говорите правду. В случае чего всегда можно сказать что пошутил.
Начертанное на корме белой краской по чёрному фальшборту слово «Херсон», означавшее порт приписки, элегантно прикрыли брезентовым чехлом от вьюшки.
Затем «дед» с командиром отправились на променад в город. Савву, Валерку и Толика тоже отпустили погулять. И они, сообщив мне ехидно, что собираются посетить знаменитый «Гамбринус», двинули на Дерибасовскую. Остались на хозяйстве только мы, с Рудольф Васильичем.
У пирса, где ошвартовался «Бизон», как раз напротив нас стояло научное судёнышко, размерами где-то с наш буксир; может чуть поменьше. С него пришли два одессита, представившись как капитан и механик, и попросили.
— Кореш, выручай! Утром доцентов с академиками в море вывозить, – на опыты научные, а тут, понимаешь, ушами прохлопали – воздух из пускового баллона стравился.
Тут надо пояснить. У небольших судёнышек машинное отделение очень скромных размеров. И устанавливать там ещё и отдельный воздушный компрессор – непозволительная роскошь. Поэтому чтобы накачать себе в баллоны воздух, отключают топливный насос того цилиндра главного двигателя, на котором имеется газоотборный клапан. И поршень этого цилиндра набивает баллон сжатым воздухом. Мощность дизеля, при этом, естественно снижается.
Но фокус этот можно проделать на работающем двигателе. А ведь его надо ещё запустить; всё тем же сжатым воздухом из баллона.
Ну как же не выручить коллег! Вскоре через пирс, от «Бизона» к «научнику», чёрной змеёй протянулся гибкий шланг из многослойной резины, по которому из продувки нашего компрессора в их пусковой баллон начал поступать сжатый воздух.
После окончания операции одесситы, пообещав не остаться в долгу, и попросив присмотреть за их судёнышком, закрыли свой пароход на замок и испарились.
Вечером экипаж вернулся на борт и, нагуляв аппетит в увольнении, принялся уписывать за обе щеки остатки рыбацкой ухи. Хоть нас и не пустили на берег, мы с Рудольф Васильичем тоже на аппетит не жаловались.
Не успел я дочерпаться до дна своей тарелки, как меня вызвал наверх «кэп».
— Витя иди, тут к тебе гости пришли.
Поднявшись из салона, я застал у борта двух своих свежеприобретённых знакомых с соседнего научного судёнышка. Каждый из них держал в руке по, устрашающих размеров, «пузырю» тёмно-зелёного стекла. Сосуды эти прозывались в народе «фаустпатронами». Одесситы приглашали к себе…на «бутылку торта».
— Витя, можешь сходить в гости,…на чашку чая. А как вернёшься, зайдёшь должишься мне, — донеслось из раскрытой каюты «мастера».
— Спасибо ребята Вам большое, однако как-нибудь в другой, более благоприятный раз. Разве не слышите, что я под колпаком … «у Мюллера»?
— Да, когда-то теперь ещё подвернётся случай, угоститься у одесситов — ехидно заметил вышедший покурить Валерка….
Однако, как говорится, погостили – пора и честь знать. И с утра пораньше, по- английски – не попрощавшись, мы покинули Одессу-маму. Выйдя за Воронцовский маяк «Бизон» круто повернул вправо, и направился, наконец, туда, куда ему было предписано – в Ильичёвск, на переукладку спасательных плотиков.
………..
В Ильичёвске, у причала судоремонтного завода, мы ошвартовались на вполне законных основаниях. Тут уже не нужно было «партизанить». Рядом, в полностью железном, ещё клёпанном громадном доке, наверное трофейном, отнятом у немцев в счёт репараций, (прошу не путать с контрибуцией), сиротливо жался в уголке арабский сторожевой корабль, советского производства. А так, особо большой судоремонтной активности вокруг не наблюдалось.
Устаревший неприкосновенный запас из спасательных плотиков, отправленных на переукладку, нам оставили в качестве презента. Ничего интересного! Надписи на банках с консервированной пресной водой убедительно советовали не выпивать её сразу после кораблекрушения, а потерпеть; собирая дождевую воду и слизывая утреннюю росу. Галеты изготовили, наверное, из костяной муки, а затем спрессовали под высоким давлением. Об это «бронированное» печенье запросто можно было обломать зубы. И только витаминизированные конфеты отдалённо напоминали залежавшуюся в сельпо карамель.
Так что не стоит попадать в кораблекрушение. Может это и романтично, но совершенно безвкусно.
На следующий день, ближе к вечеру, мы отправились домой. Когда выходили из Сухого лимана, у меня вдруг защемило сердце. На той, – рыбацкой стороне, под береговым холодильником стоял транспортный рефрижератор «Онежский залив» – тот самый французский красавец, на котором шесть лет назад проходил я плавательскую практику.
Продолжение следует.