Снова каникулы. Снова моя деревенька встречает меня то летней жарой, то тёплыми дождями; ароматами трав, первыми ягодами и парным молоком. От крепких объятий бабушки едва успеваю глотнуть воздух. Дед ерошит мои отросшие волосы, грозит сегодня же обрить «длиннющие патлы». Реська никак не может подступиться ко мне, чтоб лизнуть меня в нос. Уж так рада она моему приезду! Наконец-то, удалось рыжухе с разбегу запрыгнуть мне на руки, и теперь я уже не мог увернуться от её откровенных шероховатых поцелуев.
- Бабань, а где Сильва? - кричу бабушке, которая уже бежит на летнюю кухню, чтоб накормить меня после долгой дороги чем-нибудь вкусненьким.
- Да где ж ей быть-то... мамкой она у нас стала, в сенцах вон, с котёнком своим всё возится. Никого не пущает к нему, шипит словно змейка. Собаке только и дозволено подходить, - суетясь у плиты, говорила бабушка.
Реська, услышав, что разговор зашёл о подруге-Сильве, с весёлым лаем, виляя пушистым хвостом и перепрыгивая через несколько ступенек крыльца, бежит в сени, призывая меня немедленно следовать за ней.
Сильва поначалу меня не признала. Заслонив своей мордочкой котёнка, ни в какую не желала показывать мне своё сокровище, грозно мыркала. Но после того, как Реська, тихо поскуливая, подошла к коробке, служившей молодой мамаше с детёнышем тёплой постелькой, кошка успокоилась, вытянула шею, приветствуя свою подругу, а заодно и меня.
- Сильва, девочка моя, какая ты замечательная мамочка. Можно хоть одним глазком взглянуть на твоего малыша, - ласково начал я, на что та протяжно замяукнула, но, протянутую мной руку на всякий случай отстранила лёгким поворотом головы. Я не стал докучать ей, так как уже успел разглядеть маленький рыжий комочек в её пушистой шёрстке, который, упираясь в живот своей мамки, поочерёдно теребил лапками и лакомился тёплым молоком, не замечая ни меня, ни всего того, что происходило вокруг.
- Бабуль, как назвали котика? - спросил я бабушку.
- А кто ж ему имя-то даст? Тебя только и ожидали, ты ж у нас всю животину в доме нарекаешь, - улыбнувшись, сказала она.
- Ладно, будет Рыжиком, - твёрдо решил я.
- Да хуть как назови, лишь бы энтих спиногрызов ловил. Одолели напрочь.
В течение всего оставшегося дня я то и дело подходил к коробке, чтоб очередной раз полюбоваться Рыжиком. Тут уже и Сильва подобрела и разрешила брать котёнка на руки. Реська нет-нет подходила и начинала лизать малышу мордочку, на что Сильва даже не реагировала. Ну надо же! Видать и воспитанием малыша они намерены заниматься вдвоём.
Через год...
Бабаня пошла вечером доить Ночку. Корове уже четыре года было, но она почему-то бабушку всегда подпускала с некой осторожностью. Посмотрит, ни чужой ли кто подошёл, да хочет её удоем воспользоваться. Бабушка со словами: «Ну, Ноченька, готовься, доить тебя буду»,- погладит её, ещё что-то ласковое скажет, и только тогда корова подпустит бабушку к себе. Если что-либо не понравится ей во время дойки, почувствует, что не комфортно ей, может так дрыгнуть копытом, что и ведро с молоком в сторону улетит, и бабаню «как ветром сдует» со скамейки. «Ох, и норовиста наша Ночка», - всегда говорила бабушка.
Как всегда доит бабаня Ночку и что-то тихонько напевает, а Сильва, Рыжик и Реська сидят рядом и ждут, когда же, наконец, закончится этот длительный процесс дойки, и им разольют каждому по отдельным чашкам положенную порцию парного молочка. А Сильва округлилась, в скорости у неё ожидалось пополнение. И что толкнуло её подойти ближе к корове, не знаю, да только Ночка, боковым зрением завидев кошку, разволновалась как-то, стала переминаться с ноги на ногу, замычала... Во время бабушка почувствовала неладное, быстро соскочила со своей скамеечки и отбежала в сторону. Тут-то корова и стукнула по полному ведру с молоком своим копытом. Ведро отскочило со страшным грохотом о стену и отрикошетило в Сильву, едва не убив кошку на месте.
После этого случая Сильва потеряла котят. Теперь лежит на тёплой подстилке, не поднимается. Больно было смотреть на неё, как она тяжело дышит и мучается от боли. Молоко поступает, а кормить-то некого. Уже повзрослевший Рыжик постоянно сидит около неё, Реська лижет ей нос, надеясь хоть как-то сбить температуру. Я приносил ей молоко, сметану, фарш куриный, но бедная кошка не притрагивалась к еде, даже голову ей трудно было поднять.
Решил Рыжик порадовать мать. Вечером он принёс в зубах маленького мышонка и выпустил его прямо возле носа Сильвы. Как же нужно было заиграть этого малыша! Его качало из стороны в сторону, словно он тысячу раз в центрифуге был прокручен. Кошка искоса посмотрела на бесплатную добычу, приподняла голову, понюхала, но есть не стала.
Через короткое время она лапкой отодвинула мышонка чуть подальше от носа, затем, нежно прихватив его, подвинула к своему соску. Малыш не понял жеста, остался лежать неподвижно, от страха боясь сделать лишнее движение. Он, наверное, понимал, в чьи лапы-то попался, да и сил у него не было рыпаться или бежать куда-то. Сильва снова побеспокоила мышонка. Сказав «мяу», она настойчиво прижала его к себе ещё ближе. Что произошло, не понял я поначалу. Мышонок, словно поняв, чего от него требуют, поднял маленькую мордочку с крохотной пуговичкой на носу, принюхался, поискал в шёрстке живота что-то, и тут... раз, и присосался к соску. Я от удивления аж рот открыл. Такого я никогда ещё не видел. Я позвал посмотреть на это чудо бабаню и деда. Те вместе со мной тоже удивлялись происходящему. Через несколько минут мышонок был сыт и уже сладко спал в шёрстке новоявленной мамаши.
В сенцах пол был застелен широкими досками и покрашен ярко-оранжевой краской. Прямо возле моего старого дивана в одной из досок было небольшое отверстие, видимо, это был след от отпавшего сучка, а дед так и не заделал эту дыру. Так вот, после того, как наша Сильва «всё-таки» стала мамкой, каждый раз, накормив сына-мышонка, она осторожно отодвигала его от себя, и тот улепётывал в отверстие в полу. Но как только кошка позовёт его своим «мяу», мышонок выскакивал из дырочки, удобно пристраивался и лакомился тёплым молочком мамы-кошки. Длилось это чудо ровно шесть дней. Сильва окрепла и есть стала с удовольствием. Мы радовались её выздоровлению. А вот куда девался мышонок по истечение шести дней, для нас осталось загадкой. Мы его больше не видели.