Трава

Листраткин Виталий
  Милая, сейчас пять утра, но я не могу спать. Не могу. Люди постоянно  ворочаются, стонут.  Здесь вообще как-то не спится. Не то что дома, когда сынок укладывается под бочок и начинает сладко сопеть – сам сразу засыпаешь мгновенно…

   Господи, какие мы с тобой дураки! Да кому нужны теперь эти психоактивные практики: Гроф, Маккена, Хаксли… Теплый августовский день стал для нас как  для американцев 11 сентября, а  жизнь раскололась на два неровных куска:  «до» и «после». «До» было тихо и спокойно: жизнь на природе, гипермаркет раз в неделю, котята два раза в год, шашлыки с друзьями. Снимали недорогое жилье в Подмосковье, готовились к рождению ребенка. Жили же себе спокойно, никого не трогали.

  До сих пор  прокручиваю, как это было. Незваные гости  приехали около четырех часов. Все были дома. Я на чердаке занимался оранжереей, когда раздался твой   голос: «Тут какие-то люди просят предъявить документы...»  Несколько человек  равномерно распределились по дому, за калиткой припарковались легковушка и микроавтобус.

  Меня взяли на месте преступления, возле популяции из двадцати шести кустов в самодельной оранжерее на чердаке. Ещё два больших растения жили в специальном шкафу, сделанном нашим другом. И три куста отпугивали вредителей на грядке с помидорами. Итого тридцать один куст  – особо крупный размер.

  Конечно, можно было  повыдёргивать  насаждения. И тогда статья «культивация запрещенных растений»  отпала бы или ограничилась «административкой». Но когда в голове колокольный звон, разве об этом вспомнишь?

  - Чья трава? – спросили меня.
  - Моя, - глухо ответил я, тем самым подписав собственный приговор.
 
  Отобрав телефоны, выдернув системный блок компьютера, представители ФСКН принялись допрашивать жителей.  Родители, девяностолетняя бабушка, ты на седьмом месяце беременности, соседи пребывали в разной степени изумления. Я уже был  в наручниках, по участку важно прохаживались  люди в черном.
  Воистину гласит пословица: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся!»

  Разного народа присутствовало  человек пятнадцать.  На лицах читалось некоторое разочарование. Один оперативник проговорился, в чём дело. Оказывается, забирать приехали «наркобарона, снабжавшего экстрасильной травой юг России, Дальний Восток и элитные притоны Москвы. Деревья конопли, грибы и кактусы ботаники выращивали в специальных лабораториях и усиливали амфетаминами, превращая курильщиков в злостных наркоманов».

  Днями позже, после серии новостей по телевизору, твоя близкая подруга на полном серьезе спросила: «И ты хочешь сказать, что у вас нет счета в швейцарском банке?»
  Иногда я даже  жалел, что  действительно не занимался тем, что мне приписывали…

  Полицейские, видимо, тоже не могли сопоставить  «исходную информацию»: отсутствие иномарок, особняк в Истринском районе оказался деревянной избушкой с печкой и удобствами во дворе. Да и количество изъятого было маловато. Хоть и пыжился изо всех сил представитель Маросейки, желая отыскать какую-то химию, которой, как предполагалось, мы усиливали траву, но, кроме пары бутылок с удобрениями, ничего не обнаружилось. Сама оранжерея их, конечно, впечатлила: красиво горели натриевые лампы,  шумели вытяжка и вентилятор, из квадратов с минеральной ватой торчали растения. Резали с корнем, складывали в пакеты.

  В первом часу ночи в сопровождении охраны я отправился в новую жизнь. До сих пор помню твои глаза: небесно-голубые, залитые слезами, словно два горных озера. А ты осталась с животом на тридцать второй неделе и мольбами к всевышнему не родить раньше времени – малыш отчаянно стремился наружу, несмотря на уговоры… Господи Боже!
 

***


  По прибытии в следственную  часть начался допрос. Остроскулая блондинка непрерывно строчила что-то в протокол.
  - Зачем ты выращивал траву?  - спрашивали меня. – Для продажи?
  - Нет.
  - Тогда зачем?
  - Просто… Курить с друзьями.
  - И давно ты её куришь?

  Я пожал плечами. Впервые я попробовал марихуану в институте. Особого впечатления трава не произвела – так, лёгкий туман в голове, не более. Позже опытные пользователи дури заявили, что она, мол, немилосердно разбодяжена. Поскольку на то время не входил в круг посвященных, сложно сказать, правда это или нет. 

  Я закончил институт, прошёл интернатуру, работал в больнице. И однажды мой коллега Витёк принёс бумажный свёрточек, гордо положил  передо мной.
  - Что это?
  - Травка, - подмигнул он.  – Родственник из Казахстана привёз. Говорит, настоящая, чуйская! Я пробовал – вставляет только в путь. Чувак, не сомневайся!

  Я не стал обижать его: поблагодарил, убрал свёрток в карман куртки. А вспомнил про бумажный пакетик позднее, когда поехал к своим на дачу. Старенькая «четвёрка» стояла в ремонте, пришлось добираться электричкой. Сойдя с перрона, я погрузился в густой лес, который по диагонали рассекала узкая тропинка.

  Шагал я себе, шагал, пока не вышел на просторную поляну. Местечко тут -  залюбуешься. Как в сказке: аккуратные ёлочки, низенькая трава-мурава, даже грибы мухоморы видно. А  посередине – классический пенёк, на который обычно предлагается сесть и отведать пресловутые  бабушкины пирожки.

  Я сел. Только в кармане куртки вместо  пирожка нащупал свёрток, который мне дал комсорг.  «А почему бы и нет? – подумал я. – Обстановка располагающая, долбану  маленький косячок, а потом пойду дальше».

  Пальцы быстро распотрошили сигарету. Неуклюже набил косяк, прикурил. Дым мне показался  необычно горьким, даже вязким. Я глубоко затянулся, он сразу мягко оглушил меня. Губы сами  растянулись в улыбке, мышцы расслабились, а сознание волшебным образом перестроилось в магистра Йоду, смешного зеленоухого чудака из фильма «Звёздные войны», и одновременно  - мудрейшего из  джедаев. На «Галактическом основном» этот магистр разговаривал, своеобразно инвертируя порядок слов.
  Теперь моё  сознание трансформировало мысли в следующем порядке:

Вот забил косяк и накурился марихуаной  я.
Теперь сижу на полянке накуренный и ловлю кайф мой.
А если кто-то пройдет мимо, ему покурить дам я.
Он тоже станет веселый,  как мухомор тот.

  Думать в стиле джедая оказалось весело - немного похоже на своеобразный жанр японской поэзии – хокку, причём поток по-восточному прищуренного сознания запросто транслировал сквозь себя то, что я видел на полянке.

Мухомор этот на бутылку «Кока-колы» похож сильно.
На раздувшуюся бутылку «Кока-колы» - реально!
«Кока-кола!»

  Мне казалось, что грибы воинственно столпились  друг за другом - знаменитая газировка сошла с ума и восстала. Цепь красно-белых грибов уходила нескончаемой чередой  в лес, в неведомый адский край. Ядовитый грибной ковёр постоянно двигался: бархатистые края  то опускались, то вздымались, словно кока-кольный бунт действительно дышит, надвигается на меня, чтобы я его выпил.

  Как врач, я знал, что произойдет. Через десять минут после употребления «колы» десять чайных ложек сахара ударят по нервной системе. Меня не стошнит лишь благодаря фосфорной кислоте – она  подавляет действие сахара.

  В крови подпрыгнет уровень инсулина. Спустя сорок минут завершится поглощение кофеина, зрачки расширятся, кровяное давление увеличится - печень выдаст больше сахара в кровь. Заблокируются аденозиновые рецепторы, предотвращая сонливость. Ещё через двадцать минут организм увеличит подачу гормона дофамина, стимулирующего центр удовольствия мозга – точно такой же принцип действия у героина. А спустя час я стану раздражительным и вялым. Что дальше?  Жестокая, бесчеловечная ломка…

  По тропе прошла деревенская тётенька в бесформенном балахоне, туго повязанном платке, губы поджаты. Когда увидела меня на пеньке, мои убитые глаза, испуганно всколыхнулась, припустила бегом.  Я сильно помотал  головой – это несколько привело в чувство, приступ буйной фантазии  утих, я  отдышался, пришёл в себя. Лишь  Йода ещё некоторое время продолжал жить во мне:

От травы попустило вроде меня как.
Теперь за золотом пора идти мне…
«Кока-кола»!
 
  Последний выкрик подсознания вполне можно отнести на счёт финального всплеска действия травы. Я медленно поднялся с пенька. Ноги гудели, словно я Красная Шапочка и действительно  отнёс бабушке чёртову уйму пирожков… 
  - Когда ты начал выращивать траву?

  Я не помню, когда. Витёк для смеху выписал семена конопли через Интернет. Никто не верил, что посылка дойдёт. Опять же через  Интернет я нашел описание оранжереи, решил попробовать: почему бы и нет?

  С Витькой мы собрали большой стеклянный шкаф с мощной лампой вверху, с вытяжкой:  знающие люди предупреждали, что трава довольно сильно, даже предательски пахнет. Да и вообще, марихуана любит ветерок. Импровизированную оранжерею устроили прямо на чердаке – там достаточно места для подобных экспериментов. К потолку и стенам крепилась установка, создающая необходимые температурный режим, влажность, освещение и вентиляцию - Витька хорошо разбирался в электронике и сумел собрать таймер для включения-выключения устройств.
  Мастеровитые мы оказались парни, за что, собственно, и поплатились…

  В следственной части, где мне предстояло провести ближайших двое суток, ожидало много  чего  неожиданного. Два десятка знакомых и родственников, превентивно включенных в список преступного сообщества, уже допрашивались следаками  с целью выявления организованности участников, преступного замысла и иных интересных сведений. У всех предварительно побывали дома или на работе, забрали компьютеры и телефоны, «навели порядок» в поисках запрещенных веществ.
 
  - Что ты молчишь? Говори!
  Из Конституции я знал единственную статью: «Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом».
  И я ею воспользовался.


***


  Наверное, ты должна была меня остановить. Или я тебя. Чёрт, как всё запутано… Но когда я рассказал про оранжерею на чердаке, ты улыбнулась. Мы всё вели себя как дети, играли с запрещенными веществами как с безобидными игрушками. Абсолютно не думали ни о какой конспирации: зачем? Я же не собирался торговать марихуаной, растил травку исключительно для собственного потребления.

  - Кирилл, ты сам это придумал? – спрашивала ты. – Вот молодец!

  А потом мы решили попробовать – один куст казался вполне дозревшим. Мы распотрошили коноплю на много-много терпких листочков, разложили на противень и отправили  в духовку. Спустя пятнадцать минут всё было готово: трава высохла и легко крошилась между пальцами. Забили в сигареты, закурили. Со второй затяжки в руках-ногах появилась приятная слабость – марихуана действовала!

  На следующем «сеансе» курения Витька приспособил пустую кока-кольную бутылку под импровизированный кальян, так называемый бульбулятор.  Со стороны выглядело очень эффектно: тяжелые клубы дыма ворочались внутри прозрачной емкости, словно джинн, опутанный конопляными кандалами. Мы передавали бульбулятор друг другу, вдыхая маслянистый дым, приобщаясь к запертому там  волшебству…

  Со временем это стало ритуалом. Два-три раза в неделю друзья собирались у нас дома, накуривались травкой последнего урожая. Потом долго болтали, смеялись, мы чувствовали самое настоящее единение, как будто стали коммуной отвязных хиппи.

  Так длилось (никто не верит!) целых два года. И я наивно полагал, что кайф будет вечным. Но потом ты вдруг бросила курить – забеременела. Мне тоже нужно было завязывать, разогнать «коммуну» к чёрту. Но я всё ждал, ждал чего-то…  А ведь это так просто: повыдёргивать кусты и разобрать оранжерею.

  Вот и дождался сотрудников наркоконтроля…


***


  Не знаю, кто нас сдал.  Мы особенно не шифровались, народу ходило много – настучать мог любой. Очевидно, когда информация попала «куда надо», за нами стали наблюдать: прослушка, наружка. Потом улучили нужный  момент и взяли с поличным.

  Было опрошено двадцать моих друзей. В итоге мне, Витьке и ещё одному несчастному слепили ОПГ и отправили в Преображенский суд для решения вопроса о мере пресечения. Мерой был избран арест, так как преступления, в которых обвиняли меня, относили к категории особо тяжких. Место содержания: следственный изолятор «Матросская тишина».

  После решения о мере пресечения каждые два месяца «продлёнка», или формальная процедура продления ареста. Попытки сменить на подписку о невыезде оказались тщетны - хотя законом предусматривается возможность  денежного залога, но на практике это совершенно не работает. Для заключенных «продленка» весьма изнурительное мероприятие.  Подъём в шесть утра, погрузка в «автозак», развоз по судам Москвы в компании еще трех десятков таких же бедолаг, вечером то же самое в обратном порядке. И все  ради десяти минут  в зале суда, чтобы узнать об отсутствии изменений в своей судьбе. Однако при удачном стечении обстоятельств в этот день можно, договорившись с конвоем, за косарик пропустить тебя в «конвоирку», чтобы обнять, перекинуться парой слов, получить  еду, какое-то чтиво.

  Подарком судьбы в первые два месяца ареста оказалось  присутствие на соседней шконке Михаила Ходорковского,  с которым я разминался на прогулочном дворике. Этот период был светлым промежутком, несмотря на регулярные обыски в камере и необходимость следить за каждым сказанным словом. Зато у всех своя койка, еда и пресса в достатке, да ещё  интересный собеседник в придачу. Доселе мне никогда в жизни не доводилось общаться с человеком, более приближенным к верхушке пирамиды потребностей. Однако Михаил Борисович, по моему мнению, давно потерял интерес к мирским страстям – у него другие ценности в голове.
 
  Почему из немалого количества российских олигархов сажают именно таких? Потому что он, как и я, тоже оказался не в то время и не в том месте. О чем-то не подумал, чего-то не поостерегся. Думаю, он миллион раз пожалел, что связался со своими оппонентами. Но теперь жизнь не перекроить: что сделано, то сделано.   

  После этапирования Михаила Борисовича арестантская жизнь забила ключом. Заработал местный интернет в виде нитей между камерами. В «хате» появились мобильники – всего-то за три тысячи рублей! Ночные звонки - это отдельный раздел арестантской лирики, великая возможность сохранять связь с миром и одна из немногих радостей однообразной серой жизни. Карточки мобильных операторов - местная валюта, наряду с сигаретами, конечно.

  В твоей судьбе появились свидания два раза в месяц (через стекло, решетку и телефонную трубку, как в кино),  продуктовые передачи  30 кг в месяц с регламентированным перечнем продуктов, посылки через «ларёк», кретинизм  отдельных сотрудников СИЗО и бесконечная суета в поисках денег, нужных людей и все той же определенности. Болеть нельзя, рожать раньше времени тоже. До роддома нужно найти хорошего адвоката, новое жилье и кучу денег на эти и другие приключения. Кстати, среди посетителей СИЗО всегда присутствуют беременные женщины. Наверное,  перспектива отцовства заставляет некоторых мужчин шевелиться быстрее и не всегда в рамках УК.

  Наш ребёнок тоже двигался: с каждым днём все сильнее и сильнее. И когда пришло время рожать, мы не стали рисковать – сделали кесарево. Взамен всех неприятностей боженька дал нам здорового пупса, который с первого дня стал прибавлять в весе.  Ты даже не представляешь, как я был счастлив!   Хотелось петь, прыгать – осторожно, конечно, чтобы не расплескать хрупкий сосуд счастья.  Ты рассказывала, что твой папа из дедушки с вредными привычками превратился в самую лучшую в мире няню. Как же это здорово!

  А потом я сделал тебе предложение. Эх... Одиннадцать лет знакомства, сын...  Но нет! Только квартал в СИЗО может подвигнуть некоторых мужчин к столь серьёзному шагу. 

  В итоге 14 декабря 2005 года в присутствии родителей мы зарегистрировали брак. Спиртное не положено - пили безалкогольное вино. Еды притащили много, но большую часть оставили охранникам  - из-за волнения кусок в горло не лез. Столько всего хотелось сказать, что жевать было некогда…

  Следствие длилось шесть месяцев. Финал происходил в Перовском суде, у федерального судьи Буклеева, похожего на лопоухого чудака Йоду из «Звездных войн».  Этот господин сделал одно доброе дело: подписал постановление о назначении тебя  защитником. Это, пожалуй, самый замечательный закон, имеющийся в УПК, позволяющий одному из близких родственников быть официальным защитником обвиняемого. Твой статус  стал равен адвокатскому.  Ты стала полноправным участником процесса. Общественные защитники проходят в СИЗО так же, как и адвокаты, с одним лишь различием:  комната для переговоров разделена решеткой. Имея такую привилегию, пришлось участвовать и в общественной жизни всей камеры. Те из сокамерников, кому довелось видеть меня по телевизору, нарекли «наркобароном», однако кличка как-то не приросла. Видимо, из-за отсутствия регулярных поставок в камеру кокаина и французского вина. Вместе со мной сидели любители сотовых телефонов, барсеточники, угонщики (почему-то сплошь армяне), хулиганы и мошенники, убийцы и насильники.

  Впрочем, грех жаловаться – бывает и хуже.  В ИЗ-77/1 мне не довелось находиться в камерах, где на одну койку приходится четыре человека, где  людям приходится стоять как в автобусе, а спать в четыре смены – условия в моем случае оказались  вполне сносные. 

  Правосудие работает как слаженный конвейер: следствие, прокуратура, суд. Первые фабрикуют дело, вторые поддерживают обвинение, третьи выносят приговор. Если своевременно и по нужному адресу «занести», ситуацию можно в корне изменить.

  И ко мне был подкат: взамен на признательные показания и гонорар обещались минимальные пять лет  при обязательном условии - наличие в приговоре статьи по сбыту. Мы были готовы пойти на сделку, но адвокат убедил в преимуществах процессуального ведения борьбы.
  «Хорошо, - подумал я. – Попробуем…»

  За полчаса до суда меня предупредили, что Витёк даст  показания. Липовые, естественно. 
  - Это тоже сделка, - объяснил адвокат. – Он тебя сдает, сам получает вдвое меньше. А ты, как организатор, мотаешь срок на полную катушку.
  Я чуть не задохнулся:
  - Какой организатор? Чего?
  - Как чего? Группы наркоторговцев.
  - Каких «торговцев»? Мы просто курили вместе!
  - Виктор даст показания, что не просто. И проверять их никто не будет, извини…
  - И что мне делать?
  - Ничего, - ответил адвокат. – От иуд нет спасения…
    Мы встретились на суде: все трое в стеклянной клетке, как звери в зоопарке.
  Витька сразу повернулся ко мне:
  - Кирилл, прости… Судья предложил: или намотают по полной программе, или ты станешь главным, возьмешь все на себя…
  - И мне дольше всех сидеть?
  - Понимаешь, у меня сын…  А двенадцать лет строгого режима…  Я не выдержу.  Если упекут в колонию, смогу увидеть только школьником.  Да и то если жена позволит.  А она наверняка  найдет другого «папу». Что она, дура что ли, столько лет без мужика? Декабристки – они только в кино бывают.
  - Вить, так у меня тоже сын… Родился четыре месяца назад: вот такая кроха...

  Я даже показал руками, насколько кроха. Он покраснел, хотел что-то сказать, но прервал возглас:
  - Встать, суд идёт!

  Мы поднялись. Весь процесс для меня шёл как в тумане: вопросы – ответы, сел – встал.
  Сухое: «суд удаляется на совещание».
  И вот приговор: мне – двенадцать строгого, Витьке – девять,  третьего бедолагу отпустили из зала суда, дав пять лет условно.

  Ни один мускул не дрогнул на моём лице – я не ждал милостей от природы. 
  Витька же вскрикнул: отчаянно, как убитый заяц.
  Буклеев долго шевелил губами, я словно наяву видел, как Йода произносит: «Обманул твоего иуду я. Сидеть долго ему предстоит».

  Что было потом?  Кассация ничего не изменила. В 2007 году Московский городской суд частично удовлетворил надзорную жалобу на имя председателя суда, оправдав меня по одной из трех статей и снизив срок наказания до десяти лет. Следующим шагом станет прошение об условно-досрочном освобождении…


***


  В бараке колонии строгого режима пять утра, но я не могу спать.
  Я думаю: какой он будет, это первый день свободы? А второй? Наш мальчик будет совсем большим, совсем взрослым. Узнает ли он меня? Полюбит ли?

  Я не могу себе простить, что мой сын сделал свои первые шаги, а я этого не видел…  Но плакал, чёрт возьми, плакал навзрыд… Первые капризы, режущиеся зубки, первые игрушки, прогулки с коляской в парке – ничего этого я не увижу. Милая, я все пропустил, и ничего не вернуть. Ты даже не представляешь, как меня это убивает. Ради чего были угроблены десять лет? Пластмассовой бутылки, наполненной едким дымом?

  Слава Богу, во мне живет надежда. Той самой свечкой, огоньком, который дает мне силы существовать. Я переживу все ночи, которые остались до конца срока заключения. Всё вынесу, всё преодолею. Только  чтобы увидеть  тебя и моего мальчика – хоть одним глазком!

  Прости, я отдышусь, вытру слезы. Хорошо, что меня никто не видит… Чтобы тогда сказали соседи по нарам? Чтобы они сказали, эти воры, убийцы, насильники?

  Я изменился, стал другим. Не смогу рассказать то, что мне пришлось пройти ради этого: не хочу, не хочу. Такое нужно забыть как сумрачный десятилетний сон. И помнить только то,  ради чего я держусь, жду своего освобождения.

  Воистину, глупость – тяжкий грех, за который дороже всего расплачиваться…
  И ещё: отныне я ненавижу кока-колу.