О Пирогове, войне, и военно-полевой хирургии

Андрей Папалаги
Или о том, как болезнь меняет человека.
Прежде чем перейти к другому кусочку текста, я хочу рассказать о том, как смерть меняет человека. Это нам рассказывал один преподаватель, когда я учился на врача. Речь шла о Пирогове. Он был хирургом. Он основал русскую военно-полевую хирургию. Было это во времена, когда хирургу приходилось оперировать очень быстро для того, чтобы пациент не умер от болевого шока. Это были времена, когда оперировать приходилось очень точно, как можно меньше повреждая ткани, чтобы для микробов было меньше пищи, остановить флегмону - было нечем. Это были времена, когда повреждение, например, кишечника - было смертным приговором, удачные полостные операции были большой редкостью. Однажды Пирогов сказал нечто вроде следующего, - Оглядываясь на бесконечные ряды крестов, которые оставляет за собой современная хирургия, я не знаю, чему больше удивляться, то ли бессмысленному упорству хирургов, то ли той слепой вере, которую питают пациенты по отношению к современной медицине.
Ну и вот. Настала и ему пора умирать. Интересно, решил проверить, точно ли у меня отложилось в голове насчет обстоятельств его гибели и наткнулся на интересный факт. Оказывается, уже в 1847 году началось применение эфирного наркоза, и Пирогов сделал под наркозом около 10 000 операций. И вообще он сделал кучу всего такого, чего до него никто не делал, его жизнь можно смело назвать подвигом. Он лечил, например, Джузеппе Гаррибальди. И за это его лишили пенсии. Его, кстати, до сих пор можно увидеть в забальзамированном виде в его фамильном склепе, недалеко от Винницы. Но это уже совсем другие темы - кому интересно - одна из биографий Пирогова находится здесь.
Он, когда был в Севастополе, во время крымской компании, внедрил медицинскую сортировку. Тут нужно чуточку пояснить. Война есть травматическая эпидемия - тоже, кстати, его определение. Ну и вот. Представьте себе, в полевой госпиталь поступает одновременно большое количество раненых. А взять в работу, начать их спасать - всех сразу не получается. И тогда раненых начинают сортировать. И первыми медицинскую помощь получают те, кому можно помочь быстро и радикально. А те, которые могут подождать - ждут, когда хирурги освободятся и начнут помогать им. А среди раненых есть группа, которым нельзя помочь быстро и радикально, для того, чтобы их спасти - нужно слишком много времени, которое нужно потратить на то, чтобы спасти тех, кого можно спасти быстро. То есть получается, вот лежит раненый, но вместо него в работу берут других, а его оставляют помирать. Получается, врач вынуждается обстоятельствами отказывать в помощи человеку, которого нужно спасти, но на это просто нет времени. И мне кажется, это калечит человека, который должен делать такой вот нечеловеческий выбор. А что ему остается делать? Должен же он спасать тех, кого можно спасти быстро?
Раз уж я несколько отклонился от темы, а тема - как болезнь меняет человека, как она может лишить его мужества, то расскажу еще один случай. Это было в поликлинике, когда я работал амбулаторным хирургом. Пришел ко мне однажды один инвалид великой отечественной войны, на плановый осмотр. Я его посмотрел и поразился. Его ранило тремя осколками сразу. Причем два попали в него справа - один над печенью, другой под ней, а один - слева - примерно в середину туловища. И это были большие осколки - его практически рассекло пополам, трудно было себе вообще представить, что человек с такими повреждениями мог вообще выжить. А дело было в ноябре 1941года, в чистом поле. И он был жив, когда его привезли в полевой госпиталь. Его вполне можно было спасти, но это заняло бы слишком много времени, было много других, которым можно было помочь быстрей. И его определили в палатку для агонирующих, есть такая специальная палатка, куда кладут тех, кому помочь невозможно, им там по мере возможностей облегчают страдания, и они там умирают себе своим чередом. И вот, как он рассказывал, как ему потом рассказывали, он пролежал там 19 дней без хирургической помощи и не умер, у него были очень массивные повреждения, но не были повреждены легкие, печень, крупные сосуды и другие жизненно важные органы. И за это время наступило затишье, новые раненые перестали поступать и его заметили. И как ему рассказывали, хирурги взялись за него из любопытства, они не могли взять в толк, как человек с такими повреждениями - выжил. И ему сделали все, что могли сделать, зашили повреждения кишечника, соединили разорванные осколками мышцы, восстановили герметичность брюшной полости и он выжил. И рассказал мне эту историю в начале 80х годов боже мой уже прошлого века. Такая вот любопытная история. Кстати, он довольно таки бодро передвигался, хотя и на костылях. Но смотреть на его тело - было довольно таки страшно, оно было похоже на скрученное кривое дерево, и он не мог держать корпус прямо. Но не суть. Я все про Пирогова. Никак не могу найти описание того, что я слышал про обстоятельства его смерти. А попутно -нашел для себя много любопытного, оказывается, помимо научных трудов, он оставил за собой дневник, который называется "Вопросы жизни; дневник старого врача". Мне сразу же хочется найти его и прочесть, но вряд ли я это успею, я довольно таки давно понял, что не смогу прочесть всего того, что хотел бы, потому - займусь главным для меня сейчас - написанием этого текста. И, так же попутно - вспомнил кое-что о военной медицине. Оказывается, военные музыканты на войне - не все, конечно, наверняка остаются оркестры, которые будут оркестрами даже во время капитуляции, но обычные войсковые коллективы - выполняют на войне, во время активных действий роль похоронной команды. Такая вот диспозиция. И еще один факт, который в свое время меня поразил. Когда нам рассказывали о применении ядерного оружия, один офицер ознакомил нас с одной концепцией, не знаю как правильно назвать. Короче, речь шла о солдатах, которые получат смертельную дозу облучения. При определенной дозе облучения у человека возникает лучевая болезнь. И вот, те солдаты, которые получат такую дозу - у них есть острый период лучевой болезни. Длится он несколько дней. Во время этого периода у них умирают клетки слизистых и клетки костного мозга, которые производят клетки крови. Ну вот. Этот острый период - проходит. Клетки крови обновляются не так быстро, как клетки слизистых оболочек. И вот, когда у пораженных проходит кровавый понос и они вновь в состоянии двигаться и соображать, у них отмечается светлый период. То есть все вроде бы нормально, за одним исключением - клетки крови перестают восстанавливаться и через пару недель их перестанет хватать для нормальной жизни и человек - умирает. Оказывается, эти воины будут направляться в те места, где риск гибели наибольший, где нужно просто заткнуть какую то дыру, не заботясь о возвращении войск. Здорово, правда? Не, с позиций системы, которая ведет войну, это, пожалуй, самый правильный способ распорядиться людьми, которые так и так уже погибли. Но как то неправильно это, наверное, не дать человеку время для умирания. Хотя… в генштабе тоже не дураки живут.
Но к Пирогову, к тому, как смерть меняет мужественного человека. А он - безусловно, был мужественным человеком. Например, после Крымской компании он увидел, сколько злоупотреблений и воровства творится в пользу одного очень большого человека. И он пожаловался императору. Не побоялся. И его уволили.
Умер же он от рака слизистой оболочки полости рта. То есть болезнь была видна невооруженным глазом и все знали, что это - неизлечимо, что разрушаются кости лицевого скелета, что он - скоро и мучительно умрет. Так вот. Врачи, которые в то время его видели и которые с ним общались, рассказывали, что он - до самого конца не верил, что у него рак, он до самого конца надеялся, что это какое то не известное заболевание, что он - выздоровеет и будет жить дальше. Так что болезнь лишает мужества людей помужественней меня. Это я к чему. Это я к тому, что у меня может просто не остаться мужества, чтобы хотеть знать правду. И как я себя буду вести при смерти - определится только на практике. Кстати, рассказывают, что когда Патрокл умирал от чумы, его спросили, как он чувствует себя. И он - вместо ответа - показал амулет с травами, который ему повесили на шею сердобольные женщины. По-моему я это у Монтеня вычитал. Патрокл, видимо хотел показать, что он чувствует себя настолько плохо, что поддался надежде и суеверию, что болезнь сожрала его мужество. А ведь если подумать… что еще, кроме мужества, побуждает нас искать правд