Они только что были здесь

Леонид Улановский
Фантастическая драма в 2-х действиях
по рассказу Альфреда Бестера.


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.

Генерал Карпентер.
Эдсель Диммок.
Мисс Рэндл.
Лела Мэчен.
Марк Юний Брут.
Гай Юлий Цезарь.
Дон Гуан.
Натан Райли.
Бармен Грегори.
Мэдлер.
Генри Форд.
Джордж Хэнмер.
Дизраэли.
Леди Биконсфильд.
Доктор Скрим.
Пациенты и санитары госпиталя, римские центурионы, посетители бара, члены парламента, специалисты из службы безопасности, контрразведки и других аналогичных организаций, голоса специалистов экспертов.

Действие происходит в ХХП веке где-то на территории Северной Америки.



ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ


КАРТИНА I

Кабинет генерала Карпентера – нечто напоминающее бункер. Расположенный глубоко под землей, он давит своей замкнутостью, мрачными пустыми серыми стенами. Вдоль стен, почти под самым потолком, тянется ряд небольших плафонов, похожих на плафоны в современных залах кинотеатров с надписью "Выход". Здесь они белые, неяркие, горящие тусклым безрадостным светом. Кроме того, вдоль стен (прямо в них) расположены семь экранов огромных видео. Посредине бункера пульт, похожий на письменный стол с треугольной столешницей. Один из углов столешницы вытянут почти до авансцены.

За столом стоит генерал Карпентер.

Голос 1. (в темноте) Это была не последняя война. И не война, которая покончит со всеми войнами вообще. Эту Войну звали Войной за Американскую Мечту.

Высвечивается экран 1. На экране – заполненный зал конгресса.

Голос 2. Наш генерал, несколько слов для конгресса 162-го созыва.

Карпентер.  Мы сражаемся не ради денег, не ради могущества, не ради господства над миром.

Звучат восторженные рукоплескания. Все вскакивают. На лицах – полное обожание. Экран  1 гаснет.

Высвечивается экран 2. На экране – плац со стоящими по стойке "смирно" молодыми людьми в военной форме. Род войск определить невозможно. Их примерно человек сто.

Голос 3. Наш генерал, Ваш тост в честь выпускников военной академии.
Карпентер. Мы стремимся не к агрессии, не к порабощению. У нас высокие идеалы, общепонятные, как девиз на монете и лозунги на транспарантах.

С экрана звучит громоподобное "Ура!"(3, 4, 5, 6…раз). Экран 2 гаснет.

Высвечивается экран 3. На экране – лестница, ведущая к старинной двери. На ступенях стоят одетые в строгие костюмы обворожительные красавицы. Их примерно 20.

Голос 4. Наш генерал, сан-францисский Клуб Верности ждет Ваших слов, которые могли бы послужить...

Карпентер. Мы воюем за идеалы цивилизации, за поэзию, за Непреходящие Ценности. Мы сражаемся не за себя, а за наши мечты.

На экране 3: красавицы в восторге, четверо падают в обморок. Экран 3 гаснет.

Высвечивается экран 4. Что на нём – не разобрать.

Голос 5. Наш генерал...

Карпентер Дух цивилизации…

Экран 4 гаснет. 

В дальнейшем экраны высвечиваются и гаснут в ускоряющемся темпе.

Голос 6. Несколько слов...

Карпентер. Лучшее в жизни...

Голос 7. Мы гордимся...

Карпентер. Воплощение...

Голос 8. Вы – щит нации...

Карпентер. Мы возродим...

Голос 9. Американская мечта ждёт...

Карпентер. Наша мечта жива, и мы будем бороться за нее, не покладая рук. Я нажал кнопку и 100 миллионов человек были призваны в армию. Мы сбросили на голову противника десять тысяч водородных бомб. И противник сбросил на нас, на любимую Америку, десять тысяч бомб. Они уничтожили почти все наши города. Мы ушли от этих варваров под землю. Я нажал кнопку, и у меня была тысяча специалистов по саперному делу. Страна дала мне 150 миллиардов долларов, три тысячи специалистов по химической войне и научной организации воздушного транспорта, тысячу специалистов по горному делу, минералогии и кондиционированию воздуха, двадцать тысяч – по управлению городским хозяйством и начальников отделений связи, пятьсот медицинских экспертов. Мне стоит только нажать кнопку и любой специалист – к моим услугам. Мы должны стать нацией специалистов. Каждый мужчина, каждая женщина, каждый из нас должен стать, прежде всего, отточенным и закалённым орудием для своего дела.


Раздаётся гром невидимых аплодисментов. Вспыхивают неравномерно экраны.



КАРТИНА II

Коридор госпиталя. Видны несколько закрытых дверей, на всех дверях, кроме одной, есть ручки. Одна дверь отпирается ручкой, которую носит с собой врач, чтобы ее не смогли открыть изнутри. Коридор расположен так, чтобы была видна часть кабинета главного врача-специалиста по психотерапии - капитана Эдселя Диммока. На дверях палат нарисованы вместо номеров латинские буквы (любые от "А" до "S"). На двери без ручки нарисована буква "Т".

Из двери с буквой 'Т' выходит уборщица с пылесосом. Вид у нее растерянный. Она ставит пылесос. Заглядывает в палату "Т", как бы ожидая чего-то. Потом прикрывает дверь, вставляет ручку, поворачивает ее и прячет в карман халата.

Появляется капитан Диммок. Это коренастый молодой человек с сияющими глазами оптимиста, который пока еще не успел насладиться прелестями культуры, потому что отдавал все время своей узкой специализации психотерапевта, но в то же время собирающийся вкусить плоды культуры после того, как война будет выиграна.


Диммок.  Что случилось, мисс Рэндл? Доброе утро. У Вас такой вид, будто под койками в палате валяются сотни долларов, и Вы не знаете, брать их или нет, пока пациенты спят.


Рэндл. Доброе утро, сэр. Вы все шутите.


Диммок проходит к двери своего кабинета. Входит, снимает китель, надевает белый халат.

Мисс Рэндл с пылесосом идет за ним. На протяжении всей сцены она не выпускает пылесос из рук: в его материальной сущности – защита от мистического тумана, который овладел ею.


Мисс Рэндл. Доктор, но ведь в палате "Т" никого нет. Ни души.


Диммок поправляет халат, хмурится, как будто услышал что-то хорошо известное, но неприятное.


Мисс Рэндл. Ни души, сэр. Две дюжины коек, постели некоторые смяты, личные вещи на столиках и все такое. Но... (шепотом) пыль, сэр. Пыль. Эти вещи не брали в руки уже порядком.

Диммок. (сердито) Вот что, мисс Рэндл. Вы работаете здесь больше двадцати лет. Я думал, Вас давно ничего не удивляет. (шутливо) Подумаешь, пришлось убирать палату для призраков.

Мисс Рэндл.  Вы мне не верите, сэр. Вы смеетесь надо мной. Но я убираю эту палату уже десять месяцев. И только три раза видела, как двадцать четыре подноса с едой вернулись оттуда полупустые. Чаще всего они возвращаются нетронутыми. Вся кухонная служба бурлит. Они уверяют, что палата "Т"– сплошная липа. Говорят, будто это просто неофициальный клуб для всяких пройдох и авантюристов, которые там устраивают попойки. Вот Вам и призраки, доктор. Эти слухи будоражат весь город, тем более, что...


Из-за запертой двери палаты "Т" раздаётся резкий звук. Это  высокий мужской голос, поющий на латинском или еще более древнем языке. Он поет одну музыкальную фразу и так же резко замолкает, как и начал.

Диммок при первых звуках замирает на месте. Мисс Рэндл с ужасом смотрит на него. Этот взгляд выводит Диммока из оцепенения. Он выходит из кабинета и решительно направляется к двери палаты "Т", приглашая мисс Рэндл следовать за ним.

Мисстс Рэндл не так решительно выходит в коридор.

Одновременно при первых звуках песни из всех дверей  высовываются однотипные больные в серых брюках и блузах с надписью "Госпиталь США". Из каждой двери по двое-трое. Двое с перевязанной головой из одной двери, трое – без левой ноги, из второй двери трое - без правой руки, из третьей... и т.д.

Диммок проходит под провожающими его взглядами застывших фигур. Подходит к палате "Т", достает ручку, резко открывает дверь. Несколько секунд смотрит внутрь. Потом аккуратно прикрывает дверь, поворачивает ручку, вынимает ее и прячет в карман. Вид у него растерянный. Однако уже через несколько секунд на лице обычное профессиональное внимание. Это служит толчком к выкрикам всех пациентов.


Пациент 1. Мы же видели...

Пациент 2. Она пустая. Там никого нет...

Пациент 3. Нас дурачат...

Пациент 4. А пение?...

Пациент 5. Какой это язык?...

Пациент 6. Пусть покажут нам их...

Диммок. Молчать. (Шум стихает, как бы нехотя). Никакого пения не было. Вам показалось. Мне – тоже. А пациенты из палаты "Т" ... на прогулке во дворе.

Пациент 1.  Простите, сэр. Но мы следим за дверью уже много месяцев. У нас есть время, Вы лечите очень качественно, спасибо Вам, сэр. (вкрадчиво) Сэр, оттуда никто не выходил и никто не входил туда, кроме врачей. И вид у них был такой же растерянный, как и у Вас вначале. Я, может быть, плохо говорю, но слышу я  отлично. Месяц назад ночью оттуда тоже пели. На каком-то иностранном языке. Некоторые слова звучали вроде как (задумывается), ну вот: "Гады в ямы с их гитар...".

Пациент 2.  Сэр, эта палата для иностранцев? Там шпионы, доктор?

Пациент 3. Она пустая, там никого нет.


Все больные начинают одновременно говорить: возникает шум.


Диммок. Прекратить! Немедленно закройте двери.


Пациенты закрывают двери, бормоча своё.


Пациент 4.  Мы закроем. Но рапорт генералу Карпентеру уже ушел. Извините нас, сэр.


Диммок проходит в кабинет, не замечая стоящую перед дверью мисс Рэндл. Она качает головой, прижимает к себе пылесос, уходит.
Диммок садится за стол, перебирает бумаги, не глядя в них.

Откуда-то сверху звучит голос, проникающий, кажется, до самого нутра.


Голос. Капитан Диммок! Вас вызывает генерал Карпентер! Через две минуты будьте у центрального входа госпиталя.


Димок слушает, стоя навытяжку. Потом сбрасывает халат, надевает китель и бросается к двери. На секунду останавливается.


Диммок.  Вот тебе и "гады в ямы с их гитар".



КАРТИНА  III

Кабинет генерала Карпентера.

Генерал невозмутим, величествен и слегка раздосадован какой-то назойливой мыслью, которая, возможно, не стоит того. Входит Диммок.


Диммок. (взволнован лицезрением столь великой личности) Капитан Диммок, по Вашему приказанию...

Карпентер. (перебивает, не повышая голоса) Так вот, Диммок, каждый из нас это, прежде всего, орудие, острое и отточенное орудие. Закаленный инструмент. Вы знаете наш девиз: "Свое дело для каждого и каждый для своего дела". Кто-то там не при своем деле в палате? Кто, Диммок? Мы вышвырнем его или их оттуда немедленно.

Диммок. Видите ли, сэр...

Карпентер. Я не позволю забывать тех, кто проливал за нас кровь. Мы не имеем на это права. Сострадание – первая заповедь цивилизации. Я разжалую любого, кто посмеет посягнуть на нашу идею. А Вы, капитан, топчите ее своими подошвами. Вы интриган и авантюрист. Мы боремся и понимаем, что Американская Мечта не уступает мечте прославленных афинских греков и благородных римских...э-э...римлян. Это мечта об Истинных Ценностях в жизни. Музыка. Искусство. Поэзия. Культура. А Вы в это время у себя в госпитале... У Вас участились мелкие нарушения правопорядка, снизился процент выздоровлений, появились случаи симуляции. Еще немного и возникнет мятеж больных (трясёт пачкой рапортов). Они забросали меня вот этим. Ваши пациенты, Диммок, утверждают, что в палате "Т" никого нет. Кстати, капитан, что это такое, палата "Т"?

Диммок. Сэр, это палата для особых заболеваний, вызванных шоком.

Карпентер. Значит, там содержатся пациенты?

Диммок. Да, сэр, десять женщин и четырнадцать мужчин,

Карпентер. Какого черта весь госпиталь ходит ходуном? Если там есть больные, почему же в этой груде рапортов мне сообщают, что палата "Т" пуста?

Диммок. Это ложь!

Карпентер. Ладно, Диммок. Значит, у Вас там двадцать четыре человека. Их дело поправляться. Ваше дело – лечить. Обычные дела. Ничего странного. Откуда же берутся эти бумажки? Из палаты для умалишенных? Но ведь у них не принимают почту, не так ли?

Диммок. В-видите ли, сэр... Очевидно, пациентов из других палат удивляет, что мы запираем на замок палату "Т".

Карпентер. Почему?

Диммок. Чтобы удержать там пациентов, сэр.

Карпентер. Удержать? Как это понять? Они что, буйные? Пытаются сбежать?

Диммок. Никак нет, сэр. Не буйные.

Карпентер. Диммок, мне не нравится Ваше поведение. Вы все время хитрите, выворачиваетесь и ловчите. И вот что мне еще не нравится. Эта самая классификация. При чем тут "Т"? Я справлялся в медицинском управлении – в их классификации никакого "Т" но существует. Как Вы это объясните?

Диммок. Сэр, военно-медицинская служба разработала девятнадцать классов ранений, которые включают все возможные разновидности повреждений и заболеваний, как душевных, так и телесных. Они обозначаются буквами от А до S.

Карпентер. Диммок, отвечайте на вопрос, черт бы Вас побрал! Я прекрасно знаю, что означают девятнадцать классов. Мне доложил об этом Главный Специалист-медик, который, в отличие от Вас, понимает дело и не мямлит. Я повторяю еще раз, Диммок. У всех должно быть свое дело, которое все должны делать блестяще. Во всем необходим порядок. В том числе, и в Вашем госпитале. (явно повторяет чьи-то слова, видимо, Главного Специалиста-медика). Повреждение черепа, ранения в брюшной полости, просто ожоги различных степеней и ожоги радиоактивные – для всего своя палата. И заметьте, капитан, с любой буквой, но от А до S. От А до S, Диммок!

Диммок. Д-да, сэр. В общем-то, мы сами ввели этот индекс. Они... Тут, понимаете... Тут особый случай, сэр. Мы не знаем, что делать с этими больными, то есть пока не можем найти способа лечения. Это совсем новая область. Понимаете, сэр, новая! (окончательно забывает, что перед ним генерал) Это сенсационно! Грандиозно! Это войдет в историю медицины! Такого еще никто не видел! Черт возьми, потрясающий эффект!

Карпентер. Точнее, Диммок, точнее.

Диммок. Слушаюсь, сэр. Такое бывает после шока. Полнейшее безразличие к раздражителям. Дыхание практически незаметно. Пульс слабый,

Карпентер. Подумаешь! Я это видел тысячи раз.

Димок. Да, сэр. Все признаки подходят под разряд Р или Q. Но тут одна особенность. Они не едят и не спят.

Карпентер.  Совсем?

Диммок. Некоторые совсем.

Карпентер. Почему же они не умирают?

Диммок. Вот этого мы не знаем. Метаболический цикл нарушен, но отсутствует только его анаболический план. Катаболический продолжается. Иными словами, сэр, они выделяют отходы пищеварения, но ничего не принимают вовнутрь, они изгоняют из организма токсины и восстанавливают изношенные ткани, но все это без сна и пищи. Как – этого не знает никто.

Карпентер. Значит, поэтому Вы их и запираете? Вы полагаете, что они таскают еду и умудряются вздремнуть где-нибудь на стороне?

Диммок. Нет, сэр. Я даже не знаю, как Вам объяснить. Мы...я... они... В общем, и тут какая-то тайна... Они исчезают, сэр.

Карпентер. Что?

Диммок. Исчезают, сэр. Пропадают. Испаряются. Прямо на глазах.

Карпентер. Бред, Диммок. Бред!

Диммок. Но это так, сэр. Смотришь, сидят на койках или стоят поблизости. Проходит минута – и их уже нет. Иногда в палате "Т" две дюжины больных, иногда – ни одного. Ни с того ни с сего – то появляются, то исчезают. Поэтому-то мы и держим палату "Т" под замком. За всю историю медицины такого не было, сэр. Мы не знаем, что делать.

Карпентер.  А ну, (нажимает на кнопку) подать мне троих пациентов из палаты "Т".



КАРТИНА IV

Спальня богатой римлянки.

На ложе возлежит Лела Мэчен, красивая вызывающей красотой. Марк Юний Брут в костюме римского патриция отрывает руки от ее плеч и неуверенно уходит.


Лела. Марк! (кокетливо) Марк Юний... (укоризненно) Марк Юний Брут.


Брут бросается к Леле, зарывается головой в ее колени.


Брут. Я не хочу уходить от тебя. Позволь остаться еще. Ночь была так коротка.

Лела. Перестань. Ты был восхитителен, клянусь богами, но у меня дела: я должна принять ванну, позавтракать, а после... Мне хочется сегодня провести в целомудрии весь день.
Там (указывает на домашний алтарь) я преклоню колени и вознесу молитву.

Брут. Целый день в целомудрии? Ты лукавишь, неотразимая. Я бросил ради тебя друзей. (иронично) У нас ведь тоже есть дела. (очень серьёзно) Значительнее, чем у тебя. Государственная политика Юлия Цезаря...

Лела. (перебивает) Если ты считаешь, что государственные дела важнее моего тела, если они доставляют тебе больше удовольствия, то получай удовлетворение там.

Брут. Не сердись, Лела. Ты же знаешь, как я дрожу от политических страстей и от твоего тела. От чего больше, знают только боги. Порой мне кажется, что я забываю, где нахожусь, – то ли у тебя на ложе, то ли в римском сенате. Те же страсти и..., о, великие боги, как бы этого хотелось, – та же свобода действий.

Лела. По-моему, нет ничего более мерзкого, чем ограничивать свои желания. Я позволяю тебе все, даже раскрывать мне государственные тайны. Вот это ухо слышало сегодня твой расслабленный голос, который произнес много слов о Цезаре и назвал мне дату...

Брут. (зажимает Леле рот) Молчи. Я убью тебя, шлюха...

Лела. (вырывается гибким движением) Не спеши, Марк Юний Брут. Побереги свои силы для
Цезаря. Он силен и умнее тебя, Марк Юний Брут. У тебя плохая память, и ты, видимо, никогда не запоминаешь, что говоришь женщинам, особенно, когда тебе нечего сказать. Странно ты устроен, Марк Юний Брут. Впрочем, как и все мужчины. С опустошением тела у вас наступает опустошение мозгов. Возможно, я груба, но ума у богов мне просить не нужно. Ты все забыл, Марк Юний Брут. Не только сегодня  ты рассказывал мне о заговоре против Цезаря. Ведь ты спишь со мной вторую неделю, а добивался этого два года. И все эти два года ты намекал, что ты великий человек, что Цезарь твой лучший друг. Но ты выше, гораздо выше, хотя пока и смотришь на него снизу вверх. Не так ли? А за эти две недели ты уже четыре раза называл мне точную дату его смерти. И кое-кто из моих друзей, о которых ты можешь только догадываться, знает обо всем. Если со мной что-либо случится, ты умрешь от руки Цезаря. Уходи, Марк Юний Брут, ты мне не интересен. Когда мне вновь захочется спать с мужчиной, у которого из глаз предателя сочится по каплям любовный взгляд, тогда я пришлю рабыню за "восхитительным" Марком Юнием. Он придет, и я немного поваляюсь в грязи, чтобы потом с еще больший удовольствием мыться. Уходи.

Брут. Ты всё сказала, Лела? Ты умна, это бесспорно. Но забывчивость и твой порок. Продажная девка. Правда, дорогая, переспавшая со всеми в Риме или почти со всеми. (с издёвкой) Я имею в виду патрициев, конечно. Или я ошибаюсь, и ты пользовала и рабов, тех, кто покрепче, разумеется. Цезарь не поверит продажной девке. Он не сомневается в правоте своего дела, он не видит врагов среди друзей, он порядочный диктатор и любит открытый честный бой. Мы убьем его, а я буду спать с тобой, когда я захочу, если ты останешься жива.

Лела. Ты угрожаешь мне?

Брут. (не слушает, в исступлении) Я буду, буду спать с тобой!

Лела. (смеётся) И ты хочешь запугать меня тем, что так страстно желаешь мое тело? Поверь, мне есть чем исполнить твои желания. Забыл?

Брут. Лела... Что ты делаешь со мной? Я...

Лела. До вечера, Марк Юний Брут. Счастливого дня тебе.


Брут уходит. Лела хлопает в ладоши. Тотчас за занавесью раздается плеск набирающейся в ванну воды. Лела закуривает сигарету. В комнату врывается юноша в ярком голубом плаще.

Лела в растерянности смотрит на него. В руках у юноши кинжал. Он бросается к Леле. Она закрывает глаза, готовая мужественно принять смерть. Забытая сигарета дымится в уголке рта.


Юноша. Лела! Повелительница! (ударяет кинжалом по своей руке, кровь брызгает на одежду Лелы.) Кровь моя – вот все, что я могу отдать тебе!

Лела. (вытаскивает сигарету, воркует) Глупый мальчик. Ну, зачем же так?

Юноша. Из любви к тебе, госпожа. Я хочу умереть у твоих ног. Как еще заставить тебя посмотреть на меня, и, может быть, поддержать мою умирающую голову? (взмахивает кинжалом)

Лела. Разве я не говорю с тобой, не смотрю на тебя? Или ты хочешь укоротить нашу беседу? Насколько я знаю, мертвые не слышат. Кому же я буду говорить слова любви? (касается пальцами лба Юноши).

Юноша. (замирает от счастья) Слова любви?! (падает на колени) О, госпожа!

Лела. Тебя пустят ко мне сегодня. Надеюсь, ты перерезал не всех моих рабов (закуривает сигарету).

Юноша. Нет, госпожа, мне попались только двое. От одного я спрятался за фигурой Геракла с палицей, а второго, кажется, убил. Во всяком случае, он уже не хрипел, когда я оттащил его в нишу под лестницей. Я виноват, госпожа, но я так хотел умереть у твоих ног.

Лела. (смеётся) Не смотри на меня так. Когда ты так смотришь, мне, право же, хочется отложить все свои дела и... (трясёт головой, глубоко вдыхает дым и гасит сигарету.)
Нет. Позже. Сегодня в девять.


Юноша вскакивает и, поклонившись, бросается вон.


Лела. Как тебя зовут?

Юноша. (останавливается) Дон Гуан.

Лела. До вечера, дон Гуан.


Юноша убегает. Лела идёт за занавесь, сбрасывает одежды. Сквозь тонкую занавесь видны контуры ее прекрасного тела. Она опускается в ванну. Купаясь, Лела поет незатейливую песенку на английском языке. В комнату быстрым шагом входит Юлий Цезарь в сопровождении двух центурионов. Он оглядывает комнату, прислушивается. Подходит к занавеси, резко отдергивает её, несколько секунд смотрит на Лелу. Лела замолкает.


Цезарь. Ну почему, Лела? Почему? Я просил, умолял, плакал, подкупал... И... никакого снисхождения. Почему, Лела?

Лела. Помнишь ли ты Боадицею?

Цезарь. Боадицею? Королеву бриттов? Но я не любил ее. Я только разбил ее в сражении. Какое она имеет отношение к нашей любви?

Лела. Ты убил ее. Цезарь!

Цезарь. Она же отравилась, Лела!

Лола. Убийца! Это была моя мать! Берегись Мартовских ид, Цезарь! Ты будешь наказан.


Цезарь в ужасе отшатывается. Центурионы одобрительно хмыкают. Цезарь, не глядя ни на кого, в ярости выбегает из комнаты. Центурионы бросаются вслед. Один из них вытаскивает украдкой из-под нагрудника букет фиалок, бросает на ложе Лелы. Лела выходит из ванной. Подходит к домашнему алтарю, бросает крупинку ладана в пламя, преклоняет колени.


Лела. Великий Юпитер! И ты, Венера! Сделайте так, чтобы мое восхитительное тело ещё долго служило мне. Я хочу повелевать, хочу видеть этих сильных воинов и могучих политиков у моих прекрасных ног. Пусть мои плечи, мои глаза, мои волосы будут оружием, от которого они затрепещут и потеряют головы. Орудием острым и отточенным как... (задумывается), острым и отточенным, острым и отточенным... (поднимается, подходит к ложу, берёт фиалки, бросает их на пол) Острым и отточенным орудием.


Лела заходит за алтарь, надевает серую блузку и серые брюки, выходит. На  блузе надпись "Госпиталь США". Подходит к ложу, улыбается ему, вздыхает, поднимает руки и исчезает.



КАРТИНА V

Госпиталь. В палате "Т" стоит с поднятыми руками и закрытыми глазами Лела Мэчен. Два дюжих санитара, не давая опомниться, хватают её, закатывают рукав блузы.


Первый санитар. Здесь полтора кубика тиоморфата натрия.

Второй санитар. Давай, пока она не успела перевести дух,


Первый санитар вводит шприц. Лела падает. Ее отодвигают в сторону.


Первый санитар. Есть одна.

Второй санитар. Не уходи. Генерал Карпентер приказал доставить ему троих.



ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ


КАРТИНА I.

Бар средней руки вдали от фешенебельных улиц Нью-Йорка начала XX века.
В баре несколько столиков, лестница, ведущая на второй этаж к входу в номер. посетителей немного. За стойкой – бармен, лениво вытирающий бокалы, стойку, делая это скорее по привычке, чем по необходимости. Разговор, который он ведёт с посетителем, сидящим за ближайшим к стойке столиком, тоже привычен им обоим.


Бармен. …Конечно, мистер Райли, дела идут неплохо. Но только моей жене известно, как мало у меня таких клиентов, как Вы. Ведь только для Вас она делает хлеб, поджаренный на французский манер, и только Вы заказываете яйца по-бенедиктински. Простите за назойливость, мистер Райли.

Райли. (неторопливо пережёвывая пищу) Не забудьте добавить, Грегори, что я заказываю ещё сигары "Джон Дрю", которые идут по пять долларов дюжина и пью коричневое пиво. Только я.

Бармен. У Вас великолепный вкус, мистер Райли. Но он меня не спасет. Я терплю чудовищные убытки. Мне совсем не хочется посвящать Вас в мои дела: у Вас и без того голова занята.

Райли. Ничего, Грегори. Вы это делаете каждый день. Ваша болтовня – вроде приправы, за которую тоже будет заплачено,

Бармен. Вы, как всегда, очень добры, мистер Райли.


Райли утирается салфеткой, кладёт на стол несколько купюр. В бар заходит худой, маленький человечек. Видит Райли, снимает фуражку, подходит к нему.


Райли. А, Мэдлер! Ну, как там мои доллары?

Мэдлер. (достаёт конверт, не решается присесть, хотя Райли широким жестом пригласил его) Здесь пятнадцать тысяч, мистер Райли. Рокки Марчиано техническим нокаутом положил Роланда Ла Старца в одиннадцатом раунде. И как это Вы угадываете, мистер Райли?

Райли. (улыбаясь) Тем и живу. На результаты выборов ставки принимаете?
Мэдлер. Эйзенхауэр – двенадцать к пяти. Стивенсон...

Райли. (перебивая, отсчитывает из конверта) Ну, Эдлай не в счет. Ставлю на Айка Эйзенхауэра.


Мэдлер кивает, берет деньги, отдает расписку, подходит к стойке, тихо беседует с барменом.

Райли направляется к выходу. Один из посетителей, приятный молодой человек, наблюдавший все время за Райли, нерешительно преграждает ему дорогу.


Райли. Форд! Вы ведь – Форд? Гарольд Форд?

Молодой человек. Генри Форд, с Вашего позволения, мистер Райли.

Райли. Припоминаю. Вы, кажется, хотели, чтобы я финансировал производство машины в Вашей велосипедной мастерской? Кстати, как она называется?

Форд. Я назвал ее инсомобиль, мистер Райли.

Райли. Хм-м. Не сказал бы, что название мне очень нравится. Почему бы не назвать ее "автомобиль"?

Форд. Чудесное предложение, мистер Райли. Я так и сделаю.

Райли. Вы мне нравитесь, Генри. Вы молоды, энергичны, сообразительны. Я верю в Ваше будущее и в Ваш автомобиль. Вкладываю двести тысяч долларов.


Райли выписывает чек, отдаёт Форду. Затем смотрит на часы, поворачивается к бармену.


Райли. Грегори, совершенно забыл. У меня есть еще дела в Вашем заведении. Я пройду в номер восемь, а Вы, когда придут Джим Брэди Алмаз и Джим Корбетт Джентльмен, отправьте их ко мне. А пока распорядитесь подать коричневое пиво.


Райли поднимается по лестнице, заходит в номер, снимает пиджак. Входит с пивом Бармен.


Райли. Я хочу немного подумать, Грегори. Когда придут Алмаз и Джентльмен, займи их беседой на полчаса. А потом – ко мне.

Бармен. Как Вам будет угодно, мистер Райли.


Бармен выходит, плотно притворив дверь. Райли задумчиво пьет пиво. Затем достает из портфеля серую рубашку с надписью "Госпиталь США" и серые брюки, надевает все это и исчезает.

В темноте слышны голоса санитаров.


Первый санитар. Ага! Вот и второй голубок.

Второй санитар. Нужен еще один.



КАРТИНА II.

Джордж Хэнмер, в сюртуке и ботфортах, стоит перед скамьями оппозиции английского парламента. Он скользит взглядом по спикеру, по серебряному молотку на бархатной подушечке перед спикером, по затаившим дыхание и ожидающим его дальнейших слов членам парламента.


Хэнмер. Джентльмены! Мне больше нечего добавить. Я буду сражаться за этот билль в городах и деревнях. Я буду сражаться за этот билль до смерти, а если Бог попустит, то в после смерти. Вызов это или мольба, пусть решает совесть благородных джентльменов, но в одном я решителен и непреклонен: Суэцкий канал должен принадлежать Англии.


Овация. К Хэнмеру бросаются несколько человек. Однако некоторые из высокопоставленных лиц холодно проходят мимо. Подковылял Дизраэли – сплошной восторг и энтузиазм.


Дизраэли. Мы завтракаем в Таттерсоле. Машина ждет внизу. Вы – герой, Хэнмер! Черт бы Вас побрал, Джордж, я никогда не ожидал от Вас такой прыти. Леди Биконсфильд не зря любит Вас, как сына. Она завтракает сегодня...


Подходит леди Биконсфильд.


Леди Биконсфильд. (с улыбкой перебивая) ...с Вами. Ты все такой же неугомонный, Диззи. Угомонитесь, сэр, не забывайте, что Вы – великий Дизраэли. А Вы, Джордж, проделали большой путь с тех пор, как были школяром, которому нравилось задирать Диззи. (прикалывает к лацкану сюртука Хэнмера цветок) Я жду Вас в машине (уходит).

Хэнмер. (хлопает Дизраэли по плечу) Черт возьми, Диззи, я не прочь после столь бурного ораторствования погрузиться в прохладное пиво и вцепиться в жареные ребрышки.

Дизраэли. Кто тебе мешает, Джи? В Тэттерсоле – чудесное пиво и поразительные ребрышки. Это достойное начало борьбы, о которой ты только что говорил.


Они смеются. Дизраэли запевает древний гимн школяров "Gaudeamus igitur". Хэнмер подхватывает. Обнявшись, они движутся вслед за леди Биконсфильд. Неожиданно Хэнмер прекращает петь.


Хэнмер. Не обижайся, Дэззи. Я приеду попозже. Поезжайте без меня. Придумай что-нибудь для оправдания перед леди Биконсфильд. Мне необходимо собраться с мыслями. Побыть немного в одиночестве.

Дизраэли. Понимаю, Джи. Я закажу то, что ты просил, а потом пришлю за тобой свою новую машину. Ты ведь еще не видел мой "роллс-ройс"? Ладно, ладно, не злись: я ухожу (уходит).


Хэнмер подходит к своей скамье. Садится, достает из-под нее сумку. Вынимает серую рубашку с надписью "Госпиталь США" и серые брюки. Переодевается и исчезает.

В темноте слышны голоса санитаров.


Первый санитар. Вот и третий.

Второй санитар. Давай их к Карпентеру.



КАРТИНА III.

Кабинет генерала Карпентера.

В кабинете – генерал Карпентер, капитан Диммок, несколько безжалостно-стальных лиц из контрразведки, службы безопасности и других аналогичных организаций. Естественно, все – Специалисты с большой буквы. Вводят Натана Райли, Лелу Мэчен, Джорджа Хэнмера. Они еще не совсем отошли от изрядной дозы усыпляющего, тем не менее, присутствие Великого Карпентера заставляет их подтянуться.


Райли. Рядовой первого класса Натан Райли, сэр.

Мэчен. Мастер-сержант Лела Мэчен, сэр.

Хэнмер. Капрал второго класса Джордж Хэнмер, сэр.

Карпентер. Прекрасно! Вы что, Диммок, и впрямь подумали, что мы поверим в эту чудовищную сказочку об исчезновениях?

Диммок. Виноват, сэр.

Карпентер. Я ведь тоже специалист своего дела, Диммок. Я раскусил Вас. Вы думали, мы клюнем на Вашу болтовню. Война идет плохо. Очень плохо. Где-то к противнику просачивается информация. И вся эта история с палатой "Т"  – не в Вашу пользу.

Диммок. Но они действительно исчезают, сэр.

Карпентер. Конечно, капитан, конечно. Именно поэтому мои Специалисты жаждут пообщаться с Вами и Вашими пациентами. И только в связи с этими исчезновениями, не более. Начнут с Вас, Диммок.


Немая сцена, которая прерывается только воплями Диммока. Специалисты
пробуют на нём все способы физического и психологического воздействия. Диммок сломлен.


Карпентер. Пусть отдышится. Переходите к пациентам.

Специалист 1. Сэр, они все-таки больны...

Карпентер. (повышает голос) Давайте не миндальничать! Мы ведем войну за цивилизацию и защищаем наши идеалы! За дело!


Специалисты направляются к троице. И в ту же минуту все трое исчезают. Специалисты растеряны. Генерал Карпентер подходит к Диммоку.


Карпентер. Капитан Диммок, приношу свои извинения. Полковник Диммок, Вы повышены в чине за открытие чрезвычайной важности. Только какого черта все это значит?! Нет, сначала нам необходимо проверить самих себя (щелкает переключателем на пульте).

Голос. Специалист-психиатр по шокам, сэр.

Карпентер. (в пространство) Вы все видели?

Голос. Так точно, сэр.

Карпентер. Что тут произошло?

Голос. Закройте глаза, сэр. И вы... остальные. Вытяните руки, присядьте, встаньте...


Все присутствующие делают, что сказано.


Голос. Вы все перенесли шок средней степени. Вероятно, нервное расстройство, связанное с военной обстановкой,

Карпентер. Значит, Вы считаете, что на самом деле они не исчезли? Тогда где они?

Голос. Массовая галлюцинация, сэр.


Все трое исчезнувших появляются вновь.


Карпентер. Хватайте их! Усыпите их, Диммок! Впрысните им целый галлон!


Специалисты во главе с Диммоком набрасываются на оцепеневшую троицу. Мелькают шприцы.
Через мгновение трое лежат неподвижно.


Карпентер. (в исступлении, щелкая переключателями) Подать мне всех Специалистов, которые у нас имеются!



КАРТИНА  IV.

Кабинет генерала Карпентера.

Карпентер и Диммок просматривают кипы бумаг, которые валяются на столе-пульте. Оба усталые, видимо, не спавшие несколько суток.


Карпентер. Все мои эксперты изучали это дело. Не может быть, Диммок, чтобы у нас не было однозначного ответа.

Диммок. Но это так, сэр. Вот выводы по всем отчетам, они умещаются на четвертушке листа. (читает) "Фантастический синдром исчезновения вызван войной и возник на основе нового неисследованного страха перед вышеупомянутой войной". И подписей – тридцать семь штук. Видите ли, сэр, каждому действию есть равное противодействие: война и страх, с одной стороны, синдром исчезновения, с другой.

Карпентер. Я устал, полковник. Устал читать отчеты и анализировать эту фразу, которую знаю наизусть. Она совсем не отвечает, например, на вопрос: не исчезают ли Ваши пациенты за вражеские линии? По этим каналам может утекать информация.

Диммок. Вот донесение нашей разведки. Противник с подобными случаями исчезновения и появления людей в действующей армии и в лагерях для военнопленных не сталкивался. Осложнений такого рода у своих больных противник тоже не наблюдал. Кроме того, особая служба безопасности установила, что больные из палаты "Т" дома
и у родственников не объявлялись.

Карпентер. Две недели назад я отдал распоряжение разместить шесть закаленных и отточенных орудий в палате "Т".

Диммок. Я помню, сэр. Они донесли, что все ближе знакомятся с обитателями палаты. Но их последний доклад меня встревожил.

Карпентер. В чем дело, Диммок? Почему я слышу об этом только сейчас? Мы с Вами три дня разбираемся в этом хламе, а Вы...

Диммок. (перебивает) Виноват, сэр. Но я не хотел утомлять Вас. Вы и так работаете, не жалея себя. Один приказ сто второму университету чего стоит.

Карпентер. У нас в этой области нет специалистов. Поэтому я и приказал ввести три обязательных курса, которые подготовят нужных людей. По Чудотворству, Сверхчувственному восприятию и Телекинезу. Конечно, я устал, но меня всегда поддерживает вера в нашу Американскую Мечту. Так что там Вас взволновало, полковник?

Диммок. Эксперты докладывают, что пациенты из палаты "Т"  все реже появляются там.

Карпентер. Это плохо. Очень плохо, Диммок. Тайна может ускользнуть от нас. Мы, конечно,
победим. Но я считаю, что наше счастье будет неполным. Печально, что я даже не знаю, кого наказывать. (с внезапной яростью) Черт возьми, полковник, неужели никто не сможет вывернуть Ваших пациентов наизнанку и посмотреть, что у этой тайны внутри?!

Диммок. Трудно сказать, сэр, хотя... Первый проблеск уже есть. Один из экспертов из палаты "Т"   сообщил, что он поймал обрывок разговора о драгоценном камне. Но сам разобраться не может. Он же Специалист по кадрам.

Карпентер. (одобрительно). Иначе и быть не должно: каждый для своего дела и свое дело для каждого. Я же дал Вам полномочия вызывать любого эксперта. Почему Вы не воспользовались этим, Диммок?

Диммок. Я воспользовался, сэр. Просто мне хотелось рассказать Вам все детально, чтобы навести порядок в собственной голове. Я вызвал Гранильщика, сэр, но он не разобрался, что такое алмаз "Джим Брэди". Я затребовал Семантика, он сказал, что это просто имя и посоветовал обратиться к Специалисту по генеалогии. Я, пользуясь Вашим именем, простите меня, сэр, освободил его на один день от службы в Комитете по неамериканским предкам. Он сказал, что это имя было распространено в Америке лет пятьсот назад. Тогда я обратился к Археологу. Вот он и установил, что Джим Брэди Алмаз - это историческое лицо, известное в городе Малый-Старый-Нью-Йорк в период между губернатором Питером Стивенсоном и губернатором Фьорелло Ла Гардиа, то есть пятьсот двадцать восемь лет тому назад.

Карпентер. Господи! Столько веков назад! Откуда Натан Райли такое выкопал?!

Диммок. Я не хотел говорить Вам, сэр. Вы сочли бы меня сумасшедшим. Но я просмотрел кипу отчетов без Вас, пока Вы занимались сто вторым университетом. Вывод один: это больше, чем перемещение в пространстве, Они, эти шоковые больные, проделывают более невероятные штуки... Более внушительные. Они перемещаются во времени!

Карпентер. Диммок! Опомнитесь!

Диммок. Да-да, сэр. Это путешествие во времени (трясёт отчетами) Здесь отчёты тех экспертов, которых я привлекал в помощь шестерым закаленным и отточенным орудиям из палаты "Т".


Далее каждую фразу Диммок сопровождает броском очередного отчета.

Диммок. Рядовой первого класса Натан Райли исчезает в Нью-Йорк начала XX века.
Мастер-сержант Лела Мэчен отправляется в Рим первого века до нашей эры.
Капрал второго класса Джордж Хэнмер путешествует в Англию
XIX века.
Остальные скрываются из нашего ХXII века в Венецию дожей, в Норвегию Эрика Рыжеволосого, в Испанию времен Христофора Колумба, в общем, в самые разные места земного шара и самые разные века.
Карпентер. Вы с ума сошли, Диммок! Молчать столько времени?!

Диммок. Я собирался с мыслями, сэр.

Карпентер. Это колоссальное открытие, полковник! Представляете, как это скажется на ходе войны?! Мы сможем посылать армию на неделю или на год назад. Мы сможем выиграть войну до ее начала. Мы сможем защитить от варварства нашу Мечту, Поэзию и Красоту, даже не подвергая их опасности!


Диммок пытается представить себе победоносное сражение, выигранное до его начала. Это у него не получается.


Диммок. Виноват, сэр. Я хочу напомнить Вам, что положение несколько осложняется.

Карпентер. (очень недовольно) В чем там еще дело, Диммок?

Диммок. Пациенты палаты "Т". невменяемы, сэр. Эти люди могут знать, но могут и не знать, как они все это проделывают. Кроме того, больные не в состоянии войти в общение с экспертами. А это значит, что овладеть методом чуда пока невозможно. Ключ придется искать самим. Пациенты не могут нам помочь.

Карпентер. (привычно) Нам нужны эксперты.

Диммок. Я уже привлекал...

Карпентер. (перебивает) Ерунда! Необходимо привлечь еще и еще. Они отправятся в палату и не выйдут оттуда, пока не сделают свое дело: пока не разберутся в технике путешествия  во времени.


Карпентер щелкает переключателями на пульте. Это похоже на исполнение какой-то виртуозной мелодии.



КАРТИНА  V.

Коридор госпиталя. В кабинете Диммок. Он, стоя, разговаривает по телефону.


Диммок. Так точно, сэр. Сейчас в палате пять лучших экспертов. Как Вы и говорили, сэр: Психоневропатолог, Анатом, Археолог, Кибернетик и Кулинар. Да, сэр, и еще один – первоклассный историк – доктор Скрим. Вот с этим пришлось повозиться: неуживчивый, язвительный и колючий субъект, сэр...


Раздаются гулкие удары в дверь палаты "Т" изнутри.


Диммок. (продолжает) Все в порядке, сэр. Они работают. Мы обеспечили им тишину и спокойствие, сэр. Это землеройная машина, сэр. Всего наилучшего, сэр. Слушаюсь, сэр (кладет трубку).


Диммок выходит из кабинета, спокойно подходит к двери, в которую продолжают стучать.


Диммок. Вы не выйдете, пока не докопаетесь до секрета путешествия во времени. Это приказ генерала Карпентера.


Стук усиливается.


Диммок. Кто на этот раз шумит?

Скрим. (из-за двери). И на этот раз и до того. Шумлю я – доктор Скрим.

Диммок. Поговорим спокойно, доктор.


Стук прекращается.


Диммок. Я не понимаю Вашего отказа выполнять приказ генерала.

Скрим. Я не эксперт. Я – историк, первоклассный историк, заметьте. Только и всего. В этой невежественной стране сплошных экспертов я – последняя стрекоза среди полчища муравьев.

Диммок. Не ругайтесь, доктор.

Скрим. Мне не к чему ругаться. Вы – гнездо муравьев – трудитесь и специализируетесь. А для чего?

Диммок. Чтобы сохранить Американскую Мечту. Мы воюем за Поэзию, Культуру, Образование и Непреходящие Ценности.

Скрим. Одним словом, за меня. Ведь я этому посвятил жизнь. А где Вы меня откопали, смею напомнить?

Диммок. (смущенно) В тюрьме...

Скрим. Смелее, смелее, полковник.

Диммок. В федеральной каторжной тюрьме. Вас приговорили к двадцати годам каторжных работ. Вы были единственным первоклассным историком, поэтому нам ничего не оставалось, как освободить Вас. Временно. Сейчас Вы – закаленное и отточенное орудие...

Скрим. (яростно стучит  в дверь) К черту! Пустите меня!

Диммок. Пока не раскроете тайну – не выйдете.

Скрим. (устало) Никакой тайны для меня нет.

Диммок. Вы узнали секрет?

Скрим. Откройте дверь.


Диммок, слегка поколебавшись, открывает дверь. Из палаты "Т" выходит человек с изможденным лицом.


Диммок. Свое дело для каждого и каждый для своего дела. Вы сейчас раскроете мне секрет,
доктор. А я поговорю с генералом и, возможно, Вам уменьшат срок.

Скрим. Я руководил кафедрой истории философии и всегда думал, что ясно излагаю свои мысли. Поэтому нет сомнения в том, что мои высказывания о войне достаточно полно выписаны в соответствующих протоколах. Меня обвинили в симпатиях к противнику, в антивоенных настроениях, короче, в том, что я верую в Американскую Мечту. Оставим это. Пожил в приличных условиях, насладился трехразовым питанием – и на том "спасибо". Я не надеюсь на смягчение приговора.

Диммок. Вы обманули меня? Вы не знаете секрет?

Скрим. Никакого секрета для меня нет.

Диммок. Они путешествуют во времени?

Скрим. И да, и нет.

Диммок. Ответ должен быть только однозначным. Вы уклоняетесь...

Скрим. (перебивает) Вы специалист в какой области, полковник?

Диммок. Психотерапия.

Скрим. Тогда Вы не поймете того, что я Вам скажу. Это философская проблема. Здесь нет
секрета, которым могла бы воспользоваться какая-либо группа. Этим секретом может овладеть только личность.

Диммок. Я Вас не понимаю.

Скрим. А я и не надеялся, что Вы поймете. Отведите меня к Карпентеру.



КАРТИНА  VI.

Кабинет генерала Карпентера. Карпентер, Скрим и Диммок.


Скрим. Мне нужно десять минут. Можете Вы оторваться от Вашего пульта и переключателей?


Карпентер кивает.


Скрим. Тогда слушайте. Слушайте внимательно. (Зловеще ухмыляется.) Сейчас я Вам дам ключи от чего-то столь грандиозного, что понадобится вся Ваша смекалка, чтобы понять, что Вы держите в руках,


Диммок и Карпентер выжидающе смотрят на Скрима.


Скрим. Итак, Лела Мэчен уходит в римскую империю, где живет как роковая женщина. Каждый мужчина влюблен в нее. Юлий Цезарь, Марк Брут, центурионы, дон Гуан. Улавливаете нелепицу?

Карпентер. Нет.

Скрим. К тому же, она курит сигареты.

Диммок. Ну и что?

Скрим. Продолжаю. Натан Райли исчезает в начало XX века. Там он живет своей излюбленной мечтой. Он – игрок высокого полета. Зашибает деньги, делая ставки на то, что ему известно заранее. Он ставит, что на выборах пройдет Эйзенхауэр, что боксер Марчиано побьет Ла Старца. Он вкладывает деньги в автомобильную кампанию Генри Форда. Вам это о чем-нибудь говорит?


Карпентер тянется к переключателю.


Скрим. Не беспокойтесь, я объясню. Только вот Вам еще несколько ключей. Джорж Хэнмер убегает в Англию XIX века, где он – член парламента, друг Дизраэли, который присылает за ним свой "роллс-ройс". Вы знаете, что такое "роллс-ройс?"

Карпентер. Нет.

Скрим. Это марка автомобиля.

Карпентер. Да?

Скрим. Вам всё еще непонятно?

Диммок, Карпентер. Нет.

Скрим. (мечется по кабинету) Генерал, это открытие куда грандиознее телепортации или путешествия во времени. Это может спасти человечество!

Карпентер. Что может быть грандиознее путешествия во времени, Скрим?

Скрим. Слушайте, генерал. И Вы, полковник. Эйзенхауэр баллотировался в президенты не ранее середины XX века. Натан Райли не мог быть одновременно другом Джима Брэди Алмаза и в то же время ставить на Айка Эйзенхауэра. Брэди умер за четверть века до того, как
Айк стал президентом. Марчиано побил Ла Старца через пятьдесят лет после того, как
Генри Форд основал свою автомобильную кампанию. Путешествие во времени Натана Райли полно подобными анахронизмами.

Диммок. Позвольте...

Скрим. (перебивая) Лела Мэчен не могла взять дон Гуана в любовники. Он никогда не был в
Риме. Его вообще не было. Это литературный персонаж. Она не могла курить сигареты. Тогда не было табака. Понятно? Опять анахронизмы. Дизраэли не мог послать за Джорджем Хэнмером свой "роллс-ройс", потому что автомобилей при жизни Дизраэли не было.

Карпентер. Черт знает, что Вы говорите! Выходит, все они врали?

Скрим. Нет. Не забывайте, что им не нужны ни пища, ни сон. Они не лгут. Они возвращаются вспять во времени по-настоящему. И там едят и спят.

Диммок. Но Вы же только что сказали, что их истории несостоятельны. Что они полны анахронизмов.

Скрим. Я не отказываюсь. Они возвращаются в ПРИДУМАННОЕ ИМИ время. Натан Райли имеет собственное представление о том, как выглядела Америка начала XX века. Эта картина ошибочна, потому что он не историк. Но для него она реальна. Он может жить там. Точно так же и с остальными.

Карпентер. Вы в своем уме, Скрим?!

Скрим. Эту концепцию почти невозможно осознать. Эти люди открыли, как превращать Мечту в реальность. Они знают, как проникнуть в мир Воплотившейся Мечты. Они могут жить там. Господи, вот она, Ваша Американская Мечта, генерал! Это чудо, бессмертие. Этим чудом непременно нужно овладеть. Это нужно изучить, об этом надо сказать всему миру.

Карпентер. И Вы это можете сделать, Скрим?

Скрим. Нет, не могу. Я историк. Я не творческая натура. Мне это не под силу. Вам нужен Поэт... От Воплощения мечты на бумаге или на холсте, должно быть, не так уж сложно шагнуть к воплощению в действительности.

Карпентер. Поэт?! Вы серьезно, Скрим?

Скрим. Конечно. Кстати, генерал, а Вы знаете, что такое поэт? Вы столько лет вдалбливали нам, что война ведется ради спасения поэтов.

Карпентер. Перестаньте паясничать, Скрим. Говорите по существу.

Скрим. Пошлите в палату "Т" Поэта. Он изучит, как они все это делают. Поэт уже наполовину живет в мечте. А от него научатся Ваши психологи и анатомы. Они смогут научить нас. Поэт – необходимое звено между пациентами палаты "Т"  и Вашими специалистами.

Карпентер. Мне кажется, Вы правы, Скрим. Полковник, Вы готовы уяснить то, о чем Вам доложит Поэт?

Диммок. Так точно, сэр.

Скрим. Тогда не теряйте времени, генерал. Пациенты из палаты "Т" все реже появляются там. Мы должны овладеть секретом, пока они совсем не исчезли из нашего мира. Пошлите в палату "Т" Поэта.

Карпентер. (щелкает переключателем) Найдите мне Поэта!


Нарастающая частота мигания экранов видео. Карпентер и Диммок лихорадочно щелкают переключателями. Это щелканье уже не напоминает исполнение виртуозной мелодии. Это – ужасная какофония.

Все перекрывает хохот доктора Скрима.  Хохот над этим последним, воистину роковым исчезновением.

КОНЕЦ