Шторм

Михаил Бару
Уходящим женщинам.
И мужчинам,
познавшим одиночество.
Посвящаю.

Уже второй день шторм трепал яхту. Под двумя рифами на гроте и стакселе, намотанном на закрутку до размера стрингов пассажирок, лодка давала 8 узлов, временами разгоняясь до 10. Вместо вальяжного круиза вышла бешеная скачка. Волны и ветер не давали ни малейшего шанса зайти в очаровательную бухту вулканического острова. Оставалось только укрываться за ним от стихии, чтобы не усугублять положения и без того укачавшихся гостей.

Вторые сутки он сидел на руле. Автопилот не справлялся с ветром и волной и регулярно терял контроль. Пассажиры лежали зелёными пластами в каютах. Он не мог им помочь, потому что и сам держался на спичках в глазах и благодаря ей.

Когда три дня назад он встречал гостей на борту чартерной яхты, ему показалась, что она чья-то дочка. Но она была с весьма солидным дядечкой, который больше всех шумел и настаивал на том, чтобы отход состоялся как можно быстрее.

Когда он подавал ей руку, помогая спрыгнуть на палубу, ему показалось, что она ничего не весит. Она была такой миниатюрной, что едва доставала ему до подбородка, и если бы не вполне женские и аппетитные формы, сошла бы за 16-ти летнюю девочку-подростка.

Погода казалась прекрасной. Несмотря на его объяснения, что прогноз неблагоприятный и стоит подождать с выходом до утра, гости требовали отхода, намекая, что платят они за плавание, а не за стояние в марине.

Уже вечером, под свежеющий бриз, он вышел в море. Тут же выяснилось, ни один из гостей и близко не имел понятия о хождении под парусом. Все уверения, что они имеют морскую практику, на поверку, как всегда, оказались блефом. Максимум их практики состоял в спринтах на катерах с болтающимися на бортах, как уши спаниеля, кранцами.

Он мог рассчитывать только на себя. Впрочем, как всю свою жизнь. Его ставка была как раз на вечерний бриз, который мог помочь успеть добежать до спасительной бухточки с чёрным песком. Главное было успеть до того времени, когда ветер начнёт беспрерывно завывать в такелаже. Тогда уютная закрытость бухты превратится во врага. При такой силе и направлении ветра вход в неё окажется невозможным из-за камней, извилистого фарватера и сильного наката. "Шанс есть, если прогноз не обманет." - думал он.

Прогноз обманул. Метеорологи ошибаются всего один раз в день. В 4 утра, когда автопилот ещё мог сам держать лодку на курсе, шкипер взял первый риф. И сразу, потом похвалив себя за это, второй. К 6 он оставил от стакселя только половину.

Пробудившиеся от качки и ударов волн в борта пассажиры стали вылезать на палубу. Мужчины недовольно морщились, глядя на волны, бурчали что-то в ответ на писк своих спутниц из гальюнов и, ежась, спускались вниз. Следующий раз они выползали с зелёными лицами и глазами, полными муки и бычьего бессмыслия. Он подпихивал страдальцев к подветренному борту и держал за шиворот, чтобы не списались за борт, пока их не прекращало выворачивать. А потом, без особых церемоний, спускал безвольные тушки по трапу вниз.

Из женщин наверху появилась лишь она. Посетила борт и осталась. И вот уже вторые сутки штормовала с ним рядом. Сначала сидела на наветренной банке, напоминая своим видом мокрого воробья. Её лицо то зеленело, то бледнело, но она упорно цеплялась за леера и искала ногами опору, чтобы расклинить себя, когда лодка брыкалась на волнах. Ей было холодно, мокро, плохо, но она осталась!

Он оценил поступок, пожалел и не стал гнать вниз, где уже остро пахло кислым. Включил, на время, автопилот (он рисковал) и мухой слетал в каюту, притащив свой драйбэг. Удерживая штурвал одной рукой, другой дал ей свои сухие вещи и запасной непромоканец. Заставил переодеться прямо в кокпите, деликатно делая вид, что занят изучением горизонта. Главное было удержаться от смеха. Он-то знал, какие пируэты приходилось ей делать, чтобы и одеваться, и не растянуться на палубе! Потом застегнул на ней спасик и прицепил страховкой к штормовому лееру. Сразу после этого объяснил, как надо смотреть на горизонт. Выглядела она в его вещах словно попугай Кеша из мультика, который, когда влипал, звал Василия. Но, согревшись и почувствовав, что тошнота отступила, она быстренько привела себя в порядок, каким-то чудесным образом устранив несоответствие размера одежды её миниатюрному телу. Не забыла даже сделать хвостик, закрепив его неизвестно откуда взятой резинкой.

А потом совершила второй поступок. "Кофе хотите?" - спросила она, едва перекрикивая шум ветра и хлопающих на приводе парусов. «Да» - сказал он, подумав, что снизу она не вернётся. Нужна воля, чтобы исхитриться и не укачаться в душной атмосфере каюты, без спасительного горизонта, да ещё и найти заранее приготовленный им термос с горячим напитком. Она вернулась. Не скоро. Бледно-зелёная. Доползла до борта, буквально волоча за собой 5-литровый термос из нержавейки. Но он уже был рад ей, а не кофе.

Потом он, молча поглядывая на неё, посасывал кофе через трубочку в крышке чашки-термоса. Она не могла пить кофе, но наливала его, балансируя на качке и стараясь не пролить. Ветер продолжал крепчать, и у него всё меньше оставалось времени на кофе и взгляды. Стало отчётливо ясно - они не успели дойти до бухты, они влипли.

Они влипли по-крупному. Береговая охрана передавала по радио штормовое предупреждение. Ожидалось усиление ветра и волнения. А им уже сейчас было плохо. Ему же было плохо ещё и от того, что он дал слабину и повёлся на пэсенджеров (pasagir). Нужно было сделать как всегда в таких ситуациях. Отойти из вида берега и лавироваться до утра, ожидая развития погоды, недалеко от порта-убежища. А пэсенджерам, при любом раскладе, можно было потом рассказать байку, если спросят. Но они обычно и не спрашивают. С русскими всегда так. Важно не куда идём, а что идём вообще. А куда  это как вывезет.

Начинало темнеть, когда остров появился на горизонте тёмной полоской. Но до него ещё нужно было дойти, лавируясь в ночи в бейдевинт, борясь с волнами и ветром. Он объяснил ей, что такое шкоты и как пользоваться лебёдками, что надо делать и по каким командам. Ему нужна была помощь этих маленьких рук на оверштагах, и она быстро училась незнакомой ей раньше науке, являя живой и пытливый ум.

Ей было нелегко. Она крутила лебёдку, закусив нижнюю губу, не слыша пушечных хлопков парусов в левентике и его крика «хорош!». Когда не хватало силы рук, она вращала ручку всем телом, изгибаясь и упираясь ногами. Он останавливал её толчком в плечо, и она без сил падала на банку. Каждый раз, снова командуя «К повороту!», он боялся не услышать произносимое тихим голосом - «Готова». И радовался и восхищался ею, услышав. Казалось, что только невероятная сила воли заставляла её вставать на лебёдку, на ощупь находить шкот, а потом крутить огромную в её руках, упрямую ручку.

Откуда в этой маленькой и хорошенькой женщине бралось столько сил и решимости? Он, как и всегда, мог справиться со всем сам, «немецкая» проводка гикашкота позволяла это, просто было бы вдвое тяжелее. Но дело то не в этом. Как здорово было ощутить, что ты не один. Всего-то!

Когда они нырнули в ветровую тень острова, стало легче. Прикрытая от волн и ветра громадой вулкана, лодка прекратила брыкаться. Качка стала ровнее, ветер ослабил свой могучий натиск. На рассвете они по-очереди разглядывали в бинокль землю. Там ветер гнул деревья, срывал с них листья. Огромные буруны волн бесшумно взрывались фонтанами брызг о прибрежные камни.

Стали приходить в себя пассажиры. Они выбирались в кокпит, несмотря на дождь, и замирали, прислушиваясь к ощущениям внутри себя. Им было томно.

Появился наверху и её «мужчина». Она заулыбалась, и, несмотря на усталость и бессонную ночь, её лицо стало вдруг нет, не красивым,  очаровательным. Подсев, она что-то говорила ему, гладя по обросшей щеке и волосам. Выглядел он и в правду помято, но удивило не это - он не обрадовался, не улыбнулся. Мужчина отстранил её руку и что-то резко стал выговаривать, повышая голос.

Стоя на руле, шкипер услышал обрывки фраз. Неприятных фраз. Фраз, от которых с её лица исчезло солнце, и оно стало серым, как у всех. Ветер донёс до него: «Это тебе, дуре, припёрло на яхту Могли бы в круиз Романтики захотелось С тобой всегда вляпаешься». Шкипера удивило, что она не обиделась, не отошла от своего спутника, а стала гладить его руку. По её губам читалось «прости» и ещё что-то, она говорила, казалось, умоляюще. Но мужчина дёрнулся, отвернулся и громко сказал через плечо  «Пойди, накрасься, что ли!». Она замерла, потом встала и пошла к трапу. Шкипер поймал её взгляд. В этих глазах был шторм, сильнее того, что был кругом. Этот шторм крушил не прибрежные скалы, а её иллюзии.

Она вышла наверх минут через тридцать. Косметика сделала своё дело. Красивое, кукольное личико, но без жизни. Шкипер стоял на руле точно напротив трапа, по которому поднималась женщина. Он хотел заглянуть в её глаза, но ничего не увидел, как будто на них были надеты тёмные очки.

Он давно выучил урок. Шкипер не лезет в дела гостей до тех пор, пока они не начнут прыгать за борт. И он не лез.

Прохладная погода и дождь всё-таки загнали пассажиров вниз. Они потихоньку возились в каютах, устраняя последствия качки и вызванной ею морской болезни. Наверху остались только он и его хрупкая помощница. По её щекам текли не то слезы, не то капли дождя. «Можно ли дойти до какого-нибудь порта, откуда есть возможность уехать?» - сказала она. «Я думала, что путешествие на яхте не будет таким изматывающим. Я понимаю, что это непросто, но не могли бы вы что-то сделать».

Он молчал. Потом буркнул: «Я подумаю» и стал нажимать кнопки картплоттера, изображая размышления, чтобы не видеть её взгляда и не ляпнуть чего-то такого, о чём потом мог бы пожалеть. Она с надеждой смотрела на него.

На самом деле он уже понимал, что ветер несколько ослабел, а в прогнозе погоды Береговая охрана не давала его усиления и значительного изменения направления. Значит, можно добежать бакштагом, без риска получить непроизвольные фордаки на волне, до большого острова в 60 милях, где есть порт с удобным заходом и паромы на континент. Особой разницы не было - лавироваться за островом или скользнуть по ветру. «Разве что поболтает», - с некоторым садистским чувством подумал он.

Чтобы не мучить её лишний раз, он не стал крутить поворот фордевинд, а сделал коровий оверштаг и лег на нужный курс. Поняв, что очередной галс уводит лодку от острова, она оживилась и стала сбивчиво говорить. О том, что благодарна ему. За сухую одежду. За то, что оставил в кокпите. Что она испытала самое незабываемое приключение в жизни. Что теперь чувствует себя «бывалым» моряком, вернее, морячкой. Но он понимал: все слова - лишь благодарность за то, что пошёл навстречу её просьбе.

Идти с попутной волной и ветром было не легче, однако в кокпите стало заметно теплее и суше. Стемнело, когда яхта приблизилась к долгожданному острову. Теперь они работали вместе как сплаванный экипаж. Она искала навигационные огни, глядя в громадный в её руках бинокль, помогая шкиперу найти вход в гавань. Лодку изрядно качало, но она бесстрашно работала у мачты, помогая свалить грот. Так вдвоём они и пришвартовались в марине. Никто даже не проснулся.

Утро в гавани ничем не напоминало о шторме. Волна и ветер были чем-то далёким и нереальным. Все ещё спали, когда шкипер, по давно установленному самим для себя правилу, принялся наводить на лодке порядок после перехода.

Его внимание привлекло движение в кокпите. Там стояла она с дорожной сумкой в руках. Оставив дела, шкипер молча принял её сумку.

Он знал, что море влияет на людей. Оно сделало его немного философом, немного психологом. Было понятно что происходит. Он молчал, радуясь внутри, что море не подвело и в этот раз, смыв маски.

Шкипер проводил её до конторы пассажирского порта. «Дальше я сама,» - сказала она, «Андрею передайте, чтобы не беспокоился.» И вдруг встала на цыпочки и чмокнула его в заросший подбородок. Потом решительно сделала шаг к дверям, но обернулась на мгновенье. Он поймал её взгляд. В нём блестело море.