Люди. Люди?
Ко сну озноб усилился. Ночь истлела в горячке. Жар, пот, метания, тревога… И непрерывно трясло. Ближе к утру полегчало.
Встав, едва не упала. Жар унялся, но щёки горели. Кружило голову и подташнивало. Так и не умывшись, прилегла ещё. Часам лишь к одиннадцати умылась. Струя приятно холодила виски.
Холодильник был пуст. С трудом одевшись, взяла сумку. Лифт не работал. 9-й этаж. Спуск показался бесконечным. Передохнув на крылечке, тихонько двинулась в магазин. Ещё полтора квартала. За ночь погода распростилась с осенью. Мороз, свирепея, брал дань густым паром. С паром уходило тепло. Левая рука сомкнула у носа крылышки воротника. Шла, погнувшись, зябко ёжась, это резко старило.
В магазине сделала передышку. Потом долго ходила. Наверное, грелась. Результаты не впечатляли: кефир, творог, булка.
На кассу пролегла длинная очередь.
Воскресенье!
С безразличием подумалось: «Не выстою». Назойливым эхом два эти слова тюкали мозг…
Люди тянулись к кассе. Лица. Лица… Тётя, похожая на добрую розовощёкую молочницу... Застенчивая бабушка с опухшим лицом… Дедуля, точно светлоокий бородатый гномик…
Кое-как удалось протиснуться. У кассы прошептала:
- Люди, ради бога, позвольте... без очереди. Я больна...
Грузно набрякла тишина. Кассирше хватило взгляда. Красивые глаза мутны и неподвижны, щёки пылают. Девушке очень плохо. Молча приняв рубль, отбила чек и взялась за сдачу.
Тут-то началось?!
Вокруг стояли люди. И они тоже не хотели стоять. Людей можно было понять. Воскресенье. Обрушившийся мороз. Плюс непостижимость общей тяги именно сюда - в этот магазин. Где люди превратились в Очередь. Длинную, огромную, бесчеловечную. Очередь заколыхалась, превращаясь в бурю животной злобы и ненависти… людской. Она хуже, страшнее животной…
…Обугленное сознание пыталось докричаться: «Это Буря. Она тебя сметёт». Тело отказывалось понимать и уступать.
Кассирша жалостливо вздохнула: «И хороша, ох, не к добру».
Шанс унизить красоту заставляет толпу бесноваться. Искажённые, ослеплённые, дикие лица…
- Больная она. Видали таких… больных! – Неужели это вы, добрая молочница? – В вендиспансере долечат!.. - Тётушка посинела от злобы, вот-вот удар хватит.
- Нахалка!.. Стыд пропила!.. Совестью заела… – А с опухшими глазами и не бабушка вовсе. С хорошего бодуна, вот яростью и пышет.
- Срам один и пробу ставить нехде!.. – Дедушка не гном, а тролль. И глаза его не светлы, а багрово-бугристы от лопнувших капилляров. – На ногах она не стоит. Меньше по ночам мотайся…
- Сволочь!.. Стрелять таких надо, как бешеных кошек!.. Развели шалашовок… - Всё это давило, жгло, плюща, лишая остатних сил.
- Я упаду. Сейчас упаду. – Удивлённо прошептала и начала оседать. Их толчки гасили волю к сопротивлению.
Закатываясь, глаза выделили мужчину. Единственного, который молчал. Смотрела без мольбы - один немой вопрос. Двинув волевою складкой, он моргнул и задумался. После чего отвёл глаза. Самоуглублённый медальный профиль. Взгляд устремлён поверх голов и суеты: бесстрастный, интеллигентный, мудрый.
- Бесстыжая… Пьянь… Докатилась… - Исступлённое тявканье слиплось в оркестр злых молоточков. Молоточки лупили, целясь разбить самое хрупкое и нежное…
Недоумённые, запьяневшие глаза смотрели вверх. И возносились сквозь нависшие лица: перекошенные, бешеные, разъярённые. Лица без масок. И каждое стремилось выплюнуть что-нибудь гадкое. Кто-то сморкнул, да не попал.
«За что?» – плыло в голове, затухая. И мягким облачком сгустился покой: «Что это со мной? А не всё ли равно…».
…Едва очередь рассосалась, кассирша помогла встать: «Вот звери-то», - и проводила к дверям...
Как очутилась дома, не помнила.
Всё вспомнилось в ванной.
…ты больна очень больна рядом были люди но никто не помог наверное тебе просто не повезло во всём виноваты погода и звери какие звери рядом были люди такие же как и везде ты падаешь и умираешь или случайно выживаешь среди людей которые рядом которые не дадут умереть спокойно рядом были люди рядом были люди рядом были люди люди…
1984