Пигмалион в современном интерьере 9 (Хомут Ассолев) / Проза.ру

            9 глава

            НАЧАЛО КОНЦА
            С КРИМИНАЛЬНЫМ ДУШКОМ ...

      – Ванюша! Вот я все о себе, да о себе … А почему ты молчишь? – пятилась перед Иваном, вальсируя, веселая Галина. Голотелов хмыкнул и прокашлялся, готовясь что-то ответить, но она, как все женщины, уже забывшая свой первый вопрос, приложила к его губам теплую, только что из варежки, ладошку – постой … ты же все время подкашливаешь, а это, согласись, нехорошо. Я же, как-никак специалист и заметила кашель еще тогда, летом … Ты давай-ка … проверь свои легкие, тем более я смогу это устроить и сама посмотреть тебя. Для этого всего-навсего надо встретиться со мной в поликлинике, да принести паспорт, да взять номерок ко мне в регистратуре … С регистратурой я сама справлюсь – чувствуя протестующий жест Ивана, затараторила она – ты только появись в поликлинике! –
      – Отпадает – отмахнулся Голотелов, поскольку, как и все обитатели его муравейника был диким, то есть свободным от прописки и удостоверяющих документов и далее продолжил – я уже лет двадцать живу с таким кашлем … и никаких ухудшений – он пожал плечами.

      – Но и улучшений тоже наверно не видать … а у тебя наверняка бывают периоды, когда поднимается температура, знобит, бросает в пот, пропадают силы … – имея в виду туберкулез, настаивала Пигмалица, уже сама беря его под ручку.
      – Ну и что? На силенку вроде бы не жалуюсь, да и в ящик пока не играю …
      – Когда заиграешь, – подстроилась под его тон Галина – на эту тему уже поздно будет говорить –

      Иван равнодушно продолжил тему – Это вон Картофель располагает таким ассортиментом ярче, чем у меня – стоял на своем Иван – давай, я его свожу к тебе … только можно без паспорта?... Он его потерял –
      – Можно… – и, помолчав, – ты тоже без документов можешь – поняв свою оплошность на счет ксивы, заглянула в его глаза – хоть и придешь из-за этого … со странной фамилией … я тебя обязательно посмотрю –

      Тяжелый вздох, малоговорящего в жизни человека, она поняла как навязалась, мол, на мою голову, но все-таки этот знак не означал отрицания …

      … Прощались коротко и просто. Она положила руки на его плечи, приподнялась на цыпочках и чмокнула в щеку, пахнущую мылом, но стерильную от мужских одеколонов ... потом, стирая варежкой помаду, прошептала: «Спасибо за диплом … за вечер … и …» – он ее прервал: «И пока на этом хватит, а то мы далеко зайдем, не разобравшись … – пробормотал, поднимая воротник Иван и, дыша на свои бесперчатнокрасные руки, продолжил – по-моему для тебя я первый … такой … красавчик … да и ты для меня далеко не следующая».

      Пятясь в дверях подъезда, она деловито попрощалась: «Значит я вас с Картошкиным жду, как договорились …»

            -------------------------------------------------

      … С промерзшими костями Иван ввалился в свою бендюгу, а там его ждали, мирно беседуя о буддийской религии Альберт Сазонович и Картофель. Последний меланхолично прикладывал к левому глазу примочку, а Артист, как всегда развалившись на скрипучем каркасе и покачиваясь на его задних ножках, сидя боком к столу и одной рукой брезгливо держась за мокрый от тающего льда подоконник, а другой, машинально собирая со стола ладошкой хлебные крошки, покровительственно, свысока мурлыкал собеседнику: «… не скажи, уважаемый Корнеплод (так Артист называл друга в минуты риторического вдохновения), не скажи … тибетские монахи ближе к космосу не потому, что в горах затворниками живут и выше всех на Земле … Это формальный подход … – Картофель недоверчиво качал головой и слизывал катившиеся по щеке ручейки от примочки … – У них сама основа, корни религии космические, и в этом ее будущее … – направляя указательный палец в появившегося Ивана, закончил дискуссию Альберт и переменил тему ...
      – Иван! Приходила Люська, злая как Отелло … вот фонарь другу подарила. Я только и успел ее спросить, отчего такая озабоченная, как она схватила твою книгу, да не ту, что оказалась под рукой-то, а подальше … вот эту – «Эдгар По» и запустила в меня. Ну … Я-то с женщинами дело имел – увернулся, а нашему агроному не повезло. Он хотел заступиться за меня, только открыл свою амбразуру и прошамкал – Люсьен! ... как тут же получил с правой вот это … – Артист отвел картофельную руку с примочкой от лица друга и на Ивана из черного синячного омута глянул обиженный глаз агронома, как бы спрашивая – за что!!!? – Я вот думаю, что французы правы, когда в таких случаях предлагают искать женщину … – покривился на траур картофельной физиономии Альберт, а Картофель закончил – Чего искать, Альбертик! Пришла и дала в глаз, стерва бешеная! Хорошо, что тебя – поворачиваясь к Голотелову – не было, а то она все визжала: «… Где Ванька!... Дайте его морду!!!...» Иван раздеваясь только спросил: «… Что, керная была?» На это Сазоныч, который Альберт, закатил глаза: «… тяжелый вопрос. Не родился еще тот нарколог, который отличил бы трезвую Люську от косой!...»

      … На следующий день «загадка нарколога» не появилась на свалке … Такое за ней замечалось неоднократно, а поэтому на ее отсутствие не обратили внимания – ни Иван, который весь день, используя аргументы и даже интонацию Галины на счет туберкулеза, уговаривал Картофеля пойти в поликлинику, ни Картофель, который все отнекивался, но к вечеру сломался и согласился на том капризном условии, что с ними пойдет и Артист, а ежели Альберт здоров, то пусть и подождет на улице, ни сам Артист, который как последняя проститутка в этих разговорах был на стороне то одного, то другого …

      … В поликлинике, обслуживающей оказывается сотрудников Обкома партии, на невинный вроде бы вопрос друзей: «Тетя, где тут у вас рентген?» – (а вопрос был задан, кстати, Картофелем), пожилая няня, неприязненно глядя на картофельный синяк, кустистое серебро вздрагивающего подбородка и траур его предательски повылазивших из рукавов лоснящейся тёлки любопытных, забывших дружбу с пуговицами, обшлагов рубахи, сказала, мгновенно оценив внешний вид бомжовой тройки, что они ошиблись адресом, что им нужен не «регент» а направление в Лечебно-Трудовой Профилакторий, и если они еще будут здесь шляться без толку по коридорам, да оставлять грязные следы, то она найдет на них управу – не в простой, мол, «полуклинике» работаем, знаем, как в телефоны говорить, если что – сердито стуча о ведро шваброй, набрала обороты бабка – уже, мол, не раз докладывали ...

      Назревал скандал … Никакие уговоры на агрессивную старуху не действовали и просто освободиться от бульдожьей хватки ее беззубого рта уже было нельзя – в сторону шума в медленной солидности, с чувством собственного достоинства, начали поворачиваться номенклатурные бестолковки. Послышались реплики не предвещавшие ничего хорошего – чего, мол, они здесь делают, ханыги? ... Вызвать, мол, наряд – пусть забирают! ... Вот от таких и надо охранять государство! ... Шляются здесь без дела, а народные стройки, мол, голод испытывают в рабсиле …

      На бабкину угрозу Картофель начал заикаться, раскашлялся, рассопливился и понес, в суетливой растерянности, поминутно вытирая нос рукавами, чепуху о гражданском равноправии, чем еще больше расшевелил сердито гудящее номенклатурно-осиное гнездо.

      Иван побледнел и, с трудом сдерживая себя от удовольствия погулять своими крепкими кулаками по рыхлым, орущим и брызжущим слюной фэйсам, сказал Картофелю сквозь зубы: «Твой синий фонарь как красная тряпка действует на них. Иди молчком на выход … твое лечение уже закончилось … а процедуру скандалотерапии надо оформить в нашу пользу (польза подразумевалась в благополучном унесении собственных ног), иначе загремим … и серьезно…»

      Картофель послушно повернулся и ретируясь, потрусил к выходу, а Голотелов, успокаивая в основном пожилых клиентов с орденскими планками, через силу заставляя себя пожалеть их прошлые заслуги, пятясь, осторожно двинулся за Картофелем …

      На улице, ничего не подозревающий Альберт, спросил мусорных коллег – Ну? ... Что? ... Диагноз подтвердился? ... – на что Иван, сплюнув в сторону поликлиники, зло ответил – Если бы вся страна болела туберкулезом, людей можно было бы спасти и простить … Но этот случай гораздо сложнее и серьезнее, тем более, что никаких лекарств здесь не придумаешь. – Артист пожал плечами – я не мастер отгадывать твои ребусы, Ванька – а Картофель, никого не слушая, возбужденно и тяжело с присвистом дыша и размахивая вялыми руками, беспардонно влез в разговор, воскликнув: «Мужики! А ведь мы легко отделались! ...

            ------------------------------------

      Ночью … лёжа с открытыми глазами, вытаращенными в темноту потолка, Иван вдруг понял, что ему никак нельзя состыковаться с тем миром, откуда появилась эта женщина, а уж тем более влезть в него полностью … Они же из разного теста. И нечего ему рыпаться … Надо спокойно продолжать копаться в своих кучах, а они пусть копаются в своих … Но кое-что оставалось, что связывало их … Ему, оказывается, принципиально надо было отработать ресторанное угощение – находка диплома, по мнению Ивана, не стоила такой любезности, тем более, что до сих пор он принимал их только от своих друзей – А что ж ты согласился на ресторан-то? ... Раскатал губу на удовольствие? ... А зачем? – зашевелилось внутри – Да дурак потому что … ходы вперед не сумел просчитать … – Ну-ну … – успокоилась самокритика, а сам Иван продолжил свои мысли о настоящем и будущем в знакомстве с этой женщиной …

      … Поскольку для Голотелова со стороны Галины ресторан был незаслуженным подарком, то его, по простой логике, надо было вернуть …

      … Нет, она конечно в принципе ... со скрипом ... но могла бы вписаться в число его друзей, но в субъективном плане, о чем ему и вопил визит в поликлинику, все было намного сложнее. Ведь сама по себе, что дружба, что любовь, в которую понятно уже и переходило их знакомство, не мыслимы без поступков, укрепляющих, или разрушающих их. Как Ванька понимал – жизнь – это непрерывная цепь деяний, где каждое действие является ответом на чей-то поступок и, в то же время, предполагая следующий, опять же как реакцию, – уже запутывался в дебрях рассуждений полуночник.

      Философски эта банальность давно была известна под вывеской причинно-следственных связей, но весь фокус-то и состоял в том, что они с этой женщиной были по разные стороны баррикады, которая уродливо гримасничая на их взаимоотношения, никогда не позволит им соединиться, а их потуги вразрез баррикадного закона, смешнее копья против мельниц. Дальше в лес – больше дров, но чтоб этих дров-то не было, всего-навсего, не надо в лес ходить … Каждый виток его мыслей вокруг общения с Галиной заканчивался одним и тем же кончиком – надо рвать … дальше будет хуже …

      … – А ресторанный подарок необходимо вернуть – спустился на землю философ – но вернуть так, что бы она не догадалась о «возврате» и не обиделась …

      … Для этого, как нельзя кстати, подходила опять же форма подарка, но для него – тяжело скрипя топчаном, думал Иван – нужен предлог. А его не надо было выдумывать – он летал в воздухе – день рождения.

      Из телефонного справочника, давно припасенного, на всякий случай Артистом, утильщик узнал номер Егоровых … Дневной звонок заставил снять телефонную трубку Веронику Григорьевну … Иван был психологом, и его прозрачный, если не банальный, реверанс – судя, мол, по голосу, вы красиво выглядите … – сработал без осечки и растопил сердце отзывчивой и неразборчивой на комплименты женщины перед незнакомцем (к тому же телефонным!!!), и тем убив ее подозрительность. Назвавшись профоргом галкиной поликлиники, он в один момент узнал день рождения ее дочери …

      ... И только положив трубку, мать усомнилась, а профорг ли это, ведь у них должны быть сведения из кадров, но, как всякая женщина, долго думать не умела, а потому, как только села к трельяжу и взяла в руки губнушку, забыла о звонке …

            --------------------------------------------------

      … До дня рождения было еще далеко и это упрощало дело … К тому же, Артист и Картофель согласились помочь Ивану … А он уже замыслил кое-что …

      … Там, в ресторане, Голотелов заметил, какие завистливые взгляды кидала Галина на блондинку за соседним столиком. Блондинка владела яркими сочными губами, скрипучим капризным голосом, а уж как она владела своим капканом на мужиков – глубоким декольте – об этом особый разговор и жалко, что сейчас другая тема. В ее витрину, как ни сопротивляйся, проваливались все мужские взгляды и долго копошились там, не желая выныривать … Неискушенному в женщинах, откуда ему было знать, что так, как Галка, завистницы всегда смотрят на драгоценности, но наблюдательность его не подвела – на обладательнице сочных губ и откровенно зовущего декольте, но ведь это только для мужиков же, а для женщин ничего интригующего не было, что могло бы привлечь внимание Пигмалицы, кроме … золотого браслета …

            -------------------------------------------------

      … Добычу ждали долго … Артисту и Картофелю Иван показал на витрине эту действительно красивую, но и кусачую ценой, вещицу. Друзьям, для начала, Голотелов должен был из магазина подать знак, что сазан-доброволец пошел платить именно за этот товар ... Увидеть сигнал с улицы было легко – окна большие и чистые от мороза. Знак должен еще и говорить мужик это или баба … – С ней проще – говорил своим будущим подельникам Ванька – она все складывает в расписуху, которая всегда через плечо носится, а за мужиком еще надо проследить, куда он товар положит … дальше, дело техники – отхлебывая чай, щурился на суету тараканов Иван – но вы в ней не последние винтики … –

      … Неделю ждали «добровольца»… Снегирям, дежурившим в магазине, каждый день Иван давал в лапу – чтоб они его не выгоняли на мороз …

      … Наконец друзья получили сигнал, поданный Голотеловым из магазина … - Молодая брюнетка в ладно сидящих черного цвета брючках, заправленных в аккуратные белые с красным узором унтики, короткой лисьей шубке и кожаной дурой через плечо, стоит возле кассы, брезгливо кривясь, что не портит ее неброско красивого лица, считает, почти вслух шевеля крашеными губами, крупные купюры … Уже выбит чек … Уже получен товар … Лисья шубка вынимает из полученной коробочки золотой браслет … Любуется им, не скрывая удовольствия, с глуповатой улыбкой, раздумывает – сейчас одеть, или дома – к вечернему платью. Второе, к удовлетворению утильщика, побеждает – изящная упаковка с красивой безделушкой исчезает в расписухе … Вот аккуратные унтики мягко направляются к выходу …

      ... Но …........ В тамбуре – узком, как могила и длинном, до двух с лишним метров, между марухой и уже выходными дверями, два грязных алкаша чего-то не поделили (а кроме бутылки им и делить-то нечего!). Как не кстати они сподобились – ей надо спешить, а они тут затеялись – нашли место!...

      Кипиш начался серьезно и мгновенно … Видимо алкаши давно уже копили друг на друга что сказать, да и не только … Что помоложе, схватил пожилого сразу же за горло, а тот, хрипя и пуча слезящиеся глаза, запустил клешню в нестриженную со времен Ноя ботву молодого. Молодой, картавя, заикаясь и брызжа слюной, злобно и виртуозно матерился (но не так, как вы себе представляете, а в десять раз виртуознее). Оба свободными граблями тяжело отоваривали друг друга так, что в узком проходе гудели и вибрировали стены.

      Брюнетка оказалась зажатой между этими петухами спереди, и каким-то звероподобным сзади, который сопя, изрыгая неудобоваримые проклятья и беспардонно, рукавом своей несвежей телогрейки, прижав (мягко сказано) ее лицо к стенке, и этим отметив зеленый цвет стены шикарным следом от губной помады напополам со слюной верещавшей брюнетки, пытался протиснуться к дерущимся, чтобы присоединиться к одному из них, а может и вытолкать обоих на улицу …

      ... Было так тесно, что лисья шубка утонула в омерзительно-гнилостном запахе дерущихся, не один месяц свободных от бани тел и до синяков ощутила на себе остроту локтей молодого, да хищную цепкость рук, протискивающегося сзади …

      ... Наконец, к удовольствию прижатой, поскольку могла испортиться укладка под цветастой цыганской шалью, звероподобный протиснулся вперед … Кстати, укладка уже изрядно потрепалась, пока этот вонючий зверь лез через нее к дерущимся, да так лез, что ей один раз пришлось размашисто запечатлеть своей физиономией на грязной стене след от губной помады.

      ... Как только звероподобный, оставив ее растрепанную сзади, дотянулся-таки своими граблями до алкашей, он схватил каждого за шиворот и, сипло прорычав, растягивая шипящие и, в тоже время, смягчая их в блатном акценте – … Пош-шла на х-хер, ш-шпана! ... – вышиб их на мороз … В магазине уже послышалась трель ментовского свистка, когда на улице этой тройки и след простыл …

      … Все затихло … Брюнетка успокоено и с удовольствием вздохнула морозным воздухом, подошла к витрине магазина и, глядя в темноватое стекло на свое отражение, пробормотала, поправляя прическу и шаль – Ахламоны! Чтоб вам неделю трезвыми ходить! – затем, предвкушая вечернее удовольствие с браслетом, улыбнулась в свое отражение и, поправляя сумочку на плече … осталась на вдохе – плечу было легко … Нет, ремень-то от сумочки был в руках – вот же! ... вот же он! ...