Пигмалион в современном интерьере 5 (Хомут Ассолев) / Проза.ру

            5 глава

            ПИГМАЛИОНОМ ЗДЕСЬ ПОКА НЕ ПАХНЕТ,
            НО НАМЁК, УВЕРЯЮ ВАС, ПРОСЛЕДИТЬ МОЖНО ...

      – Пигмалица-а-а! Еда гото-о-ова! Ползи ло-о-опать! – приятно для чужого слуха пропел из кухни энергичный голос Вероники Григорьевны – Виолеточка и Николя уже поко-о-ормлены! –

      – Господи!... Уже поет! – с раздражением закипела, закинув журнал мод и приняв вертикальное положение с дивана, Галка – ведь вчера еще выла волчицей на Машкин уход, а сегодня … стоило ей завладеть ярким платьем из «Гермофродита» (так все взрослые ее семьи называют торговый комплекс «Товары для мужчин и женщин»), как тут же забыла и скандал с домработницей, и мой потерянный диплом … – Что нужно этой бабе... – рассуждала дочь – эффектно подать обтянутый провокатор? Но матери-то зачем … да и кому подавать свою задницу? – Ей-то уже далеко за сорок, а все пропеллером крутится перед зеркалом, да изменяет походку при виде породистого петуха на улице … Ну подожди годика два, я сотворю из тебя бабку – завертишься мне тогда –
      – Пигмалица-а! Тебя ждет яи-и-ишница! –

      – А что ты еще умеешь, кроме нее и концентратов? – лениво потягиваясь в окно и не помышляя идти на кухню, подумала Галка.
      – Сама гото-о-овила! –

      – А кто же теперь будет кормить семью? – Конечно сама – злорадно подытожила в полголоса положение осиротевшей на Машку семьи, старшая дочь, и обреченно пошлепала персидскими тапочками на кухню …

      … Пигалицей ее прозвал отец в далеком детсадовском возрасте – за малый рост и непоседливость, но она выговаривала по своему – Пигмалица, что родителей очень веселило, а девчушке нравилось. Так и укрепилось за ней это домашнее имя – Пигмалица.
Она не была похожа на отца – тогда еще директора солидного стройтреста, высокого блондина с прямым греческим носом и голубыми глазами. Кстати, официальное имя дочке дал не он, а его заместитель, который все время вертелся в их квартире …

      ... На другой же день после выписки из роддома, пеленая дочку, Вероника, сюсюкая, назвала ее цыпленочком, на это зам … заскочивший на огонек, заметил, как ходячая энциклопедия, что «цыпленочек» на одном из западных языков звучит как «галлина», а если с одним «эль», то с древнегреческого будет «тишина», «кротость». Отец вроде бы попытался возразить – Какая тишина! ... Какая кротость!... Вы посмотрите, как она вертится!... А как она орет!... Не-е-ет! Ей нужно мужское имя! ... – Но на эту реплику Вероника, презрительно смерив Илью Сергеевича с ног до головы, недвусмысленно (для себя, во всяком случае) прошипела: «Если б ты, папаша, только в именах не разбирался … – и, аукнув дочери, громко прошептала, неумело колдуя подгузником – Галкой … Галкой будешь, успокойся! ... – А зам, при таком откровенном пикировании, отвернулся к окну и нервно забарабанил по подоконнику, с пристальным вниманием вглядываясь в мусорный контейнер за окном, ровно ничем не претендующим на такое сосредоточение …

   … На смотринах уже официально было объявлено – «Галина», а Илья, забыв именную обиду, лез к своему смущенному заместителю – низкорослому типу с цыганским лицом и кротким взглядом (как у сироты) целоваться и благодарить за помощь - «Ведь почти все передачки в роддом – его! ... Машину – он же пригнал и отвез женщин домой! ... Половину пеленок-распашонок – он принес! ... Даже коляску – он подарил! ... – В этом монологе папаша делал ударение на «Он», много икал и пускал длинную слюну. Наконец Вероника забрала у мужа рюмку, подложила салатика и тихо сказала ему – ты ешь! ... ешь! ... Еще успеешь отблагодарить его … и меня заодно … – на что Илья Сергеевич влепил ей в ухо мокрый поцелуй, а цыган покраснел и суетливо принялся ухаживать за брезгливой блондинкой справа, изредка бросая тревожные взгляды на хозяйку дома …

      … Галкино детство было самым обыкновенным (для ее круга обыкновенным), где памяти не за что зацепиться – с корью, клизмами, ведомственным детсадом, спецшколой, домработницей и ежегодными двадцатидневными артеками. Правда, одно событие из этого обыкновенного детства ей все-таки запомнилось. Это как в Артеке они целый день ловили какого-то голодранца и, поймав руками воспитателей, шумно вели его грязного, омерзительно вонючего и оборванного, по волчьи огрызающегося, в директорский кабинет. Помнится, она тоже, как и все, на счастье, дотронулась до его лохмотьев, а потом, опять же, как и все, долго мыла руки дегтярным мылом от вшей и вопила, как и все, что она тоже ловила жулика.

      Даже золотая медаль за школу не запомнилась, кроме одного момента, когда отец, вздыхая и криво усмехаясь, сказал в адрес награды: «… тяжелая медаль … многого мне стоила ...» – странно так сказал – со значением.

      Семейного совета на счет института не было. Просто отец настоял – … пойдешь в медицинский … – проще поступить. На что медалистка возразила – … Там девок на первом же экзамене режут, а ребят тянут –
      – Тебя не зарежут … не беспокойся … – встряхивая газетой, обронил глава семейства.

      С одной стороны, к этому времени, Галка была уже закаленной девицей в области блата, а с другой – смышленой в семейных отношениях, и быстренько поняла, что зверя в отце будить не стоит, иначе и мать озвереет … А доктором стать … можно и доктором – не маляром же в красной косынке.

      Шесть вузовских лет промелькнули мгновенно, и вдруг все уперлось в ничто – нет диплома, а второй не выдают. Могут, конечно, оформить дубликат, но опять отцу придется пользоваться телефонным правом, а ей этого так не хотелось …

      … Хочешь–не хочешь, а день начинать надо не воспоминаниями, а делами. Галка нехотя поклевала материнский завтрак и, с тоской уяснив, что от экскурсии на свалку не отвертеться, по-змеиному потягиваясь, встала из-за стола …

      … На кухне пахло горелым молоком и крепкими мамиными духами …
      – Интересно, чем же от меня будет разить после «ароматной» мусорки? – размышляла Пигмалица, втискиваясь в «варенки» и пританцовывая под битлов. Последний раз глянув в зеркало, промычав, что недурно, и всему дому просигналив – Чаушки-и! – выскочила на лестницу, «поправлять свое положение в обществе»

            ______________________________________________


      … – Какие дела могут завести такую клёвую телку, да без аркана, в наш департамент? – удивляясь своему красноречию и вспотев от умственного напряжения, а заодно, этой фразой истратив недельный потенциал своего зубоскальства, произнес один из Шуриков, поднимаясь со скамейки у ворот свалки навстречу невысокой девушке, похожей на цыганочку, но одетой современно и модно. Галка молча шла на сближение и, когда остался один шаг, резко на левой ноге развернулась правым боком к Шурику и с энергичным наклоном от него же профессионально выбросила в сторону обидчика ногу …

      … Это только в кино после ловких ударов противники остаются на ногах, да эффектно, в кинематографическом раже, крушат челюсти друг другу. В жизни, при отработанном ударе, да еще при запоздалой защите, они валятся мгновенно, не отскакивая на метры, а как говорил учивший ее боевому ремеслу – «под себя».

      Этот Шурик на счет опоздания в защите, не был исключением. Он только успел в момент удара тонко на выдохе хрюкнуть, сломаться пополам и рухнуть, от болевого шока, «отрубленным» под ноги Галке. Удар пришелся точно в то место, где синяки может быть и не остаются, но как отставленный эффект возникают серьезные проблемы с потомством.
   – Это тебе за телку … Остальное прощаю – пробормотала Пигмалица, прыжком разворачиваясь в пол-оборота на пружинистых … в широкую боевую стойку навстречу другому, неуверенно бежавшему на помощь.
   – Тебе тоже? – спросила напряженным голосом гостья …

      … Конечно, любой из Шуриков одной левой мог бы с ней справиться – подготовлены они – дай Бог каждому. Просто, первый совершенно не ожидал такой прыти … да еще от бабы, потому и лежал в корчах уже готовым. Второго остановило не ее владение боевыми приемами – он боялся последствий, не зная, кто стоит за её спиной. Тем более, что чернобровая усилила его опасение фразой: «Ну, клоуны, не боитесь, что будет потом?» К тому же третий Шурик, не изменяя ленивой позы – в правой руке держа бутылку пива, а левой задумчиво поглаживая коротко стриженый затылок и удивляясь, как можно не догадаться по ее дерзости, что покровитель девки – влиятельное лицо, щуря свинячьи глазки, игриво, желая соблюсти хороший тон при плохой игре, развязно произнес – Пропусти ее … Не видишь, девочка – по делу! –

      Инцидент был исчерпан. Шурик второй, шутовски изогнувшись, изобразил галантность, вытянул губы трубочкой но, не найдя подходящих слов, так и застыл, а Галка, довольная таким оборотом, и уже расхрабрившись, проходя мимо «застывшего», не утерпела и шепнула ему – Подбери губы … наступлю! –

      Шурик третий как в воду глядел на счет покровителя – стоило галкиному отцу только пальчиком пошевелить, и вся тройка была бы стерта в порошок.
      – … но это бы потом (на счет порошка)… – рассуждала, уже успокоившись, Пигмалица – а что было бы сейчас, если бы …? – Она невольно вспомнила Андрея, что научил ее так драться и, задумчиво лавируя между кучами, подумала – Сколько же ты просидел … а сколько ещё осталось? –

      … С Андреем они сошлись с первого курса на почве песен. Галка любила их слушать, а он нехило бренчал на гитаре, аккомпанируя своим стихам …

            … Пруд на грани замерзанья,
            Поседел за ночь пригорок …
            Ты назначила свиданье
            В перелеске недомолвок …

      … Все девочки на курсе постепенно отвернулись от Андрея, раскусив его шизанутость на песнях и исключительную беспомощность в расшифровке полуулыбок, полунамеков и других полу … прозрачных аксессуаров флирта …

            … Настороженные персты
            В наши спины тычут ели,
            Недвусмысленные жесты –
            Вы же этого хотели …

      Стихи не были средством обольщения. Он пел ради пения – это девочкам не нравилось, а он был равнодушен к тем, кто не любил слушать его песни …

            Звуки вязких междометий
            Застревают в стылых сучьях …
            Ты прости – я не заметил,
            Что мороз сегодня круче …

      У Галки было все наоборот. Ей не нравился Андрей – скуластый, курносый, с недоверчивым взглядом глубоко сидящих цепких глаз, небрежный в прическе и одежде … Но песни … – Его песни она обожала …

            Топчем иней отчужденья
            На тропинках неприязни,
            Но расстаться на мгновенье
            Не хватает тихой казни …

      На том и сошлись. Он ей – песни, она ему – открытый рот и зачарованные уши. Андрей имел еще одно хобби, правда не вокального плана, которое Пигмалица с легкой настороженностью не оставляла без внимания, пока не зная, как к этому относиться – студент отчаянно дрался. Он чересчур часто, с безрассудной храбростью кидался в самые крутые заварушки, не успев сосчитать противников. Одно утешало ее (правда, не убедительно) – он был до идиотизма идейным, бился только за справедливость и только на стороне слабых, в подавляющем большинстве незнакомых (вот это и было, по мнению Галки, его идиотизмом). «Специалисты», наблюдавшие его сольные номера в подворотнях, восхищенно цокали языком – … Ах, какая реакция! ... А координация движений! ... А боевое мышление! ... – Это все от Бога!

      Ему не раз предлагали друзья – Андрюха! У тебя же нет девчонки (открытый рот Галки не принимался во внимание – мало ли кто слушает песни с такой откровенной особенностью, а может у нее на песни острый отек носоглотки, как аллергическая реакция). Имей в виду, отсутствие женщины в жизни гения – ба-а-альшое достоинство. Остается бросить писать стихи, насиловать гитару и всего себя посвятить боевому искусству … ведь ты – готовый чемпион страны!... Ты же вчера завалил четверых … Все они известные качки под сто кэгэ, а в тебе и восьмидесяти не наберется … Родные братья тебе – Брюсс Ли и Чак Норис!... А ты – Розенба-а-аум, да Высо-о-оцкий! – Затопчешь талант – не пеняй на нас – мы предупреждали! ...

      Не понимали друзья того, чтоб завалить четырех, ему был нужен стимул, которым мог оказался пьяненький пенсионер, что четверка заволокла в подъезд и уже выворачивала его дырявые карманы … А песни … – как противоположный дракам полюс – для душевного равновесия, а что они только собственного сочинения, так это от гордости – Андрюхе чужого не надо! Кстати, в медицинский поступил тоже из противоречий – не всю же жизнь калечить людей, когда-то и лечить надо. Приехал чудак из дальнего фабричного поселка, где жизнь заставила в совершенстве овладеть кулаком и, между делом, гитарой … В институте сошелся с Галиной и основательно занялся учебой, не гнушаясь на практике выносить судна из-под лежачих да с ложечки кормить дистрофиков ...

      А жизнь не стояла на месте … Уже Пигмалица поняла, что ее завораживают далеко не песни, а сам солист … Уже и до Андрея дошло, что он – ничто без ее цыганского образа … Но на то и жизнь, чтобы иметь свои сложности, а они-то и не замедлили сказаться уже на втором курсе в лице галкиных родителей …

      Первой хватилась Вероника Григорьевна … поздновато заметила, но лучше поздно, чем совсем опоздать ... Был подключен отец … Выяснилось, что жених – без роду, без племени – детдомовский, за душой – гитара, кулаки да пара белья … Запахло катастрофой ... Одно утешало, что ни тот, ни другой о женитьбе до окончания института и не помышляют. Но это их намерения, а судьба так пакостно вмешается, что придется скоропостижно коляску покупать.

      – Надо немедленно вмешаться, иначе испортит он девке жизнь … и нам заодно … сделай же что-нибудь, используй связи, наконец – жарким шепотом щекотала мужнино ухо по ночам Вероника Григорьевна. И муж, как и положено всем мужьям в таких ситуациях, сдался ...

      Однажды ... после тяжелой зимней сессии, Андрей пригласил Галку на концерт. Условились, что встретятся у Андрея в общежитии …

      … Галка, врубив магнитофон, уже собиралась, снимая бигуди, когда в комнате родителей грохнулось что-то тяжелое …
      – Мамка! Ты что … прыгаешь через стулья? – пошутила в зеркало дочь. Вероника не ответила …
      … Дома были только мать и Пигмалица - детей Машка еще не привела из гостей, а отец накануне с кем-то говорил по телефону, странно так говорил, какими-то недомолвками, потом крупно скандалил с Вероникой, чем и довел мать до корвалола а затем, вдруг взглянув на часы, засуетился, засуетился и спешно ушел из дома, по всем признакам в скандале с Вероникой Григорьевной, не выдержав свою линию …

      – Мам! Ты что! ... Язык себе отдавила? – опять пошутила Галина, но уже с нотками тревоги … Мать и на этот раз не ответила …

      – Ма!!! – врываясь в родительскую спальню, крикнула Пигмалица и застыла … – на полу, стащив на себя скатерть со стола, неудобно лежала Вероника. Рядом валялся опрокинутый стул и блестели крупные осколки хрустальной вазы. Мать была без сознания. Все, что накопила дочь за два с половиной года в институте, улетучились за две с половиной секунды. Разума хватило только на вызов «Скорой …» … а уж врач буднично определил – сердце … нужна госпитализация.

      Концерт отъехал в сторону небытия – Галка поехала с матерью, устроила ее там, вернулась домой, а дома уже всех пришедших, Машка кормит ужином.
      … Отец за ночь осунулся … Чуть расцвело, засобирался в больницу, а Пигмалица осталась дома, с повинной за сорванный концерт, дожидаться Андрея. Но он в этот день почему-то не явился – видимо обиделся за пропавшее мероприятие … Не пришел и на следующий … – а это уже на Андрея было не похоже. Галка побежала в общежитие, а там ее вахтерша ушатом холодной воды – … забрали тут одного два дня назад … по моему твоего … Ох, и шумно же забирали! – пятерых сотрудников покалечил … Часа полтора с ним возились … тоже мне, милиция! – с одним не могут справиться! Когда уводили, он все орал … страшно так орал – не мои, мол, … подложили … – а что подложили-то и не понятно.

      … Через неделю к Галке на дом, по делу Андрея, явился следователь и, в присутствии притихшего, обмякшего, переживающего за жену отца, обстоятельно расспрашивал в круглые немигающие галкины глаза о наркотиках, что прятал у себя в тумбочке Андрей …

      … Два навалившихся на Галку несчастья притупили ее проницательность. В другое время она задала бы себе вопрос: «А только ли за Веронику переживает папаша? ... А не связаны ли в тугой узел и скандал родителей между собой, где не выдержало сердце Вероники, и срочный уход «по делам» Ильи Сергеевича, и срыв похода на концерт, и наркотик в андреевской тумбочке?».

      Он (следователь) много чего спрашивал, но у Пигмалицы все звучали в ушах слова вахтерши голосом ее друга – … не мои! ... подложили! ... –

      … – Папка! Ну, как же!? ... Кто его так подставил!?... За что?... Это же жестоко!... Ведь эта мразь человеку жизнь сломала! ... – стуча в грудь отца мокрыми кулачками, не стесняясь домашних, орала, судорожно всхлипывая, Галка, а он, успокаивая дочь, думал только о том, как бы не наткнуться на ее беспомощный взгляд …

      … На суде Андрей, зная о льготах чистосердечных признаний, все-таки совершенно не принял обвинения, а в последнем слове, махнув на все рукой, выпалил: «Делайте что хотите – скощайте, набрасывайте, а только я не хранил … Это мне во время обыска мент и подложил. А кому я дорогу перешел – не знаю … – и побелевшими губами – … но хотелось бы узнать … Как только отсижу, первым же делом начну искать –

      Справедливый суд не скощал и не набрасывал, но, видимо, имея в виду андрюхину угрозу на счет поиска пакостника после отсидки, припаял столько, что присутствовавшая при судилище Галка, пошатнулась и, охнув, завалилась между рядами … но приговоренного к ней не допустили – не родственница, не положено – видимо гуманизм тоже имеет право на извращенчество …

      ... Когда она пришла в общежитие забрать андрюхину гитару, ей её не дали, объяснив – … чтоб быстрей забыла … – так, мол, легче пережить … – решили между собой андрюхины друзья, этим самым мгновенно, как и справедливый суд, превратившись в гуманных извращенцев же ...

            --------------------------------------------------

      … Она шла между гигантскими мусорными кучами, действительно Пигалица, а ее давила и видом, и запахом издержек обратная сторона цивилизации …
      – Ну, вид еще ладно, можно и глаза закрыть, а вот вонища – это тебе не палата гнойной хирургии … – И вдруг весь этот пейзаж вытолкнул на поверхность галкиного сознания мысль: «Да вся страна – это огромная палата гнойной хирургии, где вольготно себя чувствует только одна категория живого мира – синезелёная палочка, паразитирующая на гангрене барахтающихся в мучениях людей, и если уж разобраться по совести, то я и моя семья ближе к жирным бактериям будем, чем к людям … »

      … – Да … тут без специалиста Чёрт ногу сломает – потерянно озиралась вокруг Пигмалица и вдруг, ее взгляд наткнулся на мужика в лоснящейся солдатской гимнастерке навыпуск, пузырящихся на коленях и отвислых на заднице, такого же блеска, спортивных хлопчатобумажных штанах. Он стоял вдалеке в профиль, и эти пузыри дополняли схожесть его фигуры с туловищем обезьяны, увидевшей над головой лакомство и впервые тяжело вставшей на ноги, но вдруг забывшей о причине стараний. Торчащий спереди подол гимнастёрки, да её, почти до локтей, короткие рукава, усиливали позу озадаченного лакомством питекантропа.

      Перед мужиком, укутанная до бровей, стояла баба, внимательно его слушая, преданно поворачивая неуклюжее туловище вслед за размахивающимися руками своего визави. Казалось, питекантроп дает укутанной какие-то указания, а та вот-вот из кожи начнет вылазить, чтобы их исполнить.

   Поблизости было пусто и Пигмалица, тяжело вздохнув, направилась к этим двум аборигенам, лавируя между жирными лужами и обдумывая свое обращение к экзотической паре. Но, когда подошла, рядом с обезьяной женщины уже не было – она копалась в соседних кучах, а мужик, стоя к Галке спиной, тыкал в мусор какой-то палкой.

      – Молодой человек! Вы мне не поможете?! – не узнала своего голоса Пигмалица ...