Набатов нервничал. За окном мелькал раскаленный до бела город. Ох уж этот асфальтовый рай, с его способностью останавливать время в дорожных пробках.
Вытирая пот, вдыхая тот особый бензиново-асфальтный коктейль, что успевает забиться в каждую пору души и тела, в километровых московских пробках, Набатов думал о Наде, через три дня ей исполниться восемнадцать лет.
Как же часто он мечтал приблизить эту минуту. Все ошибки молодости будут официально искуплены. Последние два года, после смерти матери Надя была вынуждена жить в его семье. Хлопот она никому не доставляла. Надю полюбили даже собаки его жены, падчерица обладала легким уживчивым нравом.
Сам же Набатов боялся Надю, он привык растить младшую дочь, наблюдая за ней все то время, которое удавалось оторвать от работы. Надо заметить работа занимала в жизни Набатова 99%.
Наблюдать за старшей не получалось. Надя мгновенно чувствовала поток его внимания, поворачивала голову и вопросительно смотрела в ответ. Прямого взгляда дочери он не переносил, как мать, думал Набатов и уходил.
Звонок ассистента вернул его в реальность дня. Он опаздывал, выехав с огромным запасом он едва-едва успевал к началу. Автомобильная пробка казалась Набатову хищным драконом, безжалостно жующим его жизнь.
Все - это мой последний прямой эфир, неожиданно решил Набатов. Все против меня, я сам уже против себя... Это решение неожиданно успокоило его. Почти сразу же появилось движение в длинных вереницах машин, дорожная пробка стала довольно быстро таять.
Набатов знал, среди публики есть подсадные утки Егора. Будет много провокационных вопросов. Знал, что на его место рвется сын шефа. Шеф знает о поединке и не вмешивается. Должно быть поэтому он впервые за пятнадцать лет работы телеведущим не хотел идти на работу.
Интересно, что чувствуют львы, держатели прайда, когда выходят на свой последний, смертельный, поединок с молодыми нахальными, самцами. Снова и снова спрашивал себя Набатов.
Яркий свет софитов слепил глаза. Особым, натренированным за годы чутьем Набатов оценил аудиторию. Где-то в последнем ряду, от девушки веяло симпатией. На Надю похожа, очень похожа, только старше, уверенней... Можно ли на нее положиться? Наверняка и двух слов не свяжет. Или все же попробовать? Набатов приветливо улыбнулся ей, поприветствовал аудиторию. Объявил тему…
Поединок начался сразу. Егор - сын шефа хорошо подготовился к битве. Цель смутить, устроить бузу, заставить Набатова потерять контроль над аудиторией.
Но девица, та самая, с последнего ряда приняла удар на себя. Встала на сторону Набатова и сражалась, отстаивая его позицию, как свою.
Набатов даже подумал, не решат ли, что это его подсадная утка. Егор шел по не утвержденному сценарию, нарушая все законы корпоративной этики, что автоматом исключало такую вероятность для Набатова.
Прямой эфир прошел гладко, зрительский интерес, судя по голосованию, был высок как никогда ранее. Победа была очевидной, но Набатова она не радовала.
Не моя это победа, а той брюнетки, с заднего ряда. Надо бы узнать кто она. Да и вообще определенно пора уходить, самое время, на пике удачи. В другой раз может уже и не повести так. Главное, что именного этого то я и хочу сейчас сильнее всего - уйти.
Советоваться с кем либо он не привык, да и с кем? Написал заявление, понес шефу. Его на месте не оказалось, оставил секретарю. Даже хорошо, что так Объяснюсь по телефону, позднее, подумал Набатов и выключил свой мобильный телефон.
Зашел в бар, заказал кофе, жадно закурил, а ведь думал, что уже бросил. Обычно он использовал каждую минуту для подготовки к следующей встрече со своей аудиторией. Но то ли написанное заявление, то ли еще что, но ни о работе, ни о предстоящем объяснение с шефом не думалось. Мысли неожиданно унесли Набатова далеко в прошлое.
Туда где он молодой, талантливый, падающий надежды, выпускник Гиттиса участвовал в своих первых серьезных съемках. Тогда то он и повстречал Надину мать – местную фельдшерицу.
Набатов в тот вечер настраивался на съемку трудной для него любовной сцены на берегу озера. Партнерша была много старше опытней его и в жизни, и в профессии, Набатова недолюбливала, он платил ей той же монетой, что мешало работе.
Тем вечером Набатов долго бродил по берегу озера слушал плеск волн, щебет птиц, наблюдал за парением бабочек, надеялся, что созерцание природы поможет ему настроится на лирический лад. Убедившись, что ничего у него не выходит, лег в траву и задремал.
Набатова разбудил всплеск воды, он встал и как зачарованный пошел на звук. Купальщица не испугалась его появления, он осмелел и пошел к ней, дальше события развернулись строго по разученному им сценарию завтрашних съемок.
Разве он тогда знал, что эта ночь подарит ему самый яркий и искренний секс в его жизни. Варя тем летом стала для него камертоном. Без ее любви Набатов не смог бы сыграть своего героя. Теперь то он это точно знает. Да и не любил он больше никого в своей жизни. Так больше и не смог никого полюбить. Впервые признался Набатов самому себе.
Заехав к ней попрощаться, он неожиданно для себя предложил Варе поехать с ним в Москву. Она сняла белый халат,повесила его, повернулась к нему лицом, спокойно, задумчиво посмотрела на него, спросила:
- Сам то понимаешь что говоришь? А если нам судьба подарила только это лето? Уезжай, поживешь без меня, закончишь съемки, отдохнешь, поразмыслишь на свежую голову тогда и поговорим. А я буду ждать. Подошла обняла, так как если бы на фронт или на войну провожала, не надеясь его больше увидеть. Ну, прощай.
Он тогда обрадовался. Как вольную получил. Адрес свой московский ей все же оставил, как знал, что пригодиться.
Письмо получила жена, положила перед ним во время ужина. Он посмотрел на обратный адрес и хотел не читая бросить в мусорную корзину. Жена не дала, заставила вспомнить:
- Не помнишь? Съемки под Плесом, летом, на Волге, твоя первая серьезная роль в кино пятнадцать лет назад? Твоя самая главная любовь в жизни. Ну, вспомнил. Давай распечатывай конверт и читай. Хочешь, я оставлю тебя одного? И не дожидаясь, ответа вышла.
Здравствуйте Набатов!
Простите, что обращаюсь к Вам по фамилии, имя Ваше затерлось в записной книжке Варвары. Померла, она два года назад. Дочь ее, Надя у меня живет. Ее из материного дома выселили, жилье было казенное. Вот я и приютила. Думала, как ни будь, проживем вместе. А тут сынок мой квартиру получил. К себе меня старуху забрать хочет, а хату мою продать. Наде теперь жить негде. До окончания школы еще два года. Родных у Вари не было, детдомовская она. Фамилия у Нади Ваша. Я еще, когда о Вариной смерти знакомых извещала, адрес Ваш в ее записной книжке нашла. Тогда беспокоить не стала, все равно бы не успели приехать, да и она не велела. Теперь вот безвыходное положение. Ну, даже и не знаю что предпринять. Может Вы по-родственному, как - то Наде поможете? А в детдом Надя не хочет. Боится. Плачет.
С уважением Анна Августовна Платонова.
Набатов встал из- за стола, нашёл бутылку виски. Налил и выпил:
- Лена!
- Что?
- Прочти.
Жена послушно прочла, посмотрела на Набатова, на бутылку виски. Налила себе в его бокал и залпом выпила. Набатов за десять лет совместной жизни впервые видел жену пьющей виски:
- Что решил? Спросила она.
- Лен ты думаешь Надя моя дочь?
- Думаю? Я знаю, что она твоя дочь! Знаю уже много лет. Знаю, что ты все еще любишь ее мать. Ну, давай будем честными. Ты не любишь меня. Никогда не любил. Ты знаешь, что я не люблю тебя. И никогда не любила. Наш брак – партнерский союз. Заключенное нами соглашение, во имя удобства, престижа. И у меня Набатов к тебе, как руководителю этого проекта претензий нет. Работа есть работа, каждый из нас честно выполняет свои обязанности. Надеюсь, у тебя ко мне тоже?
- Конечно, нет.
- Не перебивай меня! Хочу признаться тебе кое в чем. Я предпочла тебя другим только потому, что тем летом внимательно наблюдая за тобой, убедилась в твоей способности любить. Я Вам с Варей страшно завидовала. Когда я приняла твое предложение, то очень надеялась занять ее место в твоём сердце. Это я рвала ее письма к тебе. Но она уже лет десять тебе не пишет. И ее новый адрес я от тебя скрыла. Ты, как знаешь, а я все равно поеду и привезу девочку к нам. К черту чужое мнение! К черту твою репутацию! Мне последнее время все хочется послать к черту! Мне надоело чувствовать себя воровкой, обманом затащившей, тебя под венец. Без моего вмешательства ты рано или поздно понял бы, что потерял и тогда многое бы могло сложится иначе и у тебя и у меня и у нее. Прости! Мои эмоции тебе точно сейчас не к чему.
- Так ты не против, если я поеду туда?
- Набатов, я не против, если ты поедешь в Плес. Я не против, если девочка будет жить у нас. Я не против, если ты решишь жить с дочерью отдельно от нас. Я уважаю тебя и поэтому приму любое твое решение, но учти решение, а не позицию страуса. Голову в песок и сделать вид, что ничего не было. Ты и так умеешь... Я даже не против съездить за ней сама, если ты меня об этом попросишь. В силу твоей занятости.
- Я прошу тебя, съезди.
- Хорошо.
Вечером следующего дня Набатов уехал в долгую загранкомандировку. Возвращаясь, домой с подарками, размышлял, как бы жене по деликатней объяснить, что шопинг не входит в область его хобби и если так уж нужны тряпки, то лучше ей съездить за ними самой.
О письме из Плеса Набатов забыл уже при отлете из Москвы. Лена встретила его в аэропорту. Выглядела счастливой и загадочной. Набатов напротив мечтал об отдыхе. В салоне Ленкиного джипа сидела девушка.
Набатов, решив, что при посторонних можно и помолчать, откинулся на спинку переднего сиденья и уснул. Потом в режиме ванна, еда, сон, душ, еда, работа – жил следующие не сколько недель.
Иногда внимательно разглядывал, Ленку не понимая причин ее растущей загадочности. Что она затеяла? – размышлял Набатов.
Наконец наступило милое, свободное, субботнее утро. Набатов пришел на кухню позавтракать, расспросить, как идут дела у жены, у дочери Марины, разобраться, наконец, с вопросом Плеса.
На кухне незнакомая барышня в кофточке, купленной им в Париже, пекла блинчики, Лена разливала кофе, Марина пыталась их смешить, пересказывая события, какого то сериала.
Что за черт, за чем Лена позволила Маринке, в субботу, притащить подругу. Злость, обида, незащищенность. Сделалось не уютно. Набатов постучал в дверь и позвал жену. Лена вышла. На губах сияла загадочная улыбка. Не дожидаясь пока Набатов, откроет рот, спросила:
- Ты долго еще будешь бегать от своей старшей дочери? Я привезла Надю. Она уже месяц живет у нас. Я ее в медицинский колледж устроила. Надеюсь, ты не против. Спасибо, что вещи купить не забыл. Пойдем, я тебя с ней познакомлю.
- Подожди, я переоденусь, не в пижаме же знакомиться.
Долго не мог застегнуть пуговицу на рукаве рубашки. В конце концов, натянул футболку. Посмотрел на себя в зеркало. Надел нужное выражение лица и пошел на кухню. Вошел, посмотрел на девочку. Она чуть заметно кивнула ему. Набатов облегченно вздохнул, объятий и прочих сцен не будет.
Надя напомнила Набатову его младшую сестру в десять лет погибшую в авиакатастрофе. Забавный гадкий утенок. Достаточно было одного беглого взгляда, что бы понять они отец и дочь. Надя была похожа на него, и цветом волос, и упрямой линей подбородка, и разрезом глаз. Чего не скажешь от его младшей дочери, которая и лицом и характером пошла в свою мать.
Приезд дочери, ни как не повлиял на распорядок жизни Набатова. Виделись редко. Лена души в ней не чаяла, у него же с дочерью никакого контакта не выходило. Набатов все два года жил в страхе, чувствовал себя как беременная семиклассница. Боялся разоблачения, расспросов, насмешек со стороны общих знакомых. Что и говорить сегодняшний состав его семьи был далек от идеала, да еще по его собственной вине. Спасибо Лене она все организационные вопросы взяла на себя.
В бар вошел его ассистент:
- Дмитрий Сергеевич, шеф просил срочно позвонить ему, Ваш мобильник молчит.
- Спасибо. Сейчас позвоню. Леня, а Вы не знакомы с нашей сегодняшней помощницей?
- Лично не знаком, но номер ее мобильного взял. Ну, согласитесь Хорошо она удар держит, аудиторию чувствует, смелая девушка.
- Дай его мне.
- Пишите.
Ассистент ушел. Набатов еще раз посмотрел на номер.
- Это же номер Надиного мобильного. Не ужели это она – та таинственная брюнетка?
Он мгновенно покрылся холодным потом. Замешательство, охватило Набатова, там было все – восхищение, гнев, радость, нежность, страх, благодарность, смущение. Потом стало легко и спокойно.
Набатов позвонил шефу:
- Дима, я получил по факсу твое заявление об уходе. Что у Вас там стряслось? Все же прошло хорошо? Ты бы хотя бы позвонил мне сначала, обсудили бы, что и как а то ты так вдруг, как гром среди ясного неба. Не хочу я твое заявление подписывать.
- А придется, я буду настаивать.
- Может быть все же. встретимся, обсудим. Я уже на даче. Сегодня пятница, если ты помнишь.
- Хорошо я приеду, завтра к вечеру.
- Договорились.
- Жду.
По дороге домой Набатов снова попал в пробку. Капли дождя мерно стучали по крыше автомобиля. В салоне было уютно. Набатов поймал себя на том, что снова скользит по событиям того лета, удивляясь, как цепко его память сохранила мельчайшие детали тех дней. Чем глубже он погружался в свои воспоминания, тем отчетливей осознавал, что как не пытался он уйти от себя самого ему это все же не удалось, что под маской бетонного ежедневного надо все еще были живы его мечты и желания.
Его единственная любовь, все была жива в его сердце, все еще звучала камертоном, настраивая душу на ту волну, которая с легкостью находит и проявляет путь, ведущий к его наилучшему наивысшему будущему.
Как Варе удалось тогда показать ему, его настоящее лицо? Как Наденьке удалось унаследовать это качество от матери? Как же надо было любить, чтобы своей смертью сделать его живым, по настоящему живым? Шел дождь, по щекам Набатова катились и катились слезы запоздалого раскаяния. Ничего он еще успеет. Главный его сценарий еще не написан, лучшая роль еще не сыграна.