У Олонки, у реки

Лидия Березка
Сетевая литературная премия "Народный писатель 2014" (Золотой фонд) http://narodnypisatel.ru/2014/gold.html.


Рассказ

Мне нравится моя работа, мне нравится быть нужным, а иногда и важным, наконец. Я много езжу, покрыв страну на карте в своем кабинете мелкой сеточкой нескончаемых маршрутов. И, к сожалению, если чего-то в жизни мне и недостает, так это – времени. 

Я часто вижу один и тот же сон, который давно тревожит и преследует меня. Начинается он всегда одинаково: я веду свою машину где-нибудь на юге Америки, словно рассекая хайвей, где нет ни перекрестков, ни встречных или обгоняющих меня машин. Пожалуй, только на моем пути не выскакивают из ниоткуда американские полицейские, строго следящие за ограничением скорости. Но! Это - Карелия.

До Нового года остаются считанные дни. Как водится, день в это время года, что ясно солнышко – появилось, да скоро и зашло. На сегодня решены все вопросы и закончены дела, а я почти счастлив возможностью, хоть какое-то время ни от кого не зависеть и мчаться по Олонецкому тракту в новый гостевой комплекс «Олонка», где меня ждут остальные члены команды.

Снег за окном блестит, горы загадочно манят. Впереди, белая дорога, вдалеке легким миражом видна нечеткая полоска между глубоким единым сугробом и тяжелым небом, готовым вот-вот упасть мягким облаком, сбросив с себя новую порцию снега.

В какой-то момент, я даже заскучал по бесконечным московским пробкам. А, нет, не прав я! Вот вижу приближение двух включенных фар, которые визуально сливаясь в одну, начинают слепить меня. Я им «моргнул», еще раз, и еще. Но «дальний свет», направленный точно на меня, нещадно и неизбежно быстро приближался. Я попытался вырулить поближе к краю на обочину, но тут же почему-то вдруг увидел весь обратный путь. Это мою машину развернуло на 180, а все, что было в ней незакрепленным, медленно и нацелено посыпалось на меня. А я изнутри, и одновременно, словно со стороны наблюдаю, как медленно, переворачивается мое убежище. Раз, еще раз... А я... А я, ударившись о мягкий потолок, враз оказался не на своем водительском сиденье, а рядом, словно пассажир. Сейчас же, сработала подушка безопасности. А когда я увидел единственное дерево перед собой, то, словно сказочный герой, умеющий пройти сквозь стену, я неуклюже выпал из авто. Но свято место пусто не бывает, и место пассажира тут же заняла вторая, вероятно мягкая, подушка. В чем безопасность? 

Свежесть воздуха уходящего дня, нарушил едкий запах бензина, стекающего тонкой струйкой из пробитого бака, образуя на снегу темную проталину. Я же, вспомнив, как через несколько секунд в кино взрываются машины, с трудом пытался вытянуть свою застрявшую ногу из-под груды деформированного металла сплющенного капота. А она - моя нога, почему-то отказывалась подчиняться сигналам мозга и все никак не могла освободиться из железного плена. После очередного усилия, когда острая боль снизу до самых висков пронзила меня, я успокоился. Ну, вот, кажется, сломал ногу... Сознание мое постепенно меркло. Перед глазами из цепкой памяти, почему-то возник висячий мост через реку Олонку, пожалуй, самое красивое, что я видел за последнюю неделю. И еще, как-то странно все вокруг стало зеленым. Наверное, лето...

Очнулся я уже в глубокой ночи и сразу подумал: не взорвалась! И неожиданно для себя, перекрестился.

Зима. Но, так как обычно почти не приходится ходить пешком, на мне были туфли на тонкой подошве. Теперь, вероятно, приобрету на высокой ребристой платформе! Я немного осмотрелся. От снега не очень темно, но и разглядывать, собственно, было нечего. Просто вокруг, насколько хватало глаз, не было ни-че-го. Попробовал подняться, взвизгнул, да так, что не узнал своего голоса, и чуть было снова не потерял сознание. Вся правая часть пальто от долгого лежания на снегу, пропиталась влагой и заледенела. Немного определившись с направлением, пополз в сторону трассы. Нога отдельно от всего организма самостоятельно распухала, а развязанный шнурок, не спас положения.

Я куда-то медленно продвигался, и дело шло уже к рассвету. Теперь меня слепил, равномерно уложенный до самого горизонта снег, безупречно белого цвета. «Интересно, - подумал я, будет ли этот цвет в будущем моим любимым, как прежде? В будущем… Где оно»? Ориентиры окончательно были потеряны. С одной стороны, я уже давно не видел контуров разбитой машины и дерева, упавшего от сильного удара. Стало быть, я хорошо продвинулся. С другой - кто знает, в какие дали занесло меня, а может ночью занесет и вовсе снегом?   

...Вечерело. Я периодически, чтобы не замерзнуть и не заснуть окончательно, в который раз пытался считать до ста, после чего насколько мог приподнимал голову, чтобы осмотреться. И, о - счастье! Я увидел вдалеке огоньки, отдаленно напоминающие свет в окошках. Во мне затеплилась надежда. Через какое-то время, из последних сил я оказался у бесконечно длинного, высокого бетонного ограждения, словно китайская стена. Очень хотелось попасть туда, чтобы согреться. Меня ужасно мучила жажда.

Наконец, я дополз до конца стены, но за углом оказалась – все та же «китайская стена». Это была тюрьма, которая представляла собой замкнутый комплекс двухэтажных зданий и, как я понял потом, с внутренним двором вытянутой формы. Стены осыпались, решетки на окнах расшатаны, а какое-либо капитальное переустройство помещений, видимо не предполагалось. 

Но чуть правее были видны, одиноко стоящие несколько домиков в ряд, и именно оттуда, сквозь мутные стекла небольших окон, струился неяркий свет. Вид некоторого намека на цивилизацию напомнил мне о современной телефонной связи. Скрюченными от холода и обезображенными пальцами я нащупал в кармане пальто свой мобильник. Было досадно, ведь он был всегда со мной! Сразу нажал на кнопку быстрого вызова и понял – это лишь намек на цивилизацию. Мобильная связь здесь отсутствовала.
 
Подполз к первому дому. С фасада, покосившееся строение с небольшим двориком обнесено деревянной изгородью. Калитка была затворена и я за все, цепляясь обмороженными, непослушными руками, по нечаянности выставил один из деревянных кольев. Опираясь на него мне удалось, наконец, приподняться, и так, волоча свою израненную и заметно потяжелевшую ногу, я перебирался от одного дома к другому, постукивая палкой, до чего только мог дотянуться, хрипло окликал хозяев.

Никто не открыл мне двери, а в одном доме даже погасили свет, видимо желая повнимательнее рассмотреть меня. Представляю себе, какое это было зрелище! В одном из двориков я заметил и, что удивительно, детально запомнил, детские качели, как будто бы их только что оставила ребятня и морозный ветерок, постепенно сокращая амплитуду, все еще раскачивал заиндевелые и совсем негнущиеся веревки. Только как-то уж очень тихо и грустно было это видеть. Ночь зимой – это черно-белое кино.

У последнего строения меня все же покинули силы, и я, теряя надежду и, растворяясь во всем, что меня окружало, упал прямо лицом в обжигающий холодом снег. Но от этого сразу стало теплее, и в моем помутненном сознании, легкость и белизна снежного покрова трансформировалась в морскую пену...

* * *

...До моего слуха, дошли какие-то голоса: один женский и немного визгливый, а второй низкий и хриплый, ближе к мужскому. Это был приглушенный говор, переходящий в шепот за отделявшей меня занавеской. «Голоса» все никак не могли о чем-то договориться и явно спорили.

Татьяна Степановна, она же моя спасительница, была невероятно высокого для женщины роста. Я и сам не робкого десятка, по вертикали - за 180! Но она поразила меня не только своим ростом, но и недюжинной силой. Да, совсем не женской, но именно силой! Во всем чувствовалась порода. Волосы на голове и брови ее были темны и густы, руки крепки, ногти местами обезображены, вероятно, суровым климатом. Ее светло-карие глаза и четко очерченные губы, в другой обстановке, могли бы оказаться даже весьма привлекательными. При этом, как оказалось, моя заботливая хозяйка Татьяна Степановна и Варвара - пожалуй, представляли собой, два крайних типа женщин, да еще и сотрудниц тюрьмы.

Варька, как называла свою подругу Степановна, скорее из белобрысой сотни: редкие волосы на голове и кое-где, вокруг глаз, бесцветные ресницы под полурамкой подобия бровей, а в дополнение к образу – писклявый голос.

Мне ужасно хотелось пить, и я попробовал окликнуть, в надежде быть услышанным. Но из груди выходил только глухой хрип, и даже легкое усилие доставляло невыносимую боль. Оставив попытки привлечь к себе внимание, я вдруг отчетливо расслышал:
 
- ...Тебе чего мало воскресного побега в Ленкину смену? – возмущенно пропищал  Варькин голос. – Хорошо хоть, что двух-то нашли, а тот третий шатун где? И куда только наш начальник смотрит?

- Да тише ты! – Перешла на шепот Татьяна Степановна. - Вон вишь, этот-то совсем плох. Да только, думаю я, что у начальника тюрьмы, может и были подозрения какие о готовящемся побеге, но, как водится, все же опоздало оно – начальство-то наше. И Ленку вишь, связанную всю, с кляпом во рту нашли.
Варька довольно ухмыльнулась.

- Дура ты Варька!- возмутилась Степановна. - А кабы твоя смена была? Говорят еще, что вроде там же нашли жгуты из простыней, перекинутые через окно.

- М-да... А решетка-то как же? – Рассудительно спросила Варвара. 

- Да не было там уже никакой решетки. – Варька удивленно вскинула глаза, а Татьяна и пояснила, - подпилили видно заранее, она широко развела руки в стороны, - вот тебе и весь сказ!

«О, как»! Подумал я.  «Уголовники смогли беспрепятственно покинуть стены режимного заведения, а я»? - И горько, усмехнулся своим мыслям: «Я сам пытался добровольно, но не смог туда попасть».

Разговор тем временем продолжался и становился все более интересным:

- Не, я все ж доложусь Димычу, а то знаешь, как обернуться-то может? - Рассуждала Варька.

- Да, пусть хоть очухается маленько, а то налетят сейчас всем кагалом. Погоди, слышь, погоди, страшного ничего не случится. Он хоть и пришлый, но похоже, что правильный мужик.

- Так прямо и мужик, - подбоченилась Варька. - А чего - не пацан-то?

- Мужик, говорю тебе! Из другой он стаи. – И большая женщина смущенно опустила глаза.

* * *

Привыкший по минутам планировать свой день, сейчас я мучился от безделья и нездоровья, а потому мне было интересно все, что происходило за шторкой того мирка, в который я попал по провидению судьбы. Попробовал дотянуться до края занавески. Да только движения мои были ограничены: все тело на старой железной кровати с оттянутой сеткой на пружинах, почти доставало до земляного пола. Справедливости ради, надо сказать, чисто выметенного. А, главное у меня не оказалось рук. Ну, то есть, руки-то у меня были, конечно, а вот двигать я ими не мог: они туго были привязаны старыми ремнями к опорам передней спинки кровати, что меня немало озадачило. Так и не получив спасительного глотка воды, я вновь забылся.

На следующий день меня разбудило какое-то шуршание, мурлыканье под нос и размеренное клацанье металла. Я открыл глаза. Занавеска была отдернута, и мне было видно, как Степановна большими ножницами, как у портных, нарезала узкие ленточки из цветных лоскутов старой одежды и ловко скручивала их в диковинные розочки, закрепляя их форму иголкой. «Винтаж», - пронеслось у меня в голове. И только теперь я заметил в свободном углу елку, хотя запах свежеспиленной туи давно заполнил всю комнату. Теперь все стало на свои места, сознание светлело – скоро Новый год!

Я знал, что такие временные одноэтажные строения барачного типа, с очень низкими потолками, использовались для проживания, не имевших иной жилплощади надзирателей, да еще некоторых категорий заключенных, если статьи, по которым они были осуждены, позволяли заключить брак с вольнонаемными. Да, я и раньше это знал, но никогда не думал, что однажды сам попаду в такие условия.

Как-то днем позже, Татьяна перевязала мне ногу, собрала и принесла что-то поесть. Мы разговорились с ней.

- ...Так сколько, вы говорите времени, провалялся я здесь без сознания? – Поинтересовался я, когда моя хозяйка и мой личный доктор, пыталась скормить мне несколько ложечек крепкого бульона.

- Да, сегодня почитай, седьмые сутки будут. Но очнулся ты уже на шостые, а дальше просто спал от слабости. – Она вскинула на меня свои грустные глаза и убедительно заключила, - но сон это и есть главное лечение.

- А что за запах стойкий и невозможно едкий такой? Это от меня? Мне бы в душ... 

- Чудной ты человек! – Добродушно ухмыльнулась Татьяна. - Запах ему не нравится. То ж растиранье просто. Ну, не съедобно и не вкусно пахнет. То - правда. Так, что ж? - Она бросила на меня беглый взгляд, - но, как иначе прикажешь мне твои перемерзшие легкие собрать воедино по кусочкам?

- А ноги, руки – что? Остались целы? – Я спрашивал с волнением, потому как, по-прежнему, оставался пока без движения. 

- Да целы, целы! Отмолила, отогрела, - ответила она и чуть заметно улыбнулась одними только глазами.

Отмолила... Я лишь теперь увидел высоко прибитый деревяный уголок с иконкой и горящей свечкой. Все запахи снова смешались и глаза мои сомкнулись. А я еще успел задать вопрос, ответ на который, слышал уже в полудреме: 

- Так это где мы? На левом или правом берегу реки?

- Просто на другом берегу,- последовал лаконичный ответ в никуда.

Когда же я проснулся и окинул взглядом свой приют, то словно пелена слетела с глаз, - какой там другой берег? Другая планета! Тюрьмы сами по себе - весьма странные учреждения. Изолировать, конечно, изолируют, воспитывать – воспитывают, но, по-своему, и уж точно никак не адаптируют к реальной жизни.

После очередного растирания Татьяна, наконец, позволила мне встать и сказала, что следует одеться. Я слушался ее безропотно и совсем уже не стеснялся. С ее же помощью, я поднялся с постели. У входа показалась Варька. Женщины переглянулись. Обе надзирательницы стояли, наблюдая, как я одевался. И было похоже, что дело это для них - привычное. Когда же я закончил, моя сиделка взяла меня буквально в охапку и перетащила за занавеску, где усадила за стол. Все это время я безмолвно подчинялся. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом ни-ни!

Минут через пять без стука, но уже с привычным для моего слуха, скрипом двери, в дом вошли еще двое. Это был начальник тюрьмы и с ним районный участковый. Короткий путь до меня они преодолели молча. Потом долго смотрели в упор, сверля меня недобрым взглядом. После чего, периодически переглядываясь друг с другом, нудно и с пристрастием задавали скучные вопросы. Следующее утро началось с приятных событий: скрипнула дверь, и я увидел знакомые лица, из привычного мне мира. Вот и настал мой день!

- Никита Юрьевич! Ну, наконец-то мы вас нашли! – Услышал я и готов был вновь потерять сознание, но это было уже неважно.

Меня переодели. Я еще раз поблагодарил хозяйку, вышел на свежий воздух, и хотел было, уже навсегда покинуть этот странный дом, ставший важным, для меня местом. Но меня, по-прежнему, мучил один вопрос, и чтобы задать его, я вернулся с поддерживающим меня под руку Николаем. А Степановна совсем не удивилась и будто ждала этого. 

- Татьяна Степановна, скажите, почему я был привязан к кровати, когда очнулся?

- А, шоб не убег никуда! – Рассмеялась она, - что беглый, что пришлый, один бабай, отвечать бы пришлось. Ну, ты, вроде как нормальный, не шушара там какая-нибудь. – Но видя на моем лице все тот же вопрос, и даже некоторую растерянность, добавила, -  мне за тебя потянуть мазу совсем не в натяг было. А там глядишь, еще и кентами станемся!

- Конечно, непременно подружимся, - в ответ, улыбаясь, ответил я, - да  только, куда же я такой сбежал бы?

А Степановна снова рассмеялась. В этот момент она показалась мне даже красивой. Смех украшал ее, а откровенный разговор добавлял глазам доброго тепла: 

- А никуда! - И уже совсем серьезно добавила. - Это шоб у тебя сломанное ребро срослось правильно и легкие мирными были. А то вон, когда растирала птичьим пометом с нутряным жиром, так прямо через свою руку слыхала, как легкие горели и трепыхались у груди, яки огонь в вулкане.

- Ну шоб, так шоб! - И чуть тише, для себя, сказал - эсперанто просто какой-то! Ну, прощай, моя wardress. – И, увидев ее недоуменный взгляд, добавил, - всего вам доброго, Татьяна Степановна! Я там, на столике, оставил вам свой адрес, если что понадобится, всегда буду рад помочь.

- Ага… Вот это хорошо! Только что же заказать то? – Она на секунду задумалась. - Ты мне свечки пришли да ладану. А то я вон, что скопила, так все у твово изголовья спалила, угождая Всевышнему. - Она улыбнулась и пояснила, - ну, пока ты в болезни маялся.

Затем она протянула мне свою руку. На открытой широкой ладони оказался  деревянный крестик на веревочке.

* * *

Короткий сеанс связи по рации и обстановка прояснилась, за нами выслали микроавтобус и он уже совсем рядом. Скоро перед двориком остановилась машина, дверь мягко ушла в сторону по боковой стенке, и два молодых человека в ладных костюмах пронесли прямо в дом по несколько пакетов на каждую руку с городскими харчами для моей спасительницы. Как ни странно, но и здесь сработало сарафанное радио: у каждого из домов проводить заблудшего гостя, выстроились домочадцы, иные были даже с детьми. 

День быстро клонился к вечеру. И на одной стороне туманно светило солнце, а на другой в это же самое время поднималась большая круглая луна. «Разбор полетов» может и будет, но позже, а пока домой! В дороге мы разговорились, и один из сопровождающих поведал, что этим людям, целиком сросшимся с природой, все же ведом еще и страх. И как оказалось мне очень повезло, что я не встретился с медведем-шатуном. Но, по правде сказать, мне уже трудно верилось в то, что происходит вне этой машины. А пока мы разговаривали, верхушки гор окрасились в теплые тона заходящего солнца.

_________________

Кто-то во сне летает, а я падаю вместе с машиной верх тормашками. Кто-то, не имея за душой ничего, но имеет большую душу... Мое приключение сегодня завершилось так. И сегодня проснулся я дома в своей кровати. Да только вот нога отчего-то и правда ноет. Нащупал на груди крестик на простой тесемочке, не помню, когда и неизвестно откуда взявшийся, но который всегда со мной. И почему я с теплом вспоминаю ту историю, которая со мной не случилась? Но, я ее прожил, и не раз. И я подумал, наверное, это для чего-то надо.