В партию Громова в торжественной обстановке принимали восьмого мая в политотделе корпуса. Задавали, как обычно, вопросы по уставу КПСС. Отвечал Громов на все вопросы хорошо, но чувствовалось волнение, и в то же время, огромная надвигающаяся радость: сами поймите, через минут двадцать торжественно объявят, что гвардии старший сержант Громов, кандидат в члены КПСС станет членом Коммунистической партии Советского Союза. Внутри себя он чувствовал такой порыв энергии, что, того и гляди, душа вырвется наружу. Начальник политотдела, высокий, весь седой, подтянутый, по возрасту где-то ближе к пятидесяти годам, задал Громову вопрос:
- Знаете ли вы моральный кодекс строителя коммунизма?
- Какой легкий вопрос! – подумал про себя Громов. Со школьной скамьи ему был знаком весь текст. И к тому же, когда его принимали в комсомол, он выучил его наизусть. Моральный кодекс строителя коммунизма был напечатан почти на каждой обложке обычной двенадцатилистовой школьной тетради. В фойе техникума, где он учился, тоже висел художественно оформленный стенд с моральным кодексом строителя коммунизма. А когда его призвали в армию, в учебном подразделении в актовом зале на самом видном месте он вновь встретился с моральным кодексом. После окончания учебного подразделения Громов служил под Саратовом. И здесь он каждый день спалкивался с ним, заходя в ленинскую комнату. Так что-что, а моральный кодекс Громов знал, как «отче наш». Начальник политотдела встал из-за стола, спросил у членов парткомиссии:
- Есть ли еще вопросы к гвардии старшему сержанту?
Вопросов не последовало. Тогда перешли к голосованию. Проголосовали единогласно: принять кандидата в члены КПСС гвардии старшего сержанта Громова в члены КПСС. Начальник политотдела подошел к Громову, протянул ему руку, поздравил с принятием его в партию.
- Молодец! – сказал генерал, - сынок, я уверен, что ты всегда и везде с достоинством и честью будешь нести это высокое звание – коммунист!
Рукопожатие у генерала было сильное. Громов, чувствуя силу, восхищался этим человеком, у которого левая сторона груди была увешана орденами и медалями.
- Как здорово! – думал он, - что я, по сути, простой парень, нахожусь среди таких убеленных сединой людей, прошедших сквозь горнило войны, не раз смотря смерти в глаза, командовали звеньями, эскадрильями, полками, а сейчас, корпусом, принимают его в партию. В ту самую партию, в которую в 1917 году был принят мой отец!
Для Громова это был не праздник, а было какое-то наваждение. Выйдя из политотдела с партийным билетом в руках, он сел на скамейку, открыл его и внимательно начал изучать. В голову приходило все. Не успев обдумать одно, приходило другое. Наконец он успокоился и сам себе сказал:
- Я – коммунист! А, значит, теперь буду жить по-новому! Сегодня я снова родился, а, значит, мне надо, не смотря на все трудности, которые в процессе всей жизни могут возникнуть, я должен побеждать, как сказано в моральном кодексе строителя коммунизма!
Просидев минут двадцать, он медленно начал отходить от эйфории.
- Ну, вот и все! Теперь я – коммунист!
Когда он пришел в полк, то первый, кто его поздравил, это гвардии старшина сверхсрочной службы, герой Советского Союза Иван Григорьевич Голомага.
- Ну, что? Поздравляю! – и он обнял своими сильными руками Громова. Громов уважал его. Старшина был человек чести, он не любил подхалимов и трепачей. И что главное было в старшине, это уважение его к людям. Солдаты и офицеры любили старшину и гордились им. Ни один солдат никогда не был обижен старшиной. Он всегда мог разобраться, помочь, а если надо, и уж потом принять решение. За войну, летая на ПЕ-2 стрелком-радистом, старшина лично сам сбил одиннадцать мессеров, совершив более тысячи боевых вылетов. При этом несколько раз сам был ранен.
- Молодец! – сказал старшина, все еще пожимая руку Громову, - надо это дело отметить! – и они оба, улыбаясь, направились в каптерку. В каптерке они увидели каптенармуса гвардии ефрейтора Кондратюка. Ефрейтор вытянулся по стойке «смирно», приветствуя старших.
- Вольно! – сказал Голомага Кондратюку, - Саша, ты лучше сбегай в столовую к Марии и попроси, а подожди. Я лучше записку напишу ей. Ужасно не люблю дурковать!
«Дурковать» - это означало для старшины заниматься писаниной. Написав записку и отправив ефрейтора в столовую, они сели на диван, который так хорошо вписался в каптерке.
- А как дальше думаешь жить? – спросил старшина Громова.
- После окончания службы думаю поехать домой, а там видно будет.
- А не хочешь остаться на сверхсрочную? Специалист ты классный. Видишь, уже и мастером стал, и как человек, нормальный. А еще теперь ты и коммунист!
- Не знаю, не знаю, что делать, - задумчиво ответил Громов, - у меня, Иван Григорьевич, задумка есть такая.
- Какая?
- Хочу написать письмо командиру одного летного отряда, чтоб после окончания службы смогут ли они меня взять на летную работу. Короче, хочу радистом летать.
- Напиши, узнай, как и что, - сказал Голомага, - а тебе я все-таки посоветовал остаться здесь. Здесь тебе уже все знакомо, да и все тебя знают. Так что пиши рапорт на сверхсрочную и баста!
Пришел каптермус, принеся с собой вещмешок с продуктами.
- Вот молодец! А то мы совсем проголодались! – весело сказал старшина. Через минут пять был накрыт стол по-военному. Старшина встал, подошел к сейфу, открыл его и извлек оттуда трехлитровую банку со спиртом.
- Хорош, чертяка! – он открыл банку, - только по чуть-чуть! – и начал разливать в стаканы.
- Разрешите идти? – спросил ефрейтор.
- А, да-да! Погуляй, пока мы тут побалакаем! – ответил Голомага.
Когда по стаканам был разлит спирт, старшина встал, взяв в руку стакан, глубоко вздохнул, затем выдохнул и торжественным голосом сказал:
- Вот и ты, сынок, сделал свой выбор в этой жизни! Считай, что родился второй раз! Гордись везде и всюду, высоко неси это почетное звание – коммунист! В 1943 году на фронте меня, как и тебя, принимали в партию. А после принятия был бой. Так ты знаешь, я в этом бою такого «ганса» завалил, это раз, а второе – меня в этом же бою ранило. Понимаешь, за один день сколько всего случилось! Так что давай! – и они выпили до конца стоя.
Вот так Громов отметил свой прием в партию.
1968 год для Громова был вначале радостный. В начале года сократили срок службы до двух лет, хотя он уже служил третий год. Его могли демобилизовать, согласно приказу, где-то в мае или в июне. Восьмого мая его приняли в партию, и вдруг все затихло. По армии поползли всякие нехорошие слухи. Говорили, что не исключено, что готовится ввод войск варшавского договора в Чехословакию. В воинской части, где он служил, тоже подуло нехорошим ветром. И вскоре этот ветер принес то, что уже совсем не хотелось Громову. Служба затянулась почти на целых пять месяцев. Но об этом особый разговор.
После демобилизации Громов приехал в родной город, где и начал работать.
Страна готовилась отметить большой юбилей: пятьдесят лет ВЛКСМ. По всей стране к этой юбилейной дате шла большая работа по массовому приему молодежи в ряды комсомола. В связи с этой юбилейной датой, на предприятии, где он работал, так же шла активная агитационная работа о привлечении молодежи в ряды комсомола. В подразделении, где работал Громов, вскоре его заметили и предложили ему, как молодому коммунисту, возглавить первичную комсомольскую организацию. Вначале он отказывался, но когда его вызвали в горком комсомола и побеседовали с ним, он дал согласие. В горкоме он встретил своих бывших одноклассников. Они оба работали в аппарате горкома комсомола. Громов рассказал им о своей ситуации, которая сложилась с ним. Ребята одобрили его решение дать согласие на избрание его секретарем первичной комсомольской организации. Уже через неделю было проведено комсомольское собрание, на котором он был избран секретарем комсомольской организации. Первый документ, который он получил после утверждения его секретарем, был план мероприятий о подготовке к юбилею пятьдесят лет ВЛКСМ. Согласно этому плану, им предстояло подготовить к этой юбилейной дате группу молодежи к торжественному принятию в комсомол. Громов с членами бюро активно взялись за эту работу. Шло время. И вот уже восемнадцать молодых юношей и девушек, кандидатов в члены ВЛКСМ были готовы для принятия их в ряды ВЛКСМ. На заседании бюро комсомольской организации все восемнадцать человек прошли проверку знаний устава ВЛКСМ, а так же морального кодекса строителя коммунизма и других партийных документов.
Торжественный прием в честь пятидесятилетия ВЛКСМ был организован совместно с городской партийной организацией, где должен был присутствовать аппарат горкома КПСС с первым секретарем, а также весь актив города. Сам прием в комсомол должен проходить во дворце культуры города.
С утра в парадном костюме Громов, пройдя по отделам, торжественно поздравил всех с юбилеем. На лицах людей сияли улыбки радости, гордости, за славный комсомол. По радио неслись торжественные поздравления от руководителей партии и правительства. Кругом звучала музыка, которую сменяли комсомольские песни. Все шло по плану мероприятий, утвержденных горкомом партии. В четырнадцать ноль-ноль Громов вместе с секретарем партийной организации и группой молодых ребят отправились во дворец культуры.
День выдался, на редкость, солнечным. Ярко светило солнце, небо было чистое. И, хотя, за окнами стоял конец октября, было тепло и тихо, и, лишь, иногда легкие порывы ветра стряхивали золотую листву на асфальт. Все шли нарядно одетые, торжественные, в ожидании предстоящих больших событий. Подойдя к дворцу культуры, секретарь партийной организации остановил всех и предложил им сесть на скамейки, которые стояли около входа.
- Ребята! – обратился он к сидящим, - я попрошу всех вас отнестись с большой ответственностью к этому торжественному в вашей жизни мероприятию. Этот день должен оставить неизгладимый след в вашей жизни на всю оставшуюся жизнь! Знайте одно, что вас ждут большие свершения! Как только станете комсомольцами, вы должны всегда с достоинством и честью нести почетное звание комсомольца!
Слушая все это, Громов вспомнил, как восьмого мая шестьдесят восьмого года его принимали в партию. На душе так же было радостно и весело. Когда парторг закончил свою речь, они начали подниматься по гранитным ступеням дворца культуры. В фойе было многолюдно. Играла музыка. Стоял легкий веселый шум. По лицам людей можно было прочитать радость и торжественность, а самое главное, гордость за родину, за будущее страны, за комсомол. Все это придавало столько энергии, что, порой, Громову казалось, вот-вот, и он полетит, Да, да, оторвется от земли и начнет парить в воздухе, устремляясь все выше и выше!
- Как это все-таки здорово! – думал он, - почувствовать себя лидером среди молодежи будущего!
Подошел парторг.
- Проходим в зал! – сказал он и добавил, - нашу группу принимать будут, наверное, в самом конце. Мы идем под номером пятнадцать.
- Хорошо! – ответил Громов, и они направились в зал.
Зал был полный народу. Расположившись в правом крыле, Громов обратил внимание на оформление зала. Кругом висели плакаты и транспаранты, посвященные юбилею комсомола. На сцене стоял большой стол, покрытый красной скатертью. На столе в хрустальных вазах стояли живые цветы. На заднем плане сцены на красном, бархатном полотнище были изображены все ордена комсомола. По сторонам слева, справа и спереди в фарфоровых вазах стояли большие букеты цветов. Все это выглядело так красиво, что придавало всему этому особую торжественность, помпезность проводимого мероприятия. И вот вдруг вначале вспыхнули все боковые софиты, после чего зажглась гигантская люстра, сверкая сотнями хрустальных подвесок, освещая весь зал ярким светом. Под звуки бравурного марша на сцену начали подниматься члены горкома партии, почетные ветераны, члены горкома комсомола. Когда все члены почетного президиума заняли свои места, слово взял первый секретарь горкома партии. Он возвышенно произнес речь, открывая этот торжественный прием в члены ВЛКСМ. На какое-то время он замолчал, и в зале зазвучал гимн Советского Союза. По окончании гимна выступали члены горкома партии, почетные ветераны, лучшие люди города, передовики производств, искусства, науки, образования. И, казалось, этому не будет конца. Когда вся эта программа была закончена, первый секретарь горкома ВЛКСМ объявил о начале приема в ряды ВЛКСМ. Принимали группами. Вопросы задавали чисто символические, после чего тут же вручали комсомольский билет. Билеты вручали секретари горкомов партии и комсомола. Всем вступившим в ряды комсомола после вручения билетов молодые девушки пристегивали комсомольские значки и каждому вручали по красной гвоздике. Все это мероприятие сопровождалось громкими аплодисментами. Часа через два, приняв где-то человек четыреста, в зале почти уже никого не оставалось. Принятая в ряды комсомола молодежь покидала зал. В зале оставались только парторги и секретари комитетов ВЛКСМ. К Громову подошла Рая, заведующая сектором учета и, наклонившись, тихо на ухо сказала:
- Громов, когда все закончится, ты останься в зале. Хорошо?
- Хорошо! - недоумевая, ответил он.
Приняв последнюю группу, первый секретарь горкома партии встал из-за стола, подошел к трибуне и объявил:
- Попрошу всех секретарей партийных организаций и комитетов комсомола пройти в большой банкетный зал.
Громов никогда в своей жизни не был на банкетах, но слышать, слышал, что там все проходит по высшему разряду, что угощение на банкетах бывает очень дорогое и вкусное.
- Нет, наверное, пойду-ка я домой! – подумал он, - а то потом вычтут из зарплаты.
Он подошел к своему парторгу и спросил:
- А вы идете на банкет?
- Конечно, иду! И ты пойдешь! Ты же слышал, что сказал первый секретарь!
- Да уж! – проговорил Громов, - попал я с этим банкетом!
- А ты чем недоволен? – спросил парторг, - ты сейчас увидишь, как тебя накормят, напоят! А потом еще и отдохнешь в фойе. И представь себе, все это нахаляву!
-Что? Все это бесплатно? – с удивлением спросил Громов.
- Ну, конечно, бесплатно!
Когда вошли в банкетный зал, Громов увидел длиннющий стол, который протянулся от входа через весь зал до самого конца. В конце зала столы стояли поперек, что напоминало, если смотреть сверху, большую букву «Т». Стол был покрыт белой большой скатертью. На столе стояли бутылки с водкой и вином. В хрустальных вазах красовался виноград, груши, яблоки, персики. Посередине на красивых, хрустальных ладьях горела красная икра, а рядом на длинных разрисованных блюдах лежало много разных деликатесов. В своей жизни Громов все это видел впервые. Когда все уселись за этим гигантским столом, слово взял первый секретарь горкома партии:
- Дорогие товарищи! Друзья! Сегодня, в день пятидесятилетия великого комсомола я поднимаю этот бокал за нашу славную молодежь! Молодежь, которая по праву гордится своими великими делами во имя Родины, во имя народа, во имя партии! И, если хотите, во имя подвига! Вы только посмотрите на этих славных молодых ребят, которых сегодня мы принимали в ряды ленинского комсомола! Это - авангард страны, это - резерв партии, это – будущее всего человечества! Сегодня на знамени комсомола засверкал еще один орден, это признание заслуг нашего ленинского комсомола! Так пусть наша молодежь высоко несет ленинское знамя, овеянное победами великих сражений везде и всюду. Вперед к победе коммунизма!
Все встали. И грохот аплодисментов ударил по стенам банкетного зала. Громов заметил, что даже посуда на столе начала двигаться.
- Вот это да! – восхищался он, - как все здорово! Какая сила двигает всем этим обществом! Ведь все эти слова, сказанные из уст человека, могут обладать такой энергетикой, чтобы воздействовать на массу людей. Нет, нет! Это что-то сильнее любого оружия! После всего сказанного можно фактически решать любые задачи, продвигать любые дела, идти на любое задание с одной только мыслью в голове, видя только победу коммунизма!
Когда аплодисменты закончились, все присутствующие в зале подняли хрустальные бокалы и выпили. Зал вновь наполнился вначале хрустальным звоном, а затем стуком вилок о тарелки. С ответной речью выступил первый секретарь горкома комсомола. Он так же, как и первый, произнес свою длинную речь. Хотя, она, явно, уступала речи первого. Аплодисменты были послабее. Пили и ели много. Официанты только успевали приносить все новые напитки и закуски. Подавали различные мясные блюда, а на десерт были фрукты, чай, кофе, красивые торты. Много выступало молодых секретарей, как партийных, так и комсомольских организаций. Когда дело дошло до Громова, то он попросил своего парторга, чтоб тот выступил один в лице, как парторга, так и секретаря комсомольской организации. Громову на какое-то мгновение показалось, что тут что-то не так. Уж больно все, как один, восхваляли первого секретаря за оказанное им доверие, за эту встречу, за этот шикарный стол. Слушая со стороны поздравления, казалось, что главное, это прежде всего организация этого торжества исходит лично от первого секретаря горкома. И почти каждый выступающий говорил уже не о комсомоле, а о первом секретаре, восхваляя все его заслуги и желая ему здоровья. Вот именно это где-то далеко в душе начало не нравиться Громову. Когда выступил последний выступающий, и в очередной раз была выпита порция спиртного, слово взяла заведующая сектором учета Рая. Она объявила:
- А теперь, товарищи, перекур! А желающие потанцевать, к вашим услугам музыка в фойе!
Громов с парторгом встали из-за стола и направились в фойе. Там звучала красивая музыка, и под звуки танго по мраморному полу заскользили пары. Громов не умел танцевать. Отойдя в сторону, он закурил и подошел к колонне, чтобы со стороны наблюдать за происходящим в фойе. Ему нравилось смотреть, как красивые пары танцуют это серебряное танго. Подошел парторг. Обращаясь к Громову, он спросил:
- А ты что не танцуешь? Ты только посмотри, сколько красивых дам!
- Я не умею танцевать.
- Ну, ладно. Я, наверное, пойду, - сказал парторг, - еще есть дела. А ты отдыхай! – и, пожав руку Громову, пошел на выход.
Докурив сигарету, Громов подошел к урне, выбросив ее, и вернулся опять на свое место. Вдруг он услышал голос первого секретаря горкома партии, который тоже стоял у колонны, но только с другой стороны, разговаривая со вторым секретарем.
- Ну, как гуляем, Коля? – обратился он ко второму секретарю.
- Хорошо! Ну, очень хорошо! А вы знаете, - продолжал второй секретарь, - я просто удивлен всем этим мероприятием, проводимым вами. Как все прошло прекрасно! Без сучка и зазоринки! Просто великолепно! А особенно мне понравилось, как были подготовлены будущие комсомольцы. Все-таки, как хорошо поработали секретари на местах, выполняя директиву горкома партии по приему молодежи в комсомол! А еще, - и он с особенным акцентом произнес, - как хорошо знают моральный кодекс строителя коммунизма!
- Коля! Коля! Я тебе все сейчас поясню! – прервал его первый секретарь, но второй секретарь продолжал:
- Я очень рад, что, как говорят в народе, не зря ем хлеб! Наша коммунистическая мораль, она фактически отвечает духу времени. А идеология нашей партии вдохновляет нас на такие великие дела! И мы обязательно победим! – подметил он.
- Но на счет победы - это покажет время! А вот на счет хлеба, ты свой хлеб отрабатываешь и пока неплохо!
- А что? Разве есть какие-нибудь ко мне претензии? – перебил его второй секретарь.
- Неплохо, неплохо! – вновь начал первый секретарь, - но пойми, о чем ты говоришь! О каком моральном кодексе строителя коммунизма?!? Неужели до тебя еще не дошло за столько лет работы в аппарате горкома партии? Ведь ты же, по сути, основной идеолог нашего горкома партии!
- Как? Что? Я что-то не понимаю вас! – снова залепетал второй секретарь.
- Ты или дурак, или прикидываешься им! Ой! Да! Вы только посмотрите на него! Моральный кодекс строителя коммунизма! Я уже с самого начала его называю, как только он появился на свет, сокращенно: МКСК! А если хочешь, расшифрую! – и он убедительно начал расшифровывать, - Московская команда старых кретинов!
- Что? Что? – чуть не заикаясь, осматриваясь по сторонам, - прошептал второй.
- О каком моральном кодексе ты говоришь, Коля! Это кодекс для еб…..тых! Понял!?! Вот теперь я тебе говорю открытым текстом со всей ответственностью. А ты мне тут о морали, о коммунизме! Может, еще о душе начнешь плести! Все это очередной треп, да и только! Так что давай спускайся вниз с небес, да, вон, иди, потанцуй с нашими девчонками! А то вон, видишь! Им невмоготу! Они тебя уже заждались! Давай вперед к победе коммунизма! – и он с улыбкой на лице похлопал по плечу второго секретаря, подтолкнул его в сторону, где сидели дамы, ожидая кавалеров.
Все это услышал Громов. Для него это был нокаут! Нет, это даже не нокаут, это даже непонятно, как назвать! В нем все остановилось. И ноги, и руки от неожиданности онемели, и даже сам он потерял дар речи. Единственное, что он мог, то это видеть и слышать. Через несколько секунд он начал приходить в себя. Первое, что сделал, он задал себе вопрос:
- Где я? – после чего потрогал руками колонну, и опять задал себе вопрос, - это колонна? – в голове стоял сплошной хаос от полученной информации.
Громов попытался сдвинуться с места, но, увы, не получилось. Кто-то, как бы приклеил его к полу.
- Нет! – сказал он себе, - надо сдвинуться с места, теперь надо очистить мозги от этого мусора! Надо все забыть! Как будто ничего не произошло! И сдвинуться с места! – Он опять попытался оторвать ногу от пола. Наконец, медленно он оторвал ногу, - кто же меня так усиленно держит, - думал он, - а теперь надо настроить себя только на то, чтобы сделать первый шаг, и уйти с этого места! Ну, давай! Давай! Громов! – говорил он сам себе, ну, вспомни, как тогда, в Чехословакии! Нет! Нет! Не надо Чехословакию. Лучше вспомни про друзей! Про Ваньку, с которым три года служил вместе, или вспомни Марата, да, да Марата! Где он сейчас? - В голове все смешалось. - Только не думать о том, что он услышал! – повторял он сам себе, - ну, возьми, возьми себя в руки! И думай только о хорошем! - Но тут в голове появилась другая мысль, - А это все в сторону! В сторону! Только не надо думать, о том, что услышал! Вон смотри, свет! Смотри на свет! – На какое-то время Громов услышал звуки музыки. Они появились и опять загадочно исчезли.
- Нет! Надо оторвать себя от пола! Вот, кажется, я поставил себе задачу! Теперь давай расширяй себе поле действия! Вперед к победе! Нет! Эти слова мне не нужны! – приказывал он себе, - Давай подберем другое! Давай, Громов, сначала мы учимся ходить! Так! Получилось! Теперь оторви ногу! – Нога оторвалась от пола, - Отрывай вторую! – оторвал вторую, - а теперь, вперед! Сделаем шаг, получилось! Получилось! Ну, поехали, - и Громов сделал шаг, другой, третий, и пошел! Дойдя до скамейки, он сел, обхватив руками голову, закрыв глаза, и задал себе новый вопрос:
- Так кто же меня так долго держал? Нет, лучше не буду думать об этом. Надо смотреть вперед! – Со словом «вперед» у него опять появилось необъяснимое состояние.
- Надо убрать это слово «вперед». Начну со слова «встать». – И Громов встал. - А теперь надо спокойно пройти к двери и выйти на улицу. – Получилось!
Выйдя на улицу, он начал заглатывать воздух. Вдыхал и выдыхал, вдыхал и выдыхал. Затем все спокойнее и спокойнее, после чего ровно начал дышать. Опустившись по гранитным ступенькам, он дошел до скамейки, где сидел утром.
- Нет! Вон на ту сяду! – и он побрел к другой. Дойдя до скамейки, обернулся по сторонам, прежде чем сесть. Достал сигареты, закурил и сел. Сделав несколько глубоких затяжек, он сказал себе:
- Нет, нет! Только не сейчас! Не буду об этом думать! Вот, когда приду в общежитие, тогда…. Все, все, хватит об этом!
Сколько просидел на скамейке, он не помнил. Только очнулся он, когда услышал веселый шум группы людей, спускавшейся по лестнице.
- Громов! А ты что тут делаешь? – услышал он голос Раи, - а мы все думаем, куда ты подевался?! Да ты, не знай, заболел? На тебе лица нет! Что с тобой? Ты что молчишь? Ну, ладно. Мы пойдем. И ты иди домой. Уже время, смотри, сколько!
- Хорошо! – ответил Громов, а сам подумал, - значит, я говорить могу. Теперь можно идти домой.
Добирался домой пешком. Когда подошел к общежитию, начинало темнеть. Зайдя в общежитие, увидев дежурную, поздоровался.
– Тебя кто-то обидел? – спросила она.
- Да! – ответил Громов, - но это бывает. Ничего страшного, через пару дней пройдет.
- Вы думаете, пройдет?
- Конечно! Со мной всю жизнь так.
- А со мной не так! Со мной не пройдет!
- Ладно! Иди, отдыхай! А то уже поздно! Вот твой ключ, напарник твой оставил.
Не отвечая на разговор дежурной, Громов взял ключ, пошел в свою комнату. Открыв комнату, он посмотрел по сторонам. Кругом было тихо. Включив свет, увидел на столе лист бумаги, где крупными буквами было написано: «Улетаю в УТО. Вернусь через две недели. Будь здоров! Успехов! Толик!».
Положив записку на стол, подошел к холодильнику, достал оттуда бутылку водки, раскупорил, налил полный стакан и залпом выпил до конца. После чего, не раздеваясь, подошел к своей кровати и рухнул на нее. Пролежав минут пять, повернулся на спину, заложив руки за голову. При этом уперся взглядом в потолок и долго, долго, без движения лежал. Потом тихо сказал:
- Все! Хватит! Надо уснуть!
Проснулся, как всегда, в шесть часов без будильника. Тут же про себя подумал:
- Значит, мозги на месте! – потихоньку начала подбираться подруга-память, - нет! – сказал теперь вслух твердо, - не буду думать о вчерашнем дне!
Перекусив на скорую руку, он отправился на работу. На работе он первым делом написал рапорт о предоставлении ему отгулов. А их у него скопилось: целых пятнадцать дней. В коридоре его встретил парторг.
- Ты что такой смурной? Наверное, вчера перебрал?
- Да-а! Перебрал! – иронично ответил Громов.
- Ну, это бывает! Бывает!
- Да, бывает: и жук свистит, и бык летает!
- Да ты не обижайся!
- А я и не обижаюсь!
- Ну, ладно, давай поправляйся! А то пойдем. У меня есть.
- Знаешь, - сказал Громов, и, посмотрев сурово в глаза парторгу, повернулся и пошел в обратную сторону.
- Вот чудак-человек! – сказал парторг, и пошел по коридору.
Рапорт Громову подписали на десять дней.
- А остальные отгуляешь потом! – сказали в отделе кадров.
Сделав все дела, он пришел в общежитие уже где-то к вечеру.
- Завтра с утра рвану к другу в деревню, а там видно будет! – успокаивал он себя.
Приготовив себе ужин, поужинал, посмотрел на часы, включил телевизор. Услышав знакомую мелодию, понял, что началась программа «Время».
- Добрый вечер! – поприветствовала ведущая Анна Шилова, и он услышал следующее, - сегодня в Кремле, в торжественной обстановке Леонид Ильич Брежнев вручил…
- Нет! Хватит! – Резко сказал Громов, и вырвал штепсель из розетки. На душе опять стало плохо.
- Хоть: в петлю лезь! Нет! Все-таки надо разобраться! – промелькнула мысль, - так, Ну-ка, давай! – и он начал цитировать моральный кодекс строителя коммунизма. Все двенадцать пунктов он знал, как «Отче наш». Когда в голове пробежали все двенадцать пунктов, Громову опять стало плохо.
- Нет! Нет! Надо спокойно подойти ко всему и все внимательно продумать, -
он еще раз пропустил через свой мозг все пункты, и вдруг что-то вдалеке замаячило.
- Короче! – сказал он себе, говорят одно, делают другое, а произносят третье! Значит, по-ихнему получается я – дурак! А больше того, и е….тый! Подожди, а может, только он один так думает? А второй-то начал с ним спорить, - но тут же поймал себя на слове, - а что? Он разве спорил? Он подхалимничал, и в конце разговора согласился с первым. Да, что делать, как дальше жить? К кому обратиться, с кем посоветоваться? Нет, никто рецептов мне не даст!
Только сам и больше никто не сможет разобраться в этом деле, а, точнее, в этой жизни! Пора закрыть эту тему и продолжать жить! Но теперь жить с корректировками, идя по жизни. Оказывается, не все так просто, как бывает на самом деле!
С этими рассуждениями Громов уснул.
Утром он собрал сумку и отправился на вокзал, предварительно позвонив другу. Выйдя на улицу, он полной грудью вдохнул огромную порцию свежего осеннего воздуха. На улице было тепло.
- Смотри! Какая осень! Кругом все усыпано золотом! Такое впечатление, что до зимы еще далеко! Пусть будет так! – сказал он, направляясь к остановке.
До друга добирался часов пять. В деревне, где он жил, в лесу вообще еще не опала листва. А когда Громов шел по дороге до деревни, то не переставал восхищаться красотой леса. По сторонам дороги красовались вперемежку то березы, то осины, а иногда появлялись красивые, стройные сосны, ели, и кудрявые клены. Сойдя с дороги, он решил идти по лесу.
- Красиво в лесу всегда, а осенью – особенно!
Вот этот красно-желтый лист клена только что совершил свой последний воздушный танец, плавно опустился у ног Громова! А ведь недавно, весной, он родился! Прожил все лето, а вот сейчас пал к его ногам…. Громов поднял лист, внимательно разглядывая его, задумался. Для него уже все! Как говорят, это отработанный материал! Что сделал он за свою жизнь? Вначале прорастая, затем, зеленея, а вот сегодня, превратившись в желто-красный цвет, пролетев, закончил всю свою жизнь…. И потом через некоторое время превратится в ничто….. Так какая мораль была у него? Просто прожить, но ведь просто так ничего не бывает! Значит, и он прожил не просто так, если Громов обратил на него внимание, и вот уже минут десять стоит и рассуждает….
- Ну, хорошо, - продолжал рассуждать Громов, - а если бы я не подошел, он ведь все равно упал и через некоторое время превратился в отработанный материал, в прах, в навоз…. Так, где же смысл жизни? И в чем он? Слушай, а ведь есть смысл. Ты посмотри на эту красоту! Ведь я восхищаюсь ей! Вот уже даже здесь, тут, этот лист, оставил след для меня!
Громов раскрыл сумку, достал оттуда свою любимую книгу и, раскрыв ее, аккуратно вложил между страниц кленовый лист.
- Будешь напоминать мне об этом времени! О времени, когда все изменилось в моей судьбе.
Осеннее солнце пригревало, становилось тепло, и Громов снял куртку. Идя по лесу, он вдруг заметил грибы. Это были поздние опята.
- Ты посмотри! Сколько их! Надо набрать! Приду к другу, пожарим с картошечкой! Поедим! А чего лениться?! – и он начал собирать грибы, достав пакет. Грибов было много. Он и сам не успел опомниться, как пакет оказался полным.
- Да! Какая красота!
Сев на осеннюю траву, подняв голову, он наблюдал, как нет-нет, и опустится свежий, очередной, опавший лист березы, совершив свой последний полет. Даже падают они по-разному. Одни вращаются, как винт у самолета, другие парят, как планеры, а третьи танцуют свое последнее танго в теплых воздушных потоках….
- Да! Кто это все создал так здорово?!
Общаясь с лесом, Громов потихоньку начал забывать о вчерашнем.
- Вот так бы смотрел и смотрел на эту красоту! И больше ничего не надо!
Поднявшись с земли, он направился к деревне, где жил его друг.
Они когда-то учились вместе в техникуме. Подойдя к дому друга, он увидел пожилую женщину. Это была его мать. Она подошла к калитке, удивленно смотря на Громова.
- Вы меня не узнали? – спросил Громов.
- Подожди, подожди! Ты – Громов? Да?
- Да, да! Я Громов!
- Ох, как ты возмужал! Я ведь тебя помню, еще, когда ты учился вместе с моим сыном в техникуме. Сколько прошло времени!
- Лет шесть, - ответил Громов.
- Ну, проходи, проходи. А сын будет только часа через четыре.
Вечером приехал друг. Встреча проходила на высоком уровне. После хорошего ужина они вышли на двор покурить.
- Ну, как у тебя дела? Что нового? – спросил друг.
- Знаешь, даже не знаю, как тебе сказать.
- Как есть, так и говори! Я заметил, что ты здорово изменился. Что-то произошло?
- Ты мне ответь, как ты относишься к моральному кодексу строителя коммунизма?
- Нормально отношусь, хотя, знаешь, что там написано, это, конечно, здорово. Но как выполняют, в действительности его, это уже другой вопрос! Жить по кодексу, значит быть идеальным человеком. Но в нашей жизни не все так гладко. Так что живи, как велит твоя совесть! И все будет нормально! Хрущев тоже хотел коммунизм построить, а как видишь, на улице развитой социализм! Да сам кодекс, я считаю, прекрасный!
- Вот то-то и оно! Что и я считаю его прекрасным! - сказал Громов.
- Ну, а что тебя так беспокоит?
Они долго молчали. Первым начал говорить Громов.
- Знаешь, давай завтра пойдем на охоту в лес.
- Завтра не получится, много дел. А вот дня через два давай рванем. Я тебе такие места покажу! Правда, охоту не обещаю, а вот красоту леса, нашу природу я тебе покажу. Как думаешь?
- Я согласен. Вот только как-то неудобно надоедать вам.
- Да брось ты! Поможешь матери по хозяйству. Она найдет, чем тебе заняться! Ну, что? Договорились?
- Договорились! – ответил Громов.
- Тогда идем отдыхать, а то уже поздно.
Проснулся Громов в девять часов утра.
- Вот это да! – подумал он, - это ж что же со мной творится? Я в жизни так долго не спал!
В комнату вошла мать друга.
- Вставайте, вставайте! Уже пора завтракать! Сейчас поедим, а я вам работу нашла!
Приведя себя в порядок, Громов прошел на кухню. На столе стояла сметана, испеченный хозяйкой свежий хлеб, молоко, масло.
- Садитесь кушать!
- Хлеб сами пекли?
- Сама! Я уже давно сама пеку хлеб в печке, - и она подошла к печке, прислонив свои сухие, жилистые руки к ее стене, - кормилица она наша.
- Да! – ответил Громов, - какой вкусный хлеб! В городе такого нет!
- Там кругом автоматы! А здесь все вот этими руками!
- Что вам помочь? – спросил Громов.
- Знаете, у нас в огороде забор покосился. Надо его приподнять. Материал есть, а вот сил нет!
- Хорошо! – ответил Громов, - я помогу!
Поблагодарив за завтрак, они вышли во двор. Дойдя до края огорода, Громову все стало ясно. Старые столбы подгнили, и забор покосился.
- Столбы есть?
- Есть, есть! Сын привез. Инструмент тоже есть.
- Ну и все! Тогда приступаю к работе.
Работал Громов с вдохновением, с радостью. И было видно, что все у него получалось. К вечеру забор стоял ровно, как солдаты на плацу.
- Вы бы отдохнули!
- А я и не устал еще! Может, еще что надо сделать?
- На сегодня хватит! А завтра будет день, будет пища! А теперь идемте в избу, сын приехал.
Увидев друга, они пожали друг другу руки. Улыбаясь, друг посмотрел на работу Громова, сказал:
- Молодец! Чувствуется мужская сила!
- Да, ладно!
- Че, ладно! Молодец! Пойдем, отметим это дело.
На второй день Громов починил всю электропроводку в доме, заменил, провод, розетки, выключатели. Мать друга, наблюдая за работой Громова, не переставала нахваливать его.
- Вот мужик, так мужик! Не то, что наши лоботрясы! Только знают одно: пить, да пить! А утром, с похмелья, просят похмелиться! Невеста-то у вас есть?
- Да нет пока.
- А то у нас вон, какие девки здесь есть хорошие! Трудолюбивые, рукодельницы! Послушные! В городе, небось, таких нет.
Громов молчал.
- Ладно, - продолжала она, - еще найдете! Вы еще молодые!
На следующий день, рано утром он с другом, взяв ружье, сумку с продуктами, направились в лес. Пройдя огородами, вышли на тропу, которая вела к лесу. Лес со стороны казался золотым, хотя, кое-где еще оставались маленькие островки зелени. Но, в основном, лес уже готовился к зиме. Шли молча.
- Слушай, - сказал друг, - ты коммунист? Да?
- Да, коммунист, - ответил Громов.
- Вот, оказывается, почему тебя так беспокоит моральный кодекс. А я-то все в голову не возьму себе, что он тебе дался?
- Да ты знаешь, я всегда как думал, так и жил! А вот несколько дней назад узнал, что люди живут по-другому.
- Как, «по-другому»? – спросил друг.
- А так! Говорят одно, а делают другое!
- А ты что? Только проснулся?
- Да нет! Тут еще вот в чем дело. Если б говорили простые люди…
- Понятно! – прервал его друг, - А знаешь, - и он продолжил, - плюнь, разотри и оставайся самими собой!
- Не могу!
- А ты смоги! Наперекор себе! Ведь ты коммунист!
- Пытаюсь! – ответил Громов.
- Ладно! Давай об этом не будем! Вон, смотри, гора! Вот туда мы идем! С нее, как на ладони, такой вид! Скоро сам увидишь! А потом мне расскажешь, что увидишь! Хорошо?
- Хорошо!
- Вот и договорились!
Добравшись до горы, начали подниматься по ее каменистому склону вверх. Наконец, малость, подуставши, добрались до самого верха, сев на большой ровный камень.
- Вот теперь смотри! – и друг показал рукой в сторону горизонта, - ну, как?
- Вот это да-а! – сказал, восхищаясь, Громов, и сам про себя подумал, - только ради этого стоит жить!
- Вот так, Громов! А ты, я смотрю, расстроен жизнью! Какой художник так красиво написал эту картину? А? Ты только посмотри, какие облака плывут! А как светит солнце! Под каким наклоном, освещает золотую корону осеннего леса! Золота перед тобой – век не собрать! Да и зачем оно?! А вот душа-то, душа как рвется вверх! А?!
- Да! Вот это красотища! – проговорил Громов.
- Вот так-то, брат! Оказывается, не все у нас так и плохо на этом белом свете!
Они достали еду, расстелив чистое большое полотенце. Друг достал армейскую фляжку, разлил по стаканам водку и подал один стакан Громову.
- Давай, выпьем за всю эту красоту! Пусть оно будет всегда так красиво, как сегодня!
Домой возвращались, когда уже начинало темнеть. В огороде их встретила мать друга.
- Что-то вы уж больно поздно! Я вон, когда баню истопила! Небось, уже остыла! Давайте быстренько помойтесь и к столу!
Помывшись в бане, зайдя в дом, Громов ахнул. На столе стояли пироги, да какие! Пироги были с ягодой, с капустой, с ливером. А рядом стояли красивые, свежие, соленые грузди!
- Ну, вы даете! Просто, диву даешься!
- Давайте, давайте, за стол! – мать подошла к буфету, достала оттуда бутылку, сказав, - а это мое изготовление.
- Хорошо! Попробуем! – ответил ей сын и засмеялся, смотря на Громова.
Утром они простились. Присели на дорожку, и мать друга проводила их.
На этот раз друг довез Громова на мотоцикле до тракта. Автобус подошел где-то минут через десять. Обнявшись, они попрощались, пожелав друг другу всего хорошего. Громов поблагодарил за гостеприимство, за прогулку по осеннему лесу. В автобусе народу было мало. И он, выбрав место, уселся у окна, чтобы хорошо было смотреть на проезжую сторону дороги. Подъезжая к городу, он заметил, как первые капли дождя начали стучать по стеклу, напоминая о предстоящей зиме.
- Вот и все! – подумал он, - как я успел захватить все это чудо, которое называется – жизнь!
Придя домой, он достал из сумки пироги, сметану, которые положила ему в дорогу мать друга, переложил в холодильник. После чего достал свою любимую книгу, раскрыл ее и посмотрел на свой лесной талисман. Талисман, малость, изменил цвет, но, в основном, остался таким же.
- Ну, что ж! Будем жить так, как велит нам совесть! – и, закрыв книгу, начал готовится ко сну.