ОТЕЦ
Родители жили плохо, я не видела между ними нормальных отношений – они не жалели, не ласкали друг друга и даже не целовались. Не было в доме совместных трапез, вечеров, не говоря уже об играх. Отец все ночи пропадал на рыбалке. В моей головке сложился стереотип мужчины – пьяный, злой, опасный. Поэтому и не понимала, зачем он нужен нам с мамой, ведь без него лучше.
Мама по вечерам покупала у соседей молоко, чтобы прикармливать Андрюшку кашкой. Молоко всегда брала после вечерней дойки покличет через забор бабушку соседку и мы заходим к ней через калитку.
В Аптечном дворе горит свет, мама специально оставила, чтобы не споткнуться в темноте. Уже поздно, свет пробивается сквозь зелень акации, вся тропинка в бликах и пятнах света.
Во дворе на лавке уже стоит ведро-подойник с молоком накрытое белым куском марли. Андрюшка на руках у мамы уже почти спит, я тоже зеваю, на улице тихо только слышно, как сверчки заводят свою песенку - то рядом, то вдалеке, да кое- где залает собака.
Бабушка наливает нам в банку молоко через марлю - от него пахнуло парным.
Мама берёт банку в одну руку, Андрей уже спит на другой, идём домой, я вприпрыжку иду сзади.
Сон улетучился, я слушаю сверчков и думаю, почему их днём не видно нигде, спрашиваю об этом у мамы. И не слушая ответа, разглядываю блики света сквозь акацию, кажется, что листья сами излучают ярко зелёный свет. Всё такое интересное и загадочное вечером, если сделать шаг от мамы в сторону, то ни чего не видно, страшно – что там в темноте? Как хорошо и спокойно рядом с мамой.
Где-то вдалеке слышно рокот мотоцикла, по нарастающему звуку я уже узнаю,что это наш – едет отец. В один момент исчезли вечерние звуки и все приятные мысли из головы, мы почти бежим домой, если отец пьяный, надо сделать так, чтоб он улёгся спать и не дай бог, попасть ему на глаза.
В один из злосчастных вечеров, отец, видно с перепою, уехал на рыбалку и закрыл нас на замок.
- Дочечка, посиди 5 минут с Андрюшей, я быстренько сбегаю за молоком, - сказала мама, взяла банку и вылезла на улицу через окно.
Мне было так страшно дома оставаться одной, я прижалась к спящему Андрюшке, вдруг, слышу рокот нашего мотоцикла, отец лязгает дверным замком, я с трепетом жду – пьяный или не пьяный.
Входит в комнату, зыркая на меня, зло спрашивает: « Где твоя мать! Шалава!» В это время открывается окно, мама ставит на подоконник молоко.
Отец был выше среднего роста, крепкого телосложения, схватил мать как пушинку, утащил в коридор. Я понимаю, что сейчас он будет бить её, бегу за ним, повторяя и повторяя, кричу: « Папочка не трогай маму, не бей!».
Он отшвырнул меня и закрыл дверь, от шума проснулся Андрюша и начал реветь, из-за двери кричит мама, - не трогай, пожалей детей!
Потом я только слышу её жуткий раздирающий крик: « ааааа, помогите, аааааа помогите». Я билась головой об дверь в истерике и кричала: « ма-мочка». Потом вдруг мама замолчала, хлопнула дверь и затарахтел мотоцикл.
Мамочка живая, но вся в крови, шатаясь и всхлипывая, зашла в комнату бросилась к Андрюшке. Потом я помню, как мама меня моет в тазу, меня бьёт крупная дрожь, потом сижу закутанная в одеяло, но дрожь ни как не унимается - я не могу сказать ни слова язык не слушается. Хочу спросить: « он, ещё приедет?» но даже эти слова не могу произнести, потому, что зубы без конца стучат. Мама уговаривает меня, что всё хорошо, а у самой бинты на руках и ногах.
Утром я слышала, она жаловалась Санитарке тёте Тамаре, как отец её истыкал отвёрткой, всё целился в живот, а она руками закрывалась, звала на помощь, видно соседи прибежали на крик, он сбежал.
Почему его не посадили тогда? Часто мы убегали от него пьяного, в окно, помню даже босиком убегали к тете Тамаре. Как только его нет с работы до темна, сидим одетые, ждём – затарахтел мотоцикл, слушаем шаги. Он зашёл в соседнюю комнату; грохот, потом звук бьющегося стекла - мать хватает нас на руки, и бегом из дома.
К 7 годам я уже люто его ненавидела, и мечтала убить, и ведь я его не боялась как мама, я всегда помнила: где у нас ножи и топоры, что меня останавливало - сдохнет он сразу или нет?
Мой отец - Мальцев Михаил Алексеевич, был первым и главным мужчиной в жизни моей матери, она прожила – промучилась в этом браке почти 15 лет и он, так или иначе, повлиял на всю её дальнейшую судьбу.
Мама.
Моя мама - Антоненко Галина Николаевна, родилась перед войной 29 мая 1939 года. После неё ещё родилась девочка Вера с разницей в полтора года. Всё, что я знаю об их детстве, рассказывала мама, но теперь эти воспоминания почти стёрлись и я помню только самое главное.
Мой дедушка, погиб на фронте, почти в начале войны. О нём ни чего не было известно до 66 года. Помню, как раз, мне было лет 6 - пришло письмо из Украины, мама его много раз перечитывала, плакала и всё разглядывала небольшую фотографию на которой был памятник солдату и вокруг него, пионеры в караулке со знаменем отдавали салют. Я слышала разговоры взрослых и не могла понять – где же там, на фотографии мой дедушка?
Переносили старое захоронение у госпиталя и в останках солдат, была, в том числе и гильза с данными моего деда, он умер в госпитале от ранения в голову, но как пионеры разыскали мою маму остаётся загадкой, может она сама посылала запросы об отце.
В самом начале войны умерла и моя бабушка, ей было не больше 25 лет, от тифа. Остались 2 маленьких девочки сиротами, на руках у бабушки Кати. Как они пережили войну, одному, богу известно.
Всё что мама помнила: как корову подвязывали, чтоб она не упала от голода, и дотянула до первой травы, как её подкармливали соломой с крыши. Помнит, как бабушка Катя сидела, сторожила с топором эту корову, чтоб мародеры не зарубили, видимо они и выжили – то благодаря этой корове и бабушке Кате, которой было-то лет 40 всего.
После войны, в деревню из района приезжали за девочками, забрать в детский дом, как дочек погибшего офицера. Бабушка прятала их и не отдавала, пока сама не умерла, видимо была сильно истощена - сердце не выдержало.
Моя мама, росла очень любознательной и упрямой девочкой и причиняла бабе Кате немало хлопот. В доме были одни огромные валенки на всех, а так как зимой детям нечего было одеть, они сидели на печке весь день. Галочке шёл седьмой год, ей очень хотелось в школу, но бабушка не пускала её. Зимой Галя не послушалась, надела эти огромные валенки на голые ножки и пошла в школу, которая была в соседнем селе. Конечно, её заметили, вернули замёрзшую с натертой до крови валенками ногой. Нога долго не заживала, потом инфекция проникла в кость.
Так моя мама натворила дел: несколько лет нога в области голени, у неё не заживала, гноилась и сочилась. В одном месте подживало, открывалось рядом. Я помню всегда на её пухлых ножках 3 ямки, след от остеомиелита, перенесённого в детстве.
Так ей пришлось пропустить первый класс. Как раз когда ей было 8 , а Вере 6 , умерла бабушка и их отдали в детдом. Где-то в городе у них были живы по отцу дедушка с бабушкой, но почему-то они их не взяли. В детдоме она сразу пошла во 2й класс - обманула, что закончила первый, видимо тогда, после войны не было документов, тем более в начальных классах. Сама освоила букварь и во втором классе догнала своих сверстников.
У неё была поразительная тяга к знаниям и упрямство, которое унаследовала от неё я. Мама рассказывала, что детям больше хотелось есть, а не учиться, они испытывали постоянный голод. Много ослабленных детей умирало от тифа и поноса, потому, что тащили в рот всё что шевелилось, особенно весной, когда появлялась первая травка.
Мама рассказывала, что была слабость, она просто ложилась на травку и смотрела на небо, как плывут облака, почему-то думала, чем дольше смотреть на небо тем голубе будут глазки.
До сих пор удивляюсь, как ей, с таким заболеванием удалось выжить, наверное, сам господь уберёг её, каким- то своим особым замыслом, чтоб она прожила нелёгкую жизнь, чтобы мы появились на свет и продолжили этот род. Может ещё потому выжила, что была в этом же детдоме младшая сестрёнка Вера, мама её опекала. Есть фотография, где 2 девочки - Галя и Вера – после окончания 6 и 7 класса. На обороте написано: «На память бабушке и дедушке». Они были на каникулах у родителей отца.
Мало кто из детей проявлял способности в школе, дети после 7го класса шли учиться в училища, мама же закончила 7 классов с отличием, поехала поступать в город Запорожье в медицинское училище на фармацевта. Может на её выбор повлияло заболевание. Вера тоже поступила в профтехучилище.
После окончания училища, её направили в Казахстан.
Казахстан – огромные просторы степи и пустыни - жара днём, после 12 всё раскаляется, голой ногой невозможно наступать на песок.
Я всё это помню – первый раз я увидела Казахстан лет в 8, мама возила нас с братом в гости к тёте Вере.
Но это было потом, а пока – молоденькая аптекарша Галочка приезжает по направлению, чтобы работать в аптеке в степи на отгонном животноводстве. Отгонное животноводство – вдали от цивилизации в степи отары овец, казахи кочуют, пасут, в общем-то, это обычный образ жизни коренного населения.
Старые люди и по-русски не разговаривали, некоторым приходилось объяснять, что называется на пальцах. А тут белокожая, рыженькая (моя мама была огненно рыжая) веснушчатая хохлушка среди казахов, без знания их языка. Если бы у неё были родители, может и не направили её в другую республику, с незнанием местного наречия, но зато заведующей аптекой. Ну, кто туда пойдёт работать, если своих специалистов у них нет, конечно, детдомовская девочка по направлению. Аптекой то её назвать нельзя - передвижной аптечный пункт, с одной штатной единицей.
Там она проработала года полтора, казахи её очень полюбили, особенно пожилые люди, потому что она терпеливо пыталась всё объяснить, честно сказать, и грамотных людей в степи тоже мало. Мама рассказывала, что такого сердечного и бесхитростного отношения она больше нигде не встречала.
Был, даже влюблённый казах - молодой мужчина долго ухаживал и уговаривал её замуж. Она потом часто вспоминала, и жалела, что не согласилась, потому что жизнь ей приготовила сюрприз в образе моего будущего отца.
Отец старше её на 11 лет, приезжал на мотоцикле из Чирчика, это несколько десятков километров, чтобы постоять в аптеке, полюбоваться на молоденькую рыжую хохлушку. Бедная моя мамочка, попалась на его уговоры, - что её жалеть надо и беречь… Она и понятия не имела, что у него семья в Туркестане - сыну Славке уже было лет 6 или 7.(Я, его так ни разу, в жизни и не видела)
Я, будучи уже подростком, спрашивала: «Ну почему ты выбрала его? Любила?»
- Нет, не любила.
- он что, красив был, за что-то ты его выбрала?
- какой там красив, смуглый почти чёрный, только глаза светло-голубые, болезненный какой-то, ездил почти каждый день, да выбора не было, за казаха побоялась.
Расписались они в Чирчике, а когда он привёз её знакомится с матерью в Туркестан, та сразу ей выложила, что у него есть семья и сын. Моя мама, не имевшая семьи и в этой не пришлась ко двору, свекровь (моя бабка по отцу, была жестокая женщина, она не проявила ни капли тепла к невестке).
В первый же год жизни отец начал распускать руки, он бил её даже когда она была на последнем месяце беременности мною.
Так в 1960 в городе Туркестане родилась я. Видимо жили они вначале в степи по месту её работы, потому что, я помню её рассказы, как она боялась за меня, по ночам запросто могли залезть в кроватку скорпионы или фаланги. Ночью было так душно, что укрывались мокрыми простынями.
Когда кончился декретный отпуск, её перевели в Туркестан.
Отец пил дрался, свекровь пилила и была вечно недовольна, и когда мне было всего 2 месяца - мама вышла на работу, а меня отдали в ясли.
В те годы послеродовой отпуск был 2 месяца, а деток отдавали в ясли. Мама рассказывала, что было положенное время для кормления грудью и она бегала с работы в ясли.
- Прибегу кормить, а ты спишь. Няньки – казашки уже покормят тебя, перепеленают, улыбаются: – плакала сильно, покормили. Конечно, молока было мало, и семейная жизнь: слёзы и нервы. ( На фотографиях где мне уже год, я у мамы на руках, она такая там худенькая!)
Я спрашивала: « Почему ты не ушла тогда от него».
- он постоянно угрожал: убью, прирежу, если уйдёшь, кишки выпущу! Боялась, заступиться не кому было. Да и к тому времени, я вызвала Веру в Казахстан, она только, что закончила училище.
Опять же я думаю, надо же было так распорядиться в небесной канцелярии, чтобы они встретились, видно на роду ей было написано: тащить этот груз – нашего отца и ещё родить Андрея - моего младшего братика.
Отец, редко обращал на нас с братом внимание, почти никогда. Я помню его редкие рассказы – байки, кода он со мной разговаривал: как он рос на Северном Казахстане, город Караганда, какой там суровый климат: «Плюнешь, и плевок на лету застывает».
Волгоградская область село Верхний Балыклей - там проходило моё детство с 4го по 8й класс.
Отец работал электриком и постоянно в коридоре валялось его обмундирование - когти для лазанья по столбам. Была у него любимая байка, как он повис на проводах попав в электрическую дугу меду ними, и бабы сбивали его палками. Не знаю, сколько правды в этом рассказе, но шрам от ожога на руке у него был и он его показывал - от кисти до локтя.
Если мы переезжали на новое место, он первым делом начинал строить себе гараж для мотоцикла, там постоянно валялись кучи запчастей, из них можно было собрать не один мотоцикл, это была его страсть. Если он был дома трезвый, то возился у себя в гараже.
Руки в солидоле или в мазуте, в углу рта папироса, один глаз прищурен от струйки дыма папиросы, он сидит на корточках, то отцепляет коляску, то бортирует колесо, то перебирает движок - гаечный ключ срывается, когда он затягивает гайку и маты несутся на весь двор.
- Наташка, иди подержи, - зовёт меня раздражённым голосом если я кручусь во дворе. То подержи, то подай, если я делала что-нибудь не так, то опять неслись маты. Мотоцикл «иж-юпитер» я отличала по рокоту от других издалека. Может, если бы я была мальчишкой, он больше мне уделял внимания.
В 8 лет я уже усвоила немудрёные части мотоцикла: где акамулятор, карбюратор, свечи и т.д. Что бензин надо с маслом смешивать, и много другой ерунды не нужной девочке. Когда мне было лет 12, он посадил меня на мотоцикл с коляской, сказал: « Вот сцепление, вот газ - отпускаешь сцепление, жмёшь газ - поехали». И я поехала - прямо в столб, как он догнал и успел вырулить – чудеса, больше попыток научить езде на мотоцикле отец не делал.
Он даже пьяный лучше ездил, чем ходил.
К запаху бензина и масла, в гараже примешивался запах сырой рыбы, тины и сырости. Это пахли рыболовные сети. Второй его страстью была рыбалка, вернее браконьерство. Обычно в зимнее время он плёл сети – растянет их на всю комнату, нельзя ходить и бегать мимо, а если, не дай Бог, кошка запутается! Он её так шмякнет об пол! Поэтому, когда отец плёл сетки, всёх кошек запирали в аптеке.
Летом он все ночи пропадал на Волге, на рыбалке, утром привезёт рыбу, свалит в кучу в коридоре, рявкнет: «Галка, …мать твою…, рыбу возьми». Холодильника не было, поэтому мама часть рыбы готовила, а остальное раздавала.
В основном, наше меню состояло из рыбных блюд: уха, рыба жаренная, иногда котлеты из щуки. С детства, мы были закормленные речной рыбой, поэтому я до сих пор её не люблю.
Были и очень примечательные экземпляры рыб: на Волге, ему попалась метровая щука, вываренные челюсти её отец хранил как талисман, по-пьянке показывал и хвалился друзьям.
Когда мы жили в северной части Волгоградской области – Новониколаевский район: река была далеко и он рыбачил на пруду, приносил огромных зеркальных карпов – он их называл « поросята»: « Наташка, смотри – каких поросят поймал!» Вывалит их из мешка, каждый тянет киллограм на 8: чешуя, словно зеркальная - переливается и отражает свет, мясистые, розовые губы и усы в углах рта, а чешуйки такие крупные величиной с пятак.
Ёщё он рассказывал: когда они жили в Казахстане, он ловил в Амударье сомов, такой величины - клал сома поперёк сиденья мотоцикла, наперевес, так, что голова и хвост рыбины волочились по земле.
Можно было бы подумать, что это ёщё одна из его баек, но мама подтверждала, что правда - были такие сомы.
Вечером он достает свои сетки из гаража, растягивает во дворе и начинает их распутывать, приправляя как всегда матами. В сетях попадаются раки, которых очень трудно вытащить не повредив сеть, это его бесит, выпутав такого бедолагу швыряет его в огород, в картофельные грядки. На следующий день эти раки, кому повезёт - спрячутся в ботве, кому нет - сжарятся на солнце докрасна. Мы потом лазаем по грядкам и собираем их.
Мне он тогда казался очень сильным, высоким и выносливым. Сейчас смотрю на фотографию - единственную сохранившуюся, с отцом. Мы в Пятигорске на месте дуэли Лермонтова. Он чуть выше среднего роста, поджарый, широкоплечий, загорелый. По глазам видно, что уже выпил, мешки под глазами, это выражение глаз не с чем не спутаю, когда он не « в стельку» а слегка «под шафе»: блуждающая улыбка на тонких губах, глаза прищурены, обычно, в таком состоянии, если за столом - начинал петь свою любимую песню: «Голубые глаза хороши, ну а мне полюбилися карие…». Я помню эту поездку: мне 7 лет, у мамы на руках Андрей, ему уже 2 года.
Экскурсовод рассказывает и показывает: «провал» – внутри пахнет серой и летают огромные птицы, наверное, стервятники, мы смотрим на провал из-за решетки, чтобы разглядеть кусочек неба над обрывом, надо сильно задрать голову.
Карабкаемся высоко на гору, чтоб увидеть место дуэли Лермонтова. Тропинка ведет сначала к беседке над обрывом. Сверху как на ладони видно Пятигорск. Тропинка почти отвесная, тяжело подниматься: мы запыхались, Андрей хнычет. Отец всю дорогу зло шипит на мать, что попёрся и еще ни чего не выпил, в конце – концов, она ему даёт деньги на вино. Пока мы побывали в беседке, потом на дуэли – место огороженное столбиками и цепью, приходит отец, уже подвыпивший, вся группа фотографируется на память.
Обычно летом, мы всегда выращивали поросят. Отец возил корма из совхозной фермы, наверное, воровал, потому что привозил ночью или покупал ворованный, часть выписывали в совхозе. Осенью, когда приходила пора их резать, отец справлялся сам. Мы прятались кто где, чтоб не видеть, как он это делает, но любопытство брало верх над жалостью к поросятам.
Он выгонял свинью во двор, садился верхом и быстрым движением валил её наземь, прижимая её всем телом, резал горло огромным ножом. Свинья оглушительно визжала, подкидывала его и вырывалась, пока не начинала хрипеть и булькать у нее в перерезанном горле. Такой метод забоя - жестокий и трудный, нужно иметь недюжинную силу и хладнокровие, чтоб справится со свиньёй в одиночку.
Мама говорила: «Что ему животные - у него на человека рука не дрогнет»
В это время уже грелась вода в баке на электрической плитке, чтобы отпаривать шкуру свинье, мама суетилась и все для этого готовила – ножи, тазы, вёдра, тряпки.
Во дворе собиралась ватага любопытных ребят и любителей погрызть свиное ухо и хвост. Отец раскочегаривает паяльную лампу: накачивает давление в баллон с бензином, поджигает, стоит гул от её работы. Начинает смолить свинью: щетина вспыхивает голубым огнём, шкура сначала подрумянивается потом обугливается. Это очень длительный процесс, когда один бок готов мама отпаривает кипятком, мокрыми тряпками, потом отскабливает ножом шкуру добела, чтобы шкурка у сала бала мягкая.
Отец отскабливает от сажи хвостик и ухо, отдаёт соседним мальчишкам, они сидят на корточках наблюдают процесс, ждут лакомство.
АНДРЮШКА.
Куда бы мы потом не уезжали, отец находил нас. Только когда мне исполнилось 15 лет, нам удалось оторваться – мы уехали на Дальний Восток.
После Туркестана, было Закарпатье потом Ставрополь – село Балтрабочий.
Когда родился Андрей, маме было всего 26 лет. Моя дочь сейчас старше.
Я помню, как маму привезли из роддома, Андрюшка родился в городе Моздоке, рожать ездили в город.
Кроватки в доме не было и его сначала уложили на диван, каким-то образом сооружая над младенцем балдахин. Мне было очень любопытно и так хотелось рассмотреть его. Но мама постоянно присматривала, не велела подходить к дивану и брать малыша.
Тогда-то, видно, чтоб я не лезла, мне подарили пупса из папье-маше он был покрыт розовым глянцем с пухлыми ножками и ручками весь в складочках, как настоящий ребёнок, одетый в ползунки распашонку и чепчик. Я была в восторге от этого малыша, очень берегла его, пеленала, укладывала спать и полностью подражала маме.
Этот бедный пупс и погибнет от рук моего, маленького братца. Когда ему исполнится месяцев восемь и он научится стоять в кровати, его излюбленной забавой будет бросать из кроватки моего пупса. Как мне было жалко свою игрушку! Но попробуй не дать Андрюшке, он такие вопли устраивает, что мама в приказном тоне: « Наташа, дай ему куклу!» И приходилось отдавать со слезами. Андрюшка довольный берёт куклу и бросает на пол с кроватки, счастливый что-то бормочет, потом снова: « Ня! Ня!» это значит «на», то есть «дай» - наоборот. И так со временем оббил весь глянец с моего любимого пупса, в конце - концов он раскололся весь.
Конечно, мама вскоре вышла на работу, а так, как мы жили в одном доме с аптекой, то она, когда нет покупателей, то санитарка присматривали, за Андрюшкой.
До сих пор помню, как я самостоятельно взяла Андрюшку на руки. У мамы были покупатели, а санитарка тетя Тома – молодая здоровая кабардинобалкарка, куда-то вышла, тут проснулся Андрюша, я, немного подождав пока он разревётся, смело развернула его взяла на руки,…и тут заходит теть Тома. Помню, какие были испуганные лица у неё и подбежавшей на крик мамы. Они не поняли, почему Андрей плачет - от того, что я ему что-то сделала? Или я взяла его потому, что он плачет.
Очень хорошо помню свой 6 день рожденья, может потому, что уже был Андрюшка, и мне казалась, что меня уже не так любят.
В зале стоит большой круглый стол, накрытый плюшевой скатертью, на скатерти изображена картина: Иван царевич держит Елену прекрасную на коленях, они скачут на Сером волке сквозь лес. На столе стоит большая ваза, а в ней большой букет из веток цветущих деревьев, в комнате стоит чудный аромат этих цветов. В окне открыта одна рама - ветерок слегка колышет тюль, и наполняет комнату утренней свежестью. На скатерти, уже лежат опавшие лепестки цветов, очерчивая вокруг букета круг из белых веснушек.
Я ещё сплю, но сквозь сон, как через тонкую завесу – слышу шаги мамочки, прикосновение её тёплых рук – она гладит меня по головке, убирает волосы со лба и нежно целует.
- Дочечка, вставай (мама всегда звала меня – дочечка), просыпайся». Я всё слышу, но делаю вид, что сплю, чтобы она ещё немного приласкала мня. Она что-то кладёт мне под подушку, и говорит: « С днем рождения, дочечка».
Мамины руки, и сейчас помню, строение её рук, пальцев: слегка пухлые, белые, покрыты бледными веснушками, на среднем пальце просвечивается кровеносный сосудик сквозь кожу. Я так любила когда она гладила, мня по головке, бывало, она с кем-нибудь разговаривает, я подойду, прижмусь к ней, она разговаривает и гладит меня, я могла так стоять, прижавшись, пока она не вспомнит о делах.
Помню её лицо, каждую чёрточку по отдельности, когда она ещё молодая. Курносый веснушчатый нос и небольшой рот - пухлые губы, всё в отдельности помню до мелочей, но если вместе, то даже не могу сказать - была ли мама красива, или хороша собой? Просто родное мамино лицо, и всё.
Большую часть жизни я видела её в белом аптечном халате и косынке. Но она всегда делала химическую завивку, на ночь накручивала волосы на бигуди. Андрюшка маленький, еще, когда сосал грудь, запускал ручонки ей в причёску, теребил волосы и тогда засыпал. Так он и привык: лет до 4, засыпал рядом с мамой, ей приходилось снимать 2 бигудюшки, чтоб Андрюшка мог держаться за волосы и заснуть.
От рождения мама была рыжая и кожа её не воспринимала солнце, сразу обгорала.
Она ещё сводила веснушки, кожа, поэтому всегда была молочно- белая. Серо-зелёные глаза, они могли менять цвет в зависимости от настроения, погоды и освещения. Когда была солнечная погода, глаза были зелёные как крыжовник, вечером они казались тёмно-серыми. Если она сердилась, или обдумывала, что-то важное, наклоняла голову набок и слегка прищуривала левый глаз. По этому виду её, я сразу определяла: или что-то стряслось, или меня ждёт взбучка.
У неё были красивой формы брови, не тонкие и не заросшие, а красиво и правильно очерченные, изогнутые дугой. Так как она была рыжая, она красила брови и ресницы химической краской, её хватало на месяц. Не помню, как она называлась, её нужно было самой готовить, в чайную ложечку ложатся кристаллы серого цвета, немного воды и гидроперит, и быстро нагревается до кипения.
Когда я уже училась в школе, мама просила ей помочь, она зажигала газету над ведром, а я держала ложечку с краской, вода моментально закипала, происходила химическая реакция, и чёрная краска готова, её надо срочно наносить на брови и ресницы. Потом, эта привычка, красить брови передалась и мне, когда я уже повзрослела, мы красились с ней вместе, краска не сразу смывается с кожи и дня 2. 3 ходишь чернобровой.
В студенческие годы, когда я приезжала на каникулы, совместная покраска бровей и ресниц, стала нашим семейным ритуалом. Андрюха смотрел на наши чернючие брови и угорал со смеху, потом когда я вышла замуж, Валерка делал вид, что он сильно пугается, кидая взгляд на нас, при этом он сильно откидывался назад как от внезапного испуга, говорил: « О, господи!» И мы с мамой хохотали.
У мамы был необычайный голос, до того высокий, что даже когда она говорила тихо, её было далеко слышно. От её голоса мне достался только смех. Еще, будучи студенткой, однокурсники со мной любили ходить на комедии, от моего хохота, обычно весь зал вповалку начинает тоже хохотать.
Помню первый наш побег от отца, из Ставропольского края в Новониколаевский район, Волгоградской области, это север области. Не знаю, как ей удалось скрыть от отца, что она увольняется, передаёт аптеку, как погрузить контейнер и отправить.
Как-то после очередного пьяного погрома, утром отец подошёл ко мне, и присел на корточки, наверное, я шарахнулась в сторону, потому, что он удержал меня за руку. Вид у него был очень жалкий, рука перебинтована, с пятном крови на повязке. Накануне вечером, он был в стельку пьян, когда зашёл в соседнюю комнату и там послышался звон бьющегося окна, мы бежали из дома, видимо он поранился об это стекло. Его трясло с похмелья, и он скрипучим, как будто в горле его был песок, спросил: « Наташк, чего я вчера там натворил, а?» - и он показал на перебинтованную руку.
Видимо мама вызвала, милиционера, и мы в скорости после этого, уехали. На отца завели дело и взяли подписку о «Не выезде», жил он видимо у одной из своих любовниц. Как не странно, он нравился женщинам, где бы мы ни жили, у него везде были любовницы, и не одна.
Я заканчивала первый класс, в посёлке Мирный. Первое время мы не могли нарадоваться своей спокойной жизни, я перестала вздрагивать и постоянно быть начеку. Мама всегда была в хорошем настроении. Но после Ставрополья, зима на новом месте, показалась очень холодной. Всё было чужим и неуютным, мама приняла аптеку, нас поселили в двухэтажном доме, на верхнем этаже. Ещё, там была такая противная солёная питьевая вода и мы очень долго не могли к ней привыкнуть. Мы очень мёрзли в этом доме, Андрей сильно заболел, может, поэтому я написала письмо отцу, чтобы он прислал нам козла (это самодельный обогреватель).
Отец всегда их делал сам, я много раз при этом присутствовала: на асбестовую трубу накручивает спираль, тоже самодельную, к трубе прикрепляет ножки из арматуры, получается такой козёл на четырёх ногах с раскалённой спиралью на боках, моментально нагревает воздух в доме.
Однажды я даже пострадала от такого обогревателя, он стоял на столе, как раз на том круглом столе, на плюшевой скатерти, где Серый волк несёт Царевича и Елену прекрасную. Играя я зацепилась за скатерть, козёл упал на бок, каким-то образом мне на руку, я закричала, на крик сбежались все, кто был в аптеке, скатерть вспыхнула. На руке был огромный волдырь, мама поливала его перекисью, перекись шипела, рану очень щипало, но я терпела, а скатерть с огромной дырой залатали и мама в шутку говорила, что отдаст мне её в приданое, но я тогда ещё не понимала, что это такое.
В том злосчастном письме я попросила отца прислать нам этого козла потому, что мы замерзаем, но настоящая причина, была в том, что маме стали оказывать мужчины знаки внимания, я это сразу заметила и испугалась чужих мужчин больше своего отца, а может быть приревновала. Может наша жизнь сложилась совсем по другому, если б я не написала это письмо.
В один прекрасный день, в дверь постучали - и вошёл отец с чемоданами, посвежевший, сверкая новыми фиксами. Не знаю, почему я кинулась к нему, а вслед за мной и Андрюшка, он схватил нас в охапку и закружил. Это единственное тёплое воспоминание об отце. Мама стояла растерянная, не зная, что делать, она даже не ожидала, что мы так быстро забудем его издевательства.