.....
И весь твой облик слажен
Из одного куска.
Борис Пастернак.
Кто из нас не восхищался красотой? Она может быть прекрасна, уродливо вульгарна, вызывать эйфорию, стыд, доводить до бешенства. Но ты всегда знаешь, что Она неоспорима, непостижима, не требует доказательств. Она держала в руках комочек пластилина,- знаете, такой советский пластилин. Чтобы сделать его мягким, необходимо смочить ладони водой и долго долго переминать. Его эластичность манит, его запах пахнет детством. Невольно становится стыдно, но так хочется понюхать, прикоснуться губами. И вот уже кажется, что ты далеко и, что ты уже не ты. Пальцы не могут оторваться. Это как воздушно пузырьковая обертка. Ты думаешь:"ну вот, сейчас один пузырек лопну и все", потом "нет, еще один и еще", и так может продолжаться часами. Его форма была настолько идеальна, что глядя на него казалось, невозможно нарушить рельеф. И если оторвать хотя бы маленькую часть, то структура нарушится безвозвратно. Он был скомкан из множества цветов, уже почти превратившись в однородную массу. Насколько тусклыми и угловатыми они казались ей вначале. Грязно зеленая смесь с вкраплениями серого внушала панику, хотелось выбросить, не смотреть, убежать. Тем больше убивала содержательность безмолвия, а иногда, заносчивая болтливость. Нет, безмолвие пожалуй глубже. Чуть позже она обнаружила цвет неба. Он единственный вызывал зависть и любовь, нет, скорее нежную страсть, нет, нет, что-то другое... Вот оно, это самое стало пожирать изнутри, мучить, приводить в отчаяние. И вот, он уже полностью вселился в нее. С самого момента своего существования там, он не знал самого главного, что он сейчас учит ее, учит ее быть таким как он. Просто однажды он утратил невесомость и перешел в состояние идеальное, земное, пластилиновое. И сейчас он учил ее этому состоянию, вернее тому состоянию легкости и эластичности с которым он прибывал в этом состоянии. Ей казалось это несправедливым. Ведь ему не приходилось прикладывать никаких усилий, люди восхищались им только потому, что он есть, вот такой, совершенный. Она больше не могла справляться с пальцами, осязание притуплялось. Как можно соответствоавть? Как можно быть кем-то? Заставить кого-то переродиться заново? Изменить каждый день, каждую минуту его жизни?... Пальцы больше не повиновались, комочек становился жестким, дышать больше не хотелось, еще меньше хотелось жить. И это поражение - было ее личным поражением. И правда - была только половиной правды. И вопросы оставались всего лишь вопросами.