Как и вчера, надо идти на работу.
Лара вышла из холодного подъезда под моросящий октябрьский дождь. Ничего, она как-нибудь переживет этот год и поступит в следующем году в медицинский. Не беда, что не поступила в этом – с кем не бывает. Нужно всего лишь один год поработать на кафедре лаборантом, а потом все наладится. Год, всего лишь год псевдовзрослой жизни, когда каждый день, «и в зной, и в дождь, и в снег» надо идти на работу, а потом – привет, беззаботная студенческая жизнь.
Больше всего не нравилось, что каждый день похож на предыдущий. Это некий заколдованный круг. День за днем – словно звенья замкнутой цепи. Какой-то дальней частью сознания Лара понимала, что вот на самом деле жить вот так, когда один день похож на другой проще всего, и куда сложнее приложить усилия, применить фантазию и разбить эту вереницу клонированных дней. Но ничего – она сможет, просто потерпит всего лишь год, один год, а потом жизнь изменится, непременно изменится…
В конце концов, общение с умными людьми на кафедре не позволит ей деградировать.… Взять, например, Юрия Васильевича. Забавный он. Светило медицинской науки, целую стоматологическую школу создал в их маленьком городке, а с виду такой неприметный, и одевается просто, и даже говорит с местным акцентом. Или вот Ульяна Александровна. Интеллигента, опрятна, продолжает профессорскую династию. Говорят, ее предком был сам Дауге… Она сейчас все меньше и меньше практикует, а вот когда она практиковала, то, по слухам, оперировала, как тот врач из старого советского кино: только поднесет щипцы ко рту, как зуб через секунду в них оказывался, при этом пациент ничего не чувствовал.
…Интересные все-таки случаи были в стоматологии.
Лара была уверена, что когда она станет врачом, она будет самым лучшим стоматологом, к ней будут обращаться за разъяснением сложных случаев, а она, «с ученым видом знатока», будет давать профессиональные советы. Ведь это мечта ее с детства – быть стоматологом. Когда мама водила ее в детскую стоматологическую поликлинику, врачи, узнав, что она собирается стать их будущей коллегой, делали ей «грибочки» из «пломбочек», а однажды врач ей даже подарила иголочки с завитками. Лара тогда этими иголочками всем своим куклам зубы вылечила.
Ее мечта сбудется, непременно сбудется. Всего лишь год, один год занудной, серой жизни, а потом все точно будет хорошо.
Вот кого она не любила больше всех на кафедре, так это трех аспиранток. Непонятно даже, как они, такие, по Лариному мнению, легкомысленные, даже глуповатые, могут писать какие-то научные работы…
А вот она после окончания вуза тоже поступит в аспирантуру, к Юрию Васильевичу. Может быть, даже профессором станет. И будет разъезжать на всякие конференции и симпозиумы. Лара уже давно представляла себя в будущем этакой деловой девушкой – ухоженной, умной, слегка высокомерной, при этом отзывчивой, способной разумно подойти к решению любых проблем. Она сможет стать такой. Ее мечта – профессия внесет радостное разнообразие в жизнь, ведь главное – иметь цель и стремиться к ней, и тогда, когда эта цель будет достигнута, все непременно будет хорошо.
С таким настроем Лара пришла на работу и, сняв пальто, села за свой стол.
– Привет, – небрежно бросила Лиза, одна из нелюбимых Ларой аспиранток.
– Доброе утро, – ответила Лара и деловито повернулась обратно к монитору компьютера.
– Ой, девочки, – Лиза взяла кофе и присоединилась к Тане и Свете, двум другим дурочкам-аспиранткам, – я сегодня с утра сырок съела глазированный – ну не смогла удержаться, а там такие гиперкалории! Шла и всю дорогу себя корила.
«Началось!», – подумала Лара, – «сейчас пойдет про калории-фигуры, про новый шампунь, который по телевизору рекламируют, про изменников-мужей, про любовников, про шмотки из журнала Cosmopolitan, про волосы-прически, процедуры салонов красоты.… Какие же они глупые! Не кафедра, а клуб дур!».
– Да ладно тебе! Ты ведь на аэробику завтра – отработаешь, – ответила Таня
– Я, может быть, даже сегодня схожу на тренировку. Все равно я пока от своего ушла – как вспомню его с этой кралей, так не могу – ненавижу! Хотя звонит и каждый день – не поверите – по букету роз присылает – вся квартира уже в розах. А все равно не прощу!
– Ой, а я бы простила! За квартиру в розах я бы все простила, – вставила Света.
– А я не могу! Пошел он…
Пожалуй, из этих трех Света, по мнению Лары, была еще куда ни шло. У нее единственной из трех был ребенок, и вообще она была чуть серьезнее, чем Таня и Лиза. Но все равно глуповастенькая… Наука – это всегда серьезно, в ней нет места для девичьего трепа.
– Девчонки, – вдруг сказала Света, – я все никак волосы не восстановлю. У меня до рождения Сеньки такая шевелюра густая была, а теперь – хоть парик не надевай! Я вот думаю, когда в Москву вырвусь в библиотеку, я забегу в эту клинику по восстановлению волос.
– Знаешь, – продолжила Таня, – я читала про один новый салон в Москве, какое-то итальянское название, так там тоже есть процедура восстановления волос, еще и препараты можно купить для продолжения лечения. Завтра тебе адресок принесу.
– Да я вчера тоже этот журник этот купила. Еще не читала, правда. Так, говоришь, там есть, да?
– Ну.
Лара вышла. Она не могла долго выносить этот бессмысленный, бестолковый треп. Она точно никогда не будет такой, как они. Никогда.
Самое ужасное, что ведь они даже не видят своей глупости, а, напротив, выставляют ее напоказ. Ну, как, как такие могут учиться в аспирантуре?! Ученые, блин. В детстве, когда Лара впервые услышала слово «ученый», она думала, что это какой-то выдающийся человек. Все вот обычные люди, и лишь избранные могут быть «учеными». Если бы только ей тогда показали этих «тёть». А она точно будет настоящей «ученой», нет, лучше сказать, «ученой дамой».
Помечтав-посмотрев в коридорное окно холодного медицинского вуза, Лара пошла назад, на кафедру, к своему компьютеру. Юрий Васильевич попросил ее составить картотеку кафедральной библиотеки. Все-таки дело, а не треп. Она положит начало этой картотеки, а люди потом еще долго-долго будут пользоваться. Может, и она сама когда-нибудь будет искать книги по этой картотеке для своего научного исследования…
–…. Да я тебе точно говорю – ерунда этот новый крем. Полное надувательство! Я вот им уже три недели пользуюсь, а толку – никакого. Как была морщина поперек лба, так и осталась. Видишь? Вот!
Таня убрала челку со лба и показала лоб, но Лара ни увидела там никаких морщин. Вот у ее бабушки – да, морщины, а у этих дурочек лбы как лбы. Только и знают рисоваться друг перед другом!
– Свет, а ты тоник-то купила? Ну, этот, без спирта который?
– Купила, да только он все равно кожу сушит. Уж и не знаю, что со своей сухой кожей делать.
– А может тебе молочко очищающее применять, а не тоник? По-моему, у Lanc;me есть хороший. Макияж замечательно удаляет, и можно потом не умываться – сразу крем нанесла и спать.
– Ну, ладно, я на пару. Мне семинар надо провести, а потом в поликлинику, на смену, – Таня взяла какие-то бумаги со своего стола и вышла.
«Одной меньше», – подумала Лара. Света и Лиза продолжали сидеть за столом и пить кофе с конфетами. Лара этому тоже поражалась – почему они, стоматологи, не чистят зубы после того, как наедятся всех этих сладостей. Она и то всегда с собой зубную щетку таскала.
Хоть бы Юрий Васильевич поскорее пришел – при нем они хоть молча расходятся по своим столам, и хотя бы делают вид, что пишут диссертации или там читают чего.
– Всем доброго утра! – Юрий Васильевич вошел, улыбаясь.
– Доброго, доброго утра, Юрий Васильич, – чуть ли не хором сказали все присутствующие.
– Ну, что, аспирантки, чем занимаемся? Защищаться-то скоро будем?
– Да как всегда, Юрий Васильевич, пишем – читаем, читаем и пишем, – ответила за всех Света.
– Вот «читаем и пишем» при диссертации – самая верная стратегия, никак не наоборот. В нашей медицинской науке нет места сочинительству. Вот у меня дочь – филолог, тоже в аспирантуре, так вот у них, я думаю, процентов семьдесят – точно сочинительство, хоть она и отрицает. А у нас нет – почитай, проверь на практике, и потом пиши. Кстати, где Танечка?
– Она на паре, Юрий Васильевич.
– А! Ну, тогда к тебе, Лиза. Дружественное нам семейство попросило меня их сыну в рот посмотреть, да мне сейчас не досуг. А своим-то ученицам я доверяю. Возьмешься, Лизочка?
– Конечно, Юрий Васильевич.
Как дорого бы Лара отдала, чтобы заслужить доверие Юрия Васильевича. Чтоб к ней, только к ней и никому больше он направлял пациентов, чтоб он ценил ее как врача, как грамотного специалиста. Это будет, обязательно будет. Она точно заслужит его доверие. Она заткнет рот этим пустоболкам.
– Как поживает наш самый младший околонаучный сотрудник? – обратился Юрий Васильевич к Ларе. – Трудимся?
– Да, Юрий Васильевич. Наверно, через пару дней картотека будет готова.
– Молодец, стараешься. Нам нужны такие студенты. Сколько, говоришь, тебе баллов не хватило в этом году?
– Одного, Юрий Васильевич.
– Всего лишь? Ну, в следующем году наверняка на один больше проходного будет.
– Я буду стараться, Юрий Васильевич.
Юрий Васильевич вернулся к своему столу. Как заведующему кафедрой, ему полагался отдельный стол, и там было аж шесть ящиков! У доцентов было по одному-два ящика в других столах кафедры, ассистентам же кафедры приходилось делить один какой-нибудь ящик в столе. Еще на кафедре стояла полка с папками – «дело врачей», как шутил все тот же Юрий Васильевич, – у каждого врача на кафедре была своя папка, «дело каждого», куда каждый мог складывать все, что заблагорассудиться. У Лары же не было пока ни ящика, ни папки. Что у нее было, так это уверенность в том, что она «займет свое место на этой кафедре».
….Рабочий день медленно подходил к концу. Лара почти закончила картотеку – Юрий Васильевич похвалил ее за усердие. Одевшись, Лара закрыла кафедру и пошла домой. Ключ – на вахту, время (18.05) и роспись напротив номера кафедры. Домой. А завтра будет, как сегодня. А сегодня было как вчера.
….Будильник сотового телефона протрещал над самым ухом. Пора вставать. Лара отключила этот трескающий звук. Вставать не хотелось, потому что этот день не принесет ничего нового. Сначала на кафедру, там пара со студентами, потом в больницу. Но день есть день – раз началось утро, надо как-то жить до вечера.
Наскоро накрасившись и перекусив круассанами с кофе, Лара села в свою «Шкоду» и поехала в институт. Проезжая по залитым утренним светом улицам, она вспомнила, как она шла на работу по этим самым улицам двенадцать лет назад с такой же вот тоской в душе. Подумать только – двенадцать лет прошло. Тогда хоть цель в жизни была… Лара вспомнила, как она тогда стремилась как можно скорее поступить в институт, потом в аспирантуру. Эх, юношеский максимализм – решение принято, в бой ринулись, и даже подумать некогда, а надо ли тебе это, или есть какие-то другие пути… Кажется, она тогда не любила трех аспиранток… Теперь на кафедре работает только Светлана Георгиевна, а остальные – в Москву подались. Говорят, все московские врачи рвутся на запад, а провинциальные врачи рвутся в Москву.
Лара прошла мимо проходной – ключ от кафедры взяли. Значит, кто-то уже там.
Зайдя на кафедру, Лара увидела Веру – они с ней вместе поступили в аспирантуру, но на курсе учились в параллельных группах. За столом у окна сидела Саша, лаборантка.
– Привет, Вер.
– Ой, Лара, привет. Как дела?
– Нормально. Мой в командировке, так я вот сейчас совсем распустилась – не готовлю. Холостякую типа. За завтраком съела два круассана, и, когда ехала, все себя корила.
– Да ладно. Тебе потолстеть не грозит.
– Упаси Бог, потолстеть. Мне бы вот похудеть
– Лар, перестань ерунду пороть! Кости не худеют.
– Ну, да… А у тебя-то как дела?
– Нормально. Со своим не разговариваю уж третий день. Все из-за того.
– Вер, ну брось-ка ты. Может, это и вправду была пустая болтовня по инету, а ты все всерьез.
– Да, думаю скоро помиримся. Вчера вечером смотрю – сам себе яичницу жарит. Так жалко стало. Но все равно – как вспомню эти письма… У меня его ящик случайно открылся.
Лара налила себе кофе. Растворимый кофе плохо сказывается на эмали зубов. Ничего, надо будет к одной из коллег на профессиональную чистку записаться.
Вошел Юрий Васильевич.
– Добрый день, девушки!
– Добрый день, – раздалось с разных углов кафедры – со стороны Веры с Ларой и со стороны Саши.
– Вот захожу и радуюсь – так приятно быть окруженным красавицами. Вы все хорошеете, а мне вот возраст не дает.
– Да ну что вы, Юрий Васильевич, – ответила Лара, – с тех пор, как я пришла на эту кафедру лаборанткой, вот как сейчас Саша, вы нисколько не изменились.
- Наверное, и тогда я уже старый был, а, может, ваше окружение все-таки на меня положительно влияет. У меня уж и жена подозрительно относится к моей работе. Я ей все говорю – тут не может быть ничего личного. Мы, стоматологи, только в рот смотрим. А рот, как вы знаете, это такая …помойка – хоть у красавицы писанной хоть у бомжа… Чем больше работаю, тем больше в этом убеждаюсь.
Саша налила кофе Юрию Васильевичу.
– Ларочка, как там моя подосланная к вам?
– Случай запущенный, Юрий Васильевич. У девушки с детства плохие зубы. Видно, конечно, что она не запускала – на каждом зубе, если ни одна большая, то две-три маленьких дырки. Я все, конечно, делаю – и пломбы меняю, и новые, маленькие, ставлю, но ей бы лучше к протезисту…
– Да? Надо будет договориться с коллегами.
Лара заметила, что лаборантка Саша заинтересованно следит за их с Юрием Васильевич разговором. Интересно, о чем она думает? Наверно так же, как Лара двенадцать лет назад, строит планы сделать карьеру и думает, что она обязательно всего добьется в жизни. Эх, как там в «Москва слезам не верит» – «…когда всего добьешься, больше всего волком выть хочется». У Лары даже теперь теория появилась на этот счет, что на самом деле весь кайф –«в процессе». Когда есть цель – есть свет в конце тоннеля, и есть к чему идти. А когда приходишь к цели, просто слепнешь в лучах этого тоннельного света, и даже не понимаешь, зачем так стремился к нему. Зато когда идешь к тому, что тебя манит – есть надежда, и даже вера, и, если уж совсем повезет, то и любовь. Может, в любви-то и весь смысл, а не в достижении цели? Но ведь любовь тоже куда-то уходит. «Любовь живет три года» – Лара прочла недавно Бегбедера… А цель живет столько, сколько ты ее будешь достигать. А если не достигнешь, она может стать навязчивой идеей…
… – А вы ведь тоже были лаборанткой, да? – Ларину философию пессимизма прервал неожиданный вопрос Саши.
– Да, а что?
– А я вот тоже потом стану стоматологом.
– Да, Саш, я вот тоже хотела – и стала.
– Здорово, наверно, когда мечта сбывается.
– Ага. Главное, чтобы нравилось. А то знаешь – многие потом плачут. И от пациентов с их гнилыми зубами воротит просто. Так что ты подумай.
– Вот мне мама то же самое говорит. Но я вот думаю, что, может, ортодонтом стать – там ведь наоборот – эстетика!
Храбрая нынче молодежь пошла. Она в свои семнадцать лет сидела за компьютером – тогда был совсем старый, а теперь вон – жидкий кристалл, чтоб глаза не портились, – и думала, что это и есть путь к счастью – сиди, работай, и тебе воздастся.
…День подходил к концу. Лара заполнила еще одну карточку пациента для своей диссертации и положила ее в свою папку. В Москву что-ли командировку выбить? А то совсем тоска… Муж вон в Питере в командировке, так, может, в клуб сходить. Говорят, этот новый клуб «Перец» – очень даже симпатичное место.
Лара вышла из холодных стен медицинского вуза под моросящий октябрьский дождь. Может, дело и не в цели жизни, а просто в недостатке солнца, витамина Д? Может, все не так уж плохо, и она просто это придумывает? «Не гневи Бога», «Зачем ты себя накручиваешь?» – вот что сказал ее благоверный, когда она как-то обмолвилась о том, что ей тоскливо. Разнообразия ей, видите ли, в жизни не хватает. День похож на день, а завтра – то же, что и вчера, или то же, что и сегодня – без разницы.
Нет, все-таки не в цели дело…