Оно, конечно, живем мы сегодня, по сравнению с недалеким прошлым, не в пример лучше. Выйдешь из дому, оглянешься и видишь: люди вокруг ходят вполне себе, не то, чтобы очень счастливые, но и не такие ведь затравленные, как лет 15 назад. Оттого и стали добрее друг к другу. Вот сегодня, переходя в метро с линии на линию на станции «Площадь вокзальная», я наблюдал следующую картину. Стоит на лестинце, на самом верху, дедушка с двумя огромными сумками. Не будем рассуждать о том, как он оказался один с такой непосильной поклажей, когда на вид ему лет, может, девяносто, или что-то около того. Не нашего это, как говорится, ума дело. Стоит, в общем, дедушка с сумками. Ему, видимо, вниз спуститься надо, а – тяжело. Куда ж ему этакие сумки волочь, когда он сам еле ноги передвигает. Стоит дедушка, смотрит на лесницу и думает, должно быть, о том, как бы ему изловчиться, чтобы сойти по ступенькам, да еще и сумки снести, да еще и целым при этом остаться.
И тут появляется рядом молодой такой паренек. Высокий, красивый, веселый. В плечах – косая сажень. Такому пару сумок по лестнице снести – раз плюнуть. Подходит он к дедушке и вежливо так: «Дай, - говорит, - дедушка, я тебе помогу. А то тебе, я вижу, трудно. А для меня это даже тренировка получится». «Давай, - отвечает дедушка. – Не имею никаких возражений, если ты сам предлагаешь. Возьми сумки, снеси их по леснице и подожди меня внизу. Потому что я буду идти, конечно же, подольше, чем ты». И даже мысли у этого дедушки не закралось, что парень-то незнакомый, может воспользоваться случаем и стырить обе сумки. Иди потом, свищи его. Лет 15-16 назад дедушка был, видимо, не таким старым и носил все свои сумки сам. Потому-то и не помнит, что тогда такое бывало сплошь и рядом. А теперь парень даже слушать его не стал. Взял обе сумки в одну руку, другую подал старичку. Так они вместе, не только по ступенькам спустились, но и дошли до платформы, поезда дождались и расстались у самого входа в вагон, потому что парню надо было ехать в противоположную сторону.
Или –недавно мне по делу нужно было зайти к сотруднику, дома у которого до того я ни разу не бывал. Дверь открыла немолодая уже женщина, приветливо поздоровалась, пригласила войти в комнату, сесть предложила. Мы-то с сотрудником заранее договорились, что я к нему зайду. Я и подумал, что это – кто-то из членов его семьи. Оказалось – ничего подобного. Я, как выяснилось, этажи перепутал и пришел совсем не в ту квартиру. Но добрая женщина вовсе не испугалась впускать в дом незнакомого человека. Напротив, мы даже очень весело посмеялись вместе, когда разобрались, что за недоразумение произошло. И расстались, как добрые знакомые. Не то, что в начале 90-х, когда в Тбилиси появились металлические двери, из-за которых долго выспрашивали анкетные данные, внимательно разглядывали человека в «глазок», прежде, чем приоткрыть перед ним эту металлическую махину, накинув предварительно на дверь цепочку.
Все это означает, что люди перестают бояться и начинают, как в старые добрые времена, друг другу доверять. Происходит это потому, что жизнь, тяжело, далеко не так быстро, как хотелось бы, а все-таки налаживается. Хотя, конечно, отдельные недостатки тоже иногда встречаются. И об одном из них я сейчас расскажу. Потому что, считаю, что, чем больше и громче мы будем говорить о том, что нам мешает в нашей в целом налаживающейся жизни, тем скорее эти самые недостатки безвозвратно исчезнут.
Случай этот тоже произошел в метро, куда я на прошлой неделе спустился вечером после концерта в консерватории, чтобы в прекрасном расположении духа вернуться домой. Концерт мне, должен сказать, очень понравился. Мне-то приходилось в том самом недалеком прошлом бывать на концертах, где у слушателей зуб на зуб не попадал от холода, хоть пальто никто и не снимал. Артисты тоже нещадно мерзли, отчего играли вяло, а то и откровенно фальшивили. За это, а также со злости на все окружающее знатоки кричали им из зала: «Сапожник!». А поди не злись, когда не знаешь, как домой будешь добираться, а если доедешь без приключений, почти наверняка попадешь в темную и холодную квартиру, где и чаю вскипятить не на чем.
Сейчас такого, конечно, быть никак не может. Сейчас консерватория, как оно и должно быть, настоящий храм искусства со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вплоть до мелочей. Например, если забудешься и закуришь в фойе ненароком, к тебе тут же подойдут и очень вежливо предложат проследовать в специально отведеннное для этого место. И правильно, я думаю. Потому что, может, далеко не всем интересно табачным дымом дышать. А перед началом концерта почтеннейшую публику нижайше и убедительнейше просят отключить мобильные телефоны. Это, по-моему, тоже правильно. Чтобы артистам работать не мешали. Так вот, на этот раз, к чести почтеннейшей публики, и в фоей никто не курил, и телефоны все охотно отключили. И концерт прошел выше всяких похвал.
Поэтому и спустился я в метро, пребывая в преотличнейшем настроении. Но, едва вошел в вагон, как сразу почувствовал неладное. Почти все сгрудились вокруг одного места и что-то довольно бурно обсуждали. Оказалось, дело вот в чем. В поезде ехал молодой человек, как потом оказалось, ученик выпускного класса средней школы, который собирается летом поступать в Академию художеств. Сидя в вагоне, он, то ли от делать нечего, то ли, чтобы позаниматься лишний раз, достал блокнот и карандаш и начал рисовать своих попутчиков и дарить им их портреты. Все брали, говорили «спасибо». А один, здоровенный такой детина, взял, да и возмутился. Кто тебе, - говорит, - во-первых, дал право рисовать мой портрет в общественном месте? А во-вторых, - говорит, - ты меня изобразил совсем не таким, какой я на самом деле. И поднял натуральный скандал. Даже собирался подраться с юным дарованием, или делал вид, что собирается. Все, конечно, бросились его успокаивать, говорить, что портрет очень даже полуился похожий. А скандалист от этого еще больше в раж впал. Если, - говорит, - вы мне не даете отстоять мои честь и достоинство известгным мне способом, то я в полицию жаловать будут. Я, - говорит, - издевательства над собой терпеть не намерен. При этом кричит благим матом и руками изо всех сил машет.
Неизвестно, чем бы эта история закончилась, если бы на следующей остановке в метро не вошел сотрудник полиции. Он, конечно, просто так вошел, наверное, ехал куда-то. Может, домой возвращался после трудного дежурства. И, может, никакие скандалы ему были не нужны. Но, как настоящий страж порядка, он, разумеется, не мог пройти мимо такого безобразия. И поинтересовался, что это тут происходит. А выслушав объяснения сторон, сказал так. «Ты, - обратился он к художнику, - в будущем спрашивай все-таки, прежде, чем портреты с незнакомых людей рисовать. Когда будешь знаменитым, как Пикассо, люди к тебе сами повалят. А пока держись от греха подальше. Ну а ты, - повернулся он к скандалисту, - если бы был таким красивым, каким тебя этот молодой человек нарисовал, у тебя бы вообще никогда проблем в жизни не было. Так что, забирай свое изображение, повесь у себя дома над кроватью, и, глядя на него, благодари художника , который так тебе польстил». Тут пассажиры вступились уже за этого скандалиста, утверждая, что он совсем недурен собой, и портрет очень даже верно передвает особенности его интересной внешности. Но том и порешили.
А я, наблюдая за этим инцидентом, вспомнил, что несколько лет назад читающее человечество отметило 200-летие со дня рождения Николая Васильевича Гоголя. Это-то тут при чем? - спросите вы. И я вам отвечу, что, во-первых, Гоголь – гений, а значит, он всегда оказывается каким-нибудь образом «при чем». Ну а во-вторых, в эпиграфе к бессмертной комедии Гоголя «Ревизор» говорится: нечего, мол, на зеркало пенять, если – сами знаете, что. А тем. кто не знает, советую от всей души: откройте Гоголя. Ничего, кроме пользы, от этого не будет. Если, конечно, помнить, что сказанное относится не только к этому случаю, но и ко всем остальным нашим отдельным недостаткам.