2
В тот же день я довел уровень энергии в его теле до точки невозвращения, запрятав подальше страх об остановке сердца. Это дало мне возможность снять боль в почках, и четче увидеть ситуацию с печенью. Она была пронизана какими-то жировыми отложениями. Я несколько раз видел это во время вскрытия трупов, но в имевшейся у меня на тот момент литературе никакой информации об этом не было.
Зато прояснилось его будущее. Я взял под контроль не только его тело, но и, можно сказать, судьбу. Вернее, я не «брал ее под контроль», а просто увидел, что, благодаря моему псевдо-медицинскому вмешательству в виде подпитки неизвестной субстанцией, которую выделял мой организм, его смерть отодвинулась на приличное расстояние. И этот факт я мог упомянуть Арканду в разговоре, как доказательство, что «купил его душу», и отложил день его смерти.
Вобщем, в первый сеанс все прошло очень гладко. Арканд, обрадованный исчезнувшей болью, которая дала ему понять, что я все это время говорил правду, от благодарности даже перестал пить. На три дня. Знал ли я, что залез в дырявую лодку – сколько бы я ни вычерпывал воды, эта лодка с такой же скоростью снова ею наполнялась, ибо там была дыра, которую владелец лодки отказывался чинить?
Вскоре стало ясно, что снятие боли в почках не меняло ситуации кардинально. При этом множество всяких нездоровых симптомов только усложняло понимание. Периодические резкие и частые мышечные сокращения, с которыми он справлялся днем, почти всегда переходили в судороги ночью.
Где-то тогда я не пожалел, но в полной мере понял, что значит стать единым целым с больным человеком. Я просыпался за долю секунды до этих судорог. Боль была совершенно невыносимой, особенно в ногах. Где-то в этот момент он начинал кричать во сне. Я снимал судороги усилием воли в своем теле, тем самым останавливая их и у Арканда, а, засыпая, ломал голову над их причиной. Это если кто подумал, что я купил себе игрушку, чтобы забавляться с ней в постели. Все не как у людей.
Но самым необъяснимым было то, что от него все время шел звук меди. Часто звук был таким сильным, и содержал такие потоки своей собственной, не относящейся ни к чему информации, что я не мог спать по ночам в соседней зале. Вобщем, не было забот, купила баба порося.
Думая, что пытаюсь вернуть в норму функцию почек, а на самом деле просто стреляя наугад, я три раза всаживал ему точку невозвращения. На третий раз у него остановилось сердце. Запуская назад его сердце, я потерял сознание от перенапряжения.
Глупо, сейчас сам знаю, как глупо. Я мог его этим убить, а сам навсегда потерять человеческое зрение. Но приходилось идти впотьмах, и делать все методом тыка. Мы оба потом сутки приходили в себя. Но даже после этого Арканда хватило всего на две недели. И потом он снова стал пить.
Еще какое-то время спустя в одной из книг я нашел, что мышечные сокращения – это симптом пораженной чем-то центральной нервной системы. Что делать с этой информацией, я не знал вовсе. А Арканд, сделав выводы, что он теперь полностью непобедим, стал пить пуще прежнего.
Я понял, что сражаюсь с бездонной бутылкой, мне это надо больше, чем ему, и оставил его в покое. Успокоил себя, что ничего, подумаешь, человек любит выпить. Я все равно был доволен, что он жил со мной. От этой мысли было хорошо, и я не хотел думать больше ни о чем. А потом дела на рудниках закрутили меня. Так пролетело лето.
Арканд всегда очень редко мной интересовался. Но вначале он еще испытывал от этого угрызения совести. В один из таких вечеров он пришел из кабака как всегда, пьяный, но не так сильно, как обычно, и несколько раньше. Желая проявить внимание, он сел рядом со мной у камина. Я отложил книгу.
- Я так мало о тебе знаю. – Наконец сказал он. – Вот например, какие тебе снятся сны?
- Разные. Часто вещие.
- А в детстве?
- А в детстве мне снились совсем другие сны. Это были двухмерные очертания. Светлое на темном.
- Первый раз такое слышу.
- Потом я разобрался, что эти сны – результат ультразвуковой эхолокации, а не того, что видели мои глаза. Они и сейчас мне иногда снятся. Хорошие сны. В них мне не нужно притворяться человеком...
К этому моменту он слушал меня уже невнимательно, хотя продолжал сидеть в той же позе. Я подкинул в камин еще дров, и заговорил на нейтральную тему. Арканд этого даже не заметил. Было ли мне больно? Не сразу. Поначалу я еще верил, что стерпится-слюбится, и, что если я дам ему все, чего он когда-либо желал, то он полюбит меня если не как партнера, то хотя бы как хозяина.
В конце лета я вернулся с рудников, и был, наконец, немного удовлетворен ходом дела. Нам удалось довести медь до чистоты в девяносто девять процентов на последней стадии. К этому моменту моей деятельностью заинтересовались от Его Величества, и не только.
Начали приезжать придворные металлурги, и желали знать, как у нас получилось это, и много еще чего другого. Мы с Дорилином с упоением читали лекции по очищению от примесей на последнем этапе, по видам и способам обработки огнеупорного камня, пригодного для тигелей обжига, и о технологии повторного плавления, которая оказалась новостью для многих!
Иногда напыщенные бородатые дядьки в золотых камзолах задавали мне такие вопросы, из которых я понял, почему у нас в стране не производят медь. Уже не говоря о сплавах. Пирометаллургия Тюстриджа оказалась в более плачевном состоянии, чем я думал. Обрадовавшись непаханому полю невежества, я брал с этих господ огромные деньги, ибо мы пока только пробавлялись продажей меди по стране, и едва вышли на точку самоокупаемости.
Максигран со своей стороны тоже окунулся в работу, и делал то, что у него получалось лучше всего – занимался управлением, взяв на себя обеспечение поставок древесного угля, учет расходования материалов, учет готовой продукции, и много чего еще. Он нашел себе помощника из пеневелов, его звали Триарль.
Все лето нам не на что было приобретать оловянный камень, но к концу своими лекциями мы собрали достаточно на первую партию, и дело пошло в гору. Мне больше не нужно было зарабатывать на жизнь сеансами ясновидения, навсегда оставив позади этот кошмар. Настроение поднялось, ибо в кои-то веки меня увидели и оценили как специалиста, а не как балаганного шута. Хотя от дурацкого прозвища «Чернокнижник» отделаться я так и не смог. Также не смог я отделаться и от кое-чего еще в моей жизни. Вернее, от «кое-кого».
В один прекрасный день в конце лета в дверь постучали. Я открыл сам, потому что собирался ехать к отцу. Там стоял Лат.
- Зачем ты опять пришел? Я не один!
- Ты так и не пустишь меня в дом?
- Я уже живу с мужчиной, Лат.
- Ты совсем не умеешь врать, Домиарн. Я знаю, с кем ты «живешь». Со всем известным бабником Серебряной Стрелой. Уже весь город знает. Его сроду не видели с мужиком, зато каждый день он целуется с новой бабой. У тебя с ним ничего никогда не будет. Не ври мне, не ври себе. Я принес нам жареную рыбу и бутылку вина. – И он протиснулся внутрь между мной и притолокой двери.
С тех пор Лат стал приходить еще чаще. Я просто не мог его выгнать, и смирился с тем, что мой первый возлюбленный никуда из моей жизни уходить не собирался. Однако он никогда не приходил, чтобы рассказать о себе, но всегда – чтобы до бесконечности слушать о моей жизни и достижениях с маниакальным упоением. И получалось, что он знал обо мне все, а я только фактически знал про то, что он владеет портняжной мастерской в Дейкерене, которую я же ему и профинансировал. Наверное, именно этим моим невниманием можно объяснить факт того, что случившееся впоследствии стало для меня таким открытием.
Во время очередного приступа угрызений совести Арканд явился ко мне в библиотеку. Вошел со свечой, остановился позади, и стал массировать мои плечи.
Я вздрогнул от этого прикосновения. И какое-то время старался унять волнение.
- Почему ты сидишь в полной темноте? – Наконец прервал он тишину.
- Для меня это не темнота. Смотри. – Я взял его руку, и приложил к своему лбу. Арканд, едва коснувшись, отдернул ее.
- У тебя там нет кости!
- Только посередине. У меня там орган, который генерирует ультра-короткую волну. Я «вижу» книгу, и все остальные предметы в комнате этой волной. А текст выделяется энергией по разнице в цвете между буквами и бумагой. Но я вижу все это не глазами. Я могу их закрыть, вот. И все равно вижу тебя. – Я коснулся его руки с закрытыми глазами.
Наверное, не надо было этого делать. Но тогда я еще наивно надеялся, что если расскажу близким людям о том, в чем разобрался сам, то между нами будет меньше непонимания. С таким же успехом я мог просто молчать, или говорить на тарабарском языке. Эти объяснения, особенно Арканду, который потом все это перетирал с Мевилдом, только ухудшали ситуацию.
- Чего пришел, не спится?
- Да я так… Думал. – Арканд медленно подошел к высокому шкафу с книгами, стоявшему вдоль стены, вытащил одну из книг, стряхнул с нее пыль и открыл.
Статный и широкоплечий, он был на голову выше меня. Как обычно, он был одет с безупречным вкусом. Белая кружевная рубашка, черный приталенный жилет с обильной голубой вышивкой, который так чудно подходил под цвет его глаз. Вышитый пояс с длинными кисточками. На поясе - неизменный труберенский кинжал, перешедший ему от отца, который (как гласила семейная легенда) лично в молодости ездил в славящийся на всю страну качеством своих клинков городок под Орио, чтобы заказать себе оружие.
- Да я собственно это… Я как раз по этому делу и пришел. Вобщем, меня так отец воспитал – что когда поступаешь на службу, хозяин должен быть всегда тобой доволен… Но я… не могу сделать тебя счастливым, и от этого мне очень больно.
- Мне от тебя ничего не надо! – Начал было отмахиваться я.
- А я кое-что придумал. Аферу одну. Поехали.
- Прямо сейчас?
- Ага.
- Куда?
- В Антейн! Только надо взять денег.
- Сколько?
- Ну где-то… - Бальтонари задумался – возьми двадцать золотых себе и двадцать – мне.
Я взял двести, и мы поехали в Антейн. Чтобы сюрприз был сюрпризом, я старался абстрагироваться от мыслей Арканда, хотя иногда это было достаточно трудно, потому что мы ехали верхом практически бок о бок темной бесшумной ночью, когда даже звуки не отвлекают тебя от настраивания на мысли того, кто рядом.
Луны не было, но мы оба достаточно хорошо знали дорогу. Тем более, что она была слишком широкой, чтобы с нее сбиться.