Бард дулся недолго. С видимым усилием человека, вынужденного заниматься неблагодарным, но нужным делом, он придал своему лицу выражение почтительного любопытства и обратился к варягу с вежливым:
- Господин мой Эрик, а если не секрет, сколько драконов полегло от твоей руки?
- Шесть, - спокойно ответил варяг, но при этом было заметно, что вопрос барда был ему приятен.
- Ах, шесть! Невероятно! - воскликнул бард в почти искреннем восторге, да и прочие у костра взглянули на героя с некоторым удивлением. - Вот ведь число-то неловкое. То ли дело - семь. Звучит совсем по-другому. А впрочем, все одно, потрясающе! Я знаю о троих твоих жертвах, не более. Касванадос Бич Силурии, Инфернарион, Морская Заря Авелинара. Не расскажешь ли нам об остальных трех?
Варяг пожал плечами и уставился в огонь без выражения. Конечно, он не считал себя обязанным развлекать случайных попутчиков рассказами, но и стесняться он не привык. Решило дело мягкое поощрение Драстана:
- Сделай милость, господин Эрик. Вечер длинный, компания приятная...
- Сочту за честь, - тотчас же отозвался варяг. - Об одном из моих призов вы, быть может, слыхали - Белый Бык Киирт. - Решительным движением ладони рассказчик остановил вскинувшегося барда, - Знаю, знаю. Его победителем считается княжич Тилерн. Я нахожу его посмертную славу справедливой. Ведь именно он проделал всю работу, устроил ловушку, выбрал время и место. Но он же первым и пал. Смертельный удар дракону нанес я. Остался еще один свидетель того боя, звать его Полес, он держит постоялый двор на Соляной дороге, между Тарнагом и Миллертом. Советую тебе, бард, его навестить. В том бою он потерял обе ноги. Но я расскажу вам о Морской Заре. Уверен, многого о ней вы не знаете. К тому же, она была моей первой. Первый дракон - это почти как первая любовь.
- Конечно! - воскликнул нетерпеливый Бард, несколько огорченный выбором темы. - Тем, хотя бы, что для многих она остается единственной. Но все же есть еще два дракона, о которых нам ничего не известно, в то время как твоя славная победа над Зарей...
- Серебрян, - неожиданно решительно прервал барда Гвайдр, - не хочешь, не слушай, а нам не мешай. Вот убей своего дракона, тогда и рассказывай что хочешь.
- С этим поторопиться придется, - заметил Драстан. - Один он у нас остался, - и все засмеялись, даже бард обнажил свои не в меру белые крупные зубы.
- Ладно, - усмехнулся варяг примирительно, - Дело было так. Все, я думаю, началось с одного боя...
...Бой закончился неожиданно. С раннего сырого утра и почти до полудня рубились воины Эрика с упрямыми свеями. Битва гасла и разгоралась, рассыпалась на отдельные очаги и кипела в яростной суматохе. Ни одна из сторон не могла взять верх, пока хорошо брошенный топор не угодил свейскому воеводе в затылок. Он пропустил сразу несколько ударов и тяжело завалился на бок. Кто-то из его воинов бросился на выручку вождю, но радость боя уже оставила свеев и ей на смену пришел страх. За двадцать ударов сердца кметы Эрика согнали врагов к самому берегу моря и Эрик заорал, перекрывая шум боя: "Бери пленных!" и бой закончился. Большинству пленников предстояло стать рабами ярла Сигурда, названного отца Эрика, но нескольких воевода решил отпустить. Им предстояло принести домой горькую правду поражения, вместе с жестоким уроком - ярл Сигудр бережет своих данников и обид не прощает.
Следом за победой пришли заботы. Эрик послал призовую команду на захваченную свейскую ладью, и велел освободить деревенских, запертых в общинной избе, чтобы всем вместе позаботиться о раненых и убитых.
Пленных вязали веревкой и деревенские тушили горящую избу и бабы голосили над убитыми, когда Эрик нашел своего побратима Ольвика, младшего сына ярла Сигурда. Юноша сидел на земле, тяжело привалившись к шаткому плетню. Об был бледен лицом и его правая рука тяжело лежала поперек колен. Рукав стеганки влажно блестел.
"Что сидишь?" - мрачно спросил Эрик. Раненый сплюнул, скривившись: "Свейские пропойцы. Топора наточить не умеют."
Эрик присел, ножом вспорол набухший рукав от локтя до запястья, оборвал лен рубахи, обнажив бугор рассеченной мышцы с обломками белой кости в неровных кровавых ошметках. Побратим был прав, острый топор оставил бы его без руки и это было бы, несомненно, к лучшему.
"Коновал", - прошипел Ольвик сквозь стиснутые зубы.
"Вояка, - отозвался Эрик. - Твой отец с меня шкуру спустит."
"Ты мне не нянька," - простонал раненый и Эрик ответил: "Твой отец этого не знает." Он осторожно коснулся плеча брата и взглянул в его серое лицо. "Идти-то можешь? Или тебя понести?"
"Хель тебя..." - начал Ольвик и остановился на полуслове, глядя на что-то за его плечом. Эрик обернулся, вставая.
"Вот, воевода, пленницы со свейской ладьи," - рыжий кормчий Молот указал на четырех девушек, стоявших за его спиной. Трое из пленниц оказались местными и, конечно, были возвращены семьям. Четвертая была нездешней. Эрик, занятый раной брата и военными заботами, едва ее разглядел. Лишь заметил, краем глаза, бело-розовую нежную кожу обнаженной руки, да тугие золотистые завитки, высыпающиеся из толстой косы.
Враз поздоровевший Ольвик усмехнулся: "Дай мне ее, воевода! Мне как раз нянька новая нужна. Старая обосралась."
"Бери! - согласился Эрик не раздумывая. - Да ступай прямо в общинную избу. Там Эдгар таких как ты кончает."
Старейшина освобожденной деревни, придерживая на груди разорванную робу, уже хромал к Эрику и заботы власти ждали воеводу.
Раненых оказалось довольно много и нуждалась в ремонте треснувшая мачта на захваченной ладье, и Эрик решил остаться в деревне на несколько дней. Ночью, засыпая на покрытой овчиной лавке в общинной избе, он услышал возню за холщовой занавеской, тихий вздох, шепот, и вдруг припомнил золотую косу свейской пленницы, ее тонкие запястья, плавный изгиб длинной шеи, и потерял покой.
Шли дни, деревня залечивала раны, Свейские пленники поставили новый частокол, новую избу вместо сожженной. Догорели погребальные костры и пепел погибших лег в земли. Рука Ольвика, положенная в лубок, почернела до локтя и, измученный болью и злой лихорадкой, молодой воин терял силы. Белокурая рабыня не отходила от него ни на шаг. Она отзывалась на имя Ниана и не говорила ни на одном известном Эрику языке. Она не поднимала на него глаз и владела каждым его сном. Когда Ольвик умрет, я возьму ее себе, думал Эрик и сам себя стыдился.
Наконец настало утро, когда мрачный лекарь, норс Эдгар, сказал прямо: надо резать. Отрезать руку и сохранить жизнь. Если еще не поздно. Ольвик пообещал убить каждого, кто посмеет к нему прикоснуться.
"Отрежь мне руку, коновал, и я отрежу тебе яйца, - пообещал он лекарю. - Зубами отгрызу."
Норс плюнул и направился прочь.
"Подожди, - велел Эрик, вытягивая из ножен боевой кинжал. Тяжелой рукоятью он стукнул брата по затылку, подхватил обмякшее тело. - Режь."
Ольвик очнулся лишь поздно вечером, завыл, забился в ярости и муке, увидев туго перевязанную культю, и Эрик навалился брату на плечи, прижал его спиной к лавке. Ниана с жалобным криком упала Ольвику на грудь и на мгновение щека Эрика коснулась ее теплой пушистой макушки. Здоровая, единственная рука Ольвика запуталась в золотых завитках. Эрик поменялся бы местами с калекой, с радостью, не задумываясь.
Через два дня отправились в путь.
Ветер был малый, бестолковый, порывистый, и приходилось грести. С ранеными на борту, с погибшими в деревне, с неполной командой, пришлось посадить за весла свейских пленных. Гребец на боевой ладье рабом не бывает. Пленники обрели свободу. Даже Эрик сел к веслу, и Ольвик, сидевший спиной к мачте, съязвил:
"Смотри мозолей не натри, воевода! Поди, отвык от весла-то."
"Надо было тебе еще язык заодно отрезать," - ответил Эрик. Он перехватил взгляд Нианы, сидевшей на палубе возле своего хозяина, и ярость в ее темных глазах поразила его. Поняла ли она его злое слово? Поняла достаточно, чтобы ощериться на обидчика, как обнажает зубы сука, защищая своих щенков. Дура, обиделся Эрик. Моей могла бы быть. Стоило мне слово сказать. Он беззвучно закряхтел, налегая на весло, и уставился в затылок гребущему впереди, а она продолжала смотреть на него и так получилось, что она увидела чудовище первой. Вскочив на ноги она протянула руку к западу и закричала в ужасе и в восхищении:
"Дракус! Дракус, о еви сени! Дракус!"
Даже тогда он различил дракона не сразу, тонким черным росчерком над горизонтом, где дымка скрывала край безоблачного неба.
"К земле! - скомандовал Эрик. Неясная паника охолодила его грудь, как будто буря настигала его ладью в открытом море. - Налегай, други, шевелись!"
Они гребли в полную силу и кормчий заложил правило круто поперек волны, выбрав кратчайший к берегу путь и завел бодрую песнь с самым быстрым ритмом, но все же они не успели. Огромная тень накрыла ладью и воздух наполнился свистом мощных крыльев и духом сухого жара, но воины не бросил весел, лишь задрали к небу головы, чтобы увидеть на мгновение заслонившее солнце алое, будто облитое свежей кровью, брюхо громадной твари. Дракон, опередивший ладью, плавно завалился на бок, почти коснулся краем крыла верхушки волны, развернулся и устремился ладье навстречу. Эрик увидел широко открытую пасть с белыми изогнутыми клыками и багровый отблеск, заклубившийся в темной глотке, и заорал, падая в узкое пространство между скамьями:
"Ложись! Берегись!"
Откуда он знал? - поражался он сам себе, закрывая голову руками, чувствуя как плавятся на затылке тронутые злым пламенем волосы. Откуда он знал чего ожидать от этой кровавой тени в небе?
"Греби!" - скомандовал он снова, едва пронесся над ладьей огненный ураган. И его воины, обожженные и обезумевшие от ужаса, послушались его больше по привычке, чем по здравому разумению.
Еще трижды пролетала над ладьей кровавая смерть, поливая палубу потоками огня, но все же им удалось пристать к берегу прежде чем ладья загорелась по-настоящему. Они попрыгали в воду еще прежде, чем дно ладьи зашуршало прибрежной галькой, и Эрик чуть замешкался, подхватив одной рукой калеку- брата, намотав на другую пушистую косу. Втроем они тяжело перевалились за борт и плюхнулись в холодную волну. Он наглотался соленой воды и встал на ноги, подняв за собой Ольвика и Ниану, по грудь в шумном прибое. Ниана, всхлипывая, крепко прижалась к нему. Вот так бы и стоять весь век, подумал Эрик. Или уж погибнуть - так.
На берегу Морская Заря Авелинара охотилась за выбравшимися на сушу. Оставшимся в воде повезло больше.
Когда дракон улетел, унеся с собой в небо комок спутанных человеческих тел, спасенные вышли на берег. Снова нужно было заботиться о раненых, спасать какой можно припас с горящей ладьи, хоронить погибших. Только на закате Эрик взобрался на вершину утеса, закрывавашего узкий галечный пляж. Он увидел поросшие лишайником валуны, кривые сосны на крутых каменистых склонах, блестящую ленту быстрого ручья. За холмами простиралось неровное полотно моря. Оно обступало землю со всех сторон. На юге, на самом горизонте, клубились золотые облака. Там тоже могла быть земля. А могло и не быть. Команда Эрика оказалась на острове.
Ночь провели на пляже, а на рассвете укрылись в мрачной расселине на берегу ручья. Ловили рыбу в ручье, стреляли из лука мелкую дичь, ставили шалаши. Эрик поглядел на Ниану, неумело накрывающую еловыми лапами прислоненные к камню жерди, подошел помочь. Она молча посторонилась.
Он заметил синюю опухшую ссадину на ее скуле у виска.
"Что это?" - спросил он тихо, протянув руку, почти коснувшись пальцами белой щеки. Она молча отвернулась. Он взял ее за подбородок, повернул, чтобы лучше разглядеть синяк.
"Кто это тебя?" - спросил снова. Хотя, что там спрашивать? И так понятно. Она резко дернула головой, освобождая мягкий подбородок из его пальцев. Пробормотала, не глядя, "Нихиль. Нимо..."
Эрик бросил ветки, пошел разыскивать побратима. В груди дрожало, как перед боем. Ольвик сидел на камне, опустив ноги в ручей. Быстрая вода пенилась у голых колен. Эрик постоял, разглядывая брата, длинные светлые волосы, широкие плечи. Повязку на культе, с темными бурыми пятнами.
"Зачем девку обижаешь?" - спросил, прищурившись на серебряный блеск ручья.
"Тебе-то что? - фыркнул Ольвик. - Моя рабыня. Хочу озолочу, хочу убью."
"Зачем в скота превращаешься, брат? - руки чесались вцепиться в начесанную гриву, рвануть, поднять на ноги, ударить. - Или все твое мужество в правом кулаке было зажато?"
"Отчего же? - Ольрик оглянулся с улыбкой. - У меня и в левом достаточно силы."
"Достаточно на нее или на меня?" - не сдержался Эрик.
"А ты ударь меня, брат, - ответил Ольвик вкрадчиво, - Ударь и увидишь. За рабыню, на однорукого, с кулаками. Герой!"
"Я тебя за нее не ударю, - прохрипел Эрик. Багровый туман сгущался перед его глазами и становилось трудно дышать. - За нее я тебя убью."
Смущенно прокашлялся подошедший Молот.
"Воевода, там отряд с берега вернулся, что ты в разведку посылал. Лежбище тюленей нашли. С голоду не помрем."
"Пошли," - бросил Эрик Молоту. Слышал ли воин его ссору с братом? Слышал. Пусть.
Удача изменила ему. Он потерял ладью и пол-команды. Они оказались выброшенными на острове и неизвестно смогут ли когда-либо вернуться домой. Дракон охотится на них, как на гусей. Все его воины - клятвенники ярла Сигурда. Они охотно шли за Эриком, пока тому сопутствовала удача. Пока звенело в кошелях серебро и поморы исправно платили дань. Пока каждый бой заканчивался победой. Все как один, старые и молодые, закаленные в бою, они умели взглянуть в лицо смерти. Но одно дело - погибнуть в честном бою, с оружием в руках. Совсем другое - быть съеденным свирепым чудовищем, перед которым самый доблестный воин - как лосось перед медведем. Это даже неудачей нельзя назвать. Это - проклятие. Осталось только убить брата, раненого в бою. Убить из-за бабы.
Дракон появился после полудня, полетал над оставленным пляжем, распугал тюленей, долго плескался на мелководье. Улетая, унес с собой тюленью тушу. Эрик заметил, прилетел дракон с юга и туда же умчался, отливая алым огнем в низких лучах закатного солнца.
Вечером варяги собрались у большого костра. Жарили жирное тюленье мясо, пахнущее рыбой, пили воду из ручья, неохотно переговаривались о пустяках. Разговор зашел о Морской Заре. Прежде слышали о ней все, но в существование страшного зверя верили немногие. Нынче каждая самая невероятная басня рассказывалась с уверенностью свершившегося факта. Ниана сидела подле Ольвика, держала его чашу, подавала ему еду. Она не сводила с него глаз, с заметным рвением пытаясь предупредить любое его желание. Дура, злился Эрик. Ну и пропадай. Мне что за дело. Досада стучала в висках, жгла горло горькой отрыжкой. Он водил точильным камнем по лезвию отдолженного у Молота топора, ни на кого не глядел, к разговорами не прислушивался. Сказал негромко:
"Завтра вырежу себе челн. Пойду на юг. Посмотрю что там за земля."
Воины притихли.
"Может там и вовсе нет земли," - высказал общее опасение Молот.
"Нет - вернусь" - ответил просто. А сам подумал - тогда мы пропали. Из этих кривых коряг ладьи не построишь. Хорошо если на челн удастся разыскать подходящее дерево.
С утра он заткнул отточенный топор за пояс и направился на поиски такого дерева. Да угораздило его случайно увидеть Ниану, с мехом в руках спускающуюся к ручью. Она шла как-то боком, с черезмерной осторожностью переставляя ноги, как ходят по льду старые и неловкие люди, и Эрик, холодея, пошел ей навстречу. Увидев его, она остановилась, положила мех на землю и низко опустила голову, но Эрик успел заметить разбитую губу, темные следы пятерни на руке повыше локтя. Воздуха не стало. Земля поплыла из-под ног. Молча, он повернул к лагерю. Как оказался в руке топор, Эрик даже не заметил.
Он нашел побратима сидящим возле кострища, пинком сбил на землю, с криком замахнулся топором и ударил бы, глаз Одина, ударил бы неприменно, если бы что-то не налетело на него взбешенной рысью, когти в лицо, зубы, кулаки, отчаянный животный вопль. Ей удалось оттолкнуть Эрика и встать между ним и лежащим на земле Ольвиком, еще не успевшим сообразить, что чудом остался в живых.
"Нон! Ho! Aбире!" - зашипела рабыня.
Если б можно было убить взглядом ее глаза пронзили бы Эрика сотней стрел.
Он перевел дыхание и холодно ужаснулся своему гневу. Нет худшего злодейства, чем убить брата, безоружного, раненого. Эрик легко отвел Ниану в сторону, не глядя подвинул ее рукоятью топора, и протянул руку Ольвику:
"Вставай. - тот послушался по привычке. - Пойдем, поможешь мне вырубить челн."
Они пошли к роще и не видели как, сомлев, опустилась на землю Ниана.
Шли в неловком молчании, стыдясь, мешая обиду с виной. Деревья попадались кривые и сучковатые. Наконец, Ольвик положил ладонь на ствол молодой сосны:
"Вот эта вроде поровнее."
"Тонкая," - скривился Эрик. - Моя задница не поместится."
"Задница? - удивился с улыбкой Ольвик, - твоя задница в ложку поместится."
Эрик улыбнулся в ответ. Прежний Ольвик стоял перед ним, веселый и пригожий, младший брат, друг. Острый топор впился в ствол, сосна вздрогнула. Это было хорошо, запах сосновой смолы и сильные руки, и брат, стоящий рядом. Как будто не было гибели ладьи, увечья, глупого зверства. Как будто не грозила им с неба неминуемая погибель.
Когда подрубленный ствол пошатнулся, Ольвик уперся в него хорошей рукой. Еще пара ударов и дерево с треском завалилось в густой брусничник. Эрик вытянул ствол, стал обрубил ветки, обтесывать. Ольвик присел на край, прижал бревно своим весом. Эрик заметил взгляд брата, остановившийся на своей руке, сильной пятерне с растопыренными на коре пальцами.
"Ну, как ты, вообще? - пробормотал он в пол-голоса. - Болит?"
Ольвик скривился. Помолчав, ответил:
"Терпеть можно. Хуже всего знать - это навсегда. Что я теперь? Куда я гожусь? В отцовском холле сидеть, да жиреть."
"С какой стати? - Эрик постарался звучать спокойно и убедительно. - Хакка без руки, а ходит на ладье самого ярла. Герд Меченный без ноги, лучший лучник, за столом у ярла сидит каждый день. Неужто тебе места не найдется? Вот вернемся домой, начнешь учиться левой рукой драться. На правую щит тебе ремнями притянем, как у Хакки. Я всегда помогу тебе, во всем. Ты же знаешь."
"Ага, поможешь, - фыркнул Ольвик. - едва не зарубил меня сегодня."
"Да не зарубил бы я тебя!" - воскликнул Эрик и сам себе не поверил.
Он повернул бревно, Ольвик послушно приподнялся. Сказал, глядя вниз:
"Сам не знаю что со мной происходит. Как нахлынет что-то черное, страшное, так бы и взял... Не знаю. Башкой в камень. Хоть вой. Зубами бы рвал. Как в бою. Зверею просто. Остановиться не могу."
Летели из-под топора белые щепки, тупое бревно приобретало очертания длинноносого узкого челна.
"Не доводи меня, брат, - попросил Эрик. - Он вспомнил темный синяк на белой коже, припухшую губу с запекшейся кровью и его рука дрогнула и лезвие топора впилось в древесину, коснувшись пальцев. - Если она тебе не мила, оставь ее. - Мне оставь, хотел добавить, но сдержался. - Продадим ее в Россе или отцу подарим. Не могу я смотреть, как ты ее... Не могу, и все."
"Гляди, - усмехнулся Ольвик, - как ты топор-то попортил. Молот тебя не поблагодарит."
Вместе они отнесли готовый челн не берег, спрятали у подножия утеса.
Посидели, молча глядя на черный остов догоревшей ладьи.
"Знаешь, - проговорил Ольвик, - отец сказал мне, что если я покажу себя в этом походе, он даст мне свою ладью. Вот, - он поднял культю, - показал."
"Я всегда возьму тебя на свою ладью, Ольвик. - ответил Эрик. - Всегда. Если, конечно, у меня будет ладья."
Ольвик промолчал в ответ и Эрик понял: может так случиться, что ярл больше не даст ему ладьи. Что тогда? Воевода не может быть простым кметом. Останется только уйти. Остаться одному. Изменить свою жизнь. Изменить себя.
Прибой тихо шуршал черной галькой. Горечь погасшего пожара еще висела в воздухе. Пустое небо висело над островом, на горизонте сливаясь в водой, и не было в нем тонкого росчерка летящего дракона.
Он столкнул свой челн в воду после заката, когда небо над островом налилось синевой и море стало черным и зажглись первые звезды. Звезды были старыми знакомыми. Он махнул рукой стоявшему на берегу Ольвику и взялся за весло. Потеряться он не боялся - пока Глаз Одина, всегда глядящий с Севера, висел прямо перед носом его шаткого челна, путь его будет лежать на юг. Он греб всю ночь, лишь однажды прервавшись, чтобы попить воды и обглодать холодное мясо с жаренной заячьей тушки. Он решил, что если не достигнет берега до рассвета, то с первыми лучами солнца повернет назад. Однако когда полиняла ночная тьма, размазавшись серым предутренним светом, он увидел темное пятно близкой земли, на юге и на востоке. И уже в полном свете солнечного утра взлетела над островом Кровавая Заря, огромная и ужасная, и Эрик спрыгнул в воду, перевернув челн над собой. Возможно, дракон не придал особого значения одинокому бревну, качающемуся на мелких волнах, и удостоил его лишь короткой вспышкой оранжевого пламени. Эрик видел, как яркими бликами вспыхнула вода над его головой. Когда же он решился всплыть на поверхность, Морская Заря была уже далеко, а остров возвышался над ним темной громадой. Ему пришлось довольно долго грести вдоль отвесных скал, пока он не нашел удобного места для выхода на берег, на узком песчаном пляже, прижатом к воде осыпающимся откосом. Взбираться по откосу было трудно, зато он позабыл о ледяном холоде морской воды, пробравшем его до костей. Когда он, наконец, перевел дыхание на вершине откоса, одежда на нем почти высохла.
Остров Морской Зари был достаточно велик и, возможно, Эрику так и не удалось бы найти логово дракона, если бы случайный порыв ветра не донес до него сладко-удушливый запах смерти. Так он и пошел, как охотничий пес, на запах, и вскоре отыскал вход в огромную пещеру. Правда, гигантский провал, с глубокой темнотой и бледными корнями деревьев на своде, трудно было представить входом, и Эрик ступил в душный мрак не без опаски. Но кто-то, что-то шевелилось, возилось во тьме, в утробе горы, будто разрубленной вдоль гигантским топором, и Эрик вспомнил о телах, унесенных драконом, и продолжил свой путь, вперед и вниз, в черное жерло пещеры.
Тьма пещеры не была полной. Вскоре глаза Эрика привыкли к темноте и он различил узкие лучи света, проникающие через щели в камнях, мокрые скользкие стены, будто выжженные безжалостным огнем, россыпь костей под ногами. Он сделал сознательное усилие не присматриваться к костям. Cмрад становился невыносимым. Все ближе раздавались странные звуки. Кто-то шевелился в густом мраке, вздыхал и стонал, царапал железом по камню, гремел костями, все ближе, за следующим поворотом неровной влажной стены...
Эрик остановился. Стены расступились и пол ушел вниз крутой ступенькой и открылся перед ним подземный круглый зал, большой и гулкий, шириною шагов в пятьдесят. Дневной свет проникал в зал через две узкие трещины в высоком потолке. Пол, усеянный слоем костей, покато кренился в право. На полу возились две неловкие твари, напомнившие Эрику приземистых горных лошадок. Одна из них, темная, почти черная, подбросила в воздух бесформенную тушу и пустила ей в след острый язык синеватого пламени. Другая, буро-коричневая, растянулась на полу, вытягивая кривые конечности и выгибая длинную шею. Не мигая, не дыша, долго смотрел воевода на двух драконов, детенышей Морской Зари, укрытых в своем гнезде. У них были крылья и они могли расправлять их с резким хлопком и поднимать их взмахами порывы зловонного ветра, но летать они еще не умели. Пламя, вылетающее из их пастей, не плавило костей и показалось Эрику не жарче языков походного костра. Мысль об их ужасной матери, в любой момент способной вернуться к гнезду, заставила Эрика отступить. Стараясь не шуметь, он выбрался из пещеры. В лесу он разыскал чистый родник, погрыз коренья водяницы и вскоре нашел себе подходящее укрытие под корнями поваленного векового дуба, где и проспал до вечера. К челну он вернулся уже в темноте и под ясными звездами отправился в обратный путь. А ночью вдруг грянула гроза и небо заволокло плотными тучами, и крутые волны бросали и крутили челнок. Пришлось Эрику оторвать низ туники и привязать весло к запястью. Дважды волны переворачивали его шаткий челн, но весла он все же не потерял и волей Эгира даже не сбился с пути и ранним утром, под потоками холодного дождя, причалил к своему острову.
Он напился и съел холодного тюленьего мяса и, сняв мокрую одежду, завернулся в чей-то плащ. Он рассказал о большом острове, о гнезде дракона и ее детенышах. Ольвик был рядом, заботливый, внимательный. Ниана не показывалась и Эрик не стал о ней спрашивать. Усталость навалилась плотным темным покрывалом и Эрик плотнее завернулся в чужой плащ и погрузился в тяжелый сон. Его разбудили после полудня. Он с отвращением натянул на себя мокрую одежду и вместе с Молотом и Ольвиком побрел вслед за молодым кметом по имени Харал туда, где возле лежбища тюленей вчерашний шторм выбросил на берег невиданную тварь.
"Что это?" - удивился Эрик, глядя на путаницу пупырчатых щупалец толщиной с человеческое тело. Сердитый прибой шевелил длинные волосы белесой гривы и складки полу-прозрачных крыльев.
"Это кракен! - воскликнул Молот в восхищении. - Я видел такого же, только поменьше, к югу от Эйсислы. Страшный зверь, воевода. Достаточно яду отравить все живое на острове."
Эрик заметил туши мертвых тюленей, как поплавки прыгающие на волнах, тяжело ворочающиеся в прибое, лежащие на песке.
"Нам нечего делать на этом острове. - ответил Эрик Молоту. - Здесь нет леса, чтобы построить ладью. Мы должны перебраться на остров Морской Зари. Он намного больше."
"Ну да, - усмехнулся Ольвик. - большой остров и три дракона."
"Драконов придется убить. - согласился Эрик и повернулся к Харалу. - Принеси мне бадью, деревянную, да чтоб не текла."
Молодой воин побежал к лагерю, легко перепрыгивая через камни и коряги. Эрик снова повернулся к мертвому чудовищу, похожему на клубок огромных змей. Темная лужа под мертвой тварью блестела густой масляной пленкой.
"Я не хочу, чтобы ты даже близко подходил к этому пляжу", - мрачно проговорил Ольвик.
Его поддержал Молот: "Подойди к этому кракену, воевода, там и останешься. Как эти тюлени. Прямо в когти к Хель, в ее замерзшую задницу."
"Брось, Молот, - отозвался Эрик. - Не каркай под руку. Сам Эгир послал нам этого кракена."
Ольвик хотел что-то сказать, но Эрик хлопнул его по плечу с легкомысленным: "Кракен против дракона, на кого поставишь, брат?"
Харал вернулся так же бегом, следом за ним спешили воины, все разгоряченные, все готовые к зрелищу. Помахивая небольшим деревянным ведерком, Эрик спустился к пляжу. Мокрый песок хрустел под ногами. Резкий, горький запах царапал горло. Груда серых щупальцев отливала перламутром, сочилась желтоватой маслянной испариной. Перчатки бы, запоздало пожалел Эрик, присаживаясь на корточки перед огромной тушей, оставившей в песке глубокую вмятину. Он осторожно утопил в песок свою бадью, подвел деревянный обод под край желтой лужи. Вязкая жидкость в перемешку с песком потекла в бадью. Эрик сморгнул слезы. Ядовитые испарения жгли глаза, становилось трудно дышать.
Тяжелое, хмельное оцепенение туманило его разум, клонило в сон. Странные видения вставали перед ним: фаланга с прочно сомкнутыми щитами, отрубленная голова на пике, красный дракон в небе... Упруго хлопал над его головой полосатый парус, поймав ветер, хороший верный ветер... Седой ярл Сигурд клал ему на плечо тяжелую ладонь, ты мой лучший воевода, даю тебе мою лучшую ладью... Нежная Ниана касалась его щеки мягкими пальцами, он чувствовал тепло ее дыхания... И, надрываясь отчаянием, летел издалека голос побратима Ольвика: опомнись, брат! Очнись! Вернись! Пересиливая дурман, он открыл глаза, заставил себя собрать в кулак все внимание, все силы. Девянное ведерко почти наполнилось маслянистой пахучей отравой. Яд плескался у его пальцев. С трудом Эрик выпрямился, встал на ноги, почти коснувшись лбом мягких выпирающих конечностей, похожих на груду кишок, выпущенных из брюха змея Ёрмунганда. Ведерко стало невероятно тяжелым. Мокрый песок проваливался под ногами. Узкая тропинка, ведущая с пляжа на береговой откос, вдруг оказалась страшно крутой и Эрик засомневался сможет ли он по ней подняться. Смог. Куда деваться-то. На то он и воевода, чтобы браться за то, чего нельзя приказать другим.
Весь день долбили челны, затачивали острые колья, собирали оружие. Эрик выбрал пятерых, идти с ним на остров Морской Зари. Шестым напросился Ольвик.
"На что ты мне сдался, с одной рукой?" - нанес Эрик рассчетливую обиду, но побратим устроил прилюдный скандал и Эрику пришлось уступить.
"Найди кого-нибудь вырубить нам двойной челн, - велел он Ольвику, в смутной надежде, что такого дурака отыскать не удастся. - И не лезь ко мне до вечера."
Ему мучительно хотелось спать. Ни пищи, ни воды брюхо не принимало.
С наступлением темноты отправились в путь. Их с Ольвиком двойной челн плясал на волнах, как нервная лошадь, и все силы Эрика ушли лишь на то, чтобы заставить проклятую деревяшку двигаться в нужном направлении, при этом не перевернувшись. Он даже сердиться на Ольвика позабыл. Но удача была с ними, и море оставалось спокойным, и все шесть челнов достигли драконьего острова еще до рассвета. Они укрылись под темными скалами, нависающими над узкой полоской пляжа, во время прилива скрывающегося под волнами. Эрик послал ловкого Харала на разведку, следить за драконом, и тот скоро вернулся, возбужденный и веселый, с известием, что Заря улетела и путь свободен.
Они нашли логово без труда, постояли на краю гнезда, наблюдая за драконьими детенышами. Те, испуганные появлением людей, старательно пытались взлететь, смешно кувыркаясь на покрытом костями полу. Больший из них, черный, встал на задние лапы и передними дотянулся до края гнезда, вонзил когти у самых ног Молота и дохнул в него пламенем. Воин без труда увернулся от огненной струи и ударил зверя по морде обухом топора, дракон покатился с визгом.
"Не убивать! - напомнил Эрик, - Они нужны нам живыми."
Он первым спрыгнул на дно гнезда, едва не по колено увязнув в зловонных костях.
Драконы, по-детски неуклюжие и глупые, все же пытались огрызаться, и Молот поплатился за неосторожность ожогом, а меньший, бурый дракон разодрал Эрику бедро острыми когтями, но Эрик оглушил его ударом меча, плашмя, и свалил на пол, и подрезал жилы, на всех четырех лапах, и на крыльях, на всякий случай.
Искалечить и связать драконов было не трудно. Пришлось попотеть, чтобы вбить в каменное дно заостренные колья да пики, наточенными жалами кверху. Клинки покороче просто вкопали в глубокий слой костей. Потом Эрик сам, никому не доверяя опасной работы, щедро смазал ядом кракена лезвия клинков и деревянные шипы. На добром металле сразу появились черные язвы. Несколько капель яда, пролившихся на сапог Эрика, прожгли толстую кожу насквозь.
"Уходим," - задыхаясь кашлем приказал воевода. Ему понадобилась помощь, чтобы выбраться из гнезда. Под сводами пещеры бились крики раненых драконов.
Эти крики преследовали их повсюду. В лесу, на берегу моря, в тесной норе под корнями векового дуба, куда они, все шестеро, забились переждать день. А вечером к визгу детенышей присоединился вой их матери. Столько муки и гнева было в ее голосе, что шестеро воинов, не самого трусливого порядка, не решились выползти из своей норы, пока не стихли ужасные крики.
На рассвете они вернулись к гнезду.
Сначала показалось Эрику, что яд убил всех троих. Молча стояли воины на краю гнезда, глядя на огромное тело цвета темной крови, свернувшееся кольцом вокруг двух неподвижных комков, черного и бурого. Но потом дрогнуло веко и медленно открылся глаз, величиной с малый щит, светлый, янтарный, сияющий золотом. С глубоким стоном поднялась голова с тремя изогнутыми зубцами и раскрылась страшная пасть, но не было в ней огня. Судорожно дернувшись, чудовище уронило голову. Частое дыхание хрипело в ее горле.
Неправильно, подумал Эрик. Будто грозный воин умирает в цепях. Нет славы в такой кончине, и справедливости тоже нет.
Потянул из ножен свой меч и спрыгнул с уступа, на кости гнезда. Морская Заря Авелинара сберегла немного сил для своего погубителя. Достаточно для одной последней атаки, яростной, отчаянной. Багровый хвост, толщиной в бревно, стремительно развернувшись, ударил Эрика в грудь и подбросил в воздух, как соломенное чучело. Врезавшись спиной и затылком в каменную ступенчатую стену, Эрик задохнулся и, оглушенный, бессильно соскользнул по камням, завалился на бок на костях. В густом багряном тумане он увидел Морскую Зарю, раскрывающую над ним свою страшную пасть. Резкий крик раздался рядом и тупой удар боевого топора, вонзившегося в плоть. Дракон дернулся и пропал из вида. Эрик мотнул головой, стараясь поскорее придти в себя, с усилием втянул в легкие спертый душный воздух, дрожащей рукой нащупал рядом рукоять меча, поднялся на ноги, опираясь на оружие, как на клюку. И увидел Ольвика, спрыгнувшего в гнездо. В левой руке он сжимал пику. Нелепо взмахнув культей, бросил оружие, целясь в морду дракона, промазал, потреряв равновесие, взмахнул руками... Эрик взвыл, размахнувшись, опустил свой меч на плечо дракона, вложив в удар всю силу тяжелых рук, плеч, спины. Клинок со звоном отскочил от прочной чешуи. Дракон, шипя, снова обратился к Эрику, но ярость битвы уже вспыхнула в его крови и пропала боль, и медленно, так медленно приблизилась к нему рогатая голова Зари. Одним легким движением он схватился за изогнутый рог дракона и уперся ногой в плечо и взлетел на загривок зверя, и поставил колено на ее затылок, и глубоко, до рукояти, вонзил свой меч в ее янтарный глаз. Отчаянно дернулся умирающий дракон, и завыл, и завизжал, но Эрику удалось удержаться на его шее, даже когда мертвая голова тяжело упала на бок, сминая кости на дне гнезда. Все еще полный бурлящей энергии, в восторге своего триумфа, смеясь, он пробежал по скользким чешуйчатым кольцам мертвого драконьего тела, как по веслам скользящей по волнам ладьи, подпрыгнув, зацепился одной рукой за край гнезда, подтянулся. Ему помогли выбраться.
Он оглянулся в поисках брата. Тот полу-лежал у стены. Выглядел он потерянным. Вокруг стояли воины, вокруг, но на некотором отдалении.
Еще не веря в беду, еще опьяненный радостью, Эрик присел рядом с братом.
"Уйди, - прошипел тот сквозь стиснутые зубы. - Не видишь, что ли?"
Он прижимал ладонь к глубокому порезу на голени.
"Так что же? - фыркнул Эрик. - тоже мне рана!" и только тогда заметил бледность брата и кровавую пену на синих губах и остановившиеся, слепые глаза.
"Меч! - воскликнул Ольвик в панике и стал шарить ладонью по камням. - Дай мне меч! Скорее!"
Эрик торопливо подсунул ему рукоять своего меча, накрыл его руку ладонью.
"Ольвик. Ну, что же ты, брат!"
"Оступился...- всхлипнул Ольвик. - Наш же клинок, что мы на дне спрятали. Не больно. Не чувствую ничего."
"Сейчас... Послушай, может обойдется. Сечас вынесу тебя отсюда, перевяжем. Водой промоем. Держись..."
"Пустое... Дышать нечем... Темно. - он повернулся к Эрику, но взглянул мимо него. - Помоги мне, брат."
"Ольвик... - начал Эрик, но тот просипел, с трудом втягивая воздух, - Не трусь. Давай. Кого мне еще просить?"
Эрик нащупал на поясе кинжал, вытянул из ножен, клинок резко зазвенел, выходя на свет. Ольвик улыбнулся.
"Давай, брат. До встречи в Валгалле!"
"До встречи в Валгалле, " - повторил Эрик и лезвие его кинжала легко вошло в грудь Ольвику. Горячая кровь плеснула на руку.
Кто-то тронул его за плечо: "Отойди, воевода. От этого яда спасения нет." Он, конечно, не послушал. Ведь он обещал брату встречу в Валгалле. Значит должен был довести дело до конца.
Завернул тело Ольвика в свой плащ, вынес прочь из темной вонючей пещеры, под серое небо, под мелкий дождик. Сам нарубил дерева, сам сложил ему погребальный костер, с крепким остовом, с пучками хвороста и сухой травы. Чем жарче разгорится огонь, тем легче душе воина взлететь вверх, достичь небесного чертога Одина. Коротко, под скальп, срезал Эрик свои волосы и положил их брату под голову, а себе взял его длинную прядь, и глубоко рассек ладонь, и пролил кровь на грудь мертвого, чтобы легче было им найти друг друга у Одина за столом. Он застегнул на запястье брата свои серебряные браслеты, надел ему на шею кожаный шнурок с большой янтарной бусиной, положил у бедра свой меч, с рукоятью, украшенной серебром и золотом. Пусть там, в божественных чертогах, где поднимают чарки лучшие из бойцов, знают, что пришел к ним славный воин, павший в бою, взявший богатую добычу, гроза северных морей, баловень судьбы... Не сразу разгорелись влажные поленья погребального костра, но потом вспыхнули сухие прутья, трава и мох, и синее пламя охватило темные стволы и заревев, взметнулось ввысь и бросило в темнеющее небо россыпь ярких искр. И показалось тогда Эрику, что брат его жив и силится встать с огненного ложа, и протянуть ему целую руку в оплывающих серебряных браслетах, и сделал он шаг навстречу Ольвику, но жар костра ударил его в лицо и зашипели, плавясь, волосы надо лбом и, задыхаясь, он отступил. Молча стояли вокруг костра его воины. Похороны кмета - это не повод для скорби. Что грустить о том, чья участь - вечный пир и вечная битва? Но молчание боевых товарищей ложилось ему на плечи тяжелым несправедливым обвинением, пока еще невысказанным, но уже вполне ощутимым.
За три дня оставшаяся команда переправилась на остров Морской Зари. Эрик встречал каждый челн, вглядывался в даль, ждал Ниану. Он уже решил не брать ее себе, в память о брате, не брать ее ни за что. Но приставали к берегу челны, а ее все не было и, наконец, последним прибыл на остров неуклюжий плот с ранеными и лекарем Эдгаром, но и среди них не оказалось белокурой невольницы. Тогда решился Эрик спросить о ней того же Эдгара и тот ответил ему, что неловкая девушка собирала на утесе птичьи яйца и, не удержавшись, сорвалась в море. Эрик не поверил и в тот же день отправился на остров, где провел три дня в одиночестве, в безутешных поисках. Никто не видел его горького отчаяния и никто не слышал его крика над скалами, где вечный прибой бьется в камни. Потемневший от горя, он вернулся к своей команде.
Остров Морской Зари оказался большим и богатым водой и дичью, но леса, подходящего для строительства ладьи на нем не росло. Зато с южного его берега хорошо просматривались туманные земли за нешироким, в день пути проливом. Кормчий Молот высказал предположение, что это материковые земли. Решили построить еще один плот и плыть к материку. Милостью Эгира они достигли земли и оказались в местах населенных, где решили купить лошадей и держать путь на Хелдвигг, а уж там наняться на ладью, направляющуюся в Росс.
В Хелдвигге, в перполненной таверне, куда их пустили ночевать на полу в общей комнате, состоялся памятный разговор.
Тот разговор назревал, как горячий нарыв, наливался тяжелым ядовитым молчанием, желчью горьких намеков, скрытой болью недобрых взглядов.
Кормчий Молот был выбран держать речь. Глядя в стол, он проговорил:
"Эрик сын Хендара Три Глаза, если случится ярлу Сигурду дать тебе ладью, придется тебе искать себе другую команду. Никто из нас с тобой не пойдет."
Эрик молча оглядел знакомые лица. С ними он стоял бок о бок в фаланге, перекрывая щиты. С ними он делился последним сухарем, когда безветрие стреножило их в море. С ними он пировал и хоронил товарищей и делил добычу. Не было у него никого дороже.
Помолчав, Молот продолжал: "Ты потерял ладью. Из сорока нас осталось пятнадцать. Добыча пропала, последнее серебро заплатили за лошадей. Будем наниматься на ладью, как милостыню просить. Нет тебе больше удачи, Эрик, а значит и нам с тобой удачи нет."
И снова ничего не ответил Эрик. Пожилой кмет Сток первым не выдержал молчания:
"Ты убил своего брата. Нет хуже проклятия, чем братоубийства. Не удивлюсь, если не доживешь ты до зимы."
Молодой Харал не выдержал несправедливости:
"Ты там не был и не говори. Ольвик умирал от яда. Воевода Эрик дал ему быструю смерть, приятную богам, смерть воина с оружием в руках."
"Все одно, - не согласился кто-то у стены, - все слышали как воевода Эрик грозил брату смертью, видели как он на него с топором кидался. А потом Ольвик умер от его руки. О чем еще говорить."
Поддержал разговор лекарь Эдгар : "Воевода как говорит, так и делает."
Снова заговорил Молот: "Что скажешь воевода?"
Когда-то за право идти на его ладье дрались. Молот сам пробил башку сопернику за место в его, Эрика, команде. Но это было давно. Это было, когда при виде его паруса поморы приводили самых красивых девок развлекать его воинов.
Спокойно и устало ответил им Эрик:
"Только одно скажу, я вам больше не воевода."
Душа его сгорела и не хотелось ему больше ни стоять на носу бегущей под ветром ладьи, ни пировать в дымных холлах, ни поить свой меч чужой кровью...
- Не хотелось мне возвращаться в Росс, да пришлось, - варяг торопливо заканчивал свой рассказ. Так выплевывают тугую жилу, которую наскучило жевать. - Нужно было вернуться к ярлу Сигудру, рассказать ему правду о смерти сына, о драконах, о свеях, напавших на его деревню. А уж потом я покинул Росс навсегда и никогда больше к ярлу не возвращался.
Вздохнул огорченный бард Серебрян. С досадой обратился он к своему спутнику:
- Вот тебе, господин мой Гвайдр, еще один пример пренебрежения моим мастерством. Разве можно так заканчивать героическую басню, на эдакой скучной ноте? Ведь перед нами - самый прославленный герой, победитель ужасных чудовищ, перед которыми трепетали целые княжества! Ведь его подвиги только начались с расставанием с родными местами! Коварный Киирт Белый Бык, могучий Бич Силурии, огненный Инфернарион, одним дыханием уничтоживший крепость славного...
Варяг, помрачневший лицом, между тем обвел недобрым взглядом сидевших у костра. Взор его остановился на юноше в зеленом, по-прежнему глядевшем в огонь. Упрямо поджались тонкие губы варяга и гневно вздулись ноздри длинного носа.
- Отчего же, господа мои, все мы рассказываем, развлекаем попутчиков баснями, в то время, как юный наш друг и слова не молвит. Имени своего не называет, лицо скрывает. Это по-меньшей мере невежливо!
- Да-да-да-да! - охотно поддержал бард назревающий скандал. - Вот все тут, славные герои, охотники на драконов, вынуждены держать компанию, простите великодушно, неизвестно с кем...
- С моим гостем, бард, - перебил тираду Драстан. Была у него такая манера, принимать на себя ответственность за дела, его напрямую не касающиеся. - С моим гостем ты делишь огонь. И этого должно быть достаточно. Причем никто тебя не вынуждает. Не нравится компания - иди себе по-добру, по-здорову. Слез не прольем.
Бард примолк, но варяг уже налился холодным гневом и его устыдить было не так просто. Он поднялся во весь свой великолепный рост и легким жестом отбросил за плечи плащ, показав на поясе золоченые рукояти мечей, парных, длинного да короткого.
- Я требую, чтобы ты, кто бы ты ни был, показал мне свое лицо и назвал себя, как подобает там, где вежливость идет бок о бок с достоинством. В противном случае, мне придется поучить тебя манерам.
Юноша в зеленом остался сидеть. Зато встал рядом с ним Драстан и тоже отвел полу плаща с рукояти своего меча, не такого богатого, как у варяга, но вовсе не игрушечного.
- Эрик, сын Хендара из Росса, ты можешь извиниться перед моим гостем или взяться за оружие. Требовать ты не можешь ничего.
Варяг удивился:
- Ты станешь драться? За него? Со мной? Я на десять лет тебя младше и в десять раз лучше!
- Ничего, я рискну, - ответил Драстан просто и Гвайдр вскочил на ноги с торопливым: - Господа, не надо ссориться! Вот пусть лучше Серебрян нам споет, или...
Закончить он не успел. Варяг, уже положивший руки на рукояти мечей, замер, глуповато приоткрыв рот. Тихо ахнул бард.
Длинный зеленый шарф, волнуясь и закручиваясь в воздухе, плавно опустился на землю...
Глава 5. Бехолдер. Эпилог
http://www.proza.ru/2011/12/01/190