Удавленник
Не только веселые, но и трагические случаи бывали в институте «Гипросвязь». В конце 1970-х годов, например, там повесился один из сотрудников.
Причины этого происшествия мать мне прояснить не смогла. Она рассказала, что это был недавно устроившийся на работу инженер и его она толком не знала. К тому же в отделе, где он работал не был ее хороших знакомых с которыми можно было бы посудачить. Удивляет лишь одно - почему по институту не поползли слухи один нелепее другого, как это всегда бывает в подобных случаях, и которые невозможно запретить никакими циркулярами, угрозами и проч. Но этот случай странно и необъяснимо был покрыт молчанием. Значит в этом был какой-то смысл.
Вообще, моя мать трагических случаев как-то боялась, опасалась и всегда пыталась о них не вспоминать. Когда же она сталкивалась с чьим-то несчастьем, то обегала его стороной. Мне не раз казалось, что она боится «заразиться» чужим горем, как гриппом. Это может показаться абсурдом, но те, кто читал «Суеверия моего детства» подумают иначе. Много-много странного было в той, послевоенной жизни, где в оду кучу, в головах полуграмотных, отсталых людей, смешалась коммунистическая идеология, основательно подзабытое и переиначенное славянское христианство, плюс финоугорские предрассудки и поверия.
Матери нравилось вспоминать только хорошее, надеясь от этого стать счастливее. Она много раз твердила мне о «силе слов», забыв о старой восточной мудрости «сколько не говори «халва» – во рту слаще не станет». Хотя, если задуматься, вся ее жизнь была сплошным подтверждением этой фразы.
Поэтому то, что мне известно, можно уложить в несколько строк.
Вечером в пятницу некий сотрудник, вместо того, чтобы идти домой, после окончания рабочего дня, вышел на лестницу института в районе предпоследнего этажа и затаился там. Дождавшись, когда здание опустеет и на этажах погасят свет, он достал из портфеля заранее приготовленную веревку, привязал ее к перилам лестницы, накинул себе на шею петлю и прыгнул в проем.
Лестница, на которой он свел счеты с жизнью, стояла особняком. Это была, так называемая «незадымляемая лестница», до которой, при пожаре, огонь от здания не должен дотягиваться. Их остекляют снизу доверху, чтобы, лопнувшие от перегрева стекла, рассыпались, обеспечив приток свежего воздуха и обеспечили безопасную эвакуацию людей из горящего здания. Вот в таком «аквариуме» он и повис.
Как не странно, но никто его не заметил. Уборщицы убирались не в пятницу вечером, а в понедельник с утра. Охранники объезжали здание на лифте, вместо того, чтобы подниматься по лестнице. Снаружи углядеть его тоже было сложно – улица темная (учитывая то, дикое, советское время, когда ни лампочки, ни машины), жилых домов поблизости нет, пососедству заросшее лесом антенное поле, вся противоположная сторона занята ТЭЦ-16, поэтому пешеходы там редки.
Интересен факт, что мы с матерью, либо в субботу, либо в воскресенье вечером зачем-то шли там и мне показалось, что в призрачном полумраке лестницы я вижу какую-то тень, похожую на висящий мешок. Но я не придал этому никакого значения – стекла лестницы немытые, освещение скудное, этаж высокий – могло и почудиться, а могли и инженеры сушить мешки с картошкой - время было осеннее.
Он провисел там уже больше суток, когда его семья приступила к поискам. Как всегда – по моргам, по больницам. Обзванивали близких людей и сотрудников. Но его никто не видел. На работе о нем ничего не знали, хотя он висел несколькими этажами выше помещения охраны и догадаться о том, что он где-то рядом было бы прощк прстого, если взять и проверить - есть ли его подпись в журнале выхода. Но охране было на эти поиски глубоко начхать и они не подняли задницы. Все ждали понедельника, поскольку милиция принимает заявления о пропаже людей только через три дня после их исчезновения.
Неизвестно, сколько бы ему еще висеть, если бы кто-то из столовой, подходя к зданию, не заметил, что наверху, что-то болтается и гн сказал охране. А те, испугавшись, что это провод, могущий устроить короткое замыкание, не поспешили наверх.
Вот тут и началось! В режимном предприятии – висельник покачивается несколько дней, а охрана его не видит! Значит она сидит внизу в своей рубке, попивает чай (и не только), рубится в домино и карты и не проходит дальше туалета1.
Пошумели-пошумели и замяли, поскольку – зачем вешать на учреждение пятно. К тому же об этом могли прознать в верхах, а тогда бы попало по шапке всем, начиная с директора.
Тело, как говорится, предали земле. Поскольку он работал недавно и ни с кем не сдружился, то поминок не было и про него быстренько забыли так, будто бы его и не было.
Зато моя мать очень нервничала, говоря, что самоубийца в здании – не к добру и это предвестник больших бед, со страхом входила в лифт, бледнела, когда появлялся запах гари и, в конце концов, перевелась работать в соседнее здание. Но ее опасения не оправдались – уже сорок лет прошло, а институт так, и не рухнул, и не провалился в карстовую воронку, как предвещали некоторые молодые и веселые сотрудники, и не сгорел, и его сотрудники не стали жертвами неизвестной неизлечимой болезни.
Все путем – жизнь и смерть неразделимы.