Цикл "Заотнё". Новелла вторая. Предыдущая: http://www.proza.ru/2011/02/27/1733
***
По безлюдной деревенской улице несётся беловолосый паренёк. Левой рукой, словно пропеллером, крутит матерчатой сеткой. От лежащей в ней буханки чёрного хлеба откусывает во время коротких остановок небольшие кусочки. Правая рука при помощи толстой проволоки управляет железным ободом из-под бочки. Пыль от босых ног и одноосной колесницы поднимается вверх, висит в тёплом июльском воздухе.
Торопится. Важная новость переполняет, надо донести её скорее. Так же как, впрочем, и хлеб. В очереди за ним Митька услышал разговор двух пожилых женщин. Та, что постарше и повыше обратилась к тщедушной собеседнице:
- Ты пошто деффка в храм-от не ходишь? Бога-то не боишьссе?
Деффка сверкнув маленькими, острыми глазками, протароторила: - А што мне ваш бог-то храмовой трудодней, бат, добавит? Аль в шти мяса? Быват, мужа и моих парнишечек живыми возьверьнёт с войны? И тебе твово Васю с одинцами-то?... Да и куды нам грешным? Вот евонна (показала на Митьку ) баушка в монашках росла, дак и та не посешат сбориша ваши. И образов в избе не дёржит. А уж мне нестаркой жонке бог-то ваш малёванной не нашто не нать!
Замолчали. Митька не верил своим ушам: – Моя бабуля - монашка?! Никогда не видел её крестящейся, икон в доме не было и в церковь она не ходила. Нет, что-то здесь не так.
В облаке пыли ворвался во двор. Бабушка всплеснула руками:– Ека страссь, нажиффшик-от наш сверёжой, корминець жадобной, как мурин скачет! …А крома-то оглодал весь!
- Баушко, а ты монашкой была? – выпалил, едва перевёл дух.
- Нако, да хто еку павесть тебе, любеюшко, приплёл-то?
Выслушав сбивчивый рассказ, вздохнула:
- Элакая варакоша-от Меланья, верандюкса истовённо! …Садись рядом, золотеюшко. – Погладила внука по голове. – Коль хочешь, дак слушай.
Не была я монашкой, дитятко, трудницей горе мыкала в монастырьке нашем. Матенка мя родила да невея и прибрала сердешну. Несошна я. Тата мой женился и вскорости скончался. Мачеха-от и спроворила мя с глаз. Издосель сказывают: «Без таты – полсироты, а без матенки и вся сирота».
- А сколько лет тебе было тогда, баушка?
- Дак поменьше тя, годков семь не боле. Отай в ночь увезли, в монастырьке и омалталасся. Сестры кудерышки обрезали. И в угол поставили. Молиться.
- А долго ли жила там?
- Почитай лет десять, до переворота. Как элакие большаки объявилися, монастырёк-от и заперли, всех прочь отправили.
- А ты Боженьку видела, баушка?
Задумалась. Поправила платок на голове.
– А, бат, и блазилссе, родимый? Выроблюсь за день нешшадно, спать хочу смертно, а клюшница - сушша бошачка, варайдат: «Порато оботела, Стёпка, робить те лихо?». Камешки разбросат. И на коленки мя: «Молись, нероботь огурна до денници. Коль раньше встанешь, укоточкаю!» Злюшша была, грызлась с другими сестрами, котора за которой, дракунья истовённая . А мне махонной опять робить нать. Заплачу, когда не видят, к небу глазки подыму и голосю слёзно: «Шолнышко-высоколнышко, поклонись моей матушке и родному батюшке, исстрадалось их дитятко, сиротинушка измаялась».
И веть кудесы-то оногдысь бывали: вроде загреева да враз забусет и куцева потянутся, а там и букса свет-от застит. Лива-ливушко прольётся. Быват, матенка рыдат? Сердечку-то и легше.
Так-то семь годков минуло. За клюквой послала наставница. К озерам лешим. Лес-от уж заосеннился, сбрусневел, свёток зачался. На буян прискочила, там речка. Вода кротка, туман в низы сползат. Чёрный курум сел на пенёк, закричал. Я глызку курника моделого ему и подала. Ничего, думаю, быват, не оголодаю, ягоды-от хороша наеда. Присела на валежину, глазки-то и закрылись. Долго ли спала не ведала, проснулась будто. …А на месте курума старичок сидит! И зенки чёрные на мя ласково так пялит. Руженьём и бородой бурнасой, платиньё рвано. Полохоло, дербень истовённо! Стругат ножичком чего-то.
Сполошилася я, окротела, потом омалталась чуть и кричу от страху: - Ты пошто тако наянова на мя галиссе-то? А он улыбнулся и сказыват: - Не пужайся Стёпушка, погляжу на тя, голуба душа, полюбуюсь и дале пойду.
- Откудова знашь, как мя кличут-то? – удивилась.
- Я всё знаю, девица.
- Всё знает один Боженька. Нешто Бог ты?
- А быват, и Бог. …Он веть в кажном живёт.
- И во мне?
- И в тебе, белеюшко.
- А наставница бает, што в храме да на образах.
- Нет, во всём он. В каждой капельке, травке, слёзке, душе. Везде. И любит всех.
- И мя?
- Порато сильно, милая! Как услышит песенку про шолнышко, так и заливатся слезами-то.
- А я думала, дошшь это?
- Слёзы божьи, обрадушка. Ветрами головушку твою Отец небесный гладит, шолнышком ликует тя. Уж как любит!
- А за што? Я ить выпорок сушший. Сестра-клюшница так мя называт.
- Ты для боженьки андел, ево дитя. И все евонны дети. Детей родитель жалет и любит.
- Бат ваганишь ты, дедушко, взаболь сказывашь-то?
- Охота брешет. Я элако не варзаю.
Поверила ему, потому и спросила: - А когда из монастыря мя отпустят-то?
Старичок голову поднял к шолнцу, шептал што-то, потом и сказыват:
– Чрез три года покинешь обитель, любушка сердешная. В том же годе замуж выйдешь, деток пятерых родишь, поживёшь со скотом, животом и домом благодатным. Всё у тебя будет. И тихо. И лихо. Ежели совсем невмоготу придеться, попроси у боженьки помощи. Вот так: «Голопок, голопок ты лети во чертог, к Богу-батюшке, ко любеюшке, попроси его выруки для меня Степанидушки». Запомнила обаву, белеюшко? …Карр! Карр!
Очнулась на валежине. Ни курума, ни старичка. Приснилось, знать? Идти уж хотела, гли ко белет што-то на пеньке-от. Подошла. …А там птица деревянная, махонькая, берцётая, баская, голопь. …Вот и всё.
Из глаз бабушки тонкими ручейками бежали слёзы. Она была там, на берегу реки, в осеннем лесу.
Волна нежности прилила к сердцу внука. Не понимал он тогда ничего про любовь. А ведь это она и была. И навстречу ей, из глубин души самого дорогого человека несся встречный, мощный поток. Он осязался буквально физически. Митька его видел. Этот Свет Любви.
- Не плачь, баушка. Я не буду шалить, вот увидишь.
Улыбнулась, морщинки разбежались по лицу: – Шали парничок не порато, шали, насерьёзнишься ишо, успешь.
- Баушка, а што думаешь, бог это был в лесу-то?
- Бат, и он. Аль хто от ево посланный. Быват, знатливой? Ишо сведушими их кличут. Ведают оне што от других сокрыто. Добро от них, светлые они. Вот и дедушко леший таков был. Доброхот. Чуяла я это.
- А правду он всю сказал про тебя, так и было потом?
- Да. Всё сбылось. И голопь помогал, когды лихо было… Возьми его себе, внучек, пусть тебя охранят, мне-то уж он не нать. - Вздохнула: - Всё сбылось. А тебе жить. С неба-то и подмогнём, ежели што. Боженьку попросим.
***
Некоторые слова недавно звучавшего русского языка, сохранившиеся в т.н. «поморском диалекте», использованные в рассказе и их значения.
Заотнё - отцово наследство
Бат, быват – может быть.
Одинци – близнецы.
Баушка – бабушка.
Нестаркой – моложавый.
Ека – такая.
Нажиффшик – добытчик.
Корминець – кормилец.
Жадобной – желанный, жданный.
Мурин – бес.
Крома – краюха хлеба.
Павесть – слух.
Любеюшко – дорогой человек.
Приплёл – наврал.
Элакая – такая.
Варакоша – болтунья, пустомеля.
Верандюкса – болтливый человек.
Истовённо – в точности, истинно.
Золотеюшко - золотой
Матенка – мать.
Невея – смерть.
Несошна (я), несошной – некормленый материнской грудью ребёнок.
Тата – отец.
Мя – меня.
Издосель – испокон веков, издревле.
Отай – тайно.
Омалталлась – опомнилась.
Переворот – Октябрьская революция 1917 года. Так её называли в северных деревнях даже в советские годы.
Большаки – большевики.
Блазиллсе – виделся, казался.
Выроблюсь – устану от работы.
Нешшадно – беспощадно.
Смертно – сильно.
Тя – тебя.
Бошацька – ворчунья. Бошак – ворчун.
Варайдат – ворчит.
Порато – очень.
Оботела – обленилась.
Робить – работать.
Лихо – в данном контексте, - лениво.
Нероботь – тунеядец.
Огурна – избегающая работы, ленивая.
Денница – утренняя заря.
Укоточкаю – пришибу.
Котора - ссора
Дракунья – драчливая, агрессивная.
Махонная – маленькая.
Кудесы – чудеса.
Оногдысь - иногда.
Загреева – солнцепёк, зной.
Враз – внезапно, вдруг.
Забусет – станет серым.
Куцева – кучевые облака.
Букса - тёмная грозовая туча.
Лива-ливушко – ливень.
Леши озёра – лесные озёра.
Заосеннилссе – покрылся желтизной.
Сбрусневел – покраснел.
Свёток зачался – рассвет начался.
Буян – ровное, открытое место.
Вода кротка – вода тиха.
Курум – ворон.
Глызка курника моделого - кусочек рыбного пирога недопечённого.
Наеда – сытая пища.
Руженьё – лицо, обличье.
Бурнасой – рыжий, конопатый.
Платиньё – одежда.
Полохоло – страшилище.
Дербень – обросший волосами, одичавший человек.
Окротела – оробела.
Омалталась – опомнилась.
Наянова – нахально.
Галиссе – смотришь.
Белеюшко – ласковое обращение, дорогой, любезный.
Обрадушка – вызывающая радость.
Ликует - целует.
Выпорок – непослушный ребёнок.
Ваганишь – шутишь, надсмехаешься
Взаболь – правда, честно.
Охота - собака. Так называли всех собак на Севере, поскольку иной функции, кроме охотничьей, они не выполняли.
Элако- так.
Не варзаю – не умею,
Голопок, голопь, голубь – северная деревянная щепная птица счастья. Она же символ Святого Духа.
Вырука – помощь.
Берцётая – узорчатая.
Баская – красивая.
Знатливой , сведуший – ведун, знахарь, преемник волхвов.
Уходят последние носители древнего языка. Голоса предков всё дальше и тише.
Продолжение цикла - "Жданные" http://www.proza.ru/2011/12/07/1431